Культурно-исторические туры по Казахстану.

 «Бай хвастается скотом, бедняк – мечтами»

Киргизская поговорка. 

Культурные достопримечательности Казахстана.

Страницы, которые я представляю сегодня вниманию читателей, не являются ни историческим исследованием, ни трудом по этнографии. Тем более их нельзя назвать заметками туриста. 
Находясь в политической ссылке в этом далеком краю, я провел там девять долгих лет и неоднократно пересекал эти необъятные пространства во всех направлениях, иногда пешком, а чаще всего на лошади.
Рисование не было для меня мимолетной забавой. Часы, проведенные с карандашом в руке, были для меня лучшими в тот период. Это были часы вдохновения и забвения жгучей печали.
Между мною и природой возникало тесное сближение, я получал от нее ответы на мучившие меня сомнения.  Если мне случалось оставаться на одном и том же месте несколько дней.
Я привыкал к грандиозности пустыни, лежавшей вокруг, и открывал в каждой детали, даже в отдаленной линии горизонта, на котором вырисовывалась лишь какая-нибудь одинокая скала, - своеобразную красоту этих унылых мест.
Невольный свидетель жизни детей пустыни, я мог наблюдать ее во всех проявлениях. Из их уст мне довелось услышать несколько сказок, характерных порождений их вымысла.
Здесь я предлагаю только часть собранных наблюдений и записанных мной сказаний. Думаю, что подобная работа представляет интерес, по крайней мере, своей новизной. 
Насколько мне известно, ни один человек на Западе не знакомился с художественной стороной жизни описываемого мною края, не зарисовывал этих пейзажей. 
В моей работе, смею думать, ценно то, что весь материал собран на месте и что все рисунки, а также записи не являются плодом моего воображения, а взяты из действительной жизни. 
Поэтому я берусь утверждать, что все детали моей работы, ее штрихи - за неимением других достоинств - обладают точностью и верностью.

Париж, декабрь 1864 г. Бронислав Залесский.

Киргизские степи занимают возвышенное плато Центральной Азии. Начинаясь у пределов Урала, они тянутся на восток, охватывая Аральское море и северное побережье Каспийского моря, граничат с землями туркменов, Бухарой, Хивой, Кокандским
ханством, а на севере - с азиатскими владениями России. Часть этих степей, входящая в состав Оренбургского генерал-губернаторства, занимает территорию, равную по размерам Франции, Испании и Португалии, вместе взятым. 
Само название «степь», применяемое к этому краю, дает представление о необозримой равнине. Киргизские степи существенно отличаются от степей южной России и Америки прежде всего тем, что имеют характер пустыни.
Невысокие холмы, покрывающие поверхность этих степей, лишенные всякой растительности, безмолвные, однообразные, напоминают волны на море. Находясь на грани двух миров, эти степи с древнейших времен были кочевьем диких орд, которые выплескивались из Азии в Европу. В непосредственной близости к этим степям, в Отраре, поставил Чингис-хан свою временную столицу. 
В другое время с противоположной стороны прикочевала сюда Золотая Орда, поработившая Русь. Все это прокатилось по степи, не оставив и следа, ибо монголы умели только разрушать. 
Теперь этот огромный край, обитаемый кочующими по его просторам мирными и лишенными инициативы племенами, кажется этапом долгого пути для выходцев из иной страны, родившихся под другим небом.
Край этот, несмотря на унылость своих пейзажей, своеобразен и не лишен очарования, поражающего заброшенного сюда судьбою человека с Запада. Ничто здесь не напоминает европейской жизни.
В этих иссушенных солнцем степях, где нет ни одной дороги, проложенной человеком, где места похожи друг на друга, а колодцы весьма редки, ошибка в выборе направления может стоить путнику многодневных скитаний по безводной пустыне. 
Совершенно невозможно передвигаться без проводника. Киргизы превосходно знают свои степи, ночью они ориентируются по звездам. Чужестранцу приходится поэтому пользоваться услугами проводников-туземцев, в них он прежде всего видит образчики местных нравов.
Обязанности проводника заключаются в том, чтобы находить питьевую воду, пастбище для лошадей и верблюдов, выбирать кратчайший путь, а также снабжать путника съестными припасами, которые почти всегда сводятся к баранине. 
Обычно он опережает караван на несколько десятков шагов и показывает ему дорогу. Вот он виднеется вдали, как точка в пространстве. Двигаясь быстрее других, он уже нашел место для отдыха, спешился и растянулся на траве. Караван прибыл, и он снова пускается в путь. 
Обычно бывает два проводника: один остается с караваном, другой рыскает по степи во всех направлениях, отыскивая либо колодец, либо небольшую лужайку. Затем проводники издали делают друг другу знаки, похожие на сигналы древнего телеграфа. 
Первый проводник то пускает свою лошадь галопом, описывая с востока на запад все более тесные круги, то вновь поворачивает на восток и, внезапно остановившись, словно окаменев, вырисовывается на горизонте, как указательный столб. 
Или, кружа, он уходит все дальше, выезжает на холм и спокойно усаживается возле лошади. Это «азы» степной азбуки, и каждый киргиз понимает их. Проводник, оставшийся возле каравана, выводит его в желательном направлении.
Путешествуя таким образом, чужестранец понемногу знакомится с природой края. Здесь, как и повсюду, она имеет свои будничные и праздничные одежды, дни радости и дни слез. 
Лучшее время - весна. Тогда степь во многих местах покрывается короткой, но густой травой, усыпанной желтыми тюльпанами, которые сверкают, как звезды. 
Стада повсюду в изобилии находят корм и, в свою очередь, кормят человека.
Масса птиц покрывает озера и ручьи, все дышит новой жизнью. Летом, наоборот, жар солнца сжигает траву, а песок до такой степени накаляется, что яйца, положенные в него, пекутся, как на огне.
Пересыхают многие ручьи и озера. Все живое жаждет хоть капли воды. Осень же в этих краях мягкая, спокойная, безоблачная. Порой она украшает свежей зеленью края лужаек и берега речушек, словно природа хочет подарить людям и животным еще несколько погожих дней, порадовать их последними красками перед наступающей суровой зимой. Морозы здесь очень жестокие, а снега обильные. 
Ветры, беспрепятственно дующие на этих необъятных просторах, образуют дикие метели. Вся жизнь как бы замирает, бушует неделями леденящая стихия.
Тем не менее у этой дикой степи есть периоды феерической красоты, способной вдохновить живо-писца и поэта. Во многих местах во время сильной жары возникают миражи. 
Вся степь внезапно преображается. На горизонте вырастают горы, вырисовываются очертания зданий, блестят зеркала озер, на их воде словно всплывают леса и волшебные острова. Эти видения необычайно красочны, излучают странный свет, приближаются и удаляются, многократно преображаются, рассеиваются и испаряются в воздухе, исчезая в волнах света, из которого они возникли.
Надо знать обманчивость этих явлений, чтобы не поддаваться их соблазнам, особенно миражу озер, столь привлекательному в часы изнуряющей жары. Путешествуя по степи впервые, нельзя удержаться от желания устремиться к этим волшебным берегам в надежде освежиться возле них, но возвращаешься оттуда еще более истомленным. 
Поскольку летом почти не бывает дождей, монотонность пейзажа нарушается только редко появляющимися на небе облаками, окрашенными лучами солнца в разные цвета. В этих случаях горизонт оживляется, освещается, видоизменяется и снова возвращается к своему обычному однообразию. 
Солнечные закаты часто бывают очень красивыми, особенно в Закаспии. Порой они поражают неописуемым богатством оттенков, которые ни одна кисть художника не в силах воспроизвести. Но, увы, это длится всего лишь какие-то мгновения!
Необыкновенно чистый и напоенный запахами трав воздух опьяняет и придает истинное очарование местности. Этот необъятный горизонт, это бесконечное пространство внушают человеку острое ощущение свободы. Каждый испытал это, но, если это длится долго, в конце концов устаешь от однообразия и, если можно так выразиться, от пустоты пустыни.
В степи, обычно спокойной, бывают ужасающие мгновения: поднимается песчаная буря, и, несмотря на ясное небо, все вокруг меркнет. Плотные массы песка в мгновение ока скрадывают свет дня.
У человека перехватывает дыхание, он почти теряет сознание. Бороться с этой непреодолимой силой, которая разметает пески на поверхности Центральной Азии, нет никакой возможности, и ничто не останавливает ее разбег. 
Она опрокидывает киргизские кибитки и губит целые стада, занося и погребая их в песке. Это страшное бедствие. Верблюды, предчувствуя приближение бури, ложатся, вытягивают шеи против ветра и издают заунывные звуки. 
Кони от испуга жмутся друг к другу, склонив головы, а человек припадает к земле. Буря кружит массы песка перед ним, часто кажется, что это белые столбы или, вернее, песчаные колонны, тянущиеся к небу.
Опасны песчаные бури, но еще более страшны снежные. Летний буран проходит быстро, в то время как зимний длится иногда по многу дней. Путник, захваченный им в дороге, укрывается под снегом и дожидается хорошей погоды, потому что нет никаких сил бороться с метелью.
О жестокости зимних буранов может дать представление следующий факт. Комендант одной из маленьких крепостей, желая предостеречь от бурана людей, которых он послал срезать камыш, велел палить из пушки.
Но люди, хотя и находились в пятидесяти шагах от крепости, ничего не слышали и, не зная, куда идти, улеглись в снег. Они возвратились в крепость лишь на следующий день, когда прекратился буран.
Различные части степи, несмотря на общий характер, имеют особые черты. Так, степь, которая тянется от Урала к Аральскому морю, очень плоская, монотонная, подверженная зимой самым жестоким морозам, является и самой богатой пастбищами. 
Пространство, которое отделяет Аральское море от Каспийского, представляет собой пустыню, почти полностью лишенную воды и растительности. 
Равнины, которые тянутся к внутренней части Азии, по берегам Сыр-Дарьи, местами покрыты красивы¬ми кустарниками и оживлены течением этой красивой, вьющейся, как великолепная лента реки.
Мангышлак, расположенный на восточном берегу Каспийского моря, представляет собой красивые меловые горы фантастических очертаний, растительность там бедная, но небо ясное.
Особенностью всей степи, придающей ей общий характер, являются блестящие массы и поблескивающие почвы, пропитанные солью, которые называются солончаками. Песок повсюду рассыпан в этих уединенных местах; наиболее значительное пространство занимают Кара-Кумы («черные пески») - примерно 300 верст. 
Известны также пустыни Ак-Кум («белые пески»), Кок-Кум, Барсуки, Кум-Джарган и другие, которые меньше по площади: порядка 30 или 15 верст.
Ветер переметает во все стороны эти песчаные пласты, состоящие из мелкого хрупкого кварца, поминутно переворачивая до самых глубин; то воздвигает, то разрушает холмы, то прорывает ямки, то тут же снова их засыпает. 
Когда вы оказываетесь в центре этих иссушенных равнин, охватывает чувство, что вы в пустыне, и на ум приходит все, что вы читали или слышали о Сахаре. 
Вокруг, насколько может охватить взор, видишь холмики, возникающие в одинаковой отдаленности один за другим. Нога на каждом шагу погружается в эту зыбкую почву. 
От малейшего колебания ветра даже самые маленькие растения начинают очерчивать круги и причудливые фигуры. Ветер срывает с верхушек холмов облака пыли, а зимой сметает снежные наросты.
Инстинкт подсказывает, что если поднимется буран, ты будешь поглощен им. Пробудившись утром после бурана, путешественник находит слева от своей палатки те песчаные дюны, которые он накануне вечером видел справа.
Эти пески, чутко реагирующие на малейшие капризы ветров, не сов¬сем лишены растительности. Растение, известное местным жителям под именем «кум-арчык», дает зерна, из которых делают кашу.
Растения песков производят странное впечатление: возникнув из подвижной почвы, в постоянной борьбе с ветром, они растут, буквально вцепившись в землю, которая ускользает от них. 
Корни у них очень длинные и крепкие. То, что на поверхности - лишь гибкий стебелек, под землей превращается в ствол. Есть, однако, несколько небольших растений, которые держатся на слабом корешке, они находятся наполовину под песком. 
Ветер то заносит их, то обнажает и, выкорчевывая старые растения, дает возможность прорастать новым. Ветер здесь единственный пахарь и сеятель. Природа так расположила семена этих растений, чтобы ветер легко мог сорвать их, унести, развеять и посеять, покрыв сразу слоем песка.
Вот почему, несмотря на постоянное уничтоже¬ние этих несчастных растений, песчаные дюны по-крываются ими все более и более и, как утверждают
местные жители, через некоторое время природа пустыни может измениться. У границ этих песков чаще всего бывают источники, тут уже растительность более богатая, и, кажется, что этот мрачный и пустынный край окаймлен широкой лентой зелени.
Пески встречаются часто, а солончаки все же многочисленнее. Степь изобилует солью, но солончаками называют лишь места, настолько ею пропитанные, что они блестят на солнце. 
Есть два вида солончаков: одни твердые, как аспидный сланец, и караваны пересекают их абсолютно безопасно, почти не оставляя следов. Поверхность других обманчива: внешне она кажется цельной, но они - как трясина, и настолько непрочны, что верхом по ним проехать нельзя. Полностью лишенные расти¬тельности, они бесполезны и лишь ярко сверкают на солнце, словно лед, придавая местности вид еще более бесплодной пустыни.
Степи имеют свою флору и свое животное царство. Первая состоит из ароматических растений, среди которых насчитывается видов пятнадцать полыни, миндаля, дикого чеснока и лука; в основном - изобилие мучнистых растений и таких, которые используют для быстрого откорма скота. У киргизов имеются для них особые названия, и старики прекрасно знают местную ботанику.
В каждой части степи свои растения; на Мангышлаке их вообще мало, больше всего в песках, начиная от Мугоджарских гор, и на берегах Сыр-Дарьи.
Острова этой реки и Аральского моря в основном покрыты саксаулом диаметром 8 - 10 дюймов*, смолистым кустарником с искривленными и низкорослыми стволами; его используют как топливо, дающее сильный жар. Повсюду в степи встречается растение, называемое «кок-пек», у которого мелкие круглые листики и микроскопический желтый цветок, его большие корни киргизы также используют как топливо. 
В ущельях около Каспийского моря растут иногда тутовые деревья, а у берегов Сыр-Дарьи дерево, называемое «джида»*, с гладкой блестящей корой, крепкими колючками и красивыми серебристыми листьями.
Животное царство в основном представлено дикими лошадьми, которых называют куланами, и одним видом диких антилоп с большими черными глазами, весьма проворных и очень кротких, киргизы называют их сайгаками. 
Путешественник часто встречает целые стада сайгаков. Скачут еще по степям мелкие зверьки, похожие на кенгуру**, иногда пробежит лиса, проскользнет тощий волк, крадущийся в поисках добычи. Тучи птиц опускаются часто даже у небольшого источника. 
Черные жаворонки, в два раза крупнее наших, оглашают немую пустыню своими нежными трелями. 
По берегам Аральского моря и в прибрежных тростниках Сыр-Дарьи водятся тигры самого красивого вида (королевский тигр) и множество фазанов. Особенно много в степях змей, ящериц, скорпионов желтых и черных, фаланг, наконец, крупных черных тарантулов, которые роют в степи норки и растягивают свои сети. 
Но истинный царь пустыни - это верблюд, приносящий киргизам огромную пользу и окруженный их заботой. Тот, кто был в степи, навсегда сохранит чувство, которое он испытал, услышав протяжный и жалобный крик верблюда.
Если этот крик услышать на улицах или в садах наших городов, он покажется пронзительным и неприятным. Но в этих бескрайних просторах издалека в знойную и тихую ночь голос верблюда кажется звучным и величественным, напоминая звуки церковного органа.
Это и вправду степной орган, его мощь хорошо сочетается с бескрайностью степей и пробуждает в душе какие-то торжественные мысли. Киргизы выращивают верблюдов больше, чем нужно им самим, и поэтому отдают их «внаем» в караваны. 
В каждом ауле, при каждой остановке на ночь можно слышать эти жалобные крики, которые до вас доносит ветер. Это настоящая музыка степи, гармония, присущая исключительно ей. 
Огромное пространство степей от Урала до Петровской крепости, на протяжении пятисот верст, от Аральского моря - с одной стороны и до восточных границ Мангышлака - с другой, населено ко¬чующими племенами киргизов, называющих себя «кайсаками» («кайсак» или «казах» означает у них «свободный человек»). 
Они появились в результате смешения различных племен Центральной Азии, говорят на татарском языке'. Не являясь настоящими монголами, они, однако, имеют специфические черты этой расы и, несомненно, принадлежат к этой семье.
Киргиз обычно хорошо сложен и очень силен; чаще всего у него орлиный нос, лицевой угол довольно прямой, скулы выдаются, глаза слегка раскошены, порой наблюдаются чисто монгольские типы, имеются негустые усы и редкая борода.
Если бы античный ад разместился в этих местах, то в облике киргизов можно было бы узнать кентавров - полулюдей и полуконей. Киргиза надо видеть на коне. Проворный и ловкий, он, кажется, составляет одно целое с седлом и совершает без малейшей усталости самые длительные путешествия. 
Но он ненавидит ходьбу и, если удается, избегает сделать хотя бы сотню шагов, потому что быстро устает. В своей стихии он чувствует себя только на коне. Язык, мало развитый в
целом, изобилует выражениями, имеющими отношение к лошадям, для которых на каждый год их возраста имеются особые названия. Киргиз не создал культа коня, как арабы, не возвысил и не облагородил породу, но он почти не мог бы жить без своего скакуна, заполняющего часть его жизни.
Киргизы Потеряли свою былую воинственность, идущую от Чингис-хана, они даже трусливы, доказательством тому наши экспедиции в степи. Не раз ватага киргизов, увидев сверкающие на солнце стальные бляхи на повозках русской армии, принимала их за «зимбераки» (так они называют пушки) и пускалась наутек. 
Когда их наняли помощниками при взятии кокандской крепости Ак-Мечеть, они стали рыть себе пещеры и прятались там, пока шла осада, но как только крепость была взята и враг повержен, киргизы первые бросились грабить и опустошать. 
Как все трусы, они бывают очень жестоки к слабым и беззащитным. Нельзя, однако, отрицать, что, обладая большой проницательностью и живым умом, киргизы наделены также некоторым добродушием и большой простотой, которая происходит от их образа жизни. 
Ловкий и хитрый, как все монголы, киргиз часто по-детски наивен и невероятно беспечен. Полный любопытства, но и медлительный, он так привязан к своей степи, что почти не может переносить жизни в другом месте, особенно среди стен. 
Чувство родины развито не больше, чем у других народов Востока; он легко и слепо подчиняется авторитету. Религиозные представления развиты у них весьма слабо. Соседство с Бухарой, Хивой и оренбургскими татарами способствовало известному распространению некоторых идей и обычаев Корана Насыщенный восточными традициями образ жизни привел к тому, что их причислили к последователям Магомета. 
В действительности же они таковыми не являются, и трудно определить, к какому культу они принадлежат. Что касается вероисповедания, у них лишь общие понятия о божестве. 
Достоверно, что они не совершают омовений и молитв, предписанных исламом, не имеют мечетей и мулл и не совершают никаких паломничеств к гробу Пророка. Киргизы никогда не являли миру религиозного фанатизма истинных магометан.
В настоящее время киргизы занимаются исключительно кочевым скотоводством. Русское правительство хотело приучить их к земледелию и делало попытки такого рода на берегах Урала и Илека. 
Там уже есть маленькие лачуги, можно встретить то верблюда, навьюченного снопами ячменя или пшеницы, то нагруженную такой же поклажей повозку, то киргизских женщин с серпами в руках. 
В этих краях могло бы развиваться земледелие, почва очень плодородна, но ее обработка - пока редкое исключение именно из-за трудности, а также еще потому, что это занятие чуждо натуре степных пастухов. 
Несмотря на все усилия, земледелие не получило еще здесь желаемого размаха. Степь лучше всего приспособлена для разведения большого количества лошадей, овец и другого скота.
Степи сравнивают с морем, и не без причин: та же необъятность пространства, ограниченного лишь горизонтом; степные ураганы похожи на морские штормы; миражи - на фата-моргану* и, наконец, в воздухе проносятся стаи больших белых птиц, похожих на морских. 
Если степь напоминает море, то и киргизы похожи на моряков. Обветренные и опаленные лучами солнца, они говорят, повышая голос как и моряки, которые разговаривают друг с другом в бурю и ураган.
Сидя на спине верблюда, настоящего корабля степей, они испытывают качку, подобную морской, ориентируются по звездам и благодаря своему острому зрению легко различают самые отдаленные предметы, будто смотрят в подзорную трубу.
Встреча двух путников в степи является настоящим праздником, большой радостью, вроде той, которую испытывают два корабля, встретившиеся в океане. 
Корабли, еще издали заметив друг друга, сближаются и начинают сигналить, приспуская паруса, чтобы узнать - свой или чужой, осведомляются об оставленных портах. Так и киргизы, не слезая с коней, спрашивают, из какого аула, куда направляются, по какой дороге, нужно ли остерегаться разбойников. 
Затем каждый продолжает свой путь. И ураган в степи, особенно зимой, не срывается ли он с цепи с той же силой, как и шторм на море? Ведь не один там погибает тогда...
Но сравнение - не отождествление. Степь не имеет ни могучей жизни моря, ни его бесконечного разнообразия, она всегда остается пустыней. Киргизы разделялись в старину на три орды: Большую, Среднюю и Малую.
Большая Орда, или Золотая Орда, ныне называемая Букеевской, является самой богатой из всех и кочует между Волгой и Уралом. Средняя Орда занимает степи южной Сибири, а та часть степи, несколько зарисовок которой мы воспроизводим здесь, принадлежит Малой Орде. 
Как и две предыдущие, она разделена на племена и семьи и состоит в ведении Оренбургского генерал-губернатора, который назначает султанов и чиновников по своему усмотрению.

*Дюйм - 2,54 см.
*Джида - серебристый лох (каз.). **
Очевидно, Залесский имеет в виду тушканчиков.
*Фата-моргана - сложная и редко встречающаяся форма миража, при которой на горизонте появляются сложные и быстро меняющиеся изображения предметов, находящихся за горизонтом.

Источник и рисунки:
Бронислав Залесский. «Путешествие в киргизские степи». 1865 год. Издательство "Онер", Алматы, 1991 год.

Орфография автора сохранена.