Пешеходные маршруты по ущельям Терскей Ала-Тоо.

«Манил меня в особенности к себе самый центральный из азиатских горных хребтов - Тянь-Шань, на который еще не ступала нога европейского путешественника. Проникнуть в глубь Азии, на снежные вершины этого недосягаемого хребта, который великий Гумбольдт считал вулканическим, и привезти ему несколько образцов из обломков скал этого хребта, а домой – богатый сбор флоры и фауны новооткрытой для науки страны – вот что казалось самым заманчивым для меня подвигом…»

П.П. Семенов-Тян-Шанский.

Экскурсионные туры в горах Тянь-Шаня Киргизии и Казахстана.

Слухи о русском военном отряде летели по берегам Иссык-Куля. Всадники спешили от аула к аулу, передавая новости жителям гор. И, как всегда, слухи искажали правду: из мирного ученого-путешественника Семенов превращался в опасного врага.
Полутора-тысячный отряд всадников султана Тезека помогал этим слухам, взволновавшим сарыбагишей. Сарыбагиши ненавидели Тезека, как ловкого и хитрого противника. 7 июня Петр Петрович и Тезек пришли на реку Малая Каркара, к богинским кочевьям манапа Бурамбая.
Старый манап богинцев встретил Семенова с радостью необыкновенной. Да это было и понятно, племя богинцев находилось в тяжелом положении. Почти все владения их по южному берегу Иссык-Куля были захвачены сарыбагишами. Подданные кокандского хана заняли богинские земли до верховьев Сыр-Дарьи, дошли до горы Хан-Тенгри.
Сарыбагиши уничтожили трехтысячный отряд богинцев, взяли в плен жен и детей Бурамбая. Семенову не хотелось ввязываться в междоусобную войну между богинцами и сарыбагишами, но Бурамбай и Тезек требовали похода.
Пока Петр Петрович обдумывал, как ему поступить, с южного берега Иссык-Куля пришла хорошая новость. Сарыбагиши, устрашенные появлением русских, очистили завоеванные земли и ушли на реку Чу. Земли, пастбища, сады богинцев стали снова свободными.
Отпала нужда для Семенова с оружием в руках пробиваться на верховья Нарына. «Я получил полную возможность осуществить свое намерение проникнуть в глубь Тянь-Шаня», - записал Петр Петрович в дневник. И немедленно объявил Бурамбаю:
- Иду в экспедицию лишь со своим отрядом и проводниками. Цель моя - через Заукинский перевал достичь истоков Нарына. Султан Тезек остается охранять ваши кочевья на Иссык-Куле.
Петр Петрович в сопровождении сорока девяти казаков, двенадцати проводников, художника Кошарова выступил из аула Бурамбая к перевалу Санташ. Голые скалы поблескивали в прозрачном воздухе, небольшое густо-синее озеро трепетало, пронизанное солнечным светом. Кошаров первым заметил большой холм из пегих камней. 
- Почему перевал называют тысячей камней?
- Ты любишь легенды, Павел?
- Если они правдивы…
- Есть у киргизов легенда о Санташе. Когда Тамерлан предпринял поход в восточные страны, он шел через этот перевал. Здесь Тамерлан решил сосчитать свои войска. Каждый воин бросил на берег озера по камню.
Вырос холм из многих тысяч камней. Тамерлан возвращался опять-таки через Санташ. Властителю захотелось узнать, сколько у него осталось войска. Каждый воин взял по камню, и холм уменьшился во много раз. Так подсчитывал монгольский завоеватель головы в собственном войске. С вершины Санташа они увидели Мустаг, закованный в вечные снега. Девственная чистота снега казалась путешественникам отрешенной от всего случайного.
Вершины были так недосягаемы, так величественны и так далеки от земной суеты, что Семенов почувствовал себя чище и одухотвореннее. То же испытывал и художник - удивленные глаза его дышали теплым черным блеском. Радостные и возбужденные, спускались они с Санташского перевала в долину Джаргалана. Здесь от их счастливого возбуждения не осталось и следа. Навстречу плелись изнуренные, раздетые, полу умирающие люди.
Это были богинцы из племени Бурамбая, захваченные в плен сарыбагишами. Семенов снабдил голодных куртом - овечьим сыром, поделился бараниной и черными сухарями. На следующий день через долину Джаргалана он проник к знаменитому среди киргизов теплому источнику Алма-Арасан. Здесь Семенов все еще думал найти вулканические породы. Он отправил отряд с Кошаровым на реку Каракол, а сам с проводником остался у источника.
С Кошаровым договорились встретиться на берегах Каракола. Петр Петрович занялся поисками вулканических пород на Алма-Арасане. «Вопрос о том, нет ли в Тянь-Шане вулканических горных пород, стоял для меня на первом плане, и так как я убедился в том, что кристаллические горные породы Аксуйской долины, приподнимающие пласты осадочных пород (известняков и сланцев палеозойских систем), оказались гранитами и сиенитами, то мне оставалось только тщательно разыскать, не найдется ли вулканических пород между бесчисленными валунами, увлекаемыми бурной речкой с самых отдаленных вершин Небесного хребта.
Но никаких вулканических пород между валунами реки в ее долине не оказалось. Я мог спокойно перейти всецело к исследованию флоры Аксуйской долины». Семенов спрятал геологический молоток и занялся ботаникой. Лазил по зарослям черного барбариса и боярышника, любовался рощицами диких яблонь, склонялся над цветами и травами. Они вскарабкались на обрыв, и Семенов увидел новую долину с белесой лентой Каракола.
Там была назначена встреча с Кошаровым. Река, врезанная в темную зелень лесов, была пустынна. Шум воды не достигал горной высоты, солнце слепило глаза, глубокие тени скал зловеще чернели. Семенов вынул бинокль - река, зелень, тени приблизились. На берегу Каракола замелькали всадники. 
- Вот и наш отряд, - облегченно сказал Петр Петрович. - Чужие глаза мешают тебе, - проводник приложил ладони к вискам. - Это сарыбагиши… Скрываться уже было поздно: их заметили. От отряда отделилось несколько всадников.
Петр Петрович вытащил пистолет и поехал навстречу сарыбагишам. Сблизились почти вплотную, лишь рытвина разделяла Семенова и сарыбагишей. Держа наготове пистолет, Петр Петрович не спускал глаз с высокого худощавого всадника, выскочившего на край рытвины.
- Кто такие? - спросил всадник.
- Русские, - Семенов объяснил, что принадлежит к большому отряду, пришедшему на помощь богинцам.
- А где ваш отряд? - хитро прищурился всадник.
- Отряд за соседней горой. Всадник усмехнулся.
- Вы - наши пленники…
- Пока еще нет, - Семенов поднял пистолет. - Вот это оружие может стрелять сколько угодно. Вы только зря потеряете время. Всадник опять презрительно усмехнулся.
- А вон отряд! - крикнул проводник, показывая за Каракол. С перевала в речную долину спускался отряд, ведомый Кошаровым. Солнце играло на казачьих саблях, мерно вышагивали верблюды, гарцевали богинцы. Сарыбагиши повернули коней и поскакали к своим. Через несколько минут они скрылись в роще.
- Хорошо, что мы появились вовремя. Я заметил сарыбагишей еще на перевале, - радовался Кошаров, присаживаясь около Семенова на берег Каракола. Над ними темно и густо вздымались кусты облепихи, бабочки, похожие на бледные цветы, порхали между ветвями. 
- Чертовы дорожки на этом Тянь-Шане, - продолжал Кошаров. - Вернее, никаких дорожек - только волчьи тропки да следы снежных барсов. Постоянно перевьючивали верблюдов и лошадей. Лошадь аксакала Терскея сорвалась в пропасть.
Терскею пришлось спускаться за вьюками, это происшествие задержало на три часа. Бедный Терскей, он плакал над погибшей лошадью, как над другом. На память даже отрезал ухо и хвост. Я его понимаю: киргиз без лошади - несчастнейший человек.  
Семенов встал, отряхивая с брюк мокрый песок. Шагнул к костру, у которого притих старый богинец. Положил ему на плечо руку. - Не горюй, аксакал! Добрая лошадка была у тебя, но что поделаешь - воля аллаха.
Я тебе дарю коня из запасных. Выбирай любого. Терскей всплеснул руками, признательно прижал кулаки к груди. Утомленные спутники завалились спать, положив под головы попоны и седла. Семенову не спалось. Было еще рано, крутые обрывы, сливаясь с зеленоватым небом, манили к себе. Над долиной сверкала вечным снегом двурогая вершина Огуз-баши. Пестрая тишина гор была глубока и печальна.
- Пройдемся перед сном, - предложил Семенов художнику.
Кошаров все удивлялся неутомимости Семенова. «Он переполнен какой-то упругой энергией», - думал Павел Михайлович, чувствуя себя усталым.
- Ну что ж, пойдем. Незаметно прогулка превратилась в напряженные поиски. Семенов осматривал речные валуны, переворачивал их, раскалывал молотком, записывал в походную книжку образцы горныхпород. 
«Обнажений горных пород я не встретил и ограничился тщательным осмотром валунов, нанесенных рекой. Между ними встретились те же граниты, как и в ущелье реки Аксу, сиениты, крупнозернистые диориты, габбро, серые известняки, черные и красные порфиры, в небольшом количестве гнейсы, песчаники, амфиболиты, роговообманковые сланцы и брекчии, но вулканических пород не оказалось».
Они вернулись к костру, улеглись на росистой траве, под высокими тянь-шаньскими звездами. Остро и сладко пахло облепихой, но запах ее, опьяняя, все же мешал спать. В эти дни перед художником промелькнуло столько перевалов, ущелий, потоков, что он заблудился в бесконечном их лабиринте и потерял представление, где сейчас находится.
Чем дальше проникали они в глубь Тянь-Шаня, тем обширнее и непонятнее становился мир. Художник казался себе чуждым и лишним в могучем нагромождении хребтов.
- Куда мы направимся завтра? - спросил он. 
- К Заукинскому перевалу, - полусонно ответил Семенов. - Там есть озера, в которых берет свое начало Нарын. Еще никто не достигал верховий Нарына. А Нарын - это верхняя часть Сыр-Дарьи, - Петр Петрович приподнялся на локтях. - Сыр-Дарья - одна из величайших рек Азии, и никто не знает, где она берет свое начало.
- Вы-то знаете, Петр Петрович…
- Со слов киргизов. А я хочу видеть эти истоки. Я исследовать их хочу, - в голосе Семенова зазвучало нетерпеливое желание.
- Почему вам хочется обнять необъятное? Вы и географ, и геолог, и ботаник, и энтомолог. Не чересчур ли для одного человека?
- И поэт, и художник, добавь, правда, - в душе. Меня и статистика интересует не меньше поэзии, - Семенов подбросил в костер хвороста. Огонь приподнял и покачнул тяжелые тени скал. - Не чересчур ли много, спрашиваете вы?
А нам приходится брать чересчур. - Семенов повертел в пальцах веточку барбариса, густо облепленную цветами, швырнул в огонь. Путь к истокам Нарына оказался изнурительнее, чем казалось Семенову. Узкие долины были забиты сланцевыми глыбами, гранитными и порфировыми плитами, засеяны щебенкой.
Животные калечили копыта о камни, люди выбивались из сил. С неимоверными усилиями путешественники добрались к подножию Заукинского перевала. На голом плато лежало крошечное озеро; на зеленой воде паслась стайка красных турпанов.
- Алые птицы на аквамариновой воде, - не удержался Кошаров. - Какое нереальное сочетание красок!
- И все-таки оно существует. Все сущее достойно изображения. - Петр Петрович глянул на вершину перевала, уходящую за облака. - Ягодки-то нас, Павел Михайлович, ожидают впереди.
Штурм Заукинского перевала продолжался весь день.
У Семенова заломило в ушах, неприятный шум надрывал барабанные перепонки, колени тряслись, тело наливалось ломящей болью. Им овладевала горная болезнь, а Кошаров, к своему удивлению, ее не испытывал.
На узеньких, оползающих песком и камнем тропках стали появляться дохлые лошади, верблюды, бараны. Неожиданно саврасая кобылка Семенова шарахнулась в сторону, вздыбилась над пропастью. Петр Петрович успел ухватиться за скалу и высвободить ноги из стремян. Лошадь, потеряв равновесие, рухнула в бездну. Кошаров подхватил Семенова и снял со скалы.
- Вы были на волосок от смерти. Вас спасло чудо, - нервно сказал художник.
- Чего испугалась моя лошадь?
- Споткнулась о человеческий труп.
Семенов заметил на тропинке мертвого богинца, одетого в рваный бешмет. Мертвеца прикрыли камнями. Все спешились и, ведя в поводу лошадей, продолжали подъем. Только к вечеру участники экспедиции одолели Заукинский перевал. Семенов, шедший первым, увидел волнистую равнину. Горные исполины исчезли. Между невысоких холмов зеленели озера - на воде дремали уже другие, сочного синего цвета турпаны.
Птицы спокойно провожали путников, они не боялись человека. Всюду цвели островки горного лука еще неизвестного вида. Золотые островки соединялись с пестрыми - белые лютики, фиолетовые купальницы, голубые гиацинты были прекрасными, свежими, но ни Семенов, ни Кошаров не проявляли восторга. Другие, невероятные и страшные картины потрясали их. В золотистых зарослях лука, осыпанные лепестками, лежали люди.
Мужчины и женщины, дети и старики. Сотни трупов с лицами, искаженными болью, страхом, голодом, опрокинутые навзничь, на спину, незряче смотревшие в небо. На высоте, достигающей трех с половиной верст, в холодном чистом воздухе трупы не разлагались.
Люди казались спящими, и это еще сильнее действовало на путешественников. Здесь, на Заукинском перевале сарыбагиши истребили богинцев из рода манапа Бурамбая. Семенов ехал по высокогорной равнине, угрюмо озираясь по сторонам.
В уме не умолкала пушкинская строка: «О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями?» В мертвящей тишине этого поля ему чудились какие-то непонятные живые звуки. Что-то повизгивало и хрипело, укрытое цветущими холмами, и, невидимое, вызывало тревогу.
На горизонте возникли низенькие колыхающиеся тени, а звуки стремительно приближались. Из-за холма вылетела одичалая стая лохматых псов. С яростным лаем псы окружили экспедицию - стая искала новых хозяев.
Мертвое поле скрылось за холмами. Равнина полого спускалась к юго-востоку - три озера мерцали на ней. Из каждого вытекала речушка. Речки сливались, и теперь только один поток исчезал в отуманенных далях.
Это и был Нарын, исток древнего Яксарта, великой среднеазиатской реки Сыр-Дарьи. Петр Петрович опустился на колени, зачерпнул в ладони морозную воду, напился, вымыл разгоряченное лицо. Он первым из европейцев пил воду из нарынских истоков.
«Мы проблуждали еще часа два между истоками Нарына, но спуститься вниз по его долине я не решился: лошади наши были измучены и изранены». 14 июня Петр Петрович спустился с плоскогорья на реку Зауку, где и соединился со своим отрядом.
Проводники вели Семенова на Иссык-Куль мимо древних развалин и заброшенных пещер. Вечером того же дня Семенов вторично увидел необозримое синее озеро. «Над Кунгеем носились темные облака, эффектно освещенные солнечным закатом.
В то время когда снежные вершины Кунгей-Алатау уже начинали загораться своим альпийским мерцанием, мягкие куполовидные предгория были облиты таким светом, который уподоблял их светлому дыму или облаку, как будто все эти горы горели и дымились».
Отряд остановился около бухты Кызыл-Су. Петр Петрович решил исследовать береговую полосу Иссык-Куля. Чего только не выбрасывало бурное озеро на свои берега: раковины, кости птиц, кабаньи клыки, даже медные орудия бронзового века.
Петр Петрович узнал от киргизов, что Иссык-Куль в давние времена поглотил целый город, построенный монголами. Он не мог лишь измерить озерные глубины на Иссык-Куле, не было ни одной лодки, но, по словам киргизов, «озеро не имело дна». 
Петр Петрович установил, что берега Иссык-Куля служили торными путями народных переселений из внутренней нагорной Азии. Одним из самых могущественных кочевых народов, занимавшим когда-то бассейн Иссык-Куля, были усуни.
Китайские летописцы упоминают о них еще в III веке нашей эры. По китайским летописям, на берегах озера жило 120 тысяч усунских семей. Усуни занимались скотоводством, и конские табуны были их главным богатством. Усуни находились под владычеством гуннов, но имели и своих правителей, носивших титул «кюн-ми».
Китайцы искали военного союза с усунями и старались породниться с ними. В 107 году до нашей эры китайский император выдал свою дочь замуж за усунского правителя. Для принцессы в главном стойбище усуней был воздвигнут город.
Народ прозвал его Чи-гу-чином - городом красной долины. «Этой красной долиной, по моим соображениям, могла быть только долина Джаргалана, но, во всяком случае, Чи-гу-чин не находился на берегу Иссык-Куля, а на некотором расстоянии от него», - заключил Петр Петрович, тщательно обследовав окрестности озера. Усуни, вытесненные гуннами, ушли на запад, в степи и смешались с тюркскими племенами. Из этого союза возник народ, получивший в новейшие времена название киргизов - казахов.
Семенов всюду искал и находил следы исчезнувших усуней. Он обнаружил остатки их культуры в урочищах Кызыл-Джар и Барскаун. Всматриваясь в глубину времен, воскрешая историю кочевых народов, исследуя остатки их культуры, Петр Петрович устанавливал неразрывную связь природы и человека.
В описаниях Тянь-Шаня он ярко и строго научно показывал и типичные местности, и особенности их природы, и характерные черты хозяйственной жизни людей. Его исследования стали великолепным образцом для русских географов.
У Семенова учились они умению видеть общие картины и детали мира. Петр Петрович рассказывал о Тянь-Шане как ученый, как поэт, как художник. Под его пером возникали грандиозные, неповторимые ландшафты Тянь-Шаня. «Темно-синяя поверхность Иссык-Куля своим сапфировым цветом может смело соперничать со столь же синей поверхностью Женевского озера, но обширность водоема, который, занимая поверхность, в пять раз превосходящую площадь Женевского озера, казался мне с западной части Кунгея почти беспредельным на востоке, и ни с чем не сравнимое величие последнего плана ландшафта придает ему такую грандиозность, которой Женевское озеро не имеет. 
За широким Иссык-Кулем простирается обозримая, по крайней мере, на триста верст своей длины, непрерывная снеговая цепь Небесного хребта. Резкие очертания предгорий, темные расселины пересекающих передовую цепь поперечных долин - все это смягчается легкой и прозрачной дымкой носящегося над озером тумана, но тем яснее и определеннее во всех мельчайших подробностях своих очертаний, тем блестящее представляются на темно-голубом фоне цветистого безоблачного среднеазиатского континентального неба облитые солнечным светом седые головы тянь-шаньских исполинов, резко выдающиеся из весьма прозрачной дымки тумана.
После посещения Иссык-Куля Петр Петрович вернулся в аул Бурамбая. Старый манап обратился к нему с просьбой помочь перейти в русское подданство со всеми его племенами и владениями. А Бурамбай владел снова восточной половиной Иссык-Куля и северным предгорьем Тянь-Шаня вплоть до Хан-Тенгри. 
- Я готов ходатайствовать о принятии в русское подданство богинцев, но мне нужно осмотреть ваши владения, - ответил Семенов. - Я должен побывать в верховьях Кок-Джара и Сары-Джаса, проникнуть к Хан-Тенгри. Бурамбай предоставил в распоряжение Семенова проводников, лошадей, верблюдов.
Снабдил его курдючным салом и чаем, разрешил приобретать по пути баранов. Петр Петрович направился по руслу реки Большая Каркара к Хан-Тенгри…

Источник и рисунки:
Автор Андрей Алдан-Семенов, книга «Семенов-Тянь-Шанский», серия  "Жизнь замечательных людей". 1965 год.