(Авантюрист XVIII ст.).

«Набросок статьи, рассчитанной на широкий круг читателей. Впервые опубликовано в «Сочинениях Ч. Ч. Валиханова», изданных под редакцией Н. И. Веселовского (ЗРГО ОЭ, т. XXIX. СПб., 1904 г.). Ссылка на работу В. И. Вербицкого «Народные легенды кузнецких телеутов» (1858 г.) позволяет датировать работу не ранее 1860 года.»

II Киргизская степь не только в прошлом столетии, но даже и теперь еще служит убежищем среднеазиатским рефюжье, в прошлом столетии здесь скрывались недовольные и обиженные со всех сторон света: из татарской Сибири, из Кокана, Джунгарии и с низовьев Волги; кроме множества дезертиров из простого народа, здесь укрывались нередко и люди аристократического происхождения, принимались с полным гостеприимством и даже всегда сохраняли свое высокое положение в этой кочевой орде.
Так: Аблай-хан, туркестанский принц, бежавший в степь; в половине прошлого столетия два несчастных джунгарских принца Дебачи и Амурсана бежали из своего отечества вследствие политических событий, были гостеприимно приняты в степи и получили тотчас целое киргизское поколение (найманов) в управление.
К числу таких знаменитых рефюжье принадлежит Карасакал, возмутивший башкирский народ в 1740 г. и выдавший себя в степи за Шуну, брата тогдашнего джунгарского хонтайши Галдан-Черена. В степи он нашел убежище у Кабанбай-батыра из рода кара-керей и с помощью его получил в управление небольшой удел из поколения найманов и принял новое название Кара-хана. Это был один из загадочных и счастливых степных авантюристов.
оселившись в степи, он сделался опасен как для России, так и для Джунгарии: первая боялась, чтоб он снова не возмутил башкирского народа, вторая была напугана его самозванством: какой-то Шуна, погибший претендент на джунгарский престол, был так любим джунгарским народом, что последний готов был во имя его восстать против тогдашнего хана Галдан-Черена.
Джунгарские калмыки часто осведомлялись у русских, не знают ли они, где Шуна? Выбежавший из Джунгарии (в) 1746 г. калмык Монго Усюмов показал русскому начальству, что калмыки желают иметь своим владельцем Шуну-батыра, который будто бы командует русским войском; а если русское войско придет в Джунгарию без Шуны, то калмыки без боя не отдадутся.
В 1748 г. у сержанта Комовщикова, бывшего в Джунгарии, один калмыцкий демичи Генден расспрашивал о бывшем брате Галдан-Черена Шуне-батыре, к которому будто бы желали идти в подданство нойоны - Дебачи и Эмаккули, из которых первый бежал из Джунгарии в Киргизскую степь.
Очевидно, что это была их мессия, и когда Карасакал, убежавший в степь, стал выдавать себя за Шуну, то Галдан-Черен стал сильно опасаться за свое спокойствие и даже подкупал одного значительного киргизского султана, Барака, убить этого самозванца.
Впрочем, надо оговориться, что современники не могли определенно решить, действительно ли он самозванец или настоящий Шуна, и в преданиях настоящих жителей степи существует только один образ Шуны, а имя Карасакала утратилось.
Предания эти очень замечательны. Шуну знают на всем пространстве степей, которые принадлежат России; воспоминания о нем сохранились в поэтическом рассказе алтайских калмыков и у киргизов, и у волжских калмыков; киргизы говорят только, что Сна-батыр натягивал очень тугой лук, который пробивал…
У волжских калмыков также есть предания о нем и, между прочим, о том, что он погиб в чернях, т. е. грязях устья Кумы. Самый большой рассказ о Шуне сохранился у алтайских калмыков. Мы заимствуем этот рассказ из «Томских Губ. Ведомостей»
По этому преданию, Шуна был калмыцкий богатырь и мудрец. Отец его Конгдайчь (т. е. джунгарский хан) имел еще сына Калдана. Шуна жил с наложницею Кара-Кыз, в которую влюбился брат его и женился на ней.
Оскорбленный Шуна пригласил своих двенадцать друзей разгуляться по хребтам Алтая. Отъехав на одну версту от своего жилища, он рассказал им свое горе, натянул лук и пустил стрелу свою в юрту брата, стрела вонзилась в дверь; Калдан узнал по стреле ее хозяина и пожаловался отцу.
Вечером Шуна возвратился с охоты; Конгдайчь призвал его к себе и велел, вырезавши ему лопатки и связавши сыромятными ремнями руки и ноги, бросить в подземелье, глубиной в 70 сажень. Это сделано было секретно, и никто не знал, куда девался любимец народа, только один старик, вхожий к хану, догадался об истине, сделал от своей юрты подкоп к темнице, и в продолжение семи лет питал узника.
Сильный сосед и данник Конгдайча, черный калмык, узнавши, что не стало вещего богатыря Шуны, присылает к нему двух сорок, из которых одна была действительная, а другая - превращенная волшебством из вороны, с условием - если Конгдайчь отличит настоящую сороку от мнимой, то он, черный калмык, будет платить ему дань по-прежнему, если же не отличит, то перестанет. Конгдайчь запечалился.
Но старик, принося Шуне пищу, рассказал ему о горе его отца; Шуна сказал:
- «Велика ли это мудрость отличить сороку от вороны! Ты посоветуй моему отцу поставить шест, а подле него навес и в ненастное время выпустить птиц; сорока полетит под навес, а ворона сядет на шест и закаркает».
Таким образом птицы были разгаданы, и черный калмык остался данником Конгдайчу. Спустя два года после этого черный калмык опять присылает к Конгдайчу послов с таволожным кустом, чтобы отличить комель от вершины, опять Конгдайчь запечалился, и старик рассказал об этом Шуне; Шуна научил пустить куст на воду и тот конец, который пойдет вперед, будет вершина, а другой конец комель.
Черный калмык опять остался данником, но через год он уже не загадку задает, а присылает железный лук, чтобы натянуть его. Однако лук был такой тугой, что никто этого сделать (не мог), брались тридцать человек разом - и все безуспешно.
Тогда Шуна научил своего старика заплакать перед ханом и сказать:
- «Своего батыра мы сами уничтожили, а теперь должны покориться даннику!»
- «Да не жив ли он? - спросил Конгдайчь. Надо посмотреть».
Шуну вытащили из подземелья, он весь оброс мохом, плечи его зажили; но он отучился видеть солнечный свет, упал ниц и пролежал так целых полдня. Отец приказал вымыть его верблюжьим молоком и нарядить.
Тогда Шуна спросил:
- «Для чего ты, родитель, меня, мертвеца, пошевелил?» Но отец вместо ответа подал ему огромную чару вина. Богатырь выпил ее одним духом; подали другую чару - и эту он выпил и закусил целым бараном.
Тогда отец передал ему свое горе.
- «Неси, родитель, лук», - сказал Шуна.
Тридцать человек принесли лук. Он заложил тетиву одним мизинцем и лук погнулся.
Тогда Шуна сказал отцу:
- «Ну, родимый батюшка, благословляй меня на путь: я тебе более не сын, ты мне не отец».
С этими словами он оставил отечество. Далее рассказывается, что он был ханом Кокании, потом, посадив на кокандский престол одного из своих друзей, он отправился в Москву, к Алексею Михайловичу, который полюбил его, назвал краснощеким и подарил ему дворец.
По другому преданию, также записанному миссионером Вербицким, это появление Шуны при дворе Алексея Михайловича объясняется бегством. Конгдайчь имел двух жен; от одной он имел сына Шуну и дочь Шюжды, от другой пятерых сыновей.
По смерти Конгдайча между детьми возгорелось несогласие, братья составили заговор против Шуны, но сестра его, узнав о нем, предупредила Шуну, и он бежал под покровительство Алексея Михайловича; сестра была убита заговорщиками за открытие их замысла.
Мы имеем документ прошлого столетия, в котором рассказывается почти тождественная история того же Шуны; именно русское правительство, опасавшееся намерений Карасакала, отправило в 1745 году в Киргизскую степь башкира Тюкана…
Рассказ этого Тюкана свидетельствует, что приключения Шуны были тогда очень популярны и у киргизов. Вот, вкратце, рассказ Тюкана. Карасакал, услыхавши, что Тюкан привез Барак-султану саблю и грамоту за его вступление в подданство России, пригласил Тюкана к себе для переговоров о том же.
Тюкан прожил у него четыре дня. Карасакал, знатный старшина Казбек-бий, Кибайбай-батыр, после народного совета, уполномочили Тюкана передать Оренбургскому начальству свою просьбу о принятии их в подданство России, обещаясь оказать помощь в случае нападения джунгарского владельца Галдан-Черена.
Тюкан говорит даже, что (они) «того ради утвердились, дабы им к тому во всякой готовности быть, и всем в улусах своих около их состоящим людям приказ отдали, дабы они ездили и всякую потребность свою исправляли на жеребятах и к дальнейшей нужде неспособных лошадях, а хороших и к войне надежных имели бы в бережении».
«Что касается до состояния оного Карасакала, то он, как и сперва, в Киргизской орде … о себе употребляет, якобы он умершего зюнгарского владельца хонтайши сын, именем Шуна, и благословит… и такой-де силы ныне уже не имеет».
Чтобы он не убежал, хонтайша дал ему сорок слуг и приставил стражи тысячу человек; но Шуна вместе с этими сорока слугами отбился от стражи, бежал через каракалпакскую и киргизскую степи к волжским калмыкам, к родной своей сестре, отданной в замужество за Аю ку-хана, и поселился у ней.
Хонтайша, проведав об убежище Шуны, писал к Аюке, чтоб он выслал беглеца; калмыки, желая угодить хонтайше, поймали Шуну и хотели уже выдать, но, сведав то, означенная его сестра удавила одного калмыка и как Аюке, так и прочим калмыкам сделала такой вид, якобы тот мертвый Шуна и умер, между тем сам Шуна с шестью калмыками и одним киргизом Кабаком бежал к кубанцам, а от них к туркам и принял ислам со странным заветом никогда более не говорить по-калмыцки.
А из турков же нечаянным случаем попал он к таким людям, которые имеют у себя песьи головы, а ноги скотские и едят людей, однако же и оттуда он ушел убегом и вышел в Россию, и был в Санкт-Петербурге и Москве недолгое время; потом он пришел в Башкирию и жил двенадцать лет на ногайской и сибирской дорогах, в Ерматлинской и Каратабинской волостях, наконец, в 1740 году сделался виновником народного восстания.
В Башкирии «… он сказал о себе башкирцу Аладжай-Гулу, якобы он родом кубанец, имя ему Султан-Гирей, и с ним согласились башкирцев в бунт привести». Испытавши неудачу, он бежал в Киргизскую орду; здесь он объявил себя Шуной, братом Галдан-Черена, что подтверждали находившиеся при нем калмык и киргиз Кабак, сопровождавшие его во время всех его странствований между кубанцами, турками и башкирцами.
Киргизы и старшины их поверили этому и предоставили ему в управление две тысячи годных к войне людей из поколения найман, не считая жен и детей. Он же, Карасакал, разглашает о себе, якобы может снег и дождь напустить, а когда оное случится, то сказывает, якобы он напустил; также больных от разных болезней вылечивает, чем понеже и другими своими …довольно одаривают». По «происшедшей об нем славе», что он, Шуна, из Джунгарии выбежали к нему три года назад Бак-Кашка, а в прошлом году одноматерный брат Шуны, Баргай, который был еще в детстве по приказанию хонтайши ослеплен и сослан в ссылку.
аргай спрашивал у Тюкана, признает ли он Карасакала за Шуну, … «размышляя по его карасакаловой природе, что он не только за Шуну, но и на калмыка не весьма схож, и состояние от калмыцкого весьма разнествует».
Но Тюкан уклончиво отвечал ему, что он своего брата лучше знать должен; в самом же деле и Тюкан того мнения, что это не Шуна, и что он его «инакого» не может признать как башкирцем потому, что он по-калмыцки не говорит, «обхождения ни мало не знает», и речь его «самая башкирская, сибирской дороги».
т роду ему, по-видимому, лет сорок. Несмотря, однако ж, на эту очевидность самозванства, Галдан-Черен напугался этого авантюриста. Слухи, что Шуна жив и находится в степи, распространились до самой Джунгарии, что свидетельствуют и выбежавший Бак-Кашка и Баргай, а также и приведенные нами выше расспросы калмыков у русских о достоверности слухов, что Шуна возвращается с русским войском.
При таком не спокойствии умов в Джунгарии Карасакал, легко становился опасным для Галдан-Черена, так что после стал искать смерти Карасакала и подговаривал к тому (Барак-султана). Барак-султан и Карасакал были «между собою согласны», но потом рассорились.
Когда Барак-султан послал к Галдан-Черену в замену прежнего аманата своего сына Шигая, то Галдан-Черн обещал ему отпустить его сына Шигая, если он поймает мнимого Шуну, «… на что он, Барак, якобы и склонился, и, умыслив к поимке его, Карасакала, способ сговором за его Карасакала (сестру) его поймать».
Барак действительно успел сговорить свою сестру за Карасакала, но последний, узнав его намерение, ездить к нему «стал опасен» и «за страхом» откочевал от Барака в отдаленную степь, в близость к поколению каракисек-аргын, именно к кочевьям Казбек-бия.
Этот бий вместе с Кабанбаем, у которого он прежде в «охранении» жил и через которого больше он и в «усильство» и в славу вошел, обещались защищать его от нападения Барак-султана. Нет сомнения, что Карасакал и Шуна - две личности различные, но тем еще загадочнее этот башкир, успевший своими смелыми замыслами привести в испуг Галдан-Черена.
Предание волжских калмыков указывает на устье Кумы, как на место смерти Шуны; но в этом же архиве мы нашли известие, что Карасакал умер спокойно в степи; именно выбежавший из Киргизской степи (Каркаралинского округа).
Акбай Сундуков показал, что он был взят в плен из Грачевской станицы киргизами ведения Барина (Баргая), брата Карасакала, «башкирского возмутителя», умершего назад тому два месяца (из бумаги к Неплюеву, 31 июля 1749 года).
И то и другое известия могут быть верны, если они относятся к различным личностям.

Источник:
Валиханов Ч. Ч. Собрание сочинений в пяти томах. Том 4 – Алма-Ата, Главная редакция Казахской советской энциклопедии, 1985, 2-е издание дополненное и переработанное, стр. 8 – 13.

Из «Тарихи-Рашиди».

«Краткие извлечения из «Тарих-и Рашиди» Мухаммада Хайдара, сохранившиеся в виде автографа двух отрывков, из которых один называется «Выписка из Тарих-и Рашиди», другой - «Тарихи-Рашиди». Отрывки представляют собой вольный перевод и извлечения из персидского и тюркского текстов «Тарих-и Рашиди» с комментариями Ш. Уалиханова. Работа, вероятно, написана в Петербурге в 1860 г., после возвращения Уалиханова из путешествия в Кашгар."

II «Тарихи-Рашиди», находящаяся в музее Академии наук, переведена с персидского на тюркский, кашгарский язык Мухаммед Садыком Кашгари по повелению кашгарского хаким-бека Юнус Таджи, сына Искандер-Вали, сына Эмин-Ходжи. (О Эмин-Ходже см. (Иакинф), Описание Джунгарии и Восточного Туркестана).
По желанию этого бека переведена прежде Мухаммед Садыком и «Тарих-Табари» (с арабского). Кроме того, переводчик известен и оригинальным сочинением «Тазкиряи-Ходжакан», котоое составлено им по повелению жены кашгарского хаким-бека Османа, сына Хади-бека Яркендского, Рахима-Агачи (в) 1182 г. гиджры.
Автор оригинала «Тарихи-Рашиди» Мухаммед Хайдар, сын Мухаммед Хусейна, известный более под именем мирза Хайдар Куркана, был визирем кашгарского хана Абдул-Рашида. Он происходил из фамилии Дуглат от эмира Булачи, которая была в родстве с ханами.
Ханы брали жен из этого рода.  Автор в 13 лет, (перенесший) ужасные страдания для сироты был взят на воспитание султаном Сагид-ханом, который так любил его, что он (Хайдар) возбуждал зависть детей и братьев (хана).
24 года он находился при хане и по его позволению (упражнялся) в словесности, поэзии и в сочинении книг, и в рисовании, и в мастерстве золотых дел и возбудил удивление народа, (стал мастером) в токарном искусстве, в кузнечном (деле), в дипломатике.
«(Если) говорить обо всем, что знаю, (то) границы [повествования] пойдут далеко… В простом обращении, в беседе, в войне, в стрельбе из лука, в охоте и - во всем этом я был ученик хана. Но от детей его я перенес много худых дел», (- пишет о себе Мухаммед Хайдар).
Султан Махмуд в 899 г. (хиджры) в Шаше отдал за отца автора старшую сестру свою Хуб-Нигар-ханым. Здесь отец его 9 лет был правителем, и на 9 году управления родился автор.
Генеалогия кушбеги Могул-улуса или Чете.
Хайдар говорит, что деяния монгольских ханов были известны по преданиям, (но) в его время уже не было людей, знавших даже по устной передачи и (сумевших) так сохранить их. Он начал в 951 г. гиджры свою историю, приняв за образец изложение Зафарнамэ Шереф-эддина.
История начинается Туглук-Тимур-ханом, основателем Могул-улуса и первым принявшим ислам; ибо от Чингиса до Туглук-Тимура упоминают все лучшие историки, но история последующих ханов (была) не известна.
«Тарихи-Рашиди» разделяется на два отдела: первый заключает (историю отрасли джагатаидов, происшедшей от Тутлук-Тимур-хана). Вторая часть содержит обстоятельства (из жизни) самого автора: то, что слышал, видел о ханах и султанах джагатайских, о узбеках и о неприятностях, которые имел он от своих родственников - ханов.
Потому автор повторение событий, предшествовавших этому государю и известных от других историков, считает так же неразумным, как рыть колодец на берегу великой реки Евфрата, и оканчивает (свою историю) Рашид-ханом, по имени которого и названа летопись «Рашиди». История окончена в 962 г. (1554 г.), заключает в себе историю ханов, владевших восточной частью Джагатаева улуса, родоначальником которых был Эсенбуга, которые имели пребывание в Аксу, Кашгаре и Яркенде.
втор этих ханов называет монгольскими (могул), владения их Могулистаном, Могул-улусом, а народ - монголами, хотя они были мусульмане. Основываясь на сочинении Улугбека «Улус Арбия» (Четыре удела), Хайдар говорит, что один из четырех улусов называется Могул-улус и разделяется на две части: Могул и Джагатай, которые враждовали и презирали друг друга. Могулы называли джагатайцев Кара-улус, а джагатайцы их - Чете.
Улус Джучиев также разделили на две части, которые называются у нас и у персидских (историков) ордами: Волжская орда (или) Золотая (у русских, у Рашиддина и Вассафа), у мусульман Кук орда (Синяя), а другая - Ак орда.когда.
В Манглай-субе в эпоху эмира Булачи были следующие большие города: Кашгар, Хотан, Яркенд, Каусан, Ахсикент, Анджан, Аксу и Атбаши. Столицей Булачи сделал Аксу (стр. 20. О Туглук-Тимуре, стр. 21 («Тарихи-Рашиди»).
(Несколько слов) о фамилии Маулана Рашиддина, который обратил Туглука в ислам. Автор сочинения пользовался сведениями от потомка этой фамилии и его современника, от святоши Маулана Ходжа-Ахмеда.
Родоначальник их - Маулана Шуджаг-эддин, брат последнего муджтехида  (Хафиз-эддин Кебир Бухари). Чингис-хан при взятии Бухары убил Хафиз-эддина, а Шуджаг-эддина переслал в Каракорум.
Впоследствии дети его переехали в большие города: Лоб и Кетек между Турфаном и Хотаном.
Здесь прошли несколько поколений; о жизни их автор, хотя и слышал от Хидр-Ахмеда, но забыл. Последний из них шейх проклял этот многогрешный город, не хотевший слышать его поучений, и с муэзином выехал в Кучу.
Город после его выхода через несколько часов был засыпан песком. Наконец приехал он в Байкуль, в окрестностях Аксу, где первый раз встретился с Туглуком. (Стр. 22 - 24 «Тарихи-Рашиди»).
Маулана Рашиддин, сын шейха, следовательно, хан был тогда на кочевках (стр. 26, «Т. -Р.»).
Это доказывается тем, что хан тогда же потребовал к себе в палатку Тулека. Там был и эмир (Не Чарас ли?). В конце жизни владения Туглука распространились до Самарканда, но в нишане, который был дан Туглуком эмиру Булачи (предки Булачи имели нишан и от Чингис-хана) и который достался по наследству автору, значится, что он писан в Кундузе: поэтому надо полагать крайним пределом завоеваний хана - Кундуз. (Стр. 38, «Т. - Р.»).
(В) 777 (г. хиджры) Тамерлан идет в поход (на) Джете. Авангардом (манглай или чапауль) назначил зятя своего Мухаммед-бека, сына Мусы, Абаса и Актимур-багадура, которые, идя день и ночь, настигли Камар-эддина на Ишти-Куле или, разбили его улусы, взяли множество пленных. Камар-эддин бежал. Между тем Тамерлан достиг Кочкара.
Здесь получил известие, что Тохтамыш-утлан ищет его помощи и покровительства от притеснений Урус-хана (в рукописи, в другой ). Тамерлан послал узбека Эмир Тюменя для встречи провождения Тохтамыша, а сам повернул в Узкент, а оттуда в Самарканд.
Здесь принял Тохтамыша с честью и призвал, одарив (гостя) платьем, поясом, шапкой, палатками, людьми, верблюдами  (с литаврами, знаменем, свитой слоном). Между тем Камар-эддин заболел в (по персидской рукописи.
Когда дошло до него известие о движении Тимура в Могулистан, он не имел сил сесть на лошадь для битвы и скрылся в лесу с двумя нукерами, где его и не могли отыскать. Это был пятый и последний поход Тамерлана.
Хизр-Ходжа был младший сын Тутлук-Тимура, остался (от отца) в пеленках; его скрыла от избиения Мир-ага, мать эмира Худайдада; когда ему было 12 лет, то для спасения от преследования Камар-эддина, его отправили из Кашгара в горы между Кашгаром и Бадахшаном в сопровождении 12 человек подлых (?).
Все они сделались впоследствии вельможами и питомцы их существуют ныне. Один из них был - по персидской рукописи, - по тюркской. От него происходит эмир Таджи, другой из Хорезма, от него эмир Кунджи, третий Саяди из Чалиша.
Его потомок эмир Кушчи, по прозванию Кукелдаш. Преследуемые Камар-эддином беглецы бежали в Хотанские горы, но должны были и оттуда удалиться в страну Сары-уйгур, Лоб и Кудек или и 12 лет там жил, (Хизр-Ходжа), пока после смерти Камар-эддина был вызван Худайдадом и избран ханом. Хизр-Ходжа заключил мир с Тимуром и дочь свою отдал ему в супружество и проч. 
Хан вел газат в Турфане, Караходже, принадлежавших Китаю, и восстановил там ислам, и они до сих пор мусульмане. Вторая столица могулистанских ханов после Кашгара есть она. В то время как производилось введение веры в это время умер Тимур.
В Зафар-намэ сказано, что, покорив все страны запада, Тимур решил завоевать восточные: Китай особенно. 600 тысячам войска дал за семь лет вперед жалованье. Так как между Мавераннахром и Китаем населенности мало, то приказал каждому солдату взять по две коровы и по две козы, выступил в Туркестан, где зимовал и послал к Хизр-Ходже посла, чтобы тот приготовил побольше провианту и фуража (соломы).
Автор слышал от отца, что весною этого года улус стоял при Коктубе праздновали новый кумыс. Таков был старый обычай, когда Худайдад подал хану чашку с кумысом, пришел кто-то и сказал, что сил сопротивляться нет, надо исполнить все его требования, дать или.
Хан не успел допить чашку, как получил другое известие, что Тимур умер. Все обрадовались. Видно из исторических дат и по остаткам городов и каменных строений, что весь Могулистан в древние времена бы населен густо оседлым и просвещенным народом и, надо полагать, что в то время писались книги и летописи, но, к несчастью, до наших времен не осталось от тех времен никаких памятников, кроме развалин башен, мечетей и зданий, и народ забыл культуру, оставил города и живет в палатках и погряз в невежестве и дикости.
ак бы то ни было со времени обращения моголов в ислам, никто из них ничего не имел. Историки Мавераннахра, Хорасана, Ирана посвящали свои труды своим государям и пренебрегали ханами Чете. Ходжа Рашид-эддин (да будет возвеличен) в «Джами’ ат-Таварих», Ходжа Хамдулла Мастуфи „Избранной летописи“, Мавлана Шереф-эддин Али Эзди  в „Книге побед”  Мавлана Абдуразак  в „Систематической хронике” и Мирза Улуг(бек) в „Четырех улусах” и другие мало говорят о наших ханах.
Во время молодости вашего покорного слуги, когда он впервые почувствовал любовь к древним сказаниям, между монгольскими эмирами было много таких, которые имели 100 и 110 лет и более; кроме того, дед и отец сообщили очень много сведений о прошедших временах.
В этой части я буду говорить о том, что слышал и сам видел. В 905 году. Со того времени, как города Могулистана были разорены каракитаями  до времен Юнус-хана моголы были народом кочевым и никакого понятия не имели об оседлости.
Начиная от Ташкента с окрестностями все степи принадлежали моголам. С 905 до 908 года Чете наслаждалось спокойствием. В это время в Фергане управляли дети Омар-шейха Бабур и Джангир, Бухарой - Байсункар и Султан-Али-Мирза, которые враждовали между собою вследствие отпадения и ухода эмиров.
Вражда велась и с Шахибек-ханом, сыном Шах-Будука, (сына) Абулхаира, который между джучидами  старейший (сильнейший). В Хорасане с блеском и величием сидел на престоле султан Хусейн-Мирза.
Если возникали между отцами и детьми несогласия, он быстро уничтожал. В Иране царствовал шах Измаил, похититель престола. После смерти Узун-Хасана остался малолетний сын Якуб; при нем овладел уделом Измаил.
В Кипчаке, или улусе Джучи, был Бурундук-хан, которому принцы джучиды не хотели повиноваться. В Шаше, который известен под именем Ташкента, в это время был Махмуд-хан. Чтобы говорить о Махмуд-хане, считаю нужным сказать кое-что о Юнус-хане.
Между монгольскими ханами подобного не было. Он жил 74 года, между тем, как до него ни один монгольский хан не жил за 40 лет. В последние годы жизни, раскаявшись, вел отшельническую и богобоязненную жизнь и имел послушнические отношения и склонность к ходже Абдулле.
Десять лет был учеником Шараф-эддина Эзди, автора «Зафер-намэ», много странствовал и испытал несчастья и лишения. В уме, храбрости и силе превосходил всех. У него было семь детей. Султан Юнус-хан в первые годы своего царствования, по старому монгольскому обычаю, все время жил в улусах. Городов в Могулистане не было.
Мусульмане Мавераннахра считали могулов за неверных и обращали пленных в рабство и продавали. Ишан Абдулла-Ахрар обнародовал по всем мусульманским странам, что подданные такого благочестивого государя, как Юнус-хан, не могут считаться неверными и чтобы их не продавать и не обращать в рабство.
Хан, думая, что пока не будут моголы жить оседло, они не будут истинными мусульманами, хотел овладеть каким-нибудь городом и взял Ташкент, а младшего сына своего Ахмед-хана оставил в Могулистане; при нем же находился старший сын Султан-Махмуд-хан.

Источник:
Валиханов Ч. Ч. Собрание сочинений в пяти томах. Том 4 – Алма-Ата, Главная редакция Казахской советской энциклопедии, 1985, 2-е издание дополненное и переработанное, стр. 14 – 27.

(Заметки о картах Азии).

Атлас Азии к «Общему землеведению» К. Риттера.

«Выписки Ш. Уалиханова по различным заинтересовавшим его картам. Здесь: Атлас Азии к «Общему землеведению» К. Риттера, изучению работ которого Уалиханов посвятил много времени; 
Карта Внутренней Азии – этот картографический материал собран Уалихановым в Петербурге, когда он по заданию Главного штаба занимался составлением карт Центральной и Средней Азии; 
Карта Японии – объяснительный текст, переписанный Уалихановым на французском языке; 
Карта Средней Азии по «Записке» Бабура и «Джахан-нюма» Кятиба Челеби – записана на двух языках (русском и тюркском) и представляет собой схематическую карту Средней Азии, на которой даны контуры Каспийского и Аральского морей, озер Балхаш и Иссык-Куль, показаны реки Чу, Сырдарья, Амударья, Кабул и города от Ургенча до Кашгара и от Туркестана до Пянджа. В тексте имеются ссылка па сочинение «Джахан-нюма» и «Записку» Бабура и короткая выдержка из них в переводе на русский язык. Карта Сибири – заметка со схематической картой.»

Атлас Азии к «Общему землеведению» К. Риттера. Отдел II, выпуск третий. Составлен и подготовлен д-ром X. Кипертом. Издан К. Риттером. Содержание: 1. Сводная карта Аравии. 2. Карта юго-западной Аравии (Хиджаз и Йемен). 3. Сводная карта Ирана. 4. Западно-персидские, или западные, отроги Иранского плоскогорья. 5. Карта Турана. Берлин, 1852. Изд. Дитриха Раймера.
Атлас Азии к «Общему землеведению» Риттера. Отдел II, выпуск первый. Составлен и подготовлен (к изданию) И. Л. Гриммом. Издан К. Риттером и Ф. А. О’Эртцелем. Содержание: 1-4 карты Верхней Азии на 4-х листах.
(Маньчжурия. (Территория) между Алтаем и Тянь-Шанем и Китай собственно). 5. Высокогорные области в восточной Верхней Азии. Берлин. Изд. Дитриха Раймера. К этому выпуску относится лист-приложение: Гималайские горы, И. Л. Гримма. Цена 15 Sgr.
Атлас Азии к «Общему землеведению» Риттера. Отдел II, выпуск второй. Составлен и подготовлен (к изданию) И. Л. Гриммом и Мальманном. Выпущен К. Риттером и Ф. А. О’Эртцелем. Содержание: 1. Сводная карта восточной Верхней Азии, 1839 г. 2. Карта русского Алтая, 1839 г. 3. Карта Асама, Восточной Бенгалии и Северной Бирмы, 1840 г. 4. Передне-Индийский полуостров с Цейлоном, 1840 г.
Путешествие через Даурию и по Гоби. Берлин, изд. Дитриха Раймера.
Атлас Азии, выпуск четвертый, составлен и обработан д-ром X. Кипертом. Выпущен К. Риттером. Содержание: листы 1 - 4, страны, (лежащие) на Евфрате и Тигре, или Армения, Курдистан и Месопотамия. Лист 5, высокогорные области западной Верхней Азии. Берлин, 1854 г. Изд. д-ра Раймера.

Карта Внутренней Азии.

Карта Внутренней Азии по японской энциклопедии ХV (века) составлена по материалам, сообщенным буддийскими миссионерами. По ней р. Чу вытекает из Иссык-Куля (и) под самой Сыр-Дарьей впадает в Аральское море.
Карта Панснера дает превосходные дополнения (относительно местностей, расположенных) к северу от Или до Иртыша, на юг же она не заслуживает доверия с VII века. Карта Сибири издана на трех листах Д(епартаментом) Топографического Депо в 1825 г.; по ней Чу вытекает не из озера Иссык-Куль.
Японская энциклопедия - О-хан-сен-цсай-цу-хой. (О han san thsai thu hoei) издана (на) 47 листах в 1714 г. Карта называется по-китайски Si yn Tlian tchu tohi thou, по-японски - Sai iki go Ten dzik no dzou - Карта восточных стран и пяти Индий.
Между прочим сказано в замечании: в этой карте ли содержит 6 matsi, что показывает, что она есть копия с китайского, ибо японское ли, или ри (li ou ri), содержит 36 matsi, т. е. в 6 раз более, чем китайское древнее ли.
Она составлена в XV веке после изгнания монголов из Китая, ибо Wa la, или Oelaet, не встречается в китайских книгах ранее сего периода. Материалом служили древние сведения, относящиеся к седьмому веку.
Это показывает, что китайцы в эту древнюю эпоху лучше знали Среднюю Азию и Индию, чем греческие географы и Птолемей.

Заметка (о карте Японии).

 Большая карта Японии - труд Цё-дэн-син-си гикоу (?) из Мито в провинции Фитац(у) Согласно (пояснительной) заметке, которая находится при оригинале карты, он закончил ее (составление) в 1775 г., или в пятый из годов, называемых Анье, и она была издана в Йедо в 1778 г.
Автор говорит, что она основана на наблюдениях долгот и широт, сделанных некоторыми его согражданами, от которых он получил (в распоряжение) различные лоции Японской империи. Что касается широт, то они оказывается довольно точными; долготы же менее (точны), где бы автор ни строил (?) квадраты с градусами широт, горизонтальные стороны которых представляют ему градусы долгот.
Долготы исчислены по меридиану Нагасаки таким образом, что Йедо, столица Японии, находится между 8° и 9° долготы. Градус широты, проходящей через северную оконечность* Японии, равен 41°, а проходящий через южную оконечность провинции Сацума - 31°.
На карте Япония разделена на шестьдесят четыре провинции, или префектуры. Обычно эта империя делится на семь больших провинций, которых, показанные на карте, являются лишь их подразделениями, а именно:
I. Гокинай, или пять внутренних провинций:
1. Ямасиро, 2 Ямато, 3. Каваци, 4. Идзуми, 5. Сец(у).
II. Токайдо, или восточная морская провинция.
1. Инга или Ига, 2. Исе, 3. Сима, 4. Овари, 5. Микава5, 6. Тоотоми,
7. Сурунга, 8. Каи, 9. Ису, 10. Сангами, 11. Мусаси, 12. Ава, 13. Кудзуда, 14. Симооса, 15. Фитац(у).
III. Тоосандо, провинция восточных гор.
1. Ооми, 2. Мино, 3. Фида, 4. Синано, 5. Кооцуке, 6. Симоцуке, 7. Муц(у), 8. Дева.
IV. Фоку рокондо, северные провинции.
1. Вакаса, 2. Йецисен, 3. Канья или Кайя, 4. Ното, 5. Йецион (?), 6. Йециндо, 7. Садо.
V. Сайниндо, провинции западных народов.
1. Тамба, 2. Танго, 3. Тассима, 4. Инаба, 5. Фооки (?), 6. Идзумо, 7. Ивами, 8. Ооки.
VI. Санёдо, провинции северо-запада.
1. Фарима, 2. Имасака, 3. Бисен, 4. Бицин (?), Б. Бинго, 6. Аки, 7. Цоно, 8. Нунгата6.
(VII)…7

(Карта Средней Азии по записке Бабура и Джахан-нюма Кятиба Челеби).

36-е отделение географии Кятиба Челеби содержит описание туранской полосы Мавераннагра. Строения в Самарканде из дерева и глины. Река Шаш лежит между Сыр и Аму. Города Согда Асрушнаи Меринан.
На этой карте означены «горные киргизы, или иначе саяки, багыши, буту, солто, бохтомаки» в верховьях Текеса и самхены. Бузум - поколение Большой орды, из коих некоторые под властью Булана, владеющего в Туркестане, а остаток подвластен султану Чирегаю. Кулдат - поколение Средней орды под (властью) Булат-хана на Каратаве между Ташкентом и Туркестаном. Укой - поколение Большой орды; от Ташкента Курама подвластна частью Кокану, частью Шидаяр-беку.

Источник:
Валиханов Ч. Ч. Собрание сочинений в пяти томах. Том 4 – Алма-Ата, Главная редакция Казахской советской энциклопедии, 1985, 2-е издание дополненное и переработанное, стр. 28 – 32.

(Выписка из Сибирского вестника»).

II Собрание исторических, топографических и других сведений о Сибири и странах, с ней сопредельных, издаваемых Григорием Спасским. («Из «Сиб. вестника», часть I, СПб., 1818 г.). 
I. Путешествие в Китай казака Ивана Петлина в 1620 г.
II. Путешествие от Сибирской линии до города Бухары в 1794 г. и обратно в 1795 г., совершенное унтершахтмейстером вто­рого класса при Змеиногорском руднике Тимофеем Бурнашевым и сержантом Безносиковым.
III. Путешествие от Сибирской линии до Ташкента и обратно в 1800 г., совершенное Бурнашевым и Поспеловым.
1. От Томска до киргиз - 12 дней, (надо пройти) две реки.
2. До Абакана - 6 (дней).
3. (До) Кимчика - 9.
4. До Большого озера (самоцветных камней) - 5 дней (около озера ходу 12 дней конем).
5. До вершин, где царь Алтын стоит, - 15.
6. Улус Алгу князь Тормошина - 5, дорога горная.
7. Чекуркуш князя Каракула - 5.
8. Солдуз; в нем царь Часакту - 5.
9. Бисут князя Кичень - 5.
10. Ильчигин князя Тазчиг Черехду - 5.
11. Бешут князя Чекур - 5.
12. Улус Бирюк князя Чичин-нояна - 4 дня безводно.
13. Тулатумет князя Тайку-Татун - 4.
14. Юргучин царя Бугаукты -3.
15. Желтые Мугалы: улус Мугалчии, княгиня Малчи-катунь, сын ее Арчултату.

Источник:
Валиханов Ч. Ч. Собрание сочинений в пяти томах. Том 4 – Алма-Ата, Главная редакция Казахской советской энциклопедии, 1985, 2-е издание дополненное и переработанное, стр. 33.

Река Кара-Кем.

Впадает в Аргут с правой стороны. Аргут составляется из двух рек: Белой Алахи и Яссатеха (Джагарт). Первая берет начало из снежного Тена Эктах-Алтая, вторая - с западного подножия Кара-Иматы.
Озеро Телецкое, или Алтын-Куль. Северо-восточный берег его называется джайляу. Есть место кочевок черневых татар.
На Чингистайской долине кочуют против китайского пикета Ухылке киргиз-кайсаки двух волостей: Каратайской и Кара-Керейской. По реке Чум и его притокам, в так называемой ленной степи, кочуют летом и зимой калмыки двоеданцы.

Источник:
Валиханов Ч. Ч. Собрание сочинений в пяти томах. Том 4 – Алма-Ата, Главная редакция Казахской советской энциклопедии, 1985, 2-е издание дополненное и переработанное, стр.  34.