Туры по истории Хорезма.

«Этой крепости (как мы потом узнали – это была Кой-Крылган кала) не было видно с башни замка Тешик кала. Полуразрушенные стены восемнадцатигранной цитадели были окружены правильным кругом почти сравненной с землей внешней стены с остатками девяти башен.
Грани стен цитадели, сложенные из огромных квадратных сырцовых кирпичей, поднимавшиеся местами на 5 - 6 метров, были прорезаны узкими и частыми щелями бойниц, стреловидно оформленных сверху парами сходящихся под острым углом кирпичей.
А внутри и вокруг цитадели лежали бесчисленные фрагменты сосудов великолепной выделки и обжига, с поверхностью то покрытой красным лаком, то украшенной прорезным орнаментом в виде углов и треугольников, с последующей красной, коричневой и черной раскраской по розовато-желтому  фону. Среди черепков мы подняли бронзовый двухперый наконечник стрелы раннего скифского типа и пару терракотовых статуэток – безголовую фигурку мужчины, сидящего поджав под себя одно колено и положив руку на другое, и изображение женщины, сидящей, спустив ноги на одну сторону, на спине фантастического зверя».

Толстов С.П. «По следам древнехорезмийской цивилизации.

Исторические экскурсии по Каракалпакстану.

В следующий, классический, период хорезмийекой античности, называемый нами кангюйским (по имени царства Кангха, по китайским источникам - Кангюй, гегемоном которого в эту эпоху был Хорезм, материальная культура Хорезма достигает расцвета и ха­рактеризуется значительным своеобразием.
Она является одной из тех локальных культур, которые сложились к этому времени на базе, как мы видели, единой, в основных чертах архаической культуры ирано­язычных племен Средней Азии, Афганистана и Ирана.
К кангюйскому периоду относятся городища Джанбас кала, Кургашин кала, Базар кала, Кюнерли кала, Кой-Крылган кала и др.Наибольший интерес представляют развалины Кой-Крылган калы - основной объект наших раскопок в 1951 - 1957 годах.
Кой-Крылган кала - замечательный памятник классической кангюйской культуры Хорезма, датируемый IV в. до н. э. - I в. н. э., - представляет собою башнеобразное цилиндрическое здание диаметром 42 метра при сохранившейся высоте до 8 метров над окружающей равниной, обнесенное снаружи круглой стеной (диаметр внешнего коль­ца 87,5 метров), с девятью башнями.
Площадь внешнего кольца застроена многочисленными комнатами неправильной планировки, хотя в общем и подчиняющейся «радиальному принципу.
Судя по характеру находок, этот комплекс помещений был ис­пользован в первую очередь для размещения слуг и рабов. Совершенно иная планировка у центрального башнеобразно­го здания, имеющего два этажа, из которых нижний, цо­кольный, почти полностью со­хранился.
Помещения этого этажа с мощными стенами из сырцового кирпича дают стро­гую планировку. По диаметру, по линии запад - восток, находилось одно цент­ральное сводчатое помещение (центральный неф), разделен­ное посередине поперечной стеной, две двух маршевые лестни­цы, ведущие на второй этаж во внешнюю стрелковую гале­рею.
Впрочем, выход наверх с западных лестниц был заложен кирпичом еще в процессе постройки здания. По обе стороны центрального помещения располагались по хордам круга боковые сводчатые комнаты, открывающиеся арками в централь­ный неф.
Чрезвычайно интересны окна, освещавшие помещения нижнего цокольного этажа; они были обнаружены в торцовых стенах всех комнат, кроме северной. Оконные проемы находились ниже линии бой­ниц стрелковой галереи и шли внутрь наклонно, через шестиметровую толщу внешней стены башнеобразного здания.
При сопоставлении материала центральной башни и внешнего кольца помещений выявлено, что судьба их была различна. Поме­щения центрального здания использовались после его постройки на ру­беже IV и III в.в. до н. э. сравнительно короткое время, причем за этот период помещения дважды перепланировались и не позднее начала II в. до н. э. были покинуты (впоследствии они были вновь освоены лишь частично).
Помещения внешнего кольца были обитаемы на протяжении не менее четырех столетий, три этом они многократно подвергались пе­репланировке. Первоначально внешний пояс стен окружал, по-видимому, неза­строенное пространство двора, расположенного между внешней сте­ной и центральным зданием. Об этом наглядно свидетельствуют сохранившиеся на древнейшей внутренней стене внешнего кольца многочисленные бойницы прямоугольной формы, характерной для архаи­ческого периода истории хорезмийской фортификации.
К первоначаль­ной планировке крепости относится и окружавший ее ров, который про­ходил в четырех метрах от внешней крепостной стены; ширина его до­стигала 15 метров при глубине до 3 метров.
Очень скоро прямоугольные бойницы были забиты глиной, после чего была сооружена вторая внешняя сте­на крепости. Между двумя крепостными стенами возникла стрелковая галерея с девятью башнями.
С восточной стороны крепости находится предвратный лабиринт весьма своеобразной формы. Вход в крепость фланкировали две полу­циркульные башни (ширина их раина 9 метров, выступание – 6 метров).
Сохранились, также остатки двух отсеченных стенок, образующих последний отрезок предвратного лабиринта. Особый интерес вызывают две мощ­ные стены, начинавшиеся в 21 - 23 метров севернее и южнее оси ворот и иду­щие в восточном направлении.
Надо полагать, что это следы обширного предвратного укрепления, защи­щавшего ворота с внешней стороны. Пространство между цент­ральным круглым зданием и сте­ной постепенно застраивалось, причем самыми ранними были помеще­ния преимущественно складские, служившие местом хранения запа­сов (там сохранились многочислен­ные хумы - пифосы).
В более поздний период, около середины II в. до н. э., началась застройка остального пространства внутри кольцевой стены; вокруг центральной башни был создан распределительный узкий коридор, двери из которого вели в помеще­ния, группирующиеся в комплексы радиально расположенных комнат, разделенных глухими стенами.
По всей вероятности, именно в связи с этой перестройкой остатки более раннего инвентаря были частично зарыты в многочисленных ямах, обнаруженных на площади внешнего кольца. Угли, найденные в одной из таких ям с раннекангюйским ком­плексом, были датированы радиокарбоновым методом 141 г. до н. э.
Наблюдаются следы еще ряда перестроек, которые, однако, не изменили основного, сложившегося уже при постройке внутреннего об­ходного коридора, принципа планировки. Тогда же на расстоянии око­ло двух метров от основной крепостной стены была возведена стенка толщиной в два кирпича, высота которой, видимо, не превышала 1,5 метров.
Судя по (размерам, эта стена, как и аналогичные сооружения средневе­ковой фортификации, служила для задержки нападающих перед основным укреплениями. В нескольских местах они разрушены стенобитными орудиями и оказалась лежащей на внешней стене крепости. Архитектурный анализ койкрылганских фортификационных систем приводит к заключению, что эта барьерная стенка была возведена на последнем этапе истории памятника уже тогда, когда башни предврат­ного укрепления были разрушены, а ров засыпан.
Помещения центрального здания и нижнего горизонта внешнего кольца дают нам исключительно обильный материал раннего кангюйского времени, позволяющий гораздо полнее, чем мы могли это сделать прежде, охарактеризовать классический период хорезмийской антич­ности.
Необычайно богат керамический материал. Должны быть отмечены прекрасные образцы хумов, богато украшенных полихромным спиральным орнаментом или рядами опоясывающих сосуд резных полос, углов и треугольников, закрашенных красной краской; сосуды типа кувшинов с ручкой, увенчанной головой льва, многочисленные формы миниатюрных косметических сосудов (среди них выделяется небольшой сосуд, горло которого оформлено в виде головы человека) и т. д.
Весьма многочисленны находки ке­рамических ритонов, украшенных протомами коней и грифонов. Боль­шой интерес представляют фрагменты вьючных фляг с барельефной сю­жетной или орнаментальной композицией.
На одной из фляг с рельефом в центре изображена в профиль бородатая голова, слева от которой (сохранилась только левая половина композиции) помещен грифон с туловищем коня. На другой фляге - всадник в головном уборе скифского типа, с длинным копьем наперевес, на фрагменте третьей фляги - женщина, сидящая на троне, кормит грудью ребенка; четвертый керамический рельеф - человече­ская голова в своеобразном высоком шлеме, гребень которого увенчан головой фантастической птицы, образ этой птицы встре­чается и в более позднем хорезмийском искусстве, на одной из рос­писей Топрак калы.
Назатыльник шлема оформлен в виде человеческой маски. Пятый рельеф (находка 1955 г.) изображает бородатого чело­века с виноградной гроздью в руке; за спиной у него на лямке фляга для вина, подобная флягам рассматриваемого типа.
Указанные находки дали возможность определить, что многие ке­рамические рельефы, обнаруженные в Хорезме в предшествующие годы, несомненно являлись фрагментами баклаг. Среди них найденные в 1938 году фрагменты рельефов с изображениями воина в «аттическом» шлеме, всадников, тигра и джейрана, верблюда (Джанбас кала) и тигра (Кургашин кала).
Такие фляги или баклаги, правда, более простых форм, меньших размеров и лишенные рельефных украшений, широко известны нам по находкам на памятниках кушанского времени в Хорезме (Аяз кала), на средней и верхней Сырдарье (могильник близ Ширин сая), в Ферганской долине и Южной Бактрии (Беграм).
Некоторую параллель этим формам мы находим также в более поздних вьючных флягах кочевых и полукочевых племен северной части Средней Азии (тохары, гунны, эфталиты). В период раннего средневе­ковья в Средней Азии традиции «хорезмийских баклаг» сохраняются в отдельных композициях «сасанидского серебра», но полностью исче­зают в керамике.
Отметим, что значительная часть хумов, судя по находкам косточек винограда, использовалась для хранения вина. О развитии виноделия в Хорезме в эпоху расцвета кангюйской культуры свидетельствуют также терракотовые статуэтки, изображающие божество виноделия - Хорезмийского Диониса - в виде обнаженной мужской фигуры с кистью винограда в одной руке и садовым ножом в другой.
Из многочисленных произведений мелкой пластики наиболее рас­пространены терракотовые статуэтки женского божества, видимо, боги­ни плодородия земли и амударьинских вод, известной нам из иранских источников под именем Ардвисуры Анахиты.
Основная масса статуэток такого рода представляет женскую фигуру в богато орнаментированной пышной одежде: левая рука богини опущена вниз, правая лежит на груди или держит плод граната.
Любопытно, что этнографи­ческие материалы свидетельствуют о живучести древних представлений, относящихся к женскому божеству, связанному с Амударьей и культом плодородия. Нряду с этим типом женских изображений встре­чается другой тип статуэток - женская фигура с чашей для вина в одной руке и миниатюрной амфорой в другой.
Такая ком­позиция до сих пор не встречалась, несмотря на обилие терракот, най­денных в Средней Азии, и в частности в Хорезме. Атрибуты данной статуэтки позволяют думать, что перед нами, по всей вероятности, изображение богини, связанной с вакхическим культом; о суще­ствовании пережитков культа такой богини по имени Мина еще в XI в. сообщал ал-Бируни.
Сравнительно немногочисленны мужские статуэтки. Зато исключи­тельно обильны находки изображений животных, преимущественно ко­ней. Надо сказать, что если на Кой-Крылган кале основная масса нахо­док представлена фигурками коней, то на других памятниках Хорезма этого времени мы встречаем и статуэтки верблюдов, баранов, птиц и т. д.
Отметим также миниатюрную терракоту, изображающую ежа, выполненную с большим реализмом. В поздних слоях помещений внешнего кольца, как форма сосудов, так и характер терракотовой скульптуры меняются.
Для верхних слоев особенно типичны статуэтки богини-матери, кормящей ребенка, назван­ной нами Хорезмийской Мадонной, более ранний образ, которой мы на­блюдали на отмеченном выше рельефе.
Появляются в большом количестве алебастровые статуэтки. Среди статуэток выделяется довольно крупная фигурка сидящей женщины в пышной одежде, а также миниатюрная статуэтки обезьяны с детенышем выполненная с большими рядами терракот глиняного теста серо-зеленоватого оттенка и производит впечатление привозной вещи.
По стилистическим особенностям статуэтка женщины и фигурка обезьянки очень близки к произведениям искусства древней Индии. Большой интерес представляют найденные в 1954 году в верхнем слое Кой-Крылган калы несколько фрагментов стенной многоцветной росписи, содержащих изображения двух миниатюрных человеческих фигур, при­чем в одной из них можно узнать лучника.
По технике исполнения эти росписи очень близки к фрескам Топрак калы, по стилю они отличаются от последних. Пока данные фрагменты служат наиболее древним образцом хорезмийской стенной монументальной живописи.
Целый ряд фактов свидетельствует о процессе варваризации клас­сической хорезмийской культуры, начавшемся с середины II в. до н. э в связи с движением степных племен. Привлекают внимание находки различной формы серо-глиняных, сделанных без круга, но очень тонко обработанных черно-ангобированных лощеных сосудов с прочерченным геометрическим орнаментом, являющихся прототипом более поздней керамики Джеты асара и имеющих много общего с более ранней керамикой Северного Кавказа.
Не менее интересна обнаруженная во внешнем кольце помеще­ний предназначенная для вертела керамическая подставка с развилкой, увенчанная протомами коне. Находки аналогичные этой  были сделаны в 1938 - 1939 годах  в Джанбас кале и Базар кале, но из-за фрагментарности предметов назначение их тогда определено не было.
Любопытна близость данной формы кухонной утвари к известным «ро­гатым кирпичам» скифского времени на Северном Кавказе. Следует упомянуть оо находке ковша из светлой глины с кружковым орнаментом и прямой ручкой, заканчивающейся головой барана.
Некоторую аналогию этому ковшу мы находим в инвентаре одной из гробниц фамильной усыпальницы эриставов - высших сановников Иберийского царства (Восточная Грузия). Там найден серебряный ковш, ручка которого тоже увенчана головкой барана (II - III в.в. н. э.
Надо оказать, что широкое проникновение сарматских элементов в хорезмийское прикладное искусство совпадает с упрощением и огруб­лением классических форм ремесленной хорезмийской керамики.
Обильны находки железных предметов, главным образом в верхних слоях памятника. Из них следует выделить железный серп, несколько ножей, крюк для подвешивания котла, щипчики для выщипывания боро­ды и особо отметить трехгранные наконечники стрел.
Эти находки дают нам право говорить, что в позднем кангюйском периоде истории Хорезма уже намечается смена бронзовых наконечников стрел железными - процесс, характерный для сарматского периода истории степных племен.
В нижнем горизонте Кой-Крылган калы обнаружено несколько древних надписей, которые могут быть датированы III в., самое позднее - началом II в. до н. э. Таким образом, эти надписи являются пока древнейшим из известных нам памятников древне-резмийского языка и письменности.
Письмо - арамейское, близкое к ис­ходным образцам; язык, бесспорно, восточноиранский. Одна из надписей па хуме ясно читается SPBR\DK, по всем данным, это личное имя - Аспабарак или Аспабадак; по основе (аспа 'конь’) и по именно­му аффиксу.
Настоящая надпись, бесспорно, иранского происхожде­ния и означает «едущий на коне» или «сидящий на коне», собственно «всадник». На венчике другого хума была надпись, первый знак которой несомненно раннеарамейский «лям» - этот знак в более поздних хорезмийских текстах встречается только в арамейских идео­граммах, второй - «зе» или «вав», третий - «реш» или «каф» вероят­нее последний (именной суффикс К).
Еще одна надпись, также из од­ного слова, процарапана на спинке архаической женской статуэтки. Надпись тушью (первый случай письма тушью на хорезмийской кера­мике) сделана на плече хумчи, найденной во втором горизонте в одном из помещений юго-западной части внешнего кольца!
Большинство зна­ков хорошо читается, причем некоторые из них имеют весьма архаиче­ский характер. Вся надпись читается: ВNT’S\HK. Видимо, это тоже собственное имя с тем же именным суффиксом К.
Говоря о Кой-Крылган кале, следует упомянуть о найденных на па­мятнике фрагментах примерно десяти оссуариев и погребальной маски. Большой интерес представляют статуарные оссуарии, обнаруженные также в окрестностях Кой-Крылган калы.
татуарные оссуарии кангюйского периода весьма своеобразны; пока они самые ранние в нашей сейчас уже весьма обильной коллек­ции. В основном это квадратные глиняные ящики для костей, увен­чанные скульптурным изображением человека в натуральную величину или в половину натуральной величины.
Прежде всего должны быть на­званы: оссуарий со скульптурным изображением сидящей со спущен­ными ногами женщины в половику натуральной величины, в оссуарий из окрестностей Кой-Крылган калы, увенчанный скульп­турой сидящего со скрещенными ногами мужчины (натуральной величины).
Волосы у мужчины острижены по парфянскому образ­цу, край нижней челюсти окаймляет борода (в Хорезме до сих пор сохранилась манера носить такую бороду). На шее у него ожерелье с фигурками баранов - сюжет, выступающий в прикладном искусстве верхних слоев Кой-Крылгана и весьма характерный для сарматского искусства.
Здесь уместно заметить, что этнографический материал о культовом значении многих животных (быка, барана, коня) помогает интерпретировать находки - изображения этих животных. Особенно четко прослеживается культовое значение быка - древнего средне­азиатского тотема.
С ним до недавнего времени были связаны риту­альные трапезы, восходящие к культу плодородия и, может быть, к более древним обрядам - к тотемическим интичиумам. Статуи людей, помещенные на крышках оссуариев, являлись скорее всего изображениями умерших в виде хтонических божеств.
Возникновение хорезмийских статуар­ных оссуариев, подчас пора­зительно напоминающих этрус­ские, связано, вероятно, перво­начально с обрядом трупосожжения. Это сходство объясняет­ся, возможно, сходством исход­ных форм и связанных с ними религиозных представлений. Кроются ли за этой общностью форм древние культурные или этнические связи - вопрос дальнейшего исследования.
Ис­ходный тип надо искать в «ли­цевых урнах» или урнах с погребальными масками. По­гребальная керамическая ма­ска была найдена в окрестностях Кой-Крылган калы. На самом городище были обнаружены обломки керами­ческой маски со сквозными ноздрями и ртом, раскрашен­ной по алебастровой подгрун­товке.
Видимо, сочетание со­суда, куда собирался пепел, и такой маски и было той фор­мой, из которой родились урны-статуи, а затем и статуарные оосуарии. По наблюдениям Ю. А. Рапопорта и нашим, оссуарный обряд Хо­резма, как и других районов, где он был распространен, имеет сложную историю, являясь контаминацией обряда трупосожжения с обрядом вы­брасывания трупов на возвышенных местах.
Некоторый намек на бытование в бронзовом веке Хорезма, в суярганской культуре обряда кремации параллельно с ингумацией дают раскопки на суярганской стоянке Кокча 1, где в ямах, по форме и раз­мерам похожих на могильные ямы Кокча 3, можно было проследить черный сажистый слой с перегоревшими костями и немногочисленны­ми фрагментами керамики.
Видимо, в ранний кангюйский период господ­ствовал еще оссуарный обряд с трупосожжением. Весьма вероятно, что Кой-Крылган кала была храмом погребального культа и одновременно центром астрального культа и астрономических наблюдений.
Центральное здание строилось как погребальное и скорее всего было связано с обрядом трупосожжения. Этот своеобразный «дом мертвых» был сожжен вместе с трупом знатного лица - князя, а может быть, и хорезмийского царя.
Пепел умершего и, возможно, сопровождавших его в загробный мир людей был извлечен из пожарища и помещен в оссуарии. Прах знатного человека был положен в оссуарий, сделанный, по всей вероятности, из ценных материалов.
Ценные оссуарии, как и дру­гие ценные предметы, были унесены при разграблении храма на рубеже I и II в.в. до н.э. В период своего существования погребальный храм стал центром крупного храмового хозяйства; вокруг него выросли многочис­ленные подсобные помещения и жилища жрецов, храмовых слуг и рабов, теснившихся внутри внешнего кольца стен.
Вместе с тем планировка, как центрального здания, так и внеш­него кольца во многом повторяет рисунок явно астрального харак­тера, сделанный на одной керамической дисковидной крышке сосу­да, найденной в 1955 году на Кой-Крылган кале.
Весьма возможно, что пять своеобразных, совершенно уникальных окон нижнего этажа центрального здания служили для астрономических наблюдений. В северо- восточном секторе верхнего этажа центрального здания сохранился явно относящийся к позднему периоду фрагмент стены с мощным фун­даментом, заглубленным в завале одного из помещений.
Стена ориен­тирована с севера на юг и, возможно, служила базой для астрономиче­ского инструмента типа квадранта. Жизнь храма в конце I в. н. э. внезапно оборвалась. Время его запустения падает на время присоединения Хорезма к Кушанской империи.
Вполне вероятно, что это запустение Кой-Крылган калы, хронологически совпадающее с прекращением, начиная со времени Канишки, чеканки хорезминеких монет, возобновившейся лишь в III в. н. э., связано с борьбой буддийской империи с древним государствен­ным культом, в частности с династическим культом Хорезма.
Касаясь здесь религиозных представлений и обрядов древних хо­резмийцев, мы еще раз хотели бы подчеркнуть, какой захватывающий интерес для историков представляют прошедшие через тысячелетия отголоски древних верований, которые нередко удается зафиксиро­вать этнографам при исследовании старинных мест культа - мазаров, кладбищ, погребальных обычаев и различных семейно-бытовых обрядов.
В процессе этих исследований часто как бы оживают, приобретая осязаемые черты реальности, многие археологические материалы, в частности весь комплекс находок, связанный с зороастризмом, господствовавшим в домусульманском Хорезме.
Следы зороастрийской обрядности, его концепции четырех священных стихий и строго разработанной регламентации «чистого» и «нечистого», пережитки культа священного огня и представлений, узаконенных Авестой, о недозволенности сопри­косновения мертвого тела с землей и водой во избежание осквернения священных стихий сохраняются в погребальном обряде, в целом ряде поверий и обычаев, особенно у узбеков южного Хорезма, которых можно считать непосредственными, почти прямыми потомками хорез­мийцев.
Некоторые ритуальные предписания, касающиеся, например, очищения оскверненных падалью водоемов или очищения собранного уро­жая зерна, буквально перекликаются с соответственными предписа­ниями Вендидада.
До недавнего времени бытовало специфическое отношение к пред­ставителям профессии омывальщиков умерших, составлявших своего рода «касту» отверженных; их положение в обществе поразительно напоминало положение «служителей мертвых» в зороастрийском Иране и Средней Азии, как о том свидетельствуют китайские источники се­редины I тысячелетия н. э.
Как мы уже упоминали, Кой-Крылган кала была разрушена и, видимо, еще ,в древности сильно разграблена (подтверждением этого служит кладоискательский ход, обнаруженный при раскопках централь­ного здания).
Однако в кушанское время жизнь в полуразрушенной крепости возобновилась. При раскопках комнаты № 11 центрального здания обнаружено, что она использовалась дважды. Вначале эта комната являлась одной из органических частей архитектурного плана здания.
После разруше­ния крепости перекрывающий помещение свод обвалился, и на этом завале, дополненном еще выбросом из большого колодца, вырытого уже позднее, было выстроено помещение, время существования которого, судя по керамике, относится к кушанскому периоду.
По всем данным, после того как крепость опустела, западная по­ловина центрального здания была перестроена. Может быть, поэтому на нижнем полу западной части центрального нефа (помещение 4а) не были обнаружены регулярно лежащие кирпичи сводов - при пере­стройке разрушающиеся своды были просто срублены.
Люди, жившие в этих помещениях, и пользовались большим колодцем. Сопоставляя археологические материалы с Кой-Крылган калы с материалами других памятников того же кангюйского времени (ра­нее опубликованными), мы можем заметить, что эта классическая эпоха в истории и культуре Хорезма, восходящая еще к архаическому пе­риоду, была обогащена разнообразными культурными заимствова­ниями.
Это прежде всего было связано с тем, что Хорезм входил в состав империи Ахеменидов. Хорезмийцы занимали различные долж­ности в западных провинциях Ахеменидского царства, служили в военном гарнизоне Элефантины (Египет); принимая участие в по­ходах Ксеркса, они столкнулись с греками. Такое широкое куль­турное общение не могло не сказаться на облике хорезмийской культуры.
После освобождения Хорезма от ахеменидской зависимости (ру­беж V и IV в.в. до н. э.) начался период пышного расцвета кангюйской культуры. Эта эпоха характерна также установлением тесных экономических и политических связей между Хорезмом и окружающими его степны­ми племенами.
Результатом этого явилось влияние рабовладельческого Хорезма на культуру варварских степных племен. В то же время во II в. до н. э., в поздний канпойский период, шел процесс некоторой варваризации кангюйской культуры, несомненно связанный с проник­новением в нее степных элементов.
Географические координаты крепости Кой-Крылган кала: N41°45'19,74" E61°07'00,77"

Источник и фотографии: 
С.П. Толстов. «По древним дельтам Окса и Яксарта». Восточная литература. 1962 год.