Классический туристский маршрут по Кыргызстану.

"Семенов произвел второе гипсометрическое измерение Хан-Тенгри и Кокджарского перевала. Определение подтвердило семикилометровую высоту Хан-Тенгри. Абсолютная высота Кокджарского перевала была установлена в 3510 метров"

Пешеходные маршруты в горах Терскей Ала-Тоо.

Семенов Тян-Шанский был ослеплен могучим и властным зрелищем. Все, что он видел до сих пор, все это померкло, погасло, испарилось из памяти. «Прямо на юг от нас возвышался самый величественный из когда-либо виденных мною хребтов. Он весь, сверху донизу, состоял из снежных исполинов». Их было тридцать, этих врезанных в небо вершин. Каждая из них выше Монблана, но в центре хребта высилась белая пирамида, и она вдвое превосходила остальные. Круглое облачко трепетало над ней, как светлый флаг. 
- Вот он, Хан-Тенгри, - высочайший пик Тянь-Шаня, - сказал Семенов Павлу Кошарову. 
- Я устрашен грандиозностью здешней природы, - серьезно ответил художник. 
- А я лишь теперь понял всю поэтическую силу, вложенную в название Тянь-Шаня. Тенгри-Таг означает «хребет духов». Местные жители уподобляют эти снежные вершины небесным духам, а Хан-Тенгри - царю небесных духов.
Отсюда и китайское название всей горной системы: Небесные горы - Тянь-Шань. Художник выслушал объяснение Петра Петровича и сказал с восторгом: - Точность поэзии роднит ее с математикой. После долгого и восторженного созерцания Тенгри-Тага Семенов занялся гипсометрическими измерениями.
Художник помогал ему как умел. Измерения дали семь тысяч метров абсолютной высоты. Семенов с удовлетворением сложил инструменты - он теперь был уверен: Хан-Тенгри - главная точка Тянь-Шаня.
Так никогда и не узнал он, что на Тянь-Шане была еще более высокая вершина. Светлое облачко над вершиной Хан-Тенгри стремительно разрасталось, гася перламутровый блеск исполина. Заволакивались облаками и соседние вершины.
Семенов решил заночевать на берегу Сары-Джаса. Быстро установили палатку, развели костер, поужинали. Кошаров взялся за карандаш, чтобы зарисовать Хан-Тенгри на закате.  На утро Петр Петрович снова оглядывал горную группу Тенгри-Тага, видную на всем своем протяжении. У подножья текла Сары-Джас, принадлежавшая к системе центральноазиатскои реки Тарима. Семенов произвел второе гипсометрическое измерение Хан-Тенгри и Кокджарского перевала.
Определение подтвердило семикилометровую высоту Хан-Тенгри. Абсолютная высота Кокджарского перевала была установлена в 3510 метров. День 25 июня прошел в сборе растений. Петр Петрович собрал пятьдесят различных видов; из них тридцать оказались чисто азиатской флоры. Утром следующего дня он начал восхождение на северный склон Тенгри-тага, чтобы измерить высоту снежной линии.
Переправившись через Сары-Джас, которая поразила его «млечно-бело-зеленоватым цветом своей воды, очевидно питаемой ледниками», он оставил отряд на биваке. Проводники вели его и Кошарова кратчайшим путем к полям вечного снега. Подъем был очень крутым, каменные осыпи затрудняли путь. Наконец они достигли высоты 3950 метров. Эти метры «составляют как высоту снежной линии на северном склоне Тянь-Шаня, так и высшую точку, достигнутую мною в этом хребте», - отметил он в дневнике.
Утром 28 июня Семенов решил пробраться к истокам Сары-Джаса, берущим свое начало в ледниках. Шли очень медленно, осторожно. Речная долина была завалена мраморными валунами. Всюду, куда Петр Петрович ни бросал взгляд, виднелись нагромождения белого и серого мрамора.
Между валунами попадались черепа горных баранов с длинными, закрученными рогами. Семенов, натужась, приподнял один из черепов.
- Это кочкар, - объяснил проводник. - Крупный баран, куда до него архару…
- Породу этих колоссальных баранов описывал еще Марко Поло, - сказал Петр Петрович художнику, - но венецианцы ему не поверили. Лишь в первой половине девятнадцатого века английский путешественник Вуд нашел на Памире такие же черепа. Английские зоологи назвали кочкаров именем Поло. Кстати, зоологи считают кочкаров вымершими животными. Никому еще не посчастливилось увидеть их живыми. 
На склонах Тенгри-Тага все отчетливее проявлялись фирновые поляны. Там зарождались могучие ледники, к которым стремился Петр Петрович. Приходилось почти беспрерывно переходить Сары-Джас. Вода приобрела резко зеленый оттенок. Молочная пена сбивалась на камнях. Гигантский ледник, замыкавший широкую сары-джасскую долину, особенно интересовал Семенова. Ледник величаво спускался с фирновых полей Тенгри-Тага и крутым обрывом падал в долину.
«Оконечность ледника характеризовалась своим цветом, уподоблявшимся цвету почерневших мраморных статуй… Ледяная масса, составлявшая оконечность ледника, имела метров 100 высоты. Лед ее трещин имел светло-зеленый цвет. Из-под ледника с силой вырывался один из горных истоков Сары-Джаса…».
Семенов стал откалывать молотком кусочки льда - ледник звенел, как железо. На поверхности его маячили «столы» - каменные глыбы на ледяных подставках. Через много лет этот величайший тянь-шаньский ледник будет назван именем Семенова.
Ночь застигла путешественников, когда они спустились к подножью Тенгри-Тага. Кошаров, довольный удачными зарисовками, дремал. Семенов опять сидел над дневником. Казаки вспоминали родные места, богинцы, как всегда, пили крепкий зеленый чай.
- Кочкары, кочкары! - закричал проводник. Высоко над их головами, на узком уступе стояли три барана с крутыми огромными рогами. Животные казались совершенно черными на голубоватом небе. Их горделивая осанка и мощные размеры восхитили Петра Петровича.
- Бараны Марко Поло! Сказочные животные еще существуют! Венецианцы смеялись над Марко Поло, нам, надеюсь, поверят ученые. Не стреляй! - положил он руки на винтовку Кошарова.
- Они вне выстрела, - согласился Павел Михайлович, опуская винтовку. - Недурно бы иметь такой редкий трофей.
Художник пронзительно свистнул. Кочкары подпрыгнули, и все разом кинулись в пропасть. Они летели над бездной и, кажется, должны были разбиться насмерть. Но кочкары ударялись широкими рогами о выступы обрыва, отскакивали и продолжали падение. Они достигли дна пропасти, перевернулись, встали на ноги и скрылись. Путешественники долго не могли успокоиться. Только после ужина Петр Петрович принялся за укладку своих сокровищ - никем еще не виденных растений Тенгри-Тага.
Между собранными растениями были четыре новых вида. Особую ценность представляли светло-розовая с серыми листьями богиния и «тюйэ-уйрюк» - верблюжий хвост. Работая над гербарием, Петр Петрович поглядывал на горную долину, покрытую темно-синими коврами генциан, на голубые полосы обыкновенных незабудок, тянувшихся по склонам Тенгри-Тага. 2 июля он вернулся в аулы манапа Бурамбая.
Здесь его ожидали важные, хотя и печальные, новости. Киргизы из рода Бурамбая посетили Кашгар. В Кашгаре властвовал жестокий и беспощадный ходжа Валихан, уже несколько лет терзавший страну и народ. К нему-то и прибыл зимой 1856 года немецкий географ Адольф Шлагинтвейт. Кашгарский владыка сначала дружелюбно принял отважного путешественника, а потом неожиданно приказал казнить его.
Адольфу Шлагинтвейту отрубили голову на кашгарской базарной площади. Семенов молча выслушал печальное известие. Он так и не смог узнать от киргизов причин и подробностей гибели Шлагинтвейта, но еще сильнее укрепился в мысли: в Кашгарию надо посылать только подходящего для этой цели поручика Чокана Валиханова. Вторая новость была тоже из не веселых. Союзник Семенова султан Тезек захвачен в плен султаном Большой орды Тарыбеком.
Закованный в кандалы лежит Тезек в юрте мятежника. Тарыбек грозится выдать его сарыбагишам. Семенов бросился на выручку Тезека… Храпели взмыленные лошади. Впереди мчались Семенов с Кошаровым, на ходу меняя загнанных лошадей на свежих. Как мог оказаться в плену Тезек - человек отчаянной храбрости?
Тезек, который был грозой сарыбагишей? Из бестолковых ответов манапа Бурамбая Семенов понял одно лишь - мятежный султан пригласил Тезека для каких-то переговоров. Тезек оставил свой отряд и с четырьмя товарищами отправился к Тарыбеку.
Тот схватил султана и заковал в кандалы. Двум спутникам Тезека удалось бежать. Они-то и принесли Бурамбаю весть о плене своего султана. За семь часов скачки Семенов одолел почти полтораста верст.
Ночью добрался до кочевий Тарыбека, в глубоком овраге остановил казаков.
- Черт знает как не хочется лезть в драку с этим Тарыбеком, - выругался Петр Петрович, срезая нагайкой зеленую стрелу дикого лука.
- А если Тарыбек уже выдал Тезека сарыбагишам? - осторожно спросил Кошаров. Семенов, не отвечая, поднялся с камня. В овраг поодиночке спускались отставшие богинцы.

- Больше ждать нельзя. Если Тарыбек узнает о нашем появлении, он покончит с Тезеком. Надо немедленно ворваться в его аул.
Предупреждаю: никаких насилий над киргизами. Захватывайте Тарыбека, ищите Тезека, - приказал Петр Петрович, строго посматривая на казаков. Они влетели в аул со всей стремительностью, на какую были способны. Аул оказался пустым. Навстречу вышел только брат Тарыбека, изможденный, тощий человек. Испуганно кланяясь и вздымая руки, сказал:
- Султан Тезек ночью бежал. А брат мой Тары-бек уехал в горы. - Откуда мне знать, что ты говоришь правду? - спросил Семенов. - Кто подтвердит, что Тезек бежал?
- Человек султана. Ему не удалось бежать, и он здесь. - Приведи этого человека. Богинец подтвердил, что Тезек бежал ночью. - Мне удалось снять с него кандалы. Он захватил лошадь и скрылся.
Петр Петрович облегченно вздохнул.
Все случилось так, как ему хотелось. Никаких неприятностей, никаких стычек с Тарыбеком. Распрощавшись с братом Тарыбека, он направился к реке Чилик - последнему пункту своего путешествия. Долина Чилика разделяла две параллельные цепи Заилийского Алатау и показалась Семенову одной из самых широких на Тянь-Шане. Петр Петрович ехал шагом, по привычке рассматривая уже знакомые цветы и травы.
Вот цветет кошачья мята, а вот густо-лиловый клематие. Дикая вишня и сибирская акация переплетаются между собой. Рядом с ним на саврасом меринке трясся Павел Кошаров. Ковровые куржумы с упакованными в них рисунками и набросками Небесных гор покачивались у седла. Павел Михайлович чему-то улыбался, должно быть тому, что он первым из художников зарисовал пейзажи Небесных гор, типы людей, их населяющих.
Да, он может сказать, что поработал на славу. Из Чилийской долины, преодолев несколько горных перевалов, Семенов вышел к Талгару, откуда начинал свое путешествие. Был лазоревой чистоты и свежести вечер. Круглые перистые облака с Небесных гор отходили в степь, блестели замкнутые в камыши озера, волны опаленного ковыля бежали к песчаным берегам Или. Вдалеке крутилась рыжая туча пыли.
Гулкий топот обрушивался на степь, доносились лошадиное ржание, человеческие крики. В косяках пыли замелькали всадники, один из них выскочил вперед. Семенов узнал Тезека. Султан подлетел к нему, с маху поднял жеребца на дыбы, спрыгнул наземь. Спешился и Семенов. Они обнялись.
- Третий день мои люди дежурят на горных перевалах. Все с нетерпением ждем, когда появишься ты. Бараны зарезаны, бесбармак варится, бурдюки полны кумыса, - говорил Тезек. На берегу Талгара, в абрикосовой роще стояли юрты, горели костры.
Начался той - киргизский праздник шумного гостеприимства. Семенов и Кошаров сидели на белой кошме, ели руками бесбармак, пили кумыс, слушая рассказ Тезека о его приключениях. Он же, наклонясь корпусом, сдвинув на затылок синюю бархатную шапочку, говорил:
- Люди Тарыбека преследовали меня до водопада, что на реке Кеген. Тропинка там обрывается, под ногами водопад, по бокам - отвесные скалы, за спиною - люди Тарыбека. Что мне оставалось делать? Я взмахнул камчой – и в водопад! Лошадь погибла, но спасла меня, первые удары о камни пришлись по ней. Меня же подхватил поток и, сильно израненного, выбросил на другой берег. Два дня блуждал по ущельям, кое-как дополз до своих кочевий. Думал: попадется мне в руки Тарыбек - разорву…
- Так-таки разорвал бы? - усмехнулся Семенов. - Он вчера у меня в гостях был, - неожиданно сказал Тезек. - Тарыбек? - спросил ошарашенный Петр Петрович. - И что же ты с ним сделал?
- Тарыбек приехал с повинной. Он хочет перейти в русское подданство. Мы помирились, и я прошу: помоги Тарыбеку…
Той продолжался всю ночь. Ранним утром Семенов снялся с ночлега и направился в Верное. Все население молодого городка встречало экспедицию. На соборной площади собрались сторожевые казаки и переселенцы, гарцевали на своих мохноногих лошадках киргизы. Полковник Перемышльский произнес проникновенную речь, отмечая научные заслуги экспедиции. Петр Петрович по-своему понимал, почему его экспедиция возбудила глубокое сочувствие и привлекла всеобщее внимание. Он говорил позднее Кошарову:
- Вернеские казаки, потомки сподвижников Ермака Тимофеевича, признали нашу экспедицию своей не только потому, что участвовали в ней. Наши скитания по недоступным местам возбуждали в них живые воспоминания о подвигах предков в Сибири.
Русские переселенцы, познакомившиеся с необыкновенным привольем чудесного Заилийского края, радовались: ученые люди приехали для их пользы. Они очень заинтересованы в будущности этого края. После трехдневного отдыха Петр Петрович покинул Верное. Надо было торопиться в Петербург, а по дороге осмотреть озеро Ала-Куль. Природные условия этого озера, древние исторические события, происходившие на его берегах, давно привлекали его.
Распрощавшись с Верным, сопровождаемый Кошаровым, выехал он из Алматинской долины. На сухом сентябрьском рассвете, прежде чем покинуть Или, он долго любовался Небесными горами. В горах клубилось черное облачко дыма - горели тянь-шаньские леса. Снежные пики Талгара одевались в розовые тона, прозрачная сетка тумана таяла от зари. Сердце дрогнуло и болезненно сжалось: светлая печать захлестнула Семенова.
От волнения перехватило дух, он поднял руку, прикрывая глаза. Неужели он совсем недавно был там, за этой горной стеной, закрывшей полнеба? Бродил по зеленым ущельям, взбирался на головокружительные перевалы? Пил воду из синих вод Иссык-Куля, собирал цветы и травы на альпийских пастбищах?
Неужели измерял высоту Хан-Тенгри, видел его могучие ледники? Неужели? Все, что он видел за эти месяцы, теперь стало далеким, призрачным, почти невероятным. И уже невозвратимым. Он покосился на Кошарова - испытывает ли художник то же, что и он? Но лицо художника было замкнутым и непроницаемым. Крепко стиснув пальцами луку седла, Кошаров смотрел на рыжие илийские воды.
- Грустно, Павел Михайлович?
- Очень, очень грустно, - отозвался художник, не поворачиваясь к нему. - Грустно прощаться с Небесными горами.
- Может быть, больше не придется увидеть их, - сказал Петр Петрович. Ему хотелось найти какие-то яркие и значительные слова для прощания с Тянь-Шанем. Он не нашел их и замолчал.
- Ты что, Петр Петрович? - спросил художник. - Что ты сказал?
- Когда у меня не хватает слов, я вспоминаю Пушкина, - тихо ответил Семенов. - И с Тянь-Шанем прощусь пушкинскими стихами:
Моей души предел желанный!
Как часто по брегам твоим бродил
я тихий и туманный,
Заветным умыслом томим.
Как я любил твои отзывы,
Глухие звуки, бездны глас
И тишину в вечерний час…
Не дочитав стихов, он повернул коня и поскакал на берег Или.

Источник:
Автор Андрей Алдан-Семенов, книга «Семенов-Тянь-Шанский», серия Жизнь замечательных людей. 1965 год.