Поэты Казахстана.

«Киргизский певец Амре Кашаубаев, аккомпанируя своему гортанному и гибкому голосу на национальном инструменте домбре, исполнил волнующие песни своей страны... За всем этим чувствовалась страстная нежность, которую питают к своей родине все эти трогательно искренние артисты, приехавшие в Париж поведать о своем народном творчестве»

О выступлении Амре Кашаубаева в Париже.

Фольклорное наследие казахского народа.

Одна из газет в статье, посвященной концерту для делегатов Всесоюзного съезда Советов, проходившего в апреле 1927 года в Москве, писала: «Амре на сцене. Он оглядывает огромный зал, переполненный публикой, а затем домбру...
Амре бросает в зал ряд резких диссонирующих звуков, но это было лишь несколько мгновений... Он быстро освоился со звуковыми особенностями зала и успел соразмерить силу своего инструмента. Еще немного, и певец забыл о напряженно слушающей его публике.
Он, как видно, хотел, чтобы и слушающий забыл окружающую его обстановку и перенесся в мир безграничной степи, к стадам и юртам, где так же горестно и радостно бьются человеческие сердца. Голос Амре то рос до громовых горных раскатов, то становился тихим, как шуршание степного ковыля».
Амре знали не только в Казахстане. Слава певца перешагнула границы республики и Советского Союза. О редком даровании Амре говорили выдающиеся деятели культуры западно-европейских стран.
Амре - гордость казахского народа, слава его национального искусства. Амре Кашаубаев родился в 1888 году (в некоторых источниках указывается 1886 год) в районе Абралы Семипалатинской области, у подножия горы Дегелен.
Отец его, Кашаубай, был беден, постоянно поглощен заботами о повседневном пропитании. Когда жить стало совсем невмоготу, Кашаубай в поисках работы отправился в Семипалатинск. Найти постоянную работу в городе оказалось нелегко.
Семья еле-еле сводила концы с концами. Лишения и нужда подкосили здоровье Кашаубая, и вскоре он стал совершенно непригоден для работы. Мать певца, Тойган, всю жизнь занималась только домашним хозяйством.
Единственным кормильцем семьи стал маленький Амре, все заботы легли на его неокрепшие плечи. Амре пошел работать кучером к баю Исабеку (по другим источникам - к баю Каражану), жившему в стороне Жана-Семея. Работой кучера юный Амре остался доволен.
Он любил петь, и в пути на вольном воздухе мог петь сколько душе угодно. Он так увлекался пением, что иногда забывался, и тогда баю приходилось подзатыльником возвращать своего кучера к действительности.
Отец певца не имел никакой склонности к искусству, а маленький Амре всех поражал своим голосом. Его стали называть не кучером, а мальчиком-певцом, а впоследствии - певцом-джигитом. Вечерами жители Жана-Семея слушали плывущую над городком песню.
Байский фаэтон, мягко пружиня, катился вдоль берега Иртыша, а кучер Амре, сидя на козлах, пел во всю мощь своего чистого юношеского голоса. Вскоре весь Жана-Семей узнал о молодом певце. Его стали приглашать на вечера и торжества.
Скромный, добродушный, вежливый юноша пленил всех своим обаянием. Слава о нем перелетела Иртыш. Весь Семипалатинск заговорил о сыне «нищего» Кашаубая. Такая известность Амре пришлась баю не по душе.
Какой-то оборванец, кучер становился любимцем публики. Он разъезжал по городу, пел песни, привлекал к себе всеобщее внимание. Исабек «разжаловал» своего кучера, назначил его ночным сторожем кожевенного склада.
Однако разлучить Амре с песней ему не удалось. Ночью горожане слушали пленительный голос сторожа. Люди распахивали окна, выходили на улицу и подолгу слушали протяжные, грустные  казахские  песни.   Ночь  в  степи  необыкновенно тихая, воздух чистый и прозрачный.
Голос певца был слышен далеко за городком. Этот голос бередил душу, будоражил ум, казалось, он рвался на простор, на свободу. Люди понимали, как тяжело певцу сторожить склад бая, как тесно ему в этом городке.
Весь свой заработок Амре отдал родителям и попросил у них разрешения выехать из Семипалатинска. Родители понимали состояние сына и отпустили его. Амре несказанно обрадовался, отдохнул несколько дней дома и, рассчитавшись с Исабеком, отправился в Мекку певцов и акынов Сары-Арка - на Кояндинскую ярмарку.
Поездка оказалась на редкость удачной. Юноша вырвался из захолустного городка, увидел новые места, встретился с новыми людьми. В Семипалатинске он пел песни «Белый ситец», «Девушка Гаухар», «Хаулау», а теперь в Коянды познакомился с автором этих песен - народным композитором Жаяу Мусой.
Муса был уже не молод, но по-прежнему бодр, смешлив и весел. Встреча со знаменитым певцом, композитором, бунтарем оказала большое влияние на молодого Амре. В Коянды Амре услышал и много других известных казахских певцов - Мади Бапиева, Габбаса Айтбаева, Кали Байжанова - и понял, что ему еще очень далеко до настоящего мастерства.
Юноша ходил по ярмарке молчаливый, сосредоточенный, не отрываясь, глядел на певцов и внимательно слушал их пение. Кояндинская ярмарка в условиях тех лет явилась своеобразным фестивалем казахского искусства.
Этот праздник казахской песни произвел на юношу потрясающее впечатление. Амре решил никогда больше не возвращаться на склад бая Исабека. Отныне он свяжет свою судьбу только с искусством. Кояндинская ярмарка стала первой профессиональной школой Амре.
Он понял, что песни Баяна, Кокче, Акмолинска несколько отличаются от семипалатинских песен, что каждую песню нужно исполнять в только ей одной свойственном стиле. Способный юноша обогатил свой репертуар.
Караванщики, торговцы возвращались из Коянды с новым товаром, а певец чувствовал себя богаче их. Он многое увидел, многое понял, многому научился. Амре исполнилось тогда восемнадцать лет. Семипалатинск радостно встретил Амре.
Он уже не был забитым, робким кучером и сторожем. Он вернулся опытным певцом. Здесь, в Семипалатинске, встретились два чародея песни - Амре и Майра. В эти дни город жил их песнями.
Вдохновенный молодой певец и знаменитая певица пели каждый в одиночку, играли на домбре и гармони, а потом пели и играли вместе. Эта встреча приободрила, взаимно обогатила их. Совместные выступления этих певцов превратились в праздник для семипалатинцев.
Октябрьская революция всколыхнула казахскую степь. Веками забитый, бесправный народ расправил плечи, вздохнул всей грудью. Небывалый творческий подъем почувствовали народные певцы, акыны, композиторы.
В Кереку с новой силой звучал голос Майры, в Семипалатинске развернулся талант Амре. Слава о молодом казахском певце докатилась и до столицы молодой советской республики... В отдел народного просвещения Семипалатинской губернии пришла однажды телеграмма: .
- «Срочно прошу выяснить и сообщить, согласен ли певец-киргиз (т. е. казах) Амре Кашаубаев... принять участие в  этнографических концертах на Всемирной выставке в Париже. Нарком просвещения РСФСР А. В. Луначарский». 
В губернии всполошились. Взволнованный ходил Амре. Как так? Вчерашнего безвестного кучера, ночного сторожа бая Исабека приглашают в Париж? Да еще спрашивают о его согласии?!
Уму непостижимо! Все удивлялись, поражались, не знали, как быть с этой телеграммой.
Прошло несколько дней. И вдруг - снова телеграмма из Москвы. И опять от имени наркома просвещения Луначарского. Луначарский просил срочно ответить на первую телеграмму и подчеркнул государственную важность концерта в Париже.
Раздумывать было некогда. Надо было спешно собираться в путь. Амре отправился в Москву. Гулко стучали колеса вагонов, радостно билось сердце Амре. Сын бедного Кашаубая, недавний байский слуга, благодаря советской власти, ехал в столицу государства.
Не так давно он побывал в Коянды. Это казалось так же далеко, как и место паломничества мусульман -Мекка. А теперь его хотят отправить в Париж, за границу, о чем и не мечтали его деды. Трудно было сдерживать радость.
Амре негромко пел про себя, пел, думая о том, что ждет его впереди. Как все изменилось! О Ленине он знал только понаслышке. О Ленине он думал как о пророке. Но пророк и его верные слугимуллы говорили, что счастье можно найти только на том свете.
Выходит, все это не так. Выходит,   Ленин   создал счастье на земле. О многом думал тогда Амре. Многое он понимал лишь смутно. Довольный, счастливый, он уснул под мерный грохот колес. Уснул безмятежным, детским сном.
В Москву съехались народные таланты из разных республик Советского Союза, представители разных национальностей. Большой коллектив - этнографический ансамбль - готовился к поездке в Париж. Перед отъездом ансамбля в Большом театре состоялся концерт. С огромным успехом выступил на этом концерте и Амре. 26 июня 1925 года «Правда» писала: «Прекрасный концерт!
Истинный «гвоздь сезона», если угодно - башкирский курайчи Исенбаев, киргизский анши (певец) Амре Кашаубаев, узбекская танцовщица и певица Тамара Ханум, армянское инструментальное трио Сукиасов, Харибекашвили и Кахуров - подлинные народные артисты (не по «почетному званию» только) союзных республик.
Их «примитивы» не уступают по художественной высоте творчества и исполнения лучшим номерам европейских виртуозов, а если сравнить «орудия производства», то и побивают рекорды: какими скромными средствами достигают они потрясающего эмоционального и эстетического воздействия на слушателя!»
Свидетели рассказывают, когда Амре взял первую, невероятно высокую и длинную ноту песни «Агаш аяк» (букв, «деревянная нога»), какая-то женщина, сидевшая в партере, воскликнула: «Что за нечеловечески сильный голос!»
В составе этнографического ансамбля Амре прибыл в Париж. В Париже с нетерпением ждали советских артистов. Немало нелепостей говорилось тогда о молодом социалистическом государстве.
Парижане жаждали собственными глазами увидеть представителей многонационального Советского Союза. Советские артисты дали в парижских залах одиннадцать концертов. С неизменным успехом выступил в этих концертах и Амре.
Он пел свои любимые песни: «Агаш аяк», «Уш дос» («Три друга»), «Эки жирен», «Дудар» («Кудрявоголовый»), «Кос барабан», «Кзыл бидай» и другие. Концерты этнографического ансамбля прошли с триумфом. Такого зрелища парижане еще не видали.
Все было необычным: и артисты не известных доселе парижанам национальностей, и их песни, инструменты, и даже одежда. Друзья ликовали, радовались грандиозному скачку Советского государства, расцвету его многонациональной культуры, враги злобствовали, шипели.
Голос казахского певца Амре, родившегося на берегу неукротимого Иртыша, звучал в Париже, сливаясь с журчанием Сены. Концерты национальных артистов имели огромное политическое значение.
Они свидетельствовали о торжестве ленинской национальной политики, о великой силе искусства и дружбы народов. Парижские газеты подробно и тепло писали об этих концертах. Например, газета «Парижский еженедельник» от 31 июля 1925 года писала так:
- «Неделя русского этнографического искусства в зале «Комедия» отличается от тех концертов, на которых нам обычно приходилось бывать. Мы увидели зрелище в высшей степени интересное, мы услышали захватывающую музыку Туркестана, Украины, Урала и Кавказа в ее нетронутом примитивном виде.
В то же время в ней нет ни гармонических, мелодических искажений, ни перемещения звука, что нарушило бы своеобразный характер. Песни киргизов (т. е. казахов), башкир, великороссов исполнялись певцами с их подлинными интонациями и музыкальные песни на настоящих самодельных инструментах... Один известный французский музыковед в статье, напечатанной в журнале «Ле мюзикаль», писал об Амре как о редком музыкальном явлении.
Профессор Сорбоннского университета Перно записал на фонограф несколько казахских песен в исполнении Амре. Кстати, мы сделали несколько попыток через отделения связи с зарубежными странами получить эти ценные записи, но, к большому сожалению, ни одна из них не увенчалась успехом. 
Из Парижа Амре вернулся домой, в Семипалатинск, а вскоре отправился в Кзыл-Орду - в то время столицу Казахской республики. В Кзыл-Орде образовалась казахская театральная труппа. В организации ее принял живое участие и Амре.
13 января 1926 года впервые в истории казахского народа открылся занавес казахского профессионального театра. В первой постановке театра - пьесе Мухтара Ауэзова «Энлик-Кебек» - роль пастуха играл Амре.
Те, кому посчастливилось видеть эту постановку, до сих пор вспоминают пастуха Жапала, которого так увлеченно и правдиво играл певец. Амре не только пел. Он был незаурядным драматическим актером.
Созданные им на сцене образы отличались простотой, достоверностью, искренностью. И все же наибольшим успехом он пользовался в концертах. Тут он был действительно непревзойден. 
Стоило в афишах появиться имени Амре, как в концертных залах нельзя было найти свободного места. Если же случалось выступить на одном вечере кроме Амре еще и Калибеку Куанышбаеву со своими юмористическими рассказами, чародею молодой поэзии, блестящему импровизатору Исе Байзакову, характерному певцу Елубаю Омирзакову и пламенному, неутомимому Курманбеку Жандарбекову, то такие концерты затягивались обычно до глубокой ночи.
В апреле 1927 года Амре был снова вызван в Москву,где выступил в большом концерте. Летом того же года Амре был послан на Международную музыкальную выставку во Франкфурте-на-Майне. Всесоюзное Общество культурной связи с заграницей открыло на этой выставке советское отделение.
В концертах этого отделения выступили представители разных национальностей из нашей страны. С 22 по 31 июля на выставке проходила декада русской музыки, в которой принимал участие советский этнографический ансамбль, руководимый заслуженным артистом РСФСР профессором Г. Любимовым. В этнографическом ансамбле находился и Амре. В Большом театре Франкфурта-на-Майне этнографический ансамбль дал девять концертов.
Концерты ансамбля вызвали огромный интерес. Газета «Франкфуртер Цайтунг» писала: «То, что показал нам профессор Г. Любимов при участии отдельных выдающихся исполнителей, превзошло все наши ожидания...
ВОКС выполнил свое обещание, показав только правдивое и настоящее из богатой области национальной музыки СССР». Таким образом Амре дважды выступил за рубежом.  Амре впервые ознакомил Европу с песенным творчеством казахского народа.
Он был первым представителем казахской культуры за границей. Амре вернулся   в   Кзыл-Орду, в казахский   театр.  В 1928 году театр переехал в Алма-Ату. В казахском театре драмы Амре сыграл несколько ролей. Он стал душой всех концертов.
В 1933 году на основе Казахского драматического театра была организована Музыкальная студия. Одним из первых записался в эту студию Амре. Из этой студии впоследствии вырос музыкальный театр, который 13 января 1934 года открылся музыкальной постановкой по пьесе Мухтара Ауэзова «Айман - Шолпан».
В музыкальной драме «Айман - Шолпан» Амре исполнил одну из заглавных  ролей.  Жизнь   знаменитого  певца оказалась недолгой. Осенью 1934 года он заболел и умер. Хотя Амре работал артистом театра, но выступал в основном в концертах.
В 1926 году он вместе с К. Жандарбековым выступал в концертах в Чимкенте и Ташкенте. Зрители,     особенно     студенческая      молодежь,     восторженно принимали   прославленного   певца.  
- «Не было человека, который бы не удивлялся высокому, мощному голосу Амре, которому, казалось, было тесно даже в огромных концертных залах. Иногда, бывало, Амре один вел весь вечер»,-  пишет К. Жандарбеков в статье «Амре - непревзойденный певец».
Современники певца   не  переставали   восхищаться феноменальным даром Амре. Вот как описывает выступление   Амре   акын-импровизатор   и   певец   Иса   Байзаков: «Живо помню, как в 1926 году Казахский государственный театр впервые отправился на гастроли.
Нас было двадцать один человек во главе с Азизом Байсеитовым. Мы выехали из Кзыл-Орды и побывали в городах Туркестан, Чимкент, Аулиэ-Ата   (ныне Джамбул), Пишпек  (Фрунзе), Алма-Ата. Концертную часть театра возглавил Амре Кашаубаев.
Особенно поразил нас Амре на Каркаралинской ярмарке. В связи с десятилетней годовщиной   восстания   в   Албане 1916 года из Алма-Аты приехали Ораз Жандосов и Идрыс Кошкинов. На другой день на митинг собралось около трех тысяч человек.
Товарищи Жандосов и Кошкинов выступили с докладами о восстании в Албане, после чего артисты казахской труппы дали концерт. Накануне артисты участвовали   в   демонстрации,   выступали   с   песнями,   сильно устали, но концерт прошел с небывалым успехом.
Самый большой успех, конечно же, выпал на долю Амре. Когда объявили, что выступит Амре, публика оживилась, бурными аплодисментами   приветствовала   своего   певца.  Амре легкой походкой вышел на сцену, поклонился зрителям, сел на стул,  «прокрикнул»  зычным голосом высокую ноту и запел.
Он спел несколько песен и собрался было уйти, но публика не отпускала его. Амре спел еще «Одинокую арчу», «Сыргакты», «Смет», «Канапию». Счастливый, взволнованный, усталый, он наконец ушел со сцены, провожаемый громом аплодисментов и одобрительными возгласами.
В сопровождении двух джигитов пришел за кулисы маститый поэт Шайхи-Ислам Жусупбеков, автор киссы «Кыз-Жибек», и поблагодарил певца. Мы не раз были свидетелями триумфа Амре, но это выступление запомнилось на всю жизнь».
Много интересного об Амре рассказывает К. Куанышбаев в своих «Двух воспоминаниях». В 1924 году в Семипалатинске проходило состязание певцов, свидетелем которого был и автор воспоминаний.
Из Павлодара приехала Майра, из Семипалатинска участвовал в конкурсе Амре, из Каркаралинска - Кали Байжанов. Певцы выступали один за другим, но после тщательного отбора к заключительному туру были допущены самые лучшие - Амре и Кали.
Это было незабываемое зрелище. Сначала певцы исполняли разные песни, потом, уже не уходя со сцены, попеременно пели одно и то же, аккомпанировали себе то на домбре, то на гармони.
Едва дожидаясь конца песни, второй певец, ее тут же подхватывал и пел уже по-своему. Публика живо реагировала на каждую песню, подзадоривала певцов. Когда пел Кали, его поддерживали одобрительными возгласами, выкриками его земляки, зрители из Каркаралинска, Павлодара, Баян-Аула.
Семипалатинцы же «болели» за своего певца Амре.
Трудно было кому-то одному отдать предпочтение, и жюри решило присудить певцам поровну и первый и второй призы. «Это был редкого обаяния человек, - пишет далее Куанышбаев. - Он был очень добр, честен, чуток, удивительно щедр.
Не задумываясь, отдавал товарищу последнее. Мы даже слегка подтрунивали над его безграничной щедростью. Иногда он обижался, словно ребенок надувал свои толстые губы. Но стоило подойти к нему, ткнуть большим пальцем в бок и сказать:
- «Ох, сынок бедного Кашаубая!», как он мигом забывал о своей обиде и доверчиво, по-детски улыбался... Любая песня в его исполнении преображалась, принаряжалась, оживала.
Но никогда Амре не говорил, что он этой песне дал путевку в жизнь, что благодаря ему она стала популярной.
На самом деле, многие песни, как, например, «Агаш аяк», «Ширкин-ай», «Баян-Аул», «Карга», «Эки жирен», «Толкын», «Кос барабан», обязаны своей жизнью Амре. Можно сказать, что именно Амре «положил» их на голос, обработал, отшлифовал их музыку. Пел он легко. Лицо его не искажалось, даже когда он брал трудные, невероятно высокие ноты. Дыханием владел виртуозно.
Говорили, что у него с правой стороны возле гортани есть запасной «мешочек», который он, начиная песню, заполняет воздухом. Он мог бесконечно долго тянуть любую ноту. Пел он страстно, с любовью, всей душой отдавался песне.
Особенно воодушевлялся, когда пел перед большой аудиторией или перед своими друзьями. Тут он преображался, становился неузнаваемым. Голос его взмывал ввысь, точно вихрь, мелодия становилась то стремительной, как бег лани, то тягучей, величавой, как течение могучей реки.
Голосу певца становилось тесно, он рвался ввысь, на простор, выделывал бесконечные рулады, выписывал кружева, оглушал силой, пленял мягкостью, нежностью. Амре знал свою степь, свой народ.
Это был поистине народный певец. Он пел на больших тоях, торжествах, свадьбах, проводах невесты, шильдеханах по случаю рождения ребенка... Амре овладел всем песенным богатствомказахского народа и бережно донес это богатство до наших дней».
Свою первую встречу с Амре Калибек Куанышбаев описывает так: 
- «В октябре 1925 года газета «Энбекши-казах» опубликовала список людей, которых по решению Комиссариата просвещения надлежало собрать, объединить для создания казахского театра.
Из Семипалатинска были приглашены Амре и Иса, из Павлодара - Майра, из Кустаная - Серке Кожамкулов, из Оренбурга - Елубай Умирзаков, из Ташкента - Курманбек Жандарбеков, из Каркаралинска - я. В декабре я приехал в Кзыл-Орду и сразу же отправился к Амре.
Я долго ходил, расспрашивал и наконец нашел его квартиру. Я постучал в дверь. Тут же дверь открылась, и на пороге показался широколобый, большеротый, бритоголовый, подтянутый и стройный человек.
Он казался очень молод и вежлив. Я обладал тогда густыми, холеными, черными усами, был в лисьей шапке и в длинном черном чапане. Заметив на мне каркаралинскую одежду и, видимо, решив по моему обличью, что я старше его, человек весьма почтительно и первым поздоровался со мной.   
Здесь Амре живет? - спросил я. Он кивнул головой и посторонился, приглашая меня в дом. Я вошел в дом, разделся, начал умываться, а он стоял за моей спиной и держал наготове полотенце.
Сели за стол, начали пить чай, я обратился к молодой женщине и спросил: А где же Амре-ага? Женщина и бритоголовый мужчина взглянули друг на друга и расхохотались. К счастью, тут вошел Иса, с которым я был знаком, и все мне сразу объяснил. Так я познакомился с Амре».
Автор этих воспоминаний Калибек Куанышбаев был многие годы знаком с Амре, стоял у колыбели казахского театра, он один из его основоположников и выдающихся артистов. Он живо нарисовал портрет певца, тепло рассказал о нем как о певце и человеке. 
О заслугах и роли Амре, о том, что он обогатил и украсил казахскую песню, говорили и первый казахский режиссер, народный артист, крупный деятель культуры Жумат Шанин, и великий писатель казахского народа Мухтар Ауэзов. А. Затаевич записал от Амре немало песен и высоко оценил его музыкальное дарование.
«Амре Кашаубаев, - писал А. Затаевич в комментариях к своему сборнику «500 песен и кюев казахского народа»,-  выдающийся каркаралинский певец, с весны 1925 года состоящий в труппе Казахского государственного театра. Кашаубаев - пока единственный из казахских певцов, которому довелось выступить за границей, а именно: летом 1925 года - в Париже, а годом позже (неточность, допущенная Затаевичем, надо бы: спустя два года. - А. Ж.) - во Франкфурте-на-Майне, причем в обоих случаях - в этнографических группах, организованных Росфилом (Париж) и Боксом (Франкфурт-на-Майне), под управлением известного музыкально-этнографического деятеля, заслуженного артиста Г. П. Любимова.
Кашаубаев обладает красивым, сильным и сочным голосом (тенор) при большом, запасливом дыхании. Чтобы охарактеризовать его как певца и музыканта, лучше всего сопоставить его с двумя другими каркаралинскими певцами, «поэтом» Габбасом Айтаевым и «бытовиком» Кали Байжановым.
В этом случае Кашаубаев занял бы место между ними обоими, так как репертуар его колеблется между лирическими и бытовыми номерами, давая и в том, и в другом характере ряд выдающихся исполнений, хотя, может быть, и не достигающих той яркости и силы впечатления, которые свойственны названным двум певцам, дольше его не разлучавшимся со степью (Кашаубаев много жил и продолжает жить в городах).
Чисто же в голосовом отношении Кашаубаев превосходит обоих яркостью своих данных. И очень жаль, что отрыв от степи и соблазны города ставят этого хорошего певца под искус и перед опасностью замены живого, непосредственного чувства и подкупающей свежести и наивности творчества - холодным и безучастным стандартом  исполнений.
Нужно, однако, желать и надеяться, что отведавший и заграницы певец выйдет из этого испытания с честью для себя и с выгодой для казахского певческого искусства, коего он является видным представителем». А. Затаевич опасался, что Амре после многих лет жизни в городе может забыть исполнительские традиции казахских народных певцов.
Но этого не случилось.
Ничего наносного, чужеродного не было в его творчестве. Корни его таланта были глубоко народны. Хотя А. Затаевич и не говорит о «мешочке» с правой стороны гортани Амре, в который он якобы вбирал воздух, но также отмечает широту, запасливость дыхания певца.
Правильное дыхание свидетельствует о мастерстве. Певец, который не владеет дыханием, не может добиться профессионального мастерства. Амре не учился в консерваториях, голос его никто «не ставил», дыхание никто не «регулировал».
И голос, и дыхание Амре - дар природы. Вот почему эти стороны дарования Амре А. Затаевич и подчеркнул особенно. В сентябре 1934 года в Комиссариате народного просвещения Казахстана состоялось совещание мастеров искусства республики.
Из певцов присутствовали на совещании Амре Кашаубаев, Темирбулат Аргинбаев, Куан Лекеров, Манарбек Ержанов, Жусупбек Елебеков, Гарифулла Курмангалиев, Биби Сарсенбаева и другие.
В начале 1935 года в Алма-Ату должна была прибыть бригада для записи на граммофонные пластинки казахских песен. Совещание было посвящено отбору наилучших певцов, музыкантов - исполнителей для предстоящей граммзаписи.
Спокойный, умеренный баритон Темирбулата, пылкий, легко воспламеняющийся певец Куан, Манарбек, в каждой ноте которого слышалось дыхание безбрежной казахской степи, Жусупбек, чей игривый, шаловливый, томящий душу голос в состоянии, как говорят казахи, заставить змею вылезть из норы, стремительный, пламенный Гарифулла, голос которого при взлете врывается в запретную область сопрано, нежная, пленительная Биби - все старались перед комиссией показать, как говорится, товар лицом, пели старательно, вдохновенно самое лучшее, что было в их репертуаре.
Совещание в Наркомпроссе превратилось 'в смотр казахского песенного искусства. Самым последним  выступил   Амре.   Все   время,   пока пели другие певцы, он сидел, опустив голову, в углу. Все знали, что он болен, и потому думали, что на совещание он не придет, а если придет, то сам петь не будет.
Он поднял голову,  встрепенулся,  выпрямился,  как-то весь  живился, просветлел  лицом.   Так   преображается    скакун,   услышав зычный крик наездника перед байгой. Не говоря ни слова, он   начал   настраивать  свою   черную,   с  короткой   шейкой, ему одному подвластную домбру, ударил раза два по струнам и сосредоточился.
Шея его набухла, щеки то раздувались, округлялись, то втягивались   внутрь, певец   набрал воздух   и   пронзительно   высоким   голосом   запел.   Поток, лавина   звуков    обрушились   на   слушателей.  
Амре   спел «Агаш-аяк», «Уш дос», «Эки жирен», песню «Смет», которую только что исполнил Манарбек. Он пел страстно, весь отдаваясь    мелодии,    пел    темпераментно,    самозабвенно. Исполнив семь или восемь песен, он умолк. 
В кабинете Наркомпроса стало тихо-тихо. О молодчина! Верно говорят: хоть и полиняла краска на чашке, но по-прежнему крепка», - сказал кто-то в первом ряду. Все одобрительно закивали,   заговорили.  
Даже мелкие завистники, втайне надеявшиеся, что певец Амре больше никогда уже петь не будет, наигранно заулыбались, делая вид, что восхищены. Амре молчал. Он знал, что кое-кто поговаривал, будто бы у него иссяк талант, потускнел голос, знал, что у него есть недоброжелатели, готовые заранее похоронить его как певца.
Вытирая обильный пот со лба, он незаметно смахнул гневные слезинки и, ни к кому не обращаясь, ни о чем не спрашивая, быстро вышел из кабинета. Все понимали состояние певца.
Артисты молча собрали все инструменты, спросили, когда им нужно снова собраться, и разошлись.
Это было последним выступлением Амре, последней вспышкой его вдохновенного таланта. Кто знает, может быть, это было   своеобразным   вызовом   певца   своим   завистникам, сплетникам, злопыхателям.
Амре мало учился, но многое понимал, чувствовал интуитивно. Когда автор этих строк работал преподавателем в Алма-Атинском музыкальном техникуме, к нему однажды пришел Амре. Беседа длилась около двух часов.
Амре говорил о том, что родился в старое время, что не имел возможности учиться, что хотел бы, чтобы его маленькие дочки овладели музыкальной грамотой. В конце беседы Амре сказал: «Вы хоть и молоды, но специалист по музыке.
Разное, всякое говорят о моем голосе. Послушайте, пожалуйста, когда-нибудь меня». Мы договорились о месте и времени встречи. Это было осенью 1933 года. Я не заметил  тогда упадка, угасания голоса Амре.
Более того, меня, молодого специалиста, овладевшего музыкальной грамотой, но еще плохо знавшего традиции народной музыки, удивили тонкое музыкальное чутье Амре, его понимание формы, точное воспроизведение переходов мелодии, чувство особенности лирических и драматических песен, видение мелодического рисунка, умение четко следовать развитию песни, украшать, оживить мелодию, своеобразный аккомпанемент, не повторяющий музыки песни, а умело раскрывающий, дополняющий ее.
Помню, меня потрясла необыкновенная музыкальная одаренность Амре. Но выступление его в Наркомпросе Казахстана, состоявшееся годом позже, оставило неизгладимое впечатление. Года два-три назад «Казахстанская правда» сообщала о том, что в одной области с огромным успехом выступила группа певцов во главе с дочерью Амре Куляш.
Я вспомнил разговор с Амре тридцатилетней давности и очень обрадовался, что осуществилась мечта певца, что дочь пошла по стопам своего знаменитого отца. Амре - великий певец, человек больших гражданских чувств.
Жизнь его служит примером для многих потомков. О нем будет написано еще немало произведений. Имя его с гордостью носит музыкально-хореографическая школа в Алма-Ате.

Источник:
Книга «Соловьи столетий». Ахмет Жубанов, Алма-Ата, 1967 год.