Поездка на Сарезское озеро.

 «...Дорога закрылась, и значительные территории в районе впадения р. Мургаб в Сарезское озеро оказались изолированными от человека с его животными. Здесь возникли молодые тополево-ивовые леса на площади 1 200 - 1 500 га. Возраст деревьев этих лесов около 30 лет, то есть полностью совпадает с возрастом Сарезского озера»

Ботаник А. В. Гурский. 1951 год.

Полет на вертолете на Сарезское озеро.

Что же произошло там, где ныне почти на шестьдесят километров в длину простирается одно из высочайших и глубочайших в мире озер - Сарезское озеро? До 1911 года этого озера не существовало. Спокойно, в глубоких обрывистых берегах, на огромной высоте над уровнем моря текла памирская река Мургаб.
Пройдя половину Восточного Памира под киргизским названием Ак-су («Белая вода»), получив неподалеку от Поста Памирского новое, таджикское название Мургаб (от «Мург-об» - «Птичья вода»), эта река ниже кишлаков Усой и Сарез, там, где в нее вливается мощная Кудара, вступала в дикие скалистые теснины и получала третье название - Бартанг (что, как я уже говорил, значит: «Высокая теснина»).
По долине реки пролегал в древние времена трудный торговый путь между странами Юго-Западной Азии и Китаем. О том участке Мургаба, где ныне тянется Сарезское озеро, известно было немного.
Местность эта среди народов Памира называлась Сарез-Памир, так же как другие высокогорные долины назывались Аличур-Памир, Хоргоши-Памир, Таг-Думаш-Памир и т. д., то-есть носили собственное название с добавлением слова «Памир», которое обозначало высокогорность района и, по мнению некоторых ученых, было подобно слову «сырт», в ином значении употребляемому в других местах.
Маленькие кишлаки Усой, Ирхт, Сарез были последними верхними таджикскими кишлаками долины Мургаба. Выше начинались кочевья восточнопамирских киргизов. Неподалеку от кишлака Сарез, на древней речной террасе высилась старинная крепостца.
Эти кишлаки располагались у крайних пределов земледелия и плодоводства. Выше - по долине Мургаба - зерновые и плодовые культуры вызревать уже не могли, древесная растительность также кончалась, долина Мургаба превращалась в местность, подобную всем долинам Восточного Памира, - пустынную, каменистую, только вдоль русла реки покрытую типчаковыми и мятликовыми травами да мелкорослыми, характерными для высокогорья «полукустарничками» и «подушечниками»...
В сообщениях первых изучавших Памир ботаников встречались такие фразы: «абрикос разводится на высоте до 8 500 и даже до 9 000 футов (Сарез на Бартанге)». Сразу скажем: после того как этот «верхний предел земледелия» оказался глубоко под водой, вблизи озера в растительном мире Мургаба произошло интересное явление.
О нем в 1951 году сообщает ботаник А. В. Гурский:
«...Дорога закрылась, и значительные территории в районе впадения р. Мургаб в Сарезское озеро оказались изолированными от человека с его животными. Здесь возникли молодые тополево-ивовые леса на площади 1 200 - 1 500 га. Возраст деревьев этих лесов около 30 лет, то есть полностью совпадает с возрастом Сарезского озера».
О том, что было там, где ныне, на полукилометровой глубине находится дно Сарезского озера, есть свидетельства двух путешественников. Первым из них был пионер русской геологии на Памире Д. Л. Иванов, в 1883 году совершивший маршрут по дну будущего Сарезского озера. Дав геологическую характеристику района, он так описывает долину:
«Следует сказать вообще про характер долины Мургаба и про его дороги. Редко здесь выдается узкая полоска или терраска с тугаем или сазом, с ровной и плотной почвой, по которой спокойно можно ехать, не следя за дорогой и лошадью.
Большей частью дорога идет по осыпи (чаще крупной) или завалу, что крайне утомительно и опасно для лошадей. Но и это еще ничего, если бы не частые крупные изгибы реки, причем она бросается от берега к берегу, подмывая скалы, и дорога останавливается перед небольшим носом, спускающимся круто в реку. Большие скалы - редкость; большинство - весьма невелико (одна из больших 40 м над рекой), но одолеть их редко можно и то с необыкновенным трудом».
Следующим путешественником, проходившим мимо кишлака Сарез и определившим здесь некоторые высоты, был в 1889 году Б. Л. Громбчевский, известный русский исследователь Канджута и других стран Центральной Азии. В 1897 году здесь проходил ботаник С. И. Коржинский, а через три года после него, направляясь к Бартангу по дну будущего озера, прошел профессор Варшавского университета магнитолог Б. В. Станкевич. Вот что пишет он об этом отрезке своего трудного и большого маршрута:
«...Дойдя до устья Б. Марджаная (против таджикского кишлака Сареза), мы повернули вниз по левому берегу Мургаба (который представляет из себя здесь уже могучую реку) и заночевали в урочище Гооп-Шабар, в трех верстах от Сареза. Переход этого дня (22 июня) был всего лишь в 25 верст, что обусловливалось трудностями пути по ущелью Марджаная».
Добавлю от себя, что под устьем Б. Марджаная путешественник имел в виду устье Уй-Суйда, как называется река, текущая от перевала Большой Марджанай, и что урочище Гооп-Шабар теперь на дне озера. «В Гооп-Шабаре мы разочли сопровождавших нас киргизов — погонщиков вьючных лошадей. От Гооп-Шабара были наняты на один переход (до Шундеруя) лошади таджиков.
...23 июня мы следовали левым берегом Мургаба вниз по течению. Первые пять верст пройдены легко. Между 5-й и 10-й верстой от Гооп-Шабара Мургаб сдавлен тесниной, и течение его очень извилисто; эти 5 верст пути достались нам довольно трудно: пришлось проезжать верхом и проводить вьючных лошадей по узким и опасным карнизам.
Против этого участка реки, с высокого горного хребта, который тянется по левому берегу Мургаба, спускается мощный ледник. На 12-й версте от Гооп-Шабара в Мургаб впадает слева довольно значительная речка, которую таджики называют Лянгар.
Идя вверх по этой речке, можно достигнуть перевала, ведущего в долину р. Гунт. Около устья Лянгара нам пришлось покинуть на время берег Мургаба и совершить порядочный обход, в форме приблизительно полукруга, через довольно высокий перевал: по берегу Мургаба в этом месте пробраться было невозможно, по крайней мере в данное время года. Мы прошли сперва несколько сот сажен вверх по речке Лянгар, а затем покинули ущелье речки и начали подниматься на перевал.
Подъем на этот перевал идет громадными уступами: он представляет ряд высоких круч, разделенных несколькими плато. Кручи едва доступны для лошадей. С верхнего плато (очень обширного) хорошо виден ледник, о котором упомянуто выше. Над плато возвышается со стороны Мургаба довольно крутой гребень, через который нам также предстояло перевалить. В высшей точке перевала (на гребне) анероид показал 460 м. Отсюда начали мы спускаться к Мургабу. Спуск представляет три ската, разделенных двумя плато. Верхний скат — самый высокий и крутой.
Спустившись к Мургабу, мы очутились как бы на дне глубокого колодца: небольшая площадка на левом берегу Мургаба окружена с трех сторон очень высокими и почти отвесными утесами; на противоположном берегу высятся почти такие же отвесные кручи.
Это характерное место, лежащее несколько ниже (по Мургабу) кишлака Усоя (который мы миновали при обходе через перевал), таджики называют Шундеруй. Мы опустились в Шундеруй около 8 час. вечера, сделав в этот день 30 верст (по показанию «шагомера», на карте расстояние Шундеруя от Гооп-Шабара по прямой линии составит всего каких-нибудь 10 верст)».
Путь, каким шел Станкевич, стал после образования Сарезского озера, невозможным. Других путешественников, которые проходили бы мимо кишлаков Усой и Сарез до самого дня катастрофы, я не знаю.

Советские исследования на Сарезском озере.

Первая научная экспедиция на Памир после Октябрьской революции состоялась в 1923 году. Это была экспедиция, ташкентского географа Н. Л. Корженевского, уже не раз бывавшего на Памире. В экспедиции участвовала ботаник И. А. Райкова, впоследствии ставшая крупным ученым.
Экспедиция достигла и Сарезского озера, произвела на его берегах ряд наблюдений. В 1925 году топограф В. С. Колесников, побывав у озера, увидел бьющую из-под плотины огромную реку: из озера вытекало семьдесят восемь кубометров воды в секунду.
Озеро, поверхность которого находилась на высоте 3 400 метров над уровнем моря, быстро росло, угрожая жителям Бартанга новой грандиозною катастрофой. Если бы вдруг прорвалась плотина, миллионы тонн воды Сарезского озера, хлынув вниз по ущелью, чудовищным валом смыли бы все кишлаки Бартанга и понеслись бы дальше, уничтожая все живое по берегам Пянджа, вплоть до Термеза. Десятки тысяч людей погибли бы от этого «каприза природы».
А толком никто ничего о Сарезе не знал. Длина озера увеличивалась с тридцати до сорока, до пятидесяти километров. Пробраться к озеру становилось все труднее, потому что его воды омывали теперь исключительно крутые, а местами отвесные скалы. Эти колоссальные скалы возвышались над поверхностью озера на два с половиной километра по вертикали; врезаясь в кристально-чистую зеленоватую воду, они столь же круто или отвесно уходили в ее глубину, и эта глубина с каждым годом все увеличивалась.
Среди советских ученых, в советских гидрологических организациях росла тревога. Надо было принимать срочные меры. В мае 1926 года на пленуме Средазэкономбюро состоялось обсуждение вопросов, связанных с организацией постоянного наблюдения за Сарезским озером. В том же году к озеру проникли известный гидролог О. К. Ланге и топограф Тейхман, которым была произведена фототеодолитная съемка озера в масштабе 1 : 50 000.
Через два года, когда для изучения Памира впервые была организована крупная экспедиция Академии наук СССР, О. К. Ланге вновь побывал на озере вместе с несколькими другими учеными. Впервые зародилась мысль об организации на берегу озера постоянно действующей гидрометеорологической станции.
Но до осуществления этой идеи было еще далеко. Географические условия оставались исключительно трудными. В январе 1929 года состоянию Сарезского озера было посвящено заседание Средне-Азиатского географического общества. Летом того же года с перевала Кара-Булак к озеру спустился геолог Г. Л. Юдин вместе со своими сотрудниками Е. Г. Андреевым и М. М. Лавровым.
Они зафиксировали новое положение головы Сарезского озера. В 1930 году к озеру пыталась проникнуть экспедиция В. А. Афанасьева, организованная Госпланом Узбекистана. Ока не добралась до озера, но ей удалось направить туда водомерщика, местного жителя. С октября того года на озере возобновилась водомерная работа: старик водомерщик делал отметки четыре-пять раз в месяц, кроме зимнего времени, когда на озере образуется лед толщиною до одного метра.
Отправляясь в 1931 году вместе с Юдиным на Памир, я заказал в ленинградском яхт-клубе лодку, на которой мы рассчитывали совершить плавание по Сарезскому озеру. Эта лодка была привезена в Ош, но навьючить на верблюдов ее не удалось, а иного способа перебросить ее от Оша к Сарезскому озеру не было. Лодку пришлось оставить в Оше. В 1932 году, пользуясь широкими возможностями Таджикской комплексной экспедиции, Юдину удалось добыть и доставить к Сарезскому озеру легкую парусиновую байдарку.
Юдин и его спутник вдвоем проплыли на этой байдарке от самого Усойокого завала до головы озера, то-есть прошли его по всей длине - больше семидесяти километров. Это было первое плавание по Сарезскому озеру!
Работая веслами, на большой высоте, почти в три с половиной тысячи метров над уровнем моря, борясь с сильным ветром и волнами, ежеминутно рискуя перевернуться, Юдин и его спутник не имели возможности произвести даже глазомерной съемки новых участков долины, к этому времени захваченных озером. Пришлось ограничиться геологическими наблюдениями.

Группа гидроэнергетика Караулова.

Планомерное изучение Памира, начатое Таджикской комплексной экспедицией, в 1932 году охватило и бассейн Сарезского озера. Здесь производил магнитную съемку отряд И. Д. Жонголовича. Сюда был направлен начальник гидроэнергетической группы инженер Н. А. Караулов.
Он должен был подробно обследовать озеро и вывести заключение: угрожает ли плотина прорывом? Он должен был также решить: возможно ли использовать в будущем водную энергию озера для строительства гидроэлектростанции?
К 1932 году озеро простиралось почти на семьдесят пять километров. Все то, что было узнано о нем отдельными, с величайшим трудом проникавшими сюда исследователями, было ничтожно малым, почти ничего не определяющим знанием.
Николай Александрович Караулов, один из крупнейших специалистов в Советском Союзе, человек тихий, нервный, самоуглубленный, никак не альпинист, не спортсмен, должен был в Таджикской комплексной экспедиции изучить все главные реки Таджикистана.
Его сотрудники разбрелись по разнообразнейшим направлениям. Сам он со своим братом, специалистом по линиям электропередачи, и с одним сотрудником двинулся на Памир и после долгих, тяжелых странствий верхом и пешком добрался до Сарезского озера. Он окреп, загорел, закалился за это время.
Он, как и все, научился спокойно рисковать своей жизнью на переправах, на кручах, на льду. Поставив маленький лагерь на крутом берегу озера, он спокойно занимался метеорологией, гидрологией, топографией, - на любом камне раскладывал свои схемы и чертежи, углублялся в вычисления и расчеты так, словно сидел за большим столом у себя в кабинете.
Выл ветер, полыхал языками костер, мороз пробирался за воротник и рукава овчинного полушубка, а Николай Александрович обсуждал со своим братом: можно ли здесь, на Сарезском озере, построить гигантскую гидроэнергетическую станцию? Ведь если пустить воду Сареза в турбины, просачивание сквозь плотину прекратится, опасность прорыва исчезнет.
Турбины!.. Гидростанция на Сарезе!.. Какому фантазеру может явиться в голову такая идея? Когда незадолго перед появлением на озере Караулова Юдин, рассуждая об озере, усмехнувшись, сказал мне: «Вот бы построить здесь гидростанцию!» - оба мы рассмеялись: эта мысль показалась нам фантастической.
Но фантазия в трезвом уме гидроэнергетика Караулова облеклась в цифры. Он слишком хорошо знал, сколько его фантазий за предшествующие годы претворилось в реальное дело. Его работа должна была пригодиться не в ближайшем будущем, а в то время, когда Памир окажется настолько освоен, что и электрическая энергия понадобится там в большом количестве.
И теперь на диком, почти недоступном берегу Сарезского озера он разговаривал со стариком таджиком, который с 1930 года жил здесь в жалкой каменной лачуге и производил простейшие, но регулярные наблюдения над уровнем воды, над состоянием погоды.
Старик ничего не знал об остальном мире. Старик бывал только в Хороге, - там его научили отсчитывать деления на рейке, записывать арабским алфавитом даты своих наблюдений. Старик, в оборванном халате, со спутанной бородой, с глубоким убеждением, что озеро создано дэвами - духами гор, честно и аккуратно делал то, что ему поручили. Он сам не понимал цены своим записям, он просто относился к ним с благоговением, веря ученым, оказавшим ему, что его работа — великое дело, что от нee зависит благополучие живущих по Бартангу людей.
Но в уме Караулова эти цифры заговорили иначе. Они помогли ему рассуждать. И Караулов рассуждал так:
«Фильтрация вызывает угрозу размыва? Надо, значит, устранить фильтрацию. Как это сделать?.. Снизить горизонт озера... А это как сделать?.. В самом деле, как опустить горизонт? Сбросить лишнюю воду. Как и куда?».
Инженер Караулов, забывая опасности и усталость, лазал по отвесным обрывам берега. Как и куда?.. Глазом, биноклем, рукою — на ощупь примерялся к завалу. Гигантские станы ущелья вставали над громадой завала. Сверху, от вечных снегов стекали ручьи. Как и куда?.. Караулов по ночам, в палатке, ворочался в спальном мешке. Караулов курил, как курят в своих кабинетах, продумывая сложные проекты, все инженеры.
И однажды весело сообщил старику бартангцу:
- Знаешь, рафик! Надо устроить тоннельный водосброс...
- Чиз? (Что?) - почтительно, по-таджикски переспросил старик.
- Надо прорыть трехкилометровый тоннель, вот от этого маленького озерка Шадау-Куль до того вон ручья, как он называется? Хурмы-хац, что ли? Мидони? (Понимаешь?)
- Ич-но мидонам! (Ничего не понимаю!) - покачал головою старик, и Караулов принялся объяснять ему свою идею комбинациями бесчисленных и многоречивых жестов.
- В самом деле, - горячо обсуждали вопрос два инженера, братья Карауловы, - здесь тоннель, а чтоб вода из Сареза могла попасть в озерко Шадау-Куль, надо в перешейке между ними прорыть канал. А потом принять меры к кольматированию верхней грани завала. Вот используя эти текущие с верхних снежников ручьи, системой деревянных лотков и труб подавать на завал мелкий глинистый материал. Он засосет все щели. Ну-ка, давай мой расчет!
Дальше следовали всевозможные цифры и термины. Инженеры пока еще в воображении строили здание станции на реке Бартанг у кишлака Нисур, выбирали лучший из вариантов использования энергии Сарезского озера, спорили, нервничали, ссорились, мирились, набрасывали в полевые книжки сложные графики и, наконец, уехали на своих заморенных лошадях, чтоб сообщить ученому совету, руководившему экспедицией, что ими сделана «схема с тоннельной деривацией», что мощность гидроэлектрической установки на Сарезском озере (не фантастической, о нет, самой реальной, вполне осуществимой!) составит четыреста тысяч лошадиных сил - триста тысяч киловатт. А если сделать водохранилище, чтобы регулировать расход воды в зимнее время, то мощность этой станции можно довести до одного миллиона киловатт.
Сразу окажем! Сарезское озеро и сейчас так же недоступно и дико. Работа Караулова дала только проект. Еще неизвестно, куда девать такую энергию. Но этот проект есть точное знание о районе, который до того времени был загадкой. А то, что сегодня советскими людьми проектируется, завтра осуществится. И можно не сомневаться, что это завтра с развитием горной промышленности и народного хозяйства Памира придет. Пока же упорная работа по изучению озера и наблюдению за его режимом продолжается.
В 1934 году геологи Таджикско-Памирской экспедиции Академии наук привезли на Сарезское озеро разборную деревянную лодку, ходили на ней под парусом и на веслах. Вторую такую же лодку в том же году доставила сюда экспедиция В. А. Афанасьева, организованная на этот раз одним из среднеазиатских научно-исследовательских институтов. Орография, гидрология, геология озера были подробно изучены.

Научная станция «Сарез».

7 февраля 1936 года в «Правде» появилась следующая заметка:
«Научная станция у Сарезского озера.
Таджикское правительство решило построить на Памире, на берегу Сарезското озера, на высоте 3 060 метров над уровнем моря гидрометеорологическую станцию». Дальше рассказывалась история образования озера. Заметка заканчивалась так:
«По мнению ряда ученых, имеется опасность, что под колоссальным давлением воды завал может прорваться. Организуемая гидрометеорологическая станция будет вести наблюдения над завалом. Одновременно будет изучаться режим Сарезского озера.
В Сталинабаде готовится оборудование для станции. Снаряжается экспедиция, которая выступит к озеру, как только позволит погода». Гидрометеорологическая станция «Сарез» была создана и в 1938 году начала работу. Впервые режим озера изучался зимою. Наблюдения над озером стали круглогодичными, круглосуточными, непрерывными. Вскоре на озеро была доставлена моторная лодка. Сложнейшие приборы были привезены по головоломным тропинкам на станцию. На станции появились постоянные жители: научные работники - коммунисты и комсомольцы. Они работают неустанно. Они скромны: редко-редко сообщают они в печать о своей жизни и о своей работе.
Но в канун нового, 1941 года зимовщики полярных и арктических станций обменялись по радио приветом и поздравлениями с зимовщиками метеорологических станций пустыни Кара-Кумы и высокогорий Памира. И 1 января 1941 года читатели «Комсомольской правды» прочитали сообщение:
«Радио с высокогорной гидрометеостанции «Сарез»:
Холодно и ветрено. Мороз 35 градусов. Ночная тишина часто нарушается громовыми раскатами горных обвалов. Наш домик окружают хищные звери - барсы. По-звериному завывает суровый памирский ветер. Новый год ждем с нетерпением.
Новогодний ужин проведем в дружеской беседе. Меню ужина составлено из восьми блюд: каждому будут поданы фаршированный горный заяц и зимующая на озере утка-лысуха. Самочувствие зимовщиков бодрое, несмотря на долгую оторванность от населенных мест, от окружающего мира. Поздравляем молодежь цветущей великой Родины с Новым годом, желаем еще лучше учиться, работать, творить чудеса на благо родного советского народа.
С комсомольским приветом коллектив зимовщиков озера Сарез: Берсонов, Градсков, Перченко, Полехин, Мурин, Мухина, Зайцев, Тростянский». Большую часть года зимовщики «Сареза» бывают отрезаны от всего внешнего мира. Только поздней весною стаивает снег на перевале Лянгар-кутал. Путь через него даже летом опасен и чрезвычайно труден.
Но это единственный путь, которым может прийти к гидрометеостанции «Сарез» караван от перевалочной базы, расположенной на Восточном Памире, у озера Яшиль-Куль, куда в наши дни легко доехать на автомобиле.
И надо сказать: этим путем почти каждое лето к зимовщикам станции приезжают гости. Альпинисты, топографы, гляциологи, ботаники, магнитологи, геологи все чаще посещают этот интереснейший, теперь уже не заповедный, хотя и по-прежнему труднодоступный район. Станция «Сарез» для них - опорная база.
Каждый приехавший сюда хочет прокатиться на моторной лодке по огромному озеру, даже не для работы, а просто, чтоб увидеть своими глазами и запомнить на всю жизнь удивительную красоту его берегов и его прозрачно-зеленой воды, толща которой над дном достигает полукилометра.
Сейчас у работников станции есть новый моторный баркас и резиновая лодка. Опыт плаваний по озеру многому научил работников станции. Они всегда стараются держаться подальше от берегов, потому что у отвесных береговых круч им угрожают камнепады, «каменные дожди», каменные лавины.
Со страшным грохотом рушатся горные породы в прозрачную воду, пораженный участок озера закрывается густым облаком пыли, она оседает медленно, распространяясь над поверхностью слабеющей мглой. Бывают периоды, когда обвалы следуют один за другим, и тогда пыль поднимается до гребней высоких гор.
В 1932 году такие обвалы часто бывали в том районе, где произошел Усойский завал и где после него обнажились те горы, от которых отделилась, соскользнув в долину, вся исполинская масса завала. Н. А. Караулов, работавший в то время на озере, слушал гул этих обвалов примерно каждые полчаса, а облака пыли не расходились над горами иногда по целым дням. Это было похоже на глухое ворчание готовящегося к извержению вулкана, хотя каждому известно, что на Памире вулканов нет.
Природа в районе озера грозна, сурова, капризна. Но людям надо знать главное: многолетнее изучение озера дало ученым право утверждать, что в ближайшее время опасности прорыва завальной плотины нет. А если б такая опасность возникла, точнейшие приборы, внимательнейшие наблюдения указали бы на нее заблаговременно.
Население Бартанга и других угрожаемых мест было бы вовремя предупреждено. Работники станции гордятся ответственностью, лежащей на них. Они бдительны!

Обузданная река Гунт.

Инженер Н. А. Караулов в период работы Таджикской комплексной экспедиции объехал почти весь Памир. Он изучил повадки Пянджа, Гунта, Висхарви, Каинды, Балянд-Киика, Кокджара, Танымаса и других рек Памира. Он рассчитал, какой энергией обладает каждая из них, примерился, где и какие можно построить электростанции.
Он побывал на озере Яшиль-Куль, которое в древние времена образовано завалом, подобным Сарезскому. И потом приехал в Хорог и поставил свою палатку в абрикосовом саду, под огромным тутовым деревом. И 10 сентября 1932 года здесь, в областном центре Памира, в столице Горно-Бадахшанской автономной области, люди из обкома партии - таджики и русские - собрались слушать доклад начальника гидроэнергетической группы.
В маленьком белом домике, над пенными водами Гунта, тускло светили, мигая и затухая, две электрические лампочки: работал движок, привезенный в Хорог пограничниками за год перед тем. Надоедливый стук одноцилиндрового мотора, казалось, изрядно мешал докладу инженера-гидроэнергетика. Начальник пограничного отряда смотрел на мигающие лампочки и что-то шептал на ухо начальнику строительства Памирского автомобильного тракта.
И председатель правительственной комиссии, посетивший Хорог, толкнул их тихонько под локоть, чтоб не мешали слушать. И когда Караулов окончил доклад, с места поднялся один из старых большевиков Памира, местный житель, шугнанец. Он очень серьезно оказал:
- Гидроэлектростанцию на Гунте нужно построить. И откладывать этого дела незачем. У нас есть средства. Мы должны добиться включения строительства в последний год второй пятилетки... или, в крайнем случае, в первый год третьей.
Не только Хорог - пусть весь Шугнан, весь пянджский берег Рушана мы осветим электрическим светом. Напротив, на афганской стороне, по-прежнему будут мерцать во тьме масляные чиро к и, а у нас будет свет!
И оба начальника его поддержали и добавили от себя, что топливный голод в Хороге скоро станет подлинным бедствием, ибо шах-даринский лес больше нельзя вырубать, а других лесов здесь нет. Гидростанция должна обеспечить Хорог тепловою энергией.
- А что это значит? - спросил молодой шугнанец-комсомолец.
И, прервав на минуту собрание, председательствующий все подробно ему объяснил. В постановление обкома партии был включен пункт:
«Просить инженера Караулова взять на себя консультирование при разработке детального проекта гидроэлектрической установки на реке Гунт».
Весной 1935 года строительство гидроэлектростанции в Хороге началось. Через несколько лет станция - первая мощная гидроэлектростанция на Памире - вступила в строй. Она работает безотказно, питая Хорог и весь Шугнанский район энергией - дает свет и тепло. Она изменила весь быт шугнанцев - горожан и колхозников. Я уже упоминал, например, о том, что в колхозе имени Сталина производится электромолотьба. Достаточно сказать, что по степени электрифицированности Хорог стоит на одном из первых мест среди городов Таджикской республики.

О реках Таджикистана.

Гидроэнергетическая группа Таджикской комплексной экспедиции в 1932 году изучила все главные реки центрального Таджикистана и несколько рек Памира. Изучить их - это значит прежде всего пройти их по всему протяжению, от истоков до устья. Уже одно это было огромной работой. Ведь все они текут в узких долинах, сжатых скалистыми, отвесными стенами, где иногда по опасным, неверным тропинкам не только лошадь, а и человек едва может пробраться.
Работники группы определили скорость течения, расход и температуру воды, изучили русла, мощности боковых притоков, условия образования грязе-каменных, катастрофических силей... Всюду, на каждой реке были выбраны наиболее удобные места для постройки в будущем гидроэлектрических станций, водохранилищ, ирригационных сооружений.
Ведь в республике все уверенней организовывались колхозы, ведь коммунисты знали, что колхозам не век жить во тьме, весь народ знал, что ленинский план электрификации нашей страны должен быть и будет осуществлен!
Почти половина сотрудников группы болела тропической малярией, но никто не покинул работ до их окончания. В следующем, тридцать третьем году работы группы были продолжены -экспедиция в том году уже была переименована в Таджикско-Памирскую, объем работ ее все увеличивался.
На этот раз исследования производились на территории тех районов республики, которым предстояло стать центрами развития будущей промышленности Таджикистана. Само изучение речных бассейнов было более углубленным, чем в 1932 году, когда проводилось общее, широкое предварительное обследование.
В 1932 году группа изучала главным образом юго-восточные области Таджикистана: Каратегин, Дарваз, Памир. В 1933 году все внимание было сосредоточено на северных, хлопковых и горнорудных районах, на юго-западе, в среднем и нижнем течении Вахша и в бассейне реки Зеравшан.
Собраны были огромнейшие материалы и составлена карта «Гидроэнергетических ресурсов Таджикистана». Это весьма любопытная карта, сплошь усыпанная большими и маленькими кружочками. Таких кружочков оказалось пятьдесят восемь, и каждый из них обозначал место будущей гидроэлектростанции. Два кружка, огромные, как лики планет на астрономической карте, легли: один на Восточном Памире и другой на середине течения Вахша. В первом из них вписано: «Сарезская - 600 000».
Десятки кружков легли в северном Таджикистане — это станции мощностью от трех до ста тысяч киловатт. Сумма мощностей всех станций выразилась в гигантской цифре, равной цифре, обозначающей мощность всех электростанций шести Ленинградов, почти шести Днепростроев.
Это означало сотни будущих заводов и фабрик в Таджикистане, миллионы гектаров хлопчатника. Это означало, что страна еще недавнего рабства, бесправия, дикого деспотизма и угнетения станет одной из самых передовых социалистических стран!
Путешествуя, исследуя, рассчитывая, проектируя, перевидав сотни горных рек Средней Азии, Н. А. Караулов и сотрудники его группы сделали и общие, исключительно интересные выводы: реки Средней Азии находятся в диком состоянии, но их можно и нужно сделать культурными. Каждая горная река должна находиться под таким же тщательным наблюдением, под каким находится сад у хорошего садовода; реку нужно приручать, как приручают дикого зверя, — воспитывать, дрессировать, искоренять все ее дурные повадки.
Дикая, находящаяся в первобытном состоянии река кидается из стороны в сторону, размывает свои берега, устраивает бедствия паводками, швыряет на прибрежные селения громады камней, заливает их силевыми потоками - глинистой жижей, грязью с размельченными скалами, разбивает головы оросительных каналов, устраивает грандиознейшие обвалы, смывает фруктовые сады, посевы, мосты, прибрежные дороги и тропы, вообще ведет себя непристойно, порой вредоносно...
Надо сооружать перепады на размываемых оврагах; запруды, удерживающие донный, твердый сток рек; на береговых горных склонах развивать зеленые насаждения; строить дамбы, чтоб реки не виляли из стороны в сторону, не могли ничего подмывать; нужно множеством других горномелиоративных работ укрощать дикий нрав горных рек.
В ту пору, о которой я пишу, одни среднеазиатские шоферы да караванщики знали, сколько драгоценного времени - иногда недели и месяцы! - уходило на поиски или на ожидание переправы. Только статистики вели счет погибшим в реках людям и грузам. Материальные убытки от дикости рек исчислялись миллиардами рублей. В одном лишь 1931 году в одной только Ферганской долине убытки от силей составили три с половиной миллиона рублей.
«Недооценка этого обстоятельства, - взволнованно, хотя и строго «техническим» языком писал инженер Караулов, - при возведении гидротехнических сооружений на реках Средней Азии может привести к крупным неожиданностям и дать гораздо более низкие технические и экономические показатели эксплуатации этих сооружений.
Параллельно с возведением в системах горных рек Средней Азии крупных гидроэлектрических установок, плотин и т. д. надлежит интенсивно и непрерывно вести работы по речной и горной мелиорации, систематически приводить реки в культурное состояние... Новейшая гидротехника может дать должный эффект только в том случае, если культурное состояние рек будет также соответствовать современному уровню».
Никакой анархии! Воды Средней Азии должны быть взяты в крепкие руки и дисциплинированы. Нужно создать горные научно-исследовательские станции, которые изучали бы весь комплекс природных условий в высоких горах!
Такая станция - первая в Таджикистане - уже в 1929 году была создана на озере Искандер-Куль, в горах к северу от Сталинабада. Такая станция - высочайшая в мире - была создана на леднике Федченко в 1932 - 1933 годах.
Такая станция была создана в 1938 году на Сарезском озере. Десятки таких станций были созданы в Таджикистане, в частности и на Памире, на горных реках и озерах в предвоенные годы и после Отечественной войны.
Огромные работы по строительству дамб, плотин, акведуков, силедуков, всевозможных гидротехнических сооружений велись с тех пор и ведутся сейчас во всех областях и районах Таджикской республики, конечно, и на Памире!
Горные реки в этих областях год от году становятся все более дисциплинированными, все более культурными. Впереди еще очень много работы, но каждый день, каждый час работа идет!..

Краткосрочное озеро Сарез.

Это явление природы бывает только в горах. В разных странах горцы называют его по-разному: во Франции - нант, в Швейцарии - руфф, в Германии - мур. В нашей стране на Кавказе его называют сель, в Средней Азии - силь.
Силь - это катастрофический, внезапно образующийся, срывающийся по ущелью поток, влекущий вниз огромные массы камней и разжиженных горных пород. Вырываясь из ущелья в долину, растекаясь по ней, силь затягивает и разрушает все на своем пути.
Известны случаи, когда силь разрушал селения и даже города: такие грязе-каменные потоки, например, произвели трижды (в 1914, 1934 и 1938 годах) большие разрушения в американском городе Лос-Анжелосе, расположенном у подножия Кордильер на берегу Тихого океана. Последний из этих силей оставил без крова десять тысяч жителей города, более двухсот из них погибли. Отдельные камни, проносимые силевым потоком по улицам, весили до пяти тонн.
Силевые потоки возникают в горах, чаще всего после обильных ливней, но иногда бывают и при ясной, сухой погоде. Основная причина их — внезапное сползание крутых, исподволь напитанных водою, «подточенных» ею горных склонов, которые затем уносятся вниз по ущелью в виде густого месива.
Низвергаясь в теснине, силевой поток захватывает разрушаемые им берега, а потому стремительно разрастается. Иногда, наталкиваясь на скалистые породы, он образует заторы, которые затем, по мере накопления силевой массы, прорываются и еще более увеличивают мощь и скорость потока.
В горах Средней Азии, в частности Таджикистана, где мне приходилось наблюдать силевые потоки, они явление частое. В населенных долинах с ними успешно ведется борьба. Советские люди научились различными мерами предупреждать возникновение силей там, где они могли бы угрожать колхозным полям, дорогам, человеческому жилью.
К таким мерам относятся террасирование склонов, посадки лесов по ущельям вдоль берегов рек, организация постоянной службы наблюдения за мелкими оползнями на горных склонах. Там, где можно опасаться прохождения силевых потоков, уже возведены (например, в Ферганской долине) различные системы направляющих дамб, силедуков и других крупных ограждающих сооружений.
Но в малонаселенных районах стихия гор и поныне еще не обуздана. Мне хочется рассказать читателю об одном из силей, случившемся в долине реки Хингоу, о том, как этот силь образовал озеро в несколько километров длиной и оно четыре недели мешало людям, и о том, как люди устранили созданную для них природой помеху и как в долине восстановилось прежнее положение.
Мне пришлось побывать на этом озере. С высочайших ледников Памира, с высот, увенчанных пиками Щербакова, Пулковским, Сакко, Ванцетти, и от гребней водораздела, за которым протягивается к Пянджу долина Ванча, бежит несколько горных рек.
Все они сливаются в одну, которая называется Оби-Хингоу и течет в узкой долине между склонами двух огромных горных хребтов: Петра Первого и Дарвазского. Склоны этих хребтов круты и прорезаны множеством узких ущелий, образованных боковыми притоками Оби-Хингоу.
Каждый, кто едет теперь на Памир из Сталинабада по Западно-Памирскому автомобильному тракту имени Сталина, не минует этой долины и запомнит ее: дорога кружится над нею, пересекая горные склоны, делая петли и то спускаясь к самой реке, то поднимаясь на высокие осыпи, на площадки древних речных террас, на причудливые нагромождения древних и современных силевых выносов...
Выше районного центра Тавиль-Дары, пробежав по долине еще десятка два километров, дорога сворачивает в ущелье Дарвазского хребта, чтобы, подняться к высотам Сагирдашта, где уже нет деревьев, где, впрочем, колхозники собирают отличные урожаи зерна. Там, после многих крутых и опасных зигзагов, за перевалом Терри-куртар, дорога спускается в каменную межгорную щель Кала-и-Хумба, средневековую столицу феодального Дарваза, а ныне цветущий районный центр на самом берегу Пянджа.
Вот о местности между Тавиль-Дарой и поворотом в ущелье, где расположен кишлачок Кала-и-Гуссейн, я и хочу рассказать. Этот участок долины ничем как будто не примечателен. Склоны гор над долиной поросли арчой, облепихой, мелкою пастбищной травкой. Несколько маленьких кишлаков, расположенных высоко над долиной, уже давно объединены в колхозы.
В узком месте, где река бежит единым потоком, некогда был кишлак Иофташ. Его жители в 1940 году переселились в Вахшскую долину, на новые, орошенные земли. А с тех пор - со времени строительства Памирского тракта имени Сталина - здесь существует паромная переправа и возле нее вырос маленький поселок: несколько домиков, в которых живут со своими семьями паромщики, а для проезжающих есть чайхана, - в ней ночуют, когда слишком стремительна и высока вода, шоферы и путники, по старинке едущие верхом на дарвазоких лошадках или на ослах.
Проезжая это место в автомобиле, обычно не замечаешь его - оно ничем не отличается от многих других участков дороги. Те же снежные гребни далеко вверху, те же излучины реки внизу. В этой местности, в восьми километрах выше Тавиль-Дары по долине, есть боковое ущельице. Оно прорезает правобережный склон и выходит в долину небольшим раструбом. Ручей, текущий в этом ущельице от гребней хребта Петра Первого, промыл овраг, пересекающий долину от раструба ущельица до самой реки Хингоу.
День 20 июня 1952 года был солнечным, тихим, никаких дождей в этой местности уже несколько дней не было. Не наблюдалось и никаких подземных толчков, хотя в этих местах, отличающихся высокой сейсмичностью, в другое время нередко бывают и землетрясения.
Словом, все было спокойно, обычно. Но вот где-то в верховьях ущелья, без особого шума, неожиданно сползла в русло ручья часть крутой горы. Ущелье в этом месте было совсем узким, не шире тридцати-сорока метров. Соскользнувшая масса горной породы запрудила русло ручья и остановилась.
В это время года снега в горах уже начинают интенсивно таять. Запруженный ручей, увеличиваясь, к середине дня образовал выше завала озерко из разжиженной водою глины. Все больше скапливалось воды, все больше напитывала она массу завала. Эта масса тронулась с места, начала пробиваться вниз по ущелью, вовлекая в себя и таща все, что попадалось на пути: валуны, которые здесь лежали, быть может, столетиями, деревья, росшие над ручьем.
Двигаясь дальше, силевая масса замешивала все захваченное, как в бетономешалке. Силь, однако, вначале двигался медленно и каждые пять-шесть минут приостанавливался. Его задерживали крупные валуны, встречавшиеся на его пути.
Масса накапливалась, прорывалась через преграду, увлекала ее с собой и вновь неслась вниз, теперь уже со скоростью трехсот-четырехсот метров в минуту. Пройдя несколько сот метров с такой скоростью, силь вновь задерживался, и все повторялось.
Первыми заметили силь колхозные пастухи. Они сообщили о нем старшему паромщику Бегаку Шарипову и его помощникам, жившим в четырех километрах выше ущелья, по долине Хингоу. Там возле парома стояли их домики и тянулись вдоль берега их маленькие огороды и молодые сады.
Возле парома работали инженер дорожно-эксплуатационного участка Вилков и бурильный мастер. Они бурили скважину глубиной в двенадцать-пятнадцать метров: здесь вместо парома предполагалось построить мост. Инженер и мастер узнали о силе вечером.
В 8 часов утра 21 июня они выехали верхами к ущелью. Перед ущельем им встретился таджик-колхозник.
- Не проедете! - сказал он. - Силь!
Они подъехали к мостику через овраг, где дорога проходила мимо раструба ущелья. И увидели, что силь уже прошел по оврагу к реке Хингоу, не выходя из берегов оврага и только заполнив его жидкой глиной, валунами, изломанным, замешанным в глине лесом. Мостик через овраг был сорван.
Через три-четыре минуты послышался страшный шум. верху, в глубине ущелья все закрылось туманом, но этот туман оказался вихрями пыли, и когда он расходился по сторонам, то сметал со склонов ущелья кустарник и почву, мгновенно превращая ее в пылевое облако.
Через пять-шесть минут Вилков и его спутник увидели несущийся со скоростью двадцать - двадцать пять километров в час силь. Все сокрушая на своем пути, он мчался вниз по ущелью. Надо было спасаться. Инженер с мастером кинулись бегом по направлению к Тавиль-Даре. Дорога заходила за мыс, достаточно было пробежать с полсотни метров, чтобы, укрыться от силя. Они успели забежать за мыс, стали карабкаться по склону.
С оглушительным шумом силь промчался по оврагу, не уместившись в его берегах, разлился по долине Хингоу и замер. Казалось, масса камней и глины иссякла. Но через десять-двенадцать минут новый силевой вал вырвался из ущелья, перекрыл нагромождения от предыдущего вала, распространился по долине шире и дальше. Это означало, что где-то вверху образовывались заторы, которые по мере накопления силевых масс прорывались.
С этого момента каждые десять-двенадцать минут все новые и новые силевые валы выкатывались из ущелья непрерывно в течение полутора суток, как лавой затягивая долину Хингоу. Перегородив всю долину, силь добрался до русла Хингоу.
Мощная река долго боролась с силе
м, отбивала нагромождаемые на нее завальные массы, смывала глину, ворочала огромные принесенные с гор камни, но справиться с ним не могла. К вечеру вода реки еще пробивалась сквозь завальную массу. К полуночи силь прекратился. Река была перекрыта полностью. Высота завала равнялась примерно двадцати одному метру.
Всю ночь и все утро перегороженная река Хингоу, бешено кружась, ища себе выхода и не находя его, заполняла долину выше завала. На следующий день вода заполнила долину, образовала озеро. К вечеру она смыла паром, огороды и сады паромщиков, подступила к их маленькому поселку, к счастью, расположенному сравнительно высоко.
Река стала подмывать дома, ворвалась в них, поднялась сантиметров на десять, но выше уже не пошла, потому что, дойдя до гребня завала, начала понемногу переливаться через образованную стихией плотину.
В следующие дни силь продолжался порывами. Вода озера частично смыла гребень завала, и он опустился сантиметра на три-четыре, судя по измерению, сделанному с помощью нивелира Вилковым. Длина озера от завала до места, где был паром, достигала 3 100 метров, а ширина в самом широком месте - 800 метров.
27 июня силь кончился. До этого он шел спорадически: то остановится, то хлынет из ущелья вновь. Небольшие силевые выносы продолжались еще с неделю. С первого же дня силя колхозники установили постоянную связь с районным центром, учредили ночные дежурства и организовали сбор унесенного силем леса.
По словам очевидцев, валуны, которые нес в своей гуще силь, были до пятидесяти кубических метров объема, до ста тонн весом. Специальная комиссия, прибывшая из Сталинабада, решила, что необходимо мелкими взрывами снизить уровень озера. Взорвать же плотину всю целиком не рискнули: хлынув вниз, вода озера могла бы затопить многие населенные пункты по долине Хингоу.
На месте завала ширина русла достигала тридцати метров. Глубина озера доходила до двадцати метров, а в верхнем конце, у парома, равнялась шести метрам. Силевые нагромождения растянулись на километр по ширине долины и метров на шестьсот по длине, в виде гигантского хаотического нагромождения камней, торчавших из затянувшей их вязкой, топкой, медленно просыхающей глины. Вся эта масса состояла из известняков, песчаников, желтоцветных конгломератов.
Много дней спустя после силя по этой массе еще нельзя было пройти пешком: она была настолько жидкой и вязкой, что поглотила бы, как болотная трясина, всякого осмелившегося ступить на нее человека. Но все население здешних мест веками знакомо с силями. Отдельные смельчаки рисковали перебираться по силевой массе, ступая, как по мосткам, по набросанным бревнам и доскам. Ни одной человеческой жертвы во время этого стихийного события не было.
Работы на озере начались сразу же после приезда комиссии. Сюда были доставлены бульдозер, трактор «С-80», перфоратор и другая дорожная техника, аммонал, все необходимое для того, чтоб постепенно взрывать плотину, спускать воду озера, строить в обход его дорогу вместо прежней, затопленной.
Сотни окрестных колхозников вышли на помощь дорожникам, строителям. Дорогу в обход озера вместо затопленной сделали за одиннадцать дней. Еще несколько дней пришлось потратить на восстановление парома.
26 июля первые автомашины двинулись по новой дороге. К этому времени длина озера уменьшилась до 2 600 метров, потому что плотина была частично взорвана. Решено было прекратить работы на озере, - оно больше никому не мешало, а оставшаяся часть плотины была надежной и не угрожала внезапным размывом.
Ниже озера только огромное нагромождение камней и глины, перекрывших на большом пространстве долину, осталось следом стихийного происшествия. Да овраг бокового ручья, по которому пронесся силь, остался глубоко прорытым, - его стенки возвышались теперь на шестьдесят метров.
Его ширина - тридцать-сорок метров - не изменилась, а глубина увеличилась больше чем вдвое. Такова история одного из силей, каких в Таджикистане бывало, бывает и еще будет множество. Я рассказал об этой истории сухо и коротко, чтобы ни в чем не нарушить точности и строгости при изложении известных мне фактов, записанных в сентябре 1952 года, при посещении озера.
Но первый раз я видел это озеро еще в начале августа, видел его с самолета, когда летел из Сталинабада в Хорог. Оно казалось сверху голубою, овальной жемчужиной, и никто в ту пору не знал, сохранится ли это озеро на долгие годы, как сохранились в Таджикистане некоторые озера такого же происхождения, или исчезнет навеки, как исчезли многие другие, следы которых встречаешь везде на Памире и в прочих горных районах Таджикистана, - какой-нибудь каменный ригель, размытая плотина завала, затянутое почвой, зеленой травой конусообразное нагромождение силевого выноса.
Некоторые из этих озер существовали дни или недели, другие — десятилетия и даже века. Но теперь их нет, и о них знают только геологи да геоморфологи, да еще кое-где о них существуют представляющиеся нам фантастическими легенды...

Источник:
«Путешествия по Памиру». Павел Лукницкий. Издательство ЦК ВЛКСМ, «Молодая гвардия»
1955 год.