Вы здесь

Главная » Казахские акыны, кюйши, композиторы, певцы, народные исполнители XIX века.

Биржан-сал.

Путешествия на родину великих казахских композиторов.

«Уйти совсем...
Про песни позабыть.
Но разве мой язык присох к гортани
Иль, может быть,
я бедностью изранен,
Чтоб молодость отшельником сгубить?
Нет, песня не забыта,
молод я.
Зову вас на айтыс, мои друзья!»

Устное поэтическое творчество казахского народа.

Лето 1865 года. В городе Кокчетаве было необычно оживленно: ждали генерал-губернатора из Омска. Лихорадило не только город, но и весь уезд. Шли последние приготовления к встрече. На просторном лугу за городом были поставлены богатые белые юрты для высоких гостей.
Съехалась вся знать уезда, «отцы народа»: волостные правители, баи, бии. Кичливый волостной Аксары Жанбота, стараясь превзойти всех соперников, поставил несколько юрт поодаль и приказал резать скот и варить мясо на отшибе, чтобы запах крови, чад и дым от очагов не смущали генерал-губернатора и его свиту. Жанбота втайне надеялся, что губернатор по достоинству оценит его старания.
Засучив рукава, услужливые джигиты ждали приказания волостного. Жанбота сейчас шел в гору. Высокое начальство благоволило к нему. Теперь он хотел отличиться перед самим генерал-губернатором. За годы управления волостью богатства было награблено немало, народ изнывал под тяжестью налогов.  Но какое дело Жанботе до народа?! Он должен показать генерал-губернатору, как он богат и необыкновенно щедр, как он Предан «белому» царю.
Для высокого гостя не жалко народного добра. Не хотел отставать от Жанботы и другой волостной правитель - Азнабай. Он приказал объединить несколько юрт, поставить их одну к другой, сделать длинный просторный «зал» и украсить его дорогими коврами.
Нарочно, чтобы слышали люди Жанботы, он громко отдавал распоряжения. Испокон веку враждовали друг с другом казахские роды, волости и аулы. Вокруг Азнабая увивались джигиты, готовые сделать что угодно, лишь бы перещеголять соседнего волостного Жанботу.
В грызне двух соперников-баев участвовали так называемые ученые, образованные казахи, искусно подливали они масло в огонь, подогревали вражду. Все суетились, бегали, волновались. Лишь в природе царило спокойствие. Недавно прошел небольшой дождик, окропил землю, прибил пыль, потом показалось солнце, и все вокруг заблагоухало. В это время в одной из юрт Жанботы послышалась песня. Все затихли, слушая. Такого певца в этих краях не было.
Голос его заворожил всех. Жанбота, сидя в своей юрте, тоже слушал громкоголосого певца, сладко жмурился и от удовольствия звучно сплевывал через, головы рядом с ним сидевших гостей. Тяжелая его голова клонилась к жирной груди, узкие глаза-щелки и вовсе закрылись. Голос певца заставил многих забыть о распрях. Джигиты Азнабая потянулись к юртам Жанботы и, затаив дыхание, слушали певца. Это разозлило Азнабая. Он пожалел, что не смог заблаговременно заручиться таким же певцом, акыном.
Особенно он был зол оттого, что этот певец остановился не у него, а у его ненавистного соперника. Азнабай послал вестового, «поштабая», чтобы он прогнал оттуда всех своих джигитов. Но байская камча была бессильной перед песней. Азнабай снова вызвал посыльного.
- Иди и приведи этого горлодера сюда, ко мне, - сказал он. - Пусть вопит в моей юрте. Скажи ему, что я заплачу втрое больше, чем Жанбота. Если не послушает, - сам знаешь, как поступить! «Поштабай» кинулся к юрте, где пел певец, согнал с лица хмурь, выдавил улыбку и, переступив порог, учтиво поздоровался.
По обычаю, гостю уступили подобающее ему место. «Поштабай», опустившись на одно колено, вежливо передал наказ Азнабая. Певец молчал. Он только что кончил песню, задумался, видимо, находился еще во власти музыки.
Потом мечтательно улыбнулся и снова запел. Посыльный терпеливо ждал. Когда кончилась песня, повторил приказ своего хозяина. Как бы угрожая, он крепче стиснул камчу. Певец сказал, что посулы Азнабая его не прельщают, что он приехал сюда петь, играть, а не собирать богатые подарки и что, следовательно, он отсюда не уйдет.  
Поштабай», рассвирепев от такого ответа, раза два больно ударил певца камчой и ухватился за его домбру. На посыльного накинулись, оторвали его от домбры и вытолкнули из юрты: Грязно ругаясь, «поштабай» отправился восвояси. Певец, крепко держа домбру, вскочил.
Он дико оглядывался вокруг, ошеломленный происшедшим. Он бы любимцем народа. Всюду его встречали с радостью, с почестями. Красивые женщины и девушки держали под уздцы его коня, когда встречали и провожали его в путь.
И вдруг какой-то посыльный, жалкий слуга Азнабая, осмелился ударить его камчой! Певец был оскорблен, унижен. Он посмотрел на свою домбру, верную спутницу и грозное оружие, и бросился к юрте Жанботы. Не спрашивая разрешения, певец ворвался в юрту и гневным, пронзительно высоким голосом, полным обиды и ярости, запел:
Ты унизить, Жанбота, меня хотел,
В грязь Кокчетау затоптать хотел.
Ты волости одной - а я другой,
Кто право дал тебе,
Как ты посмел?
Я знаю, Жанбота, ты волостной,
Карпык, отец твой многих выше чином...
И даже Азнабая дерзкий вестовой
И тот домбру из рук пытался вырвать.
Он пальцы мне ломал, втянуть пытался в ссору,
Но я домбру не выпустил из рук.
Взбесился поштабай, камчой ударил вдруг.
Аллах! Как я не умер от позора!

Песня родилась мгновенно, как взрыв, как вспышка. Обычно спокойный, сдержанный певец брушил поток, каскад звуков, излил свою ярость, свой гнев. Песня начинается с предельно высокой пронзительной ноты. Это крик души, стон униженной чести. Потом, повествуя о случившемся, мелодия понижается, но певец не может успокоиться, он оскорблен до глубины души, он требует справедливости, возмездия. И это его состояние хорошо передано в тревожной, беспокойной мелодии припева.
Многих взволновала, обрадовала эта огненная песня. Камча посыльного Азнабая оскорбила не только певца, она унизила всех, кто сочувствовал ему, кто был бесправен в том волчьем мире. Певец не испугался, он ответил ударом на удар, бил точно и больно. Жанбота, слушая певца, то бледнел, то багровел, наливался кровью, и люди понимали, что песня достигла цели, что певец отомстил своим обидчикам, своим врагам. Волостной правитель всем телом повернулся к певцу, открыл заплывшие жиром глаза и рявкнул, что было силы:
- Хватит! Перестань! Прекрати свой вой! Ишь, еще жаловаться вздумал! Певец с недоумением уставился на правителя. Виноватым оказался не «поштабай» Азнабая, ударивший его камчой и пытавшийся вырвать у него домбру, а он сам, певец, осмелившийся пожаловаться волостному. Певец вспомнил поговорку: «Срубить можно голову, а язык песни не вырвешь» и решил высказать все, что у него накипело в душе.
Протяжно, словно гусь, Биржан поет,
С тобой одним сдружился я, да вот
Ты надоел мне очень, Жанбота,
Твердя, что съезд старейшин в этот год.
Звеня, как ручеек, Биржан поет,
Любил его, ласкал erq, народ.
Как терпишь волостного? Вестовой
Мне оплеухи при тебе дает.

После этих слов  певец снова спел непокорный,  яростный припев и, как бы показывая, что высказал все, круто повернулся, вышел из юрты. Мелодия этой песни сильно отличается от предыдущей. Она умеренна, сдержанна. Певец рассказывает о своей обиде, рассказывает мягко, трогательно. Он не стремится разжалобить Жанботу, он знает, что это бесполезно, что ворон ворону глаз не выклюет. Ради какого-то певца Жанбота не нет открыто ссориться с Азнабаем. Подумаешь, больше событие - оскорбили, унизили певца.
Вот-вот должен приехать генерал-губернатор, такую честь оказали волостям Кокчетава, стоит ли тут еще заниматься какими-то обидами бродяги-певца. «Хоть и голову разбили, да под шапкой не видно», - говорят казахи. Биржан вернулся в юрту, где ..пел песни, оделся и, прощаясь, сказал собравшимся: 
Нет судей честных на земле.
Кому судить доверили? Мулле.
Мулла бубнит молитвы бестолково...
А бедняку уже который год
Один могильщик почесть воздает.
Исчезла правда на земле давно,
Ее нигде не сыщешь все равно.
Кому судить, коль правит миром ложь...
Арканом схвачен на лету рысак,
Получит приз медлительный ишак.

Разве можно найти справедливость у Жанботы, разве можно найти правду в этом мире, где аргамак-скакун связан по ногам, а осел получает первый приз в байге? Биржан проклинает этот лживый, несправедливый, жестокий мир. В жизни крупнейшего казахского народного композитора, акына, певца Биржана было немало тяжких испытаний. В таких случаях его опорой, надеждой был народ, а оружием - песня. Песни Биржана - летопись его жизни. Каждая его песня отражает какое-нибудь событие из бурной жизни певца.
По его стихам, содержанию песен, по преданиям, по свидетельствам современников мы можем, хотя бы примерно, говорить о том, когда, где и по какому поводу написана та или иная песня народного композитора. В народной памяти сохранилась история создания песни «Жанбота». Кюй Курмангазы, который он играл перед генерал-губернатором Перовским, был назван впоследствии «Маршем Перовского»; кюй Ихласа, сыгранный композитором перед акмолинским дуан-басы Ерденом, назван «Кюй Ерден»; так и песню, которую Биржан сложил и спел перед волостным правителем Жанботой, народ назвал «Жанбота». Вторую песню, спокойную, лирическую, сам автор назвал «Адаскак» - «Заблуждения».
Видимо, певец намекал,на то, что он по неопытности пожаловался на «поштабая», искал справедливости у волостного, надеялся на его поддержку и защиту и горько разочаровался. Биржан родился в 1831 году в местечке Ербол нынешнего Энбекшильдерского района Кокчетавской области. В то время это место называлось «аулом Кожагула». Биржан - внук Кожагула, сын Турлыбая. Но с малых лет он рос и воспитывался у бабушки, которая не чаяла в нем души, и старый Кожагул «усыновил» внука.
И поскольку у казахов фамилия образовывалась от имени отца, то Биржан и стал впоследствии не Турлыбаевым, а Кожагуловым. Турлыбай жил бедно, а у Кожагула мальчик не знал ни заботы, ни лишений. Позже, уже подростком, Биржан перешёл к отцу. Турлыбай был не только беден, но и жесток, ограничен. Увлечения сына были ему непонятны. Что жалобы? Далек от жалоб бог, Он словно месяц от меня далек,
Пятьсот рублей я за год заработал -
Отцу родному угодить не смог, -

говорил Биржан в одном стихотворении. Биржан рано сформировался как певец. И своим искусством, надо полагать, зарабатывал немало. Но ненасытному Турлыбаю было все мало, он смотрел на своего сына как  на работника, хотел, чтобы тот занимался скотоводством, и не хотел отпускать его из дому. Биржан тяжело переживал размолвку с отцом, противиться его воли не решался и некоторое время сидел в ауле. Однако унылая жизнь домоседа стала невыносимой для молодого, пылкого певцаакына. Вскоре он отправился в путь. О бедности отца и самого Биржана очень резко говорила впоследствии и Сара, с которой Биржан выступил в айтысе.
Эх, аргынец, нищий, хуже клячи ты,
Те, что сыты, так не стянут животы.
Не бахвалься, я побью тебя, как пса.
Кто боится слов, которые пусты?

В молодости Биржан не испытал нужды. Более того, благодаря состоянию Кожагула он получил возможность заняться песенным искусством, беззаботно предаваться своему любимому делу. Биржан обеднел позже. На это намекает и Сара, об этом говорит и сын певца - Темиртас. По словам Темиртаса, Биржана называли «Мурза-кедей», т. е. щедрым бедняком. Темиртас рассказывал, что прадед Биржана, Бертыс, кочевал когда-то в долинах возле реки Обаган, а позже, уже в пожилом возрасте, переехал в кокчетавские края и обосновался на восточной стороне озера Жекей.
Биржан еще ребенком выделялся среди своих сверстников. Он был необыкновенно чуток, впечатлителен, любознателен, любил слушать рассказы взрослых. Повседневные заботы скотоводов его совершенно не интересовали. Зато певцов, акынов, музыкантов он мог слушать днем и ночью. Услышав, что в какой-нибудь аул приехал певец или жырши, Биржан немедленно седлал коня и отправлялся на встречу с песней. Казахская поговорка «Коль умен, вслушивайся в песню» стала критерием его жизни.
Особенно привлекали мальчика манеры певцов, их нарядная одежда,  быстрые кони,  охотничьи собаки, ловчие птицы. Вначале и дед, и дядья сочувственно относились к увлечениям Биржана. Ничего зазорного в том, что мальчик из зажиточной, обеспеченной семьи увлекается песней, они не видели. Биржан рос вольно, свободно. Вырос, стал джигитом, но вместо того, чтобы, как все, заботиться о хозяйстве, по-прежнему продолжал вести праздный образ жизни. И тогда родственники всерьез задумались.
«В пятнадцать лет - хозяин юрты», - говорят казахи. А Биржан и не думал о женитьбе. Его обеспеченные сверстники уже женились, остепенились, занялись хозяйством. Биржан же окружил себя джигитами-бедняками, которые за неимением скота не могли себе выкупить жены, беззаботно веселился в аулах, пел и играл на всех тоях и вечеринках. Это настораживало, тревожило родных Биржана. Молодой   певец  приобрел  хорошего  скакуна,   богатую  яркую одежду и со своими друзьями ездил из аула в аул.
Вскоре в степи заговорили о красивом, изысканно одетом певце-джигите. Никто в его роду не обладал таким высоким, чистым голосом, блестящими импровизационными способностями, изяществом исполнения. Природный дар Биржана скоро развернулся во всем блеске. Биржан понимал и ценил свой талант. Он видел, с каким нетерпением народ ждал певцов, акынов, знал, что искусство его нужно людям. Биржан упорно работал, совершенствовал, оттачивал свое мастерство. Нам неизвестно, у кого учился Биржан.
До нас дошло мало сведений о жизни и творчестве народных композиторов, в том числе и Биржана. Известно только, что Биржан очень рано определился как певец, акын, «сал». Все, что его окружало: события, встречи - служили поводом для создания той или иной песни. Естественно, трудно говорить поэтому о времени создания песни, о какой-то последовательности, но об истории появления его произведений сведений достаточно много. Однажды Биржан остановился у бая по имени Актентек.
Бай, не зная, кто к нему приехал, встретил гостя довольно сухо, но потом, разглядев его необычный наряд, дорогую сбрую и домбру, догадался, что это не простой путник, и приказал своей байбише со всеми
очестями угостить его. Попили чай, потом, как водится, пошли расспросы, и Биржан взял домбру. В юрте с удивлением смотрели на незнакомого певца. Незаметно поглядывала на молодого, красивого гостя и байская дочь Ажар. Биржан тоже заметил ее. Он пел самые лучшие, любимые песни.
Приезд певца - всегда событие. Мигом собрались жители аула, до глубокой ночи слушали певца. В ауле Актентека Биржан гостил несколько дней, а уезжая, подарил девушке Ажар красивую песню.
Актентека дочка, ты моя Ажар,
Наша встреча здесь - судьбы великий дар.
В мире женщин нет достойнее тебя,
Сохрани до новой встречи сердца жар.

Мелодия запева спокойна, плавно мечтательна, припев же написан в типичном для Биржана стиле. Он исключительно грациозен, ярко красочен, соткан из переливающихся звуками кружев. В песне чувствуется нежная, тонкая натура композитора, любование красотой девушки, легкая, чуть грустная, добрая усмешка. Форма, композиция, отчетливость мелодии свидетельствуют о музыкальном «почерке» Биржана. Мягкий, нежный лиризм, широта и грация свойственны всем песням композитора.
Многие казахские песни носят совершенно случайные названия. Так, например, известная в народе песня, посвященная девушке Инкар и начинающаяся словами «В Аккуме живет девушка по имени Инкар», названа первым словом строки «Аккум». Так и эта песня Биржана, в которой говорится о прелестях Ажар, совершенно необоснованно называется «Тентек». «Тентек» - светлая, веселая, написанная в мажоре песня. Видно, что она создана юным, пылким человеком, который смотрит на мир, как говорится, еще через розовые очки.
Биржан много путешествовал, побывал в далёких краях. Как-то он остановился у некоего Козыбака, в юрте которого собралось много гостей. Там, в юрте Козыбака, рассказывают, и родилась песня Биржана «Жаймашуак». Зеленеют возле озера поля, 
Так когда-то напевала нам Ляйля.
А сегодня спел Биржан «Жаймашуак».
Приглашенных к Козыбаку веселя.

Иногда в мелодию «Жаймашуак» «впрягают» и чужие слова. Подобное «заимствование» часто встречается в устном народном творчестве. Музыка песни соответствует своему названию, которое по смыслу
ереводится, как «приятно успокаивающая», «нежно-лучезарная». Надо полагать, «Жаймашуак» - творение безоблачйой юности. Примерно такова же история создания широко известной песни Биржана «Айтбай». У казахов есть обычай: если родители хотят иметь сына, а рождается дочь, они называют ее мужским именем. Айтбай - в данном случае имя девушки, которой певец посвятил свою песню.
Словно бисер блещут конские бока,
Чтоб скакать скорее, мне не жаль пинка;
Ради чашки чая, что подаст Айтбай,
Я в аул ее спешу издалека.

Музыка как бы передает картину степной дороги, по которой легкой рысью едет джигит на  свидание к девушке. Вполне возможно, что песня родилась во время езды верхом. Певец, заметив улыбку на лице своего старшего спутника Мамырбая, запел:
Лишь скажи  «Айтбай» - сияет  Мамеке,
Ходит повод, пляшет плеть в руке...
И как лебедь белый по небу плывет,
Песнь Биржана о любви и о тоске.

«Айтбай» - одно из крупных созданий Биржана. Музыка песни льется широко, вольно, напев ее грациозен, размашист, а припев, игривый, красочный, ритмически прихотливый, полон теплоты и ликования. Тонкости мелодического рисунка, звуковых орнаментов особенно заметны, когда эту песню поет сладкоголосый Жусупбек Елебеков. Музыка «Айтбай» необыкновенно богата. Недаром она привлекает внимание многих советских композиторов Казахстана.
«Айтбай родом из Керея, - рассказывал впоследствии сын композитора Темиртас. - Помню, когда я вместе с отцом прибыл в какой-то аул, к нам подошла красивая, средних лет женщина и шутливо сказала: «Ай, Биржан-ай, на всю жизнь ты меня своей песней прославил!» Поговорив некоторое время с отцом, она ушла. После я от отца узнал, что она и была Айтбай й давно уже замужем». Однажды, возвращаясь из долгой поездки, Биржан заночевал в ауле двух братьев - Кулбая и Жанбая.
Братья были еще молоды, предприимчивы, довольно богаты и отличались спесивостью, надменностью. Не каждый путник осмеливался останавливаться у них. Кулбай и Жанбай были немного знакомы с Биржаном, знали о его популярности, хотя и плохо понимали, почему Биржан, обыкновенный, в их понимании,   «горлодер»,   окружен   всенародной любовью. Заметив приближавшегося к аулу певца, братья сделали вид, что не узнали его, и зашли в дом. Биржан тут же повернул коня к крайней юрте бедняка.
Хозяин бедной юрты, узнав, что к нему приехал знаменитый певец, опустил последнее мясо в котел. Вечером, после еды, Биржан взял домбру и запел. Весь аул собрался в юрте бедняка, и только братья Кулбай и Жанбай остались дома. Сестра их, красавица   Ляйли, пыталась   было   пойти   послушать «сала», но братья не пустили ни ее, ни своих жен. Какой-то джигит, услышав об этом, вечером в присутствии Биржана рассказал все своему товарищу. Биржан сделал вид, что ничего не слышал.
Наутро, после чая, товарищ Биржана отправился за конем певца и привел его без треножника. В это время Биржан увидел Ляйли. Она, наполнив ведра, величавой походкой шла со стороны колодца. Решив отомстить братьям, не разрешившим сестре и женам послушать его песни, Биржан   быстро   подошел   к   девушке и спросил: «Вы не видели, случайно, треножника?» Девушка смутилась, а певец начал о чем-то ее расспрашивать. Братья, наблюдавшие за юртой, решили, что разговор певца с девушкой неприлично затянулся, и пошли к ним навстречу. Когда они подошли уже близко, певец вдруг обратился к Ляйли с песней:
Ляйли, любовь моя,
Молодым, горячим, пылким был и я.
Пять тюков с багряным шелком той порой
Из Ташкента мне доставили друзья.

Ляйли от удивления застыла на месте. Она не понимала, чего хотел этот красивый сал. А певец загадочно продолжал:
Ляйли моя!
Я стремителен, орлу подобен я.
Для чего же нам совет восьми судей?
Лучше сами все уладим, как друзья. 

Биржан сделал вид, что очень огорчен потерей, что ему известно, будто треножник спрятала она, Ляйли. Певец умолял ее вернуть дорогой треножник. Путы конские найдя,  верни их мне, Пусть гниют они не по твоей вине.
Я за доброе известье сотню дам,
Но пока не возвратишь их - быть войне.

Братья, почуяв что-то неладное, подошли ближе, и певец обратился к ним, обвинив их сестру в воровстве.
Ляйли моя, украсть их не могли.
Знай: Кулбай, Жанбай как братья для меня.
Не небесный дух, не черт из-под земли -
Ты прибрала путы моего коня.

Ляйли окончательно   растерялась.   «Что это вы из-за какого-то ремешка всех в воровстве обвиняете?!» - гневно воскликнула она. Но певец, казалось, и в самом деле был встревожен потерей. Он требовал вернуть треножник. Это не «какой-то ремешок», а дорогая, редкая вещь!
Ляйли моя!
Я - родник, среди камней журчит струя...
Пусть они из сыромятных ремешков,
Не возьму и ста кобыл за путы я. 

На голос певца собрался народ. Кулбай и Жанбай не на шутку испугались, попросили Биржана зайти домой, там, дома, за дастарханом, мол, быстрее разберемся. Люди  тоже - было пошли за ними, но братья разогнали всех. Биржана ввели в большую белую юрту. На самое почетное место расстелили богатые ковры, шелковые корпе - подстилки, принесли пахучий хмельной кумыс, все засуетились, стараясь угодить певцу. Кулбай и Жанбай, боясь, что певец ославит их на всю округу, усердно угощали его и не отпускали несколько дней.
Перед отъездом Биржан попросил у девушки извинения за то, что он напрасно смутил ее у колодца, и сказал, что никогда ее не забудет и как воспоминание о ней всюду будет петь песню «Ляйли, мой светик». В это время в юрту зашли братья, и певец еще раз спел «Ляйли-шрак». Теперь у песни появился еще припев, украшенный в манере Биржана изысканными мелодическими «завитушками». Братья тоже обрадовались, что вся эта история с треножником закончилась благополучно. Так появилась на свете светлая песня «Ляйли, мой светик!». «Ляйли-шрак» - широко распространенная в народе песня. Ее часто исполняют и по радио. Она вошла в оперу «Биржан и Сара». Это широкая, раздольная песня.
Видно, Биржан обладал очень сильным, высоким голосом. По-видимому, Биржана оскорбило, что спесивые байские сынки отвернулись вначале от него, в песне чувствуются какая-то ярость, вызов, сила; лишь начиная с третьей строки, мелодия как бы успокаивается, становится мягче. Вызов слышится и в протяжной ноте высокого регистра. Мелодия явно «теплеет» к концу, в припеве. С теплым, нежным лиризмом рассказывает мелодия о чистой невинной девушке. Теплая звуковая струя припева как бы  растапливает ледяное начало песни.
Песня наполнена упоительным лиризмом и страстным драматизмом. Это свидетельствует о мастерстве композитора. На вершине песнетворчества Биржана стоит песня, названная в народе именем певца - «Биржан-сал». Существует несколько вариантов песни, но слова всюду одни и те же.
Биржан я, Кожагула сын.
На свете никому не делал зла,
Спины не гнул, не клянчил и не льстил.
Что поэту восхваленье и хула?!

Это грациозная, плавная, сдержанная песня. Ее отличают глубокое раздумье, гражданский лиризм, большое человеческое достоинство. Она, можно сказать, является программным произведением певца-композитора. Это творение чистого, честного человека, гордого художника-гражданина, доброго, благородного сердца. Эти качества песни постоянно привлекают внимание многих композиторов. «Биржан-сал» часто и с любовью поют певцы. Несложная по форме, нетрудная по диапазону, она очень богата мыслями и дает огромный простор для фантазии, для проявления индивидуальности певцов. Проникновенность, Искренность ее мелодии захватывают певца и слушателей.
Второй куплет начинается словами «Пятьдесят пять уж мне, к чему лукавить». Слова эти принадлежат Биржану, но вряд ли они относятся к этой песне. Подобные «перемещения» часто встречаются в устном народном творчестве. «Биржан-сал», несомненно,   написана   более   молодым композитором. В музыке чувствуется сильный дух сравнительно молодого, не отягчённого жизненными испытаниями человека. Гордым словам песни соответствует гордая, уверенная, раздольная музыка.
В сборник А. Затаевича под этим же названием включена песня, отличающаяся и по словам, и по музыке. Думается, что именно этот вариант и написан более поздним Биржаном. Об этом мы несколько подробнее скажем после. 
Не с   чем сравниться пальцам белым,
Рот мой - часы, губы - крышка часов.
Как мастером подобранные умелым
Тридцать жемчужин - тридцать зубов.
Вздох мой, как сок. Как изюминка в плове,
Родинки маленькие,- взгляни.
Моргну лишь - и затрепещут б-ови,
Как знамя шелковое они!
И враг не скажет, в чем мой недостаток.
Как ярко-красного шелка кусок,
Лоб мой девичий широк и гладок.

Рост мой не низок и не высок, - говорит Сара, и Биржан не отрицает ее достоинств. Он с  детства видел много красавиц, но ни одна не смогла бы сравниться с Сарой. В айтысах между мужчиной и женщиной победу, по традиции всегда одерживал мужчина. И в данном случае проигрывает Сара. Но ее поражение связано и в народной молве, и в дошедшем до нас тексте с именем ее старого, недалекого, постылого мужа Жиенкула. Биржан побеждает лишь тогда, когда попрекает Сapy ее м ужем. Тут уж Сapa бессильна, она с болью, с тоской говорит о женской судьбе и о том, что легко бы справилась с Биржаном, если бы не была связана с «негодным» Жиенкулом.
Женщина, кляни рождение свое,-
Ведь житье без воли - скверное житье:
Каждый  олух  может, заплатив  калым,
Взять тебя, как у старьевщика тряпье.
Гордая Сара, которая говорила о себе:
Я Сара, дочь Тастанбека, я горда,
Словно конь, что первый приз берет всегда,
Полюбилась мне домбра в тринадцать лет,
Поражений я не знала никогда, -

вынуждена была опустить голову, когда напоминали ей о старом муже, за которого ее насильно выдали замуж. Сара с тринадцати лет пела, играла, участвовала в айтысах, и надо думать, что она была не только выдающейся поэтессой, но и неплохой певицей. Но поскольку победа должна была быть на стороне мужчины, об остальных достоинствах ее таланта в айтысе не говорится. Досадную ошибку несправедливого времени «исправили» впоследствии авторы оперы «Биржан и Сара» X. Джумалиев и М. Тулебаев. В опере Биржан и Сара ни в чем не уступают друг другу. 
Нам известна лишь одна мелодия этого айтыса. Конечно, совершенно исключено, что оба певца пели один и тот же мотив. Мы надеемся, что со временем будут известны и другие мелодии айтыса. Думается, что Биржан и Сара состязались не только в поэтическом мастерстве, в импровизации, но и в искусстве пения и игры. Недаром Биржан все время говорит о песне, музыке, о голосе певца. В последние годы экспедиция, побывавшая в аулах Семиречья, записала несколько вариантов айтыса Биржана и Сары и установила, что в Алма-Атинской и бывшей Талды-Курганской областях довольно широко распространились песни Биржана.
Правда, они со временем подверглись довольно- заметным влияниям традиций песнетворчества Жетысу - Семиречья. Очевидно, эти песни проникли и  прижились  в  Семиречье после поездки композитора  в Ешки-Ульмес, где и проходил знаменитый айтыс. Песни композиторов северной части Казахстана («Сары-Арка», как говорят казахи) были мало известны на юге, в Семиречье. Например, песни Ахана-серэ, Култумы, Естая, Мади, Жаяу Мусы были в этих краях редкостью. Исключение составляют песни Биржана и Балуан-Шолака. Большим событием в жизни Биржана была его поездка в аул Абая. Гений казахской   поэзии   сразу же разгадал редкое дарование Биржана и дал его творчеству и исполнительскому мастерству очень высокую оценку.
Поэту, который и в поэзии, и в музыкальном творчестве шел по непроторенному пути,  особенно нравились глубина содержания в песнях Биржана, его, может быть, несознательные поиски новой песенной формы и мелодических оттенков, его тонкая интуиция и глубокое знание народных традиций. Биржан впервые разговаривал с таким тонким ценителем искусства и долго гостил в ауле великого поэта, слушал его друзей - акынов,  певцов,   музыкантов.   Абай   говорил   певцу,  что природа наградила его большим поэтическим и музыкальным талантом, который нужно беречь и постоянно совершенствовать.     Настоящему      художнику     нужно     упорно трудиться, иначе неизбежно увядание таланта. 
Эти долгие беседы с Абаем   и   его   друзьями   оставили   неизгладимый след в душе Биржана. Стихотворение Абая «Видел   я,   как   рухнула   береза» Биржан положил на музыку. Конечно, эта музыка не имеет ничего общего с вариантом абаевской песни. Биржан остался верен своему музыкальному «почерку». В музыке Абая нет   резкого,   крутого   взлёта   мелодии.   Она   развивается сдержанно,  спокойно,  словно  поэт очень  пристально  разглядывает могучую березу.  За  этим спокойствием, величавостью кроется глубокое философское раздумье.
Биржан по-своему   раскрывает  суть   абаевского   стихотворения.   И хотя музыка здесь созвучна с большинством песен Биржана, в ней явно чувствуются элементы новизны. Несомненно,  беседы  с Абаем,  общение   с   певцами,   музыкантами наложили отпечаток  на музыку   этой   песни.  Способный композитор, тонкий одаренный акын, Биржан хотя и не был знаком с письменной литературой и не имел возможности учиться, однако глубоко и верно понял философию абаевской песни, тонко передал ее содержание языком музыки. То, что музыка к этому стихотворению написана Биржаном, не вызывает сомнения. Мы располагаем очень ограниченными сведениями о творческих связях казахских народных   певцов-композиторов.  
К  примеру, нам очень мало известно о встрече Биржана с Абаем, ничего почти мы не знаем о связях и взаим ном влиянии Биржана и Ахана-серэ. Казахские   певцы,   акыны, музыканты   часто   встречались, учились друг у друга, взаимно обогащали себя; творческие связи, бесспорно, имели место. Однако конкретных фактов о подобных   взаимосвязях у нас   нет. Многое   приходится домысливать, предполагать. Встреча популярного певца с великим поэтом казахского народа ярко описана в эпопее Мухтара Ауэзова. Хотя в художественном произведении неизбежен вымысел, тем не менее музыкальные воззрения певца и поэта изложены крупнейшим художником нашего времени глубоко правдиво, достоверно. 
Встреча с Абаем была, конечно, самой яркой страницей в творческой жизни Биржана. Нам кажется, что столкновение певца с волостным правителем Жанботой произошло после этой встречи. Из одной поездки Биржан вернулся с девушкой по имени Апиш. Она стала   его   женой. Дядья   и   родственники надеялись, что после женитьбы Биржан остепенится, займется хозяйством,  забудет о своем  искусстве.  Но Апиш оказалась умной женщиной. 
Она понимала, что Биржанпевец, акын,  любимец народа, что   ему   тягостно   сидеть подолгу в ауле. И Биржан снова отправился в путь, пел и играл, выступал в айтысах на тоях и поминках. Однако с годами Биржан путешествовал все меньше, часто возвращался домой,  под жил   в   родном ауле.  Теперь уже другие певцы стали приезжать к нему. Знаменитые певцы Култума и Жарлыгапберли пели  его песни, популяризировали, говоря современным языком, его творчество. Прошло еще несколько лет.
Биржан почти не выезжал из аула. Родственники настойчиво уговаривали его: «Ты уже немолод. Хватит тебе бродяжничать. Умрешь еще где-нибудь на чужбине». Биржан стал, известен во всех трех жузах, к нему приезжали отовсюда, дом был всегда полон гостей. Богатые Ержан и Нуржан с неодобрением относились к Биржану, но в глазах многочисленных гостей старались показать себя щедрыми. Певец был радушным, добрым хозяином. Он с радостью принимал гостей, щедро их угощал. Состояние быстро улетучивалось.
Скот убывал с каждым днем. Вскоре Биржан обеднел. Но бедность не удручала старого певца. Он был по-прежнему весел и беззаботен. В это время им была создана песня «Бурыл» - «Сивый». С тонкой насмешкой рассказывал автор о своей старости. С необъяснимой легкостью некоторые переименовали песню в «Бурылтай» (букв. «Сивый жеребенок»), а слова из этой песни совершенно необоснованно «впрягают» иногда в музыку «Биржан-сал».Мне
за полсотни, спорить не могу,

Только перед глупым старый не в долгу.
Хоть коротких ниток не связать узлом,
К вам за подаяньем я не побегу.

На самом деле это четверостишие относится к песне «Бурыл». Хотя певец был стар и беден, он не унижался перед своими родственниками. Порою ему было очень трудно, иногда приходилось провожать своих рузей, гостей, даже не угостив их чаем. В час отчаяния, тоски родился второй вариант песни «Биржан-сал», который и вошел в сборник А. Затаевича. Для джигита бедность - злая западня, Жить он не захочет, потеряв коня.
Ну, а если друга нечем угостить,
От стыда умрет он, не прожив и дня.

Музыка написана в стиле Биржана. Она спокойна, величава, от нее веет грустью, глубокой печалью. В припеве проскальзывают скорбные ноты. Чувствуется, как тяжело было на душе у композитора. Музыка песни как бы перекликается со словами Абая: «Мы постарели, все чаще думаем о горе». Этой песни тоже нет в репертуаре наших певцов. Иногда даже «забывают» включить ее в список произведений Биржана. Биржану было уже под шестьдесят. Долгие годы он разъезжал по аулам, а теперь ему приходилось сидеть дома. 
Унылая домашняя жизнь, мелкие житейские заботы, ссоры, разговоры домашних и близких тяготили его. Сыновья - Темиртас и Калкен и дочери - Асыл и Ахик уже выросли. У них появились свои заботы и интересы. Певец чувствовал себя одиноким, старым, ненужным. Он часто вспоминал прежние молодые годы.
Кунью шкурку завернул я в свой платок,
Мой табун пасется в поле у проток;
Прежде вольно по аулам я бродил,
«Жампас сипар» тогда сложить я смог.

И очень горько становилось певцу, что эти годы ушли безвозвратно. Он пытался шуткой рассеять грусть.
Постарели мы, и наше счастье
на коне промчалось безучастно,
но чего добились мы, дружище,
хоть к красоткам прижимались часто?

Все   прошло,   наступила   старость. Теперь   он   стал   в тягость даже родным.
Вот и побелели наши головы,
некогда бесстрашные и гордые.
В тягость стали детям всем и снохам,
и душа болит, как руки с холоду.

Певец привык жить вольно, свободно. Бесцветная, бездеятельная жизнь стала ему невмоготу. Он уходил иногда из дома, уходил далеко в степь и пел, пел во весь голос, радуясь тому, что голос у него был по-прежнему сильный и звонкий. Подобные «прогулки» и пение в степи казались родственникам и аулчанам неприличными. Тоска, смятение, порыв скованного певца были им непонятны. Кто-то пустил слух, что в душу певца вселился бес, что нечистая сила тянет его в степь.
За Биржаном стали следить. Услышав, как он, оставшись один в степи, громко и самозабвенно поет свои песни, в ауле решили, что Биржан тронулся умом. Им казалось диким, что немолодой уже певец поет в безлюдной степи сам для себя. Муллы стали говорить, что вселившийся в душу Биржана бес может принести большое несчастье, и дядья певца, поддавшись этим слухам, связали его. Биржан был в здравом у
ме, говорил, что он совершенно здоров, просил не мучить его, но никакие уговоры не помогли. 
Биржану было уже за шестьдесят. Он стал жертвой невежества. На склоне жизни ему пришлось лежать связанным. Биржана стали мучить головные боли. Иногда приступы были так сильны, что у него случались обмороки. Все это приписывалось бесовской силе. Рассказывают, что когда еще Биржан был молод, два оода - Караул и Керей - одно время враждовали между собой и совершенно не общались. Биржану же не было дела до этих распрей.
Он поехал в аулы противников своего рода, где его встретили весьма радушно, пел, играл, гостил некоторое время и, как всегда, спокойно вернулся домой. Но дома его ждала расплата за нарушение запрета. Биржана зверски избили. Удары посыльного Азнабая, видимо, тоже оставили свой след. Эти побои впоследствии сказались на здоровье Биржана. Сам певец тяжело переживал эту трагедию. 
Много старых, много юных на Арка,
Люди крепко помнят песни земляка.Но я болен, и печаль в моей душе:
Взять домбру Биржана некому пока.

Так, рассказывают, ответил Биржан, когда к нему, больному, связанному, пришел его товарищ, ровесник Танкебай. Разговаривая с Танкебаем, певец расчувствовался и заплакал. О своей болезни Биржан говорил и в другом месте:
Верно ль, что затмит мой разум болезнь?
И друзей разгонит разом болезнь?
Кто не знал болезни, скажет:  «Пустяк!»

Но на смерть косится глазом болезнь.
О тяжелой смерти отца, о том, что он умер связанным, рассказывал и сын певца Темиртас. Народ не верил россказням о сумасшествии Биржана. К нему   приезжали   издалека,   чтобы   увидеть   любимого певца. Родственники не пускали к нему детей, но его поклонников не могли удержать. Биржан беседовал с гостями, вспоминал   интересные  события   из  своей   жизни,   иногда пел. Руки у него были связаны, поэтому он пел без сопровождения на домбре. Он говорил о своей былой славе, о тяжелых днях на закате жизни. Много тени под березой белой. 
Для джигита печалиться - не дело.
Но когда мне шестьдесят миновало,
Грустно стало, сердце заболело.
Мы не вечны в этом мире желанном,
Мне цена теперь дешевле барана.
А бывало, три жуза уважали
И почетом окружали Биржана.
Ездил я на иноходце по дорогам,
Видел много я, и слышал я много.
Все три жуза почитали Биржана,
А теперь он забыт людьми и богом.

Прошли те дни, когда он был самым желанным человеком не только среди родов Аргин и Найман, но и во всех казахских жузах. Он вспоминал своих детей, говорил им о своей любви, умолял развязать веревку, которая натёрла ему руки.
О дети: Темиртас, Асыл, Ахык -
жу. Страданий мир велик.
Пусть сверстники,
С кем жил в родном краю,
Помянут душу бедную мою.
Над белой юртой плавает луна,
Мир сонный заливает тишина.
Асыл, Ахык, любимый Темиртас,
В последний раз я приласкаю вас.
О дети: Темиртас, Асыл, Ахык -
Птенцы мои, для вас я жить привык.
Лежу один на склоне скорбных лет,
Закрыта дверь,-
друзей все нет и нет.
Я дом сложил
и эту печь с трубой.
Прости, аллах, мне путь
греховный мой!
Аркан мне впился в грудь, и раны так свежи,
Асыл, дитя, мне руки развяжи.
Асыл, Ахык, любимый Темиртас,
Страдаю я -
Пришел мой смертный час.
О дети, дети, тело жжет от ран.
Скорей порвите
этот злой аркан!

Но дети боялись родственников, боялись отца, в которого   вселился   «бес».   Биржан   чувствовал   приближение смерти. Он вспоминал своих друзей, приятелей в Атыгае и Карауле, прощался с ними.
О Атыгай и Караул -
два рода, колыбели две.
Делили радость вы со мной,
И жив был я в людской молве.
И вот я к смерти ближе стал,
Всевышней воли срок настал.
Поток весенний грязь принес,-
Все, что имеем, бог послал...
Камзол, пошитый не на рост,
Как бренный мир, ненужным стал.
Не надо плакать, мать, прости,
Биржана смерть торопит в путь.
Коль живы будут - подрастут.

Перед смертью певец всё чаще обращался к детям, желал им всего наилучшего, просил аллаха не оставить их. Особенно выделял он Темиртаса. Последние слова певца были обращены к нему:
Вся степь Биржана знает хорошо:
Седьмой десяток нынче мне пошел.
Пошли, аллах, здоровье Темиртасу,
Меня ж недуг, несчастного, нашел.
Передо мной сынок мой Темиртас.
Молю, чтоб мой светильник не погас.
Прощайте, дети, ухожу от вас...
Пришел к Биржану смерти скорбный час.

Три года пролежал певец связанным. От веревки у него образовались на теле и на руках раны. Последние дни Биржана прошли в адских муках. В 1894 году в возрасте 64 лет он скончался от гангрены. Певец, чей голос перекликался с криками журавлиной стаи, как не раз говорил он сам, навеки закрыл глаза. Песня, с которой Биржан обратился перед смертью к детям, называется «Асыл-Ахык», а самая последняя, обращенная к сыну, получила название «Темиртас».
Кроме того, имеется нотная запись и других песен Биржана: «Гашик жар» («Любимая»), «Керкекил» («Чёлка»), «Ак-серкеш», («Белый козленок»), «Мати-Даулен», «Алтын-балдак» («Золотое кольцо»), «Тел конур» («Темносерый»). Я аргынец из горного края, Велика наша сила боевая: Сорок тысяч лошадей в былое время Мы поили в озерах Алтая! Этот куплет относится к песне Биржана «Акошкар». Поэт хвалится несметным богатством своего рода. Возможно, что эти строчки родились во время айтыса с Сарой. Мотивы хвальбы имеются во всех айтысах. В
Биржан обычно не воспевал богатства. В   народе   широко   известна   песня,   начинающаяся   со слов:
О Бирлян, о моя милая Бирлян!
У тебя, как мрамор, шея, тонок стан,
Зубы - жемчуг и глаза, как у газели,
Голос сладостный тебе судьбою дан!

Песня называется «Девушка Бирлян». Некоторые приписывают ее Естаю. Текст ее действительно близок к поэтическому синтаксису Естая, однако музыка более подходит к Биржану.
Ну что кукуешь, гребень распустив?
И день поешь, и ночь - и все напрасно,
Ты лучше милой весточку снеси
И мне ответ желанный принеси обратно.
Услуги этой - верь мне - не забуду,
Хвалить тебя я в каждой песне буду.

«Кукушка» народная молва также относит к творчеству Биржана. Музыкальное, песенное наследие выдающегося казахского народного композитора изучено еще недостаточно. Поэтому о некоторых песнях трудно говорить с абсолютной уверенностью, что они написаны Биржаном, а не каким-либо другим композитором. В последние годы в исследовательской практике часто проскальзывают две научно несостоятельные тенденции.
С одной стороны, есть стремление каждую песню приписать какомунибудь широко известному автору, а во-вторых, - и это явно отголосок того времени, которое ныне принято называть эпохой культа личности -исследование творческого наследия народных композиторов XIX века кое-кто считает ненужным   «копанием»   в   обломках   прошлого. Эти тенденции нанесли большой вред музыковедению. Биржан был не только певцом, но и способным акыном. Он состязался со многими акынами. Встретился он и со знаменитым акыном Шоже. Шоже яростно обрушился на него, подчеркивая, что Биржан еще слишком молод, чтобы с ним состязаться. 
Дай с тобой чуть-чуть поспорить мне, Биржан,-
Пахнет ложью все, о чем молчит коран,
Я тебя намного старше, помолчи,
Ты, хорек вонючий, наглый грубиян.

Биржан не оскорбился, хотя старый Шоже и обозвал его «вонючим хорьком». Он очень вежливо ответил акыну, уклонился от состязания, заметив, что перечить взрослому испокон веков считалось неприличным.
най, родня без встреч становится чужой, А без смеха ни к чему обильный той...
Слову правды лишь бесстыдный возразит,
Я не пел бы первым, знай, кто ты такой

Однажды.Биржан в окружении джигитов возвращался из какой-то поездки. Проезжая мимо речки Каракаин, всадники заметили купавшихся трех красавиц. Речка оказалась неглубокой; увидев мужчин, девушки присели в воде. Джигиты попросили, чтобы Биржан сказал что-нибудь красавицам. Биржан, сидя на коне, запел:
На склонах гор зеленых в дни весны
Лихих коней пасутся табуны...
Есть чистые, есть грешные меж вами -
Не загрязняйте, девушки, волны!

Одна из девушек, по имени Нургайша, выпрямилась, закинула длинные черные косы за спину, прикрыла рукой груди и дерзко ответила певцу:
Белый лебедь шумно с озера взлетел,
Мы обижены, печален наш удел,-
Порешив, что ты приедешь к нам с домброй,
Каждый тут обмыться захотел.  

В таком шутливом, игривом тоне Нургайша и Биржан обменялись еще несколькими четверостишиями, и, наконец, поняв, что девушку трудно смутить словами, певец попрощался с ней и поехал дальше. Сохранились отрывки из айтысов Биржана с Орынбаем и Бабаком. Айтыс же с Сарой является истинным шедевром народного устно-поэтического творчества. В памяти народа сохранилось и много шутливых, порою едких стихотворных реплик Биржана.
Как-то летом, рассказывают, приехал Биржан в один аул из рода Караул. Как известно, раннее лето - время не хлебное у казахов. В юрте оказалась одна девушка. Она угостила Биржана жидкой похлебкой - коже, чуть-чуть разбавленной молоком. Такое угощение, видать, не обрадовало избалованного певца. Девушка обратилась к нему со стихами:
Жив ли ты, здоров ли ты, певец Биржан?
Снег не сходит, отощал любой баран,
Люди бедные вокруг едят коже,
Ешь и ты, поэт, поскольку пуст карман.
Певец удивился и, сказав:
Разъезжая, я с людьми дружил всегда, -
Был почет, была отличная еда...
Но сегодня бедняки едят коже,
Что ж, любимая, давай коже сюда,-
выпил полную чашку коже.

Песня так и называется - «Песня, сочиненная Биржаном, когда он принял из рук девушки чашку с коже». В каком-то году Муса Чорманов, Сагинай, Мати-Даулен и Нурбек приехали в Омск. В это время в Омске находился и Биржан. Когда Биржан вошел в дом, где остановились эти -спесивые баи, Муса с усмешкой спросил: «Интересно, он и петь умеет?» Биржан, схватив домбру, запел:
Мусаке! Для тебя я петь готов,
Голос мой звонче пенья соловьев
А уж если я его не пощажу -
Стекла вылетят из окон домов!

Муса тут же умолк, оглушенный голосом певца. Узнав, что бай Байпак - редкий скряга, Биржан отправился к нему и, зная, что бай не даст, попросил у него рубль денег.
Нынче песню я принес тебе, Байпак,
Если рублик есть - меняю так на так.
А когда умру, ты сможешь всем сказать,
Что на похороны дал, и не медяк. 

Как и следовало ожидать, Байпак не дал рубля, а песня о необыкновенной жадности бая осталась в народе. В середине прошлого века в Омске была открыта русская школа, в которой несколько мест было предоставлено детям казахских баев. Однако невежественные баи, боясь обрусения, не пустили своих детей в школу. Вместо них были насильно отправлены дети бедных. Через некоторое время они, окончив школу и овладев русским языком, вернулись в степь, стали работать толмачами, писарями, быстро разбогатели и даже перестали здороваться с бывшими друзьями-сверстниками.
Одним из таких, попавших «из грязи да в князи», был некий Балкожа Кудайбергенов. Как-то раз Биржан приехал к нему и после угощения, как всегда, начал петь. Балкожа, зная, что певец живет бедно, швырнул ему «за доставленное удовольствие» три рубля. Биржан тут же швырнул   эти   деньги назад, сказав при этом:
Балкожа, родитель твой Кудайберге
Добрым был, хотел, чтоб встал народ с колен.
И когда приехал к нам за детворой
Наш уездный в год великих перемен,
Азанбай привел, рубаху теребя,
Опаршивевшего, вшивого тебя.
И тотчас ты начал силу набирать,
Как больной бычок, что выхожен любя.
Но горбатого исправит лишь конец,-

Ты забыл, что умер с голоду отец
К сожалению, музыка этой песни нам неизвестна. Надеемся, что со временем исследователи запишут и ее. Огромный вклад внес в изучение творчества Биржана Есим Байболов. Долгие годы он неутомимо собирал стихи и песни певца, готовил его произведения к печати, встречался с сыном Биржана Темиртасом. Летом 1928 года Есим Байболов выехал из Бурабая (Борового, как неправильно называют это место по-русски) и через зимовья аулов Кожамкул, Шаграй, Жанбота, Токсанбай, расположившихся у подножия горы Торайгир, приехал в аул Кожагула возле озера Ак-Куль.
Байболов хотел встретиться с Темиртасом. Темиртас был по царскому указу в июне 1916 года мобилизован на тыловые работы, а в 1918 году, вернувшись домой, работал на консервном заводе в Бурабае (Боровом). Там Есим Байболов и познакомился с Темиртасом. Через некоторое время Темиртас вернулся в свой аул. Вторая встреча Байболова и Темиртаса произошла уже в 1928 году. Темиртас сразу же узнал Байболова. Поглаживая свои черные холеные усы, он сказал: - Из уезда уже несколько раз приезжали, расспрашивали о моем отце.
Что ж, я и вам расскажу обо всем, что знаю и помню. Темиртас рассказал о прадеде Биржана, о его деде Кожагуле, о том, что певец воспитывался у своего деда, благодаря которому он получил возможность заняться своим искусством, что впоследствии Биржан бедствовал и богачи называли его «щедрым бедняком», «бедняком-щеголем». «В год смерти отца, - вспоминал Темиртас, - у нас было две коровы, одна кобылица, один конь и десяток овец». Детей у Биржана было четверо, но в живых остался один Темиртас.
Он помнил своего отца, многое слышал от матери. «Отец умер после долгой болезни на 64 году жизни. Мне было тогда лет семь-восемь. В 1916 году, когда меня забрали на работу, мне было двадцать семь. Да, такого певца, как отец, уже не будет!» - с грустью говорил Темиртас. Умер Биржан, по словам Темиртаса, весной 1894 года. Могила его находится в двух верстах от Степняка. На могиле стоял надгробный камень, но со временем он разрушился, превратился в песок.
«Власть, которая собирает его песни, может быть, и памятник какой-нибудь на могиле поставит», - сказал в заключение Темиртас. Потом разговор защел об айтысе Биржана с Сарой. Темиртас откуда-то извлек старую, истрепанную, пожелтевшую книжонку, изданную в 1898 году в Казани. Это был айтыс Биржана и Сары. Странички в книге все уцелели. В разговор не раз вступала и жена Темиртаса - дочь Сатая Гульжамиля. Оказалось, что она тоже многое знала о жизни своего свекра.
В 1962 году доцент Алма-Атинской государственной консерватории имени Курмангазы Хабидулла Тастанов и аспирантка Алтын Кетегенова побывали в Кокчетавской области, в местах, где некогда жил и творил великий певец, и встретились с женой Калкена, сына Биржана. Калкен умер в конце двадцатых годов, и жена его вышла за другого. Она дала немало сведений о своем знаменитом свекре. Фотографию Темиртаса нашел сотрудник Академии наук Казахской ССР Карта Кантарбаев. У него находится и фото сына Темиртаса - Мухамбеткалия.
Генеалогическое древо Биржана создано Есимом Байболовым. Среди тех, кто сохранил песни Биржана, знаменитые певцы - Кали Байжанов, Габбас Айтбаев, Амре Кашаубаев, Косымжан Бабаков, Куан Лекеров, Жусупбек Елебеков, Манарбек Ержанов, Мажит Шалкаров, Естай Беркимбаев, Рамазан Елебаев и другие. О глубоком содержании, идейно-художественной ценности, отточенности формы песен Биржана свидетельствует и тот факт, что творчество композитора заняло прочное и почетное место в музыкальной культуре Советского Казахстана.
Песня «Жамбас сипар» вошла в основу «Казахской рапсодии» композитора Зиновия Компанейца, написанной для народного оркестра. Широко использованы песни Биржана в операх Е. Брусиловского. Большинство казахстанских композиторов не проходят мимо богатого музыкального наследия Биржан-сала. Многие песни Биржана обработаны для оркестров и хоров а капелла. Бессмертный памятник воздвиг Биржану выдающийся казахский композитор Мукан Тулебаев. В его оперу «Биржан и Сара» вошли основные песни Биржана.
Либретто написано писателем, поэтом, ученым X. Джумалиевым. Либреттист создал яркий образ Биржана, углубил общественные мотивы трагической его судьбы, показал, что трагедия Биржана была типичной для большинства казахских поэтов, певцов, композиторов прошлого века.
Жизнь казахского народа, судьбы его талантливых сынов в мрачную эпоху феодализма получили в опере глубокое музыкальное и сценическое воплощение. Пройдя через творческую лабораторию Мукана Тулебаева, песни Биржана еще более обогатились, расцвели, заиграли всеми красками.
Казахский народный композитор прошлого века нашел истинных почитателей и ценителей своего искусства в лице советских людей, поэт и певец с обновленной душой пришел к своему народу, песни его обрели новые, могучие крылья. Клавир оперы «Биржан и Сара» вышла отдельным изданием. Оперу готовят к постановке в Ташкенте и в Казани. «Биржан и Сара» - выдающееся музыкальное произведение, гордость казахского оперного искусства, достойный памятник и Биржану, и Мукану Тулебаеву.
Жизнь и творчество Биржана привлекают в последние годы внимание многих исследователей. Конечно, в этих исследованиях, монографиях творческий и жизненный путь Биржана получит более глубокое освещение. Своими песнями Биржан боролся против невежества, отсталости, насилия и произвола. Народность, демократичность его творчества особенно дороги нашему современнику. Золотыми буквами вписано имя композитора в историю музыкальной   культуры   казахского   народа.
В 1946 году композитор Мукан Тулебаев на основе этого айтыса написал оперу «Биржан и Сара», куда вошли основные песни Биржана. В Кокшетау есть памятник Биржан-салу со сломанной домброй (открыт в 1991 году). В 2009 году «Казахфильм» снял художественную ленту «Биржан-сал» (режиссер и исполнитель главной роли Досхан Жолжаксынов). В городе Степняк Акмолинской области открылся мемориальный комплекс в честь великого казахского акына Биржан-сала.
Комплекс представляет из себя скульптуру композитора высотой шесть метров, вокруг которой установлены фонтан и сооружение в виде юрты. Автором композиции стал кокшетауский скульптур Мунарбек Бурмаганов. Памятник построен на деньги местных жителей - земляков акына. 3 сентября 2012 выходит в прокат выходит новая кинокартина студии "Казахфильм" - "Биржан сал". Кинолента повествует о драматичной истории жизни легендарного народного певца и композитора Биржана Кожагулова.
Это фильм о выборе между гордостью и смирением, чувством достоинства и унижением, честью и бесчестьем. Еще это пронзительная история последней любви и одиночества. Съемки проходили на родине Биржан сала - в Кокшетауской области. В живописной местности были построены несколько аулов, а местные жители принимали активное участие в съемках массовых сцен. В фильме звучит музыка композитора Т. Мухамеджанова, песни исполняют Еркын Шукуманов, Карагоз Сулейменова, Канат Жунус.

Перевод Н. Чиркова.
Перевод А. Сендыка.
Перевод Е. Винокурова.
Перевод А. Лемберга.
Перевод А. Жовтиса.

Источник:
Книга «Соловьи столетий». Ахмет Жубанов, Алма-Ата, 1967 год.