Музыкальные туры по песенной культуре казахских певцов.

«Я из рода Аргын, имя мое - Асет.
Кряжист я и упрям. Сразу не дам ответ.
А запою - летит песня под небеса.
Я соловья забью, славясь на целый свет»

Эпос и фольклор казахского народа.

1942 год. Весна. Середина мая. Советская Армия вела ожесточенные бои против озверевшего врага. Весь советский народ встал на защиту родины. Мужчины и женщины, стар и млад работали не покладая рук, чтобы приблизить час победы.
Наша группа из 15 - 16 человек разъезжала по районам и аулам, давала концерты, собирала средства для фонда обороны. Объехав аулы Аягузского и Урджарского районов, мы через районный центр Маканчи прибыли в село Бахты, стоявшее у самой советско-китайской границы.
Мы побывали у пограничников, выступили с концертами. Жителям села мы также продемонстрировали свое искусство. И всюду мы видели суровые, решительные лица. Люди работали вдохновенно, с полной отдачей сил, без паники и унынья.
У всех была одна цель - защитить родину, разбить ненавистного врага. Каждый как только мог помогал фронту. Решительность, стойкость, мужество простых тружеников укрепили нашу веру, что враг, несомненно, будет разбит.
Перед последним концертом во время чаепития в доме, где мы остановились, я спросил: «Говорят, знаменитый певец Асет жил в этих краях. И умер он, кажется, где-то в этих аулах. Интересно, помнит ли ктонибудь его?
Не остался ли кто-нибудь из близких или родственников?» Хозяйка дома (муж ее был на фронте) повернулась ко мне. «Неподалеку от нас живет родная дочь Асета. Если хотите, я ее позову», - сказала она. Мы обрадовались. Вскоре пришла смуглая невысокая женщина лет тридцати.
Она была замужем, имела детей. Выяснилось, что она не поет и плохо помнит отца. Он умер, когда она была еще маленькая. Она рассказала нам то, что слышала от других, кто близко знал ее знаменитого отца. Женщина обрадовалась, что мы так подробно расспрашиваем об ее отце, интересуемся его жизнью и .песнями.
Мы тоже были рады беседе с дочерью автора широко известной песни «Асет». Женщина поблагодарила нас и, уходя, сказала, что она так счастлива,   будто   вновь   увидела   родного отца. Вечером, на концерте, певец Куан Лекеров спел песню «Асет». Зрители остались очень довольны. Они увидели, какой любовью и уважением пользуется их земляк, один из выдающихся народных певцов-композиторов.
Асет родился в 1867 году в восьмом ауле волости Темирши Каркаралинского уезда (ныне колхоз «Кзыл арай», Конратский район, Карагандинская область). Место кочевья находилось возле горы Кертас у реки Каршыгалы. Род Асета - Каракесек, родовая ветвь - Майлык.
В некоторых источниках указывается другой год рождения Асета - 1864 или даже 1856. Однако если судить по плачу родной дочери Самегей и по словам сына певца Кожеке, Асет родился в 1867 году. Когда Асет был еще мальчиком, отец его, Найманбай, переехал в поселок Бахты Маканшинского района (Семипалатинская область).
Маленького Асета определили в медресе некоего Зейнуллы. Асет быстро научился читать и писать по-арабски. Ученье ему давалось легко. Мальчик был необыкновенно восприимчив и любознателен. Едва научившись читать и писать, он стал записывать свои детские рассказы и стихи.
К непонятным и унылым арабским стихам из корана он приделывал смешные, шутливые концовки, написанные казахским разговорным языком. Когда становилось особенно тоскливо от бесконечной долбежки, Асет начинал сочинять. Это было очень интересно - вставлять в «священный» текст свои слова. Шакирды вразнобой покорно тянули вслед за муллой бесконечный суфалдияр, а Асет под шумок складывал стихи.
 многоголосом хоре мулла и не замечал, что часть учеников во главе с Асетом гнусавила что-то кощунственное. Это был своеобразный протест против бессмысленной зубрежки. Тринадцати-четырнадцатилетним подростком Асет начал заучивать длинные «киссы». Память у него была феноменальной. С первого раза он запоминал песни, сказы, киссы и даже заунывные мелодии баксы, под которые они совершали свои «волхования».
После уроков в медресе он веселился, пел, играл, рассказывал, верховодил шумными ватагами ребятишек. Мулла махнул на него рукой. Вскоре его стали называть в аулах «певцом Асетом». В это время умер его отец. Детство осталось позади. О дальнейшем учении нельзя было и мечтать. Асет отправился к родственникам матери, которые жили в волости Коктал. Там он нашел благоприятные условия для развития своего таланта.
Узнав, что Асет - хороший певец и акын, волостной правитель Алимгазы стал всячески привлекать его к себе. Неизвестно, что именно побудило волостного правителя к подобному меценатству - то ли он действительно любил искусство, то ли просто близость, присутствие одаренного певца и акына льстили его самолюбию, - но как бы там ни было, к Асету он относился с подчеркнутым вниманием, взял его к себе в дом, а через некоторое время женил на дочери некоего Жылкышы из рода Байжигит.
Асет остался жить среди байджигинцев. В Тарбагатае он пел песни композиторов Арки - Биржана, Ахана, Култумы. Здесь певец сочинил свои первые песни-подражания «Еркем-ай» («Шалунья моя»), «Каракоз» («Черноглазая»).
Надо сказать, что по музыке они сильно отличаются от множества одноименных песен. И все же в них заметно влияние композиторов северного края Казахстана. Асет отправился в путешествие по Семиречью, знакомился с песенными традициями южных областей Казахстана.
Об исполнительском мастерстве и необыкновенном голосе Асета складывались легенды. По рассказам современников, Асет не разъезжал по аулам, подобно бродячим певцам, а приезжал лишь по специальному приглашению. Видимо, в этом есть преувеличение, ибо кочевой образ жизни не считался зазорным для певца. Асет приезжал и на Кояндинскую ярмарку  - своеобразное место паломничества всех видных казахских певцов, кынов, музыкантов прошлого столетия.
В конце восьмидесятых годов он выступал в айтысах со многими акынами. Асет был не только выдающимся певцом, но и крупным акыном-импровизатором. К тому же айтысы Асета свидетельствовали о его хорошем вкусе, Отличались точным подбором слов.
Он не украшал свою речь случайными словами-безделушками. Поэзия его чиста, как слиток благородного металла. Некоторые, ссылаясь на одно-единственное стихотворение Абая, посвященное Асету и написанное в форме эпиграммы, утверждают, что великий казахский поэт с пренебрежением относился к поэтической и исполнительской деятельности Асета. Это, по-видимому, сосем не так.
Критика гиганта поэзии Абая оказала благотворное влияние на творчество композитора-певца. В Коянды Асет состязался с девушкой-поэтессой Рысжан. Обычно акыны, состязаясь в поэтическом мастерстве, восхваляют на всякие лады свой край, свой народ, своих батыров, баев, биев.
Асет и девушка Рысжан отступили от этого правила. Они сразу же заговорили о своих личных качествах и достоинствах. Как правило, чтобы больнее задеть друг друга, было сказано немало резких, колких слов.
Увидев Асета, Рысжан съязвила:
Значит, это и есть умник ваш Асет?
Славы тьма, а ума, мне сдается, нет.
Полюбуйтесь, какой это тугодум:
через год сказать найдет что-нибудь в ответ. Асет сдержанно молчал. Рысжан оскорбилась, подумав, что ее противник считает ниже своего достоинства отвечать женщине, и еще больней кольнула Асета.
Я стройна, я тонка, пташечки - слова,
знать, пошла у тебя кругом голова.
Но всему свой черед, погоди глазеть:
пташек ястребом бить - вот твои права.
Рассказывают, что Рысжан и Асет так и не смогли победить друг друга. Оба были известными, опытными, дерзкими на язык, находчивыми акынами. Из поездки Асет привез много новых песен северной части Казахстана. Особенно потрясли его песни ранее неизвестных ему композиторов Жарылгапа и Ибрая.
Под влиянием Жарылгапа Асет сочинил песню «Шама». Некоторые оспаривают авторство Асета, говорят, что Асет лишь несколько изменил, по-своему спел известную песню Жарылгапа. Но даже в таком случае Асет не проигрывает.
В традициях песенного творчества композиторов Арки были написаны и другие песни Асета «Майда конур», «Макбал» (не смешивать с «Макбал» Ахана-серэ), «Кайшакбай». Конечно, в каждой из этих песен чувствуется самостоятельный музыкальный «почерк» Асета.
В прошлом веке часто устраивались грандиозные поминки. На поминки приезжали со всей степи певцы, акыны, борцы, наездники. Поминки превращались в своеобразный фестиваль. На поминки, организованные в конце века неким Жаканбаем, были приглашены люди из всех трех казахских джузов.
Приехал и Асет. Его вызвал на айтыс опытный, испытанный в многочисленных поэтических состязаниях акын Бактыбай.
По отцу я Бактыбай.
Пойте, струны, под рукой!
Многих я очаровал
звонкой песней и игрой.
Собрались Уйсын, Найман,
рады слушать голос мой,
побеждает мой талант
всех, с кем я вступаю в бой.
Быть поэтом и певцом
мне назначено судьбой.
От аргынцев кто-то здесь?
Эй, бродяга, кто такой?
Асет был спокоен, сдержан. Его не привлекала дешевая рифмованная перебранка, к которой были склонны некоторые акыны. Он не был искусным рифмоплетом-краснобаем. Он был настоящим поэтом, знал цену поэтическому слову.
С первых же. слов люди сразу поняли, что Асет на голову выше пустослова Бактыбая. Асет ответил глубокими по содержанию, яркими, красочными по форме стихами.
Если ты строптив, джигит, в том прока нет,
для неопытного злей порока нет.
Люди с черною душой повсюду есть,
не парят они в мечтах высоко, нет. 
А когда твой нрав, джигит, и жив и смел,
да умом еще богат - милее нет.
Разум, к месту   подоспевший в час беды,
можно мудростью назвать, сомненья нет.
Сына всякого дороже умный друг,
никого вокруг его роднее нет.
Кто, как слон, неповоротлив, толстокож,
с тем дружить - опаснее затеи нет.
Коль у умного отца сынок балбес,
значит, есть исток, а продолженья нет.
У меня, признаюсь честно, вот к таким
ветреным джигитам уваженья нет.
Равен светлому лучу сквозь частый дождь
чьей-то мудрости тебя согревший свет.
О сварливой, глупой бабе - Жалаир
промолчать мне в этой песне мочи нет.
Асет вернулся домой. Это было самое счастливое время его жизни. Он часто выступал, очень много пел, создал несколько вариантов известных песен «Улкен Ардак», «Кши Ардак», «Зулхия», сочинил изящную по мелодии песню «Девушка Малике».
Он сочетал в себе большой дар акына- импровизатора и замечательного певца. Слава его гремела в Центральном Казахстане, в Семиречье, Тарбагатае, Сауре, Алтае, во всех уголках необъятного Казахстана пели его песни.
Но вскоре случилось событие, которое перевернуло всю жизнь поэта и певца. Большой род Емильбарлык, оставив насиженные места предков, подался в Китай. Вместе с семьей и родственниками   жены   перешел   границу   и Асет.
Там, в Китае, казахов было много, но чужбина есть чужбина: поэт тосковал о родине, о родном крае, который покинул в недобрый час.
Позади осталось Елимбарлык.
От Дуты конверт к нам с письмом проник.
К вам, как к лесу, защиты ища, летим
воробьями, которых ливень застиг, -
писал поэт. Дуты - должно быть, имя какого-то китайского правителя, в распоряжение которого прибыли казахи. Разумеется, в чужой стране беженцев приняли не с распростертыми объятиями. Тоска по родине стала основной темой творчества Асета.
В России грянула революция, народ получил свободу, волна революции докатилась и в степь, жизнь казахов быстро преображалась. Асет жадно прислушивался к разговорам о новой жизни, о Советской власти, и обо всем этом писал в своих стихах.
Нам Советская власть не какой-нибудь,
а широкий и светлый открыла путь.
При известье об этом в степи у нас
радость каждому тотчас закралась в грудь.
В жизнь народа та радость прочно вошла,
стала нового времени плоть и суть.
Поэт говорил о трудной жизни казахов в Китае. Он чувствовал, что ему уже не вернуться на родину, не увидеть родного края.
Раздвоился наш разум, дум не собрать.
Всех успехов мы рады вам пожелать.
Мы тоскуем по родине, слезы льем,
Слез ни наших, ни наших детей не унять.
Тематика поэзии Асета многогранна. Он был реалистом, и в его поэзии преобладают демократические мотивы. Подобно Жаяу Мусе, он писал стихи и песни, в которых обличал баев, биев, волостных правителей.
Сочинял он и жоктау (песни-оплакивания) для девушек, и эпиграммы, и посвящения, и любовные стихи - письма для влюбленных. Встречаются у Асета и стихи, воспевающие религию, мусульманскую веру. Это была, так сказать, дань времени и среде. Поэта угнетало невежество казахов. 
Народ мой, казахи, чья жизнь - беда,
спят - видят райскую жизнь без труда.
Он высмеивал тех, кто ради чина и должности безумно транжирил свой скот и богатство.
Хоть выборы только три раза в год,
транжиря, он весь свой порезал скот.
Видел он и неравенство в казахской степи. «Кто владеет скотом, тот живет, а неимущий только прозябает», - писал он. 
Пословицей стало:
имущий свят,
а неимущий за горло взят.
Поэт с болью говорил, что на выборах избирают в начальники только тех, кто богат или знатен. Торе по привычке бий и султан, но разве и вправду ум ему дан? В сонную казахскую жизнь ворвались элементы торгового капитала. Появились торговцы, ненасытные, беспощадные хищники. Они, как пиявки, пили народную кровь.
Есть особого сорта на рынке сброд.
Он за счет несчастья народа у нас живет.
Без стесненья барана берет за рубль,
кровь точит из народа и тут же пьет.
Поэт стоял на стороне униженного, обездоленного народа. Хотя Асет и не учился в русской школе, но разговорный, обиходный русский язык знал неплохо, благодаря тому, что общался с русскими и часто бывал в городах. На той некого Дулата приехал как-то уездный начальник.
Пригласили и Асета. Он играл на гармони и спел несколько песен. Потом спел и русскую народную песню. «Ояз» - так называли казахи уездного правителя - расчувствовался и наградил певца ценным подарком. Когда тяжело заболел знаменитый акын Кемпирбай, к нему приехал Асет.
Здравствуй, нар Кемпирбай! Да поможет бог
сладить с хворью, свалившей тебя, старика.
Белый сокол, ты гордо летал, но не смог
из коварного выпутаться силка.
Лишь о хвори узнал - помутился свет.
Горько, горько проплакал я целых три дня.
Я приехал к тебе. Мое имя - Асет.
Я приехал к тебе. Ты не знаешь меня.
Неужели перед смертью строки не создашь?
Зоркий беркут, на весь ты прославлен Алаш!
Старый, больной акын встрепенулся, взволнованный вниманием и добротой знаменитого певца, собрал последние силы и ответил вдохновенными стихами:
Чтоб утешить, Асет перешел мой порог.
Кашель рвет мою грудь, лоб намокший - в огне.
Я оставлю наследникам несколько строк.
Поднимите, друзья, изголовье мне.
Смерть Кемпирбая поразила Асета. Он ходил подавленный, угрюмый. Он написал песню «Каракоз» - песню о предсмертном состоянии человека.
Смерть лицо синевой отмечает нам,
тусклой тьмою подкатывает к зрачкам.
Пальцы, кони мои, что ведут перо,
сгнить, костяшками стать суждено и вам.
Очень популярна в народе и другая песня Асета - «Ыргакты». Но вершиной его творчества, лучшим созданием композитора, несомненно, является песня «Асет». Музыка этой песни удивительно соответствует ее словам.
Хочешь петь хорошо - пой, как пел Асет,
оставляя в сердцах урагана след.
Мое слово - гром, мой мотив - раскат.
Плавно прозвучал и сошел на нет.
В хорошем исполнении «Асет» может украсить любой концерт. Бодрая, ликующая музыка ее очень заразительна. Разудалый, игривый, размашистый припев может, как говорится, мертвого поднять из могилы.
Недаром выдающийся казахский поэт, один из основоположников казахской советской литературы, Ильяс Жансугуров посвятил Асету одно из лучших своих стихотворений. Хорошо подметил Асет изменения в человеческом характере в связи с возрастом.
Жеребеночек ты для отца в пять лет,
как девичье дыханье, как сердца свет.
десять - весь ты наивность, и разум твой
ни добром и ни злом еще не задет.
А в пятнадцать весь дом на тебе лежит,
и уже ты не мальчик, уже джигит.
В двадцать пять - ты кинжал в руках у судьбы,
самому цель свою найти надлежит.
Тридцать - время серьезных о жизни дум.
В сорок - лучшим оружием служит ум.
Пятьдесят -всех желаний твоих итог,
и уже примиренью ты сват и кум.
В шестьдесят - снег в твоей бороде блеснул,
и с улыбкой о юности ты взгрустнул...
На эту же тему написано и стихотворение «Старость».
Старость кожу натягивает на кость,
жилы рук просвечивают насквозь.
Хочешь что-то сказать, головой трясешь,
нос до губ достает, рот и пуст и кос.
Асет написал и несколько крупных поэтических произведений — поэму «Салиха и Самен», повесть в стихах «Три девушки-сиротки» (по мотивам сказки из «Тысячи и одной ночи»). Перевел Асет и «Евгения Онегина».
Конечно, это не подлинный художественный перевод, а скорее пересказ, притом сильно «оказахизированный». Татьяну Асет назвал на казахский лад «Татиш». Татьяна-Татиш обращается к Онегину с такими словами: 
Тучной пашней я для вас рождена,
быть засеянной вами одним должна.
Так, как я вас люблю, не любить другой.
И признаться вам в этом могу одна.
Онегин отвечает:
Мне за сорок шесть, милая Татиш,
в восемнадцать ты не о том грустишь.
Девушке джигит мужем должен стать.
Не могу принять то, что ты сулишь.
Возможно, что Абая раздражало излишне вольное обхождение Асета с лучшим созданием русского гения. Конечно, произвольный пересказ Асета не имеет ничего общего с подлинным «Евгением Онегиным».
Вполне естественно, что Абаю, человеку очень требовательному к себе и к другим, когда дело касалось поэзии, претили подобные вольные опыты и переводческие упражнения. И все же то, что казахский поэт бращался к русской культуре, пытался переводить  «самого» Пушкина, несомненно, явилось прогрессивным явлением.
В 1923 году Асет приехал в город Кульджу. Он остановился у некого Афари. Исполняя такие сложные песни, как «Инжу-маржан», Асет, рассказывают, имел обыкновение принимать нашатырь. От него будто бы голос становился звонче и чище.
В тот день нашатырь у него весь вышел, и какой-то бродяга-баксы, казахский колдун-заклинатель, вытащил из узелка свой нашатырь и протянул его певцу. Певец принял зелье и вскоре почувствовал, что ему стало плохо.
Баксы, оказалось, ошибся и вместо нашатыря дал какую-то отраву. Через день Асет умер. Корчась от боли, чувствуя, что он умирает, поэт с тоскою говорил о настигшей его на чужбине смерти, о том, что нет вокруг знающего доктора, что жизнь его кончилась глупо, несуразно. 
Рада старые счеты свести со мной,
смерть уже в изголовье стоит с косой.
Наконец-то настигла в чужом краю,
где терпел я нужду, и холод, и зной.
Разобраться - так сам я ее нашел,
сам за яд заплатил своею рукой.
Полюбил мои песни и стар   и млад,
пеший их повторяет и верховой.
Неимущему песнь моя - сущий клад,
робкий лучик надежды в беде лихой.
Где же сам я надежду теперь возьму?
Что мне слава моя и надгробный плач!
Неужели вот так и уйду во тьму?
Неужели нигде не найдется врач?
Певец вспоминал свою родину, которую покинул в лихую годину, сожалел, что в отсталой, невежественной стране, какой был тогда Китай, не было издательства, и потому он умирает, не оставив народу ни одной книжки своих стихов, что жизнь прошла бессмысленно, бесследно. Он вспоминал Абая, мудрые слова которого сохранились, остались потомкам.
Кто  заранее  знает,  где смерть  найдет?
Нам известий об этом она не шлет.
Пел я много и звонко, не уставал...
Голос вместе со мной навсегда умрет
Смерть была бы, наверно, не так горька,
если б знал, как Абая, меня народ,
если бы все мои замыслы и мечты
не пускал я на ветер из года в год.
Если бы ради детей моих и жены
не скитался по воле пустых забот,
если б, в землю сходя, не знал, что никто
на бумаге строки моей не прочтет...
Так-то я завершаю свой скорбный путь.
С тяжкой ношей несбывшегося в душе.
Передать бы ту ношу кому-нибудь,
только поздно: хладеют уста уже...
Так нелепо умер большой поэт, акын, певец, композитор Асет Найманбаев, умер вдали от родины, на чужбине, не успев осуществить многого в жизни. Советский народ, наследник и хранитель всего ценного, непреходящего из прошлой культуры, помнит своего певца, автора многих прекрасных песен.
Песня «Асет» звучит во многих произведениях советских композиторов. Основная мелодическая канва этой песни использована в арии Абая из оперы «Абай», написанной автором этих строк совместно с композитором Л. Хамиди. 
В 1933 году композитор Д. Мацуцин написал музыку к драме Ауэзова «Энлик - Кебек». Главный герой драмы Кебек пел песню «Асет». Если не ошибаюсь, исполнялась лишь основная часть песни, без припева (по-видимому, по сценическим соображениям).
В ряду многих выдающихся народных композиторов, любимых певцов и акынов Асет Найманбаев занимает одно из почетных мест. 

Перевод А. Жовтиса.
Перевод А. Сендыка.
Перевод А. Лемберга.
Перевод И. Чиркова.

Источник:
Книга «Соловьи столетий». Ахмет Жубанов, Алма-Ата, 1967 год.