Вы здесь

Главная

Поездка Варенцова в Геок-Тепе, Мерв, Чарджуй, Узун-Аде.

Поездка в город Геок тепе в Туркмении.

«Чарджуй был уже в Бухарском ханстве, под управлением бека, доводящегося эмиру бухарскому не то дядей, не то братом. К этому беку мне пришлось сделать визит, так как в этом бекстве находилась земля, подаренная Н. П. Кудрину эмиром»

Поездка из Мерва в Чарджуй.

Проезжая мимо разрушенной крепости Геок-Тепе, бывший офицер рассказал интересный случай: отряд русских войск в количестве 2000 человек подходил к крепости, измученный трудностью похода в песках, жарой и недостатком воды. Варенцов Н. А.
Около крепости было сосредоточено до 60 тысяч человек храбрых туркмен, великолепных лихих наездников. Про туркмен рассказывали, что они своей храбростью и своим свирепым видом наводили панику на пограничных с ними соседей, как, например, на хивинцев: так, один туркмен - бывали случаи - забирал 100 человек и отводил в плен. Офицер приписывал чуду, что туркмены, будучи в таком количестве, не бросились на отряд русских и не уничтожили его, а поспешили укрыться в крепости Геок-Тепе, что их и погубило. 
Русские повели подкоп под стены крепости, чтобы взорвать их. Один из русских дезертиров, татарин, старался объяснить туркменам значение подкопа, но его туркмены объяснили по-своему, предполагая, что будет проделана дыра в крепость и русские войска поодиночке будут проходить в крепость, а им легко будет каждого поодиночке уничтожить, не подвергая себя опасности. По взятии крепости пленные туркмены рассказывали об этом.
Этот бывший офицер кроме своих рассказов был нам полезен еше тем, что давал разные практические советы: так, указывал те станции, где можно получить борщ, изготовляемый предприимчивыми хохлушками, женами железнодорожных сторожей, куда при остановке поезда нужно было стремительно бежать, чтобы вовремя успеть получить тарелку супу, расхватываемого моментально проголодавшейся публикой; в то время еще станции только строились, а потому буфетов не было.
Недалеко от Мерва из-за лишних трех дней остановки в Узун-Аде и чрезвычайно медленного хода поезда с продолжительными остановками взятые мною запасы провизии кончились, и мы все проголодались.
Смотрю, В. А. Капустин, коварно улыбаясь, глядит на меня, взял свою сумку и достал из нее два сдобных хлеба и сухой сыр, оставленные мною в Тифлисе в гостинице. Сдобный хлеб я купил в дорогу как лакомство, он прельстил меня в булочной своим вкусным видом, но когда я принес его в гостиницу и попробовал, то хлеб оказался чрезвычайно плохим, кислым, ноздреватым и без малейшей сдобы, только сверху был хорошо смазан яйцами и в тесто положен был шафран.
Придававший ему сдобный и вкусный вид; сыр же, взятый из Москвы, весь высохший, я заменил новым, купленным в Тифлисе, а потому и решил оставить этот хлеб и сыр в гостинице, чтобы не отягощать свой багаж лишним весом, о чем и сказал Владимиру Арсеньевичу.
Предусмотрительный Владимир Арсеньевич, не сказавши мне ни слова, взял хлеб с сыром и положил в свою сумку и теперь, вытащив их, доставил всем нам большое удовольствие, все было съедено моментально, и хлеб с сыром всем понравились.
В Мерве мы распрощались с Аигиным, поехавшим в Коканд к месту своей службы, и с бывшим офицером, отправившимся в Самарканд. Пробыв несколько дней в Мерве, поехали в Чарджуй, расположенный на Амударье.У стен Геок-Тепе.
Чарджуй был уже в Бухарском ханстве, под управлением бека, доводящегося эмиру бухарскому не то дядей, не то братом. К этому беку мне пришлось сделать визит, так как в этом бекстве находилась земля, подаренная Н. П. Кудрину эмиром.
Захватил с собой подарок беку, состоящий из двух парчовых халатов. Бек жил в своем дворце типа общих азиатских построек, но только больших размеров. Меня ввели в комнату, обставленную плохой мебелью московско-сухаревского изделия.
Расположились все вокруг стола, на котором немедленно появился дастархан: на медном подносе в середине его лежали лепешки, а кругом их миндаль, фисташки, еще какие-то орехи и конфекты, сделанные на бараньем сале, видом своим напоминали конфетти, употребляемые французами во время карнавалов для бросания друг в друга. Лица бека и его приближенных и разговоры с ними я совершенно забыл, они у меня никакого впечатления не оставили.
При отъезде бек надел на мои плечи парчовый халат и, кроме того, вручил еще несколько халатов в руки, по принятому азиатскому обычаю. На другой день отправились осматривать бывшую хлопковую плантацию, находящуюся в 40 верстах от города. Поехали рано утром. Как только выехали из города, внезапно были окружены хорошо вооруженными всадниками, с громадными папахами на головах, придающими лицам их особую свирепость.
Правда, эта неожиданность нас смутила. Что бы это могло значить? Остановили лошадей и спросили: «Зачем вы едете с нами?» Один из всадников, нужно думать, старший, подъехал к нам близко и в витиеватой форме речи, как полагается по азиатскому этикету, ответил: «Губернатор Чарджуйского бекства, зная о вашем отъезде, поручил нам вас сопровождать и охранять, так как место, куда вы едете, глухое, где водятся тигры, кабаны и, быть может, дурные люди.
Упаси Аллах, если с вами что-нибудь случится, то бек будет огорчен на всю жизнь», - и наговорил еще много в том же духе. Мы попросили его: если они не могут не исполнить приказания бека, то, по крайней мере, пусть едут немного в отдалении от нас, чтобы пыль, производимая лошадьми, не обдавала бы нас. Он приложил свою руку ко лбу и сердцу, отъехал, и, как мы его просили, группа всадников ехала позади нас туда и обратно.
Мы ехали в двух экипажах: в одном сидел я с Любарским, доверенным чарджуйской конторы, и в другом В. А. Капустин с поваром и малайкой, взятыми для изготовления нам обеда. Любарский был выше среднего роста, довольно полный, красивый мужчина, с семитическими чертами лица. Он был образованным и развитым человеком, выдавал себя за поляка и объяснял причину выбора места службы в Чарджуе болезнью грудной жабой, уверяя, что климат Чарджуя ему очень полезен.Текинцы Мервского оазиса.
Он был женат. Жена его была красивая, молодая и образованная женщина, заметно сильно любившая мужа. Она ради здоровья мужа - с кротким сознанием необходимости - переносила жизнь в этом азиатском городе, с полным лишением всех благ цивилизации. Провести с ними несколько суток после утомительного путешествия с пылью, грязью, по жаре было приятным удовольствием. Потом уже в Ташкенте мне пришлось узнать, что причиной пребывания Любарского в Чарджуе была не его болезнь, а роман.
Его жена, будучи барышней, дочерью какого-то очень важного жандарма, влюбилась в Любарского, решила бежать с ним, зная, что не получит согласия на брак от отца. Выбрали город Чарджуй, находящийся во владении эмира бухарского, где не было жандармов, а потому отец не мог получить сведения о пребывании его дочери там. На бывшей плантации был деревянный дом, выстроенный агрономами для своего житья.
Дом состоял из нескольких довольно поместительных комнат, чисто и хорошо содержавшихся, где в данное время жил приказчик для охраны оставшегося имущества Товарищества. Приказчик объяснил причину своей жизни здесь любовью к охоте, что, по всей вероятности, и было так (если только не был он из беглых преступников, могущих скрыться от полицейских только здесь). Место действительно изобиловало живностью, отойдя из дома только несколько шагов, уже из-под ног наших начали вылетать фазаны, с большим довольно шумом.
Будь бы мы охотники, настрелять могли большое количество этой вкусной птицы: так много ее было там. Приказчик подтвердил, что здесь в изобилии водятся хищники, и только еше вчера он, проезжая верхом на лошади, услыхал страшный треск от ломки камыша, он с трудом мог удержать лошадь, напуганную шумом, и он, как рассказывал, приготовился к смерти, переживая тяжелые минуты, считал себя погибшим от того, что так легко могут ломать толстый камыш только сильные звери.
И действительно, в недалеком расстоянии от него пронеслось стадо кабанов, нужно думать, напуганных другим, более сильным хищником, чем кабаны. Вся тысяча десятин земли, подаренная эмиром Среднеазиатскому товариществу, за исключением обработанных под хлопок, была покрыта высоким толстым камышом, покрывающим с верхом едущего на лошади.
Осмотрев размытую плотину, с грустью посмотрел на обработанные десятины земли под хлопок, от которых ожидали таких хороших результатов; надышавшись чудным воздухом почти необитаемого места, вернулись к дому достаточно проголодавшиеся и утомленные.
К приходу нашему уже был готов обед. В большой комнате был накрыт стол чистой белой скатертью, обставленный хорошим столовым сервизом, с салфетками, как будто мы были в гостях в Москве или в каком-нибудь другом культурном месте.Улица Мерва.
Посередине длинного стола стояли бутылки с вином от известного садовода Филатова, разные закуски, начиная от икры и кончая сыром, и на больших блюдах лежали кисти винограда и чарджуйские дыни. Обед состоял из супа, плова и жареных фазанов, и все было вкусно приготовлено. После обеда мы еще долго сидели за столом, попивая вино, делясь впечатлениями от Азии и ее обывателей.
Было уже поздно, нужно было идти спать, вышли из дома подышать немного чистым воздухом. Перед глазами нашими открылась интересная картина, достойная кисти Верещагина или Каразина: в шагах ста от дома вокруг большого костра разместились на корточках джигиты бека, кучера, повар и малайка.
Все они своими костюмами, папахами, тюбетейками представляли интересное зрелище, с распеванием унылых песен с мотивами, напоминающими оперу «Садко». Вокруг всей стоянки стоял сплошной вой шакалов, окружавших ее плотным кольцом.

Поездка Варенцова в Узун-Ада.

В начале ноября 1891 года мне пришлось поехать в Среднюю Азию с целью организовать скупку хлопка от Московского Торгово-промышленного товарищества, так как с уходом Н. И. Решетникова из Среднеазиатского товарищества вся скупка хлопка в многочисленных отделениях Товарищества осталась без надлежащего надзора и каждый доверенный отделения делал, что ему хотелось, а главное, не забывал набивать свои карманы деньгами Товарищества.
В отделениях была полная разруха, и требовалась крепкая и твердая рука опытного и честного человека, которого и нужно было подыскать среди служащих Среднеазиатского товарищества. Я понимал всю серьезность и сложность порученного мне дела, и должен сказать, что поездка меня сильно угнетала, я в день отъезда чувствовал себя до чрезвычайности скверно, хотя Азия меня интересовала и я мечтал поехать туда.
Третий звонок, свисток, последние приветствия провожающих, и я сел в угол вагона в подавленном и угнетенном духе и очень боялся, что такое скверное состояние мне придется испытывать во все время путешествия, но, когда отъехали только 60 верст и подъезжали к Раменскому, такое дурное настроение меня оставило и больше никогда не повторялось.Чарджуй. Дворец бека..
Мои компаньоны по путешествию были Владимир Арсентьевич Капустин, поехавший посмотреть Азию, и Иван Иванович Аигин, едущий на службу в качестве бухгалтера кокандского отделения. Чтобы попасть в Баку, у нас было две дороги: одна - через Петровск, Баку в Узун-Аду, пришлось бы ехать по Каспийскому морю трое суток, и другая - через Владикавказ, по Военно-Грузинской дороге в Баку и оттуда 18-часовая поездка по Каспийскому морю в Узун-Аду.
Мы избрали второй путь, чтобы сократить поездку по бурливому Каспийскому морю, хотя Военно-Грузинская дорога в эти месяцы была весьма опасна из-за снежных обвалов. Мы проехали Военно-Грузинскую дорогу без приключений, но, прибыв в Тифлис, узнали, что ехавшие за нами какие-то господа были уничтожены снежным обвалом с лошадьми и экипажем.
По Каспийскому морю проехали тоже чрезвычайно удачно, нас ни разу не качнуло, море было тихо и спокойно, что бывает весьма редко в этом месяце года. Порт в Узун-Аде был отличный, но местечко при порте было обиженное Богом, от него тянулись более чем на 300 верст пески, переносимые ветром, ни одного деревца или кустика.
Не считая особого рода растения под названием саксаул, растущего в песках, но сильно вырубаемого жителями оазисов на топливо, наконец правительство обратило внимание на его вырубку и запретило небрежно и без системы вырубать его, как растение, удерживающее пески от переноса на земли оазисов.
Все деревянные дома в Узун-Аде были выстроены на сваях из-за передвижения песка с места на место. Мы могли наблюдать, что, когда входили в дверь дома, попадали внутрь прямо с песка, а просидев там несколько часов, приходилось спускаться по подставной лестнице, так как в это время ветер выдул песок в этом месте.
В Узун-Аде пресной воды не было, ее привозили по железной дороге на платформах в больших чанах. От большой жары и пыли несознательные рабочие, когда знали, что присмотра в это время не имеется, в чанах купались и обмывались, а потом им самим приходилось пить эту воду. 
Продукты питания тоже привозились все с Кавказа на пароходах и быстро портились от неимения холодильников. Между тем сравнительно недалеко от залива Узун-Ада имелся чудный порт с городом Красноводск, а потому приходилось удивляться, что строитель железной дороги генерал Анненков мог избрать конечным путем железной дороги порт Узун-Ада и как люди могли жить в нем. У местных оазисных жителей туркмен сложилась легенда о создании этого края:Чарджуйский бек.
Господь, творя небо и землю, переутомился и пожелал отдохнуть, позвал ангела и сказал: «Я отдохну, а ты продолжай мое дело». Когда Господь отдохнул, то он ужаснулся от создания Закаспийского края с песками и разбросанными в них кое-где оазисами с плодороднейшими землями.
В Баку в конторе пароходного общества «Кавказ и Меркурий» уверили нас, что мы по приезде в Узун-Аду в этот же день попадем на поезд железной дороги, корреспондирующий между Узун-Адой и Самаркандом и приспособленный для перевозки служащих, рабочих и разных грузов, требующихся для постройки. Какое же было наше огорчение, когда, приехав в Узун-Аду, узнали, что поезд ушел вчера вечером и придет обратно в Узун-Аду только через трое суток.
Выругавши про себя бакинское агентство общества «Кавказ и Меркурий» за его неосведомленность, помирились с участью, нас ожидавшей: спать на полу станции без всяких удобств и питаться тем, что дадут в железнодорожном буфете, содержимом каким-то грязным армянином. Спросили в буфете: «Что у вас есть свежее?» Армянин отвечал: «У нас все свежее, а сегодня готовили котлеты и филе с соусом мадера».
Остановились на последнем блюде. Подали в довольно грязном мельхиоровом сотейнике, моющемся, нужно думать, небрежно из-за недостатка горячей воды и рабочих рук. В сотейнике лежало мясо, с верхом покрытое так называемым соусом мадера, от которого шел запах разных кухонных трав и приправ всех терминологий, но запах от испорченного мяса покрывал все запахи острых специй соуса.
Мы не решились есть, пришлось довольствоваться чаем и теми запасами, что взяли с собой на всю дорогу, не рассчитывая на эту случайную остановку. Спали на полу станции, постелив шубы с мехом из длинных волосатых овчин; по уверению опытных людей еще в Москве, такие меха предохраняют от укусов тарантул и скорпионов, изобилующих в Азии, не выносящих запаха овчин и удаляющихся от них подальше.
Пребывание в Узун-Аде в течение трех суток было крайне тяжело и неприятно, если бы не знакомство с некоторыми интересными личностями, особенно с одним из железнодорожных служащих, бывшим ранее офицером, совершившим поход при завоевании Закаспийского края.
Благодаря его рассказам о жизни в Средней Азии и о всех переживаниях похода и его трудностях, время прошло как-то незаметно.  Из Узун-Ады мы поехали вместе с ним; он возвращался на постоянное свое место жительства в Самарканд, и эта скучная, пыльная, без радостных ландшафтов дорога прошла довольно приятно.

Порт Узун-Ада. С фотографии.Узун-Ада. Дома железнодорожных служащих.Источник:
Н. А. Варенцов. «Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое». М., 2011. Вступ. Статья, составители, подготовка текста и комментарии В.А. Любартовича и Е.М. Юхименко. Издательство 2-е. - М.: Новое литературное обозрение, 2011. -  848 сстраниц: ил. - ISBN 978-5-86793-861-1