Этнографические туры в Казахстане.

«Я провел один день у киргиза по имени Есет Котибаров. Для этой эпохи это была интересней­шая личность, очень популярная в степях. Он, самый богатый человек своего рода, долгое время не хотел признавать русское правительство, и несколько военных отрядов довольно долго напрас­но искали его в степях»

Философия культуры казахского народа.

Киргиз гостеприимен. Точно так, как он не упустит случая побывать всюду, где можно наесться и напиться до отвала, так же он рад принимать гостей у себя. Табуны коней, которые составляют все его богатство, дают ему весной массу молока, которое невозможно использовать только в своей семье.
Поэтому у богачей во время изобилия беспре­рывные сборища. Хозяин дома или его гость, кото­рому он оказывает наибольшее уважение, обычно занимает почетное место напротив входа.
Остальное общество располагается кругом, остается только то место, которое служит очагом. Все сидят по-восточному, скрестив ноги. Каждый, кто входит в кибитку, обязан сначала помешать в саба, которая поставлена возле двери, затем воздать хозяину «салам», простирая к нему сложенные вместе руки, после чего вошедший может расположиться около других.
Женщины разливают кумыс, полные чашки идут по кругу. Когда весна благоприятная и кумыс в изобилии, любой незнакомый, лишь бы это был киргиз, может приходить на эти огромные собрания.
Разговор в это время шумный, из рук в руки переходит нюха­тельный табак, а праздник кончается лишь тогда, когда любимого напитка не остается ни капли. Но если появляется чужеземец, которого хозяин хочет чествовать, султан или бий, или даже батыр  - хра­брый человек, которого уважают в степи, тогда собрание уже не бывает таким шумным.
Хозяин проводит новоприбывшего к почетному месту и, за­свидетельствовав удовольствие, вызванное его при­ходом, объявляет, что по этому радостному поводу следует заколоть барана. Пока женщины его не приготовят, - речи не иссякают.
Киргиз страстно любит говорить. Если это не султан и не старейшина рода, то его вопросы не прекращаются. Султан же считает нужным сохра­нять свою важность и не вступает с незнакомым в длинные разговоры, отвечает односложно или же разражается сентенциями с большими паузами.
Если он принимает у себя чужеземца и даже знает его язык, он никогда этого не показывает, обра­щается к переводчику и заставляет переводить каждое слово. Только спустя некоторое время, когда он становится простым смертным, а позднее даже другом, кунаком чужеземца, тогда он с удо­вольствием обо всем говорит и задает вопросы. Но одного визита часто недостаточно, чтобы расто­пить лед.
Впрочем, это зависит от особенностей личности. Киргизы очень красноречивы и считают это доказательством превосходного воспитания и высокого происхождения. Когда высокая персона разожмет, наконец, зубы, поток восточных метафор переливается через край, он говорит с большой беглостью, повышая голос и жестикулируя.
Я провел один день у киргиза по имени Есет Котибаров. Для этой эпохи это была интересней­шая личность, очень популярная в степях. Он, самый богатый человек своего рода, долгое время не хотел признавать русское правительство, и несколько военных отрядов довольно долго напрас­но искали его в степях.
Он всегда успевал усколь­знуть от них и вовремя исчезнуть. Спустя длитель­ное время, убедившись, что борьба невозможна, он со всем своим родом присоединился к киргизам, принявшим русское подданство, и даже сам не раз оказывал услуга российскому правительству.
Кир­гизы называли его батыром, и он не признавал ника­кого другого титула, считая, что этот ему наиболее подходит. Он оставался вождем своего рода, собирал налоги, усмирял раздоры и исполнял должность судьи.
Он принял меня и моего спутника со всей вос­точной пышностью, окруженный своими братьями и родственниками, приветствуя общепринятым «салам алейкум», проводил в юрту и, усадив на место, первым начал разговор с общих замечаний о жизни и людях.
Так, например, он сказал, что человек - как закрытый сундук: глядя на него, не знаешь, что он содержит. Может быть - тряпье, может быть - богатые одежды. Об этом не узнаешь, пока его не откроешь.
Что у человека на уме и на сердце, нельзя узнать, пока он не заговорит, ибо слово - как ключ к сундуку. Друзей он делил на различные категории. Одни - льстят, чтобы их чествовали и угощали; другие укрепляются за счет друзей; третьи - рады проявить участие, когда мы счастливы, и поки­дают нас, как только к нам приходят горе и нищета; наконец, такие, которые при необходимости готовы даже голову за вас отдать.
Этих последних, добав­ляет он, почти нет на земле. Но такой друг, или тамыр, - самое драгоценное сокровище. Его длинные философские речи, которые все присутствующие киргизы одобряли, выражая иногда свое восхищение восклицаниями «ой-бой-ой», закончились лишь тогда, когда женщины внесли котел с бесбармаком.
Мы должны были извлекать из него мясо своими пальцами, как это делали все вокруг. Хозяин дома явно что-то искал в котле . Наконец он извлек оттуда кусок жира, который не стал резать на мелкие кусочки, а поднес его ко рту, откусил половину, другую засунул в рот своему гостю.
По киргизскому этикету это рас­сматривается как самое высокое внимание, и кто хочет прослыть человеком хорошо воспитанным, должен принять это от хозяина. Так начинаются наиболее близкие отношения.
После бесбармака идет кумыс, затем плов, то есть - еще раз баран,, но приготовленный с рисом и изюмом, потом снова кумыс. Разговор становится менее церемонным, более естественным, отношения улучшаются.
Но дружба, как ее понимают в степях, не может завя­заться без помощи подарков. Есть такой обычай, когда хозяин должен поднести своему гостю все то, что тот похвалит. Но он при этом прекрасно знает также, что, в свою очередь, может и сам получить то, что ему придется по вкусу. На этой основе мы скоро пришли к очень сердечным отношениям, с большими уверениями в дружбе.
Хозяин дома пред­ложил нам лошадей и даже верблюда, но когда мы всерьез захотели купить лошадь из его табуна, мы увидели, что нас в качестве новых кунаков собираются красиво обмануть...
Вот к чему привела вся эта дружба! Киргиз расспрашивает обо всем. В наиболее удаленных частях степи, где редко можно встре­тить европейца, одеяние которого весьма отличает­ся от одежды киргиза, даже простые пуговицы дают пищу бесконечным расспросам.
Если гость хочет быть любезным, то он должен много есть и как можно больше говорить! Но совершенно непри­лично спрашивать отца семьи, сколько у него детей, или  молодую девушку - есть ли у нее жених!
Кроме собраний, обычных для сезона кумыса, любое событие в семье является поводом для празд­нества, на которое собирается большее или мень­шее количество гостей, в зависимости от достатка хозяина дома.
Свадьбы, похороны, рождение детей, помолвки и т. п. также являются поводом для при­глашения общества. Подобный пир называется «той», и если его дает богатый, об этом оповещают заранее, и гости собираются со всей степи.
Эти пиры часто заканчиваются скачками, которые киргизы очень любят и устраивают повсеместно. Личностью, уважаемой в степи, или, по меньшей мере, окруженное в глазах всех некоторым страхом, является баксы, или колдун, разновидность обычного шарлатана, которого приглашают к боль­ным.
Он играет также роль прорицателя и вы­полняет еще много фокусов различного рода. Его прибытие в кибитку всегда собирает массу народа. Судорожная пляска, которая приводит его в состоя­ние каталепсии, бормотанье и магические пассы, исключительное мастерство в игре ножами, к тому же знание свойств многих трав - все это поражает воображение бедных и невежественных пастухов, которые подвержены многим предрассудкам.
Такой баксы никогда не уходит из аула, не получив подар­ков. Но действительно любимым человеком, необхо­димым для развлечения степного общества, являет­ся сказитель.
Их здесь великое множество, и в их памяти хранится вся степная литература. Киргиз любит музыку и при случае слушает ее с большим вниманием. Путешествуя один по степи верхом на коне, он любит тихо напевать, но всегда один и тот же мотив и на той же ноте.
Если кирги­зы импровизируют песни, то делают это чаще всего в поездках. Они берут только одно слово, название предмета, который попадает в поле зрения, и повто­ряют беспрерывно, меняя только интонацию.
Таким образом, например, киргиз будет петь в течение часа: «гора, гора, гора», или «лошадь, лошадь, лошадь» и т. п. Настоящую песню к мелодии при­спосабливают редко9. Поэтому те, кто сочиняет музыку, очень ценятся.
На пиршествах такой бард степей получает много еды и кумыса, а если сумеет хорошо развлечь собравшихся, то ему подарят не­сколько баранов. Тогда, аккомпанируя себе на му­зыкальном инструменте с двумя струнами, единст­венном в степи , восхваляет в песне султана, кото­рый здесь присутствует, батыра или хорошо изла­гает сказание. Именно старые сказания и представ­ляют наибольший интерес.
Простые, как библейские легенды, они в то же время отражают самобытный характер восточной фантазии. Это настоящие про­изведения степей, они передают местный дух, быть может, даже лучше, чем длинные описания. Кирги­зы называют эти сказания «ертеги».
Мы воспроизводим здесь некоторые из них во всей их простоте, какими слышали в рассказах Мурзакея, одного из сказителей степи. Мурзакей был очень бедным, байгушем, но своими сказаниями за­работал стадо баранов и заслужил уважение.
У Мурзакея широкий лоб и добрая улыбка, он молод. Он говорил, что слышал эти сказки еще от стариков, которые рассказывали их так же, как и он.

Источник и рисунки:
Бронислав Залесский. «Путешествие в киргизские степи». 1857 год.