"Сам я занялся тоже зоологическим сбором, но в Чимкенте, местность которого ещё в предыдущем году оказалась весьма удобной для этой цели; этим я и должен был ограничиться до начала мая. Положение дел в области было неудобно для далёких экскурсий; я хотел ранней весной проехать по Сыру от устья Чирчика до Джулека, но там бродили шайки из владений враждебной нам Бухары, волновались при враждебном же настроении Кокана и горные кара-киргизы"

Н. Северцов. «Путешествие по Туркестанскому краю и исследование горной страны Тянь-Шаня». 1873 год.  

III

Цель и состав экспедиции. Переезд через киргизскую степь. Зоологический сбор в Чимкенте и Джулеке. Экскурсия на Кара-тау. Каменный уголь, руды, окаменелости у Батпак-су и Турланского прохода. Верховья Бугуни, каменный уголь. Углистые сланцы у Боролдая. Золотоносная формация на р. Куркуреу и у Чирчика. Следы ледникового периода. Дикая рожь на Кара-тау. Зоологический сбор в Кара-тау, в Верном и у Чатыр-куля. Поездка на верхний Нарын, Атбашу и Аксай. Экскурсии и наблюдения в Ташкенте и Ходженте. Коллекции экспедиции: геологические, ботанические, зоологические.

Достопамятные походы генерала Черняева в 1864 - 1865 г.г., завершённые взятием Ташкента, имели, как известно, последствием покорение значительной части нынешнего Туркестанского края, и притом местности, до 1864 г. почти совершенно нам не известной {Только по дороге из Чалак-кургана в Ташкент проехали в 1800 г. Поспелов и Бурнашёв, в 1814 г. - Назаров, в 1820 г. - Потанин.}, по которой исследование, начатое мной в 1864 г., обещало богатые научные результаты.

Потому летом следующего 1865 г. была командирована туда учёная экспедиция из двух отделов -- математического и физического, по примеру восточносибирской и амурской экспедиции Географического общества.
Первый отдел, состоявший из топографов под руководством астронома К. В. Струве, должен был дополнить пробелы съёмочных работ, производившихся в 1863--1864 гг. между Верным и Джулеком, и, таким образом, составить полную карту края, основанную на достаточном числе астрономически определённых пунктов.
Физический отдел должен был изучить физическую географию, геологическое строение и производительные средства края, а также его флору и фауну. Все эти исследования были поручены мне, но для скорейшего достижения практически полезных результатов от геологических изысканий экспедиции я просил прикомандировать к экспедиции горного инженера с партией из нескольких горнорабочих, специально для отыскивания и первоначальной разведки рудных и каменноугольных месторождений, а также для более подробного изучения с технической целью тех месторождений полезных минералов, которые будут найдены мной при собственно геологических наблюдениях.
Для этой цели, по соглашению с министерством финансов, был прикомандирован от горного ведомства к физическому отделу экспедиции горный инженер Л. Л. Никольский, с партией из 2 штейгеров и 10 горнорабочих.
Для собирания естественно-исторических коллекций был назначен мне в помощники И. И. Скорняков {Офицер оренбургского казачьего войска, который с ранней молодости собирал животных, растения и минералы для оренбургского музея, а в 1864 г. пошел к Туркестану с генералом Верёвкиным и в июле был прикомандирован ко мне.} и зачислены в экспедицию три препаратора, уже прежде со мной работавшие отчасти в 1857 - 1858 г.г., отчасти в 1864 г.
Л. Л. Никольскому перед отправлением в Туркестанскую область поручено было от главного штаба съездить на Урал и Алтай для ознакомления с исследованием кристаллических пород и найма определённых в состав экспедиции штейгеров и рабочих.
Что же касается до меня, то я с женой (помогавшей мне потом в собирании ботанических и энтомологических коллекций) отправился осенью 1865 г. в Туркестанскую область, через Оренбург и Казалинск. В Оренбурге присоединились к экспедиции Скорняков и препаратор Ромальский.
Наш осенний переезд через киргизскую степь оказался медленным и затруднительным. Тогда еще нельзя было отправляться в Туркестанский край налегке: для двухлетнего в нём пребывания {Срок работам физического отдела учёной экспедиции был назначен двухлетний, по 1 июля 1867 г.; впоследствии этот срок был продолжен ещё на год.} нужно было обзавестись в Оренбурге основательными и разнообразными запасами, так что экспедиционная кладь вышла весьма значительной.
Большая часть этой клади была отправлена на верблюдах с купеческим транспортом, но до прибытия его нужно было жить и работать тотчас по приезде в Чимкент или Ташкент, а потому мы из Оренбурга поехали в двух тяжело нагружённых экипажах.
В степи до Казалинска встречали беспрестанные задержки относительно почтовых лошадей и упряжных верблюдов, успешно заменяющих лошадей на трудных для последних песчаных дорогах киргизской степи; задержки были тем значительнее, что число лошадей и верблюдов на станциях еще не было приведено в соответствие с усилившимся после взятия нами Ташкента проездом по этой дороге.
Вдоль Сыра, выше Казалинска, осенью 1865 г. еще и не было устроено почтовых станций; от форта до форта нужно было нанимать проходных лошадей или верблюдов, смотря по свойству дороги, и, уже в ноябре, ехать на колёсах то по песку, то по снегу.
Дорогой, несмотря на позднее время года, я успел достать немногие экземпляры птиц, довольно ценных. Эти птицы, в том числе совершенно новый вид (Aegithalus rutilans), еще не были найдены на Сыре, несмотря на обильный сбор.
В 1858 г. поэтому я оставил Скорнякова для зимнего и весеннего зоологического сбора в окрестностях форта Перовского и Джулека {В Джулеке в 1858 г. сбор не производился.}. Сам я занялся тоже зоологическим сбором, но в Чимкенте, местность которого ещё в предыдущем году оказалась весьма удобной для этой цели; этим я и должен был ограничиться до начала мая.
Положение дел в области было неудобно для далёких экскурсий; я хотел ранней весной проехать по Сыру от устья Чирчика до Джулека, но там бродили шайки из владений враждебной нам Бухары, волновались при враждебном же настроении Кокана и горные кара-киргизы.
Всё это должно было прекратиться с поражением бухарского эмира, а потому генерал Черняев до крайней возможности сосредоточивал малочисленные войска области, поэтому он и экспедиции не давал никакого конвоя; не давал и его преемник, генерал Романовский до первых успехов бухарской операции (битва у Ирджара).
А до того я напрасно ездил в Ташкент для соглашения с местным начальством относительно экскурсий, но в Ташкенте, согласно поручению Географического общества, собрал некоторые сведения о шелководстве в крае {Записки Географического общества по общей географии, т. I, 1869, стр. 166 - 168.}. 
Здесь я их опускаю; с тех пор собраны многими гораздо более подробные сведения об этом предмете, нежели мои расспросные, которые отчасти и неверны, именно относительно карнальи, болезни шелковичных червей, которую ташкентские шелководы в беседах со мной отрицали.
А. П. Федченко специально занимался вопросами шелководства в Туркестане; он нашёл и определил условия, при которых болезнь может развиться от случаев, незаметных по своей малочисленности для самого шелковода (почему её в Средней Азии и отрицали), до гибельной промыслу эпидемии.
Всё дело в выборе коконов для племенных бабочек и мере корма червя. Вынужденное обстоятельствами пребывание в Чимкенте, задерживавшее исследование физической географии и геологического строения края, оказалось драгоценным для зоологических, преимущественно орнитологических, наблюдений и коллекций.
Для последних в окрестности Чимкента было собрано с начала декабря по 1 мая свыше 700 экз., а Скорняковым привезено около 300 из Джулека, откуда он прибыл 20 апреля, воспользовавшись движением отряда.
Вообще я нашёл, что зоологический сбор на хорошо выбранных станциях гораздо успешнее, нежели при экскурсиях. Возможность последних была, наконец, дана ирджарской победой. 3 мая был мне назначен небольшой конвой, собственно для охранения от воровства экспедиционных лошадей и верблюдов во время экскурсии. 5-го я выступил из Чимкента и через сел. Кара-булак и р. Арыс направился к Кара-тау для более основательного изучения этой горной системы, так как наблюдения 1864 г. по своей отрывочности {Эта отрывочность объяснялась определением моих маршрутов не научными, а военными целями при походах генерала Черняева.} не давали достаточно отчётливого понятия о её строении.
 мая у реч. Кутурган-су {Отчёт об экскурсиях в мае и начале июня 1866 г. на Кара-тау и к р. Куркуреу уже напечатан в Записках Географического общества по общей географии, т. I, 1867, стр. 168 - 178.}, впадающей в Арыс, меня догнал Никольский, только что накануне приехавший в Чимкент.
Держась всё юго-западной подошвы Кара-тау, мы пересекли речки Боролдай, обе Бугуни, Чаян и Арыс-тамды, причём я определял топографические и геогностические отношения каратавской краснопесчаниковой формации к более древним, что и составляло цель похода в этом направлении.
10 мая мы были на первых открытых в здешнем крае месторождениях каменного угля у речек Батпак-су и Изенды-булак; бегло осмотревши на последней условия залегания каменноугольного пласта, я разделился тут с Никольским, который остался для более подробного осмотра всех тамошних каменноугольных обнажений, чтобы ближе ознакомиться с угольной формацией здешнего края.
Сам же я отправился в скалистую часть Кара-тау, еще никем не исследованную между вершинами р. Бабаты и Турланским проходом, с коллектором экспедиции Скорняковым и препаратором Шиляевым. Они не только усердно занимались препарированием животных и растений, но, по моим указаниям, деятельно и с пользой помогали мне в собирании образцов руд, минералов и окаменелостей.
Тут я определил залегание свинцовой рудной жилы близ Турланского прохода, где Фрезе не был; эта жила на вершине одной из многих параллельных гряд, составляющих Кара-тау, и находится в поперечной трещине известняка; простирание жилы на северо-восток 40°, а известняка -- с запада на 35° на север.
Такое же залегание в поперечных трещинах я после нашёл и во всех рудных жилах Кара-тау. Руда есть смесь свинцового блеска и иных свинцовых руд с железной охрой и известью; свинцовый блеск частью кусками, частью мелкими кристалликами; свинцовую руду от примесей киргизы отделяют промывкой на вашгердах, у горных речек.
Всё это производство осмотрено Фрезе на речках, где оно делается и, кажется, описано им в "Горном журнале". Ещё руда встречается на Кень-сазе, в скалах восточного края ущелья; тут есть охра, бурый железняк и свинцовый блеск; наконец, третье рудное месторождение, совсем новое, не известное и киргизам, мы нашли у Чулбар-су -- один выход толстой жилы в скале - красный охристый железняк с крапинками свинцового блеска.
Все эти руды были собраны для подробного определения Никольским, устроившим для этих работ походную лабораторию в Чимкенте. Кроме того, в этой части Кара-тау были найдены нами пласты известняка, богатого окаменелостями, на урочище Канды-мыстай и в вершинах реч.
Бабаты, именно на урочище Уш-тюбе-бас. Эти пласты с окаменелостями были тут открыты впервые и потом прослежены мной по всему простиранию Кара-тау от Канды-мыстая к юго-востоку до р. Боролдая; они весьма важны для геологического определения всей системы каратауских хребтов.
(В предгорьях Кара-тау автор проследил залегание каменноугольной формации. Одновременно собрал значительные ботанические и зоологические коллекции и окаменелости; на Бугуни, Боролдае и Кутур-ган-су видел дикий виноград.
Никольский открыл ряд каменноугольных месторождений; на реч. Кумыр-тас нашёл "отличный точильный камень". - Ред.]. Ущелья по Бугуни лесисты так же, как и в горах по вершинам Чаяна, никем до меня не осмотренным и куда я тоже ездил с геологической целью; здесь же кстати упомянуть, что так же лесисты и ущелья Боролдая и его притоков; лес везде одинакий, два вида ясеня и высокоствольного, некустарникового боярышника, последний до 3 саж. вышины и до 8 вершк. в отрубе, но редко выше, так как старые, толстые деревья большей частью корявы, с развилистыми или сломанными вершинами.
Лес этот, не доставляя хороших строевых брёвен, годится, однако, на столярные и, может быть, деревянные арсенальные поделки, годится также на крепи при разработке каменного угля, где, впрочем, при его росте только в узких ущельях, рощами, конечно, в несколько вёрст длины, но всего в 1 - 3 ряда деревьев, нужно быть на деревянные крепи экономным и, по возможности, заменять их кладенными из сухого камня (сопровождающего уголь плотного песчаника и известняка), как это делается в степных медных рудниках по р. Сакмаре, Оренбургской губ
19 мая приехал с Уш-тюбе-баса Никольский. Он вместе со мной осмотрел бугунское татариновское обнажение угля, но отказался от продолжения изысканий, ввиду необходимости ехать поскорее в Чимкент, чтобы там встретить и пристроить свою горнорабочую партию, с которою расстался в Семипалатинске.
Отпустивши его, я дальнейшие исследования в Кара-тау производил опять один с препараторами и открыл совершенно новые месторождения угля по Малой Бугуни и Боролдаю. На Малой Бугуни уголь найден, и его непосредственное залегание определено по образцам, отысканным в осыпях; по ним уголь чёрен, блестящ и залегает в тонколистоватом сланце, смолистом и горючем, бледнобурого цвета, с обугленными, но хорошо сохранившимися ветвями и плодами разных растений, папоротников и хвойных и мелкими рыбками из порядка ганоидов.
Такие условия залегания, именно сопровождающие сланцы, одинаковы с лучшими каменноугольными месторождениями Англии и Бельгии, но обнажения угля везде завалены наносом. По аналогии с изенды-булакским и бугунским углём эти обнажения следует искать на высоте частых ключей, в косогоре южного края малобугунской долины, расчищая для этого нанос у ключей. Местами торчит из наноса песчаник местной каменноугольной формации, лежащий под углём, и мелкослоистый известняк, лежашкй выше угля; на известняке конгломерат.
Обнажение этих же малобугунских пластов есть и близ р. Малого, или северного, Боролдая, между двумя ущельями, пробиваемыми этой речкой, из которых нижнее идёт до её соединения с Большим Боролдаем; тут обнажается выветренный каменный уголь, листоватый, перемежаясь с прожилками блестящего, обратившийся вследствие выветривания в горючий сланец, но не светлобуроватый, а тёмный; сланцеватая глина от того же выветривания уже не горючая.
Я старался докопаться до невыветренных частей пласта, но по недостатку времени не успел. [Выпущены подробности, касающиеся условий залегания угля. - Ред.]. Доставка угля на колёсах с Малой Бугуни и Боролдая к Сыр-дарье не представляет затруднений, ибо между скалистыми ущельями этих речек есть отлогий перевал через горы с порядочной колёсной дорогой; расстояние же от устья Арыса не более 80 вёрст, от Чимкента -- не более 60, лес на крепи для шурфов можно добывать на Боролдае.
В Боролдайском ущелье есть хорошая железная руда, именно красный железняк, в 1,2 верстах от угольного обнажения; в известняке, почти в таком же от угля расстоянии, на плоской вершине прорезаемого ущельем хребта выступают наружу большие массы бурого железняка.
По пути от боролдайского угля обратно в Чимкент я видел многочисленные жилы красного железняка у вершин реч. Кутурган-су. 25 мая я вернулся в Чимкент, куда, между тем, прибыли для экспедиции два топографа с конвоем из 15 казаков, о чем я просил исправлявшего должность военного губернатора генерала Романовского специальной бумагой еще от 18 апреля; топографы должны были принести мне особую пользу в посещённых мной не снятых частях Кара-тау, да и вообще для нанесения моего маршрута и найденных вновь рудных и угольных месторождений и обнажений с окаменелостями.
Потому я немедленно заказал им карту Кара-тау в 10-вёрстном масштабе по существующим съёмкам для составления геологической; осмотренные мною пробелы между съёмками я заполнил сам по ведённому мною в экскурсии подробному дневнику с глазомерными маршрутными чертежами и нанёс на карту геологические наблюдения в Кара-тау.
Половину конвоя я, между тем, 29 мая отправил с моими препараторами на экскурсию в горы к вершинам Бадама. По возвращении они привезли значительные коллекции птиц, насекомых и растений, кроме того нашли в горах железную руду.
Сам я тоже 29 мая отправился с Никольским, Осокиным {Опытный золотопромышленный мастер с алтайских ваводов, нанятый для экспедиции.} и двумя горнорабочими, без конвоя, на почтовых по Аулиеатинской дороге, где на Терсинском пикете я должен был найти наёмных лошадей.
Цель этой поездки было отыскание золотого прииска. О нём мне сообщил еще в 1864 г. старший сын киргизского бая Тюрюгильды рода чемыр. Его указания не были неопределённы, как все среднеазиатские разговоры о золоте, в том числе и слухи о золоте здесь на Таласе и Чирчике, где его приходится искать по 200 и 300-вёрстному течению этих рек.
Напротив, упомянутый киргиз указал прямо на точку с большой ясностью и отчётливостью, описав её приметы; я, никогда там не бывши, через два года по получении сведений привёл свою небольшую партию без проводника и расспросов прямо и безошибочно на указанное место у реч. Курку-реу, у её входа в скалистое ущелье в сланцевом хребте каратауской системы, прорываемом и Терсой.
Галька в этом месте и в окрестностях показалась благонадёжной на золото; она состояла из диорита, сиенита и охристого кварца, последнего во множестве; залегание наносов на сланцах, приподнятых и торчащих ребром поперёк долины, несколько наискось с общекаратауским простиранием на северо-запад-юго-восток, показалось мне также хорошим и удобным для образования золотоносного пласта, и место, выбранное мною для шурфа, было одобрено Осокиным.
До настоящего золотоносного пласта, однако, не удалось докопаться; уже на глубине 2,1 арш. показалась вода на уровне речки, а на глубине 3,1 арш. приток её был так силён, что стенки шурфа обваливались, и наносимые водой крупнозернистые пески наполняли яму быстрее, чем рабочие успевали отливать воду, так что далее 3,1 арш. нельзя было углубляться, приходилось только выбрасывать пески, наносимые водой, из боков шурфа.
Крепей, которыми можно было бы остановить этот боковой нанос пустых песков, с нами не было, и потому пришлось бросить шурф. Золото, однако, нашлось, хотя и в малом количестве, в шурфах, которым делались пробные промывки, начиная с двухаршинной глубины.
Первые три промывки из песков неплывучих все дали чёрный шлих и по нескольку крупинок золота, затем три промывки плывучих песков дали только чёрный шлих без золота. Найдя золото, я счёл лучшим не терять времени на новые шурфы без крепей, так как цель поездки - убедиться в действительном существовании золотоносных россыпей в Туркестанской области -- была достигнута, а я спешил на новые каменноугольные месторождения между вершинами Келеса и Чирчиком, куда отправился тотчас по окончании своего первого отчёта, напечатанного, как уже упомянуто, в Записках Географического общества, 1867 г.
Галька, подобная находящейся на Куркуреу, была найдена и на прочих ключах и речках, впадающих в Терсу с левой стороны ниже Чак-пака, почему я и думаю, что здесь есть целая система неразведанных золотых приисков.
Содержание золота в шурфах или отбрасываемых, обыкновенно неразрабатываемых наносах Куркуреу, есть 1,2 доли на 100 пуд. промытого песку. Для бросаемых шурфов это содержание весьма богато и при благоприятном залегании здешнего наноса на сланце ребровике обещало внизу хороший золотоносный пласт.
На Куркуреу же я сделал наблюдения, существенно дополняющие мои прежние, над следами ледникового периода в здешнем крае, и делающие этот период несомненным. Кроме довольно явственных древних морен, я тут заметил занесение тяньшанских валунов на сланцевые горы каратауской системы - как альпийские валуны занесены на юру.
Этот факт можно объяснить только движением валунов по леднику, который, спускаясь отлогим скатом от снеговых гор, упирался в более низкий сланцевый хребет до высоты 150 фут. над его подошвой, на которой найдены валуны; спускались же ледники тут до 2 600 фут. над уровнем моря.
Для Туркестанской области может иметь значение то наблюдение, что плоские возвышенности Боролдая и Кутурган-су суть настоящая родина ржи; здесь она во множестве растёт дикою, весьма роскошно и с полновесными колосьями, цветёт в начале мая и созревает в июне, следовательно, культура этого хлеба здесь весьма возможна. На малой Бугуни я видел её превосходный рост на пашнях; она, вероятно, сеется и в долине Арыса, а дикая потом найдена мной и южнее, между Ташкентом и Ходжентом.
Вернувшись с Куркуреу, я в июне 1866 г. предпринял экскурсию к верховьям Келеса и Чирчика, с главной целью разыскать там залегания каменного угля, о котором неопределённые сведения были доставлены ташкентскими жителями генерал-адъютанту Н. А. Крыжановскому осенью 1865 г. относительно Чирчика и мне весной 1866 г. относительно Келеса.
Не получивши тогда точных указаний, я ещё раз заехал в Ташкент и опять безуспешно: не нашлось ни знающего проводника, ни даже определительного указания местности. Я только слышал прежние отзывы о том, что когда-то давно, где-то у Келеса и Чирчика, были найдены пробы кумыр-таса, т. е. угольного камня.
Потому я решился руководствоваться известными мне уже по осмотру Кара-тау признаками песчаников, сланцеватых глин и конгломератов, составляющих каменноугольную формацию. Кроме того, я хотел ещё проверить слухи о медных рудах на верхнем Чирчике, чтобы иметь более обширный выбор уже предварительно осмотренных мест для работ горноразведочной партии, состоявшей при экспедиции.
С тем я и отправился из Ташкента 21 июня вместе с горным инженером Никольским. В Ниазбеке в тот же день мы соединились со штейгером, двумя горнорабочими и препараторами экспедиции; последние были отправлены из Чимкента прямо через Казы-курт и вдоль Каржанын-тау, по водоразделу Келеса и Уйгума, впадающего в Чирчик; вместе с ними была и съёмочная партия из двух топографов.
Из Ниазбека, где уже с обеих сторон подходят к Чирчику предгорья Западного Тянь-шаня, я пошёл вверх очень малыми переходами, осматривая геологическое образование этих гор, и остановился у сел. Кумсан, на Уйгуме, близ его впадения в Чирчик; тут, вблизи Кумсана, Чирчик и образуется слиянием Уйгума, Пскема, Кок-су и Чаткала.
Местность, где сливаются эти реки, есть горная котловина, окружённая громадными толщами горного известняка, поднятого выходами гранита и порфира. Те же породы приподняли и переломали позднейшие осадочные породы, залегающие внутри котловины, на горном известняке.
По сложности геологического образования этой местности и возможности найти в ней каменный уголь я руды я решился исследовать её несколькими экскурсиями, центром для которых выбрал сел. Кумсан. Из этого места было особенно удобно посылать препараторов для зоологического сбора в лесистой и скалистой долине Уйгума, поросшей урюком, яблонями, грецким орехом, карагачем {Особый вид вяза.}, тальником, шелковицей, диким виноградом, а выше по утёсам высокоствольным можжевельником.
Каменного угля я, однако, на этот раз не нашёл, не нашёл даже и признаков каменноугольной формации, хотя и был на той самой горе между сел. Ходжакент и Бруш-мулла, где впоследствии, в мае 1868 г., был найден каменный уголь.
Случилось это потому, что в 1866 г. только внизу торы обнажились два яруса горноизвестняковой формации, да ещё они же выше в обрыве на южной стороне; помимо того, наверху отдельные глыбы порфирового конгломерата; вся же верхняя часть горы, кроме упомянутого обрыва, была даже в лощинах покрыта глинистой и хрящеватой осыпью и не представляла ни следа пород каменноугольной формации, которая и в смежных высотах нигде не обнажается.
Так было до весьма мокрой зимы 1867/68 г., когда свежее размытие осыпей весенними водами открыло выход каменного угля, до того времени настолько закрытый осыпями, что не было никакого указания и для шурфовки.
У реч. Кос-мулла мы нашли выходы медной руды; там же, где порфир пробивает горный известняк (выше по Уйгуму и Пскему),-- выходы железного блеска, приобретающие теперь промышленное значение вследствие открытия поблизости их каменного угля у Ходжакента.
Кроме геогностических исследований, эта экскурсия доставила хороший ботанический и зоологический сбор; из редкостей упомяну здесь великолепное зонтичное растение, названное доктором Регелем Hyalolaena Severtzoviana, и две совершенно тропические формы птиц, необыкновенно красивые, свойственные Индии, Суматре и Яве: Myophone Теmminckii и Muscipeta castanea. Эти птицы были добыты на Уйгуме вместе с другими редкостями, лучшие растения были найдены в горах Кос-мулла.
После этой экскурсии я с женой в конце июля 1866 г. отправился в Петербург по делам, отчасти касающимся экспедиции и разрешённым главным штабом, отчасти и по своим собственным. Прочие члены экспедиции остались в Туркестанской области, кроме препаратора Терентьева, который повёз в Петербург коллекции экспедиции; оставшимся, т. е. Никольскому с горноразведочной партией и коллектору Скорнякову с препараторами экспедиции, я на время своего отсутствия дал инструкции для безостановочного продолжения работ экспедиции, на основании сделанных лично мной разведок.
Именно Никольскому я предложил продолжать разведку найденных мной на р. Куркуреу золотоносных россыпей и продолжать начатые мной поиски каменного угля по обеим вершинам р. Боролдай. Кроме того, Никольский должен был, оставивши часть горнорабочих в распоряжении полковника А. С. Татаринова {С 1867 г. горная партия была окончательно отчислена от моей экспедиции и поступила в распоряжение полковника Татаринова, который потом заведывал вообще горнопромышленной частью в Туркестанском крае, причём Никольский остался его помощником, а штейгеры и горнорабочие отчасти остались при татариновской копи, отчасти были вскоре отпущены к местам своего жительства, по их ненадобности при быстром развитии частной предприимчивости относительно разыскания полезных минералов.}, заняться более подробным изучением найденных Фрезе и мной рудных месторождений (свинца и железа) у Турланского прохода через Кара-тау, между Туркестаном и Чолак-курганом; если останется время до зимы, Никольский должен был также употребить его на более подробные разыскания руд в горах Кос-мулла и у р. Уйгума.
Порядок последовательности этих занятий, а также разделение их в случае надобности между осенью 1866 и весной 1867 гг. я предоставлял ближайшему усмотрению Никольского. О своих занятиях летом и осенью 1866 г. Никольский уже представил в ту же зиму отчёт главному штабу.
Моя программа горных разведок, данная Никольскому, была исполнена; летом 1867 г. были произведены под руководством Татаринова указанные мной разведки на обеих вершинах Боролдая. Эти разведки привели к открытию татариновской каменноугольной копи ныне уже разрабатываемой.
Затем, в мае 1868 г. Колесников {Частный золотопромышленник.}, продолжая свои разыскания у слияния вершин Чирчика, нашёл каменный уголь и многие, кроме открытых мной, выходы медной и железной руды. Найденные им месторождения были исследованы Татариновым.
Коллектору Скорнякову было поручено сопровождать Никольского в экскурсию на Куркуреу и вверх по этой реке проникнуть в горы для зоологического сбора. Затем он должен был проследить осенний пролёт в Ходжент [Ленинабад] для сбора птиц, живущих у Коканда, Маргеллана и пр. 
{Так как эти птицы осенью, вероятно, пролетают мимо Ходжента.} и зимовать там для сбора зимующих птиц, так как уже под Чимкентом зимуют более 120 видов птиц, в том числе много весьма редких, а у Ходжента, при более тёплой зиме, ожидалось ещё более и зимующих птиц.
Из этой программы была тоже исполнена осенью 1866 г. только экскурсия на Куркуреу; при этом Скорняков, кроме обильного сбора птиц, отчасти тоже зверей и насекомых, доставил мне и сведения о геологических разрезах в ущелье Куркуреу и поперек Кара-тау, между Арысом и Боролдаем; практически обученный мной во время экскурсий, в которых он мне сопутствовал, он умел уже с толком составлять геологические коллекции, собирая образцы по естественным обнажениям, и наблюдать последовательность залегания горных пород.
[Зоологический сбор в Ходженте не мог состояться ввиду задержки письменного разрешения Скорнякову. Северцову удалось организовать там сбор лишь в 1868 г. - Ред.]. Потому Скорняков остался в Чимкенте, делая оттуда небольшие экскурсии в горы, на р. Машат, за Сайрям, на Казыкурт и т. д., с начала сентября до весны; при этом значительно увеличил своим сбором каталог пролётных и зимующих птиц этой местности, даже более, нежели я мог ожидать, так как по привезённому мной в Петербург богатому чимкентскому сбору я считал эту местность уже почти истощённой в орнитологическом отношении, но Скорняков собрал до 400 птиц, и всё таких, которые прежде или вовсе не попадались, или были собраны в малом количестве.
Получивши зимой уведомление от Скорнякова, что ему не удалось собирать коллекции в Ходженте, я его отправил в Верное, так как тамошние окрестности были почти не исследованы в зоологическом отношении и сбор был удобен; стоило только сойтись с охотниками из казаков, к которым принадлежал и вновь нанятый в экспедиционные стрелки казак Пушев, из вернинских.
Моё письмо, однако, не застало Скорнякова в Чимкенте и было получено им уже по возвращении из экскурсии в Кара-тау, бывшей в марте и начале апреля 1867 г. В апреле же он отправился в Верное, где остался до начала июля, и в ближайших же горах добыл довольно редкостей, как, например, Gypaetos barbatus, Megaloperdix nigelli; Coccothraustes speculigerus, новый вид Calliope ballioni и т. д.; замечательно было летнее нахождение северных птиц, как Surnia nisoria, Picus tridactylus и пр.; из зверей Laoromys rutilus (новый вид), Arctomys baibacina и пр.
В июле Скорняков отправился с полковником (ныне генерал) В. А. Полторацким на Чатыр-куль и тут имел тоже успешный сбор; тут был добыт прекрасный новый вид гусей Anser scorniakovi nob.; гнездящийся у Сон-куля и Чатыр-куля, на высотах 10 000 - 11 000 фут. Leucosticte Brandtii Bon. и многие другие редкости {Новые и вообще замечательные виды описаны мной в особом труде о Туркестанской фауне, печатающемся Московским обществом любителей естествознания.}, вообще обильный материал для изучения своеобразной фауны высот, поднимающихся над верхним пределом лесной растительности. Кроме того, он мне сообщил сведения о пройденном им геологическом разрезе поперёк всех хребтов Тянь-шаня, доставил коллекцию образцов и гербарий редких горных растений. Он возвратился в Верное перед самым моим приездов туда, который был замедлен постигшей меня дорогой в Бузулуке продолжительной болезнью, именно возвратной горячкой.
Выздоровевши, я знал, что не поспею во-время, чтобы участвовать в экспедиции полковника Полторацкого на Чатыр-куль, о которой был уведомлен, но всё-таки отправился в Туркестанский край через Омск и Верное, чтобы, во-первых, встретить Полторацкого на его обратном пути и условиться с ним о плане экскурсии, которая дополнила бы его чатыркульскую рекогносцировку; во-вторых, присоединить к себе Скорнякова; наконец, исполнить поручение Географического общества относительно дальнейшего изучения открытых мной в 1864 г. следов ледникового периода в Средней Азии.
Это изучение я думал начать с Джунгарского Ала-тау, близ Копала, и продолжать к югу и юго-западу в дополнение к сделанным уже исследованиям в бывшей Туркестанской (ныне Сырдарьинской) области. Все эти предположения были исполнены.
В Семипалатинске я условился с ново-назначенным военным губернатором Семиреченской области, генералом Г. А. Колпаковским, относительно экскурсии к югу от Иссык-куля и, по возможности, за Нарын, и получил открытые предписания на содействие этой экскурсии начальства тогдашнего Алатавского округа.
Между Копалом и Верным (на ст. Куян-куз) я встретился с полковником Полторацким, осмотрел его съёмки, записал его чатыркульский маршрут и набросал копию с чатыркульской съёмки, с назначением направления горных хребтов, перевалов через них и главных рек, чтобы знать, где связать с этой съёмкой предполагаемую мной для общей карты Нарынского нагорья; сверх того, Полторацкий дал мне практические указания относительно выбора проводников, снаряжения рекогносцировочной партии и пр.
Прибывши в Верное и научно определивши там коллекции, собранные ещё прежде отправленным туда Скорняковым, я 14 сентября отправился в экскурсию за Нарын, причём, пройдя Заилийским Ала-тау, обогнул сперва с востока Иссык-куль, преимущественно с целью зоологического сбора и изучения следов прежних ледников; затем проник через Нарын и его приток Атбашу до р. Аксая, принадлежащей уже к речной системе Тарима и Лоб-нора, самой внутренней в Азии.
По своим географическим результатам эта экскурсия оказалась чуть ли не самой важной во всю экспедицию, почему и описана особо и подробно, Она дала два геологических разреза Тянь-шаня, которые и теперь самые полные из доселе известных, и много частных; кроме того, она разъяснила самые существенные орографические особенности Тяньшанской горной системы: её обширные плоскогорья, рассеянные по ним высокие хребты, отчасти соединяющиеся холмистыми местностями, отчасти совсем отдельные; широкие седловины, весьма правильно повторяющиеся по меридиану западного конца Иссык-куля, почти на всех хребтах системы, так что из этих седловин образуется общее поперечное понижение; наконец в горной массе дно бывших и потом сбежавших горных озёр, из которых уцелели, например, Иссык-куль и Сон-куль.
Несмотря на то, что выступление в этот поход 14 сентября, когда снег у Верного уже выпал на горах до высоты 4 000 фут., казалось слишком поздним, чтобы успеть пройти более 1 000 вёрст, из которых 400 приходились на высотах более 8 000 фут., и 8 раз перевалить снеговые хребты, - экскурсия была вполне успешна; только в одном месте, при перевале с Нарына на Атбашу, на высотах более 12 000 фут., снег отчасти помешал видеть подробности залегания горных пород, которых последовательность была, однако, ясна.
Затем позднее время года было неудобно только для сбора образцов альпийской флоры, но это дело было уже превосходно исполнено Ф. Р. Остен-Сакеном при экспедиции полковника Полторацкого, в лучшее для ботанических исследований на больших высотах время года и в местах, весьма близких к осмотренным мной у Нарына, Атбаши и истоков Аксая; хребты же кругом Иссык-куля были ещё ранее ботанически исследованы П. П. Семёновым.
Таким образом, я мог ограничить свои наблюдения орографией, геогнозией и зоологией; и по последнему предмету результаты этой экскурсии были не хуже орографических; тут был сделан лучший сбор позвоночных во всю экспедицию, открыты и добыты редкости тяньшанской фауны, представляющие наибольший научный интерес, о чём подробнее в особом описании этой поездки.
Здесь только замечу, что в конце сентября и в октябре я ещё нашёл на высотах даже наибольшую часть их летней птичьей фауны, не говоря уже о зверях и свойственных горным речкам рыбах. Приезд мой в Верное и начало нарынской экскурсии, кроме болезни, уже упомянутой, замедлился и наблюдением по дороге следов ледникового периода между Семипалатинском и Верным.
Уже с первых встретившихся мне по выезде из Семипалатинска гор - Аркатских - я осматривал их геологическое образование и гальку у их подошвы; оказалось, что у невысоких гор, всё равно, гранитные ли они, как Аркат и горы у р. Аягуза, или известняковые, как Арганаты, валунов нет, а только мелкая галька; как прежде я не нашёл валунов и около Мугоджар, да и вообще в киргизской степи, которая, однако, есть несомненно дно бывшего моря, и притом ещё в третичный, отчасти даже послетретичный, ледниковый период.
Можно, следовательно, думать, что в ледниковый период это море не было ледовитым, т. е. не носило пловучих льдин, достаточных для переноса валунов, и что невысокие хребты были без ледников; и вообще я находил следы прежних ледников в Средней Азии только около гор не ниже 7 000 - 8 000 фут..
Такие следы оказались близ Копала, который построен в довольно широкой долине, между высоким гранитным хребтом и сланцевым мелкосопочником; гранитные валуны находятся на склонах последнего, обращенных к хребту, коренному месторождению валунов, у подошвы которого видны явственные следы морен, хотя и порядочно размытых; очевидно, что на сланцевые холмы валуны могли быть перенесены только движением ледника, как на Куркуреу; об обвалах и переносе водой тут думать нечего; неоткуда обвалиться, когда ближайшие граниты в 10 вёрст и вода не катит камней в гору.
В долине Коры, близ Копала, которую я тоже посетил, видны почти неразрушенные морены, заросшие ельником, - тут северный край долины гранитный, и, кроме морен, с него скатились и груды обвалов, но зато видны другие ледниковые следы; край долины местами явственно исчерчен параллельными бороздами.
В вершинах Коры, но гораздо выше осмотренных мной следов, должно быть, и теперь есть ледники, так как Кора имеет характеристическую, бело-зеленоватую мутность ледниковой реки, хотя бежит по чистой гальке, т. е. по дну, на котором неледниковые реки бывают совершенно светлы.
Вдоль дороги из Копала в Верное ледниковые следы продолжаются до Кугалинского пикета; далее к Или их нет, а за этой рекой они являются у подошвы Заилийского Ала-тау, и тут, как вообще в хребтах, окружающих Иссык-куль, ледниковые следы встречаются повсеместно, весьма явственные на Кескёлене, Алматинке, Талгаре, особенно же на Тургени; далее я их видел у всех речек, впадающих в Иссык-куль, между Ак-су и Барскауном, весьма ясны на Ак-су; наконец, великолепно сохранившиеся морены есть на Кара-ходжуре и Джуван-арыке: тут везде ледниковые следы не выше 7 000 фут. (на Кара-ходжуре); спускаются до 2 700 фут. (у Верного), но на Нарыне их нет и ниже 7 000 фут., а на высоких долинах верхнего Нарына и Аксая и подавно.
Тут, внутри обширного нагорья, в долинах, со всех сторон окружённых несколькими грядами колоссальных высот, вечные снега в ледниковый период, повидимому, спускались до высоты 6 000 фут., не образуя ледников, а если они и были в начале и конце ледникового периода, то их следы не могут быть ясны, так как горные породы этих мест, разрушаясь, образуют мелкую гальку, а не большие валуны.
Морены, более или менее размытые, встречены мной ещё у Александровского хребта, у Карабуринских гор, на Кара-буре, Куркуреу, Аксае, Коксае, наконец, почти вполне размытые при выходе Чирчика из гор, и более явственные на Чаткале; последние ещё в 1864 г.
И иссыккульский конгломерат, встречающийся тоже в долине Джа-ланаш, у речек Уч-мерке (трех Мерке) и в Буамском ущелье, оказался состоящим из двух ярусов: нижний, мелкогалечный ярус, в котором конгломерат перемежается с прослойками суглинка, есть озёрное образование; верхний же ярус, из крупных валунов, дико перемешанных с более мелкими хрящом и глиной, без всякого напластования, всего вероятнее, ледникового происхождения и образовался размытием морен.
Здесь только указаны мои наблюдения ледниковых следов; более подробные описания, составленные мной на местах, день за день, и выводы из них, содержащие почти полную историю ледникового периода в Средней Азии и очерк её физической географии в этот период, составляют особую часть настоящего труда.
Пришедши с Нарына и Аксая, через Джуванарыкское и Буамское ущелья, в Токмак, я там привёл в порядок собранные за эту экскурсию коллекции и направил их в Верное, куда возвращался и ходивший со мной отряд; сам затем отправился в Ташкент.
По пути туда я пользовался продолжавшейся весь ноябрь тёплой погодой, чтобы сделать некоторые экскурсии в сторону, для дополнения, прежних исследований: именно у Мерке и Аулие-ата. На р. Мерке я подробнее осмотрел известное мне уже с 1864 г. местонахождение горноизвестняковых окаменелостей; вновь нашёл тут порфировые жилы с медной рудой, а при выходе из ущелья в степь весьма явственные следы древних морен, прежде не замеченные, сверх того собрал много ископаемых раковин и кораллов {П соличении их, на бывшей Туркестанской выставке, с каратаускими моего сбора и иссыккульскими и чилийскими Семёнова, все эти окаменелости из тёмных известняков оказались одинаковыми: горноизвестняковыми, с несколькими девонскими, видами.}.
В Аулие-ата я занялся обстоятельным изучением напластования, осадочных пород в западном конце Александровского хребта и в горе Кечкене-бурул; они оказались одинаковы с улькунбурульскими и между собой, так что формации северного склона Александровского хребта почти без перерыва переходят на Кара-тау.
Тут опять нашёлся горный известняк и в обеих местностях дал много окаменелостей, на нём мергели и песчаники, с немногими крупными чешуями ганоидов и отлично сохранившимся каламитом (на Кечкене-буруле),--следовательно, тоже формация, которая в других частях края содержит хорошие пласты каменного угля, в совершенно согласном напластовании с горным известняком {Каламит, однако, по определению Д. М. Мышёнкова, оказался триасовым.}.
В западном же конце Александровского хребта осадочные породы приподняты порфиром, в котором я на целую версту проследил выходы медной зелени, так что горная разведка тут, может быть, покажет хорошее рудное месторождение.
Для выплавки меди, если руда богата, мог бы служить и каменный уголь с Ак-тасты-булака (татариновской копи); у вершин р. Боролдая этот уголь - верстах в семидесяти от Аулие-ата к западу, а руда -- в 5 верстах к востоку, но, конечно, было бы выгоднее иметь уголь ближе к Аулие-ата, и на это подают надежду найденные мной пласты с каламитами.
Тут же и на Куюке был определён загадочный тёмнозелёный, черноватый песчаник, найденный мной ещё в 1864 г.; он оказался принадлежащим к формации глинистого сланца, который есть метаморфический продукт этого песчаника.
Метаморфизм состоит в том, что кремнезём песчинок, вероятно, исподволь много веков растворялся и теснее соединялся с сланцеватой глиной, окрашенной закисью железа и связывавшей песчинки; на Куюке можно проследить весь ряд переходов от едва слоистого глинистого песчаника к совершенному глиняному сланцу.
В Чимкенте я нашёл сбор коллектора Скорнякова с конца июля 1866 г. до апреля 1867 г. и препаратора Шиляева за лето 1867 г. в Кара-тау; скорняковский же сбор был сделан на Куркуреу (вершине Ассы), в Кара-тау и в окрестностях Чимкента.
Этот сбор оказался весьма богатым, на что я не мог и надеяться после огромного осеннего и зимнего сбора 1864 и 1865 - 1866 г.г. в тех же местах; притом в новом сборе почти не было птиц, прежде собранных во множестве, а всё такие, которые прежде попадались в немногих экземплярах или и совсем не встречались: также и некоторые зверьки, рыбы, амфибии, насекомые и коллекции самых ранних весенних растений с Кара-тау.
По приезде в Чимкент я немедленно занялся систематическим определением коллекций зверей и птиц, приведением их в порядок и составлением каталога. В Ташкент я приехал уже в декабре и там зимовал; препараторов, кроме взятого в Ташкент Шиляева, оставил в Чимкенте, так что зимний сбор на этот раз был в двух местах - в Чимкенте и в Ташкенте -- и в обоих местах незначителен.
Вследствие зимы, вообще тёплой, но с частыми и резкими переменами погоды, зимующие в краю птицы на этот раз рассеялись на обширном пространстве, а не собирались у родников, как в предшествовавшие зимы, тем более что удобные зимовые места были обширнее: в степях всю зиму зеленела трава, в сухих саксаульниках был постоянный водопой от обильного, выпадавшего и тотчас таявшего снега, и не замерзали камышистые с кустарником разливы у джидовых и туранговых рощ по Сыр-дарье, низовьям Чу и Таласа.
Были добыты недурные экземпляры, замечено зимованье птиц вообще пролётных (например, выпи, Ardea stellaris), но нового против прежних зим не прибавилось. В Ташкенте я также обработал для генерал-губернатора некоторые из практических результатов экспедиции, именно составил две обстоятельные записки: о путях из Туркестанского края в Кашгар, преимущественно по собственной рекогносцировке осенью 1867 г., и о местах, удобных для русской колонизации. В последней, для соображения удобства этих мест, я принимал в расчёт два главных условия:
1) чтобы эти места были свободны и колонизация произошла без стеснения коренного местного населения;
2) чтобы эти места соответствовали русским хозяйственным привычкам, т. е. были бы обеспечены лесом и дождём для земледелия; с орошением и насаждением лесов наши семиреченские поселенцы плохо справляются, а более умеют запускать существующие арыки, истреблять лес и просить затем об отводе земли на новых местах.
Этим условиям всего лучше соответствуют земли у Иссык-куля, на верхнем Нарыне, Атбаше, верхнем Таласе и Чаткале, менее по Качкаре, Сусамыру и ниже по Нарыну у Куртки. В конце февраля я перевёз в Ташкент оставленных в Чимкенте препараторов и коллекции и в Ташкенте следил за весенним пролётом.
Сбор был не беден, но нового, сравнительно с прежними чимкентскими сборами, не нашлось ничего. Сама местность менее удобна: она слишком привольна для пролётной птицы, которая рассеивается по всем бесчисленным садам, полям, арыкам и камышам обширных и соприкасающихся долин нижнего Чирчика и нижнего Ангрена.
Только севернее, в более узкой долине Келеса, пролётная птица начинает несколько тесниться, а у Чимкента места, удобные для её отдыха, уже сосредоточены около самого города, на малом пространстве, что и объясняет богатство весенних и осенних сборов в Чимкенте.
В апреле 1868 г. я распустил препараторов экспедиции: коллектор Скорняков был отпущен на родину, в Оренбург; препаратор Терентьев перешёл в Ходжент, к тамошнему уездному начальнику, полковнику А. А. Кушакевичу, усердно занимающемуся зоологией; препаратор Шиляев остался при мне и потом вместе со мной выехал из края; препаратора Чадова я отправил на Нарын с полковником (ныне генерал-майором) Краевским.
Сам я в конце апреля с Шиляевым отправился в Ходжент, указанный мне дирекцией императорского ботанического сада для собирания растений. По окрестностям этого города я в конце апреля и в продолжение мая и июня собрал значительную ботаническую коллекцию, богатую новыми и замечательными растениями, причём не упускал и продолжения своего зоологического сбора.
Впрочем, по орнитологии нашлось мало нового, только 2 египетских вида Saxicola {Saxicola syenitica u S. monacha.}, прежде не попадавшиеся, новый вид ремеза, Aegithalus coronatus, и редкая, хотя и встречавшаяся уже у Верного и у Казыкурта, Erythrospiza phoenicoptera, из семейства воробьиных; затем все чимкентские птицы; звери тоже.
Из амфибий нашлись под Ходжентом почти все туркестанские виды, в том числе, может быть, новый Eremias с яркопунцовым хвостом {За исключением этого признака, незначительного и теряющегося в спирту, он весьма похож на молодых Е. coeruleo ocellatus Dum., которые значительно отличаются от старых того же вида.}, и новая же змея, Choristodon sogdianus (?); огромная же, двухаршинная ходжентская ящерица по привезённым мной экземплярам оказалась не новым видом, как я сначала думал, а давно известным Psammosaurus caspius; впрочем, мне удалось сделать много новых наблюдений относительно её нравов и образа жизни.
Ожидал я ещё в Ходженте порядочный сбор сырдарьинской рыбы и был поражен её недостатком; кроме немногих сомов и усачей, рыба низовьев Сыр-дарьи не переходит, по крайней мере, ранним летом, через её пороги, находящиеся вёрст двадцать ниже Ходжента; притом и рыболовства в Ходженте почти нет.
В сборе насекомых я помогал Кушакевичу, которому как энтомологу отдал и свою прежнюю коллекцию насекомых; в последней, как и в новом ходжентском сборе, нашлось много интересного. Занялся я в Ходженте и геологическими наблюдениями по окрестностям и осмотрел много выходов медных, свинцовых и железных руд, а также залегание бирюзы в концах хребтов между Чирчиком и Сыр-дарьёй.
А на левом, южном берегу Сыр-дарьи я осмотрел и определил геологически весьма богатый пласт каменного угля, залегающего на горном известняке, в лепных огнеупорных глинах. В Ташкент я вернулся из Ходжента в конце июня; в первой же половине месяца сообщение было приостановлено прибылью воды в Ангрене и Чирчике, особенно в последнем, где я встретил трудную переправу.
Что же касается до Ангрена, то выведенные из него канавы я застал весьма полноводными и затопляющими расположенные вдоль них рисовые поля; но сами русла Ангрена были уже почти сухи, хотя падение воды в них и более значительно, чем в канавах.
В последних усиленный приток воды обусловлен именно её усиленной же тратой на постоянно затопленных рисовых полях, вследствие происходящих на обширных площадях всасывания воды в сухую землю и испарения её в сухой же воздух.
Русла Ангрена, которых близ Келеучи много, наполняются преимущественно в апреле, при таянии снега на предгорьях и до усиленного орошения риса; в мае полны и русла и канавы, в начале июня -- тоже, а в конце месяца - одни канавы.
Продолжительность половодья в Ангрене при огромной растрате воды указывает, что и он стекает с значительных высот, хотя и не с таких вечных снегов, как Чирчик. В Ташкенте я поджидал и не дождался отпечатания своей записки о колонизации, а, между тем, вчерне и по частям, подготовил орографическую карту края, отбирал из коллекций предметы, требующие определения в Петербурге, упаковывал для надлежащей сохранности оставляемые в Ташкенте, в запас для предполагаемого там музея, соображал и записывал кой-какие научные выводы из своих походных заметок; вообще подготовлял занимающую меня теперь обработку своих исследований за время экспедиции; но всем этим работам порядочно мешала упорная, беспрестанно возобновляющаяся лихорадка, с которой я больным выехал 10 августа через Верное и Омск.
Из Токмака я осмотрел, по поручению генерал-губернатора, перевалы через хр. Суок-тюбе, между Токмаком и Кастеком; затем в Верном пересмотрел оставленные там коллекции, отобрал и тут предметы для определения в России, но опять долго проболел лихорадкой, которая замедлила мои занятия.
Однако я еще успел устроить метеорологические наблюдения в Верном и на Иссык-куле {Снабдивши для этого инструментами Попова в Верном и Здоренко на Иссык-куле. Попов уже вёл метеорологический дневник, доставленный им мне, в Чимкенте и Туркестане.}, а командированного в Кашгар капитана Рейнталя обучил барометрическому определению высот и снабдил его барометром, посредством которого он и сделал полный ряд измерений на 32 пунктах от Верного до самого Кашгара, через Шамси, Кара-ходжур, Оттук, Нарынский пост, Атбашу, перевал Богушты, долину Аксая и перевал Теректы; эти высоты теперь мной приблизительно вычислены.
Сверх того, во время своей болезни, я посылал препаратора Шиляева и разных казаков на охоту, так как было уже время осеннего пролёта, и успел ещё обогатить туркестанскую орнитологию двумя лишними видами: Surnia nivea и Emberiza pusilla и вообще обогатить свою коллекцию; сверх того, я устроил продолжение зоологического сбора у Копала, Верного и на Иссык-куле обученными этому делу казаками.
Из Верного я выехал 5 октября; по пути до Лепсы дополнил ещё геологические наблюдения придорожных формаций в копальском Алатау и тем заключил свои исследования во время Туркестанской учёной экспедиции, которые, вместе с научными результатами моих прежних путешествий, в настоящем труде собраны в одно целое, за исключением зоологических.
Извлечение из последних, содержащее краткий общий очерк туркестанской фауны позвоночных, с описанием новооткрытых и малоизвестных видов зверей и птиц, печатается в записках императорского Московского общества любителей естествознания.
Исследования о ледниковом периоде в Средней Азии, по их значительному объёму и научному значению достигнутых результатов, я счёл лучшим обработать отдельно от общего геологического описания, тем более, что эти исследования настолько же принадлежат физической географии, как и геологии, и, следовательно, одинаково дополняют оба только что названных отдела моего труда.
В заключение настоящего отчёта упомяну о собранных экспедицией коллекциях. I. Геогностическая. Часть её собрана бывшей при экспедиции горной партией и мне представлена не была, а поступила в распоряжение Татаринова.
Для моих геологических исследований исключительно служил сбор, сделанный лично мной, при помощи коллектора Скорнякова и препаратора Шиляева, которых я практически обучил распознаванию горных пород, руд и окаменелостей, достаточному для их толкового сбора.
Нами собрано около 800 образцов, которые все приведены в порядок и помечены по местонахождениям; при этом каждая обнажающаяся в данном месте горная порода имеет свой номер, так что обнажение той же породы в другом месте означено уже новым номером; нумерация, текущая подряд, и все местонахождения под теми же номерами помечены на составленных мной геологических разрезах; таких номеров до 150.
Горные породы, достаточно определённые на месте, оставлены, смотря по местам сбора, в Ташкенте и в Верном, для поступления в предполагаемый ташкентский музей; окаменелости (и многие образцы руд) привезены в Петербург и сданы П. П. Семёнову, уже занимавшемуся палеонтологией Тянь-шаня, для более полного палеонтологического определения, которым он занимается вместе с Мёллером, профессором палеонтологии в Горном корпусе.
II. Ботаническая. Часть её, именно сбор с Кара-тау, из окрестностей Чимкента и Ташкента, доставлены мной в Петербург еще зимой 1866 г.; тут было около 1 000 экземпляров большей частью редких, а много и совсем новых видов.
атем были собраны небольшие коллекции опять в Кара-тау, ранней весной, под Ташкентом, около Верного и на Нарыне, и большая коллекция в окрестностях Ходжента; всего около 2 000 экземпляров, а с прежними до 3 000.
Число видов в точности мне неизвестно, еще не все определены, но полагаю около 700. Весь свой ботанический сбор я представил в императорский ботанический сад, так как там доктор Регель уже описывает ботанический сбор П. П. Семёнова из окрестностей Иссык-куля.
При этом я имел в виду составление возможно полной флоры Туркестанского края, - и, действительно, мой сбор, по определению Гегеля, характеризует уже отдельную западную часть той же тяньшанской ботанической области, представляя много особых видов, у Иссык-куля не встречающихся, но довольно много и общих.
Вообще мой сбор оказался достаточным, чтобы охарактеризовать западнотяньшанскую флору как особую ботаническую область, хотя далеко её не исчерпывает. III. Зоологические коллекции.
1) Свой сбор насекомых, сделанный до 1867 г., я отдал специалисту по этой части, полковнику Кушакевичу, а в 1868 г., как упомянуто выше, помогал ему в собирании ходжентских насекомых.
Часть наших соединённых коллекций уже доставлена в Петербург известному энтомологу, профессору Бальону, для научного определения и описания; оказалось много новых и интересных видов, в том числе и собственно из моего сбора, который, впрочем, не велик.
2) Рыбы собраны, и весьма редкие, доселе неизвестные, из горных речек Тяньшанской системы. Видов их весьма немного, но они представляют замечательный факт зоологической географии тем, что весьма сходны на всём Тянь-шане, в притоках Балхаша, Сыр-дарьи и Тарима, следовательно, в совершенно различных речных системах.
Эта коллекция привезена почти вся (кроме чимкентских рыбок, которые остались в Ташкенте) и описана проф. Кесслером {Только немногие экземпляры по тесноте упаковки совсем испортились.}
3) Из амфибий собраны почти все встречающиеся в крае виды, и образцы большей части их привезены сюда для научного определения, экземпляров около 50; дублеты, которых гораздо более, остались в Ташкенте.
4) Птиц собрана самая богатая коллекция: 3 536 экземпляров, 338 видов; сбор, сделанный в 1864 - 1866 г.г., привезён в Петербург весь, а из позднейшего -- образцы новых или сомнительно определённых видов; прочие же экземпляры оставлены в Ташкенте и Верном, смотря по тому, в окрестностях которого места собраны; оставленные экземпляры тщательно упакованы (как и все коллекции).
Новых видов птиц найдено 26, кроме сомнительных, т. е. таких, которые могут быть признаны за вновь открытые видоизменения уже известных видов; последних 10; из видов уже известных тоже много редкостей.
5) Зверей собрано всего 145 экземпляров, 45 видов, большей частью весьма редких; новых 8. Распределение привезённых и оставленных в Туркестанском крае такое же, как и птиц. [В конце этой главы Н. А. Северцов помещает извлечение из отчёта инженера Никольского главному штабу. В этом отчёте сделана попытка дать геологическую характеристику района. Сведения неточны и основаны, преимущественно, на расспросных данных. - Ред.]

Источник:
«Путешествие по Туркестанскому краю и исследование горной страны Тянь-Шаня». Совершены по поручению Императорского русского Географического Общества. Совершены доктором зоологии, членом Императорского Русского Географического Общества и других ученых обществ Н. Северцовым. С-Петербург. 1873 год.