Путешествие по Казалинскому району.

«Казалинск- родная моя  земля ,
Казалинск - моя  Родина малая,
Осталась  в тебе навсегда моего
Босоногого детства пора славная»

"Казалым-оскен жер", перевод Раисы Шинибаевой.

Экскурсии по историческим достопримечательностям Казалинска.

Казалинск или Форт № 1 есть пункт с которого начало распространяться русское владычество в Центральной Азии. Форт этот был в 1847 году основан Перовским при самом устье Сыр-Дарьи, в шестидесяти верстах ниже его настоящего положения, и назвав фортом Аральским; но потом это место признано было до такой степени неудобным вследствие окружающих болот что форт был перенесен вверх по реке, к его к настоящему месту.Это был первый стратегически пункт занятый на восток от Орска; но вскоре последовало и сооружение форта № 2. Занятием в 1853 году Ак-Мечети, известной теперь под названием форта Перовского, верстах в 350 вверх по течению Сыр-Дарьи, Русские окончательно закрепили свое положение на этой реке.Казалинский форт - небольшое земляное сооружение, на протяжении около сорока квадратных сажень, окруженное рвом и защищенное маленькими крепостными орудиями, имеет около тысячи человек гарнизона, и представляет собою верный образчик всех русских крепостей в этой стране света. Одна батарея новейшей полевой артиллерии покончила бы с нею в полчаса времени, но в Центральной Азии Русские посредством таких-то крепостей содержат все свои владения в покорности. За фортом к реке расположена корабельная верфь, а на стороне суши возник процветающий теперь городок Казалинск, насчитывающий около 5.000 жителей. За исключением военных, в Казалинске весьма мало Русских, большая же часть населения состоит из Сартов или Таджиков, Бухарцев, Киргизов и Кара-Калпаков, племен родственных Татарам, в которых, впрочем, монгольский тип более или менее смягчился смешением с кровью арийской. Одного взгляда на Казалу достаточно чтобы напомнить вам что, несмотря на широкие улицы, вы уже находитесь в Средней Азии. Низкие дома, с плоскими крышами, без окон и почти без дверей, базар с его рядом лепящихся друг к другу маленьких стойл, изображающих лавки, где длиннобородые торговцы, в ярких халатах, величественно восседают посреди своих товаров, пробавляясь чаепитием; ряды навьюченных верблюдов, выступающих среди толпы людей с дикими лицами, груды странного вида товаров, - все напоминает вам что вы уже вступили в сказочные страны Востока. Удовольствие, которое мы испытывали подъезжая к казалинской гостинице может вполне понять и оценить только тот кому самому случилось проехать тысячи две верст по почтовой дороге. Устройство и меблировка этой гостиницы, однако, далеко не оказались роскошными. По моим понятиям, по крайней мере, большая комната со столом, несколькими стульями, деревянным диваном и кроватью, на которой недостает простынь, одеяла, подушек и матраца, еще не представляет всего чего мог бы пожелать для своего комфорта человек требовательный. Но мы не принадлежали к числу этих людей. У нас были свои кожаные подушки, матрацы, овчины, и после русской бани, которую нам приготовили в соседней избе, мы раслоложились для первого настоящего отдыха после многих дней утомительного переезда почтовым трактом. Проснувшись, приступили мы к великолепному обеду, главное украшение которого составляли сочные дикие утки, зажаренные в самую пору нашим слугою -татарином Ак-Маматовым, а затем вышли полюбоваться видом на Сыр, знаменитый Яксарт древней истории. Выйдя за город и крепость, мы скоро стояли на его берегах. Здесь он около двухсот сажен шириною, воды его темные и мутные, с коварным ропотом мчатся между низкими, резко обрисованными берегами; местами эти берега до самой воды покрыты роскошною муравой, местами же они поросли густыми чащами кустарников, перемешанными с высоким тростником, верное убежище для сыр-дарьинских тигров; а вдалеке, на юге по направлению к Оксусу, тянутся желтые пески Кизил - Кума, сливающиеся с туманным небом на горизонте. На реке внимание наше было привлечено Аральскою флотилией. Здесь стояли три больших колесных парохода - "Самарканд", "Перовский" и "Ташкент"; два винтовые - "Арал" и "Сыр-Дарья", паровой катер "Обручев" и многочисленные баржи, из которых три были оснащены как шкуны. Тут же, кроме того, застали мы две новые баржи, одну только-что спущенную, а другую еще на верфи. Два или три из этих железных пароходов были построены в Швеции, остальные же все в Ливерпуле или в Лондоне, привезены по частям и собраны уже здесь, на месте. Перевозка производилась тою самою степью что я уже описывал, на верблюдах, не поднимающих каждый более 600 фунтов: можно вообразить с какими неимоверными трудами было сопряжено это предприятие. Самарканд , который, кажется, был построен в 1870 году, очень красив, удобен и много лучше остальных судов флотилии. В сущности однако, ни один из них не годится для плавания по мелководной Сыр-Дарье иначе как в половодье и в начале лета, когда стаивает и стекает в нее снег с горных хребтов. У Казалинска Сырь-Дарья еще довольно глубока и широка; но около форта № 2-й много мелей, которые постоянно изменяются. Не далее как прошлою весною, спускаясь по Джаман-Дарье от форта Перовского, Самарканд бросил на ночь якорь в глубоких водах, а на другое утро очутился на суше и только после семидневной работы пятисот человек, удалось прорыть канал и освободить его. Образцами русских пароходов для Сырь-Дарьи следовало бы взять не темзенские, а американские речные пароходы, которые сидят в воде всего на шесть дюймов. Хотя это было Светлое Воскресенье, самый большй праздник русского календаря, берег реки представлял вид самый оживленный. Баржи и пароходы со всевозможною поспешностью нагружались провизией и аммуницией, так как капитан Ситников готовился отплыть к устьям Аму-Дарьи через три или четыре дня, намереваясь подняться по этой реке и встретить экспедицию генерала Кауфмана как можно ближе к Хиве. Нам чрезвычайно было любопытно узнать что-нибудь о Хивинской экспедиции, так как об ней мы не слыхали ничего с самого отъезда из Оренбурга, а легко могло статься что Хива уже этим временем была занята. Я выехал из Петербурга в надежде застать еще в Казале отряд под начальством Великого Князя Николая Константиновича, который, я знал, должен был выступить с этого пункта. Эту надежду, впрочем, я уже оставил, зная что отряду полагалось уже давно быть на пути в Хиву. Весь вопрос теперь для меня заключался в том далеко ли он отошел, и есть ли еще какая-нибудь возможность его нагнать. С целью собрать все надлежащие по этому предмету сведения, мы в течение первого же дня явились к коменданту крепости, полковнику Козыреву, которым были приняты очень радушно. Это был человек уже пожилой, чрезвычайно добродушный и гостеприимный, и его приглашение к обеду принято было нами с истинным удовольствием. У него мы узнали что Хивинская экспедиция далеко подвинулась вперед. Казалинский отряд, под начальством полковника Голова и с Великим Князем Николаем Константиновичем во главе авангарда, выступил с места 9-го (21-го) марта, прибыл 25-го марта (9-го апреля) на Яны-Дарью, где была им основана Благовещенская крепость, а по последним, известиям, полученным дней десять назад, отряд этот уже находился у колодцев, в горах Букан-Тау, не более как в 120 верстах от Аму-Дарьи, где ему и положено было дожидаться прибытия главнокомандующего, лично ведущего отряд Туркестанский. В Казалинск не приходило никаких известий о генерале Кауфмане со времени выступления его колонны из Ташкента, и ничего не было известно верного насчет его настоящего местопребывания; предполагали, однако, что этим временем уже должно было совершиться соединение его отряда с Казалинским, и даже могло статься что соединенные войска достигли самого Оксуса. Во всех этих вестях не было ничего утешительного для меня. Я надеялся нагнать армию здесь, а теперь оказывалось что меня от нее отделяет еще целые Кизил-Кумы, и большая часть предстоящего мне пути лежит в неприятельской территории. Только-что, прибывший курьер с депешами от Оренбургского отряда к генералу Кауфману объявил что войска под начальством генерала Веревкина уже переправились через Эмбу и подвигались к югу. 1-го (13-го) мая отряд должен был достигнуть южных берегов Аральского моря, где к нему имел присоединиться отряд полковника Ломакина идущий от Киндерлинской бухты, у северо-восточных берегов Каспийского моря. Об этом последнем отряде экспедиции мы тут слышали еще в первый раз. Самой же интересной в то время новостью было то что в Казалинск прибыл три недели тому назад посол хана Хивинского Бей-Муртаза-Ходжа-Абасходжин, с письмом от хана к генералу Кауфману и с русскими пленными. При после состояла свита из 25 человек, в числе которых был один диван-бег и один ишан. Говорили что хан предписал этому посольству соглашаться на все условия какие бы Кауфман ни предложил, надеясь отвратить грозящий погром, так как во время выступления посольства из ханства, т.е. за месяц до прибытия его в Казалинск, в Хиве еще ничего не было известно о движении русских сил. Недостатка в воде дорогой это посольство не терпело находя везде еще снег в изобилии; идя же у самых берегов Аральского моря, оно не встретило ни одного из экспедиционных отрядов. От генерала фон-Кауфмана пришло приказание доставить к нему посла, а также и тех из русских пленных которые способны были вынести переход. Освобожденных Русских было 21 человек, из которых 11 казаков. Захвачены они были Киргизами в 1869 – 1870 годах и проданы Хививцам. Кроме этих не было у Хивинцев больше русских рабов, за исключением еще одного, захваченного во время несчастной экспедиции Перовского, старика, который перешел в мусульманство, женился в Хиве, а теперь предпочел там и остаться. На следующий день мы сделали визит лейтенанту Ситникову, который также принял нас очень любезно, радушно угощал нас и доставил возможность ближе осмотреть флотилию. Взвесив все обстоятельства, я решился попытаться одному пробраться чрез Кизил-Кумы по следам Казалинского отряда. С быстрыми лошадьми и хорошим проводником, думал я, можно добраться до Оксуса в семь или восемь дней, прежде нежели генерал Кауфман совершит чрез него переправу. Этот переезд был очень рискован и здесь считался не только опасным, но почти не возможным, в виду того что Киргизы кочующие в Кизил-Кумах и враждебные Русским, издавна славились как разбойники и грабители первой руки, и уж конечно такую маленькую партию как моя почтут по праву им принадлежащею добычей в военное время. А между тем переезд этою, пустыней казался мне единственным возможным выходом из моего положения. Оставаться в Казалинске или ехать в Ташкент было бы равносильно пребыванию в Петербурге, а я уже столько потратил денег New-York Herald что чувствовал себя нравственно обязанным что-нибудь да предпринять, и сознавал что одно мое достижение города Хивы может еще иметь какую-нибудь цену в этом отношении. Положение корреспондента иногда бывает очень затруднительно. Ему подчас приходится вступать в какое-нибудь предприятие и на половину не оценяя и не предвидя всех препятствий к достижению цели; а потом он уже считает себя обязанным довести дело до конца, рискуя иногда самою жизнью, и в то же время сознавая что будь на то одна, его воля - ему никогда в голову не пришла бы и мысль о подобном предприятии. Таким-то путем выпадает на долю корреспондента репутация безумной отваги, храбрости, настойчивости и даже медного лба, репутация которой он иногда, право, не заслуживает. Вскоре и я нашел что от решения еще далеко до исполнения. Я уже помышлял о лошадях и проводнике, с которыми бы предпринять переход, когда капитан Верещагин, заступавший место начальника города, полковника Голова, явился к нам и объявил мне что без разрешения генерал-губернатора он не может взять на свою ответственность позволить мне предпринять опасный переезд Кизил-Кумами. Ничто не могло поколебать его в этом решении; все наши аргументы не повели ни к чему, а так как генерал Кауфман был в пустыне, никто даже не знал наверное где, и на письменное с ним сообщение потребовались бы целые недели, то это решение капитана Верещагина оказалось непреодолимым препятствием моему плану. Минутного размышления достаточно было для меня чтоб убедиться что на половину возникший в моей голове план ночного бегства чрез Сыр-Дарью был так же неисполним. Уже не говоря о трудности переправы, мне еще предстояла покупка лошадей, отыскание проводника и другие необходимые приготовления которые я никогда не мог бы довести до конца в маленьком городке, под бдительным оком капитана Верещагина, без того чтоб это до него не дошло. Волей-неволей приходилось оставить эту попытку на настоящее время и отложить ее исполнение до прибытия нашего в форт № 2 или форт Перовский, так как капитан Верещагин не противился нашему проезду в Ташкент, а я не терял надежды напасть наконец на начальника который не имел бы такого преувеличенного страха за мою личную безопасность. Несмотря на все это, впрочем, капитан Верещагин был очень вежлив и с поспешностью вызвался переправить с нарочным письма которые мы пожелаем написать Кауфману, что мы и сделали, испрашивая позволения главнокомандующего ехать в Хиву и прибавляя что ответа ожидать будем в Ташкенте. Здесь я могу позволить себе забежать несколько вперед и сказать что генерал фон-Кауфман, стоявший тогда на Катты-Кургане, как только получил наши письма, немедленно с курьером выслал нам приглашение ехать в Хиву, прилагая для нас также карту и подробные наставления касательно пути. Если б я, впрочем, вздумал ждать этого позволения, то был бы в Хиве не ранее как чрез несколько дней после ее падения.

Источник: 
«Военные действия на Оксусе и падение Хивы». Сочинение Мак-Гахана. Москва. Университетской типографии (Катков и К^о) на Страстном бульваре.1875. Дозволено цензурою. Москва, 25-го октября 1876 года. Орфография автора сохранена. Черно-белые фотографии взяты из Туркестанского альбома Туркестанского генерал-губернатора Фон Кауфмана.