«И кажется, что в вихре дней,
Среди сановников и денди,
Они забыли о своей
Благоухающей легенде.
Они забыли дни тоски,
Ночные возгласы: «к оружью»,
Унылые солончаки
И поступь мерную верблюжью;
Поля неведомой земли,
И гибель роты несчастливой,
И Уч-Кудук, и Киндерли,
И русский флаг над белой Хивой.
Забыли? - Нет! Ведь каждый час
Каким-то случаем прилежным
Туманит блеск спокойных глаз,
Напоминает им о прежнем.
   - « Что с вами?» - «Так, нога болит». 
- «Подагра?» - «Нет, сквозная рана» 
И сразу сердце защемит
Тоска по солнцу Туркестана…»

Туркестанские генералы.

Телеграммой от второго апреля 1870 года, военный министр сообщил его высочеству главнокомандующему кавказской армией, что, в последних числах марта месяца, киргизы мангишлакского приставства, адаевского рода, произвели нападение на управляющего приставством подполковника Рукина, что как пристав, так и бывший с ним небольшой казачий конвой уведены возмутившимися киргизами в степь и что, по высочайшему повелению, водворение на Мангишлаке порядка возлагается на кавказское военное начальство.
Вследствие этого, немедленно по соглашению с командующим войсками Дагестанской Области, снаряжены были к отправлению в форт Александровский две роты Кавказского линейного № 14-го батальона, расположенного в Петровске, и взвод находившейся там же четвертой батареи 21-й артиллерийской бригады, с тем, чтобы двинуть эти войска, как только прибудут в Петровск, потребованные тогда же, из Баку военный пароход «Шах» и из Астрахани коммерческая шхуна общества «Кавказ и Меркурий».
В то же время сделано распоряжение, чтобы две роты 21-го стрелкового (ныне четвертый Кавказский стрелковый) батальона и сотня Дагестанского конно-иррегулярного полка придвинуты были в Петровск для отправления при первой возможности, и чтобы приступлено было к сформированию сборной сотни из казаков Терского казачьего войска, в станице Шелкозаводской.
По неожиданности требования судов, они могли прибыть в Петровск только 8-го апреля, и того же числа, на Камерческой шхуне «Туркмен», отправлены вышеназванные роты линейного батальона с двумя орудиями; вслед затем, по получении от астраханского губернатора и от генерал-адъютанта Крыжановского извещений о том, что возмущение киргизов принимает опасный характер, отправлены из Петровска же, 10-го апреля, на пароходе «Шах», и роты стрелкового батальона. Начальником сформированного отряда назначен, состоявший при его высочестве главнокомандующим кавказской армией генерального штаба, полковник граф Кутайсов, которому предписано вступить в административное управление всем Мангишлакским приставством, предоставив в его распоряжение как шхуну «Туркмен», так и пароход «Шах».
Первый эшелон отправленных войск высадился на мангишлакский берег девятого числа утром, близ станицы Николаевской, в виду стоявших на окружающих высотах скопищ киргизов, и, застав станицу уже разграбленной и сожженной, к вечеру того же дня прибыл в форт Александровский.
Вследствие донесения начальника этого эшелона, что до прибытия кавказских войск форт, в течение последних дней, неоднократно подвергался нападениям киргизов, и что мятежники продолжают грабежи в окрестностях форта и в прибрежных поселениях, главнокомандующий армией, в ожидании дальнейших донесений от полковника графа Кутайсова, приказал между тем приготовить к выступлению еще одну сотню Дагестанского конно-иррегулярного полка и две роты 21-го стрелкового батальона, и поспешно двинуть, из станицы Шелкозаводской к Петровску, сборную сотню Терского казачьего Войска.
14-го апреля получено было сведение, что и второй эшелон, следовавший на пароходе «Шах», благополучно вступил в Александровский форт 12-го числа, а новые донесения с прибывшими обратно «Туркменом» и «Шахом» подтвердили о совершенном уничтожении киргизами прибрежных поселений, рыбных промыслов, маяков и даже хранившихся на берегу запасов каменного угля.
Тогда находившаяся уже в Петровске сотня конно-иррегулярного полка тотчас посажена была на названные выше суда и 15-го числа вышла в море, а командиру Бакинского порта предложено озаботиться скорейшим восстановлением береговых огней, без которых вход в бухту Александровского форта опасен, равно как и доставлением на Мангишлак минерального топлива.
Сотня присоединилась к отряду 16-го апреля вечером. Между тем, киргизы, после совершенных ими хищничеств, скрылись в степь слишком за сто верст от форта; ближайшие кочевья туркменов также ушли; разбежались даже все работники из киргизов, находившиеся в форте и его форштате.
Обстоятельство это сделало весьма затруднительным не только получение необходимых для предстоявших отряду движений перевозочных средств, но лишило на время и наиболее удобных способов к собранию сведений о направлении мятежных партий.
Попытка, сделанная в этом отношении посылкой одного из четырех оставшихся в форте инородцев, не привела ни к какому результату: он не встретил никого в ближайших к форту окрестностях.
Присутствие парохода «Шах», как оказалось, также не могло служить помощью в этом деле, ибо, сидя глубоко в воде, он не везде мог подходить близко к берегу. Только с прибытием конно-иррегулярной сотни вышеуказанные затруднения могли быть отчасти устранены, и потому начальник отряда решился на другой же день предпринять поиск в степь.
В то же время сделаны были следующие распоряжения:
1) от командира Бакинского порта потребована замена парохода «Шах» мелкосидящим судном и 2) для усиления отряда кавалерией предложено отправлять туда, по мере представляющихся средств, но с возможною поспешностью, из Петровска как вторую сотню конно-иррегулярного полка, так и долженствовавшую прибыть в этот пункт, к 23-му апреля, одну из сотен Терского казачьего Войска, следовавших в Красноводск, в том внимании, что прибытие из станицы Шелкозаводской казачьей сотни, предназначавшейся для Мангишлака, должно было последовать только к 30-му числу того же месяца.
За невозможностью воспользоваться для этой перевозки пароходом «Шах», состояние котлов которого представляло существенную опасность при отправлении его в дальнейшие рейсы, и по малой вместительности шхуны «Туркмен», не поднимающей целой сотни, а равно и вследствие необходимости снабдить отправляющуюся кавалерию надлежащим запасом фуража, выступление войск из Петровска несколько замедлилось истребованием от общества «Кавказ и Меркурий» новых судов.
С прибытием оных (Пароход «Князь Барятинский» с буксируемой им парусной шхуной «Демавенд».), 24-го апреля отправлена конно-иррегулярная сотня с месячным запасом фуража на всю кавалерию отряда и с порционным скотом а 28-го числа те же суда отвезли в отряд вышеназванную сотню казаков и две роты 21-го стрелкового батальона.
Так как, одновременно с этими распоряжениями, получено было заявление командира Бакинского порта о неимении в каспийской флотилии свободного судна, могущего заменить «Шах» и удовлетворяющего условиям крейсерства по мелководному прибрежью Мангишлака, то кавказское начальство нашлось вынужденным разрешить законтрактовать для этой цели особое паровое судно общества «Кавказ и Меркурий», на котором и сделать нужные приспособления для постановки орудий.
Независимо сего, для усиления перевозочных средств отряда и необходимых командировок, назначено было в непосредственное распоряжение начальника отряда такое количество паровых коммерческих судов, какое, по соображениям на месте, окажется нужным.
Граф Кутайсов, не надеясь добыть сухопутных перевозочных средств другим путем как силой, решился, с прибытием первой сотни конно-иррегулярного полка, не выгружая ее на берег, посадить на тот же пароход, на котором прибудет эта сотня, и на большую кочерму две роты стрелков и отправиться с ними к заливу Александр-Бай, в 180 верстах от форта, где кочуют туркмены, у которых, по слухам, находилось до 60 верблюдов.
Завладев этими верблюдами и имея продовольствия на 15 дней, начальник мангишлакского отряда предполагал направиться в Кара-Сязь, где кочевало несколько сот кибиток киргизов адаевского рода и в числе их Иса Тюлембаев, главный предводитель бунта.
Но предположения эти не удалось исполнить, потому что обе шхуны, «Туркмен» и «Шах», отказались следовать в Александр-Бай - первая по неимению топлива и достаточных средств для выгрузки лошадей, а вторая также по неимению угля и по ветхости котлов.
Таким образом, принужденный выгрузить прибывшую сотню в форте, граф Кутайсов снова остался без всякой возможности двинуться вперед. Однако, чтобы не терять времени, он решился мусульманскую 1 сотню, в числе 110 коней, на рассвете 17-го числа, направить к Александр-Баю, приказав каждому всаднику взять с собой шестидневный запас сухого фуража и провианта, и пуд сена на лошадь.
Состоящему для особых поручений при главнокомандующем армией, штабс-капитану князю Багратиону-Мухранскому, отправленному с этой сотнею, предписано было всем туркменам объявлять, что он послан начальником отряда возвестить народу «о назначении Его Императорского Высочества главным начальником Закаспийского Края, благодарить от имени Великого Князя туркменов за их верность правительству; обещать милости тем, которые уже успели обратить на себя внимание прежней хорошей службой; объявить, что Его Высочество прислал начальника отряда с главной целью лично объехать и осмотреть кочевки туркменов, вникнуть в их нужды и подробно о том доложить ему, и что, для скорейшего исполнения этого поручения, графу Кутайсову необходимо нанять у них верблюдов, которые он и просит немедленно ему доставить при самых почетных людях, дабы он мог, при обозрении края, руководствоваться мудрыми советами людей опытных и желающих счастья своей родине».
При встречах с киргизами, князь Мухранский должен был говорить в том же духе, прибавляя, что Его Императорское Высочество не хочет верить, чтобы всегда преданные адаевцы возмутились против правительства, и что на все беспорядки он смотрит только как на вспышку людей неблагонамеренных, увлекших ложными и корыстными обещаниями незначительную горсть молодежи.
Вообще князю Мухранскому в данной ему от графа Кутайсова инструкции сказано было, чтобы он как можно больше указывал на мирную цель приезда начальника отряда и на те милости, которые могут ожидать изъявляющие покорность.
В той же инструкции предложено было князю Мухранскому идти как можно осторожнее, стараться мирным путем достать верблюдов. и если это окажется невозможным, то действовать силой и, во всяком случае, привести несколько влиятельных лиц; с киргизами же не начинать дела до тех пор, пока нас не тронут.
Исполнив свое поручение и следуя 20-го апреля обратно, в сопровождении 33-х туркменских кибиток, которые испросили себе позволение кочевать близ Александровского форта, с целью избавиться от грабежей возмутившихся киргизов, сотня эта, не доходя верст 80 до форта, была атакована партией киргизов, численностью до 800 человек. После нескольких неудачных с их стороны атак, киргизы были разбиты совершенно и, понеся большой урон, обратились в бегство.
Сотня же, потерявшая двух нижних чинов ранеными, собрав рассеявшихся от страха туркменов, скот их, верблюдов и имущество, достигла благополучно колодцев Туркули, лежащих в 78 верстах от Александровского форта, куда, к тому же времени, прибыла из форта рота пехоты.
Это был авангард колонны (Две роты 21-го стрелкового батальона при одном орудии 4-й батареи 21-й артиллерийской бригады.), выведенной графом Кутайсовым на встречу командированной сотне в том предположении, что адаевцы, конечно, употребят все меры к воспрепятствованию нам в приобретении верблюдов и пожелают наказать тех из туземцев, которые будут искать у нас покровительства и защиты.
Вскоре в Туркули прибыла и остальная часть колонны. Здесь явились к полковнику графу Кутайсову некоторые из туркменских старшин, от которых, равно как и от лазутчиков, он узнал, что киргизы, в числе нескольких тысяч, большими партиями направляются к форту, с намерением произвести на оный нападение.
Удостоверясь в справедливости полученных им сведений, граф Кутайсов немедленно отправился обратно в форт прямым путем (Путь этот сокращал расстояние до форта почти на 30 верст.), взяв себе в конвой 57 всадников конно-иррегулярного полка и поручив остальную часть колонны и охранение следовавших в форт туркменов 21-го стрелкового батальона капитану Коллерту.
Следование, 21-го апреля, небольшого конного отряда графа Кутайсова совершалось в начале без всяких случайностей, но к пяти часам пополудни, в то время, когда он находился уже в 12 верстах от форта, граф Кутайсов встречен был огромным скопищем киргизов, тысяч до пяти человек, заграждавшим ему доступ к форту.
Решившись мгновенным натиском проложить себе путь сквозь неприятельскую толпу, он бросился со своими всадниками вперед и, после ожесточенной схватки, прорвал ее. Отбиваясь затем от преследовавших мятежников, эта горсть всадников неоднократно должна была останавливаться, чтобы дать должный отпор наседавшей на нее с тыла толпе, или сбивать заскакавшие и загромождавшие ей путь партии.
Бой прекратился лишь в четырех верстах от форта, когда киргизы заметили движение из форта нашей пехоты. В деле 21-го числа мы потеряли убитыми 9 и ранеными 14 человек нижних чинов Дагестанского конно-иррегулярного полка; кроме того, убит армянин-переводчик, убито и ранено 23 лошади.
Потери киргизов, судя по тому ожесточению, с которым дрались всадники конно-иррегулярного полка, должны были быть огромны. В тот же период времени, с 17-го по 21-е апреля, мятежниками сделано было несколько попыток к нападениям на форт Александровский, не имевших однако никакого успеха.
По прибытии начальника отряда в форт, немедленно была отправлена колонна на встречу следовавших из степи рот и туркменских семейств; обе колонны, соединясь верстах в пятнадцати от форта, благополучно и без выстрела возвратились в оный 22-го числа.
По доставленным затем начальнику отряда сведениям, что партии киргизов в окрестностях форта не расходятся, а, напротив, увеличиваются, что весь край находится в полном восстании, что киргизы, не надеясь на прощенье со стороны русского правительства, объявили священную войну против нас, его высочество главнокомандующий армией, признавая неотлагательную необходимость предоставить мангишлакскому отряду возможность более быстрых и энергических наступательных действий, приказал, независимо сборной сотни Терского казачьего Войска, отправленной в форт Александровский, направить туда, по мере сбора войск и прибывающих перевозочных средств, две стрелковые роты Апшеронского полка, третью и четвертую сотни Дагестанского конно-иррегулярного полка и взвод 2-й конно-артиллерийской батареи Терского казачьего Войска.
С другой стороны, для установления надлежащего единства и удобства в распоряжениях, как по своевременному снабжению отряда и направлению действий оного к предположенной цели, так и по отношению к административному управлению Мангишлакским приставством, признано необходимым подчинить все войска, на Мангишлаке находящиеся, и самое приставство командующему войсками Дагестанской Области, на тех же основаниях, на которых подчинены ему войска и управления Дагестанской Области, и установить для распоряжений по интендантскому довольствию отряда тот порядок, который определен положением о полевом управлении войск в военное время - назначением для сего особого лица, на правах, предоставленных тем положением отрядным интендантам.
Таким образом, в течение мая месяца мангишлакский отряд постепенно был доведен до восьми рот пехоты и пяти сотен кавалерии, при двух пеших и двух конных орудиях, не считая команд, составлявших прежний гарнизон форта.
Пользуясь этими указаниями, полковник граф Кутайсов предпринял в половине мая исследование степи в окрестностях форта. Так как по сведениям, ему доставленным, небольшое число кочевников Маметова рода расположились близ источников Кунансу, то он двинулся с частью отряда к этому урочищу.
Здесь действительно явились к нему представители кочевья в несколько десятков кибиток и изъявили полную готовность перейти к форту, на что и получили соответственные указания; вслед затем, однако, пользуясь темнотой ночи, отдаленностью расположения отряда от их кочевки, и подстрекаемые прибывшими к ним тайно предводителями мятежных родов, они вновь ушли в степь.
Обстоятельство это, в связи с полученными сведениями о том, что в долине, образуемой хребтами Ак-тау и Кара-тау, киргизы пользуются пастбищами и сделали даже некоторые посевы, побудило графа Кутайсова, сосредоточив на Кунансу большую часть имевшихся в его распоряжении войск и устроив здесь вагенбург, послать легкую кавалерийскую колонну (из двух сотен Терского казачьего Войска и двух сотен Дагестанского конно-иррегулярного полка при двух конных орудиях), под начальством полковника барона Мейендорфа, для поисков в сказанном направлении.
Выступив из Кунансу, 29-го мая с рассветом, колонна эта проследовала в тот же день через урочище Тарталы до Уналак, 30-го числа через Джангалды, Тущубек и Керт, до Чепе, и 31-го через Унде до Агашты, не встретив неприятеля и уничтожая лишь попадавшиеся на пути более или менее значительные посевы.
По прибытии в Агашты, полковник барон Мейендорф получил сведение, что вблизи, на урочище Баш-Кудук, находится табун киргизских лошадей; вследствие чего немедленно же двинулся по этому направлению и в течение ночи успел прибыть на возвышенности близ названного урочища, а с рассветом напал на табуны и, после непродолжительного преследования, захватил несколько косяков лошадей с четырьмя караульщиками.
Так как, по показаниям штабных, несколько табунов находилось еще на урочище Агиз и Игиз, то часть кавалерии направлена была к этим пунктам, и, несмотря на трудность движения по пескам, успела захватить табуны эти и с ними восемь человек киргизов, из которых трое было сыновья влиятельных биев Табушева отделения. Всего взято было 12 пленных, три верблюда и до 2,000 лошадей; небольшое число остальных киргизов, охранявших табуны, успели скрыться.
Произведя затем рекогносцировку по направлению к урочищам Бурлы и Джармы, куда скрылись бежавшие от табунов люди, и убедясь, что поблизости нет никаких следов кочевников, барон Мейендорф двинулся обратно к отряду, с которым и соединился в урочище Ундах, доставив всех пленных и захваченные табуны.
Независимо предпринятых военных движений, граф Кутайсов успел привлечь в форт несколько человек из более приверженных нам родов киргизов, а частью и ближайших туркменских кочевок, и, дав им надлежащие наставления, отправил в степь для вызова к себе депутатов от населения, дабы разъяснить им требования правительства и успокоить те роды или отдельные аулы, которые, не принимая участия в беспорядках, бросили свои обычные места и, бедствуя с огромными стадами своими от совершенной бескормицы на Усть-Урте, не решались прикочевать к форту, боясь преследования и разграбления со стороны мятежных родов.
С целью покровительства таковому переходу и в ожидании возвращения посланных им людей, граф Кутайсов, по присоединении к нему кавалерийской колонны, перевел свой отряд из урочища Унды на Кунансу, где и расположился 7-го июня.
8-го июня, генерал-адъютант князь Меликов отправился на Мангишлак. На другой день его прибытия явились в отряд депутаты некоторых отделений адаевцев, вследствие распоряжений графа Кутайсова.
Приняв этих представителей, князь Меликов усмотрел из слов их и заявлений, что, с одной стороны, разно-временные движения отряда в глубь степи, неожиданно-быстрое появление наших войск в местах их привольных кочевий и захват пленных и табунов, а с другой - прекращение всякой меновой торговли, невозможность приобретения хлеба и заработков у наших рыбопромышленников, одновременно с бедствиями, претерпеваемыми стадами их от недостатка кормов - убедили значительную часть мятежных адаевцев в невозможности укрываться от нас и привели их к сознанию, ради избавления себя и стад своих от конечного разорения и гибели, принести полную покорность правительству.
Такое положение дел побудило князя Меликова немедленно определить те условия и обязательства, на которых могло быть допущено принятие под покровительство войск наших доверителей депутатов.
Условия заключались в следующем:
1) безусловно покориться русскому правительству и беспрекословно повиноваться поставленным над ними начальникам;
2) в течение двух месяцев, со дня подписки, внести, не скрывая числа кибиток, полностью следуемую с них за 1870 год подать в размере 3 рублей 50 копеек с кибитки. Те же из них, которые не внесли еще подать за 1869 год, или же внесли оную не вполне, обязуются, вместе с представлением ими подати за 1870 год, внести или дополнить таковую за 1869 год в прежнем размере по 1 рублю 50 коп. в год;
3) выдать всех имеющихся у них пленных русских подданных;
4) выдать всех находящихся между ними зачинщиков восстания и участвовавших в нападениях на полковника Рукина и вообще на русские войска, поселян и рыбопромышленников; тех же из мятежников, которые уйдут от них, указывать начальству места, где они скрываются, содействовать всеми мерами поимке их и вообще стараться или доставить их, или истребить;
5) возвратить и указать у кого находятся награбленные киргизами при последнем возмущении на Мангишлаке товары, верблюды, лошади, скот и бараны; если же этого будет недостаточно на удовлетворение за понесенные убытки купцов и поселян, подвергшихся грабежу, и семейств тех из них, которые были убиты, то они обязуются беспрекословно, по приведении в известность потерь, принять на себя, вместе с другими отделениями адаевского рода, часть вознаграждения, какую начальство найдет нужным наложить на них для удовлетворения ограбленных купцов и поселян;
6) принимать безотговорочно то управление, какое начальству угодно будет ввести у них;
7) принимать начальников, которые будут поставлены над ними, с должным уважением и почетом, беспрекословно исполнять все их приказания и оберегать их, когда они будут среди них, от покушения неблагонамеренных людей;
8) отбывать беспрекословно и бесплатно все повинности, которые на них будут возложены, как-то: очистку старых или вырытие новых колодцев, поправку дорог и проч.; и, кроме того, при передвижениях отрядов войск, отдавать в наем за плату, утвержденную главным начальством, лошадей и верблюдов с должным числом вожаков.
Условия эти приняты были всеми депутатами, которые и были затем отпущены для приведения их в исполнение и надлежащего разглашения между прочими ордынцами, для чего все депутаты были снабжены переводами таковых условий на татарский язык.
Вместе с тем, генерал-адъютантом князем Меликовым отправлен был в степь Мамбет-Сафар, пользующийся между кочевниками большим почетом и уважением, для предъявления всем аулам адаевского рода особого объявления, которое князь Меликов счел нужным сделать от своего имени. Подобные же объявления были розданы и всем прибывшим депутатам.
Результат этих мер не замедлил обнаружиться в самом непродолжительном времени: уже к 29-му июня более 1,500 кибиток приняли беспрекословно полную покорность и стали прикочевывать к форту.
В виду такого положения дел, князь Меликов нашел возможным приостановить военные движения в степь, тем более,что с наступлением сильных жаров такие движения становятся крайне затруднительными, и оставить на Мангишлаке только часть отряда, достаточную для усиления гарнизона форта Александровского и для охраны Николаевской станицы и тех киргизских аулов, которые принесут покорность и прикочуют к форту.
Таким образом были спущены на западный берег Каспийского Моря следующие войска: 21-й стрелковый батальон, взвод 4-й батареи 21-й артиллерийской бригады, сборная сотня Терского казачьего Войска и две сотни Дагестанского конно-иррегулярного полка, а в составе мангишлакского отряда остались: две стрелковые роты 81-го пехотного Апшеронского полка, две роты 14-го Кавказского линейного батальона, сборная сотня и взвод 2-й батареи Терского казачьего войска, одна сотня Дагестанского конно-иррегулярного полка и две сотни Уральского казачьего Войска.
Одновременно с уменьшением числа войск, представилась возможность освободить и все, весьма дорого стоившие казне, суда общества «Кавказ и Меркурий», которые необходимо было предоставить в распоряжение командующего войсками Дагестанской Области для подвозки продовольственных запасов к отряду и облегчения последнего в его движениях вдоль морского прибрежья, и ограничиться для всех этих надобностей назначением одного военного парохода «Кура».
Несостоятельность прежнего порядка управления киргизами на Мангишлаке, вполне выказавшаяся при событиях весной 1870 года, привела к необходимости озаботиться установлением хотя временного управления на началах, соответственных положению дел и действительной возможности надзора за покорившимися.
Посему, впредь до окончательного водворения спокойствия в крае и составления подробных соображений административного его устройства, князь Меликов назначил покорившимся адаевцам наиба, в лице почетного ункратльского жителя Хаджи Гуссейна, дав ему в помощь двух наиболее благонадежных и влиятельных туземцев-киргизов и, в виде полицейской и охранной стражи, десять всадников Дагестанского конно-иррегулярного полка и 15 киргизов.
Со своей стороны, депутаты покорившихся приняли на себя и на своих доверителей ответственность за безопасность наиба, и дали обязательство беспрекословно исполнять все его приказания и распоряжения.
Затем, дабы облегчить положение покорившихся и обеспечить им спокойную кочевку, всем, принимающим покорность, было разрешено прикочевать в окрестности форта и производить по-прежнему торговлю в нем, с тем однако, чтобы они занимались сбытом только продуктов лично им принадлежащих, и чтобы приобретаемый ими в форте хлеб, под опасением примерного наказания, не был передаваем тем из их одноплеменников, которые не принесут покорности.
В связи с этой последней мерой, чтобы сделать ее вполне действительной, объявлено и туркменам, кочующим около Александр-Бая и Кара-Бугаза, полное запрещение вступать в какие-либо торговые дела с теми из киргизов, которые не будут иметь на то письменного разрешения наиба.
Для согласования же тех мер, которые должны быть принимаемы со стороны оренбургского начальства против адаевцев, могущих явиться к пределам того края с вышеизложенными распоряжениями на Мангишлаке, генерал-адъютанту Крыжановскому сообщены условия, на которых принимается от них покорность кавказским начальством, с просьбой допускать оставление на летних кочевьях всех тех, которые, по предъявлении им условий, обяжутся исполнять оные точно и немедленно по требованию мангишлакского начальства.
По принятии этих мер, дело по принесению адаевцами покорности и общему умиротворении Мангишлака пошло весьма успешно: киргизы начали доставлять русских пленных, являться со вносом податей и за получением именных билетов на право сбыта своих продуктов и покупки хлеба; даже бузагинцы, более всех замешанные в возмущении и беспорядках и всегда более других нам враждебные, начали заявлять о желании своем присоединиться к адаевцам, прежде изъявившим нам полную покорность.
Что же касается исполнения других обязательств, то почетные представители киргизов и туркменов, прибывшие в сентябре месяце в Темир-Хан-Шуру ко времени пребывания там главнокомандующего армией, просили отсрочки во внимание к тем местным обстоятельствам, по которым исполнение их сопряжено было с неодолимыми трудностями.
Его Высочество изволил лично объявить им о своем соизволении на испрашивавшуюся ими отсрочку до февраля 1871 года. По заявлению начальника мангишлакского отряда (Генерал-майора Комарова, вступившего в командование отрядом в конце сентября месяца.), исполнения киргизами всех принятых обязательств, по всей вероятности, можно было ожидать к февралю месяцу 1871 года, без употребления против них военной силы, за исключением только одного условия, именно выдачи зачинщиков бунта и участников нападения на полковника Рукина, на войска наши, форт и поселение.
Исполнение последнего обязательства могло встретить немаловажные затруднения, даже при полном содействии расположенных к нам почетных киргизов и туркменов, так как, при условиях внутреннего общественного быта мангишлакских киргизов, масса их весьма мало подчиняется влиянию выдающихся из среды их личностей, а зачинщики возмущения имеют легкую возможность укрыться от ожидающего их наказания, откочевав в пределы Хивинского Ханства, откуда мангишлакцы постоянно подстрекаются к поддержанию неприязненных и враждебных к нам отношений.
Принимая во внимание эти обстоятельства, было решено не настаивать на исполнении столь трудно-исполнимого требования. Между тем, умиротворение края продолжалось весьма успешно, и к концу 1870 года на Мангишлаке, достигнуты были следующие результаты:
1) От киргизов, кочевавших от Эмбы и Усть-Урта к стороне Мангишлака, 86 почетных биев явились к начальству приставства с изъявлением покорности за себя и за свои отделения: Баимбетово, Туркмен-Адаево, Тобушево, Джавлиево и Джиминеево; отделения эти перекочевали, в числе до 2,000 кибиток, частью на Бузачи, частью к Кара-тау, частью же на полуостров Мангишлак.
Кроме того, к начальнику мангишлакского отряда явились депутаты, также с изъявлением покорности, и от адаевцев, кочевавших в при-эмбенском крае (Арка), в районе оренбургского генерал-губернаторства, и дали установленную подписку.
С того времени аулы их начали постепенно перекочевывать к Мангишлаку, и в ведение мангишлакского управления поступили: Табушева отделения под-отделения Джанай и Худма; Баимбетова отделения под-отделения: Баибуз, Ацимчаки и Сабутой; Джеминеева отделения под-отделения: Кожетай, Челым и Кульджа-сара; Джарова отделения под-отделения: Кеще, Джиземек и Давлет-Али, и Туркмен-Адаева отделения под-отделение Теней.
Затем на Арке, в районе оренбургского генерал-губернаторства, остались отделения: Кырк-Мултуково, Балыкчиево, Кунан-Урусово, Ахпаново, Чечемово и Туркмен-Адаева отделения под-отделение Байбулово.
Сардари их прислали к начальнику мангишлакского отряда письма, в которых, изъявляя за себя и за свои отделения покорность и сообщая о вносе ими подати оренбургскому начальству, просили оставить их в ведении того начальства.
2) Податей за 1869 год адаевцы и мангишлакские туркмены внесли, до возмущения, по 1 руб. 50 коп. с кибитки, по числу 2,390 кибиток 3,585 рублей, а кочевавшими в пределах Уральской Области, четырьмя отделениями верхних адаевцев, внесено летом 1870 года в той области с 2,539 кибиток 3,808 руб. 50 коп.
Во второй же половине 1870 года взыскано на Мангишлаке податей за 1869 год с 248 кибиток 372 рубля, а всего за 1869 год податей поступило только по числу 4,929 кибиток.
За 1870 год податей поступило по 3 руб. 50 коп. с кибитки, по числу 2,673 кибиток, 9,355 руб. 50 коп.; сверх того ожидалась к поступлению собранная уже подать с туркменов игдирского рода, по числу 170 кибиток, и подать со 150 кибиток адаевцев; всего надлежало поступить податей за 1870 год с 3,000 кибиток.
Кроме того внесено податей в Уральской Области, четырьмя отделениями верхних адаевцев, с 3,125 кибиток, и отделениями кочевавшими в пределах Уральской Области, мелкими аулами, по числу 610 кибиток.
Судя по тому, что в прежние годы подать вносилась адаевцами обыкновенно по числу от 9 до 10 тысяч кибиток и что в Хиву и к Юмудам откочевало в 1870 году не менее 3,000 кибиток, можно считать поступление подати за 1870 год, сравнительно с прежними годами, довольно удовлетворительными.
3) Во время возмущения захвачено киргизами в плен: штаб и обер-офицеров 5, урядников 2, казаков 38, поселян и рабочих 29, армян-торговцев 4. Из них а) убито: штаб и обер-офицеров 3, урядников 2, казаков 17, поселян и рабочих 8, армянин
1; б) выданы или вышли из плена: штаб-офицеров 2, казаков 12 (Один из них доставлен мертвым.), поселян и рабочих 10, армян
3; в) осталось в плену, умерло или продано в Хиву: казаков 9, поселян и рабочих 11. Сверх того выдано три человека из захваченных в плен астраханских и уральских рыбопромышленников, которые и отправлены в Астрахань.
4) Из заграбленных киргизами оружия, лошадей, верблюдов, баранов и разного товара (Киргизами во время возмущения взяты были ружья, пики, шашки, седла и лошади 40 казаков; оружие и лошади 8 милиционеров; товару и скота у частных лиц награблено, судя по поданным заявлениям, на сумму до 600,000 руб., которую, впрочем, нельзя не считать преувеличенной.
Разоренные маяки стоили казне до 100,000 рублей, не говоря об издержках, произведенных по снаряжению мангишлакского отряда.) возвращено было весьма немного; но зато на удовлетворение частных лиц за ограбленное у них имущество, а также и за старые долги, показанные торговцами тоже в числе отнятого у них адаевцами имущества, доставлено ими этим торговцам разного скота на сумму 16,618 рублей.
Принесение полной покорности киргизами и исполнение всех обязательств, согласно данной им главнокомандующим армией отсрочки, последовало 2-го февраля 1871 года. К этому времени были вызваны в форт Александровский представители почти от всех адаевских отделений, под-отделений и поколений в числе которых было шесть сардарей и более ста почетных биев.
Несмотря на самое неблагоприятное время, суровую зиму, падеж скота и дальность кочевок, по вызову генерал-майора Комарова явились даже представители от самых дальних адаевцев, кочующих в верховьях Эмбы, на Сагизе и Уиле; для чего многие из них должны были сделать более 1,000 верст, большей частью по льду по реке Эмбе и через залив Мертвый Култук, так как за глубокими снегами переезд по Усть-Урту, в то время, был совершенно невозможен.
Собравшимся представителям начальник мангишлакского отряда подробно сообщил как те обязательства, выполнения которых требовалось безотлагательно, так и те, который должны быть выполняемы ими на будущее время, а от имени главнокомандующего было объявлено прощение адаевцам за беспорядки, произведенные ими в 1870 году на Мангишлаке.
По объявлении всего этого и налагаемого взыскания 12-ти тысяч баранов, представители адаевцев, рассчитывая на гораздо большую контрибуцию, приняли таковое снисхождение к ним с благодарностью, и в тот же день дали подписки во вносе всего на них налагаемого к сентябрю месяцу 1871 года.
Принимая во внимание, что все адаевцы, кроме 2,000 кибиток, ушедших в Хиву, в настоящее время совершенно покорны нам и безусловно готовы исполнять все наши приказания что и доказано ими фактически - и что народ охотно обращается к нам даже за разбором своих взаимных неудовольствий, генерал-майор Комаров счел необходимым, впредь до окончательного определения порядка будущих сношений наших с туземным населением, установить на Мангишлаке такой строй администрации, который ограждал бы наших торговцев и поселян от произвола и насилия туземцев, и удовлетворял бы в то же время потребности самого туземного населения, признающего себя подданными Государя Императора.
В этих видах, поручив внутреннее управление адаевцами прежним их сардарям, генерал-майор Комаров нашел нужным подчинить и сих последних, в свою очередь, трем помощникам наиба, на том же основании, как они были прежде подчинены дистаночным начальникам (Маяеву и Калбину).
В помощники генерал-майором Комаровым избраны люди, пользующиеся влиянием в народе и испытанные в преданности нам и службе. В ожидании представления командующего войсками Дагестанской Области окончательных соображений по определению порядка будущих наших сношений с кочующими на Мангишлаке киргизами, его высочество главнокомандующий армией утвердил и вполне одобрил все вышеозначенные распоряжения начальника мангишлакского отряда.
Довольствие войск мангишлакского отряда. Принимая во внимание исключительность положения, в котором находятся чины войск мангишлакского отряда, Его Высочество главнокомандующий армией изволил приказать означенным войскам производить следующее довольствие:
а) Натуральные рационы всем штаб и обер-офицерам, кому следуют таковые по положению, полагая каждый рацион в 25 к., как для верховой, так и для вьючной лошади.
б) Порционные деньги в размере 40 коп. в сутки всем субалтерн-офицерам, не пользующимся столовыми деньгами и неимеющим права на получение натуральных рационов.
в) Нижним чинам то содержание, какое положено гарнизону форта Александровского (на основании 1,133 ст. IV час. III кн. св. воен. пост.), т.е. по два четверика муки, по три гарнца круп, по 15 фунтов мяса, по 10 фунтов гороху, по 1/2 ведра капусты, по 13 чарок вина каждому в месяц, и кроме того (со дня последовавшего утверждения главнокомандующим постановления окружного совета 28-го апреля), добавочные винные порции по 17 чарок в месяц, полагая в ведре 120 чарок и полфунта мяса в день каждому.
Кроме того, военным советом разрешен офицерам, чиновникам и священникам с причтами отпуск от казны безденежно провианта по одному солдатскому пайку, мяса, спирта и приварочных припасов, наравне с нижними чинами.
Для сокращения пропорции сена, как продукта громоздкого и дорого стоящего в перевозке, разрешена замена оного овсом: за 5 фунтов сена 1 гарнец овса.

Источник:
«Подавление беспорядков на Мангышлаке в 1870 год. Военный сборник, № 3. 1872

Использованы рисунки и фотографии
Мангышлакского цикла Тараса Григорьевича Шевченко, Карутц Рихарда "Описание народа Мангышлака".