«С сего времени сделались они его подданными, которых на первой случай доказательстве повиновения видно в том, что они неоднажды уже участвовали в помощи Ташкентцам против их неприятелей. Число сих Киргиз-Кайсаков, ежели и превосходит, то и не менее числа Ташкентцев. В прочем, врассуждении образа жизни, то оной так же каков известен вообще у сего народа, и отличается только нарочитым упражнением сих в хлебопашестве. Оные Киргизцы имеют п каждой волости Биев, или Старшин, которых чтоб видно было повиновение и преданность, то Бии и Старшины и старшины должны часто - временно являтся к Владельцу, и ответствуют за спокойствие в их волостях. За тем все они яко подданные платят ежегодно подать в одних только баранов со ста одного; В лошадей же и рогатого скота (коих у них мало) неположено, что на первый случай их нимало неотягощает, а приводит только к повиновению.» 

«Поездка Поспелова и Бурнашева в Ташкент в 1800 году.»  Вестник Императорского русского географического общества на 1851 год. 

Журнал.

Августа 25-го дня, марш до полудня и лагерь при одном из озер Барбий, от Орска 446 1/4 верст.

В 7 часов и 40 минут утра выступили в путь наш вместе с аулом бия Дюнанчи, который, дав нам своих верблюдов, сам ехал к нашему препровождению. Путь продолжался по плоской возвышенности, покрытой мелким песком и не имеющей совсем растений, пройдя 5 верст стали опущаться в низменные места к озерам Барбий.
Озера сии суть ничто иное, как плоскости между песками и земляными высотами, лежащие в великом количестве и без порядка. Они все в длину простираются здесь на 50, в ширину до 10 верст, и почти вообще покрыты высокою травою и густым камышом; многие из озер сих летом высыхают и оставляют по себе в глубоких ямах соленые осадки, с большими трещинами; иные сохраняют воду только в камышах; некоторые же остаются всегда чистыми.
Земля в окружности озер сих более песчана и бугровата, но есть и равнины, где от скопляющихся весною вод нанесенный ил, перемешавшись с песком, соделывает тучные и к хлебопашеству удобные поля. Кормов для скота около тростниковых озер довольно, почему кочевья киргизцев и бывают здесь самые знаменитые, а чрез то и колодцев находится в окрестностях сих большое количество.
Кочевья бывают здесь во множестве различных родов, из коих некоторые остаются и чрез целую зиму, заведя даже здесь и пашни свои. Пространство, занимаемое горами Кулакачи, вместе с озерами и со всеми окрестностями называется у киргизцев общим именем Кулакачибарбий, по случаю великого всегда стечения здесь киргизцев для пребывания, ибо слова сии означают на российском языке многие жили бии-воры; у калмыков же называются они Кулакштийбарабиа, также в рассуждении главного пребывания здесь зюнгорцев, кои киргизцами были вытеснены.
Пройдя сего дня до полудня 13 1/2 верст, в 11 часов остановились мы у мелкого, топкого и небольшого озера, где вода доставаема была из окружных колодцев.

Марш к ночному стану у озер Барбий также, от Орской 459 1/4 верст. 

В 4 часа и 35 минут, оставя место полуденного стана, отправились в путь по песчаным буграм, где видны были следы дороги, состоящей из нескольких тропинок, расположенных рядом одна подле другой. Киргизцы называют ее Нагайскою, или Старою дорогою торговых татарских караванов, ибо всех жителей Оренбургской губернии и казанских татар, кроме башкирцев, киргизцы называют нагайцами.
На пути между песчаными буграми встречались многие озера и хороший для скота корм. В одном из озер здесь находилось киргизское рыболовство в таком положении: в узких берегах сплетается тростниковая перегородка с отверстиями, сквозь кои проходящая рыба попадается в приделанные к ним морды, или кошели, также из тростника. Сколь приятно было видеть киргизцев в сем упражнении!
Они прежде не занимались оным, но бедность некоторых заставила изучиться и сей работе. Тут встретился с нами один из чумекейских вожаков наших, киргизец Абтикар, выехавший из каравана нашего, находившегося в их роде, для разведания о положении нашем здесь.
Спустясь с бугров, вышли опять к камышному озеру Барбий, исполненному водою, и пройдя подле оного 5 1/2 верст. Всего же после полудня в 7 часов и 30 минут остановились между камышей в привольных лугах. Из птиц находились во множестве здесь утки и кулики по причине мелкого и топкого дна в озере. Берега покрыты солеными травами и юшанью.

Примечательный анекдот о пленных.

Случившееся на стане сем обстоятельство заслуживает особенного внимания. Кто бы не тронулся и не пожалел при воззрении на страждущего соотечественника в руках варварского пленения? Лишь только приближаемся к назначенному для стана полуденного месту, видим на берегу озера двух женщин, пригнавших из ближнего аула для поения скот их.
Первый взгляд, сделанный ими на нас, открыл уже в них совершенно кто они: разодранная одежда, покрывающая малую часть только их тела, босые и исколотые от травы ноги, изнуренные лица, печальный вид, все показывало, что они одни из тех несчастных жертв, кои под игом злодеев сих влекут плачевное бытие свое.
Любопытство заставило сделать им несколько вопросов, но они, будучи окружены киргизцами, молчали и качанием голов старались опровергнуть наше подозрение. При всем том, однако же, наружность их показывала, что в душах у них таились чувства величайших бедствий.
Ввечеру аул их перекочевывал вместе с нами, и на последующем стане, около полуночи, когда все, кроме расставленных вокруг лагеря нашего караулов, покоилось в объятиях сна, видит часовой приближающегося из-за камышу человека, окликает его, но нет ответа, окликает второй раз, и уже выстрел готов был прервать молчание, как часовой примечает женщину, слабо выговорившую:
- «…Я давнишняя русская».
Сия несчастная со слезами умоляла казака о спасении их от гонений, объявляя, что страх один был причиною их молчания прежде, и что теперь, скрывшись тайно, пришла говорить с нами, видеть соотичей своих и тем усладить ее горесть.
Тогда же дано было о сем знать и нам, но, к сожалению, бессильны мы были помочь сим бедным; самые наши о них старания вместо свободы ввергли бы их в сильнейшую пагубу. Мы накормили пленную, дали ей сухарей наших и в горести потом расстались.
Уже 9 лет находятся они у киргизцев и схвачены около Кизильской крепости с пашен, где они с отцом своим (отставным солдатом) жали хлеб их, будучи еще не замужем. Много, много таковых жертв, поруганных и угнетенных бедствием страждут в руках дикого сего народа!

Августа 26-го дня, марш до полудня и стан у озера Талыкуль, от Орской 473 1/2 версты.

В 6 часов и 10 минут утра выехав из стана, путь продолжали подле озера песчаными буграми, а чрез 4 версты потом вступили на возвышающуюся от песков плоскость, на коей подле одного озера находилось распаханное киргизцами поле и обрабатывающееся с наводнением.

Об образе производимого киргизцами земледелия.

Подле озера или реки насыпают они небольшой вал, а реку запруживают еще плотинами, которыми вода, по разлитию ее весною, удерживается в прибылом состоянии на такой высоте, какая нужна к наводнению пашен. От вала по пашне делают они, несколько ниже горизонта запираемой воды, каналы чрез все пространство шириною до 4 футов.
К сим каналам примыкают опять с разных сторон еще другие, гораздо меньшие бороздки, кои, пересекаясь между собою, пересекают и пашни на многие неправильные отделы. Все каналы и бороздки сии бывают над поверхностью земли возвышены, будучи складены из глины, наподобие желобов.
Весною, когда земля еще сыра, киргизцы распахивают ее и сеют семена, дабы скорее из влажной почвы получить выходящую зелень; потом, во время засух, удобряют пашни наводнениями посредством упомянутых каналов, ибо без того в степи Киргизской от чрезвычайных жаров, бездождия и неудобной почти земли урожай в хлебе совсем бы быть не мо
Порядок наводнения у киргизцев следующий. Противу главных каналов разрывают они, во-первых, насыпной вал, чрез что вода, пробираясь чрез рытвины сии, наполняет сначала оные каналы; из сих потом впущается вода в бороздки, а сии сообщаются в самые уже отделы пашен, кои, смотря по обстоятельствам, наводняются все вдруг или каждый порознь.
Когда же вода найдется в пашнях уже излишнею, то спускают оную в новые каналы, прокопанные ниже горизонта полей, к коим нарочито примыкают для сего все прочие каналы и бороздки. Таким образом, два человека в малое время могут наводнить без затруднения весьма большое пространство.
Сие повторяемо бывает, смотря по засухе, до тех пор, пока хлеб начнет созревать. Случается иногда, что пашни бывают близ таких мест, где воду нельзя удержать плотиною, то употребляют, при убыли ее, для впуску в каналы нарочито устроенное колесо, ворочая которое быками или людьми, подымают воду на веревках ведрами и кожаными мешками; иногда же делают колесо таковое наподобие машины, чертовых четок. Все сие заняли киргизцы от бухарцев и хивинцев, но с меньшим противу тех рачением.
Вспахивание земли производят киргизцы на быках и лошадях. Плуг их, хотя и основан на двух колесах, но сошники разнятся с нашими как видом, так и расположением своим. Они не могут отделять земляных глыб, но, будучи возимы вдоль и поперек, раздирают только землю в глубину не более трех дюймов; потом умягчают пашни небольшими деревянными боронами и граблями.
Вместо плугов употребляют киргизцы также и ручные сохи, кои во всем подобны первым, но только без колес. Жнут они серпами, а иногда и ножом. Молотят же посредством лошадей или быков: обыкновенно разложив сжатые колосья на расчищенном, гладком и огороженном месте, гоняют вокруг по оному упомянутый скот, топотом коего и отделяются от соломы хлебные зерна.
Киргизское хлебопашество состоит в просе только и пшенице, из коих первое родится довольно хорошо и прибыточно, а пшеница, по причине недостаточной обработки земли, бывает невыгодна. Они разводят также в довольном количестве дыни и арбузы; из сих дыни, будучи одного рода с бухарскими, имеют весьма приятный вкус.
Почва земли, на коей киргизцы производят свое земледелие, есть повсюду песчано-глинистая и удобная к произращению сорочинского пшена, ячменя, полбы и гороха, подобно как в Бухарии и Хиве, чем, однако же, они здесь, не имея хороших орудий, вовсе не занимаются.

О начале киргизского земледелия.

Если и принялись киргизцы за земледелие, то они были побуждены к оному их бедностью, ибо то, как сильные чрез баранту лишают некоторых из неимущих киргизцев и последнего скота, то они, не будучи в состоянии сделать отмщения и не имея других средств к собственному пропитанию, должны бывают, соединясь в партии, приниматься за сие пренебрегаемое ими хлебопашество; которое, однако же, будучи у них в весьма малом количестве, не доставляет и годовой провизии одним хлебопашцам; а наипаче, когда из сего же должны они уделять большую часть на вымен скота для будущих работ и на одеяние себя.
Мы встретили работников сих почти нагих и живущих в открытых, тростником огороженных шалашах; зажиточный считает себе бесчестием приняться за сию работу, исключая только некоторых, но и те вместо себя употребляют также бедных за малое пропитание или находящихся у них пленных.
Из пшеницы приуготовляют они крупу, которую, как и просо, употребляют для азиатского плова (Азиатское кушанье, состоящее из переваренного пшена, смешанного с салом), вместо сорочинского пшена. 

Продолжение пути.

От пашен (Не более еще двух лет назад тому, как принялись киргизцы за земледелие), оставя Кулакачибарбий в праве, продолжали путь местами весьма бугристыми, на кочках коих растет в большом количестве различный кустарник; изредка находились также и озера.
В леве по пути нашему оставили могилу, из жженного складенную кирпича, развалины коей показывали ее древность (Киргизцы уверяли нас, что кирпич получают они и с границы российской и из Бухарии; но сии ни малого не имели с нашим подобия, а наипаче в рассуждении величины их).
Киргизцы многие из чумекейской части каравана здесь выехали к нам навстречу, как равно нагнали и оставшиеся назади дюрткаринцы под начальством старшины Буранбая. Потом открылось пространнейшее озеро Талыкуль, где, по желанию новоприезжих вожаков, в 9 часов и 10 минут для стана раскинули лагерь, пройдя 15 верст.
Озеро сие довольно глубоко, и вода, содержащаяся в нем, почти совсем не имеет в растворе своем солей; берега низкие и отлогие, обросшие тростником и травою, отчего и корма для скота вообще хороши. На поверхности его дичи, а наипаче гусей находилось во множестве.
Оно окружено со всех сторон другими озерами, кои, наполняясь от весенних разливов, имеют солоноватую воду. Остаток дня сего проведен в разговорах с чумекейским, отделения кунтского бием Рак (Сей, как и прочие бии, желал видеться с нами по одному только их корыстолюбию), который кочевал в сие время не в дальнем отстоянии от нашего лагеря.
Так как из отделения сего были главные российских караванов грабители, то и сей Рак-бий вместе с чумекейскими вожаками, подражая поступку дюрткаринцев, вознамеривались и своих преступников склонить к добровольному разделу с обиженными.
Между многими о сем рассуждениями, упоминали и о России. Какое грубое понятие имеют киргизцы все об их подданстве! И сей почетный в целой орде бий великого государя нашего почитает равным султану их или батырю, которые никого, кроме себя самих, во владении не имеют! 

Августа 27-го числа, утро.

По случаю переговоров между киргизцами в рассуждении возврата пограбленного, Рак-бий, не давая вожаков своих, удержал нас здесь еще до полудня. Между тем искали полуденную линию, и склонение магнитной стрелки было здесь на 3 градуса к востоку.
Марш к ночному стану на правом берегу Иргиза, от Орской 489 верст. После полудня, не дождавшись развязки их рассуждений, в 4 часа, оставя у стана переводчика Бекчурина, отправились далее. Около озера Талыкуль (Таловое озеро), по уверениям киргизцев, было много лесу, чему и ныне к подтверждению служить может рассеянный повсюду густой кустарник, имея в фут и более толщиною во множестве находящиеся корни. Лес находился тут, как приметить было можно, таловый, осиновый и ветловый.
Путь продолжая малыми песками, встречали множество колодцев; а потом чрез 9 верст от стана поднялись на чрезвычайно высокие и сыпкие бугры песков Бустан, называемые по имени знаменитого в орде батыря, который под оружием окончил тут жизнь свою.
К арбам в песках сих впрягаемо было более лошадей обыкновенно, которые, однако же, и притом в пространстве только 7 верст изнурились до невероятия, после того спустились к реке Иргизу, текущей здесь в крутых песчаных берегах, где и остановились на ровной плоскости в 7 часов и 20 минут, прошед всего 17 1/2 верст. Корм был здесь вытравлен кочевавшими пред нами большими аулами.

Августа 28-го дня, марш к полуденному стану на правом берегу Иргиза, от Орской 516 верст.

В 5 часов и 10 минут выехав со стана, следовали чрез 5 верст все по излучистым берегам реки Иргиза, которые здесь весьма круты и изредка обросшие камышом; дно же реки песчаное. На правой стороне по течению находились высокие бугристые пески, в углублениях со многими колодцами; на левой же – равнины с весьма пологими возвышениями.
Потом, хотя и вступили было для краткости пути в пески, но по затруднительному по оным переходу, повернули вправо и вышли опять к реке Иргизу, где в равнинах от разлития реки остались многие озера с горькою глауберовою и поваренною солями, растворенною водою, иные же и с пресною.
Здесь встретились мы с бухарцами, которые, разъезжая по степи с нужными для киргизцев товарами, делают с ними мену на баранов, лошадей, верблюдов, пленных и награбленные червонцы, которые и нашим купцам покушались променивать киргизцы на кожи и другие вещи, поставляя оные в малой весьма цене.
От упомянутых озер, хотя также должны были следовать по пескам, но сии не столь велики и бугристы, как прежде. Проходя потом мимо многих мелких аулов, остановились на левом берегу реки Иргиза в 11 часов, сделав сего дня марш в 27 верст.
На стане сем находились небольшие пашни (Снятый с местоположения сего подробный план, вместе с пашнями и профилями каналов, приложен на маршрутной карте под литерою F), но корма, по причине бывших пред нами кочеваний, были вытравлены.
Сюда прибыл и оставленный у Рак-бия Бекчурин, но все еще без решения об их сборах. Полуденный марш и стан на правом также берегу реки Иргиз, от Орской 521 верста. В 4 часа и 45 минут после полудня отправились в путь далее.
На правой стороне реки Иргиза, а от нас в леве, находилась высокая гора Муллатюбя, имеющая продолговатое положение от запада к востоку и высочайшая ее сторона висела над водою реки, как бы в конусном, но весьма странном виде. На вершине ее находятся могилы знаменитых киргизцев.
Пройдя 5 верст, прибыли к месту, где чумекейцы с караваном находились в ожидании нас уже другие сутки. В 5 часов остановились на сем же стане. Корма здесь были также малы. Река имеет течение мелкое, излучистое и в крутых песчаных берегах. В окружностях находились многие, и по большей части, пресные озера. 

О соединении реки Иргиз с Тургаем.

В 15 верстах от сего стана ниже река Иргиз соединяется с другою, Тургаем, которая при начале своем течет с востока на запад, и в верстах 80 до соединения сего поворачивается овально к югу. Река Тургай в течении своем подобна Иргизу, кроме большого содержания воды, отчего бывает сия местами очень глубока.
С северной стороны впадают в нее многие из Алгийского кряжа вытекающие реки, и прилегают отроги различных гор; полуденная сторона, напротив того, ровная и песчаная. Место соединения Иргиза с Тургаем называется у киргизцев Тюгошкан (ударение бараньих рог), которое взяли они от быстрого и противоположного стечения рек сих вместе.
От сего же и все окрестности именуют они вообще – урочища Тюгошкан. После соединения река течет уже в весьма глубоких берегах, покрытых высоким камышом, на 20 верст, разделяясь на многие озерки. Потом, разлившись широкими рукавами, теряется в болотах около озера Аксакалбарбы, которое киргизцы называют также и малым морем.

Об озере Аксакалбарбы.

Все пространство озера сего (которое в окружности киргизцы полагают 300 верст) покрыто, по большей части, высоким и густым тростником. Есть хотя и чистые и довольно пространные плёсы, но и те наполнены камышными опять островами.
В него впадают многие источники, из коих главный Усьусюк. С трех сторон прилегают к озеру сему бугристые пески, оканчиваясь однако гладкими равнинами у берегов, где песок тот, смешавшись с глинистою почвою, способствует к хлебопашеству, которое как здесь, так и по берегам реки Тургая разведено в большем количестве.
С северной же стороны тянутся горы Емуртка, кои суть известковые, и по большей части, гипсовые. Берега озера сего более всех других мест бывают наполнены знаменитыми киргизскими кочевьями, как летними, так и зимними чумекейского, яббаского, кипчатского и других родов Средней и Меньшей орд.
Они, скрываясь в камышах и по островам, скорее прочих избегают ужасных опустошений от междоусобных барантов, и тем сберегают свое имущество. Ибо скот их переплавляют они всегда на острова, а некоторые и со всем кочевьем переходя с одного на другой, остаются на оных целыми годами.

Августа 29-го дня.

Дабы оживить изнуренные от многотрудных песков силы, имея в преддверии еще величайшие оных зыби, решились мы на стане сем сделать отдохновение, привесть в порядок дела наши и отсюда отправить в Россию донесения.
Здесь по причине затруднительного провоза чрез пески арбов и по довольном уже хода их по степи испытания почли за лучшее, разобрав их, употребить для дров, а повредившуюся от пути коляску выправить и везть далее. В окрестностях стана сего по озерам находится много диких птиц, и между коими особенно замечены нами белые кулики и белые утки: первые складом своим во всем походят на куропатку, кроме ног, кои имеют они длинные, и прямой небольшой нос; вторые же, будучи также велики, но и длиннее обыкновенных, нос имеют острый и голову большую, цвет перьев на спине белый, а на груди, хвосте и голове светло-фиолетовый.
В реке здесь при брожении попадались щуки, язи, лещи и судаки, между прочим, и черепахи до трех четвертей аршина длиною.

О берегах реки Иргиз и их слоеватости.

Берега Иргиза местами в вышину простирались до трех сажен и были, как бы, обрезаны перпендикулярно к поверхности воды. Удобновидимая оттого слоеватость земли, имела следующее положение: первый слой от поверхности состоял из кварцевого желто-серого песка толщиною более аршина; второй, черноземный в пол-аршина, где находящиеся корни показывают прежнее произрастание трав, а потому и обитание животных; третий, заключал в себе также, но покрупнее, желто-красного цвета песок в толщину около аршина.
За сим следует опять чернозем на 6 вершков; после сего пласт глинисто-песчаный; а потом вместе с дном реки начиналась глинисто-известковая земля, в коей находятся также куски селенита и морские раковины. Все сии слои простирались внутрь земли по обоим берегам параллельно с горизонтом воды, имея малое весьма наклонение к юго-востоку.

В черноземных пластах видна была поваренная и другие соли.

Так как всякою весною бывает великое реки сей разлитие, то она, выступая из своих берегов и омывая многие пески, при возвращении в обыкновенное положение переносит оные и производит, думать надобно, явление сие, как в вышеупомянутых слоях, так и возвышенности берегов.
О киргизских ворожецах и прочих по сему обстоятельствах. В прошедшую ночь в ауле, близ нашего стана, слышан был чрезвычайно дикий голос, который по временам сопровождаем был ужасным криком еще многих других голосов и звуком бубенчиков и бубна, ударяемого палкою.
Всего причиною сего был ворожец, по-киргизски называемый дивана; он по суеверию их выгонял из больного дьявола для облегчения. Поутру показался дивана таковой и в нашем стане. Приближаясь к лагерю, кричал он жалостные песни; после того начинал бегать и кривляться, что мало-помалу увеличивая казался совершенно бешенным: то, кидаясь на все стороны с выпученными глазами, производил сильное зубов скрежетание, то, падая на землю и делая разные телом положения, вертелся около находящейся у него в руках палки, во все сие время крича диким голосом молитвы, как будто бы призывал духов их мира и зла.
Потом пена текла изо рта его, ужасные показались на всем теле конвульсии и напоследок он упал, как бы в беспамятстве. После несколько-минутного безмолвия и недвижимости поднялся и, сев спокойно, читал молитву и нам предсказывал благополучный путь.
Киргизцы, окружившие его во все сие время, подняв руки с благоговением молились и бросали беснующему хлеб и крут, который сим наотмашь откидываем был к западу и востоку. Потом выливая часть из носимой им воды, оканчивал все его заклинание.
Он, получа чрез сие некоторые подарки, оставался в лагере нашем до самого вечера; казался несколько задумчивым, но обыкновенным киргизцем. Чародеев таковых в Киргизской степи находится великое множество и называются общим именем дивана, но по средствам, употребляемым ими для ворожбы, имеют они еще и особенные названия, как-то: бакши, джаурунчи, рамча, джаа-дугар, карма-кчата, урус-анали, и проч., ибо о некоторых г-н профессор Паллас 42 в путешествии своем, в 1-й части на странице 575-й описал подробно.
Всякий дивана, однако же, всеми пользуется таковыми средствами и вообще какие только по остроте его придут на мысль для удобнейшего убеждения его зрителей. Народ киргизский, веря таковым прореканиям и почитая их за святых, просит во всем у них советов и им приписывает власть наводить гром, дождь и бури, но волхвы сии суть ничто иное, как праздношатающиеся обманщики и тунеядцы, ибо все искусство, чем они привлекают к себе народ, состоит в обманчивом лечении больных.
Они употребляют к сему некоторые травы, делая притом заклинания, как будто выгоняют из тела болящего овладевшего им дьявола; ежели больной умрет, то говорят, что черт их пересилил, когда же не исполнилось какое-либо их предсказание, то оправдывают они себя – будто б сильный дух был на стороне противной и превозмог вызванного им покровителя.
Все ответы их так двусмысленны, что одно ослепление только или предубеждение народа в суеверии дает им цену, а как случаи, по мнению киргизцев, зависят от духов, и всякий от особливого, что выше описано, то диваны для поддержания власти своей стараются укоренить еще более сие мнение, и оттого, чрез призвание духов под видом их воли, удается им иногда управлять народом по своему желанию.
Но при всем том, однако же, власть их противу прежнего приметно ослабевает, может быть и от того, что некоторые киргизцы чрез сообщение с Россиею сделались прозорливее и сии уже ворожбу таковую признают за древний только обряд, который и производят из почтения к праотцам своим, а не из приверженности к предсказателям.
Они встречались нам всегда в худом и разодранном рубище, полунаги и совсем босы; жизнь их протекает в беспрерывных переходах из одного аула в другой, собственного же ничего они не имеют. Когда киргизец отправляется куда на промысел или торговлю, то чтоб предприятие его исполнилось, он просит помощи у духа, имеющего власть над его желанием, и производят сие следующим образом: дивана, после много беснования, убивает лошадь или несколько баранов, и сваря их потом, в честь духу первые куски бросает на восток и запад, остальное же все поедают в обществе с другими киргизцами.
Сих духов общим именем называют авряг. Суеверие же причиною, что киргизцы будучи поощрены корыстолюбием магометанских мулл, выменивают от них по дорогой цене выписанные из Алкорана молитвы и, положа оные в суконные мешочки, пришивают на одежду, как мужчины, так и женщины, иногда по две и по три.
Одна, говорят они, во время войны делает их храбрыми и невредимыми от оружия, другая спасает от очарований, иная сохраняет здравие, иная же опять удерживает от падежа скот их. Киргизцы очень почитают Алкоран, и муллы, дабы удержать их более в своем подобострастии, предсказывают им по оному также о будущем, что называется у них фалча.

Августа 30-го дня.

Ныне праздновали мы день тезоименитства 43 государя императора нашего. Дабы внушить в киргизцев более к его величеству почтения, с малою бывшею при нас командою сделан был парадный троекратный из ружей залп, потом всем киргизцам дано было угощение, а приехавшим для свидания с нами чумекейским биям, Китя-бию и Баккаре (Бии сии никогда не были еще на границе российской и казались довольно справедливыми), небольшие подарки.
О празднествах при поминках умершего. Осматривая пополудни окружности Тюгошкана, при знаменитых кладбищах, встретили мы киргизское воспоминание их умершему батырю, которое сопровождаемо было некоторыми увеселениями.
Обыкновение киргизцев воздавать почести умершим героям описано уже выше при Чидеркаткане августа 5-го числа и при перекочевке их 11-го дня, но здесь особенно еще заметить должно и о поминках, которые принадлежат к числу главных народных обрядов.
Киргизцы по смерти знаменитого какого-либо батыря, или героя, или родоначальника целым родом назначают время к его воспоминанию, и сие определение, переходя изустно от отца к сыну, постепенно исполняется завсегда с большою точностью, а чрез сие сохраняется в народе о героях тех память и история их времен.
Виденные нами здесь поминки состояли в следующем. Многие из почетных киргизцев его рода и приглашенные из других были уже собравшимися около могилы славного Джанбей-батыря (Батырь сей, известный по его достоинствам и силе в киргизцах, описан и в «Оренбургской истории» на странице 429), так что стечение сие простиралось до 300 человек, иногда же бывает оное и более тысячи.
Начальник семьи, происходящий в прямом колене от покойника, доставил сюда некоторое количество скота, из которого и приуготовляли для угощения общества пищу; особенно же убитая белая лошадь в честь покойника была варена пред его могилой, чем совершалась жертва их.
Волхвы в сие время производили их беснования, вызывая тень умершего к посещению празднества их; потом, после исступления, вылив на могилу кровь, выпущенную из жертвенной лошади, подавали знак, что герой внимает просьбе их.
Не упустили некоторые из киргизцев с чебызгою (Инструмент сей похож на деревенский рожок длиною до 3 футов; будучи составлен из двух выжелобленных половин, перевивается камышом; широкий конец его прикладывают они к зубам и дуют прямо в отверстие.
Играют они всегда печальные песни высокими тонами, которые и составляли бы довольно приятную гармонию, но, будучи сопровождаемы всегда октавным припевом гортанью играющего, делают оную отвратительною. Разность тонов происходит от перевирания пальцами по находящимся шести отверстиям в боку, а выигрываемые песни состоят из описания дел всегда их героя) выхвалить в песнях и все отменные подвиги его, что прочие киргизцы выслушивали с великим благоговением.
Иные из приехавших гостей упражнялись в скачке, другие – в борьбе, иные же – в стрелянии из луков в цель, где присообщались и женщины, а наипаче девки. Всякий победитель получал от потомков покойного соразмерную награду, состоявшую в различном скоте и прочих вещах, судя по отличиям.
Когда же кушанье было приуготовлено и игры кончились, то последовал общественный сытный обед, продолжавшийся до полуночи. При сем случае киргизцы и начальники разных родов имели советы о народных делах и в обидах друг против друга делали взаимные разделы и удовлетворения, так что съезд сей, как и подобные ему обращаются в общественные суждения, каковых без того никогда бы у киргизцев не было.
Приятно бы было смотреть на все сии их увеселения, ежели бы невоздержанность их не доводила иногда до дерзостных поступков. Могила Джанбей-батыря находилась на левом берегу реки Иргиза; она обнесена четвероугольною, из серого песчаного камня, стеною, сажени в три с половиною в поперечнике и до полутора сажени вышины; на углах поставлены небольшие глиняные башенки, а в средине возвышался конусный земляной бугор, на коем лежат набросанные кварцевые, известковые и другие каменья; в стене с южной стороны сделано небольшое отверстие, в коем лежали лоскутки и некоторая посуда; с севера же растет высокое тополевое дерево, осеняющее весь бок могилы, что видно и в прилагаем на карте, под литерою G, виду.

Разные виды могил.

Прочие находящиеся здесь могилы (ибо киргизцы имеют обыкновение древних похоронять покойников своих у главных кладбищ) также обнесены оградами различных фигур из песчаного камня, глины и дерна; некоторые же складены были из жженых и простых кирпичей (Кирпичи сии наших гораздо были длиннее и шире, но тоньше).
Иные, представляли из них род пирамид, холмов и кучи каменьев. По всем могилам лежали лоскутки, кои киргизцы в проезд их мимо, а особливо однородцы отрезывают от своих платьев и оставляют на оных, как жертву их почтения; нарочито приносят посуду и некоторые вещи от лошадиной сбруи, а наипаче части лошадиных хвостов и грив для сохранения по их суеверию скота от падения.
С северной стороны, куда обращаются покойники головою, воткнуты были колья, копья, небольшие значки и другое оружие или находилось внутрь отверстие для приносимой новой жертвы. Могилы знаменитых людей особенно обсаживаются деревьями, привозимыми из дальних мест, и ежели оное где принимается, то похороненного в той могиле почитают уже святым (Сие предпочтение происходит может быть от того, что древесная тень в голых и жарких степях сих будучи для киргизцев приятною и делая влияние на их чувства, вкореняет в них оное, а чрез то и служит началом ко мнению о святости героя; посему как могилы, так и деревья потомками тщательно сохраняются, ибо нередко доставляют они им преимущество пред прочими).
Августа 31-го дня, полуденный марш и стан в Тюгошканских песках у колодца, от Орской 539 верст. Исправя все нужды наши и приведя в порядок караван, отправились сего дня в путь в час и 5 минут и вступили в пески Тюгошканкум.
Тут беспрерывно встречались нам соленые и горькие озера с окружающими их пресными колодцами. Бугры песков, час от часу увеличиваясь, казались напоследок целыми горами, тянувшимися параллельными грядами между западом и востоком.
Пройдя 18 верст, в 5 часов остановились на ровной площади при колодцах, неподалеку от коих протекал небольшой ручей. Здесь узнали мы, что в леве от направления пути нашего, к устью Иргиза, идет бухарский караван, почему и отправили тотчас туда бывшего при нас чиновника бухарского из посланников, Бекчурина и некоторых купцов с тем, дабы они могли обстоятельнее разведать о передней дороге.

Сентября 1-го дня, марш к полуденному стану в песках Бирюкум, от Орской 562 1/4 версты.

Поутру, в 6 часов и 30 минут, выступили в путь и, пройдя несколько солонцов, поднялись на пески Бирюкум, где нагнали нас и посланные вчера к бухарскому каравану люди. Они известили нас, что дорога, по уверениям бухарских купцов, до самой Бухарии безопасна, кроме, что некоторые из чиклинцев на реке Сырдарье отзывались худо о нашей поездке, и что они и с бухарского каравана собрали пошлины с лишком на 2000 рублей, но в Бухарии, говорили они, приуготовляют великолепную встречу, при ежеминутном нас ожидании.
Караван бухарский состоял, кроме частных верблюдов, из 2300 одних тугонаков, т.е. таких верблюдов, кои бывают навьючены тюками, не перекладывающимися во весь тракт. После известий тех о чиклинцах, мы приняли намерение послать на Сырдарью нарочных как к Аблазы-султану 44, который самовольно назвал себя чиклинским ханом, так и к некоторым еще биям с письмами (Письма, посланные с Бекчуриным еще из Оренбурга во время вызову киргизцев на границу ко всем, как равно и к чиклинцам, но за отдалением их письма те будучи для доставления оставлены у Каракубека, им совсем удержаны были) и известием о нашем проезде.
Высота песков Бирюкум, противу поверхности представших нам солонцов, возвышалась более нежели на 6 сажен. Спустясь с бугров, мы пробирались несколько по солончакам и в 11 часов и 30 минут, пройдя до полудня 23 1/4 версты, остановились у колодца, где весьма нечистая вода была малодостаточна для нашего каравана.

Сентября 1-го дня.

В 4 часа пополудни, сняв лагерь, отправились далее. Марш к ночному стану у озера Байбичакуль, от Орской 576 1/2 верст. Путь продолжаем был песками же, где во множестве встретились сухие соленые озера. Между ними же находились такие, на поверхности коих, наподобие коры в полчетверти толщиною, попадалась из правильных кристаллов спекшаяся осадка поваренной соли.
Потом пройдя несколько местами опять ровными, в 7 часов остановились в близости от озер Байбичакуль, в великом количестве повсюду здесь рассеянных, которые весною соединяются все в одно и продолжаются до Аксакалбарбы.
Уток диких и здесь было весьма много, корма для скота посредственные.
Сентября 2-го дня. Поутру лишь начали вьючить к отправлению тюки, то вдруг открылся недостаток в двух верблюдах. Они были угнаны посторонними киргизцами. Вожаки наши, видя потерю сию, положили непременное сделать разыскание и разъехались все в ту же минуту в разные стороны.
Мы же, будучи оставлены почти одни, должны были дожидаться возвращения и решительности о потере. О приуготовлении к чиклинцам писем и о расположении к проходу за Сырдарью. Во время отсрочки сей, мы начали приуготовлять к чиклинцам письма, и к полудню уже написаны были оные к чиклинскому хану Аблазы, Джанназар-бию, Ходжабергану, титулярному советнику Джанузаку и другим, где о некоторых причинах поездки нашей уведомляя их, вычисляли и многие пользы, проистечь от того могущие.
Писали и о том, что прежде еще из Оренбурга отправлены к ним были также письма, но, к удивлению, ответов на оные не получали. Для доставления писем сих по надписям избран был нами находившийся при нас магометанский мулла и с ним три киргизца, между коими из дюрткаринцев – Дюнанчи-бий, а из чумекейцев Кабанбай, казавшиеся во все время путешествия нашего честными и добрыми киргизцами. 
Так как известно, что к проезду нашему оставалось уже одно только жилище чиклинцев, киргизцев, однако же, самых сильнейших и более всех других упражняющихся в грабежах, то все предприятия наши клонились к тому, дабы посланные, выехав в чиклинский род и узнав об их расположении, откладывали бы наше прибытие на Сырдарью сколько можно медленнее.
Мы же, напротив того, наивозможнейше положились торопиться. А как шли уже везде слухи, что переправа наша чрез реку Сырдарью (Река сия, по прежним известиям, течет в ширину от 1/2 и до 2 верст, глубиною до 4 сажен. Берега закрыты камышом, а отчасти и лесом, очень многорыбна.
Начало берет из гор Тустау, протекает на 1500 верст и впадает в Аральское море тремя рукавами, собственно называемою Сырдарья и еще Аму и Кувандарьей. Перевозят на дощенниках, о чем пространнее описано нами во 2-й части) будет на перевозе Айтимбет, то чтоб и посланные повсюду оное утверждали также.
Сами же мы предприняли намерение взяв влево и верстах во 100 переправиться выше, дабы чрез то уклониться от поисков злых киргизцев, кочевавших тогда верст на 100 ниже Айтимбетя. Таким образом пробравшись чрез реку, думали мы, прямо войти в пески Кызылкум (красные пески), хотя проходящие купеческие караваны всегда принимают здесь отдохновение, меняют кормных лошадей и заготовляют большое количество воды, ибо пески те, продолжаясь на 300 верст, не содержат в себе ни воды, ни же каких-либо растений; там идут уже день и ночь без малейшего отдохновения, а оттого и киргизцы злодействовать уже там бессильны бывают и не въезжают в оные совсем.
Посланным для встречи с нами при их возвращении, назначили урочищем колодезь Байгары на краю песков Парчакум, тянущихся к реке Сырдарье. Тут должны были они нам дать и обстоятельные известия о чиклинцах. Имея в преддверии еще ужаснейшие, против пройденных, пески Каракум, должны здесь были и остальную коляску нашу, разобрав по частям, везть далее, навьючивая на верблюдов.
К вечеру уже дня сего нашли напоследок и пропавших верблюдов, как и самых бездельников, оных уведших. Сии были чумекейцы, следовавшие за нами уже другие дни и единственно для какого-либо похищения в нашем караване.
В темный вчерашний вечер, когда извозчики, прохладя верблюдов, вели потом привязанных их один за другим на водопой к озеру, то воры в сие время, отрезав повода у задних, угнали в свои аулы. Сентября 3-го дня, марш к полуденному стану в урочище Парчакум, от Орской 599 1/2 верст.
В 5 часов и 30 минут утра отправились далее, где путь сначала продолжался по пологим песчаным высотам, имеющим изредка мелкий кустарник. Потом чрез 16 верст начались и пески Каракум, где между буграми, именуемыми Парчакум (край песков), в 10 часов и 20 минут остановились, пройдя до полудня 22 1/2 верст.
Тут находились большие и с близкою и чистою водою колодцы. 
Некоторые известия о песках Каракум. 
Пески Каракум (черный песок) (Название сие происходит от темного цвета песков, по коим, как и по всем другим пескам, попадались нам в большом количестве лисицы (тушкан) и ящерицы; сии последние особенно заметны по отличному их виду, ибо они во всем подобны, исключая величины их, которую имеют от одного до пяти только вершков, крокодилам; голова же, которая отделена тонкою от плеч шеею, довольно собою толста, ноги имеют высокие, цвет кожи на ящерицах сих сероватый, брюшко желтое с красными пятнами и белыми полосами кругом; живут в норах между рассыпчатых песков, а во время скорого беганья их оставляют следы подобно сорочьим в малом только виде. Будучи же рассержены бывают ядовиты) занимают весьма большое пространство Киргизской степи и тянутся от запада к востоку более нежели на 600 верст.
Западная сторона их смеживается с подобными песками Барсуки, отделяясь только от оных озерами и камышами, подобными Барбиям, именуются Барсуки, а потому и пески, лежащие между озер и простирающиеся на запад между Эмбою и Аральским морем именуются так же Барсуки.
С северной пески Каракум окружены Иргизом, озером Аксакалбарбы и Тургаем. С юга прилегают они к реке Сырдарье, а с запада – к реке Сарасу, чрез которую соединяются опять с песками Кунгурскими, Битпаком и проч., а сии, простираясь на восток, примыкают к горам Алтайским.
В песках Каракум (Подробнейшее описание песков Каракум в общем положении с окружающими морями и горами, как равно и заключение об их происхождении помещено нами во 2-й части при общем описании всей Киргизской степи) кочуют киргизцы более летом, и так по причине обширности их рассеянно, что на расстоянии 50 и более верст встречаются в ямах по две и по три только кибитки (Кибиткою называется переносное с одного места на другое киргизское жилище, основанное на деревянных решетках и обтянутое всегда бывает кошмами, что можно усмотреть, как и фигуру их, в прилагаемых на маршруте видах; подробнее же описаны оные во 2-й также части) или семейные коши.
В зиму же остаются здесь очень мало, хотя оная в песках бывает и не столь жестокая, но вытравленная летом трава не доставляет уже скоту их довольного пропитания, который в [117] зимнее время может питаться одними только мелкими кустами. Для сего все кочующие почти около сих мест киргизцы прижимаются тогда в камыши к рекам Сырдарье и Кувандарье.

О жизни киргизской в степях, располагая по временам года.

Киргизцы жизнь свою проводят свободно и близко к пастушеской; но с переменою годовых времен переменяются жилища их и образ жизни, что даже и на самые нравы их имеет великое влияние. В зимние месяцы они уже не перекочевывают, но зарывая кибитки свои в снег, остаются надолго в непременных местах, для чего и убежища сии избирают более к югу в густом камыше и около границ российских в привольных лесах.
В каком жалостнейшем положении находится тогда народ сей! Закутавшись в одну кошомную лачугу целая семья, иногда и с молодым мелким скотом их, проводит дни сии в совершенном бездействии и, не видя почти света, претерпевает все свирепости жестокой зимы.
Один только, разведенный камышом и прутьями кустов, огонь, в нарочито вырытой для того посреди яме, согревает их несколько от холода; они, севши вокруг оного, закрываются овчинами и тем только себя сохраняют. Бураны или снежные ветры заносят по временам всю кибитку их снегом; и тогда, чтоб выйти оттуда они должны прорываться, но врожденная в них леность, а наипаче в таковое время, заставляет их сидеть там долго, иногда без пищи и без огня.
Подъезжающему тогда к кочевью их едва из под снега видны бывают одни только курящиеся вершины кибиток. И в сие время киргизцы, живущие в полуденной стране, мало имеют выгоды противу кочующих на севере, разве в одном только неравенстве в продолжение зимнего времени.
Нагие дети, угнетаемые голодом, валяются по земле и редко согреваются пеплом, после огня оставшимся; дым, хотя и сделано для выпуску его в верху отверстие, наполняя прежде оную, выедает, так сказать, у всех глаза, и поражает многими болезнями от смрада.
Неопрятность, главнейший их порок, вселяет великое отвращение при одном воззрении на жизнь их в это время. Ни один киргизец из сего не исключается, даже и самые богатейшие, в сем случае, походят на диких зверей. Скот, составляющий главное их пропитание, от худого корма и стужи бывает отменно тощ и разбредается тогда по степи так, что великий труд употребить надобно к его отысканию; да киргизцы и не выходят из кибиток для смотрения за ним, разве во время оттепели к отысканию только дров.
Они питаются тогда очень умеренно летним запасом своим, состоящим в круте, сушенном мясе и различных крупах (Дойного скота в зимнее время у киргизцев не бывает; свежее мясо употребляют разве только самые богатейшие).
После сего удобно представит себе можно, с каким восхищением встречают они весну. Появившиеся проталины приводят их в неизъяснимую радость, и один месяц оной, как их, так и скот снова оживотворяет или, так сказать, дарует новую жизнь.
В сие время начинают они опять скочевываться в средину степи и к привольным паствам. Между тем, когда морозы мало-помалу уменьшаются, то скот, находя повсюду изникающий в довольном обилии корм, в скором времени становится отменно тучным.
Тогда-то киргизцы подобны бывают веселящейся юности; все они приходят в движение и в радость, и жизнь их, кажется, цветет вместе с оживленною природою. Молоко, кумыз, жирные бараны и молодые лошади служат к их насыщению; тогда бывают у них торжества, разные увеселения, и в лучших нарядах повсюду перекочевки на новые места даруют им новые приятности; звериная ловля также между тем немало приносит им тогда удовольствия.
В жаркие дни лета скрываются они в кибитках и спят, но зато всю светлую ночь проводят во взаимных беседах и веселостях. Осень, напротив, совсем новое делает на киргизцев влияние; в это время становятся они унылы. Тогда приуготовляют они себе запас к зимнему пропитанию и войлоки, или кошмы, для закрытия кибиток.
Закутавшись, начинают они опять удаляться к югу или искать удобного места, дабы укрыться от преследующей стужи. Кочевья их, рассеянные летом по разным местам, начинают соединяться; везде приметна какая-то мрачность.
Темные ночи вместо бывших увеселений заменяются воровством, и тогда всего чаще выезжают они на добычу и на баранты друг противу друга. Непомерная жадность хищности и ожесточение как будто вместе с состоянием сего времени входят и в сердца сего народа.

Марш к ночному стану в песках Котырлыкум, от Орской 618 1/4 верст.

В 3 часа и 15 минут после полудня отправились далее в путь и, сойдя с песков, пошли равнинами, по коим, наипаче около колодцев, росла изрядная трава для корма. Много также встречали соленых озер, как наполненных водою, так и сухих, из коих последние наподобие льда покрыты были на поверхности осадкою поваренной соли.
По пробитии слоя сего, черный, смешанный с илом тузлук, или раствор соли в воде, выступал и продолжался в глубину более аршина. Под сим находилась опять поваренная соль, чистая, большими кристаллами, кои, будучи размыты несколько водою, становились рыхлыми; некоторые же, напротив, удержа фигуру их, в средине себя содержали упомянутый тузлук.
Соль из сего слоя, который местами простирается до сажени, киргизцы достают иногда для употребления.

О солях и соленых озерах в степи Киргизской, как равно и обо всех водах.

Все таковые озера обязаны происхождением своим общей солоноватости всех здешних степей, по коим рассеивается соль от флецевых гор. Отделившиеся от Урала кряжи (О горах в Киргизской степи особенно описано во 2-й части), проходя различными направлениями чрез степь Киргизскую и понижаясь в обе стороны, содержат в себе пространные флецы 45 поваренной соли; а происходящие от того соленые ключи, пробираясь по продолжениям флецев, приметно обнаруживаются при понижении гор в равнинах или, прорывая другие слои, разносят соль на поверхности повсюду (Сим же причинам приписывает г-н Паллас происхождение соленых вод по Ишимской степи, в степях Барабинских и между Волгою и Уралом, кои со степями киргизскими находятся под одною параллелью).
От сего-то и воды здешние, вообще, суть солоны, что более и менее бывает ощутительно от количества притекаемой воды, также и по мере отдаления от кряжей, ибо чем более от оных удаляешься, тем и соли становятся реже приметны.
Низменные места в весеннее время от снегов, а по осени от дождей, наполняются все водою, которая при растворении всех самосадочных солей и при смешении со всеми солеными озерами не показывает на вкус нимало солоноватости, ибо количество воды тогда бывает несравненно противу постоянного количества соли, но в летние жары, чрез сильное солнечное выпаривание, раствор становится гуще, и с уменьшающеюся беспрерывно объятностью собирается напоследок в одни озера с чувствительным приращением солености.
Соль тогда в мелких озерах оседает в кристаллы, кои по тяжести опускаются на низ, а остатки сгустившегося раствора, смешавшись с глиною, образуют поверхность озер гладкою и подобною льду. Остающиеся кристаллы ее, на поверхности выветрившись от воздуха, по пескам видны бывают неправильные, а иногда очень мелкими наподобие пыли и едва для глаз приметными.
Все здесь реки и озера также происходят от скопления дождевой и снежной воды, не имея впадающих в себя посторонних речек, ни же каких-либо ручьев, разве подземных ключей, кои по обширности степей мало обильны, а потому и показывают в летнее время чувствительно приметную в воде убыль.
Иные же и совсем высыхают, чрез что соль и во всех здесь водах бывает весьма ощутительна. Ежели некоторые озера, особливо же покрытые камышом, и кажутся летом пресными, то происходит сие или от большого скопления весенней воды, или от неудобности солнечным лучам способствовать в густом камыше к выпариванию.
Соленые озера бывают здесь трех родов: иные, содержат только соленый тузлук, или густой нечистый раствор соли в воде; другие, сверху покрыты твердою солью в виде кристаллов и в виде коры, под коею скрывается густой раствор, смешанный с глиною, на дне же осадочный слой соли, иногда рыхло соединенными кристаллами, иногда и в виде твердой коры; а третьи, называемые солонцы, занимая в площади большое пространство, но будучи мелки, скоро выпаряются и оставляются на несколько вогнутой поверхности кристаллы, часто превратившиеся уже в порошок, а под оным находится всегда зеленая глина.
Редко бывают такие озера, кои бы свободно допущали подходить к краям осадки, ибо от берегов отделяется она вязкою тиною в глубину иногда более сажени. Около озер сих попадаются куски соединенных вместе нескольких соленых кристаллов в различных фигурах и с разными заключенными в средине, попавшимся еще в раствор, инсектами.
Случается также, что таковые кристаллы, осаждаясь на растения, представляют целые ветви, и обременяют зелень подобно снежному инею. Редко раствор поваренной соли бывает здесь совершенно чист, но более смешан с глауберовою и сибирскою солями, оттого и воды по количеству примесей бывают различно горьки.
Иногда же содержится в оном минерально-алкалическая, а также известковая и гипсовая земля. Озерная самосадочная поваренная соль Киргизской степи к употреблению годна, ибо в некоторых озерах превосходит оная и эльтонскую, но никогда не может сравнится, однако же, с горною илецкою.
Она бывает также различных цветов: белая, красная, зеленая и черная, иногда порознь, а иногда в соединении одна с другою, что происходит, конечно, от примеси посторонних частиц, в земле вместе с солью рассеянных. Черная, как говорят киргизцы, острее и лучше прочих.
Есть также по степи Киргизской и много таких колодцев, кои содержат соль с упомянутыми примесями, но они, однако же, при начале их выкапывания, или по очищении, воду содержат пресную, а от времени застоя оная портится.
По пути здесь в выкопанных колодцах, где вода от поверхности находилась земной в глубине полутора сажени, слои составляющие почву земли были в таком положении: верхний слой толщиною в аршин состоял из серого песка, потом более сажени продолжался слой разноцветной, смешанной с песком глины, после сего красный песок и, напоследок, как видеть было можно, опять зеленая глина.
В 7 часов и 20 минут, вступя в пески Котырлыкум, у чистых колодцев остановились, прошед пополудни 18 1/2 верст. Здесь солнце закатывалось в сие время в 6 часов, а восходило в 4 1/2 часа. (122)

Сентября 4-го дня, марш к полуденному стану у горьких колодцев, от Орской 653 1/2 верст.

Поутру, в 3 часа и 30 минут, отправились в путь по песчаным буграм, тянувшимся грядами между севером и югом. Пройдя оные, как и низменные солончаковые долины, поднялись на высокую, чистого рассыпчатого песка, гору Кунгуртюбя, которая как бы хребтом нескольких высот простиралась от востока на запад.
Высота ее от поверхности солонцов была до 10 сажен. Она знаменита тем, что все караваны, идущие чрез Троицк и Орск на перевоз Айтимбет, около нее неминуемо проходят. Перейдя гору сию по излучистой тропинке, а также солончаки и пески Аярыкум, с довольным затруднением спустились потом в лежащие поперек следов наших равнины, где в 11 часов и 15 минут остановились, прошед до полудня 35 1/2 верст (Крутость сия, с которой мы спустились, возвышалась от равнины до 5 сажен и состоит из желтой глины, на коей изредка находится известковый камень; низ же горы и вся равнина покрыта иловатою землею.
Все пески Каракум к проезду на колесах менее имела тех затруднений, какие мы чувствовали в Бастайкум; почему и опасность наша в рассуждении арбов и коляски была напрасна). Упомянутые равнины чувствительно казались пониженными, как противу мест оставшихся позади, так и находящихся по сторонам, но впереди нас горизонт еще более понижался.
Они были покрыты кустами растений и небольшими кварцевыми кругляками. Вода двух колодцев, где мы остановились, была от поверхности в двух аршинах и содержалась в глинисто-песчаной земле. Она имела связывающую кисловатую горечь, которая подала мысль о содержании ею квасцового раствора.
На поверхности ее находился настой, отсветывающий радужными цветами, и который имел особенный запах и остроту. К удовлетворению всех в караване, вода в колодцах сих была малодостаточна.

Комментарии.

42. Паллас Петр Симон (1741-1811) – русский естествоиспытатель и путешественник. По национальности немец. Получил образование в Германии, Голландии и Англии. В 1767 г., после избрания членом Петербургской АН, переехал в Россию.
В 1768 - 1774 г.г. возглавлял академическую экспедицию для исследования юго-восточной окраины России, Урала и Сибири, итоги которой были обобщены в труде «Путешествие по разным провинциям Российской империи» (ч. 1-3 на нем. яз., 1771 - 1776 г.г.; на рус. яз. – 1773 - 1788 г.г.).
Во время путешествий собрал колоссальный материал, который лег в основу исследований в области географии, ботаники, зоологии, геологии, палеонтологии и этнографии. Проявлял большой интерес к местному населению, сделал описания образа жизни и быта яицких казаков, казахов, калмыков и др. (Советская историческая энциклопедия. Т. 10. М., 1967. С. 759).
43. Тезоименитство – день именин императора и членов его семьи.
44. Абулгазы (Аблазы) (ум. 1815 г.) – султан Младшего жуза, старший сын хана Каипа, внук хана Батыра. В юном возрасте был привезен из Бухары в Хиву, где приблизительно в конце 1766 – начале 1767 г.г.. посажен на хивинский престол и правил в Хивинском ханстве около полугода (по другим сведениям – только месяц) под именем хана Абулгазы III.
В середине 1767 г. был изгнан из Хивы инаком Мухаммед-Эмином, имевшим большое политическое влияние в Хивинском ханстве, и удалился в кочевья своего отца. После возвращения в Степь управлял родом шекты, в начале 90-х гг. XVIII в. некоторое время был ханом каракалпаков.
В связи со смертью хана Каипа был избран казахами рода шекты и некоторых других подразделений поколения алимулы ханом в районе низовьев Сырдарьи, в 200 верстах от развалин г. Жанкента. В последние годы жизни находился в бедственном материальном положении. Умер в своих кочевьях (Ерофеева И. В. Казахские ханы и ханские династии в XVIII – середине XIX в.в. С. 86, 127).
45. Флец – пласт, слой.

Марш к ночному стану в безводной степи Музбиль, от Орской 667 1/4 верст.

В 4 часа пополудни пошли опять в путь и в полутора версте от стана нашли колодезь с пресною и чистою водою, в глинисто-песчаной земле от поверхности около сажени. Стены его оплетены были прутьями для чистоты. Мы, набрав оной в мешки, пустились в безводную степь Музбиль (ледяной пояс), где и остановились в 7 часов вечера, пройдя пополудни 13 1/2 верст.
Вокруг стана нашего, как и по всему пути, растет в большом количестве кустарник или лес саксеул, который от сих, как сказывали киргизцы и ездившие прежде купцы в Бухарию, мест начинаясь, продолжается до реки Сырдарьи и за оною.
О лесе саксеул.
Лес сей, особливый в своем роде, растет вышиною в сажень и более, а толщиною при корне до полутора фута; стебли его чрезвычайно кривы, как и все дерево сучковато и неуклюже. Кора его серая, подобная жимолости; тело темное и состоит из беспрерывных волокон, приметных простыми глазами и даже отделяющихся.
Оно до крайности твердо, так что топором рубить почти невозможно; напротив того, к ломке очень хрупко, и при малом наклонении вершины, отламывается при толстом своем корне. Произрастает дерево сие в песчано-глинистой земле, пущая весьма ветвистый корень, коего главная часть похожа на искривленную морковь.
Листья его подобны сосновым иглам, с несколько большою толщиною, находятся же по всему дереву, начиная от самого корня и по коленцам, исходящие один от другого в разные стороны; цвет игл сих темно-зеленый, а к основе красноватый.
Они суть очень мягки и сочны, и содержат в себе клейкую масличную и солоноватую материю. Дерево саксеул при прикосновении огня скоро и пылко загорается, а наипаче листья, производя великий треск; остающийся уголь тлеет весьма медленно.
Оно ни к какому употреблению, по причине жилковатости, кажется, более не способно, как к варению пищи и для угольев, кои должны быть лучше дубовых. Верблюды и овцы с жадностью поедают листья саксеула, а наипаче зимою, ибо они и тогда бывают зелены.
Киргизцы утверждают, что сок оных растений употребляют при многих припадках и внутрь, и снаружи. Часто в песках попадалось особливое еще растение, именуемое кусак, коего ствол вышиною не более фута, безлиствен, имея вверху только кисть, подобную укропу; корень его, находясь от поверхности в 5 и 4 дюймах, величину имеет не более крупной моркови, но несколько толще.
Цвет его белый, малосочен, вкус же подобен пастернаку. Киргизцы употребляют его сырой в пищу, приписывая ему силу исцелять колотье и резь в желудке. Сентября 5-го дня, марш к полуденному стану у ключей Башкайнарских, от Орской 690 1/2 верст.
Поутру, выступя в 4 часа и 45 минут, 20 верст проходили упомянутою степью Музбиль, оставя в праве знаменитый бугор и кладбище Ходжаберган, в леве же, почти позади от нас, находился едва приметный вид круглой горы Бергантау.
Сия гора, по словам киргизцев, имела положение отсюда дня на два езды и состоит из белого камня, покрытого на аршин сверху песком, из коего будто бы многие из киргизцев вымывают в изобилии золото самородное мелкими частицами; изнутри же горы оной в довольной глубине попадаются корни и целые пни неизвестного им какого-то дерева.
Описание урочища Музбиль и замечание об оном
Безводная степь Музбиль (ледяной пояс) простирается от северо-востока на юго-запад в длину до 200 верст и примыкает одним своим концом к Аральскому морю, а другим – к озеру Аксакалбарбы; ширина же ее бывает от 40 до 50 верст. С обеих сторон по длине облегают ее высоты песков, почему и находится степь сия углубленною противу поверхности обыкновенной песков до 14 сажен.
Пространство Музбиля разделяется на многие равнины, показывающие как бы дно большой реки или озера, ибо оные до чрезвычайности ровны и гладки, подобно горизонту воды, и не покрыты никаким растением; берега, заключающие равнины сии, возвышены почти перпендикулярно до полутора сажени.
Земля, составляющая равнины, есть весьма твердая желтоватая глина, смешанная с серым песком. Сии площади разделены еще на многие рукава, между коими возвышенные промежутки, состоя из песков, покрыты бывают изредка рассеянными природою растениями и лесом саксеула.
По равнинам же встречаются возвышенные на аршин и более бугры, которые покрыты будучи растущим на них тростником и песками представляют подобие островков. Киргизцы о равнине сей сказывали три следующие обстоятельства, отличные противу всех других мест, даже и в окружности ее лежащих.
Первое, зимою, в декабре и генваре месяцах, говорили они, бывают здесь сильные северные ветры и бураны при жестоких морозах, очень глубокие снега и опасность для проходящих, что подтверждают и купцы, бывшие тут прежде с караваном, посему-то и получила оная наименование ледяного пояса.
Напротив сего в прилегающих отовсюду песках зима бывает теплая и малоснежная; летом же вовсе дождей не бывает. Второе, весною, в апреле месяце, когда снег тает, то Музбиль наполняется водою, которая с великим стремлением сносится в Аральское море.
Третье, по всей степи Музбиль выкапываемы были в разных местах колодцы до 5 и более сажен глубиною, но ни малейшей не находили приметы к влажности. Повсюду грунт сей состоял из плотно спекшейся с песком глины, которая при углублении становилась тверже и желтее, а напоследок попадающиеся камни препятствовали к дальнейшей работе, и что с трудом землю сию можно ломать только топором или подобным ему инструментом.

Рассматривая случаи сии, сколько позволило нам время, почитаем за нужное здесь их объяснить.

1. Хотя степь Музбиль и окружена во всю длину ее горами, но по ее пространству, ровизне и по открытым сторонам с севера и юга, ветер, беспрепятственно врываясь в средину, с большою яростью и порывами свирепствует здесь, нежели в бугристых местах.
Так как ветры дуют здесь в одно определенное время и более в вышеупомянутые месяцы, когда ощутительны оные бывают и во всей полосе песков степи Киргизской, а притом всегда северные, тогда-то и наносятся сюда тучи, кои, будучи привлекаемы окружающими Музбиль горами, соединяются как бы воедино и, сгустившись, производят то количество снега, коим покрываются равнины.
Нагорная же часть, между Иргизом, Тургаем и Эмбою, бывает подвержена ветрам таковым более в сентябре (Сие испытали мы в обратный путь наш, о чем пишет также и г-н Рычков) и марте. Летом не бывают в Музбиле дождей от одних причин со всеми здесь лежащими песками и, как кажется, безводие производит немалую причину сего явления, ибо примечено, что небо в степях киргизских летом почти всегда чисто.
Сильных морозов причиною бывают ветры тех времен; и они, думать надобно, не столько сильны, как от ветров чувствительны. 
2. Ежели и действительно, как говорят киргизцы, равнины сии наполняются всегда весеннею водою и быстро текут в Аральское море, отстоящее от нашего пути сего вправо верст на 100, то неужели приток воды сей столь бывает велик, что мог расширить, обмыть равнины сии и образовать берега и углубить их так противу окрестных мест!
Тогда бы должны быть только рытвины или овраги, а не подобие дна пространного озера или реки. Ежели принять за залив Аральского моря, который на картах назначен с северо-восточной стороны его под именем Сухой (Куакултюк), и который по описанию г-на Муравина 46 летом высыхает, то, рассматривая положение Музбиля и сообразуя с показаниями киргизцев, мы уверились, что протяжение равнин сих слишком обширно для составления упомянутого залива; но что залив тот служит только к стечению музбильских весенних вод, и есть как бы талое только оного продолжение.
Находящиеся по всем равнинам капельники известковые, гладко отшлифованные кремнистые кругляки, морские различного вида и величины раковины, острова, высокие берега, из коих некоторые части как бы вырваны. Все доказывает, что не весенняя вода причиною сих явлений, а потому и заключаем мы, что в недавнем времени, может быть, однако, прежде еще населения
Степи нынешними киргизцами, находилось тут постоянное воды пребывание (Сие показывает не заросшее еще дно равнин и оставшиеся еще целые берега), которое, как кажется, служило соединением Аральского моря с озером Аксакалбарбы (сего подробнее испытать краткость времени при проезде нам не позволила).
Горизонтальность и гладкость равнин сих приписать надобно действию глинистой почвы и отчасти воды от весенних разливов, которая, механически растворяя глинистую поверхность, при ее движении разливается мелко по всему пространству равнин и осаждает потом оную или оставляет, так сказать, с упомянутой ровизною.
Течение воды бывает, судя по островкам и песку, рассыпанному по равнинам наподобие струй, от северо-востока на юго-запад к Аральскому морю. 
3. Плотность чрезвычайная музбильской почвы есть причиною, что колодцы, выкапываемые киргизцами бывают вовсе безводны, ибо весенняя вода вся отчасти испаряется, а остальная часть, не находя средств войти и омочить внутренность, уносится вниз. Напротив того, в песках, тающая снежная вода, по рыхлости их, вбирается внутрь и остается чрез все лето, о чем, как и о покрытии всех песков прежде водою и об ее убыли, объяснено во 2-й части.
Оконча путь наш по Музбилю, поднялись мы потом на весьма крутые Кайнарские высоты, которые, составляя как бы возвышеннейший берег пройденной нами степи, тянулись хребтом на большое пространство от северо-востока к юго-западу, возвышаясь до 20 и более сажен от Музбиля, а по другую сторону до 14 сажен; в ширину же простираются от 2 до 7 верст.
Вершина их состоя из многоразличных холмов и бугров, усеяна от природы кустарником и лесом саксеул. Земля (Пласты горы сей состояли сначала из глины, потом глинистого песчаного камня, а за сим – сероватая песчаная земля с известковыми частями), покрывающая горы сии сверху, есть глина, смешанная с песком, по коей во множестве разбросаны кварцевые и траповые гальки и куски глинистого железного камня.
По бокам горы сей, а наипаче по другую сторону от Музбиля, находится весьма много глубоких и крутых оврагов, ниспускающиеся с вершины горы; они произошли от стоков воды, которая, судя по провалам и многим ущельям, ниспадала здесь некогда с великою быстриною и в немалом количестве (По оврагам, подобная пыли находящаяся земля была так рыхла, что лошади и верблюды тонули по колено и здесь; иловато-глинистая голубоватого цвета и с содержанием железных частиц).
Путь для подъема на гору, при проходе чрез овраги, чрезвычайно труден и даже опасен. 

О ключах Башкайнарских. 

В 9 часов и 50 минут, взойдя не вершину горы, остановились у ключей Башкайнарских (Башкайнар означает главную высоту горы Кайнарской, которая по различной высоте имеет соответственные частные наименования); до полудня прошли 23 1/4 верст.
Ключи сии находятся на площади, окруженной со всех сторон, наподобие вала, буграми песков; окружность же величиною до версты, забросана гальками. Почва площади состоит из глины, где в пяти несколько возвышенных местах, неподалеку одно от другого, из топких, обросших камышом ям вода, как бы, из котлов выпучиваясь на упомянутую плоскость, протекает многими источниками во все стороны, более же к югу.
Стоки сии, соединившись при подошве, не вступая еще в находящиеся там равнины Кунгурские, уходят и теряются в песках. Вода же, изнедряемая ключами, есть чистая и пресная, но с исходящим из нее запахом горючего газа, холодна, хотя киргизцы и называют ключи сии горячими по причине незамерзания их во всю зиму.
Оная, протекая по глинистой почве и рыхлой, размывает и разжижает ее на весьма большую глубину; поверхность же сего раствора от знойных жаров, будучи подсохшею, становится совершенно неприметною, то обманчивые сии провалы или омуты, легко представить себе можно, сколько опасны здесь для проходящих.
Верблюды и лошади наши, проваливаясь здесь, с великим трудом были вытаскиваемы из оных, будучи закрыты зеленою глиною. Таковых ключей по высотам Кайнарским находится много и в разных высотах. Здесь по высотам также приметны много железной охры желтого цвета и бобковой железной руды.
Вожаки наши, приведши на стан сюда одного из посторонних киргизцев, всевозможно старались его нам выхвалить для исходатайствования, по их обыкновению, ему какого-нибудь подарка.
Между прочими достоинствами вожак один, желая описать нового для нас киргизца храбрость, говорил сими заслуживающими любопытства словами:
- «О! Он сильный батырь и славный наездник, его все боятся, а оттого он имеет знатное богатство, большие табуны скота, 10 жен и 18 сынов; третьего дня из сопротивного ему аула он один угнал по баранте 50 лошадей и ему не могли ничего за то сделать; вчера же, когда бий хотел его вести на суд, то он не дался ему и прибил его плетью. О! Он преудивительный батырь!»
Вот в каких добродетелях состоит отличие киргизцев! И сия черта довольно обнаруживает свойств беспорядочного сего народа. Марш к ночному стану в песках Кчипарчакум, от Орской 708 1/2 верст После полудня выступили отсюда в дальнейший путь в 2 часа и 45 минут, и спустясь с гор, шли равнинами Кунгурскими 18 верст.
После при начале вступления в пески Кчипарчакум, в 6 часов и 40 минут остановились для ночного отдохновения. Здесь вода получаема была нами из колодцев, отстоявших тогда от стана на полторы версты в стороне; редко колодезь, из находящихся в степи, который бы мог доставить воды для напоения 40 лошадей, а потому и здесь мы, имея в оной нужду, мало могли получить из упомянутых только двух колодцев.
Сентября 6-го дня, марш к полуденному стану при колодцах Бийгара, от Орской 731 1/2 верст Поутру, в 4 часа и 45 минут, выехав со стана, шли песками Кчипарчакум, где, встречая многие колодцы, поили лошадей и верблюдов, потом продолжали путь наш безводными глинистыми высотами, а напоследок, вступя опять в пески, именуемые Бийгаракум, в 9 часов и 30 минут остановились у колодца Бийгаракудук, где вода была соленая, прошли до полудня 23 верст.

Марш к ночному стану в безводном месте у горы Кушмурун, от Орской в 755 1/2 верстах.

Выехав в 2 часа и 15 минут по полудни со стана и приближаясь к высокой горе с могилою Бургай-бия, заметили на оной нескольких киргизцев, которые потом объявили нам, что привели они верблюдов для мены с нашими усталыми. Вскоре после того еще встретились человек до 12 вооруженных каракасальцев рода чиклинского, которые, вместе соединясь с прежними, следовали за нами до глубокой ночи и казались весьма подозрительными. После сего предосторожности с нашей стороны были удвоены; спереди, сзади, как равно и с боков около каравана были размещены при киргизских вожаках наших (караулы), а казаки, для обозрения окрестностей удаляясь иногда до пяти верст и более, собирались в стане.
Продолжая таким образом путь наш, прошед мимо сухого соленого озера Узуншур, вошли в аул упомянутого каракасальского отделения, из которого были преследовавшие нас киргизцы. Здесь, из находящихся обширных колодцев, напоив лошадей и набрав воды в меши с собою, вступили в пески Мансуркум, пройдя которые в 8 часов остановились близ высокой продолговатой горы Кушмурун (птичий нос), названный так по наружному ее виду. О сигналах, употребляемых киргизцами во время темных ночей
По случаю большого марша, темнота ночи сего дня препятствовала нам с удобностью пробираться между буграми песков и лесом саксеул, почему передовые вожаки, разъехавшись по сторонам, искали повсюду приметы обыкновенной их здесь дороги, и первый, достигнувший до какого-либо колодца или известной возвышенности, подавал знак чрез огонь, что обыкновенно делают в темные ночи при подобных сему случаях.
Для сего, всякий отправляющийся в путь киргизец имеет при себе огниво, кремень, трут и порошницу с порохом, хотя б был и без ружья; и когда они в дороге разъедутся или будучи в разных на воровстве местах для соединения вместо берут огниво, прикладывают к оному натертый порохом трут и при ударении кремнем производят вспышку, видимую очень в большем ночью отдалении.
По таковым же сигналам и мы продолжали нынешний путь наш. Напоследок, на назначенном передними вожаками нашими месте для лагеря раскладен был уже большой огонь, по которому и могли соединиться к стану в средине темной ночи, пройдя пополудни 24 1/4 версты. 

Сентября 7-го дня, путь к урочищу Парчакум у колодца Байгары, не доходя коего 5 верст, возвратились назад, от Орской крепости 785 1/2 верст.

В 3 часа утра отправились в путь по земляно-бугристой возвышенности, которая с поверхности состояла на полфута из чернозема, смешанного с песком, под ним находилась песчаная глина, а потом песчаный камень. Повсюду приметна была желтая охра и в большом количестве кварцевый кругляк, непорядочно рассеянные.
В ложбинах довольно было корма, а инде видны овраги от весенних перетоков воды; по высотам растет много саксеула, но колодцев нет совсем. Возвышенность сия продолжается от Аральского моря от урочища Турнак к востоку и оканчивается при высотах Тугатау.
В низких местах кочуют киргизцы только зимою, ибо снега там бывают. Спустясь потом с упомянутой возвышенности по крутой пологости ее в долину, униженную в горизонт до 8 сажен, предстали глазам нашим и пески Парчакум (Пески сии были назначены местом к встрече посланным к чиклинцам для известий с нами при их возвращении), составляющие конец Каракумов; за ними чрез 70 верст идут горы, более каменные и безводные, разделявшие нас тогда с Сырдарьею, текущею подле оных.

О причине возвращения.

Не доходя пяти верст до песков, выезжает к нам навстречу посланный от 2 сентября в аулы чиклинцев Дюнанча-бий и мулла. Они уведомляют нас, что киргизцы, называемые кичкиня-чиклы, со всеми их биями под начальством хана Аблазы, с частью каракалпаков, чумекейцев из отделений аюсырымского, кунтского и сары-кашкинцев, с присовокуплением также части дюрткаринцев и самих хивинцев, заняв чрез Сырдарью все перевозы, ожидают нашего прибытия.
Посланные объявили также нам, что старшины, приняв между собою по обыкновению их клятвенную присягу, вознамерились не токмо взять нас, взять всех бывших с нами русских, но и лишить тирански жизни вместе с самими киргизскими вожаками.
Они называют нас шпионами, говорил мулла, и дабы более вселить в простой народ противу нас ожесточение, то описывали чародеями и предвозвестниками всем киргизским ордам общего несчастья. Всех сильнее наущаемы они были от хивинских узбеков, кои, разглашая будто бы мы везем великое богатство, подстрекнули корыстолюбивую жадность киргизцев к уничтожению нашего следования.
Мулла в проезд свой заметил, что при всем том собрании киргизцев уже до 5000 человек, со всех сторон сбегались еще оные на верблюдах, лошадях и пешком, торопясь к получению добычи. После сего думали мы податься еще вперед и укрепиться около находящегося на краю песков колодца Байгары, но когда уведомлены были муллою, что и тут уже место занято немалым вестовым киргизцев отрядом, то ни один из нашего каравана киргизский вожак и ни один купец не хотели далее следовать.
Они, подавая мысль воротиться назад, отойти к верным киргизцам нашим из чумекейского рода, кочевавшим от нас в расстоянии не более 200 верст, оборачивали уже и всех верблюдов своих. Купцы, согласившись потом с проводниками, говорили, что там, уклонясь от поисков чиклинских, можно предпринять в Бухарию другой путь чрез Среднюю орду далее к востоку.
Увидя выгодность мнений сих и зная притом, что главное скопище злодеев находилось от нас с лишком за 150 верст, решились, и почти должны были последовать устрашенным смертью купцам. Мы думали успеть укрыться от ожесточенных киргизцев в аулы верных вожаков наших, ежели не дано будет им известие вскорости о нашем возвращении и пять часов разности могли бы нам доставить свободу, но несчастие следовало за нами повсюду.
Пастухи от табунов, пасомых близ нашего пути, тотчас дали знать о нас в аул парчакумский, где кочевали каракасальцы, сообщники чиклинцев. Сии в скором времени по нашем возвращении нагнали нас и, узнав, что мы точно ожидаемая ими добыча, послали тот же час к Сырдарье нарочного с подставною лошадью для скорейшего извещения злодеев о нашем возвращении, что могли мы узнать уже после.
Киргизцы, готовящиеся на нас напасть, суть всегдашние грабители караванов и большая часть таких, кои никогда не приближались к российским границам; не чтят и не знают повинностей подданства.

Обратный путь.

Уже тогда был второй час, и мы предприняли обратный путь наш левее предыдущего, что видно и на прилагаемой карте, шли со всеми предосторожностями и с наивозможною скоростью, так что при всем тяжелом грузе верблюдов уходили в час более 5 верст.
Для отдохновения же остановились уже пополуночи в песках Мансуркум при довольно хороших колодцах. В темную ночь сию следовали мы чрезвычайно излучисто, придерживаясь сигналам опять чрез вспышки передних наших вожаков.

Сентября 8-го дня.

В 3 часа утра, еще ночь была покрыта ужасною темнотою, мы вышли в путь и продолжали оный до 12 часов полудня, когда между высотами усталые верблюды наши требовали отдохновения. Здесь остановились мы также у колодцев, и, пробыв два часа, отправились далее.
В 7-м часу взошли на Кайнарские высоты, где находились ключи Аяккайнар (Кайнарские ноги). Тут напоив лошадей, запася на целые сутки воды и нарубив несколько камышу для кормления лошадей, пошли опять в путь, который имел направление в параллель шедшей вперед дороге.
Перемен в положении мест было не приметно. Спустясь с горы Аяккайнар, вошли опять в безводную степь Музбиль, где, следуя, расставляли с боков и сзади в 10 и 15 верстах отъезжие из киргизцев по высотам караулы. Во 2-м часу пополуночи остановились для малого накормления запасным тростником лошадей наших в безводном совершенно месте, а в 3 часа на утомленных лошадях отправились далее.

Сентября 9-го дня.

Лишь только вышли со стана, (как) оставленный назади с половины прошедшего дня киргизец из вожаков наших, нагнав нас, уведомил о виденной им вдали ужасной пыли. Из чего заключить было должно о непременном преследовании нас злодеями, хотя сие и против киргизского обыкновения, ибо они в столь дальнем расстоянии никогда, как говорят купцы, бывшие прежде в сем несчастном жребии, не могли решиться к настижению.
Еще с большими предосторожностями мы не преставали следовать далее с поспешением, ибо предполагаемый нами аул к укрытию находился от нас тогда верстах еще в 100. Бекчурин в сие время, пользуясь темнотою еще утра, отъехал от каравана вперед для собрания к помощи приверженных киргизцев.
Пред рассветом боковые разъезды наши объявляют нам, что заметили по обеим сторонам пути нашего движения немалых скопищ посторонних киргизцев. И напоследок, при восхождении лучезарного солнца против урочища или могилы Ходжибергана, описанной выше в равнинах Музбильских, при поднятии на высоту сажен 6, в расстоянии 90 верст только от аулов верных чумекейских вожаков наших, тут окружили нас собравшиеся чиклинские злодеи.

О сделанном на караван киргизцами нападении.

Они разделились на многие части. Некоторые, объехав нас за горами, атаковали с двух противоположных сторон прежде прочих, кои приближались сзади, и тем остановили наше шествие. Их в сие время было до 1500 человек.
Они, не будучи в состоянии от скорого и дальнего за нами преследования на усталых лошадях, сделать плотный и сильный к нам приступ, который нередко бывает решительным, приближались к нам медленно, с ужасным криком, под множеством знамен.
Видя сию их многочисленность, мы для удобнейшей встречи спешились с лошадей и, посадя верблюдов в кучу, сняли с них тяжелые тюки. Вооруженных из нас было только 38 человек, коих часть занимались тогда сооружением из снятых тюков укрепления около каравана, а прочие, вышед вперед, со всех сторон отбивали нападение приступивших уже злодеев.
Каждый из неприятелей наших вооружен был разными, им свойственными оружиями. Уже многие из них, сойдя с лошадей своих и припавши к сайдакам и ружьям, делали по нас сильные выстрелы, и многие пущали стрелы в средину каравана, иные наступали с саблями, другие же с копьями и кинжалами.
Во время приближения их, мы выслали в обе стороны верных вожаков (Вожаков тогда при нас было 13 человек) наших и некоторых магометанцев, которые правом общего их закона (По закону киргизскому не должно никогда друг противу друга употреблять оружие, как и противу всех магометан) были ограждены от зверства нападавших, дабы они внушили злодеям и их начальникам, что они предпринимают сие противу должности подданства их, что сим разрушают мир, для умножения еще коего мы посланы к ним могущественнейшим из государей и чтобы они страшились возродить к себе гнев от сего миролюбивого монарха.
Сии предложения не сильны были сделать нам помощи. Напитанный ожесточением противу нас народ, как хищный зверь, видящий в когтях своих верную почти добычу, жадничал вместе с кровью наши смерти: они, презря закон и общественные постановления, напали даже и на самих вожаков наших, а на их единоверцев.
С одной стороны, мы увидели караваноначальника купеческого Ибрагима Измаилова, преследованного варварами, из коих один, наскакивая на оного с копьем, поражал лошадь его множеством жестоких ударов и, напоследок, сравнялся уже почти с плечом несчастного, как произведенный тщетно Измаиловым наотмашь из пистолета выстрел усугублен был вскорости выбежавшим казаком, который, сделав новый из ружья выстрел, убивает киргизца и тем спасает жизнь караваноначальника.
Но и казак сей сам был в опасности, и ежели бы другой не предупредил грозящую ему смерть, то бы избавитель Измаилова заменил тогда своим его падение (На карте представлен вид киргизского нападения под литерою Н). По другую сторону, вожаки наши были сбиты с лошадей, некоторые перерублены, а некоторые спаслись бегством и, не могши удержать неистовство сопротивников, присоединились к нам для защищения.
Неприятели потом, окружа караван со всех сторон и соединясь в тесный оплот, час от часу кидались на нас сильнее, но, будучи с уроном отражаемы, более из промежуток от части поставленных уже для укрепления тюков, не могли сидя на лошадях сделать нам сильного вреда.
После сего, одна половина их, спешась с лошадей и будучи прикрываема конными, напали вновь на нас грудою; удачно ворвались при сем между верблюдов и лошадей и произвели сильнейшую в толпе сей сечу саблями их и пиками, которая, конечно бы, послужила к нашей погибели, ежели бы некоторые казаки не успели выйти вперед и стрелянием из ружей не удержали киргизцев от пущего приближения.
А между тем испуганные лошади наши и перераненные верблюды, разорвавшись, бросились из толпы сражающихся, потоптали некоторых людей и стали разбегаться по степи, за ними последовали и киргизцы, дабы изловя их, воспользоваться оными вместе с некоторыми тюками, кои оставались еще не снятыми с верблюдов.
Сие напоследок и было причиною, что злодеи оставили на несколько времени нас успокоиться и чрез то приуготовиться к новой брани, ибо каждый из них жадничал к скорейшему разделению полученной тогда ими добычи. Лошадей после сего осталось при нас 5 и только 3 верблюда, спасшихся в средине каравана.
К угону скота нашего способствовали и наши извозчики, кои дабы спасти себя и получить участие в добыче, сами отвязали лошадей и, подняв некоторых верблюдов, погнали из средины сражения. В сие же время, некоторые из купцов, будучи одеты подобно киргизцам, от нас отъехали; они препоручили одному из надежных вожаков два верблюда своих, навьюченных червонцами, обещая им за сохранение плату; а сей под именем собственным провел верблюдов тех счастливо; после чего ушедшие купцы, взяв верблюдов и удалясь от места сражения, поклажу с оных зарыли в пески.
Напоследок и все киргизские вожаки наши, видя опасность свою и покушения неприятеля даже на их жизнь, нас оставили, отправясь в свои аулы, с тем, дабы пригласить родственников их к нашей помощи. В сей удар грабители отбили у нас некоторые чемоданы, все мелкие вещи, а также большую часть червонных, лежавших на частных или палтарных верблюдах; но к большему несчастью 7 мешков воды, заготовленной накануне для безводной сей степи, как равно увлекли в плен и татарского мальчика Искакова. 
По сем очарованный жаждою к воровству народ сей разлился около нас на многие партии: иные пошли в стороны для разделения пограбленного; другие встали в круга для варварских советов; а некоторые тогда же отправились в аулы для приглашения новых к себе скопищ.
Мы, пользуясь временем деления их, старались, сколько можно, укрепить стены нашей, из тюков, ограды, которую расположа на четыре угла, переплели палаточными древками и перевязали вьючными веревками. Ограда сия представляла подобие редута квадратного, которого сторона длиною была до 5 сажен, высота стен в полсажени, а толщина в аршин. В сие же время успели окружность очистить от некоторых кустов, кои служили в первый удар, стрельцам, прикрытием.
Устроясь таким образом и расположась с командою около стен нашего укрепления, ожидали ежеминутно нового удара. От стороны чиклинского жилища беспрерывное было приращение неприятелей наших; они стекались отовсюду толпами от 20 до 100 человек со значками, навязанными на их копья, сопровождая скакание сие великим визгом.
Когда киргизцы разделили их добычу и количество их умножилось более 2000 человек, они в окружении нас кричали, дабы все магометане выходили из каравана нашего вон, в противном же случае и тем грозили смертью. При нас однако оставалось уже их немного из купцов только и бухарцев, но сии определили уже жизнь свою в жертву общей нашей защите.
После сего, приближась к ограде нашей, они с сильнейшим рвением к нам приступали противу прежнего; гораздо большее количество употребили они в сей удар противу нас огнестрельного их оружия, и тогда началась преужасная перестрелка.
Неутомимая храбрость и отличное сопротивление малой с нами бывшей команды, а наипаче тех казаков, кои неоднократно уже испытали пленничество свое в руках варваров сих, принудили напоследок опять неприятелей сделать отступ.
Убитых с их стороны было в сей раз до 7 человек, а раненных более 60. Сия утрата и имела более влияния на прочих трусливых воинов, из коих каждый, ценя дорого жизнь свою, желал несколько от нас удалиться. На нашей же стороне по причине защитной ограды ранено только 6 человек, из коих, однако, 4 казака сильно пулями и 2 – копьями, а особливо брат бухарского посланника Мир-Низамуддин, который будучи уговариваем нарочито киргизцами для спасения себя и своего имения, остался с нами и защищался с редкою храбростью, как равно и татарский ахун, бывший при нас для персидских переводов.
По окончании вторичного сего на нас и неудачного нападения, киргизцы в расстоянии одного ружейного выстрела от нашего укрепления стали вокруг, разделились на многие части и соединились в круги для новых злодейских советов.
Мы, не имея воды для утоления жажды своей, увеличивающейся в средине жаркого дня, с которою колодцы по малой мере отстояли от нас тогда на 20 верст, в средине укрепления своего стали рыть сами землю для достижения влаги, скрывающейся почти повсюду в недрах ее.
Пополудни грабители присылали к нам старшин своих с вожаком нашим чумекейского рода Абтикарем, показывавшим свое усердие к перемирию. Присланные сии, с хитрою уловкою уверяли нас, что покушение таковое без воли биев происходит только от необузданности степного народа, и что прибывшие теперь родоначальники желают учредить с нам и мир; с завтрашнего утра, говорили посланные, они сами хотят нас препроводить в Бухарию, возвратя прежде отбитую часть каравана, что в глазах наших уже было переломано, изорвано и разделено на части.
Возможно ли верить коварным сим условиям? Однако же мы показывали себя к сему согласными и, в знак перемирия, дали руководителю сего одного из оставшихся при нас верблюдов; и еще по просьбе его, для похоронения убитых, несколько аршин сукна, а раненным лекарств, положась до завтрашнего переговора не иметь никаких действий с обеих сторон.
Мы желали чрез сие точнее испытать все намерения нападающих на нас злодеев. К вечеру, по беспрерывным стечениям злых партий, скопище неприятелей сделалась несравненно более; они стали рубить по пескам растущий кустарник, потом, связав кучу, делали в рост человеческий связки и засыпали оные песком, уподобляя военным турам 47, с которыми вместе в сумерки в саженях в 80 от нашего укрепления встали все в круговой около нас караул.
Целую ночь, с ужасным шумом, имели они перекличку один к другому сими (139) словами:
- «Никого из городка, ни же в городок не пропущать!»
Во многих местах раскладен был огонь, где они согревались и варили себе пищу. Весьма часто некоторые из них подъезжали к нашему укреплению и замечали положение наше, но в стане у нас соблюдалась строгая тишина. И во время самой ночи многие к ним приезжали из союзных аулов киргизцы, между прочими прислан был от Аблазы-хана их внук бывшего одного из сильнейших башкирского бунтовщика Карасакала 48, и сей-то более всех других подучал народ к вреду нашему и к исполнению сделанной ими присяги.
Из знатных ни один в сем случае не участвовал, кроме султана Мямятея, а от прочих всех были дети с частными начальниками. Во всю ночь у нас казаки попеременно занимались выкапыванием начатого колодца, но тщетны в рассуждении сего все были труды наши.
Земля здесь так, как описано при Музбиле сентября 5-го дня, состоящая из твердо-спекшейся песчанистой глины, едва была способна железным топором и ломом к делению ее на части; и при всем том в 3-саженной глубине, с превеликим трудом достигнутой, вместо мнимого нами получения воды не было приметно ни же малейшего следа к сырости, но по мере углубления и твердь, раскапываемая нами, становилась все более и более твердою. Уже свет тогда из-под горизонта начинал освещать восточную сторону, но жажда при всем том заставляла продолжать работу в нашем колодце; и мы не переставали заниматься почти до половины другого дня, когда обстоятельства со стороны неприятелей побудили без достижения цели оставить сии восхитительные труды. И тогда совершенно исчезла надежда к утолению 2-суточной жажды!

Сентября 10-го дня.

Сего числа утром усмотрели мы, что количество неприятелей более чем во сто крат превышало число людей в нашем стане. Шумное волнение повсюду предвозвещало злейшие их противу нас намерения. Вскорости по восхождении солнца явились к нам опять вчерашние старшины, и с тем же предложением, чтобы ехать с ними в Бухарию.
Мы приняли оное, но не прежде хотели исполнить, как тогда, ежели весь ужасный сонм сей предстоящих против нас киргизцев обратится в свои аулы, и только малая их часть останется к нашей безопасности; но и тогда, чтоб мы свободно могли прежде отойти к аулам прежних вожаков наших и там заготовиться лошадьми и верблюдами, в замену ими отогнанных.
После многих переговоров, требования их напоследок склонились к тому, чтоб мы без всякого прекословия сдались со всем караваном в их руки, а чрез то обнаружилось, что и предложения их о препровождении ими в Бухарию были с тем только сделаны, дабы удобнее было при следовании выполнить сделанную ими присягу.
Ежели бы и оставили они некоторых живыми, то разве для того только, чтоб чрез продажу оных получить приращение в богатстве их, ибо за каждого ценили они получить из Хивы, Персии или каракалпаков по 300 баранов. Сие подтвердили и некоторые из вожаков наших, которые пробираясь чрез толпы злодеев, приносили к нам известия об их советах.
Да и в Бухарию прямо вести они нас не смели, строгость тамошних законов подвергала после сего жизнь их величайшей опасности. Дорого напоследок решились мы продать жизнь свою и вольность, объявя им, что лишась платья и казны следовать в Бухарию не можем, а требуем отпустить нас с караваном обратно в Россию, или будем защищаться дотуда, пока смерть не отъемлет всех сил к управлению оружий наших.
Хотя в силу мирных переговоров и положено было вчера не начинать воинского действия, но киргизцы между тем пользуясь тишиною, подкатывали к нам ближе сделанные ими туры с намерением, дабы удобнее и безопаснее к нам делать из ружей залп.
Часть их, будучи пешими, облегла таким образом весь стан наш и готовилась уже к перестрелке, а другие, сидя на лошадях, готовы были к соделанию атаки. После сего, по объявлению вновь присланных от неприятелей к нам старшин, бии не прежде хотели нас отпустить, как заплатим по их закону им кун, или мзду за всех убитых и раненых, а прочим всем, когда дадим подарки.
Оставшиеся при нас купцы, на произвол коих отдано было нами сие требование, жалея более о жизни своей, нежели об имении, взялись для сохранения и всех исполнить требуемую выплату, ибо в прежние годы, удовлетворение несправедливо требуемой грабителями подобной сему подати, спасало всегда их караваны.
Они убедили киргизцев также принять под Алкораном присягу, что по получении куна оставят уже нас спокойными. Мы между тем, рассуждая о пользе сего, думали, что сохраня остальное при нас имущество, можем еще предпринять путь в Бухарию с нашими верными вожаками какими-либо тайными дорогами.
К полудню уже все было заплачено, и сверх 6000 червонных, оставшихся только у Ибрагима Измаилова, отдаваемы были не в малом количестве сукна, плис, кожи и корольки. Но когда вещи сии вынимаемы были из тюков,  составлявших стены укрепления нашего, защита сия чрез то сильным образом сделалась ослабшею.
До сих пор хранили мы в тайне наше состояние в рассуждении жажды, которая от жестоких жаров час от часу увеличивалась; и когда уже подкрепляющая надежда нашим колодцем разрешилась неудачно, то многие из нас становились бессильны к поддержанию даже самих себя; уже некоторые валялись по песку почти полумертвыми, лица всех становились столь тощими, томными и столь бледными, что едва были в состоянии различать друг от друга; глаза казались кровавыми; язык при странном хладном чувствовании, едва был силен выговаривать слова; и при сем изнеможении поселялся в чувства еще страшнейший ужас от мучительной от оного смерти (Нельзя умолчать об оказанной в сие время, родившейся от того храбрости, одним из тептярских чиновников Махмутовым.
Сей объемлемый отчаянием хорунжий, наипаче когда услышал из разговоров злодейских, что хотят они всех нас вязать на арканы, он бросился к толпе злодеев, желая лучше быть перерубленным на части от оружия и испустить прежде кровь неприятелей, нежели без отмщения быть задавленным, и уже он готов был перескочить чрез стену, уже занес на оную одну ногу, как был с превеликим трудом нами удержан.
Мы жалели лишиться такого содруга, желая испытать прежде другие способы к нашему защищению и потом уже умереть вместе). Сим ужасным состоянием и мыслью, что мирное постановление и присяга дают нам право на требование помощи, мы принуждены были открыться и просить к утолению жажды от неприятелей тогда воды, но без удовлетворения.
Некоторые из бедных носили к нам оную тайно в малых кожаных мешках или турсуках, скрывая оную под одеждою; и за малую меру оной с трудом соглашались по два и более червонных брать в уплату. Невзирая на то, что вода сия, при обыкновенном соленом свойстве ее, была нарочито еще смешана с солью и даже с лошадиною мочою, с отвратительным запахом, казаки бросались на оную без всякой умеренности и с силою отнимали один от другого.
Конечно, может быть, и получили бы мы после сего свободу, но беспрерывное приращение нового народа, из которого всякий хотел испытать над нами свою отважность к получению новых корыстей, растрогали мало помалу и всех прочих.
Сверх чаяния нашего, наконец, киргизцы, не удовольствовавшись полученным добровольно, жалели потерять и последнюю, глазам их представлявшуюся, добычу. Они, наруша данную нам присягу и думая найти нас ослабевшими, снова стали делать на нас нападение: шесть раз приступали они к стенам укрепления, имея сплетенные из веревок петли в руках для связывания ополоненных, но шесть же раз были и отгоняемы.
Тщетно собранная вожаками нашими из жилищ толпа чумекейцев до 200 человек, несколько раз покушалась показываться к нам для помощи, они всегда грабителями нашими были с поражением прогоняемы и с отнятием от них лошадей и верблюдов, на коих они нам воду доставить хотели.
Желание неприятелей было, дабы, лиша нас помощи и, доведя до бессилия, без всякого им урона вместе с нами обладать и всем караваном. Ужасное скопище и непрестанное вновь умножение народа, сильное их на нас наступление и немощь казаков, требующих чего-либо решительного, безнадежность к какой-нибудь цели сопротивляться, конечное и страшное противу нас озлобление грабителей, – все сие вместе отняло силы бодрости нашей и доводило до того, что почти готовы были, вруча себя провидению Творца всего мира, отдаться в жестокое пленничество окружившим нас варварам.
Но вспомня, что сие пожертвование не принесет, кроме вечного невольничества или в то же время тиранской от разъяренного зверства смерти, никакой другой пользы, решились, оставя весь караван, идти чрез толпу сию с вооруженною рукою, дабы, произведя это, или умереть всем, защищаясь под оружием, или сохранить жизнь нашу для нового отечеству служения.
При сем последнем мнении мы думали спасти высочайшую грамоту и депеши, кои по пленении вместе с другими бумагами подвержены бы были сожжению, а также доставить обратно и препорученную часть команды. Судя по положению нашему, сие конечное было средство, каковое удобно было к нашему предприятию, но все прочие совершенно были пресечены.

Выход из каравана сквозь неприятелей.

К вечеру объявлено о сем было всем в караване нашем, с тем, дабы брали с собою сколько можно более патронов ружейных; и как скоро наполнили оными все карманы свои и подсумки, и когда поравнялися со стеною, обращенною к жилищу верных вожаков наших, которая более всех других сторон обременена была неприятельскою силою, подъяв оружие, лишь бросились в толпу злодеев, то в тоже мгновение позади нас все место стана нашего было преисполнено грабителями.
По сю сторону скопище, долженствовавшее испытать наше ожесточение, разделилось тогда надвое: чрезвычайная привязанность к сбережению жизни каждого из киргизцев, заставило, страшась отчаяния нашего, нас оставить, а после и сии кинулись на тюки каравана.
Тогда всякий из них спешил удовлетворить собственную жадность к получению какой-нибудь добычи, ужасный крик поднялся на месте разграбления; хищники, продираясь к вещам, дрались даже между собою. Они, отнимая друг у друга, разрубали сундуки, ломали все, что им ни попадалось, и раздирали на части материю и другие вещи: всякий из них, схватив, что только мог, или, отняв у другого, с поспешностью удалялся в степь, а за сим для отнятия им похищенного преследовали и многие другие в разные стороны.
При первом шаге выступления нашего из ограды стана, почтенный сотоварищ наш, доктор, надворный советник Большой отделился от нас в противоположную сторону городка нашему выходу. Он, желая в то время отыскать в его ящике записки, сделанных им по степи замечаний, по причине ужасной пыли, великого между злодеями шума и вечернего сумерка, отстал от нас и был потом варварами схвачен в плен. Подобным сему образом схвачен еще и денщик.
Тщетно по несколько крат, по некотором отошествии, посылаемы были к отысканию оных нами вожаки наши, которые, скрываясь за горами, вскорости с нами соединились, они не могли даже доставить нам и сведения к кому несчастные попались.
Многие из нас и еще в подобных описанной участи в сие время находились, но странным образом спаслись от уз жестокого пленничества.

Новое нападение киргизцев для разделения людей.

Между тем, когда еще продолжалось расхищение каравана, мы, отойдя версты две от оного, были встречены новым скопищем киргизцев, человек в 200, они вызваны были на помощь к нам вожаками из отделения сары-кашкинского от чумекейцев.
Сии, под видом облегчения изнуренных сил наших и к скорейшему достижению воды, посажали нас позади себя на лошадей и верблюдов своих, потом обобрали, как бы для защищения от нечаянного нападения и преследования грабителей каравана, у некоторых тептярей и их оружие, а напоследок уже стали разъезжаться и в различные стороны.
Мы, узря сию нечаянность, сзывали всех соотечественников в кучу и, соединясь потом с некоторыми вместе, все сильно отбивали вторичное сие нападение. Но в сие время, 8 человек из обезоруженных казаков наших, будучи неприметно связаны мнимыми доброхотами, развезены были сими чумекейцами уже в плен.
После описанного отражения нападающих, чрез целую ночь мы продолжали путь наш, отстреливаясь под руководством достойного вожака нашего Кабанбая, и напоследок к утру 11-го дня сего месяца между страхом и надеждою прибыли в аулы чумекейского Мусеряб-бия, где присоединился к нам и переводчик наш Бекчурин.

Сентября 11-го дня, пребывание наше в аулах чумекейских.

Утром сего числа, утоля жестокую жажду нашу и голод, думали мы хотя несколько после ужасных дней сих насладиться покоем, но и тогда занимаемая нами кибитка со всех сторон окружена была киргизцами, как преследовавшими ночью нас, так и увезшими в плен 8 казаков наших.
Они требовали от Кабанбая тогда всех нас, как должную им добычу, или вознаградить за освобождение, ибо известились уже они о сохранении купцами червонных от киргизцев, коим оные препоручены были. Купцы, согласясь на последнее, убедили к оному и нас, но с тем, чтоб прежде отыскали и возвратили всех увезенных ими в неволю, за что взялся и бий сей Мусеряб, из рода которого были вторые сопротивники, выговоря за каждого пленного чтоб заплачено было по 50 червонных.
В полдень явились к нам и те купцы, кои во время первого нападения бежали для сохранения червонных их из осажденного каравана. Они объявили, что и зарытые ими в песок тайным образом товары были расхищены злодеями, кои по одним следам достигли оных до места хранилища.
Но теми же следом посланным от нас для разыскания Кабанбаем и другими вожаками к вечеру похитители оные были открыты. Разыскателям сим купцы обещали плату, почему оные, отняв похищенное от воров силою, и на другой же день все оное возвратили потерпевшим.
Вожакам и Китябай-бию за сие дано было 1000 червонных, а спасено всего за расходами 30 917 голландских червонных и 2 пуда 10 фунтов корольков. Некоторые из нас нарочито ездя сего дня на место разграбления, ничего не нашли там более, как сильно взрытый песок, перемешанный с нашими сухарями и мелко изломанным от сундуков деревом.
Кроме доктора, кроме казаков, еще многих не доставало и из татар, в числе коих и караваноначальника Исмаилова; тщетно старались мы все сильно обо всех посредством вожаков наших тогда разведывать; мы не получили ни малейших о них известий.
В темную ночь, разъезжающими по пескам нашими киргизцами, найден был, однако же, Исмаилов с двумя другими татарами и приведены вскорости к нам же в кибитку. Они схвачены были в плен грабителями каравана из партии чумекейцев, целые сутки потом везены были в аулы ими обладавших, где освободились от рабства их не иначе, как единоисповеданием, и когда Исмаилов объявил о себе, что он был в Мекке, но тогда отпущены пешком, будучи раздеты почти донага и босыми. 

Сентября 12-го дня.

Целый день сей проведен в беспрерывных беспокойствах о сыскании и возвращении увезенных людей. К вечеру привозимы были уже оные от различных сторон: иные вытащены из сундуков, другие – из-под множества кошм у завладевших ими киргизцев, а некоторые и от продажи уже в невольничество бывшим при граблении хивинцам, и без всякого покрова или одеяния, которое все уже было с них снято.
Господина доктора с двумя другими, попавшихся в руки злым чиклинцам, все следы к тогдашнему отысканию были пресечены. За плененных казаков тогда же заплатили киргизцам, заняв от купцов 460 червонных. Кибитка, которую мы вообще все занимали, была беспрерывно новыми наполняема киргизцами; они беспрекословно входя в оную, с язвительною вольностью нас окружали и чрезмерною уловкою их уносили все, что встречалось со звериными глазами их: кушаки, шапки и, словом сказать, последнюю оставшуюся на плечах наших одежду, сопровождая все сие весьма великою их дерзостью.
К вечеру, отправили тайно и за немалую плату в Бухарию к тамошнему правительству, каракалпака с письмами, уведомляя в оных о нашем несчастии и некоторых обстоятельствах. Из Оренбурга же чрез киргизцев получили письма, в коих находилось повеление и от г-на министра коммерции, его сиятельства графа Николая Петровича Румянцева.

Об отправлении в Россию.

Поутру стали собираться в путь, но никто из киргизцев не брались провожать нас и ни же отпущать как в Россию, так и в Бухарию, опасаясь с обеих сторон строгого взыскания; даже и вожаки наши прежние не хотели снабдить нас ни лошадьми, ни верблюдами.
Трудно б было согласить трусливых сих киргизцев к оному, ежели бы не прибыл к полудню туда известный Каракубек-бий с партиею 100 человек, ему преданных, и с султаном Ширгази. Сей бий, дабы удалить себя от подозрения российского правительства, взялся дать от себя людей к препровождению (Препроводить они брались нас только в Россию; в Бухарию же они страшились мщения от чиклинцев, чрез жилища коих непременно проезжать было должно) и уговорил к оному притом и чумекейцев, не имея, однако же, с собою верблюдов и лошадей, к снабжению коими убедить последних и сей уже не мог совершенно.
После сего отправились мы в обратный путь по пескам до аула Китябай-бия пешком, который при общей нечувствительности киргизцев был довольно добр и превосходил в оном, как признаются сами киргизцы, всех других. Пройдя 30 верст, в ночи уже мы к оному прибыли под прикрытием Каракубека.
Здесь на занятые у купцов червонцы стали закупать для себя и команды верблюдов, ибо лошади были чрезмерно дороги, коих количество гораздо меньше противу верблюдов, да и сих выменивали дороже противу обыкновенного.
Для некоторых оставленных без одежды людей здесь же взяли несколько армяков и тулупов; запаслись также провиантом, который состоял в сушеной баранине и круте. Из дюрткаринцев для препровождения нас готовились старые вожаки при старшине Буранбае, как равно старые же и из чумекейцев при Идиге, всего 15 человек.

Сентября 14-го дня.

Заготовясь таким образом, команду посадили на каждого верблюда по два человека, сами же сев на лошадей, отправились вперед около полудня. К вечеру Каракубек-бий с Алтаем и другими киргизцами вознамерился уже от нас ехать в свои аулы, но прежде за приезд свой с угрозами требовал от купцов платы, которые, дорожа своею вольностью, дали им 800 червонных и богатое турецкое ружье.
После сего упомянутые бии, сделав, по обыкновению их, нам благословение, уехали от нас в сторону. Мы, оставя оных, пошли тогда гораздо поспешнее, держась левее вперед шедшего пути. После полуночи уже остановились для отдохновения, которое продолжалось не более двух часов, а потом опять последовали далее. 

Сентября 15-го дня.

В 9 часов утра достигли до песков Парчакум, где при хороших колодцах останавливались до 2-го часа пополудни. Отсюда отправили султана Ширгази и с ним других киргизцев (Султану Ширгази дано было нами также для снабжения доктора и несколько червонцев) для отыскания доктора, снабдя их письмами к чиклинскому хану 49.
Выступя потом в путь, оставляя озера Байбича и пески Бирюкум в праве, шли ровными местами прямо к Тюгошкану. Ныне окончились и пески Каракум. Путь сей отменно прямее продолжаем был противу первого, и к проходу удобнее: более имеет колодцев и чрезвычайно менее затруднительных песков.
В 12 часов остановились для отдыху, не доходя несколько Иргиза, когда темная ночь между озерами препятствовала нам следовать далее.

Сентября 16-го дня.

Заря утра сего открыла нам путь, и в скором времени вместе с рассветом дня, достигли мы реки Иргиза, на бывший стан наш у урочища Тюгошкан. Здесь, перейдя чрез реку вброд на левый берег, приняли несколько вправо местами более степными; в полдень же часа два отдыхали у большого озера Ходжакуль.
Оно знаменито великими кочеваниями, около лежащими пашнями и добрыми кормами. Проходя потом обыкновенным путем, в полночь остановились на берегу речки Тилькара, которая течет озерами и происходит от весенних водополий.
Она сообщает Тургай с Иргизом, как равно и с оврагом Сарюзяк; вода в озерах ее переменно горькая, соленая и пресная. Здесь мы вознамерились предостаться до рассвета, дабы дождаться некоторых из вожаков наших, уехавших для переменения одежд в свои аулы.
Хотя и избавились мы от ига множественного варварства, осаждавших нас злодеев, но сделанное ими начало к нашей горести и неудовольствиям не преставало расположать оные и в сем пути: каждый день кто-нибудь из вожаков наших тащил нас к своим аулам, отстоявшим от пути иногда более 50 верст, но Полярная звезда, будучи тогда всегдашним нашим путеводителем, обнаруживала фальшивость киргизских путей. Рождавшиеся от сего неединомыслия были причиною, что многие из вожаков в сие время нас оставили.

Сентября 17-го дня.

Поутру вожаки наши повели было нас вправо к реке Тургаю в аулы, но с усилием могли едва их от оного остановить, обещая им у урочища Тилькары пробыть до вечера для обождания разъехавшихся киргизцев. По песчаным горам в окружностях была приметна здесь железная охра и во множестве кругляки, рассеянные параллельными полосами от севера к югу.
Пробыв при упомянутом урочище до 5-го часа и, не дождавшись еще вожаков, вместе с захождением солнца отправились далее с оставшимися 11 киргизцами. В ночь перешли чрез гору Кунгуртюбя, по коей рассеяны были кварцевые кругляки, местами желтая охра, а также селенит и гипс.
Мимо горы сей проходят всегда чумекейские караваны, ибо дорога здесь от самого Тюгошкана и до вершин реки Иргиза идет вообще прямая, ровная, даже и для колес, кажется, весьма удобною. От горы же Кунгуртюбя к России и корма час от часу становятся привольнее.
В 3 часа пополуночи остановясь в степи, имеющей красноватую глинистую почву, и пробыв несколько времени для отдохновения, отправились далее.

Сентября 18-го дня.

Недостаток в провианте тогда был ощутителен, и голод начинал уже распространять действия свои к утомлению наших сил, уже от самой переправы чрез Иргиз не встречали мы ни одного аула, где бы вновь могли заготовиться оным, то, удобно представить себе можно, с какою радостью увидели мы около 10-го часа в праве от нас верстах в 7, пасущийся скот.
Вожаки наши, поскакав туда, к удивлению нашли киргизский аул, ибо в сие время все они, перекочевывая к югу, довольно уже от мест сих удаляются. Тут закупив баранов, запаслись еще дня на два провиантом и к вечеру отправились опять далее.

Сентября 19-го дня.

Около 11-го часа до полудня остановились для отдохновения близ невысокой горы Каратавлиа, состоящей из песчаного камня. На вершине ее находится могила одного из признаваемых киргизцами святых. В окружности много находится сухих соленых озер, а по берегам хороших колодцев.
При всем беспокойстве нашем от несчастного расстроения комиссии сей, жестокий и холодный северный ветер, по временам дождь, а по ночам морозы от самого Тюгошкана угнетали состояние наше в сильнейшей степени: здесь, употребляемый нами прежде для согревания разожженный помет уже не разгорался, будучи омочен дождем; одинаковое и сырое платье при сильном ветре едва позволяло противиться силам нашим; на станах защитою нашею в голых степях сих были одни верблюды, усаженные около нас в круг.
К вечеру, выйдя от горы Каратавлия, продолжали путь во всю ночь, которая была чрезвычайно темна: небо покрылось густыми облаками, ужасный туман ниспал на землю, и тогда-то мы следовали тем удивительным порядком, который описан 31-го июля на странице 7-й.

Сентября 20-го дня.

Поутру остановились для отдохновения у одного камышного озера, откуда в праве по направлению сего пути нашего видна была гора Карачетау, в расстоянии от нас верст 30. После полудня проходили ровными степями Бабан и, минуя потом горы Бабанчока, за коими от нас скрывались горы Верхний Котрташ, остановились уже в полночь на левом берегу Иргиза выше переправы, бывшей в передний путь на… (Пропуск в тексте) верст. Здесь произрастают довольно изобильные корма.

Сентября 21-го дня.

Вместе с показавшеюся утреннею зарею мы, перейдя чрез реку на правый ее берег, последовали далее Иргизскими горами. Небо очистилось тогда уже от туч и было ясное, погода переменилась в теплую и безветренную. Потом вступили мы в горы Камышлакские, имеющие одинаковые во всем свойства с описанными выше Караадырскими горами; пройдя несколько, остановились в полдень для отдохновения при камышном озере, где, пробыв часа два, не преставали спешить далее.
К вечеру, миновав Алтанское озеро и сухие овраги, составляющие части реки Камышлы, по закате солнца достигли до реки Аярык, или Малый Иргиз, где приняли роздых.

Сентября 22-го дня.

Поутру, с трудом найдя брод, переправились чрез реку и следовали постепенно возвышающимися каменными горами. К полудню достигли до устья речки Ачагатлык, по утесистому берегу которой пройдя несколько, под крутою высотою остановились на берегу реки Камышлы.

О реке Камышле и о горах ее окружающих.

Река сия протекает так, как и другие по степи Киргизской озерами, летом местами пересыхает, но во время весны водою изобилует. Будучи стесняема с обеих сторон высотами, глубиною бывает сажен до трех и более, что, однако же, продолжается только до полутора месяца.
Высоты, окружающие реку, имеют положение свое более с правой стороны и называются Камышлакскими горами, кои суть отрог гор Кичик-Каратау. К берегу оканчиваются они утесами с разновидными оскалинами кремнистого сланца и других кремнистых же пород с множеством больших пещер и источников (Мы почли за ненужное описывать горы сии более, ибо они довольно подробно описаны в путешествии г-на Рычкова по Киргизской степи, но ежели можем ласкаться только принятием подтверждения нашего в рассуждении сходства оного с истинною, то описание его мест сих заслуживает полного вероятия).
Между прочими знаменита гора здесь Шайтантау (Горы сей на маршруте приложен также вид под литерою J. Источники, льющиеся из пещер в весеннюю водополь разливаются гораздо на большее пространство, нежели каковы показаны они в нашей картине; они и чрез все лето не иссыхают, ниспадая между каменными утесами.
Подобных сему родников здесь много) (Чертова). В лугах, по берегам растет очень хорошая трава. Произведение по реке Камышле судоходства, которое г-н Рычков признает удобным, не иначе принять должно, как разумел он во время весенней водополи, продолжая не долее одного месяца апреля, но и тогда не на больших судах, а разве на дощенниках и обыкновенных лодках.
Ныне, как равно и вчерашний день, провианта уже мы не имели. Получить же в местах сих оного было совершенно невозможное дело: одни лошади или верблюды, влекшие нас с нуждою, могли бы послужить на жертву мучительной алчности нашей, но должная произойти от того остановка чрез спешение кого-либо из нас, лишала и сего последнего средства.
Итак, будучи подкрепляемы сомнительною надеждою к скорому достижению границ российских, отдохнув тут не более 40 минут, во 2-м часу поднялись и с поспешностью пошли в дальнейший путь прямо к реке Ори.

О третьем нападении на нас киргизцами.

Лишь только отделясь от Камышлы несколько влево, взошли на возвышенные равнины, то предстала глазам нашим новая выходящая из-за гор толпа киргизцев до 100 человек. Они, увидя нас, пустились, казалось, с сильнейшим стремлением, нежели с каким ястреб налетает на подобную себе птицу, и будучи притом с полным их вооружением.
Как вожаки наши ежеминутно беспокоились непременным преследованием первых грабителей к полному исполнению их присяги, то мы, приняв наездников сих за ожидаемых нами, спешась и сгрудя в кучу верблюдов, поспешно приближались к берегу реки, где, окружа потом скот наш, приготовились к защите.
Наездники, приближаясь к нам, начинали уже стрелять из ружей и пущали во множестве стрелы, но сделанный неожидаемый ими сильный от нас залп, заставил их несколько отступить. Напоследок, по многим уговариваниям чрез наших вожаков, что мы не выехавшие на баранту, вскорости они нас оставили, страшась отчаянной защиты, и в знак как бы их раскаяния они прислали к нам лошадь.
Когда разъезжающие сии единственно для барантов около границ киргизцы несколько от нас поудалились, то мы, посевши на верблюдов и лошадей своих, пошли далее с поспешностью, дабы укрыться от внезапного их преследования.
По захождении солнца при устье реки Камышлы переправились чрез Орь вброд, именуемый Базарбикя; для отдохновения же остановились в полночь у речки Минлибай. Здесь встретились с вышедшим из Орской крепости бухарским караваном, предпринявшим путь в Бухарию.
Мы посылали уведомить караванных начальников об опасности пути и возвратить их назад, но киргизские вожаки их, вооружась, купцов к сему не допустили.

Сентября 23-го дня, приезд на российскую границу.

В 10 часов утра прибыли мы в Орскую крепость, где получа от коменданта тамошнего нужные пособия, отправились вскорости в город Оренбург. Отсюда отправя в Санкт-Петербург эстафету с уведомлением о нашем несчастии 50, и учредя потом некоторые распоряжения к возвращению доктора и к успокоению разорившейся команды, в короткое время выехали в Санкт-Петербург и сами.
В Оренбурге все мы страдали жестокою опухолью в ногах, сопряженною со следствиями от многотрудного нашего вояжа, и которая, начавшись еще в степи во время обратного пути и у некоторых усилясь от не имеемой почти совсем обуви, была очень продолжительна.

Комментарии.

46. Муравин Иван – геодезист, в 1740 - 1741 г.г. вместе с поручиком Д. В. Гладышевым участвовал в экспедиции в кочевья хана Абулхаира. Поводом для ее организации послужила просьба хана Абулхаира построить в устье р. Сырдарьи ранее обещанный город.
Правительство решило удовлетворить эту просьбу и поручило экспедиции Гладышева и Муравина, в которую вошли также инженер Назимов, переводчик У. Арасланов и несколько казаков, исследовать устье р. Сырдарьи. Экспедиция Гладышева и Муравина продолжалась с сентября 1740 г. по апрель 1741 г. и прошла путь из Оренбурга до Хивы и обратно.
В итоге ею были собраны важные историко-этнографические и географические материалы о Казахской степи и ее населении (Масанов Э. А. Очерки истории этнографического изучения казахского народа в СССР. С. 56 - 57).
47. Тур – хворостяная корзина, набиваемая землей для защиты от пуль. 
48. Карасакал (ок. 1705 - 1749 г.г.) – главный руководитель восстания 1740 г. в Башкирии, выдавал себя за ногайского султана Гирея. После подавления восстания царскими войсками ушел в Казахстан и нашел убежище у бия Казыбека.
Вскоре он покинул Каркаралинскую степь и в районе Черного Иртыша нашел нового покровителя в лице влиятельного вождя найманов батыра Кабан-бая, где выдавал себя уже за претендента на джунгарский трон Шоно-Лоузана, сына Цэван-Рабдана. Умер в 1749 г. По некоторым данным он был убит султаном Бараком, пытавшегося таким образом снискать себе расположение ойратов (МИ БАССР. Док. № 175. С. 378 - 397; Моисеев В. А. Степной самозванец. Простор. 1984 г.. № 6).
49. Копия письма Я. Гавердовского к Абулгазы (ГАОрО. Ф. 6. Оп. 10. Д. 24а. Л. 34 и об., 47).
50. В рапорте на имя министра коммерции графа Н. П. Румянцева от 27 сентября 1803 г. Гавердовский писал: «После отправленного к вашему сиятельству рапорта из степи Киргизской от 30 августа, вступил я в пески Каракум, и, получая отовсюду неприятные для нас известия в рассуждении собравшихся на Сырдарье чиклинцев, хотя встретившийся бухарский караван и не обнадеживал в безопасности, послал я туда для разведываний нарочных с письмами, и сам с караваном, принимая влево, следовал до урочища Парчакум, в 19 верстах не доходя Сыра.
Сентября 6-го числа, в 880 (верстах. от границы, выехали к нам вперед посланные, уведомя действительно, что управляемый на Сырдарье чиклинским народом, назвавшийся самовольно ханом, салтан Аблазы с биями Джанназаром, Джанзаком и прочими, также с частью каракалпаков, чумекейцев и дюрткаринцев, никогда к границе российской не приближающихся и всегда почти грабивших купеческие российские и бухарские караваны, собрались на Сырдарье, заняв все перевозы, более чем в 3000 человек, положа непременно, не пропустя меня, разграбить, а самих взять и лишить жизни.
Почему и почли мы нужным возвратиться, дабы приблизиться к аулам верных чумекейцев, следуя обратно со всеми предосторожностями день и ночь. 9-го числа, поутру, в безводной степи Музбиль, у урочища Ходжаберган нагнаны мы были сими злодеями в 1000 человеках, кои с сильным криком, пуская стрелы и стреляя из ружей, нас атаковали. Остановя караван, спешась, и совьюча тяжелые вьюки, стали мы обороняться.
Малая часть оставшихся при нас киргизцев также действовали, но, будучи некоторые израненными, и они нас оставили. Чиклинцы, не будучи в силах отбить нас от каравана верхами, стали наступать пешими на ту часть каравана, где находились верблюды; и в то самое время, когда впереди оных часть казаков отважно защищали нападение, киргизские извозчики наши подняли верблюдов и с оными пошли, оставя место обороны, почему верблюды и находящиеся на оных легкие тюки, даже некоторые, будучи снятыми, взяли с собою, почему и достались добычею злодеям вместе со всеми лошадьми нашими.
В то время потерял я ящик с казною, а купцы – большую часть своих червонцев. Пользуясь сим захватом, чиклинцы стали делить свою добычу. А мы в сие время из оставшихся у нас тюков сделали городок, укрепя оную в грудную оборону, увязав веревками.
Поверяя количество людей, при мне находящихся, узнал я, что все почти купцы, будучи одеты неразлично с киргизцами, с начала нападения под руководством верных киргизцев скрылись, спася с собою на двух верблюдах легкие товары, в червонцах и корольках состоящие; о коих прилагаю записку.
После полудня и чрез целую ночь количество киргизцев увеличивалось до 3000 и более, и они, выманивая нас разными хитростями, хотели воспользоваться вместе добычею. Сильная защита и неутомимая храбрость малой команды и других оставшихся людей нас защитила.
Чрез все сие время и до самого рассвета 10-го числа продолжали мы рыть колодец, в том намерении, дабы, найдя воду, защищаться докудова будет порох. Но более трех сажен выкопанной ямы не показала и следа сырости. Утомленные люди, будучи от безводной степи не пившие двое суток в жар, увеличивающийся до 24 градусов, требовали решительно или выдать их нападающим беспрерывно киргизцам, или напоить их.
Не имея сил воспротивиться сему требованию, а более потому, что киргизцы, навязав из прутнику круглые туры в рост человека, пешие подкатывали оные к нашей защите и стреляли из-под оных, не щадя кровь свою, или желая нас обмануть, все еще предлагали договоры, а, напоследок, с согласия оставшихся купцов и всего общества, я решился принять оные.
Они состояли в том, дабы заплатит им за убитых по 1000 червонцев за одного человека, а за раненных и еще дать им всем подарки. Рассуждая, дабы, хотя с потерею половины, сберечь другую и людей, при мне находящихся, на все требования их согласился, почему и отдал последние купеческие червонцы Ибрагима Смаилова, а в недостатке оных плачено товарами.
Разрушенные от сего стены городка, обнажили киргизцам страждущее состояние утомленного жаждою команды, которая, не воздержась, требовало от самих чиклинцев для утоления оной воды, а мы платили за небольшую меру соленой, худой и пахучей воды по два и более червонца.
Сие состояние понудило их решительно покуситься вновь взять нас; шесть раз приступали они к городку, но были отгоняемы. Напоследок, видя изнеможение силы нашей, я велел объявить киргизцам, что мы, оставляя караван, идем из оного и решились защищаться до смерти, не отдаваясь в полон.
И приказал команде, наполня карманы патронами сколько можно более, идти вон с вооруженною рукою; и при первом нападении – умирать с оружием! С тем и пошли мы, оставя все, а дабы не возбудить их жадности более к самим нам и верхнее платье наше бросили, кроме сохранил я уже три дня носимую на груди высочайшую грамоту, инструкцию и два письма от вашего сиятельства к бухарским министрам, а прочие все письменные дела: замечания, карты, планы и прочие бумаги, подарки, товары, инструменты и имение, словом, все было разграблено и простирается, сверх казенных вещей и запасов, до 300 000 рублей, о чем подробную ведомость доставлю после.
Отчаянное наше сопротивление воспрепятствовало киргизцам, без нужды теряя жизнь, гнаться за неверною добычею, почему кинулись они на караван. А мы, защищаясь, того 10-го числа по вечеру вышли, кроме схваченные, сдавленные толпою и бывшие без оружия доктор, надворный советник Большой, казенный мой денщик Васильев и татарский мальчик Халит Искаков.
В двух или трех верстах от каравана встречены мы были новыми киргизцами, кои объявили, что они высланы к нам для помощи чрез Бекчурина, еще пред нападением из каравана для собрания усердных киргизцев от нас уехавшего, и предлагали своих верблюдов и лошадей.
Уставшие и отчаянные люди бросились с радостью на сию помощь и от себя, для облегчения, отдавали оружие. В короткое время заметил я, что сии усердствующие хотели развозить нас порознь, почему, сойдя с лошади, требовал, дабы все люди слезли и оборонялись.
Наступившая темная ночь и сильные выстрелы спасли нас от нового разбора, кроме увезено было 6 человек, кои отдали оружие. Злодеи, однако ж, поехали за нами. На рассвете пришли мы в аулы Мусеряб-бия, который нас принял.
Здесь чумекейцы его команды, отделения сарыкашкинского, снова требовали нас как свою добычу. Но некоторые из вожаков наших их удержали, обещая им заплатить, если нас оставят. Поутру требовал я действительно наведаться о происшествии в караване и собрать рассеянных людей, обещая плату, в надежде занять у купцов из спасенных червонцев.
Но, которые, к несчастью, будучи зарытыми в песок, выкрадены также были киргизцами. Но с заплатою большого большего количества другим, сильнейшим, напоследок, отысканы и возвращены. 12-го числа привезли всех оставшихся 6 человек, и дабы нас снова не разобрали, заплатил я 400 червонцев.
О докторе и других увлеченных чиклинцами людях слуху никакого не было, и полного известия не получил, кроме, что они, взяв караван, нас преследовали, но не найдя в песках, уехали ночью в свои аулы. 14-го числа с сильным настоянием насилу отпустили нас из сих аулов в Россию, удерживая затем, чтоб разобрать, имея в виду хорошую чрез нас прибыль.
А не пустить в Россию, чтоб не было верных слухов о сем происшествии, здесь спасло нас присутствие малой части усердствующих киргизцев, коих имена достойные всякого уважения при сем в особливой записке прилагаю, а равно и прибытие с командою дюрткаринского старшины Каракубека, прибывшего к нам под видом усердия.
Отсюда пошли мы пешие и без провианта, и в тот день пришли мы к аулам Китябай-бия, верного старшины. Тут купил, я на занятые у купцов червонцы, верблюдов, дабы посадить на каждого по два человека из команды, несколько лошадей и верхнее для команды платье, платя почти втрое дороговизною против обыкновенного, как и самую провизию.
15-го числа, выехав в степь, требовал от нас Каракубек с другими, себе платы за выезд к нам для помощи и угрожал в случае не дачи, ограбить последнее у купцов и нас побрать. Я отвечал ему, что не имею ничего, но, будучи принужден купцами, заплатил чрез них ему с товарищами 800 червонных и от купца отнял он ружье.
От сего места пошли мы пустою степью поспешно, где не встретили почти ни одного кочевья. Голод доводил нас до крайности, два дня были мы уже без пищи, приближаясь к границе, и с нами те же киргизцы. И в сие бедственное состояние за 60 только верст от Орска напали на нас снова с лишком 100 человек партия киргизцев, чиклинцы, кочующие близ границы, команды Мусульман-бия.
Спешась, стреляли мы по их из ружей. Сие неожиданное сопротивление и известие, что мы решились умирать, побудило их нас оставить. 23 сентября вышли мы в Орскую крепость, к общей радости всех людей моей команды.
Тотчас, (как. узнал я, что в Бухарию вышел предо мною за день купеческий караван, почему и просил я коменданта, г-на полковника Петрова, дабы их известить об опасности пути, и который все сие исполнил, доставя нам всякое благодетельное вспоможение.
Не ждав возвращения каравана, отправился я в Оренбург, куда и прибыл сего числа. Из степи Киргизской послал я в Бухарию с нарочным верным человеком к тамошнему визирю письмо, с коего копию при сем прилагаю, и для выручки доктора и других людей послал я к чиклинцам с письмом солтана Ширгазия, брата чиклинского начальника Аблазы.
Сей Ширгазы, взявшийся с границы препровождать меня до Бухарии, под разными предлогами отстал еще до Каракума, по разграблении же приехал. Он, дабы загладить сей случай, взялся чрез месяц непременно прибыть на границу, привезти его или верное о нем известие.
Во время нападения чиклинцев и других с ними совокупившихся, убито из киргизцев 7 человек, ранено опасно более 20. С нашей стороны раненых 5, из числа коих ахун и брат бухарского посланца Мир-Галаваддина Мир-Мухаммет Аминов, приданный мне им для руководства в Бухарии и который потерял все имение и товары защищая нас и имея средства предварительно спастись, ибо ему предлагали свободу, кою он отвергнул и сражался при моих глазах неутомимо.
Обо всех отлично замеченных мною, усердствующих и храбро сражавшихся прилагаю вашему сиятельству также список. Описав вашему сиятельству жалостное и бедственное наше по пути, осмелюсь приступить к разведанным мною причинам.
Брало ли в сем деле участие бухарское правительство, мне неизвестно, тем более, что известно мне было их усердное меня ожидание, и, слыша верно, что хан собрал действительно войско наказать чиклинцев и хивинских каракалпаков, а Хиву сделать себе подвластною за продерзости и неспокойство в рассуждении торговли; не ушел даже от чиклинцев и вышедший ныне большой купеческий бухарский караван, с коего они взяли более нежели на 2000 рублей под видом пошлины; но чтобы сие приключение наше не неприятно было торговым бухарским людям, сего оспаривать не можно, знавши с коликою заботливостью стараются они отвратить поиски наши, дабы торговать в Бухарии.
Но вот что узнал я от верных мне людей в степи Киргизской: вскорости по прибытии моем в Оренбург, чрез Астрахань в Хиву и даже из самого Оренбурга в Конрат дано было известие о моем проезде в Бухарию. Хива, замешанная всегда в грабежах киргизских и подстрекающая их нападать на линию для пленения людей, кои не избегают рук Хивы и Конрата, признало сие мое отправление для себя действительно опасным, а особливо в рассуждении Мангышлака, что уже в Хиве известно, почему и соглашала трухменцов напасть на меня за песками Кызылкум, но бухарский эскорт, приготовленный для моей встречи, остановил от сего трухменцов.
Они послали других людей к дюрткаринцам, обращающимся прежде в грабежах, но они все на сие не согласились, хотя и были убеждены в мою непользу уже после отъезда Бекчурина.
Напоследок были новые собрания у чиклинцев. Сии, не будучи никогда близ границ российских, не несли никогда и имя подданных, и с частью каракалпаков избрали себе хана. И жилища на Сырдарье, кои, будучи тесны, не дают им способов ни к скотоводству, ни к пропитанию себя избыточно от торговли и продуктов.
А весь их промысел – суть грабительство караванов и других киргизцев. Сии-то были убеждены от Хивы под видом собственного их спасения меня не пропустить. Им насказано было, что я имею с собою большое сокровище, и будто б действительно мерю землю и делаю наблюдения.
К ним присоединились и дюрткаринцы, иные явно, а другие тайно, из чумекейцев же – отделения аюсарымское, куитское и сары-кашкинское. Впрочем, те киргизцы, кои меня препровождали, были очень бессильны удержать стремление раздраженных родов, и так они никакой мне помощи не дали, хотя оного и желали. Не все также киргизцы участвовали в грабеже, кто ж они и где кочуют, мне неизвестно.
Спасение злодейских родов, на которое они полагаются, состоит в надежде на неоглядное от границ расстояние или в случае чего-либо удаление в Хиву и другие провинции, но все сие не препятствует сделать заключение о возможностях, кои я в пути заметил и обо всем, что соответствует сему предмету: как идти, какою дорогою, в какое время, с каким войском, в каком количестве и самые средства не упустить злодеев из рук наказания мною собраны и обследованы, а равно и пути в Бухарию и Хиву, да и вожаки, верные киргизцы, находятся при мне.
Оставшийся с всею командою и, не имея ничего, я не мог и не осмелился явиться к вашему сиятельству до повеления для точного объяснения всех обстоятельств, для сего отправления на эстафету деньги взяты мною из Оренбургской пограничной комиссии.
Пограничное начальство в Оренбурге при отъезде моем в степь и при всех движениях весьма малое имело влияние, оставя меня в чужом месте действовать собственно одного и без подпоры. Маршрут пути нашего вперед и обратно сколько можно хотя из памяти будет собран и, приведя в порядок, представим вашему сиятельству, ибо все почти достойные по политическим отношениям места пути сего осмотрены, как и воинское состояние народа.
Р.S. Хотя я и располагал дождаться разрешения вашего сиятельства здесь, но, сообразя обстоятельства, вижу необходимую нужду быть в Санкт-Петербурге, почему, по получении пособия, принимаю смелость вслед за сим отправиться и явиться у вашего сиятельства для донесения» (ГАОрО. Ф. 6. Оп. 10. Д. 24а. Л. 38 - 43 об.).

Продолжение следует.

Источник:
Гавердобский Я. П. 
«Журнал, веденный Свиты его императорского величества поручиком Гавердовским и колонновожатыми Ивановым и Богдановичем во время следования их по высочайшему повелению чрез Киргизскую степь в провинцию Бухарию, с различными наблюдениями, с описанием всех случившихся происшествий, равно как и о возвращении в Россию в 1803 году, с кратким уведомлением об отправлении посольства в азиатское владение».
«Обозрение Киргиз-кайсакской степи (часть 1-я), или Дневные записки в степи Киргиз-кайсакской 1803 и 1804 годов». 
История Казахстана в русских источниках XVI - XX веков. Том V. Первые историко-этнографические описания казахских земель. Первая половина XIX века. Алматы. Дайк-пресс. 2007
https://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/M.Asien/XIX/1800-1820/Gaverdovskij_Ja_P/pred.htm