Поездка из Нарына на озеро Кель-Суу.

«В укреплении Нарын, где жил начальник округа с небольшой воинской командой, ко мне пришел интересный человек. То был отставной казачий урядник Неживой, служивший агентом известной гамбургской фирмы Гагенбек, поставлявшей животных во все зоологические сады и цирки Европы. Он пригласил меня посетить его небольшой зверинец. В этом зверинце у него находились молодые барсы, дикие козы и бородатые горные козлы тэкэ, а также дикие горные индейки улары. Всех этих животных ловили ему в горах киргизы, и затем раз в год он отправлял транспорт животных в Гамбург, сперва много сотен верст на подводах до станции железной дороги и далее поездом. Я ему тут же заказал прислать мне через год в Литву небольшую группу диких коз для улучшения породы коз, имевшихся там в наших лесах, так как семиреченские козы, принадлежа к той же породе, что и европейские, были значительно крупней и сильней последних. Неживой очень аккуратно выполнил поручение, и козы прибыли вполне благополучно. Он мне много рассказывал про свои охоты в горах, и, соблазнившись его рассказами, я решил урвать два-три дня от своей служебной поездки и испытать свое счастье в охоте на бородатых козлов тэкэ. Он очень рекомендовал для этого проехать еще дальше на восток, ближе к китайской границе, где в горах, по его словам, было их гораздо больше. Начальник Нарынского округа послал вперед приготовить нужных мне для этого людей."

И. С. Васильчиков. «То, что мне вспомнилось… Воспоминания князя Иллариона Сергеевича Васильчикова.» 1908 год.

Животный мир в горах Нарынской области.

В наши дни широко известно имя писателя-натуралиста и ловца диких зверей Джеральда Даррелла, сто лет назад популярным было имя зверолова и торговца экзотическими зверями Карла Гагенбека. Но мало кто сейчас  знает, что в Кыргызстане был свой «Гагенбек», «Сибирский тигреро», прозванный так журналистами едва ли не всего мира, простой русский мужичок по фамилии Неживов.
Этот незаурядный человек стоит того, чтобы о нем вспомнили, тем более, что он наш – семиреченец. Есть в самом серце Тянь-Шанских гор небольшой уютный городок Нарын. Даже по меркам Киргизии это отдаленная глубинка.
Киргизы, желая подшутить над провинциальным человеком, говорят:
- «Ты, наверное, нарынчанин»?
Все равно, как в России, подсмеиваясь, упоминают про какой-нибудь Урюпинск или Васюки. Это в наше время, а что же было 100 лет назад!  Тогда это был небольшой поселок, возникший рядом с русской крепостью, поставленной для охраны рубежей от зарившегося на Киргизию Кашгара.
Там стоял русский гарнизон из солдатиков, привезенных из далекой России. Необычно, а порой и страшновато было русским людям, привыкшим к равнинам, среди диких и грозных каменных гор. Но нашелся среди них мужичок  из-под Перми, некто Осип (Иосиф?) Неживов, которого киргизские горы прямо-таки сразили.
До природы он был охоч еще у себя дома, любил побродить с ружьецом, и пуще всего привязан был к зверушкам, птичкам и прочей живой твари вплоть до козявок. А тут насчет этого был просто рай земной: диковинное зверье и птицы прямо-таки кишмя кишели, яркие бабочки порхали среди пышного разнотравья. 
Когда кончился срок службы, пермяк долго не раздумывал да здесь и остался. Построил себе халупу из самана,  как и все местные, и стал думать, как выживать. На первых порах добывал себе пропитание охотой.
Охотнику раздолье, но нашему любителю природы, хотя он и был на этот счет не промах, вскоре захотелось не только убивать, но и держать зверье живьем у себя дома, чтобы всякие козлы и барсы жили под боком, где бы их можно было всегда наблюдать и получать от этого удовольствие.
Короче говоря, начал он создавать домашний зверинец, сначала из самых простых и доступных животных: кекликов, ящериц, черепах. Но прежде он начал с насекомых и тут надо открыть секрет. Когда-то в детстве через деревню Осипа проезжал важный и ученый граф С.А.Строганов, собиравший коллекции насекомых.
Он заприметил шустрого мальчишку, буквально ходившего за ним по пятам, отпросил у отца и целый месяц возил с собой. Там-то 15 летний Осип и научился этому искусству препарирования, набивке чучел и собиранию коллекций жуков, бабочек и прочих козявок, как принято тогда было говорить, произведений природы. 
Тогда была мода коллекционировать фауну и флору. Учеными велась перепись животного мира (она продолжается и сейчас). Им помогали чиновники и офицеры, на досуге прогуливаясь по окрестностям  своих гарнизонов. Находились и такие, что этим подрабатывали.
Именно так теперь и поступал Неживов, снабжая экзотическими бабочками, стрекозами и кобылками научные учреждения, например, зоологический музей Академии наук. Ночами просиживал он у костра или с фонарем, с азартом гоняясь за мотыльками, слетающимися на свет.
Среди насекомых были совершенно неведомые, диковинные, неизвестные науке, а потому охотно скупались учеными. Путешествуя месяцами по горам и долинам, вскоре Неживов стал знатоком края. Он изучил обычаи местных жителей, их язык знал, как форсировать бешеные горные реки, как и где укрываться от непогоды, узнал повадки зверей. 
Не раз Осип попадал под снежные обвалы-лавины, отсиживался в пещерах в снежные бураны, спасался от камнепадов, страдал от жары и холода. Характера ему было не занимать, жизнь научила его бороться и не опускать руки, как бы тяжело ни приходилось.
Ко всему прочему была у нашего героя деловая хватка, жилка настоящего предпринимателя, заставляющая думать, как расширить свое дело, все более его захватывающее и, как он хотел бы думать, перспективное. 
В Нарын время от времени наведывались натуралисты и естествоиспытатели, им то и сбывал Неживов добытый материал.
Это давало кое-какие копейки. Вскоре он смекнул, что музеи интересуются и скелетами, и шкурами зверей и птиц. В ход пошли рога и черепа. Следующий этап в жизни и деятельности нарынского зверолова связан с приездом в его места хранителя зоологического музея в Петербурге энтомолога А.И. Герца.
Он надоумил Неживова вывозить зоологический материал в центр, причем не только в виде засушенных коллекций, шкур и костей, но и живых птиц и зверей. А их у зверолова накопилось немало. Во дворе стояли клетки не только с лисами и обычными волками, но и с редчайшим красным волком, дикобразом и сибирскими козерогами. 
Мало-помалу скопился у Неживова небольшой капитал, но зверолова он не очень радовал, так как в России торговать больше было негде. Другой бы приуныл, но не таков Осип Емельянович Неживов – привычный ко всяким невзгодам мужик из простого народа!
Опять выручили знающие люди. Директор петербургского зоосада дал совет везти зверей за границу. Там люди живее, всем интересуются куда больше российских и азиатские диковинки пойдут нарасхват. И верно, так все и вышло: в Берлине директор зоопарка встретил Неживова с радостью, купив всех привезенных зверей и птиц и заплатив хорошую цену.  
С этого времени дело окрыленного успехом бизнесмена (так бы назвали его в наше время) было поставлено на поток. Каждый год снаряжались 1 - 2 каравана со 100-200ми животными. На специально построенные огромные телеги-арбы ставились клетки, накрепко привязывались, и в долгий путь!
Почти тысяча верст по ужасной, тряской дороге, больше похожей на вьючную тропу. На железнодорожной станции Неживов отпускал караванщиков и с 1 - 3 помощниками ехал товарняком через всю Россию (два континента – Азия и Европа!) чаще всего в Германию. 
Там его ждали. Каждый приезд русского траппера (трампеадора, охотника)  был событием  и вызывал большой интерес у зоологов и  содержателей зоопарков Европы. Они съезжались сюда в надежде раздобыть очередную диковину. Каждый караван приносил 15 - 20 000 рублей, которые Неживов тратил на зарплату  рабочим и  расширение  хозяйства.
Расценки были таковы: туранский тигр (ныне исчезнувший с лица земли) от 1500 до 2500 рублей, снежный барс 300 - 500 рублей, тянь-шанские медведи, дикие лошади, рыси, куланы, красные волки - 200 рублей, джейраны, выдры, козероги - 100 рублей, грифы, бородачи-ягнятники -50  рублей. Бабочки, жуки (засушенные) от 1 копейки до 3 рублей.
Для сравнения скажем, что корова в среднем стоила 10 рублей, а лошадь 20. У Неживова ничего не пропадало и все шло в дело: кости, шкуры птичьи яйца. Постепенно нарынский зверолов (теперь его можно было уже назвать и звероводом) разбогател и расширил свое дело до целого звероводческого хозяйства.
Неживов стал видной фигурой в крае. Масштаб этого человека перерос рамки Семиречья, он стал достопримечательностью всего Туркестана (Средней Азии). В 1912 году, к 25-ти летию деятельности у Неживова образовалась целая колония в Нарыне.
Одних только домочадцев - родных и родственников 12 человек, несколько домов и целый поселок со штатом служащих и работников (в основном охотников) до 40 человек. Во дворе и саду стояли вольеры и клетки с хищными зверями, в загонах бродили травоядные: архары, теки (горные козлы), сибирские косули, яки, олени.
Особой гордостью и любовью хозяина пользовались хищники; их у него был полный набор: от горностаев, куниц и рысей до медведей, снежных барсов и тигров. Осипу Емельяновичу давно уже Семиречье показалось тесным, хотя в то время оно охватывало весь юго-восток Казахстана и половину Киргизии.
Лошадь Пржевальского, дикий верблюд? Путешественник Н.М. Пржевальский описал этих, никем еще из европейцев невиданных зверей из загадочной и недоступной Монголии. Братья Грум-Гржимайло в 1889 году сумели добыть этих животных и привезли в Европу их шкуры с таинственного озера Лобнор.
Размах и масштабы Неживова не меньше! Он посылает экспедиции за рубеж, в Восточный Туркестан, в богатые дичью горы Восточного Тянь-Шаня в Западном Китае, в Тибет. Ему привозят  необычно светлых, желтовато-шерстных с белыми когтями, тянь-шанских медведей, полумифических красных волков, похожих то ли на лисиц, то ли на шакалов, про которых  рассказывали, что редко кому из людей, застигнутых в горах стаей этих  хищников, удавалось спастись, рысей – лесных хищников, вопреки утверждениям ученых зоологов и здравой логике, пойманных в безлесном  (даже без кустарников!) Восточном Памире.
В вольерах и загонах разгуливали обитатели заоблачных вершин барсы,  яки с шерстью до земли и лошадиными хвостами, в клетках сидели филины и беркуты. Их хозяин и дня не мог провести вне своего звериного общества.
Ежедневно обходя свое хозяйство, он останавливался у клеток и подолгу «разговаривал» со своими любимцами. Ловцов и служителей, набравшийся опыта Неживов нанимал только из местных киргизов, объясняя это тем, что они лучше знают местность и привычки зверей, неприхотливы и непритязательны.
Немаловажным для охоты было и то обстоятельство, что они не курили и не пили вино, а значит, не могли отпугивать зверей, не терпящих никакие запахи. Разбитые на бригады, охотники специализировались на определенных животных: одни ловили мелочь, другие организовывали загоны на травоядных, третьи охотились на хищников. 
Королем всех охот считались облавы на тигров, непременным участником которых был сам хозяин. Готовились к ним очень тщательно, ведь зверь был редок и дорог, а охота на него связана с риском для жизни. Обнаружив хищника, давали знать Неживову, он бросал все свои дела, организовывал экспедицию,  до мелочей  разрабатывал  план охоты и возвращался,  лишь доведя дело до конца.
На могучего и опасного зверя охотились двояко: загоном на стрелков или засадой из юрты или специально построенного скрадка. Последний способ родился в Средней Азии и описан даже в учебниках охотоведения. Особенностью его было сооружение крепкого каркаса внутри юрты или клетки, обтянутой войлоком или шкурами.
Внутрь забирались охотники, роль которых была служить приманкой или своего рода раздражителем. Засидку ставили на тигровой тропе, дожидаясь зверя, а если он  уходил, то передвигали ее, преследуя хищника. Так раздражали тигра до тех пор, пока он, разъяренный, не бросался на охотников, которые тут его и приканчивали.
Такая охота была эффективной лишь в том случае, если тигр оказывался самкой с детенышами. Тогда тигрят забирали и выращивали до полувзрослого состояния на продажу. Снежных барсов (ирбисов) ловили живьем ямами-ловушками.
В замаскированной хворостом яме подвешивался кожаный мешок с приманкой, обычно убитой дикой козой. Зверь, привлеченный запахом мяса, проваливался, попадая в мешок. От тяжести мешок затягивался и оставалось лишь его погрузить и везти к месту назначения.
Также ловились волки, рыси и некоторые другие хищники. Травоядных брали загонами, причем основной расчет делался на детенышей. Они лучше приручались и выживали в неволе. Крупных хищных птиц – сипов, грифов, орлов - отлавливали у приманки сетями.
Особой заслугой и достижением Неживова было то, что почти все дикие звери и птицы, даже такие редкие, как ирбис, размножались у него в неволе. Конечно, был и вред, ведь деятельность неугомонного зверолова  распространялась и на сборы птичьих яиц и на отлов таких редкостей, как снежный барс и тигры.
Но тогда еще никто не говорил о необходимости сохранения животного мира, всем казалось, что их ресурсы неисчерпаемы, а что касается хищников, будь то зверь или птица, то считалось за благо их поголовное уничтожение. Плохо и то, что большинство неживовского материала уходило за границу (кое-что осталось и сохранилось до наших дней, например, бабочки в Томском университете).
Читатель уже понял, что во всем этом хлопотном и нелегком деле не одна лишь корысть руководила Неживовым. О его неравнодушии к животным говорит и тот факт, что им был организован  собственный зоосад и музей природы, где были выставлены чучела, скелеты, коллекции насекомых, птичьих яиц и разные диковины, собранные за годы странствий по горам. 
Доступ ко всем этим богатствам всегда был открыт для любого желающего, и сам хозяин совершенно бескорыстно  водил экскурсии, стараясь передать посетителям свою любовь к животным. К своим питомцам он питал чувства, сходные с отеческими.
Теперь, когда он обеспечил себе безбедную жизнь, он мог позволить себе дарить музеям кое-что из своих экспонатов просто так, безвозмездно и одно лишь мучило его: необразованность.  Не раз пожалел Неживов, что не разбирается в тонкостях зоологии, что не может поделиться тем, что знает, что видел и пережил за свою жизнь, богатую встречами с дикими животными.
Ученые мужи не раз бессовестно пользовались этим, нередко присваивая себе  приоритет неживовских открытий. Особенно преуспевали в этом зарубежные энтомологи. Свысока поглядывая на необразованного русского мужика, они давали названия новым видам, забывая о человеке, открывшим их.
К сожалению, сохранилось очень мало сведений об этом интересном человеке. Сам он никаких записей и дневников не вел, по крайней мере, автору этого очерка они неизвестны. Возможно,  за рубежом есть публикации, могущие пролить дополнительный свет на его деятельность.
Наверняка где-нибудь в архивах сохранились документы о звероводческом хозяйстве Неживова. Так что тема эта еще далеко не исчерпана и ждет своих исследователей. Автора этого очерка долго мучил вопрос: что же стало с Неживовым и его хозяйством после революции.
Наконец в интернете попался материал, буквально повергнувший в шок. Вот выдержки из воспоминаний некоего П.С. Назарова, эмигранта, после Гражданской войны бежавшего из Туркестана в Китай, а затем в Европу.   
«Город Нарын до войны и революции славился своей торговлей дикими зверями, которая была начата здесь человеком по фамилии Неживов, известном, как русский Хагенбек. Он экспортировал отсюда в Германию целые караваны животных каждый год.
Его дело стало большим, и он был богатым человеком. Он построил себе прекрасный дом, окруженный всевозможными клетками для животных. Когда я видел это место в последний раз, все клетки были пусты за исключением одной, в которой сидел прекрасный снежный барс.
Неживов подумывал о том, чтобы попытаться возобновить свое дело вопреки большевикам, но этому не суждено было сбыться. Еще до конца того же года, пять месяцев спустя, вся его семья, включая 12 летнего мальчика, который показывал мне барса, и даже самое животное, были расстреляны большевиками, которые послали карательную экспедицию, чтобы стереть это гнездо «буржуя».
Из всего европейского населения Нарына только двое избежали этой судьбы – очень старые люди».
Трудно ставить под сомнение рассказ очевидца, и все же хочется надеяться, что ослепленный обидой и ненавистью, он преувеличил ужасы послереволюционной эпохи. Но факт остается: хозяйство Неживова перестало существовать, и, возможно лишь, что организованная  в советское время зообаза во Фрунзе стала отголоском дела, которое вел любознательный природовед и талантливый предприниматель.

Источник:
«Очерки по истории Семиречья. Александр Лухтанов.

Фотографии
Александра Петрова.