Вы здесь

Главная

I. «Путешествие из Оренбурга в Бухару». Е. К. Мейендорф. 1882 год.

«Летом... жары нестерпимые, без дождей, и воздух очищается только господствующими ветрами... В море эти ветры делают плавание весьма трудным: часто подвергали нас крайне опасности... и вынуждали к рискам, нередко выходившим за пределы благоразумия»

Алексей Иванович Бутаков.

Предисловие французского издателя.  

Возвратившись из путешествия в Бухарию, барон Мейендорф, естественно, пожелал, чтобы итоги наблюдений, произведенных им в этой столь редко посещаемой европейцами стране, получили распространение среди ученых.
Описание этого путешествия он составил на французском языке, общепринятом у образованных людей Европы и большей части Нового Света. Г-н Мейендорф полагал также, что, доверив свой труд столичному издательству Франции, он получит гарантию, что его работа будет напечатана с точностью, на какую он только мог рассчитывать.Егор Казимирович Мейендорф.
Он льстил себя надеждой, что, появившись в Париже, то есть в центре, где науки разрабатываются с усердием и настойчивостью, коим они обязаны прогрессом, его книга скоро станет известной лицам, одобрение которых было бы ему желательно.
Но автору хотелось еще, чтобы издание данного труда было поручено кому-либо, кто помимо знания французского языка, необходимого для выправления неточностей, которые может допустить иностранец, обладал бы еще знанием различных восточных наречий, так как описание путешествия в Бухару содержит большое число турецких, монгольских, арабских и персидских имен, географических названий, терминов.
Поэтому г-н Мейендорф просил г-на Амедея Жобера любезно взять на себя наблюдение за публикацией этой книги. Г-н Жобер выполнил эту работу с тем старанием, которого и следовало ожидать от ученого, стремящегося посильно содействовать развитию географии Востока.
Кроме того, он усматривал в этом случай публично засвидетельствовать свою признательность за гостеприимство, оказанное ему в России в 1818 году во время путешествия по Кавказу и каспийским берегам, результаты которого были весьма полезными для французской промышленности.
Г-н Жобер руководил также гравированием карты, составленной г-ном Мейендорфом и офицерами, прикомандированными к русскому посольству. Этот драгоценный документ, содержащий в себе 2000 географических обозначений, отсутствовавших на прежних картах, получил, особенно на Западе, одобрение любителей науки как образец точности и топографического изящества.  

Предисловие автора.  

Торговые отношения, сложившиеся с давних времен между Россией и Бухарией, приняли особенно широкий размах начиная со второй половины восемнадцатого столетия. Бухарские посланцы довольно часто приезжали в Санкт-Петербург.
Те, кто посетил эту столицу в 1816-м, а затем в 1820 годах, выразили от имени своего государя желание видеть русское посольство в Бухарии. Эта просьба, доложенная е. в. императору Александру, была им благосклонно принята.
Монарх находил, что предложенный ему план поездки не только будет содействовать развитию и обеспечению безопасности торговли, производившейся между двумя странами, но и предоставит возможность получить точные сведения о недостаточно известных еще странах.
Вследствие этого император назначил своим поверенным в делах при бухарском хане действительного статского советника Негри, а секретарем посольства - коллежского асессора Яковлева, а также известного с отличной стороны натуралиста доктора Пандера и трех переводчиков-толмачей из Оренбурга.
Мне было поручено собирать географические и статистические сведения о стране, но которой мы собирались проехать. Господа поручики генерального штаба Вольховский и Тимофеев должны были сопровождать меня и помогать моей деятельности.
Приказ приготовиться к отъезду мы получили в июне 1820 года, а в августе прибыли в Оренбург, расположенный в 2200 верстах от Санкт-Петербурга. Так как нам предстояло пересечь необъятные степи, посещаемые только кочевыми ордами, правительство снабдило нас конвоем из двух сотен казаков и двухсот пехотинцев, к которым затем присоединились двадцать пять всадников-башкир. Мы взяли с собою 2 артиллерийских орудия; 358 верблюдов везли наш багаж. Кроме того, у нас было 400 лошадей.
Пришлось шесть недель пробыть в Оренбурге, чтобы подготовиться к путешествию и снабдить наш отряд всем необходимым для перехода через пустыню. Небольшой срок, которым я располагал перед отъездом, с самого начала не позволил собрать точные сведения о стране, намеченной для посещения, и вообще о Востоке, знакомом мне весьма поверхностно.
Поэтому я прошу читателей моего описания рассматривать его не как итог глубоких исследований, а как результат наблюдений, иногда случайных, как свод сведений, какие я смог получить о Бухарии и соседних странах.
Бухарцам не хватает просвещения, и они весьма равнодушны ко всему, что не относится к религии или торговле. Поэтому у меня не было возможности накопить столько фактов, сколько мне хотелось бы. Кроме того, этот народ, как и большинство людей на Востоке, чрезвычайно недоверчиво относится к европейцам. Это побудило хана запретить всякие сношения его подданных с нами. Вследствие этого сведения, которые мне удалось раздобыть, довольно поверхностны.
Тем не менее я могу ручаться за их достоверность. Касаясь к тому же страны, весьма мало посещавшейся европейцами, они будут, я полагаю, ценны своей новизной. На этом основании я решаюсь опубликовать их и буду счастлив, если мой труд сможет оказаться хотя бы небольшим вкладом в наши знания о Средней Азии.  

Книга первая.
Глава первая. Приготовления к путешествию. Отъезд. Дорожные опасности. Маршрут.
  

Весь состав посольства, которое должно было отправиться в Бухару, собирался в Оренбурге в течение августа. К этому времени предназначенные для конвоя казаки были отобраны оренбургским военным губернатором генералом от инфантерии Эссеном1.
Однако формирование этого отряда затянулось до середины сентября, и мы увидели, что лучшее время года миновало. По экономическим соображениям съестные припасы сначала хотели отправить на телегах, но от этого нас побудили отказаться различные сведения, полученные нами о стране, через которую нам предстояло следовать. Тогда было решено отправить основной провиант на верблюдах, а остальной погрузить на 25 телег для тех, кто в пути заболеет, или тех, кого могут ранить.
Каждая телега была запряжена тройкой лошадей и сопровождалась башкиром. Ввиду того что в киргизской степи нам предстояло переправляться через реки, отряд снабдили двумя лодками, которые мы также погрузили на телеги.
Последние были сконструированы так, что если их поставить на лодки, то они могут служить паромом, способным перевезти 20 человек. Чтобы преодолеть за два месяца пустыню, требовалось по 150 фунтов сухарей на каждого солдата и по 4 центнера овса на каждую лошадь, кроме того, крупы для отряда, двойного запаса снарядов для наших двух пушек, 15 кибиток, или войлочных палаток, 200 бочек для воды, наконец, немалое количество бочек водки. 320 верблюдов были нагружены провиантом для конвоя и 38 - багажом членов посольства и продовольствием для них.
По приказу военного губернатора с киргизскими старейшинами было заключено соглашение о доставке в Оренбург необходимых посольству 358 верблюдов за плату по 110 рублей ассигнациями. 15 сентября они были приведены в Оренбург, чтобы везти на себе по 640 фунтов каждый.
Желанный день отъезда наступил, но ни один киргиз не явился. Оренбургский базар оказался не в состоянии доставить необходимое для нашего конвоя количество овса: пришлось посылать в соседние деревни, то есть за 150 верст от Оренбурга.
Лишь один хозяин согласился намолотить нужное количество овса, и оно было привезено в Оренбург к 20 сентября. Содержание эскорта в течение его пребывания за пределами России было определено примерно в 72 тыс. рублей, эту сумму обязательно надо было иметь звонкой монетой, чтобы получить продовольствие в Бухаре. Так как вывоз русской мелкой монеты был воспрещен, надо было раздобыть червонцы.
Но у оренбургских купцов их в достаточном количестве не оказалось: понадобилось искать в Троицке, удаленном от Оренбурга на 600 верст. Эта попытка потерпела неудачу. Кончилось тем, что в Москву, отстоящую на 1500 верст от Оренбурга, был отправлен курьер, который нашел нужную сумму. Итак, непредвиденные обстоятельства откладывали наш отъезд. Благоприятное время года кончилось - середина сентября прошла,- и скоро должны были наступить сильные морозы.
Начались дожди; град и снег выпадали каждый день. Я вспомнил о лишениях, перенесенных войском Тимура на Сейхуне, описанных Шерефеддином2. "Одни, - сообщал он, -- отморозили нос и уши, другие - ноги и руки; небо было сплошною тучей, а земля - грудой снега". Места, через которые нам предстояло пройти, находились севернее, чем те, где погибла армия этого завоевателя3. Я жалел наших плохо одетых солдат, предоставленных невзгодам зимы.
Мы устроили несколько совещаний с киргизами, чтобы обсудить маршрут и ознакомиться с предстоящими трудностями. Пятеро из них были нашими проводниками, самого опытного поставили во главе; остальные 60 киргизов должны были заботиться о верблюдах.
Животные принадлежали различным владельцам. Они были объединены в коти, или группы, от 20 до 60 голов, сопровождаемые вожаком-киргизом. Произвели пробную загрузку, и тут выяснилось, что продолговатые тюки для перевозки наиболее удобны.
9 октября прибыла последняя группа верблюдов, и наш отъезд был назначен на следующий день. 10 октября губернатор произвел смотр всему конвою, собранному на большой оренбургской площади. Он приказал отслужить молебен и благословить путешественников.
Религиозная церемония - духовные песнопения, благословения, предшествовавшие столь долгому пути через необъятные пустыни, -- заключала в себе нечто внушительное и торжественное, усугублявшееся предчувствием опасностей, которые могли ожидать экспедицию. Оно не было лишено оснований. Киргизы, недовольные тем, что русские исследуют их пустыни, нередко совершают нападения на проходящие караваны.
Так, в 1803 году недалеко от Сырдарьи подверглось нападению киргизов посольство поручика Гавердовского4. Благодаря упорной обороне ему едва удалось спастись самому, но его жена, врач и большая часть отряда остались во власти степных кочевников.
Даже в том случае, если киргизы не осмелятся напасть на такой многочисленный эскорт, как наш, не исключено, что они подожгут траву и камыш в степи, где мы будем проходить, чтобы тем самым умножить трудности путешествия или даже сделать его невозможным. Другой, весьма распространенный вид нападения заключается в том, чтобы, подкравшись ночью к пасущимся лошадям, с невероятной быстротой похитить часть из них.
Этих действий следовало опасаться, потому что несколько грабителей, соединившись вместе и напав врасплох на наших часовых, могли причинить нам непоправимый урон. Генерал Эссен, предвидевший эти опасности, с удовольствием принял предложение влиятельного киргизского султана Арунгазы Абдулгази5 о сопровождении нашего посольства до Сырдарьи отрядом в несколько сот киргизов. Генерал придавал большое значение этому предложению, особенно ввиду морального влияния, которое оно должно было оказать на киргизов.
Однако мы значительно больше опасались хивинцев, занимавших часть областей к югу от Аральского моря. Они, не менее проворные, чем киргизы, но более сплоченные, неоднократно совершали набеги отрядами в четыре-пять тысяч человек.
Правда, подобная численность кавалерии не вызывала особых опасений у наших пехотинцев, однако и эскорт наш вряд ли смог бы прикрыть 700 вьючных животных, в том числе верблюдов, принадлежавших бухарским купцам, которые были поручены нашей охране. Нападения грабителей столь же быстры, сколь и неожиданны. Они наводят панику криком и воем, и верблюды, разбежавшись, легко попадают в их руки.
Лучшее средство предупредить такое замешательство - заставить животных опуститься на задние ноги: тогда их с трудом можно поднять. Но часто не остается времени, чтобы прибегнуть к этой предосторожности, и тогда караван пропал: очутиться в киргизской степи без верблюдов - значит погибнуть.
Опасности подстерегают вас и в самой Бухарии, стране, подвластной варварскому и воинственному народу. Как я узнал впоследствии, перед нашим приездом в Оренбург бухарские купцы доверительно говорили своим знакомым: "Может статься, что никто из путешественников-христиан не вернется домой. Если даже хивинский хан разрешит им пройти, то уж наш хан не совершит ошибки, дозволив им отправиться обратно. Мы не хотим, чтобы христиане знакомились с нашей страной".  

Глава вторая.
Описание степи. Киргизский аул. Встреча посольства с султаном Арунгазы. Охота на сайгаков.  

Предстоявший маршрут мы решили разбить на три участка. Первый - от Оренбурга до Мугоджарских гор - мы пересекли между ручьями Кара-акенты и Тубан примерно в 434 верстах от Оренбурга; второй - между Мугоджарскими горами и Сырдарьей и третий - от Сырдарьи до Бухары.
Природа первого участка на всем пути довольно однообразна: волнистая местность, изрезанная цепями холмов, склоны которых простираются иногда на 15 - 20 верст. Отсутствие деревьев и небольшие возвышенности всегда оставляют открытым необъятный горизонт, где взгляд тщетно ищет, на чем бы остановиться. Для степи характерны засушливость, однообразие и тишина. К концу мая лучи палящего солнца сжигают в этих краях травяной покров, и поверхность земли принимает и сохраняет грязно-желтый цвет.
Деревья на всем пути можно найти в двух местах. Повсюду только жалкие колючие кустарники высотой 3 фута и настолько редкие, что, по мнению европейца, они не в состоянии нарушить монотонность этих обширных пустынь.
Мы пересекли довольно много ручьев, которые все кажутся одинаковыми и часто текут в одном и том же направлении. От Урала до Сырдарьи они проходимы вброд, но становятся безводными летом и осенью. Впрочем, Илек, Эмба, Темир, Орь и Иргиз можно назвать реками, тем более что они текут постоянно, хотя и не отличаются большой глубиной. Многие из ручьев пересыхают летом до такой степени, что следами их существования в весеннюю пору остаются только балки.
Иные же превращаются в озерки в несколько сажен глубиной, то соединенные друг с другом струйкой воды, то без всякой связи между собой. Ежегодно степь покрывается большим количеством снега, быстро тающего с наступлением весны.
В это время реки и вздувшиеся ручьи превращаются в буйно текущие потоки, образующие овраги, тем более глубокие, что почва повсюду глинистая. В 30 верстах от Оренбурга на наиболее высоком из окрестных холмов, Джиланды-тепе, я нашел белемнит и аммонит6. Между Узун-бурте и Кара-бутаком и далее везде до Мугоджарских гор я встречал в огромном количестве те же ископаемые, а также много раковин.
Почва почти всюду глинистая, сухая, твердая, усыпанная разноцветной галькой. Большинство холмов и отлогие склоны имеют округленные вершины, как будто потоки воды сгладили их. Близ бугров Бассага мы видели много окаменелостей - моллюски и даже зуб акулы - несомненное доказательство существования в древности морского дна.
В Бердянке мы заметили остатки заброшенного медного рудника, о котором говорит Паллас7, и другого - возле Кызыл-ова: несколько неглубоких скважин рядом с грудой камней, смешанных с медной рудой. Примерно в 7 верстах от нашего-лагеря, на Узун-бурте, вверх по течению ручья, мы нашли каменный уголь.
Мы испытали его в нашей кузнице: он горел очень хорошо. Прибыв в Кара-бутак, мы были приятно удивлены, увидев небольшое деревце черной ольхи, да и местность показалась нам лучше. В степи нашим взорам пока еще не представлялось хоть сколько-нибудь мощной растительности. Подобное наблюдение мы имели возможность сделать вскоре на берегу Илека. Группы деревьев или кустов тополей и верб радуют здесь путника, утомленного созерцанием голой пустыни.
Трава хороша всюду, где разливается река, и здесь киргизы устраивают летние кочевки. Илек - самая большая река из всех, которые встретились нам до Сырдарьи: он имеет в ширину около десяти сажен, очень быстр и течет по песчаному руслу; в нем водится много видов рыб: щука, окунь, пескарь, карп, карась и т. д.
На этих же берегах мы впервые увидели большое селение, или аул, состоящий из киргизских юрт. Наше внимание привлекли стада баранов численностью от 5 тыс. до 6 тыс. голов. Приблизившись к аулу, мы заметили юрты разной величины из белого или коричневого войлока; их было около 50, и они беспорядочно располагались группами в три, четыре и даже шесть юрт.
Мы узнали, что это - становище султана Арунгазы, одного из главных предводителей киргизов. Он ожидал нас, чтобы сопровождать до Сырдарьи и этим доброжелательным актом засвидетельствовать свою приверженность к русскому правительству, в помощи которого он, по правде сказать, сильно нуждался из-за своих раздоров с хивинским ханом. На следующий день после нашего прибытия султан, окруженный свитой из сотни киргизов, прибыл верхом с визитом к г-ну Негри.
На голове у него была чалма, что совершенно не принято в этой пустыне, но считается признаком благочестия со стороны магометанина, стремившегося отличить себя от киргизской массы. Все эти кочевники пожелали проникнуть в палатку Негри. Они действительно вошли туда, насколько позволяло место, и уселись на корточки.
У султана был хороший цвет лица, большие красивые черные глаза, приятная и серьезная внешность. На нас он произвел впечатление человека весьма рассудительного. Его визит продлился полтора часа.
На другой день я отправился навестить его. По пути я встретил около 50 киргизов. Подъехав к ним, я узнал, что они собрались для исполнения приговора, вынесенного султаном одному их соплеменнику, укравшему лошадь. Согласно Корану, он был осужден на смерть.
Но старики киргизы упрашивали султана помиловать его, дабы провидение обеспечило благоприятный результат похода, который султан намеревался предпринять, и чтобы его милосердие оказалось счастливым предзнаменованием при встрече с русскими. Султан удовлетворил их просьбу, и наказание было смягчено.
Полуобнаженного вора с надетым на шею куском черной кошмы, свисавшей на плечи, два вооруженных нагайками всадника погнали до ближайшей юрты. Там ему вымазали лицо сажей и заставили пройти сквозь группу киргизов. Затем к хвосту лошади привязали веревку, велели вору взять ее в зубы и бежать за лошадью, которую двое гнали вскачь, а мчавшиеся за вором кочевники били его нагайками. Большинство присутствовавших смеялись до слез, некоторые ругались.
Наконец спустя несколько минут вора отпустили. Затем он поблагодарил султана и обещал ему более не красть. Лошадь вора подверглась участи, которая первоначально была определена ее хозяину: ей перерезали горло, а затем в одно мгновение она была разъята на части и поделена между присутствовавшими киргизами, причем не обошлось без громких криков, возни и нагаечных ударов.
После того как мне пришлось оказаться свидетелем этой сцены, я отправился к султану, который попросил подождать несколько минут, чтобы приукрасить свое жилище. Наконец я был допущен и нашел султана сидевшим почти в центре большой круглой юрты. С одной стороны полукругом восседали его друзья, с другой - были приготовлены места для нас.
Стены были украшены коврами, на веревке развешаны одежды, разостланы тигровые шкуры, виднелась богатая очень высокая диадема из золота, отделанная бирюзой и бледными рубинами, - головное украшение киргизки. На крюку висела мясная туша, стояли большие бурдюки с кобыльим молоком и несколько деревянных чаш.
Предметы роскоши помещались рядом с вещами, предназначенными для удовлетворения насущных житейских потребностей, и любовь к пышности уживалась с примитивными вкусами. Покинув Илек, мы направились к ручью Тамды-яман. Вскоре мы подошли к холму, образованному красноватыми скалами и большими аммонитами диаметром 2,5 фута,- здесь мы обнаружили также много богатых медью камней, которые, вероятно, нанесла сюда вода.
Недалеко от устья Суук-су в Илек впадают четыре речки; отсюда пошло название не только этого места, но и всего района - Беш-тамак ("Пять рек"). До вершины Бассаги, откуда открывается весьма обширный вид, мы добрались настолько незаметно, что были удивлены, оказавшись на такой высоте. Эта вершина сложена из кристаллического гипса, покрывающего здесь всю степь. Бассага имеет в высоту только около 30 сажен; пологий склон ее направлен к северо-востоку, а крутой - к юго-востоку.
За Бассагой местность становится все более и более безводной; ковыль, который прежде встречался в изобилии, здесь почти исчезает; повсюду видна только глинистая, малоплодородная почва и несколько жалких растений вроде полыни; земля во многих местах растрескалась от летней жары.
Мы переправились вброд через Кублейлы-темир, проломив лед ударами топора. Эта река имеет примерно три сажени в ширину и в нескольких местах до сажени глубины. Вода хороша, дно песчаное, а берега заросли камышами, в которых иногда попадаются кабаны. Я видел здесь одного молодого киргиза, который, стоя в воде, около десяти минут рубил лед; затем он вышел на берег, положил топор и, не боясь холода, снова вошел в реку и окунулся три раза.
Доказательство физической выносливости кочевого народа. Кублейлы-темир - всего лишь ручей, о котором я не стал бы упоминать, если бы мы не обнаружили на одном из его берегов под поднятой до десяти сажен крутизной большое количество белемнитов и мышиных скелетов. Этот берег был сложен несколькими слоями конгломератов гравия и глины.
Я прохаживался вдоль этой крутизны то по льду, то по земле, разыскивая окаменелости или интересные конгломераты, как вдруг заметил вверху крупное животное, которое собиралось прыгнуть с горки и, казалось, хотело броситься на меня. Я отступил, и оно тотчас же упало к моим ногам на лед, проломив его и разбив себе кости. Это был первый сайгак, разновидность антилопы, которого мне пришлось увидеть.
Оказывается, за ним охотились конвойные казаки, преследовавшие его до самой пропасти. Сайгаки необычайно трусливы, и киргизы умеют этим пользоваться. Обычно охотники подкарауливают животных вблизи рек, куда стада сайгаков приходят на водопой. Киргизы втыкают в наклонном положении несколько рядов заостренных стеблей камыша, расположив их полукругом один возле другого на расстоянии около фута.
Вокруг камышей они насыпают кучки земли в виде дуги, края которой удалены друг от друга примерно сажен на 50. Когда сайгаки появляются, спрятавшиеся киргизы начинают кричать и гонят их по направлению к дуге. Животные, приняв кучки земли за людей, теснятся к стеблям и напарываются на них. Донские казаки ловят их другим способом. Летом во время сильной жары сайгаки собираются в стада от 4 тыс. до 5 тыс. голов и, покидая свои степи в поисках прохлады, переправляются через Дон вплавь.
Тогда казаки бросаются в реку и убивают животных. Заслуживающие доверия лица уверяли меня, что видели в Губерлинских горах и на Урале примерно в июне, во время больших переселений сайгаков, стада численностью от 8 тыс. до 9 тыс. голов.
Мясо сайгаков восхитительно, а из кожи шьют одежду. Приблизиться к ним, если только нет большой жары, почти невозможно. В поисках тени сайгаки собираются в группы до 20 голов и, опустив головы, держатся один за другим, в то время как вожак стаи прячет голову во впадине или за большим камнем. В этом положении их легко застигнуть врасплох. Когда убивают первого, второй обычно занимает его место, подставляя себя под удар охотника, который таким образом убивает подряд несколько следующих животных.
Морда у сайгака очень своеобразна: она выгнута, как у киргизского барана, с широкими и глубокими ноздрями, покрытыми эластичным и очень мягким хрящом. Ноздри настолько велики, что в них забираются мошки и комары и нередко вынуждают сайгаков останавливаться, чтобы чихнуть. Рога у них не прямые, как это утверждают, а имеют форму лиры. Я не знаю ничего более грациозного, чем бег сайгака: он с необыкновенной легкостью прыгает в разные стороны.
Если сайгак молодой, то приручить его довольно легко; в окрестностях Оренбурга видели, как сайгаки следовали за своими хозяевами подобно собакам. От Темира мы двинулись к высотам Мусевиль, похожим на Бассагу, и увидели вдали, верстах в 60, Мугоджарские горы. Вид этих величественно возвышающихся гор, синеватые контуры которых вырисовываются на горизонте, производит неизгладимое впечатление.
Тем не менее мы горячо желали видеть их уже позади, чтобы более не подвергаться морозам и бурям, так как, по словам киргизов, климат южного склона гор значительно мягче. Впрочем, до сих пор мы были довольно счастливы: солнце блистало неизменно, а ночью термометр опускался только до 5 - 8° ниже нуля; лишь один раз было 10°.
Этот холод, каким бы незначительным он ни был, казался все же очень резким, когда его приходилось испытывать в течение целого дня, находясь в войлочной юрте и используя в качестве топлива густой кустарник (счастье, когда его можно было найти!).
В Кара-акенты, что в 15 верстах от Мугоджар, вода была только в нескольких углублениях; солоноватая, мутная, отдающая глиной, она была самой плохой, какую нам приходилось пить. Киргизы смеялись над нами, когда мы делали гримасы, пробуя воду.
Едва сносной она становилась лишь после заварки чая. Однако киргизы, привыкшие к кумысу, тоже пристрастились к чаю. Я видел киргизов, выпивавших до 8 фунтов этого напитка.  

Глава третья.
Описание местности. Киргизские могилы. Причины понижения уровня Аральского моря. Устье Сырдарьи.

29 октября мы находились у подножия Мугоджар, каменистых гор, состоящих из своеобразно расположенных конических бугров, покрытых камнями или скалами из порфира, змеевика, кварца, полевого шпата, грюнштейна (при полном отсутствии гранита).
Долины странно контрастируют с этими горами; там, где скапливается и держится некоторое время вода, растительность имеет буйный характер, а земля черна и плодородна. Поэтому киргизы используют долины для выращивания хлеба и для пастбищ. Они ставят свои юрты между холмами, спасаясь от суровой поздней осени.
Высшей точкой Мугоджар (приблизительно 150 сажен от основания) является гора Айрук, что значит "Одинокий". Это название вполне себя оправдывает, так как гора действительно поднимается значительно выше прочих вершин. Ее называют также Айрурук, или "Вилы", так как она имеет две вершины.
Вообще, киргизы обозначают местности, попадающие в поле их зрения, характерными именами. Например, горы, расположенные к югу от Айрук-тага, известны под названием Яман-таг, или "Плохие горы", те же, которые находятся к северу, - Якши-таг, или "Хорошие горы".
На склонах первых растет мало травы; на вторых много хороших пастбищ и воды. Мугоджары, очевидно, являются продолжением Губерлинских гор: их соединение заметно между Губерлинской крепостью и Орском, там, где река Урал прорыла себе ложе через упомянутую скалистую цепь и, сжатая, катит свои волны между каменистыми и крутыми берегами, одинаковыми и по природе, и по очертаниям.
Эти горы в степи называют Ташкичу и Караул-тепе. Сначала, разделенные Кыргельды, они соединяются в 30 верстах ют реки Урал, откуда направляются к югу в виде возвышенного плато и образуют затем горы Уркач, или "Горы Ур", так как река Ури, или Орь, омывает их подножие.
Возле истоков этой реки горы Уркач соединяются с Мугоджарскими, идущими на юго-запад. К западу от гор Уркач тянутся две цепи холмов: одна -- разделяет бассейн Урала и Илека, другая -- Илека и Эмбы.
Горы Якши-таг простираются вдоль правого берега реки Ори, а затем отделяются от нее и соединяются с горами Карнадур ("Собрание гор"). Мугоджары, наиболее высокие из степных гор, населенных киргизами Малой орды, представляют собой одно из разветвлений Уральского хребта, ни один отрог которого на востоке не достигает Алтайских гор. Мы пересекли Мугоджары на протяжении 6 верст. Эти горы полностью исчезают только у ручья Тубан, где мы сделали остановку.
Я уже говорил о перемене температуры, причиной которой является Мугоджарская цепь. К югу от этих гор не выпадает обильных снегов: здесь теплее и меньше воды; небольшие серые или черные ростки полыни придают этой земле траурный вид, и на протяжении более чем 400 верст от берегов Каунджура до Сырдарьи мы не встретили ни одной реки.
Покинув эту горную цепь, мы сначала продвигались по ровной местности, потом - по пустыне, покрытой сыпучими песками, наконец, по глинистым, голым, лишенным растительности холмам, поднимающимся на высоту от 10 до 30 сажен и изборожденным и рассеченным водой, которая нередко прерывает их.
Множество солончаков, несколько плоских равнин, почва которых, образованная мягкой синеватой глиной, оседает под ногой путника, и, наконец, все обычные признаки уменьшения и отступления морской воды придают этой местности довольно унылый вид.
Первая равнина, открывшаяся перед нами, простирается от ручья Тубан до Каунджура, на дне которого было видно лишь несколько рытвин с водой. Ручей течет только весной по руслу шириной от 4 до 5 сажен. В такой безводной стране каждая капля воды становится драгоценной, и киргизы никогда не забывают место, где они встретили ее хотя бы раз.
Поэтому 2 ноября наш первый проводник, Эманчи-бег, уже десять лет не бывавший в этой местности, посоветовал нам после того, как мы прошли 10 верст, сделать остановку именно у Каунджура. Он был убежден, что воду мы найдем только в озере Ходжа-куле, находящемся более чем в 15 верстах отсюда. Мы не хотели этому верить, потому что киргизы, заинтересованные в том, чтобы наш поход проходил как можно дольше, уже частенько нас обманывали.
И мы продолжали свой путь. День кончался, но ничто не предвещало близости озера. В такое время года ночи особенно темны, и ориентироваться в степи было очень трудно. Мы не различали более ни верхушек гор, ни холмов, ни могил - приметы, коими пользуются киргизы при определении маршрута. Благоразумные киргизы советовали нам остановиться и отдохнуть. Но мы настаивали на своем -- как можно скорее найти озеро.
Киргизы делали все возможное, чтобы не потерять направления: они ехали верхом несколько впереди каравана, стараясь найти какую-нибудь тропинку или примету, которую обычно оставляют в тех местах, где есть вода. Колодец, впадина, наполненная водой, озеро - это места встречи кочевников в пустынях, и тропы к ним образуются сами собой.
Прошло уже несколько часов темной ночи; опасение, что мы сбились с пути, начало нас беспокоить, как вдруг в версте от головы колонны какой-то киргиз ударил по огниву и искрами произвел волшебный эффект. Со всех сторон послышались радостные крики: все бросились к тому, кому пришла в голову счастливая мысль воспользоваться средством, употребляемым киргизами, когда они ночью идут похищать лошадей, и тот, кто находит дорогу, пользуется этим сигналом, чтобы собрать своих товарищей.
ы прошли 2 или 3 версты и наконец в 8 часов вечера прибыли к берегам Ходжа-куля, сделав в этот день почти 45 верст. Это озеро обязано своим названием одному киргизскому ходже, или отшельнику, погребенному близ берега, среди нескольких могил. Ходжа-куль - первое озеро, которое мы встретили в степи.
Могилы здесь сооружены из гончарной глины, смешанной с рубленой соломой, за исключением могилы ходжи, которая построена из высушенных на солнце кирпичей. Внутри этого памятника находится гробница, похожая на все остальные. Киргизы подошли к ней помолиться. Ближе к Сырдарье памятников становится все больше, они образуют кладбища, похожие на города. Богатые киргизы иногда приглашают архитекторов из Бухары для сооружения могил из гончарной глины, они довольно прочны из-за сухости климата.
Обычай требует, чтобы отдельные могилы всегда помещались на бугре. Если семья покойного бедна и не в состоянии сделать могилу из гончарной глины, то каждый из друзей или родственников, присутствующих на погребении, возлагает на могилу глыбу земли или камень, чтобы она была выше и выглядела внушительнее.
Киргизы, как и все восточные народы, испытывают большое уважение к мертвым. Обыкновенно на похоронах присутствуют родные и друзья, жены же покойного остаются дома: они рвут на себе волосы и испускают вопли отчаяния. Затем приходят родственники, чтобы выразить соболезнование неутешным вдовам. Успокоившись, жены велят резать баранов. и лошадей, чтобы как следует угостить гостей. Любой праздник, обряд или какое-нибудь сборище всегда заканчивается грандиозным ужином.
Одним из самых больших праздников у этих кочевников считается годовщина смерти главы семьи, особенно первая, на которой обычно присутствуют от 300 до 600 человек; трапеза совмещается с религиозными церемониями.
Вскоре мы покинули Ходжа-куль, берега которого покрыты камышом. Осенью оно сильно суживается, но весной, когда Каунджур умножает его воды, озеро становится обширным. Мы направились к Кул-кудуку ("Колодец раба"), расположенному на границе с пустыней Барсуки, представляющей в высшей степени своеобразный вид: она покрыта сыпучим песком, который образует многочисленные дюны, очень крутые, достигающие в высоту от 3 до 4 сажен.
При каждом более или менее сильном порыве ветра эта пустыня меняет свою конфигурацию. Кое-где встречаются травы, какие-то колючие кусты (в том числе акация), и длинные корни этих растений, напоминающие змей, стелются вокруг этих подвижных холмов.
Мы прошли по пустыне 15 верст, на что потратили уйму времени, так как плохой корм значительно ослабил наших лошадей. Мы сделали остановку у колодца Кул-кудук, где сожгли десяток повозок. Они легко воспламенились и горели почти без дыма в отличие от кустарника, которым мы обычно пользовались. Мы погрузили на верблюдов оставшиеся колеса и доски, чтобы хотя бы еще несколько дней разжигать хороший костер.
Здесь много обильных родников, вода которых имеет привкус серы. Примерно в 100 саженях вправо от этих колодцев находится высохшее озеро, где мы собрали несколько кусков горькой соли. Наши казаки в сопровождении киргизов прошли приблизительно версты 2 влево от Кул-кудука и обнаружили в пластах поваренную соль от одного до двух дюймов толщиной.
Соль степных озер в отличие от нашей поваренной имеет другой вкус и, несмотря на белизну, смешана с множеством земляных частиц. Начиная от Кул-кудука мы часто встречали такие соленые озера: они занимали иногда большие пространства, протяжением более 10 верст, отличались ослепительной белизной и были покрыты тонкой соленой пылью, поднимавшейся при движении по ним.
Пройдя Мугоджарские горы через перевал Сырканатчи и песчаные бугры, или дюны Малые Барсуки, начинающиеся в десяти верстах к северу от нашей стоянки и напоминающие Большие Барсуки, 9 ноября мы остановились у холма Сары-булак.
Мы пересекли Малые Барсуки на протяжении 2 верст, причем промерзший песок показался нам неглубоким. Большие и Малые Барсуки расположены по соседству с Аральским морем; Малые примыкают к северо-западному берегу, а Большие, которые тянутся между Аральским и Каспийским морями, кончаются на расстоянии около десяти дней пути от Хивы.
   Местность продолжает оставаться волнистой, и холмы заканчиваются отлогостями. Полынь - единственное растение в этих местах, пригодное для корма лошадей: начиная от Мугоджарских гор трава полностью отсутствует. Возле Аще-кудука мы впервые увидели саксаул, хорошо известный в пустыне.
Киргизы и все обитающие в пустыне народности очень ценят этот кустарник; если вечером развести костер из саксаула, то головешки покрываются золой и всю ночь поддерживают в юрте приятное тепло. Это растение - разновидность тамариска, и листья его похожи на листья можжевельника.
Его кора серо-желтоватого цвета, а очень тяжелую и крепкую древесину легче ломать, чем рубить. Саксаул имеет в диаметре самое большее два дюйма и растет вплоть до окрестностей Джаныдарьи. В этих местах саксаул - настоящее дерево толщиной полфута, высотой две сажени и размножается, образуя рощи.
На протяжении 2 - 3 верст вдоль южной части Сары-булака имеется большое число рытвин. С северной стороны склон этого холма пологий и покрыт полынью, с южной - представляет собою обнаженную глину, изрезанную потоками и загроможденную конусами, окруженными пропастями от 20 до 30 сажен глубиной.
Я взбирался на эти высоты и находил в пластах маленькие раковины, рассеянные по склонам холма: одни толщиной 3 - 4 фута, другие длиной 2 - 3 дюйма, а также множество рыбьих костей. С вершины Сары-булака (60 верст) я видел высоты Кук-тырнак; основание их омывается волнами Аральского моря.
Я рассказал сопровождавшим нас киргизам о следах воды на Сары-булаке, и они меня уверяли, что их отцы еще видели, как Аральское море доходило до этого холма, ныне удаленного от моря на 60 верст. Впоследствии я слышал об этом еще много раз и считаю этот факт несомненным: он доказывает, в каких значительных размерах и как быстро происходит отступление Арала. Оно продолжается и теперь, а один из наших проводников вспомнил, что видел, как это море распространилось за Кулли и Сапак, которые мы пересекли 14 и 15 ноября.
Не прошло и года после нашего путешествия, как большая бухта Сырдарьи Камышлы-баш увеличилась на 3 версты к востоку. Приблизительно в 25 верстах вправо от Сары-булака возвышается холм Дерман-баши, который виден с большого расстояния и известен у киргизов под названием "Термембеса"; так его называют все киргизские роды, хотя у них довольно часто принято давать различные имена одним и тем же местам.
Склоны самых низких холмов, окружающих Термембес, так же как и все те, которые нам встретились на пути от Сары-булака до Аральского моря, обращены в сторону этого водоема. Пересеченные оврагами и лишенные травы, они совершенно безводны, с округлыми вершинами. В то же время склоны их пологи и покрыты полынью. Следы действия воды на современное сложение всех этих холмов неоспоримы.
Прежде чем добраться до Аральского моря, мы вступили в пустыню Каракумы ("Черный песок"). К сожалению, происхождение этого названия мне не удалось выяснить. Все эти песчаные пустыни производят унылое впечатление. В Каракумах наблюдается обилие питьевой воды, которую можно обнаружить на глубине одной-двух саженей. Шедшие впереди нас казаки выкопали в Бехрачай-кудуке семнадцать колодцев, и во всех них было небольшое количество более или менее солоноватой воды.
Каракумы простираются до южных берегов Арала, а в некоторых местах даже до Сырдарьи и продолжаются далее к востоку, где значительно расширяются. Возвращаясь из Бухары, мы пересекли эту пустыню за восемь дней на протяжении 260 верст, направляясь от Сырдарьи к Иргизу.
Пройдя совсем близко от Сары-чаганака {Такое же название имеет один из музыкальных инструментов.} ("Желтой бухты"), образуемой Аральским морем, мы вернулись в пустыню Кара-кум, которую покинули лишь около Камышлы-баша.
Берега Аральского моря от Сары-чаганака почти до устья Сырдарьи окаймлены каракумскими холмами. К югу от Кувана нам встретились еще пески, прерываемые время от времени глинистыми пространствами, вплотную примыкающими к озеру. Местность вдоль моря между Сырдарьей и Куваном почти целиком глинистая и ровная и могла бы стать плодородной, если там соорудить оросительные каналы.
   Так как в течение долгого времени мы употребляли очень плохую воду, то вода Камышлы-баша показалась нам превосходной, и мы, лежа на животе на льду, пили ее с истинным наслаждением.    Камышлы-баш - большой залив, образованный Сырдарьей, окружностью около 50 верст.
Это самое большое скопление пресной воды, которое мы встретили во время путешествия. На следующий день мы отправились взглянуть на устье Сырдарьи. Объехав больше половины залива, мы заметили два места, где он, суживаясь, соединяется с Сырдарьей. Продвинувшись верст на 20 вдоль реки, замерзшей два дня назад, мы увидели наконец места, где воды Сырдарьи, смешиваясь с аральской, приобретают солоноватый вкус, а река начинает расширяться.
Через 15 верст ее ширина достигает 40 верст. Образуемая ею дельта покрыта камышом, глубиной только около 4 футов, тогда как река, судоходная повсюду почти до Коканда, имеет на всем протяжении несколько сажен глубины.
Своей цели - увидеть устье Сырдарьи - мы достигли не сразу. Пригорки Караяр и Он-адам, представляющие собой мысы с обеих сторон этого устья, отчасти закрывали вид на Аральское море. До вершин этих пригорков оставалось еще около 15 верст, проехали же мы более 50 и, увидев все же устье Сырдарьи, главную цель нашей экскурсии, вернулись назад.
Возле Камышлы-баша и вдоль Сырдарьи мы встретили много киргизов, вынужденных бежать из северных степей в поисках более мягкого климата. Встретили мы также и других киргизов, у которых хивинцы отобрали скот. Нищета заставила их стать рыбаками и земледельцами.
Этими профессиями у киргизов занимаются только бедняки. Эти два народа грабят друг друга уже 30 лет, производя в порядке набега или возмездия то, что у них носит название баранты. Вследствие этих смут киргизы начали пользоваться для своего пропитания мукой, и скоро привычка и бережливость приучили их рассматривать ее как предмет первой необходимости, употребляя ее, впрочем, только в небольших количествах8.
В пограничных русских и бухарских городах они обменивают баранов, кожи, козью и верблюжью шерсть на муку. Этот способ они считают более легким, чем обработка неблагодарной земли. К тому же они боятся привязаться к земле и считают, что счастье в том, чтобы быть свободными как птицы.
(Сравнение, которым они пользуются всякий раз, когда говорят о своей свободной жизни.) Легко понять, почему зажиточные киргизы никогда не бывают земледельцами. Ведь их древнее предание гласит: "Киргизы потеряют свою свободу с того времени, как поселятся в домах и предадутся земледелию".
Это предание подкрепляется примером башкир, судьба которых пугает их. Только киргизы-бедняки, не могущие ничего предложить в обмен на хлеб, производят его сами в нескольких местах: возле Илека, Эмбы, Иргиза и Ори, в долинах Мугоджарскихгор и Уркача, вдоль Ходжа-куля и Аксакала, у Камышлы-баша и Сырдарьи и особенно между Джаны и Кувандарьею, где не более 15 лет живет племя каракалпаков.
Киргизы-земледельцы отдают предпочтение тем местам, где во время дождей в результате таяния снегов скапливается вода. Поля, расположенные у Сырдарьи и Камышлы-баша, они орошают при помощи небольших каналов. Возле Эмбы и Иргиза они провели речную воду в резервуары, откуда черпают ее для орошения.
Эта тяжелая работа не позволяет им иметь поля значительных размеров, отчего там обработаны участки лишь в несколько квадратных сажен. Киргизы сеют здесь просо, дающее стократный урожай и почти никогда не обманывающее ожиданий земледельца.
Возле Сырдарьи есть каналы глубиной от 5 до 6 футов, вырытые в эпоху, предшествовавшую господству киргизов, которых я считал неспособными к столь тяжелому труду. Там как раз и расположены поля гораздо большего размера, где киргизы обрабатывают пшеницу и ячмень; первую они сеют осенью, последний-- весной. Занимаются они и бахчеводством: я видел несколько участков, засеянных дынями; урожай хранят в небольших ямах.
Корм для тех немногих лошадей и домашних животных, которыми они располагают, состоит из листьев молодого камыша; рост его они ускоряют, сжигая прошлогодние растения, отчего берега Сырдарьи нередко производят неприглядное впечатление.
После 41-дневного марша 19 ноября посольство прибыло на берег Сырдарьи против высоты Каратепе. Последние 15 верст нам пришлось пройти по обширной равнине, покрытой камышом, обычно затопляемой весной. Эта равнина, которая тянется почти на 80 верст от устья Сырдарьи, имеет в ширину от 10 до 15 верст.
В некоторых местах, особенно вдоль берегов реки, камыши сменяются превосходной травой. За равниной вновь появляются пески Каракумы, которые тянутся почти до Сырдарьи, простираясь вдоль нее на 150 верст.
Обеспеченные водой районы Каракумов особенно населенны зимой: киргизы со своими кибитками размещаются в каком-нибудь углублении, спасаясь от ветра. Прибрежные земли возле Сырдарьи - постоянное убежище бедных. Нищета порождает разбой. Проезжая эти места, мы нередко видели на вершинах холмов киргизов, ожидавших подобного случая, чтобы напасть на кого-нибудь. Проводники предупредили нас, и мы были начеку.
Возле устья Сырдарья имеет около 60 сажен в ширину, а 50 верстами выше - превышает 120. Река имеет быстрое течение и судоходна начиная от Коканда. Киргизы говорили нам, что примерно в 130 верстах от устья она проходима вброд, но только во время самой сильной жары, другие утверждают, что этого нет нигде.  

Примечания:  

Книга первая.  

1 Эссен Петр Кириллович (1772 - 1844 г.г.) - командир Отдельного Оренбургского корпуса, оренбургский военный губернатор с 1817 по 1830 г. Генерал от инфантерии - "полный" пехотный генерал (это и другие не оговоренные примечания принадлежат переводчику - Е. К. Бетгеру).
2 Тимур (Тамерлан, 1336 – 1405 г.г.) - средневековый полководец и завоеватель, создавший огромную империю в Центральной Азии; прославился исключительной жестокостью.- Прим. ред. Шараф ад-Дин Али Иезди (XV в.) -- средневековый иранский историк; служил в качестве летописца в главной канцелярии Тимура и написал фундаментальный труд о завоевательных походах "Зафарнома" ("Книга побед").- Прим. ред.
3 Сейхун - арабское название Сырдарьи.- Прим. ред. Е. К. Мейендорф допускает ошибку: войско Тимура пострадало от морозов, но отнюдь не погибло.- Прим. ред.
4 В июле 1803 г. из Оренбурга в Бухару отправилось торгово-политическое посольство царского правительства во главе с поручиком Я. П. Гавердовским. В урочище Ходжаберган (около 800 км к югу от тогдашней границы Российской империи) караван, с которым оно следовало, подвергся нападению степных грабителей. Я. П. Гавердовский вернулся ни с чем. Об этом неудачном посольстве см.: "Разграбление киргизами русского каравана, шедшего в Бухарию в 1803 г. (Отрывок из дневных записок г-на Гавердовского)",- "Сибирский вестник", ч. II. "Смесь", 1823, стр. 29 - 45; ср. также: Н. А. Xалфин, Россия и ханства Средней Азии (первая половина XIX века), М., 1974, стр. 67 - 78.- Прим. ред.
5 Арунгазы Абдулгази - султан казахского Младшего жуза ("Малой орды") во втором десятилетии XIX в. - Прим. ред.
6 Белемниты и аммониты - вымершие головоногие моллюски.- Прим. ред.
7 П. С. Паллас, Путешествие по разным провинциям Российской империи, ч. I, СПб., 1809, стр. 369 - 371.
8 Наметившийся у части казахского населения переход к оседлости и хлебопашеству был вызван глубокими социально-экономическими причинами, а не попытками хивинских ханов подчинить себе казахов, как это объясняет Е. К. Мейендорф.- Прим. ред.

Источник:
«Путешествие из Оренбурга в Бухару». Е. К. Мейендорф.- М. 1882 год. (пер. Е. К. Бетгера).