Автомобильный маршрут из ущелья Тургень на плато Ассы.

«На Тургень мы попали в том месте, где эта река выходила из горной долины на подгорье, в котором она промыла себе глубокую ложбину. Ложе её было засыпано валунами порфира и сиенита, течение быстро и шумно, волны её пенились, перескакивая через подводные скалы; на реке было много заваленных валунами наносных островов»

Петр Семенов Тян-Шанский. «Небесный херебет и Залийский край». 1855 год.

Поездка в Тургеньское ущелье.

«5 сентября я тронулся в путь со своим конвоем в 7 часов утра. Через час езды к югу от атамкуловых аулов, вверх по Тургеню, ложбина этой реки превратилась уже в долину. Боковые её возвышенности имели округлое очертание и состояли из тёмных сланцеватых глин, из песчаных наносов и из желтоватых глин с валунами преимущественно порфира. Валуны эти местами были навалены грудами, подобно эрратическим камням, высоко над уровнем нынешней реки.
К сожалению, я не располагал достаточным временем для исследования причин нахождения этих валунов на возвышенностях и, не имев ещё случая убедиться в существовании ледников в тяньшанской горной системе, я мог приписать присутствие этих валунов на значительных высотах только тому, что река текла первоначально по долине более широким руслом и в более высоком уровне, но, прорывая себе постепенно более глубокое русло в рыхлых породах предгорья, рассталась уже навсегда со своим прежним высоким руслом, оставив на старых своих берегах целые гряды валунов, которых не могла вынести с их высокого, ей уже недоступного уровня.
При входе Тургеня в долину впадал в него с правой стороны ручеёк, через который мы и переехали. Через час езды от этого ручья показались на обоих берегах реки первые обнажения  горно-каменных пород, состоявшие на правом берегу из профира, между тем как на левом, высоко над уровнем реки, попадались ещё в большом количестве гряды валунов.
По скатам долины росли кустарники черганака (Berberis beteropoda) с его чёрными, кругловатыми и вкусными ягодами, крушины также с чёрными ягодами и курчавки (Atraphaxis spinosa), ещё покрытой розовыми цветами, а ближе к руслу реки - тала (Salix purpurea и S. fragilis).
Все же встречаемые травы принадлежали культурной зоне Заилийского края и имели европейский характер {В моем дневнике 5 сентября записаны в долине Тургеня: Berteroa incana, Geranium pratense, Trifolium repens, Epilobium palustra, Aster tripolium, A. sedifolius (Galatella punctata), Achillea millefolium, Salvia silvestris, Veronica beccabunga, Plantage major -- все обыкновенные растения европейской флоры.  
Долина Тургеня постепенно становилась все уже и живописнее и поросла далее яблонями, урюком, тополями, боярышником и клёном получившим впоследствии мое имя, а на горных скатах, спускавшихся в долину, появились стройные ели.
Два раза мы были вынуждены, избегая отвесных скал, переходить в брод через реку. После трех часов пути по долине Тургеня по направлению к юго-востоку, вдруг раздвоилась; меньшая из ветвей реки шла прямо с юга, то есть из поперечной долины, а большая с востока из продольной. В последнюю мы и повернули и встретили здесь сначала обнажения гипса, а далее тёмного видоизменения порфира.
Наша дорога шла долго по долине вверх течения реки, но потом понемногу отошла от нее сильно поднимаясь в гору. После четырех часов пути отошедшая от реки дорога начала подниматься на горный перевал. Подъём был очень крут. Появились и граниты в небольших обнажениях, но затем опять потянулись порфиры. За перевалом мы спустились на другую речку, также один из истоков Тургеня, левый берег которой порос елями.
Потом мы опять поднялись в гору, но и этот второй перевал привёл нас ещё к одному из мстоков Тургеня, текущему сначала к востоку, а потом загибающемуся дугой сперва к северу, а потом к западу и прокладывающему себе путь по долине, через которую мы могли видеть к северо-западу ог себя весь покрытый сплошным вечным снегом гребень северной цепи Заилийского Алатау, между тем как горы порфирового гребня, через который шёл наш перевал, носили на себе только полосы вечного снега.
Пройденные нами перевалы уже находились в зоне альпийской растительности, а ложбины верховых речек Тургеня - в зоне хвойных лесов. С той же верховой речки, которая загибалась к западу полной дугой, мы поднялись на последний и самый высокий перевал, который киргизы называли Асыньтау. За этим перевалом мы спустились к реке Асы (Асы-су), текущей на восток по продолжению той же продольной долины, по которой мы взошли на Асыньтау, и остановились здесь на ночлег.
Термометр показывал здесь + 7 градусов С в 8 часов вечера. Ночлег наш оказался на 2 390 метрах абсолютной высоты, но он был ниже последнего перевала метров на 500, и при всём том растительность и около ночлега имела альпийский характер.
Миграция растений альпийской зоны в нижние зоны (лесную и культурную) вдоль горных ручьёв, долго сохраняющих свою низкую температуру вследствие быстроты их течения, есть явление, многократно замеченное мной на северном склоне Заилийского Алатау, и объясняется оно переносом из альпийской зоны водами ручьёв семян альпийских растений, находящих себе удобные условия развития там, где почва имеет постоянное орошение всегда одинаково холодными ручьями.
Мы всего сделали в этот день от атамкуловых аулов не менее 60 вёрст очень трудного переезда, доступного только для лошадей киргизских горцев. 6 сентября поутру был иней. Мы вышли со своего ночлега на реку Асы в 8 часов утра и отправились вниз по её продольной долине к востоку.
Через четверть часа пути мы перешли реку в брод, а через два часа, когда долина вдруг расширилась, уклонились от Асы-су в том месте, где находилась близ её берега киргизская могила, в виде конической башенки, выстроенной из сырцового кирпича, с окном, окружённым балкончиком.
Отойдя от реки, мы стали подниматься в гору по наклонной плоскости, поросшей тёмным еловым лесом. Через четверть часа подъёма мы вошли в дикое ущелье, по которому пробивался ручей, впадавший в Асы; правая сторона ущелья поросла елями, а левая - арчёй (Juniperus pseudosabina).
Ущелье было скалисто; встречавшиеся обнажения состояли сначала из метаморфических пород, а далее, как и весь кряж, на который мы всходили, из сиенита. Подъём был так крут, что наш верблюд выбился из сил, и мы на втором часу подъёма должны были сделать часовой привал.
Не даром киргизы называли этот перевал Джаманбастан (дурной путь).

Источник:
Петр Семенов Тян-Шанский. «Путешествие в Тянь-Шань». Москва, ЭКСМО, 2009 год. Фотографии Александра Петрова.