Достопримечательности Каркаралинска.

"Какую противоположность представляла шумная жизнь этого стана с мертвым безмолвием пустыни, где мы так долго скитались. Вид его был для нас восхитителен. Множество юрт окружало озеро; стада баранов, лошадей, верблюдов, рогатого скота и коз были рассеяны по полю; там и сям скакали киргизы, смотревшие за стадами; полунагие мальчики шныряли взад и вперед; женщины суетились по хозяйству и, среди всего этого говор киргизов, лай собак, блеяние овец и раздающийся по временам страшный крик верблюдов, все увеличивало разнообразие и увлекательность картины"

Доктор Майер.

Экскурсионный туризм в Каркаралинске.

В 1826 году член-корреспондент Петербургской Академии Наук, профессор ботаники Дерптского (г. Тарту - В.Н.) Карл Фридрих Ледебур отправился  в свое, известное всему научному миру путешествие на Алтай.
Его помощниками были естествоиспытатели доктор Мейер и Бунге. Целью экспедиции было изучение флоры Алтая, тогда еще малоисследованного края. Одновременно участники экспедиции занимались изучением географии, этнографии и всего, что представляло интерес для путешественников.
Уже в конце февраля Ледебур и его помощники были в Тобольске, в марте - в Барнауле, откуда К. Ледебур отправился в длительное путешествие по Алтаю, а Мейер и Бунге в Джунгарию и казахские степи.
К, Ледебур изъездил весь Рудный Алтай, побывал в его знаменитых серебряных рудниках, плавильных заводах, поднимался на хребты, прошел по долинам рек Иртыш, Коксу, Катунь, Чарыш, Чу, определял с помощью барометра высоты хребтов, уточнял карту местности, и самое главное истово искал и собирал образцы пород растений, кустарников, многообразной Алтайской флоры.
4 апреля доктор Мейер и Бунге прибыли в Усть-Каменогорск, городок, насчитывающий около двух тысяч душ. Усть-Каменогорская крепость была построена в 1729 году на холме, на правой стороне Иртыша.
Городок состоял из деревянных домов, а в центре возвы­шалась каменная крепость. Все укрепление крепости состояло из вала, окруженного рвом. В Усть-Каменогорске Мейер увидел купцов из казахской степи, Китая, Ташкента. Из Усть-Каменогорска Мейер совершил путешествие к озеру Нор-Зайсан, расположенном за китайской границей. В пути Мейер встречались казахские аулы.
"Киргизские старшины приняли нас очень хорошо в своих юртах "- отметил Мейер в дневнике. Там же он фиксирует, что «киргизы живут очень дружно с русскими и с китайцами», и что «русские часто на рыбную ловлю и охоту ходят в китайские владения".
Секрет этой свободы состоял в том, что каждая русская лодка, идущая вверх по Иртышу, обязана платить китайцам оброк - меру соли, что на вес составляет около двенадцати килограммов. Китайский генерал, которому поручено охранять границу, ежегодно получает подарок от русских "пятьсот стерлядей, кокфекты и другие безделицы".
На Нор-Зайсане Мейер не обнаружил ничего примечательного, ровные берега, покрытые тростником, где укрываются кабаны и безбрежная гладь озера. Зато рыбная ловля на Нор-Зайсане была богатой и запоминающейся. Мейер отмечает: "Стерляди и осетры, ловимые близ Нор-Зайсана, чрезвычайно вкусны.
Аршинная стерлядь весьма обыкновение; те, которые менее трех четвертей, не считаются за целую рыбу, а только за половину. Осетры весом от двух до пяти пудов. Ежегодно ловится до трех тысяч осетров и около тридцати тысяч стерлядей. За осетра платят на месте пять рублей, за стерлядь полтину, но продавец пользуется только половиною суммы, а другую половину отдает в виде пошлины в пользу иртышских казаков".
Мейер совер­шает поездку по пустынной равнине покрытой мелкими озерами. "Зимою обитаемая киргизами, она теперь совершенно пуста: мелькали только ящерицы, несколько птиц, полевые крысы, да робкие сайги.
Мейер совершил путешествие в горы, окружающие долину озера Нор-Зайсан и делает восхождение на одну из вершин Даленкары, откуда "наслаждался великолепным видом во все стороны".
На одной из скал Мейер обнаружил "изображения животных, высеченные в камне, едва ли на пол-линии в глубину. Половина этих грубых очерков совсем изгладилась, остальная сохранилась вполне; по ней легко было узнать фигуры лося и сайги". Мейер заключает, что это "что-то очень древнее и вероятно одного происхождения с той резьбой, которая попадается на Енисейских берегах".
Вернувшись назад до Усть-Каменогорска, экспедиция доктора Мейера переплавилась через речку Аблакитку и направилась в степь на юг вдоль реки. В 75 километрах от Усть-Каменогорска внимание путешественников привлекли развалины Аблакитских палат "знаменитого Чжунгарского капища (храма - В.Н.), виденного Далласом, а теперь упавшего совершенно".
Мейер отметил, что преданию этот храм был построен ханом Аблаем, но со временем его стены по кирпичу растащили. "Уцелели только фундамент и ограда, которую строители провели даже на едва доступную вершину горы, лежащей к северу; для этого были потребны целые скалы гранита.
Сказывают, что в пяти верстах к юго-западу найдены остатки печей, в которых вероятно обжигали кирпичи для постройки капища". 7 июля Мейер и сопровождавшие его люди вернулись в Усть-Каменогорск и оттуда отправились в Семипалатинск через холмы, луга, лощины и даже пески.
"Между Усть-Каменогорском и Семипала­тинском Иртыш течет довольно медленно, большими излучинами и образует длинные острова, поросшие лесом и дающие много превосход­ного леса".
Семипалатинск встретил путешественников пестротой азиатских одежд, женщин в чадре, голосами муэдзинов зовущих к молитве. Город "довольно велик, но строения в нем все деревянные, четыре мечети, гостиный двор, ветхие таможенные здания и, особливо в северной части, много киргизских юрт. Население состоит из русских, татар, киргизов, ташкентцев, несколько немцев и евреев".
Мейер посетил старую и новую крепости и сделал краткое их описание. Новая крепость на высоком берегу Иртыша в полверсты от города "невелика, с валами, одетыми камнем и окруженными сухим рвом.
Внутри - красивая каменная церковь, дома для коменданта и других военных чиновников, казармы,  гауптвахта и некоторые другие здания. Мало кто живет в крепости, за исключением военных. "Пройдет еще три десятилетия и в этой крепости будет отбывать ссылку один из величайших писателей 19-го века Федор Михайлович Достоевский, который сделает этот глухой азиатский уголок известным на весь мир.
Мейер не раз посещал семипалатинский базар, где собирались как бы воедино все четыре стороны света. "Здесь происходит значительный торг: ценность привозных и отпускных товаров прости­рается до миллиона рублей ежегодно.
Главнейшее участие в делах имеют русские, татары и приезжие азиатцы,  в особенности ташкентские. Торговля с отдаленными странами - Кашгаром, Ташкентом, Кашмиром, Кульджой большей частью в руках у этих иноземцев.
Живя в Семи­палатинске, они посещают оттуда важнейшие ярмарки в России; повинностей не платят, а пользуются правами купцов первой и второй гильдии". Чего только нет на семипалатинском торге?  
Казахи из степи привозят скот, мягкую рухлядь, пух верблюжий и козий; из Китая и Кашкара купцы везут шелковые и бумажные ткани, чай, серебро в слитках, фарфор, табак; из России - металлические изделия, меха, кожи, сукно. Из Ташкента и Коканда - сушенные плоды-кишмиш, урюк, миндаль, фисташки, сарацинское пшено ( рис - В.Н.), бумажные шелковые изделия.  
Из далекого Кашмира - шали и платки. Мейера интересуют на рынке качество товаров и цены, и караванные тропы, и обменный курс валюты. "Ташкентские, кокандские и    бухарские червонцы "высоко ценятся в Семипалатинске, и редко выменяете их ниже 15 рублей ассигнациями" - отмечает Мейер. Он совершает прогулки по городу. "Трудно и неприятно ходить по здешним улицам в песке по колено.
Только по берегам Иртыша можно было устроить небольшие огороды, где разводят весьма немного овощей. Арбузы родятся довольно хорошо, висели тучи, шел дождь. В условиях раскаленной атмосферы перед путешественниками открывались одна другой фантастичнее картины миражей, то дремучие леса, то скачущие киргизы, то неподалеку огромные с лошадь сайги.
Двое казаков, уехавших в погоню за сайгой, внезапно вернулись - им почудилось, что экспедицию окружили всадники. "Беспрерывное возникновение и рассеяние всякого рода обликов было чрезвычайно забавно и привлекательно" - отметил Мейер. Проезжая отроги Чингиз-Тау доктор Мейер поднялся на одну из его вершин, чтобы обозреть вокруг пространство.
Здесь же неподалеку путешественники повстречали казахов Тобыктинской волости, которые пригласили их в гости в аул. Приглашение было с удовольствием принято. Аул раскинулся на берегу озера. "Какую противоположность представляла шумная жизнь этого стана с мертвым безмолвием пустыни, где мы так долго скитались. Вид его был для нас восхитителен.
Множество юрт окружало озеро; стада баранов, лошадей, верблюдов, рогатого скота и коз были рассеяны по полю; там и сям скакали киргизы, смотревшие за стадами; полунагие мальчики шныряли взад и вперед; женщины суетились по хозяйству и, среди всего этого говор киргизов, лай собак, блеяние овец и раздающийся по временам страшный крик верблюдов, все увеличивало разнообразие и увлекательность картины".
Путешественники поставили палатки и сразу вокруг них образовалась толпа любопытных кочев­ников. Женщины принесли кумыса, айрана. "Киргизы вообще крайне любопытны и увидев кого-нибудь вдали,  готовы скакать несколько верст, чтобы только узнать, кто едет. Оттого всякая новость распространяется у них с удивительной быстротой, и мы всегда находили их предуведомленными о нашем путешествии" - записал Мейер.
26 августа после месячного странствования по степи путешест­венники приехали в Каркаралы. Мейер писал: "Каркаралы - русский фортпост, лежащий у подножия горы в прекрасной долине.
Стога свежего, благоуханного сена, золотистые нивы, стада, рассыпанные по зеленым лугам. Европейские жилища и, наконец, люди, занятые разными работами для меня это было сущее очарование".
Пожалуй, это едва ли не самые первые строки о Каркаралах, опубликованные в печати. Принадлежат они уважаемому ученому доктору Мейеру. Его записки о поездке в Каркаралинскую степь вошли в двухтомный труд К.Ледебура, Бунге и Мейера изданных в 1829, 1830 г.г. в Берлине на немецком языке.
На русском же языке записки были изданы в книге "Живописные путешествия по Азии" в Москве в типографии Николая Степановича в 1839 году или более 170 лет  тому назад. Поэтому нам, карагандинцам, дороги те немногие строки о Каркаралах которые написал доктор Мейер.
В Каркаралах путешественников приняли как дорогих гостей, устроили на ночлег, обеспечили необходимыми продуктами. Все заботы об экспедиции Мейера взял на себя сотник Д.О. Карбышев.
"Округ Каркаралы принадлежит к Омской области и простирается к югу от Иртыша до Семирека и Баянаула на шестьсот верст в длину и почти на столько же в ширину. Но границы его еще не означены с точностью и, без сомнения, он будет подразделен, потому что слишком обширен для того, чтобы управляться одним начальственным местом.
Местоположение Каркаралы, единственного русского поселения в этом крае избрано самым лучшим образом. Окрестность богата прекрасными источниками, которые сливаются в ручьи и речки, текущие в плодоносных долинах между гор.
Высоты, совершенно нагие или покрытые весьма тонким слоем земли, осенены, однако же до самой вершины толстыми соснами,  березами, ольхою и разным кустарником. Часто вы видите огромные дерева на голом граните.
Дичины и рыбы множество; одно из соседних озер доставляет соль. Во многих местах находится кирпичная глина, а лет десять тому открыли, и ломлю извести. Русские поселенцы занимаются земледелием, скотоводством и пчеловодством; начинают разводить небольшие огороды.
Колония растет не по дням, а по часам, и в непродолжительном времени явится здесь маленький городок" - оптимистично записал в дневнике доктор Мейер. И основания для оптимизма действительно были.
Ведь поселение Каркаралы: приказ и округ были открыты совсем недавно в апреле 1824 года, а спустя два года перед взором путе­шественников открылся уже целый поселок из добротных деревянных домов.
десь он познакомился с заседателем сотником Д.Карбышевым, который был к тому же страстным сторонником земледелия и пчело­водства в Каркаралах. Под его наблюдением в прошлом 1825 году каза­ками было засеяно шестнадцать десятин озимой ржи и сорок десятин овса.
Урожай собран неплохой. В марте этого года Карбышев привез пять ульев. Сделали посадки капусты, моркови, карто­феля, которые дали неплохой урожай. Мейера очень интересовало отношение кочевого населения к русским поселенцам. Есть ли какая польза от этого приказа и поселе­ния жителям степи? "Соседство с русскими начинает иметь влияние  на киргизов.
Они не надивятся европейским учреждениям и сознают в них соответственность предполагаемой цели. Прошлую зиму лишились они четвертой части стад своих от недостатка в кормах, а русские, заготовив довольно сена, не потерпели никакой утраты.
Киргизы явно увидели выгоду сенных запасов и у многих возникло желание обеспечить свой скот таким же образом. Но они боятся стать смешными и даже ненавистными в глазах своих соотечествен­ников.
То же и с хлебопашеством. Они охотно запасались бы хлебом, но ложный стыд в соединении с ленью мешают им заняться обработкою земли. Теперь, однако же, многие на это решились и выписали из Ирбита нужные орудия.
Один уже посеял рожь и был очень доволен своей жатвой. Для облегчения нужд их в зимнее время отпускается им хлеба из магазинов, сколько можно его продать за удовлетворением потребности русского отряда".
Доктор интересуется и вопросам перехода казахов от кочевого уклада к оседлому. "Киргизы видят также преимущество деревянных домов перед их войлочными юртами, особенно на зиму, и многие султаны и другие богатые люди хотят строиться около Каркаралы.
Некоторые входили уже в переговоры с казаками, чтобы они уступили им свои жилья и выстроили новые, и есть надежда, что со временем все киргизы зимой будут жить в деревянных избах.
Но соседство русских всего полезнее для них в том отношении, что, благодаря ему, баранта (барымта - В.Н.), или грабеж в отместку, становится день ото дня реже. Благоразумнейшие султаны уже давно желали искоренить этот обычай самоуправства, но они не могли поддержать в силе свои постановления.
Притом, между ними было так мало согласия, что ограбленным не оставалось другого средства кроме несильного возмездия. Теперь же они по большей части обращаются к приказу, который исследует дело и принуждает хищников к вознаграж­дению.
Разбойники иногда противились приговору, в таких случаях им доказывали на деле всю бесполезность ослушания. Баранта мало-помалу совершенно прекратится, но не скоро еще кочевой народ расстанется с своею дикой свободой. Опыт распространения между ними грамотности не нашли у них ни малейшего участия - такой не утешительный вывод сделал доктор Мейер.
В то время согласно реформы Сперанского округом управлял приказ состоящий из предсе­дателя, двух казахских и двух русских помощников - заседателей, секретаря и нескольких писцов   и переводчиков. Председатель носил  титул старшего султана (казахи его называют ханом) избирался кочевым населением совместно с двумя его помощниками-членами.
Первый избирался из султанов, последние - из биев. Председатель - на три года, заместители - на два. Они получали жалованье от правительства, также как муллы большей частью из казанских татар.
Для поддержания власти приказа, в Каркаралах стоял отряд из двухсот казаков, сорока пехотных солдат и нескольких пушек. Б летнее время приказ объезжает степь под прикрытием от сорока до ста казаков и более, смотря по обстоятельствам.
Сообщение между Каркаралы и Семипалатинском поддерживалось казацкими пикетами, расположенными по дороге* На пикетах всегда были запасные лошади для перевозки почты и курьеров*.
По дороге в одиночку без казачьего сопровождения все еще   были рискованными. Хотя Мейер сам встретил несколько телег с женщинами, ехавшими к мужьям вовсе без провожатых.
Таково описание Карка­ралы и округа, которое оставил потомкам доктор Мейер. Из Каркаралы путешественники выехали 30 августа. "Хребет Каркаралы возвышается тысячи на три футов над поверхностью реки Кунгур-Су, которая из него вытекает. Он состоит преимущественно из красного гранита и почти совершенно обнажен. Скаты его чрезвычайно круты и часто неприступны, высокие ели и березы растут на утесах.
Первая ночь по отъезде нашем была очень холодна; сильно морозило и  осень хотела по-видимому настать ранее обыкновенного''. В поездке за изумрудами Мейера вызвались сопро­вождать сотник Д.Карбышев и местный мулла. Гора Алтын-Тюбе, хранящая в своих недрах драгоценные камни, находилась к северо-западу от Каркаралы на расстоянии до ста верст.
Дорога прости­ралась по бесплодной степи с небольшими холмами. У подножия горы протекает речушка Алтын-Су. Гора возвышается над нею на сто футов. Мейер нашел известняк, в котором залегали изумруды. Чтобы добраться до изумрудов пришлось взрывать известняк порохом . «Эти драгоценные камни прекраснейшего меднозеленого цвета. Кристаллы, особенно в устьях жил, которые их содержат, отцвечены весьма слабо или совсем бесцветны.
Есть очевидные следы, что рудник разрабатывали. Отверстие, которое сначала до трех дюймов в поперечнике, а там вскоре суживается, было все опорожнено» - это все, что зафиксировал в дневнике доктор Мейер о своем посещении месторождения изумрудов. Он был весьма доволен своими приобре­тениями. Но были ли это изумруды? Ведь изумруды это соперники алмазов и по красоте, и по стоимости весьма редкие минералы.
На земле совсем немного есть мест, где найдены и добывают изумруды - Урал, Трансвааль - Южная Африка, Раджастан - Индия, а также месторождения в Колумбии и Бразилии, вот и все рудопроявления изумрудов на всей нашей необъятной планете. Не густо.
Главной целью доктора Мейера был сбор флоры Каркаралинских гор и степей, но разъезжая по степи, посещая казахские аулы, знакомясь с кочевым укладом жизни, он оставил этнографические записки, которые сегодня представляют несомненно интерес и для историков, и для студентов, и для туристов.
В связи с тем, что "Живописное путешествие по Азии" относится к числу редких книг даже для исследователя-этнографа или краеведа, то я позволил себе более пространные выдержки, характеризующие кочевой уклад жизни казахского народа в 1826 году.
Доктор Мейер, как и многие другие путешественники посетив­шие казахские степи, отмечает гостеприимство местных жителей. "Они очень гостеприимны. Подъезжаете к юрте, обитатели её выходят навстречу и приветствуют вас издали словом: Аман!
Один из сыновей или родственников хозяина снимает приезжего с лошади, и все здороваются с ним, пожимая обеими руками его правую. Знакомые обнимаются накрест. При отъезде отпускают с теми же знаками приязни и сам хозяин или его родственник сажает гостя на коня.
Прибыв в какой-нибудь аул, вы совершенно безопасны от грабежа или кражи. Вас почитают за земляка, которого не только нельзя обидеть, но и должно защищать по мере сил.
Даже для нынешних модниц может что-то покажется интересным в описании доктором Мейером женской одежды того времени. "Женщины носят широкие длинные платья с разрезом до пояса, но застегиваемые множеством мелких пуговок.
Под платьем широкие шаровары и обыкновенные сапоги, такие же, как у мужчин. На это платье, чаще всего бумажное и составляющее вместе и сорочку, надевают они другое, сшитое из лучшей ткани и опоясываемое кушаком.
Сверху носят иногда широкие бухарские халаты. Головной убор весьма разнообразен. Часто увидите на них род конических шапочек, унизанных мелкими монетой, корольками и тому подобным. Нередко бывают они с непокрытыми головами.
Замужние обвивают голову белыми или пестрыми платками так, что они образуют низкую пирамиду, а сзади висит длинная широкая лопасть. Они вообще не носят покрывал и от мужчин не прячутся.
На пальцах у них обыкновенно много колец, а в ушах серьги. Султанши и жены знатных киргизов вообще румянятся и натирают ногти темно-красной краской". ..."Мужчины бреют голову и бороду до подбородка, оставляя, однако же, усы.
Женщины тщательно берегут свои волосы, у девушек заплетаются они в множество косичек, а у замужних только в две большие косы". Карагандинцы, проходя мимо памятника великому акыну и мыслителю Букар-Жырау Калкаман Улы, обращают внимание на необычный остроконечный головной убор на его голове. Не утратил ли скульптур чувство соразмерности и гармонии, когда высекал головной убор поэту?
Между тем Мейер записал: "На голове все носят остроконечную шапочку, пеструю и из разных тканей, но большей частью шитую узорами. У щеголей на маковке длинный шел­ковый шнурок с мелкими перышками. Их летние и зимние шапки кони­ческого вида.
Первые из белого войлока, выложенные шнурком, иногда покрытые   бархатом или подбиты какой-нибудь тканью. Зимние шапки на меху. У Курчумских киргизов они пониже, у западных встречаются иногда сущие башни".
В последние годы вопрос о многоженстве снова всплыл на страницах газет и журналов. Вот что по этому вопросу записал доктор Мейер: "Киргиз берет себе столько жен, сколько хочет или сколько сможет купить.
Богатые обыкновенно держат от трех до пяти, бедные почти всегда довольствуются одною. У богатых каждая жена живет в своей юрте и постороннему трудно туда проникнуть.
Первая жена почитается настоящей хозяйкой, и ей оказывают более уважения, чем другим. Детей сговаривают очень рано, но молодой человек женится обыкновенно после двадцати лет. Отец снабжает сына, смотря по состоянию, одною или многими юртами, скотом, платьем, войлоками и так далее.
Женатый сын не может иметь никаких притязаний на отцовское имение, пока у него есть другие сыновья непристроенные. Верховную власть над волостью или племенем наследует обыкновенно старший сын, но иногда предпочитается ему брат умершего".
Для животноводов, жителей сельской местности несомненный интерес представляют записи Мейера о скотоводстве. "Скотоводство - главное занятие киргизов. Лошади по большей части среднего роста, но между ними есть много высоких и крепко сложенных.
Они резвы, горячи и много выносят, их никогда не куют, благодаря сухой песчаной почве вырастают у них славные копыта, но в каменистых краях некованые лошади часто портятся. Их употребляют для одной верховой езды, и никогда не вьючат.
Всего более держат кобыл для избегания недостатка в кумысе. У многих султанов и богачей есть  конские табуны, от четырех до пяти тысяч. Средняя цена одной лошади от 15 до 30 рублей. Овцы у киргизов крупные, тяжелые, долгоногие, висло­ухие и с огромными курдюками. Они по большей части безрогие, и покрыты белой или бурой шерстью. Есть немного овец и другой породы, которая мельче и тонкошерстнее.
Гуртом овцы продаются по два с полтиною, в одиночку не дороже четырех рублей. Нередко видишь стада в несколько тысяч, у иного богатого киргиза тысяч двадцать и более.
Стада рогатого скота не так многочисленны, однако тоже велики. Скот среднего роста, но крепкий и здоровый. Волов седлают  как лошадей и ездят на них верхом, продев им в носовой хрящ деревянную палочку. Употребляют их также и под вьюки.
Бык или корова ценятся обыкновенно от 12 до 20 рублей. Разведение верблюдов сопряжено здесь с некоторыми затруд­нениями. На зиму зашивают их в войлоки и между юрт растягивают большие войлочные навесы, под которыми они укрываются в сильные холода.
При каждом ауле есть довольно большие стада двугорбых верблюдов, других я здесь не видел. Они по большей части светло-бурые, но и совсем белые не редкость. Их преимущественно употреб­ляют для перевозки тяжести. Для управления в носовой хрящ продевают им волосяной шнур. На них ездят и верхом, иногда человек до пяти вместе. Верблюд стоит около 60 рублей".
Многочисленные стада остаются круглый год под открытым небом и сами должны отыскивать себе корм, потому что киргизы не запасают сена, а только оставляют на зиму известные луга нетро­нутыми. Между ими есть род барымты, который дозволяет себе племена, враждующие друг с другом, неприятели загоняют свой скот на луга противной стороны и, таким образом, похищают у ее стад зимнее продовольствие.
Лошади и рогатый скот легко вырывает корм из-под снега, и хотя по временам становятся очень худы, однако же редко умирают с голоду. Овцам чрезвычайно вредит глубокий снег, но еще пагубнее для них гололедица, потому что они тогда не в силах дорыться до травы. В таком случае киргизы вынуждены сами добывать несколько корму, чтобы сберечь, по крайней мере, часть овец своих.
При всем том, если гололедица стоит долго, они лишаются третьей доли, иногда целой половины стад. Такое бедствие постигает более восточные, нежели западные степи, где наоборот почти каждое лето свирепствует язва, губящая верблюдов и лошадей; рогатый скот терпит нее менее всего, овцы совершенно безопасны".
Не мог доктор Мейер не упомянуть и об охоте - подлинной страсти кочевников. "После скотоводства главное заведение киргизов составляет охота. Она производится преимущественно зимою.
Ловят волков, лисиц, корсаков, караганов и диких лошадей. Летом стреляют серн     и травят их собаками, ловят в капканы барсуков, сурков, рысей и куниц, в горных местах бьют сайгу, туров, медведей, зайцев, изредка тигров и манулей.
Киргизы любят соколиную охоту и дорого платят за беркутов, которые к ней приучены". Что же касается земледелия, то о нем Мейер упомянул всего одной фразой: "Земледелие их крайне маловажно. Они разводят немного ячменю и еще менее пшеницы и проса".
В этнографических записках Мейера немало ценных сведений и о домашнем труде и ремеслах, и об отдыхе жителей степи. "Сами киргизы выделывают войлоки, тулупы, кожаный товар, дубят козьи шкуры и шьют из них платье. Женщины ткут из верблюжьей шерсти армяк. Есть у них и кузнецы для мелких, грубых поделок. Они точат деревянную посуду и, наконец, варят  мыло.
Большая часть работ приходится на долю женщинам. Они снимают и ставят юрты, собирают дрова и навоз, доят скотину, приготовляют яства и напитки, выделывают ткани, шьют платья и сапоги, даже седлают лошадей и подводят мужьям своим. Мужчины стерегут стада, точат деревянную посуду, работают в кузницах. Хлебопашеством занимаются одни рабы, а у кого их нет, тот ни орет, ни сеет..."
Все киргизы большие охотники до чаю и страстно любят курить и нюхать табак. Курение обыкновенно и у женщин. Лежать с трубкой на войлоке и болтать - вот верх наслаждения для киргизов".
"Летом живут они почти на одном молоке и только изредка бьют скотину, но в таком случае легко убедиться, что за аппетитом у них дело не станет". "Иногда пускаются они и в музыку» Инструменты рода скрипки - кобыс (кобыз - В.Н.) и род свирели - сувусье (собызга - В.Н.), делаются из длинных толстых стеблей или из дерева. С боку провертывают в них маленькие отверстия, которыми опре­деляется разность звуков. Киргизские мелодии очень простые,  но довольно приятные".
Геронтологов, работников здравоохранения привлечет следующее замечание Мейера: "Киргизы вообще народ здоровый и достигают бодрой старости, однако семидесятилетние старики у них довольно редкие".
Для работников торговли доктор Мейер приготовил целый перечень товаров пользующих спросом в степи в 1826 году. "Меновая торговля киргизов значительна и производится в особен­ности с русскими, китайцами и ташкентцами.
У первых выменивают они нефть, сафьян, железный товар, бархат, плис, платки, панку, кушаки, меха выдровые и бобровые, сундуки, кованные железом, чемоданы, гребни, зеркала, корольки и бусы, несколько москательного и антенарского товару и довольно хлеба; у китайцев дабу, бязь, шелковые ткани и шелк, деревянные лакированные вещи, кирпичный чай, серебро, табак и курительные трубки; у ташкентцев шелковые изделия, халаты, ружья, порох, кожи и сапоги, сёдла и разные мелочи".
Словом в этнографических записках доктора Мейера каждый может найти любопытные для него сведения о кочевой жизни казах­ского народа. Но главная работа естествоиспытателя Мейера состояла в сборе образцов диких растений, их изучении и систематизации.
И в этом доктор Мейер преуспел не менее чем в этнографическом описании кочевого народа. Мейер был первый ученый-ботаник в Центральном Казахстане. Экспедицией Ледебура, Мейера, Бунге было собрано около 1600 видов растений, в том числе около 400 новых, ранее неизвестных науке.
Это были драгоценные "изумруды" новых научных знаний, которые вывез доктор Мейер из Каркаралинской степи. Участники экспедиции собрали немало семян растений, были отправ­лены в Дерптский университет "в живом виде", то есть с корнями.
Итогом экспедиции стал вначале вышеупомянутый двухтомный' труд, изданий в Берлине, а впоследствии и четырехтомный труд "Флора России", изданном в 1842 - 1655 годы.

Источник:
Владимир Новиков. http://novikovv.ru