II Аягузского:
1) Чого-Уваковская, 2) Сарман-Уваковская, 3) Туминская, 4) Есенгуль-Садыровская, 5) Байгубек-Сиванов­ская, 6) Джангубек-Сивановская, 7) Джангулы Семиз-Наймановская, 8) Каракирей Семиз-Наймановская, 9) Булатчинская, 10) Тогульбай-Садыровская, 11) Аталык-Матаевская, 12) Кендже Капагай-Матаевская.
Кокбектинского:
1) Назар-Муруновская, 2) Кондыбай Бура-Наймановская, 3) Конек-Терстамгалинская, 4) Акимбет Сиван-Киреевская, 5) Сартджумарт-Наймановская, 6) Бактлес-Матаевская, 7) Джуватай Бура-Наймановская, 8) Караул-Ясыкская, 9) Кайчи-Муруновская, 10) Кыржи-Муруновская, 11) Кадыр-Муруновская, 12) Куттумбет-Муруновская, 13) Терстамгалы-Наймановская, 14) Бура-Наймановская, 15) Куттукадам-Муруновская.
Внутреннего:
1) Эргенекты Джангырско-Уваковская, 2) Самек-Басентийновская, 3) Эргенекты Увакмуратовская, 4) Байувак, 5) Кокайдар-Кипчаковская, 6) Буйдалы Эргенекты-Уваковская.

Источник:
Валиханов Ч. Ч. Собрание сочинений в пяти томах. Том 4 – Алма-Ата, Главная редакция Казахской советской энциклопедии, 1985, 2-е издание дополненное и переработанное, стр. 196.

(Статьи из «Географического-статистического словаря Российской империи»).

Биргиз-кайсаки, Кайсаки или Киргиз-кайсаки, народ занимаю­щий обширное пространство между ю.-в. частью евр. России, южной Сибирью, китайскою Джунгариею и Коканским ханством. Пространство это превосходит 40 000 квадратных географических метров, т. е. вчетверо более площади Франции, и известно под именем Киргизской степи, хотя восточная часть его, а именно хребты Тарбагатайский и оба Алатау, представляют страну не только гористую, но даже имеющую вполне альпийский характер.
В горах средней величи­ны и в невысоких, но весьма скалистых холмах нет недостатка и в остальной части, так называемой Киргизской степи, и только редкость, а большею частью и совершенное отсутствие лесной ра­стительности, а также бедность страны текучими водами дают ей право на название степи, конечно, отнюдь не подходящее к вос­точной альпийской ее окраине. На всем обширном этом простран­стве разбросаны кочевья Кайсаков, и только на немногих особенно удобных для оседлости пунктах расположены русские поселения.
Четыре области входят в состав Киргизской степи: обл. Орен­бургских Киргизов, обл. Сибирских Киргизов, Семипалатинская и Туркистанская; только южные части двух последних заняты не Кайсацким народом, а Кара-киргизами.
Вне пределов этих об­ластей Кайсаки (так называемой Внутренней или Букеевской ор­ды) занимают только заволжские степи в пограничных между со­бою частях губерний Астраханской и Самарской и Земли Войска Уральского.      
Киргиз-кайсаки, или правильнее Казаки являются в истории весьма поздно, а именно у некоторых восточных истори­ков со второй половины XV века, а в русских летописях и у некото­рых западных писателей, как напр. у Герберштейна и Дженкинсона, в XVI веке.
Вопрос о происхождении и Первоначальной участи Кайсацкого народа разъяснен только в недавнее время превосход­ными исследованиями г-на Вельяминова-Зернова, основанными на сличении сведений, сообщаемых Мухаммед-хайдером, родст­венником знаменитого Бабера, писавшим в начале XVI века (книга его называется Тарихи-Рашиди), с показаниями многих других восточных историков и русских летописей.
Под Казаками издавна разумелись у среднеазиатских народов бесприютные беглецы, ко­торые по самому свойству кочевого быта, при слиянии своем в политический союз или народность, могли войти в такой союз не отдельными личностями, а целыми родами, подродами или, по крайней мере, аулами, со стадами, юртами и табунами.
В этом и состояло существенное различие среднеазиатского казачества от русского, образовавшегося из отдельных личностей. Исследования г-на Вельяминова-Зернова определяют в точности время происхождения Казацкого (или как мы назвали впоследствии Киргиз-кайсацкого) народа.
Это было во второй половине XV века, а именно около 1465 года. Тогда над Узбеками, занимавшими весь Дешти-Кипчак (т. е. страну, соответствующую нынешней обл. Си­бирских киргизов, с вос. частью обл. Оренбургских Киргизов, и северною частью области Семипалатинской), властвовал хан Абульхаир.
От его-то притеснений бежали два Джучидских сул­тана братья Гирей и Джанибек (сыновья Барак-хана и правнуки Урус-хана) в западный Моголистан (Моголистан отделялся от Дешти-Кипчака оз. Балхаш и р. Каратал).
Владетель Моголистана Иса-буга-хан (потомок известного Тоглук-тимур-хана) принял беглецов ласково и отвел им край Моголистана (нет сомнения, что Гирей и Джанибек бежали не одни, а со своими ау­лами), т. е., вероятно, значительную часть земель нынешней Боль­шой орды.
Так как по смерти Абульхаира Узбекский улус пришел в расстройство, то множество народа откочевало к Гирею и Джанибеку, а около 1465 под их владычеством собралось до 200 000 народа, который соседи и начали звать Казаками.
Отсюда ясно, что ядро Казацкого или Кайсацкого народа состояло из целых родов, подродов и аулов Узбекских, но, по самому свойству этого добровольного и свободного союза, особливо, если принять в со­ображение быстрое его увеличение до 1 млн. народа в течение по­лувека, нет сомнения, что в состав его вошло еще немало чуждых Узбекам разноплеменных и разноименных родов, откочевавших по каким-нибудь неудовольствиям от своих соплеменников.
Так, Казацкий или Кайсацкий союз поглотил племена или, по крайней мере, остатки племен Найманов, Усуней, Юэ-чжи, Джалаиров, Дулатов и других народов, о чем можно судить не только по со­хранившимся в Кайсацком союзе именам этих племен, но и по географическому положению их кочевок, почти не изменившему­ся с тех пор, как китайские летописи оставляют эти племена, а также и по типу их, в котором несмотря па влияние брачных союзов с соседями, удержались еще черты, совершенно чуждые восточно-туркскому типу.
Усилившийся Казацкий союз захватил скоро весь Дешти-Кипчак. По смерти Гирея п Джанибека сын первого Бурундук с титулом хана кочевал в Дешти-Кипчаке, в нынешней обл. Оренбургских Киргизов, а сын второго Касим в зап. Моголистаие, преимущественно на р. Каратале.
Бурундук был ханом, впрочем, только по имени; сила и влияние принадле­жали Касиму, который по изгнании Бурундука, умершего в Са­марканде, не только сделался полным властителем Дешти-Кипчака (для этой цели он перенес свои кочевья на Улутау), но к концу своей жизни (он умер около 1520 г.) собрал в Казацкий народный союз более 1 млн. людей; утверждают даже, что Касим мог выставить в поле до 300 000 всадников и был страшен для таких могущественных среднеазийских властителей, каким был Шейбани-хан, которого неудачный поход на Казаков в Улутау осла­бил до такой степени, что Шейбани вскоре после того погиб в вой­не с Шах-Измаилом.
Но не долго Кайсацкий народ остался в апогее своего могуества. Наследники власти Касима, дети ого брата Ядика (Джадика) Тагир и Буйдаш не сумели поддержать согласия между племенами и родами, вошедшими в состав Казацкого народа, который около 1537 года разложился на свои составные элементы, что и принудило многих казацких султанов Джанибекова и Гиреева рода искать убежище даже у враждеб­ных им соседей, как например у Ногаев.
Русские летописи упоминают о Кайсаках (Ка­заках) в 1535 году, т. е. в то время, когда Казацкий народ был еще в силе. Во второй половине XVI века началось возрождение и усиление Ка­зацкого народного союза.
Это видно из того, что, с одной стороны, в 1557 году Ногайский князь Исмаил жаловался Иоанну Грозному на усиле­ние (Киргиз) - Казаков, а с другой, в 1558 году, по свидетельству Дженкинсона, Кайсаки теснили Ташкент и своими грабежами препятствовали свободному движе­нию торговых караванов.
Восстановителем могущества Казаков был, как кажется, Хакк-назар (Ак-назар) - хан, сын Касима; это­го Ак-назара Сем. Мальцов, посланный в 1569 году к Ногайцам, на­зывает Казацким царем. Хакк-назар получил большое значение и в отношениях своих с среднеазийскими владетелями: в битве с ним погиб Абдуллатиф, владетель Аксу и Могулистана и внук Кашгарского и Ярканского властителя Султан-саид-хана.
Еще более важную роль в истории Средней Азии играл родственник Хакк-назара, один из младших сыновей Ядика (Джадика) Шигай, о котором упоминает Сем. Мальцов в 1569 г., называя его царевичем Шигаем.
Шигай был верным союзником бухарского хана Абдуллы в борьбе его (1579 – 1582 г.г.) с Баба-султаном, кончившей­ся гибелью сего последнего; Кайсацкий хан кочевал в это время в Улутау, но умер в Бухаре.
Сын Шитая - Теввекель вернулся оттуда в Дешти-Кипчак, в 1583 году и вмешавшись в распри Туранских государей, овладел в 1598 году Ташкентом, Туркистаном н всею окрестною страною и разбил на голову войска бухарского хана между Ташкентом и Самаркандом.
С тех пор (Киргиз) - Казаки удержали Ташкент и Туркистан в течение всего XVII века до 1723 года, а ханы их пребывали в Ташкенте, и период этот есть второй период могущества Кайсацкого народа.
Разделение Кайсаков на три орды произошло, по всем вероятиям, в этом периоде и вероятно было обусловлено владычеством над Ташкентом, так как Средняя орда образовалась из областей Ташкента и Туркистана, к с.-зап. от нее в Дешти-Кипчаке образовалась Малая, а к с.-в. в зап. Могулистане - Большая.
Теввекель в русской истории известен своими сношениями с русскими государями по тому по­воду, что племянник его Ураз-Мухамед, бывший, вероятно, в плену у Сибирских властителей (сначала у Кучума, а потом у Сейдяка) был препровожден в Россию воеводою Чулковым вскоре после основания Тобольска.
Впрочем желание Теввекеля о воз­вращении племянника не исполнилось; Ураз-Мухамед получил во владение г-д Касимов и остался в России до своей смерти. Брат и наследник Тевеккеля хан Ишим был тот самый Казацкий властитель, к которому бежал от притеснений своего брата хана Хивинского знаменитый восточный историк Абульгазы в 1625 году.
Во второй четверти XVI веке при том же хане Ишиме, загорелась борьба Киргиз-Казаков с усилившимися калмыцкими (джунгарскими) властителями; о войне сына Ишимова Джегангира с Батор-хон-тайцзием в 1643 г. повествует Фишер.
Сын Джеганги­ра Тявка, славный в преданиях нынешних Киргиз-Казаков как герой и законодатель всю жизнь свою провел в борьбе с Джунга­рами, а именно с Галданом и Цеван Рабтаном. К началу XVIII века борьба эта чрезвычайно ослабила Киргиз-Кайсацкие орды.
Между тем, присутствие диких кочевников на границе слабых еще русских оседлых владений и невозможность миновать Кайс. степи при торговых сношениях с оседлыми государствами внутренней Азии вынуждали исторически русских к обузданию своих коче­вых соседей, грабивших сначала безнаказанно наши сибирские поселения.
Последствием такого порядка вещей было неминуемое вмешательство русского правительства в дела Кайсацских орд. Особенно серьезное внимание на дела Киргизской степи обратил Петр Великий, не без основания смотревший на Кайсацкую орду как на ворота к азиатским странам. Впрочем, при Петре Великом сношения с ханом Тявка, перед самою смертью своею в 1718 году искавшим точки опоры в покровительстве России и заявившим Петру I о желании своем повиноваться Русскому государству, остались без результатов, по причине смерти Тявки.
С 1723 г. произошел крутой перелом в история Кайсаков: ослабленные долговременною борьбою с соседями они принуждены были отка­заться от обладания Ташкентом и Туркестаном и отодвинулись к северу.
Сблизившись таким образом с русскими владениями, страдая от междоусобий и внутренних неурядиц, они должны бы­ли искать сильных покровителей. Большая орда подпала под власть Джунгарии, а хан Малой - Абульхаир (потомок Усяка, сына Джанибекова) в 1731 году принял подданство России.
Положение Кайса­ков того времени характеризуется замечательными словами старшины Букенбая генералу Тевкелеву:
- «Мы бегаем, - говорил Букенбай, - от Калмыков, Башкирцев, казаков Си­бирских и Яицких, как зайцы от бор­зых собака.
Со времени принятия в подданство Малой орды, русские не­обходимостью защиты собственных границ от киргизских набегов, а так­же покровительства и обеспечения постепенно вступавших в их поддан­ство Кайсацких орд и племен, вы­нуждены были подвигаться шаг за шагом в обладании, так называемы­ми, Киргизскими степями.
За Малою Кайсацкою ордою искала помощи и покровительства русских Средняя орда, а с 1769 года окончательное паде­ние могущественного Джунгарского царства на восточных пределах Кайсацких орд уничтожило последнюю точку опоры кайсаков и заставило их еще более тяготеть к России.
Однако же, смелый и умный султан Средней орды Аблай, принявший впоследст­вии титул хана, вступая, смотря по обстоятельствам, то в подданство России, то Китая, сумел сохранить фактическую независимость Средней орды до са­мой своей смерти, т. е. до 1781 года.
Слабый преемник Абдая сын его Валихан беспрекословно подчинился России, но до нача­ла XIX века русское владычество и влияние в Киргизской степи не могло быть, так как русские не заводили в степи ни поселений, ни пикетов, а содержали только обширную пограничную линию со стороны европ. России по рекам Уралу, Ую и Тоболу, а со стороны Сибири – по Ишиму и по Иртышу.
Другой характер приняли действия русских в нынешнем веке; в 1810 отрезано от степи прилежащее к реке Уралу пространство, известное под именем Плен­ного района, в 1882 году открыта Омская обл., с 1824 по 1834 основаны первые русские поселения в степи Киргизов Сибирского ведомства, как напр., Кокчетав, Каркаралы (1824 г.), Аягуз (1831 г.), Баян-Аул и Акмолы (1832 г.).
 В 1835 году отрезано от степи между реками Уралом и Уем пространство, которое теперь зовется районом Новой линии, и проведена эта линия с четырьмя укреплениями (Императорским, Наследника, Константиновским и Михайлов­ским).
В 1838 году окончательно открыты и 7 внешних округов в Сибирской степи, последствием учреждения коих была последняя борьба против русских той партии Кайсацкого народа, которая, во чтобы то ни стало желала удержать свою независимость.
Оли­цетворением этой партии была замечательная (заметная - прим, ред.), энергическая личность султана Кенисары, который в те­чение 6 лет (с 1838 до 1844 г.г.) умел держаться против русских отрядов, нападая то на эти отряды, то на русские укрепления, и вовремя уклоняясь из Запад. Сибири в Оренбургское генерал-гу­бернаторство, а оттуда в Коканское ханство и наоборот.
Только в 1844 году преследуемый русскими отрядами Кенисара бросился в горные долины Кара-киргизов и, окруженный ими, погиб со сво­ими приверженцами.
Волнения, произведенные Кенисарою, име­ли последствием основание в степи Оренбургского ведомства в 1845 году укрепления Оренбургского (на Тургае) н Уральского (на Иргизе), а года через три и к учреждению форта Карабутакского на вершине Иргиза.
С 1845 по 1847 годы Больш. орда пошла в поддан­ство России и для обеспечения ее у подошвы Семиреченского Ала­тау построен г-д Копал; в то же самое время с другой стороны при устье Сыр-Дарьи основано Раимское укрепление (бывшее Араль­ское, ныне упраздненное).
В 1854 г. для обеспечения Кайсаков Большой орды от набегов Кара-киргизов основано укрепление Верное, у подножия Заилийского Алатау. В то же время на Сыр-Дарье на месте бывшего коканского укр. Ак-мечети основан форт Перовский, а также форт № I (Казалинский) и № 2 (Кармакчинский), через что и положено начало Сыр-Дарьинской линии.
В том же году учреждены из киргизских земель Сибирского ве­домства две области Семипалатинская и Сибирских киргизов. На­конец, в 1864 году занятие подгорной полосы Туркистанской между укр. Верным и фортом Перовским окончательно замкнуло все Кайсацкие земли постоянною границею, проходящею вдоль пре­дела оседлого средне-азийского государства - Коканского ханст­ва.
Кайсаки разделяются на три главные орды: Большую, Малую п Среднюю, к которым примыкает отделившаяся от Малой орды, четвертая - Внутренняя или Буковская. Большая орда занимает в Семипалатинской обл. большую часть Алатавского окр., з исключением южной его части, занятой Кара-киргизскими пле­менами и разделяется на три главных племени: Джалаир, Дулат и Адбан пли Албан, известные также под собирательным именем Усунь.
Средняя орда занимает все остальные округа Семипалатин­ской обл. (Семипалатинский, Сергиопольский, Кокбектинский и Копальский), всю область Сибирских киргизов н отчасти переходит даже в область Оренбургских киргизов; она состоит из 4 глав­ных племен: Аргын, Найман, Кыпчак и Увак-Гирей.
Малая орда занимает большую часть области Оренбургских киргизов и состоит из трех главных пле­мен: Алимулы, Байулы и Джиты-уруг (Семиродное). Наконец Букеевская или Внутренняя орда занимает довольно обширные земли на границах г-ий: Астраханской, Самарской и Земли войска Уральского и состоит из тех же племен, как и Малая.
Племена разделяются на ро­ды, роды на подроды и отде­ления. 
Численность Кайсаков определить трудно. Левшин полагал численность всех Кайсаков в 2 1\2 до 3 млн. д. об. п. При разработке данных 9 ревизий Кеппен ис­числял количество Кайсаков в 1201 000 д. об. п., а имен­но в Большой орде 100 т., Средней 350 т., Малой 650 т., Букеевской 82 т. и станичных киргизов внутреннего округа Семипалатинской обл. 18 т. д.
Соединяя все новей­шие сведения (1861 – 1863 г.г.), мы полагаем на Большую орду, в пределах Алатавского окр., 100 т. д. об. п., на Среднюю, в пределах Семипалатинской обл., до 146 000 д. об. п., в обл. Си­бирских киргизов более 260 000 д., всего на Среднюю орду 406 т. д. об. п., на Малую, в обл. Оренбургских киргизов, до 800 т. д. об. п., на Внутреннюю или Букеевскую 150 000 д. об. п. (30 000 киби­ток), а на весь Кайсацкий народ от 1450 000 до 1 1\2 мил. д. об. п.
Наружные черты Кайсаков, впрочем весьма различные у разных родов, носят на себе восточно-туркский тип с монгольским оттен­ком в аристократическом классе (у людей белой кости). Религия магометанская, но впрочем мусульманство весьма слабо в Боль­шой орде и состоит только в исполнении, и то не весьма строгом, некоторых внешних обрядов, перемешанных с остатками
шаман­ских верований.
В Средней и Малой орде мусульманство сдела­лось несравненно сильнее, но и то только в период русского вла­дычества под влиянием татарских мулл и устройства мечетей. Главное занятие Кайс. - скотоводство, составляющее всю основу их богатства и чрезвычайно усилившееся с того времени, как рус­ское владычество оградило значительнейшую часть Кайсацкой степи от внешних нападений, внутренних усобиц и баранты.
На первом плане стоит разведение лошадей и овец степной породы; верблюдов, столь необходимых для перекочевок, Кайсаки также разводят весьма много, но рогатого скота относительно мало. На втором плане стоит земледелие, служащее только подспорьем ско­товодству; сеют пшеницу, просо и ячмень.
Промыслы у Кайсаков мало развиты, однако же усиливаются с приближением к русским границам и состоят в ломке самосадочной соли, найме верблюдов для перевозки товаров, найме на рыбные ловли, а в Каркаралинком и Кокбектинском окр. - на свинцовые рудники и золотые промыслы, в изготовлении войлоков и т. д.
Кайсаки, ближайшие к пограничным русским г-иям, ведут с ними дов. значительную торговлю скотом и произведениями скотоводства. Кайсаки управ­ляются собственными султанами. Малая орда и часть Средней, входящая в состав области Оренбургских киргизов, делятся в административном отношении на три части: Восточную, Среднюю и Западную, из которых каждая подчинена особому султану-правителю, подведомственному областному правлению в Оренбурге.
Средняя орда в областях Сибирских киргизов и Семипалатинской делится в административном отношении на округа, из коих каж­дый подчинен особому приказу, состоящему из волостных старшин, под председательством старшего султана; округа, в свою очередь, подведомственны областному правлению.
Большая орда в административном отношении разделяется на три племени (Атбан, Джалаир, Дулат), из коих каждое подчинено старшему султану; все три султана находятся в заведывании начальника Алатавского округа.
Внутренняя орда управляется временным со­ветом из русских чиновников с заседателями от Киргизов. Кайса­ки Оренбургского ведомства платят подать с числа кибиток, Си­бирского ведомства - с количества скота; Большая орда свободна от всякой подати. 
Киргизы у Кайсаков, в отличие от них самих - Кара-киргизы (т. е. черные Киргизы), у русских - Черные или Дикокаменные Киргизы, у китайцев - Буруты, народ, обитающий в русских пре­делах в Алатавском окр. в бассейне оз. Иссык-Куля и на верхо­вьях р. Текеса, и во вновь учрежденной Туркистанской области, в речных областях рр. Чу и Таласа, в китайских пределах - на южном склоне Тянь-Шаня в самых гористых верховьях речной системы Тарим-гола, и наконец в Коканском ханстве в горных местностях верховьев речных систем Сыр-Дарьи и Аму-Дарьи до Памирского плоскогорий и озера Сары-кол.
Кирг. известны в ки­тайских летописях с V века, сначала под именем Гян-гунь (Kian-Kuen), потом под именем Хагас (Hakas, наконец, под именем Киргиз, по китайской транскрипции Ки-ли-ки-цзы, Страна, в ко­торой обитали Хагасы или древние Киргизы, была далека от ны­нешней их области распространения, а именно находилась в южных частях нынешней Енисейской и Томской г-ий, а в китайских пределах - в долине верхнего Енисея до гор Тан-ну на юге.
В этой стране застали Киргизов еще русские в XVII веке. В течение XVII ве­ка енисейские Киргизы вели против русских завоевателей Сибири отчаянную борьбу, которая кончилась совершенным уничтоже­нием енисейских Киргизов: большая часть их погибла в битвах, часть бежала на юго-зап. в киргиз-кайсацкие степи, часть сме­шалась с другими племенами Енисейской г-ин, утратив навсегда свою самостоятельность я даже свое имя.
Древние Киргизы (Хагасы), которых китайские летописцы описывают как рыжеволосое, румяноликое и светлоокое племя, стояли на относительно довольно высокой степени развития между кочевниками Средней Азии, умели добывать золото, медь, железо, из которых даже ковали оружие, занимались, кроме скотоводства, отчасти и земледелием я состояли в торговых связях не только с Малой Бухарией, но даже с Китайцами и Аравитянами.
В IX веке Xагасы распростра­нили свое владычество так далеко к ю., что, по свидетельству летописца Т’анской династии, владения Хагасов простирались на ю. до Тибета, т. е. вероятно до нынешнего их южного предела - Памирского плоскогорий.
Имя Киргиз в первый раз встречается в описании посольства Земарха, восточного римского префекта, посланного Импер. Юстинианом II в 569 году к туркскому хану (Тугю или Дулга) Дитубулу*1, который уступил Земарху свою пленницу из племени Киргиз.
Подчиненные в IX веке Хагасами Уйгуры уже свергнул и с себя их иго в X веке, так что утратившие свое могущество Хагасы исчезли на время из истории, но появи­лись в ней снова во второй половине XIII века под именем Киргиз (у Китайцев - Киликицзы) в двух отдаленных одна от другой областях, а именно с одной стороны на Да-кеме или верхнем Енисее, в своей первобытной родине, а с другой - в горных доли­нах и ущельях Т'янь-шаня, близ Муссартского горного прохода, где летописцы династии Юань говорят о них, как о весьма хоро­ших переносчиках тяжестей на Муссартском ледяном проходе, а в конце XV и в XVI веков Кирг. играют некоторую роль в истории соседних с ними владетелей Яркенда и Кашгара и Казацких или Кайсацких ханов.
Таким образом, очевидно, что народные движе­ния с X до XIII веков, совершившиеся как и все народные переселе­ния из внутренней Азии, в промежутке между Алтаем н Т’янь-шанем раздвинули народную массу киргизов на две отдельные группы - Енисейскую и Тянь-Шаньскую или Андиджанскую.
Отдаленность этой эпохи достаточно объясняет, почему у дикока­менных Киргизов но сохранилось никаких преданий о переселе­нии их с Енисея. Енисейские Киргизы исчезли, как мы уже ска­зали, в начале XVIII века, и только слабые их остатки едва могли добраться через киргизские степи до современных Т’янь-шаньских киргизов, так что обстоятельство это не могло оставить никаких следов в киргизских преданиях.
Дикокаменные киргизы, со всех сторон окруженные народами туркского, а отчасти монгольского типа, почти утратили тип своих рыжеволосых, краснолицых и светлоглазых предков Хагасов, но мы положительно встречали многих рыжеволосых и светлоглазых киргизов между племенем Сарабагиш, а отчасти и племенем Богу, а красноватый цвет кожи, соединенный с несколько финским типом лица, поражает при пер­вой встрече с Кара-киргизами.
Язык Кара-кирг. чисто туркский и теснее подходит к языку алтайских туркских племен, чем даже к Кайсацкому. Впрочем, едва ли и древние Хагасы говорили дру­гим языком, так как китайский летописец династии Тан положи­тельно утверждает, что язык Хагасов был совершенно сходен с уйгурским, да и слова, приводимые китайскими писателями из языка Хагасов и енисейских киргизов XIII века (как напр. План - змея), подтверждают это свидетельство.
Нынешние дикокаменные киргизы разделяются на два главных отдела: Он (правый) и Сол (левый). К первому принадлежат племена Богу, Сарыбагиш, Солты, Саяк, Чон-багиш, Черик и Бассыз ко второму: Сару, Мундуз, Конче (у Радлофа Кучу) и Кытай.
тдел Сол весь обитает между Таласом и верховьями Аму-Дарьи в коканских и бухарских пределах. Отдел Он распространен на обоих склонах Тянь-шаня, на речных системах верхнего Текеса, Иссык-куля, Нарына (Сыр- Дарьи) и реки Чу.
Только два племени Богу и Сарыбагиш находи­лись до 1864 в русском подданстве, но ныне племена Саяк и Сол­ты пошли, по примеру своих соплеменников, в русское подданст­во. Вследствие сего только о племенах Богу и Сарыбагиш имеют­ся более подробные сведения.
Племя Богу подразделяется на ро­ды и подроды следующим образом: 
1) род Билек состоит из 3000 юрт и следующих подродов: а) Алдияр, б) Алдаш, в) Токай, г) Токачь, д) Саты, е) Такабай; 
2) род Баур состоит из 400 юрт и двух подродов: а) Сары-баур и Кара-баур; 
3) род Арык из 2 500 юрт и 4 подродов: а) Кучук, б) Ундан, в) Сарыке, г) Сары-кал-пак; 
4) род Бапа состоит из 300 юрт и двух подродов; а) Джол-чора и б) Чилпак’ 
5) род Кыдык состоит из 1750 юрт и 4 подро­дов; а) Аудай-бакты; б) Даксы-ык, в) Торгай, г) Джаманбай;
6) род Джильдек иг 1050 юрт и 3 подродов; а) Куручбек; б) Сары- катык и в) Балике.
Таким образом, численность всех Богу простираются до 11000 юрт или от 55 000 до 60 000 д. об. п. 
Племя Сары-багыш подразделяется следующим образом: 
1) род Исенгул (прежде Булат) состоит из 10 000 кибиток и подродов: а) Асык, б) Усюк, в) Чертыки, г) Чагалдак, д) Абла, е) Сабур, ж) Чичей, з) Таздар, и) Камлакы, к) Джантай, л) Аюке, м) Мунгулдур, и) Джарбак, о) Ишым, п) Джитыген, р) Бишкурэн; 
2) род Тынай состоит из 4000 юрт; 
3) род Чирикни (прежде Темир) из 2000 юрт и 
4) род Надырбек из 500 юрт.
Таким образом, общая чис­ленность Сарабагишей определяется в 16 500 юрт или от 80 до 90000 д. об. п. Племя Саяк, вошедшее в недавнее время в русское подданство, состоит не менее как из 10 000 юрт или 50 000 д. об. п., а таким образом все количество Кара-киргизов в русских пределах превышает 200 т. д. об. п.
Если предположить еще до 150 т. Кара­киргизов в Коканском ханстве (Вуд полагал там до 100 т.д. об. п.) и Малой Бухарин, то численность всего народа не превзойдет 350 т. Главное занятие и источники благосостояния Кара-киргиз есть скотоводство.
Лошади их малорослы, но красивее кайсацких и необыкновенно способны к горной езде. Овцы всегда с курдюка­ми, отличаются от кайсацских более тонкою шерстью. Верблюды двугорбые и одногорбые, но Киргизы, занимая чрезвычайно горис­тые страны, разводят верблюдов в несравненно меньшем количе­стве, чем Кайсаки.
Зато рогатый скот разводится в несравненно большем количестве, чем в Кайсацких ордах, и даже волы служат у Киргизов отд. Сол для верховой езды и перевозки вьюков. Ти­бетские длинношерстые быки (яки) разводятся в немалом коли­честве у киргизов отд. Сол, встречаются иногда и у племени Богу.
Но вообще у черных киргизов, вследствие их частых усобиц и притеснительных поборов их прежних властителей Коканцев, не­сравненно менее скота, чем у Кайсаков, и самые богатые люди имеют не более 3000 лошадей, между тем у богатых Кайсаков Средней орды число лошадей доходит иногда до 25 т. голов.
Земле­делие составляет только подспорье для Кара-киргизов. На плодо­родных и весьма удобных для искусственного орошения полей прибрежьях Иссык-куля (преимущественно на Терскее, т. е. юж. прибрежье озера) племя Богу высевает ежегодно до 15 т. кабов (мешков) хлеба, исключительно пшеницы, проса и ячменя.
Один каб посева почти всегда дает 10 кабов сбора. Хлеб перемалывается на собственных ручных мельницах; из проса К. гоняют бузу (бра­гу), а из бузы водку, которую пьют в большом количестве. Зверо­ловство у Киргизов не имеет значение промысла; на охоту они ездят только для забавы.
Рыболовством, не смотря на обилие рыбы в Иссык-куле, Киргизы совсем не занимаются. Других промыслов у киргизов нет; единственные их изделия: войлоки, грубые шерстяные ткани из верблюжьей шерсти, шерстяные тесьмы и веревки, шерстяные колпаки и бурки из козьей шерсти.
Все остальные предметы своей одежды и домашней утвари Кирг. вы­менивают на скот у торговцов, приезжающих к ним из Кашгара, Ташкента, Кульджи и России. К таким предметам относятся шелковые и бумажные ткани (даба), металлические изделия, выделанные кожи, русские сукна, бумажный бархат, ситец и проч. Кирг. управляются патриархальными родовыми правителями, известными под именем манапов.
Манапы эти не считаются при­надлежащими к «белой кости», т. е. аристократами, как султаны Кайсаков, но зато пользуются более неограниченною властью и даже могут продавать и убивать своих подданных.
Впрочем у Богу власть манапов несравненно слабее, чем у Сарыбагышей. Кочевья Киргизов гораздо более скучены чем у Кайсаков, так что подроды их находятся большею частью вместе, а не разбиваются на мелкие аулы.
Кирг. считают себя мусульманами, но редкие из них знают о существовании пророка и не имеют не только поня­тия о догматах религии и содержании корана, но даже весьма мало придерживаются наружным правилам мусульманства.
Зато следы старого шаманства и даже поклонение огню, сопровождае­мое шаманскими плясками и заклинаниями, удержалось между Кара-киргизами. Шаманы их носят длинные волосы, колпаки и накидки из лебяжьего пуха и пр.
Племя Богу вступило в русское подданство в 1855 году, Сарыбагыш в 1860 году. Черные Кирг. не пла­тят никаких податей и отправляют только некоторые повинности натурою при переходах русских отрядов.
Они состоят в ведении начальника Алатавского округа, утверждающего манапов в их должностях. Кирг. большие охотники до музыки и импровизации. У них есть своя народная эпическая поэма Манас и несколько других поэм.

Примечание к тексту.

*1 Дату-Були-хан был, как кажется, младший сын Кигиня или Муюй-хана, основателя могущества турков (Ту-гю), раздвинувшего их пределы до Корейского вал. на о., Си-хая или западного моря (вероятно, Аральского м.) на в., степи Шамо на ю. и Северного моря на с. Кигинь властвовал с 553 по 569 годы.
Були-хан, по свидетельству китайского летописца Т’анской династии, жал в Западном крае, т. е. у северной подошвы Небесного хр., который китайцы и турки называли в то время Белыми горами (китайцев Бо-шань, а у турков Ак-таг).
Следовательно, Эктаг Земарха есть не Алтай, как то предполагал Гумбольдт, а Ак-таг пли Бо-шань, т. е. нынешний Небесный хр. (Т’янь-шань). Шестьдесят один год спустя после посольства Земарха, т. е. в то время, когда Туркское государство окончательно разделилось на восточное и западное, буддийский миссионер Хюан-цэан нашел западного туркского хана Шеху на сев. склоне Тянь-шаня, близ оз. Иссык-кудя, куда хан этот пришёл из своей резиденции на Мин-булаке или Тысячи источ­никах (в предгорьях зап. оконечности Т’янь-шаня).

Источник:
Валиханов Ч. Ч. Собрание сочинений в пяти томах. Том 4 – Алма-Ата, Главная редакция Казахской советской энциклопедии, 1985, 2-е издание дополненное и переработанное, стр. 197 - 207.

Архивные материалы из наследия Ч.Ч. Валиханова.

Архивные материалы о Русско-Джунгарских и Китайских отношениях. (Рукописные документы).

«Печатается по тексту ССВ, том. 3, 1964 г., стр. 237 - 266. Рукописные докумен­ты XVIII века, собранные Ч. Валихановым, вероятно, для создания работ по истории Сибири, Казахстана и Средней Азии. Материалы хранятся в архиве Ч. Валиханова (ААН, ф. 23, оп. I, д. 15 а, лл. 8 - 49 об.), содержат интересные сведения о взаимоотношениях России с джунгарскими калмы­ками, о торговых сношениях России с Китаем, о торгоутском хане Убаши, принявшем китайское подданство. В основном это копии, переписанные с оригинала писарями. 
Возможно, эти документы были извлечены из Омского областного ар­хива, в котором хранятся акты, начиная с середины XVII века, и содержат интересные факты о сношениях России с владетелями казахских жузов и князьями соседнего Джунгарского ханства. Из Омского архива Г. Н. Пота­нин делал выписки по просьбе Ч. Валиханова (См.: В. А. Обручев. «Григорий Николаевич Потанин.» М. - Л., 1947 г., стр. 37).»

Указ из Сибирской губернской канцелярии в Ямышевскую крепость подполковнику Зорину сего (1)741 года генваря 13 дня.

II В письме Вашем с сообщением известия бригадиру и Сибир­ской губернии губернатору Бутурлину объявлено, что в тех сторо­нах все за помощью божию тихо и благополучно, кроме что войска немало кругом стен обстоит Галдан-Чиринского, и калмыки-де, приезжая, требуют себе (для) починок якобы керок и лопат кузне­цов.
На что им отказано, будто у нас кузнец один и тот болен.
Да спрашивают, все ли-де у вас здорово. На что объявлено: все благо­получно. Да некоторые-де калмыки, или бухарцы, неведомо, ночным временем, встали-де воем близ крепости, в полуверсте, где бикет стоит, ломали изгороди обывательские и дрова брали солдацкие на варево.
И когда-де им караульными стали воспрещать, то-де поленьем двоих прибили. А наши не смеют боронятца, о чем хотя башлыку их бухаретину говорено, на что сказал, чтоб узнать их, опознать-де нельзя было ночью, темно-де.
В то время были у них розговенья, и были они пьяны. И при том бое нашим говорили: вы-де живете на нашей земле и едите, и пьете, и носите наше, и соль-де нашу берете, и чтем-де мы вас хуже собак.
Да декабря 15 дня от Септепя бывшие люди объявили, что-де их калмыки юрт с четыреста Казачьей орды разбили и много их в полон взяли. А по справке в Сибирской губернской канцелярии, что в вышеписанном письме и в известии Вы, господин пол­ковник, объявляете, о том от Вас доношения в Сибирскую губерн­скую канцелярию не переслано.
И сего генваря 14 дня по указу и по определению Сибирской губернской канцелярии велено в Ямышевскую крепость к Вам, господину подполковнику Зорину, послать сей указ и велеть Вам, господину подполковнику, ежели от них, зюнгорских калмыков, такие непорядочные поступки, как в письме и в известии Вашем объявлено, подлинно были, то Вам, господину подполковнику, в Сибирскую || губернскую канцелярию прислать обстоятельное известие в самой скорости, понеже надлежит о том по указам рапортовать, и подполковнику господину Зорину учинить о том по сему указу.
Генваря 15 дня 1741 года.
На подлинном пишет тако: Петр Бутурлин.

В Сибирскую губернскую канцелярию из Ямышевской канцелярии рапорт.

II О действительном исполнении по присланному указу из по­мянутой губернской канцелярии от 15 генваря под № 0 591-м, а здесь, в Ямышевской канцелярии, полученному сего февраля 18 числа настоящего 1741 года.
Велено, ежели от зюнгорских калмыков непорядочные поступ­ки, как в письме и известии к господину бригадиру и сибирскому губернатору Бутурлину отсель объявлено, подлинно были, то и оную губернскую канцелярию прислать обстоятельное известие для рапортования, куда по указам падлежит.
И после оного указа сим благополучно во известие объявляет­ся: в прошлом 1740 году в декабре месяце придшие из стоящего по-здешней Ямышевской стороне Иртыша-реки зюнгорского калмыцкого многолюдственного войска Уралчурал-кашки с протчими от лица главного их башлыка, Галдан-Чиринского брата, Септеня-ноена просили, якобы || для починок керок и лопат кузнецов. Ни что объявлено, что при здешней крепости - один кузнец и тот весьма болен (хотя оный и здрав был).
Тако ж спрашивали, все-до у вас здорово. И сказано им, что все благополучно.
Да того декабря 12 дня в Ямышевскую канцелярию стоящий на карауле в караване у прибывших из землицы зюнгорскоге владельца Галдан-Чнрина бухарцев за капрала Тобольского полка солдат Федор Буранов рапортом объявил: того-де декабря против 11 числа в ночи, в шестом часу, увидели бухарца одного, а как его зовут - не знаю, стоящие на часах Тобольского полка солдат Яков Резин, служилый Василий Пушкарев, с дровами здешних обыва­телей.
И стали ему, бухарцу, они, часовые, говорить, зачем-де ты наши русские дрова крадешь. И он, бухаретин, стал с ними, часо­выми, дратца и бранитца. И бил их, солдата и служивого, поленом и говорил им, вы-де живете на нашей земле и едите, и пьете, и носите все-де наше, и соль берете нашу ж-де, и чтем-де мы вас хуже собак. А часовые его, бухарца по указам ничем бить и бра­нить не смели.
А в то время у них, калмыков, были розговенья и праздник, и были они, калмыки, пьяны. Да и наперед того они, иноземцы, из­городи на дрова ломали. И для того послано было к имеющемуся в том караване башлыку-бухаретину Назрукбаю объявить: для чего такие обиды чинят; да и чтоб о том запретить и виновных штрафовать.
На что оной бухаретин-башлык сказал, дабы оным которые были, опознать. Токмо опознать было неможно, ибо били ночью и кто в лице не видно. Да того ж декабря 15 дня бывшие здесь от упоминаемого Септена калмыки обер с протчими объявили при разговоре, что-де их калмыцкое войско юрт с четыреста Казачьей орды разбили и много-де их казаков в полон взяли.
Да по ведомостям о трате в здешней крепости оные калмыки от берега Ямышева озера приготовленную к поставке в крепость по силе указов соль увезли себе у солдат и казаков 317 кадей весом 3328 пудов 20 фунтов.
Да и завсегда из озера соляного сколько им надобно соли берут, и запретить им в том опасно без указа. Да когда вышеявленный Септен с войском от Заречной стороны переехал на Яблышевскую сторону, тогда по кормовищам до Семипалатинской крепости, а после их же войска, переезжающие для караулов вниз по дороге к Железинской крепости и идущие к Тобольску послы (со) свитой, от Железинской до Омской крепости все сено казенное потравили.
И переезжающим партиям с указами и протчим лошадей кормить всю зиму было нечем, ток­мо возить из крепости в крепость с собою было с превеликою трудностью. О чем когда посланный обер-офицер упоминаемому Септеню объявил и просил, чтоб от таковых обид II своих людей унять, на то оный Септен объявил, что-де когда через реку пере­шли ночью и, не знаючи себе, пустили зверей и лошадей, и скот.
Тогда-де не токмо чтоб сено поели, но и многое разнесли, а когда б-де знали, что есть сено, то-де скот не пустили.
По вышеписанном в Сибирскую губернскую канцелярию сим благополучно рапортуется.
Февраля 20 дня 1741 года.
При подлинном подписано: подполковник Тимофей Зорин.

(Указ Екатерины II генерал-поручику Шпрингеру).

|| Как по получении в нашем сенате и в коллегиях иностран­ных дел и военной рапортов ваших из Усть-Каменогорской кре­пости от 12 июля сего года, с приложенною притом журнальною запискою с полученными вами известиями о заграничных в китай­ской стороне обращениях, уведомлено здесь между прочим, что застроенные в прошлом 1761 году инженер-майором Петрулиным при устье реки Бухтармы и вверх по оной реке для складки про­вианта и тягостей на тогдашнее время земляные защиты, обнесен­ные рогатками, по найденным признакам сожжены китайцами и что в некоторых местах многим числом китайские войска собира­ются и настоит от них для здешней стороны опасность.
А между тем также в получении уже были здесь известия от генерал-ма­йора и селенгинского коменданта Якобии об остановленни Китайцами на Кяхте торга и о введении в китайские наймачины мунгалов под видом караула.
То мы, соображая все сии известия с оказуемыми с некоторого уже времени китайского двора холодным поведением и в перепис­ках с нашим сенатом неумеренными изражениями и досадит еди­ными укоризнами и находя потому необходимую нужду сибирские границы, поелику возможно, усилить и в лучшую перед нынешним безопасность привести, повелели нашим действительному тайному советнику Неплюеву, генерал-фельдцейхмейстеру Вилбоа, дей­ствительному тайному советнику Панину, генералу графу Черны­шеву, действительным тайным советникам графу Миниху и вице-канцлеру князю Голицину, генерал-поручику Веймарну и тайно­му советнику || Олсуфьеву иметь по вышеозначенному обстоя­тельству конференции и, сообразя все до того дела, касающиеся части государственного и нашего интереса, сделать с безопасно­стью и пользою границ наших сходное положение и оное немед­ленно нам представить.
И во исполнение того высочайшего нашего повеления означен­ные персоны, имев между собою конференции о следующем, а именно:
1-е, какие предписать виды и к исполнению оных общие меры сибирским губернаторам и другим управителям для приве­дения в лучшее состояние той отдаленной области;
2-е, какие вновь учинить учреждения касательно тамошнего с китайцами торга и таможенных дел;
3-е, какие сделать вновь распоряжения об обороне границ, дабы не были оные подвергаемы внезанным нападениям, и, наконец,
4-е, какими ближайшими и пристойней­шими средствами начать с китайцами негоциацию для приведения настоящих с ними в делах замешательств в сносное состояние, по последней мере хотя до того временя, пока здешние границы с их обороной так учредятся, чтоб можно было претензии, с здешней стороны чинимые, подкреплять в то же время военными оказательствами. Постановили тому план и оный поднесли нам на вы­сочайшую апробацию.
Мы по рассмотрении сего плана, нашед оный на первый случай во всем достаточным, сего октября 19-го дня всемилостивейше конфирмовали. А какое в том плане положение сделано, то для обстоятельного вашего сведения посылается к вам при сем точная копия.
И что касается до первых трех пунктов, выше сего изобра­женных, то надлежащее по оным распоряжение и учреждение сделать поручено том департаментам, до которого что следует и от которых ожидать вам принадлежащие до вас повеления.
Касательно же до четвертого пункта, чрез сие вам повелеваем, а именно: понеже наперед сего || китайцы по известному их чрез­мерно величавому поведению и при всяких случаях упрямству, злобясь на нашего генерал-майора и селенгинского коменданта Якобия за то, что он при бывших на границе о мунгальскими пограничными управителями съездах в решении обоюдных пограничных споров не последовал их прихотям, но по должности своей всегда наблюдал и предостерегал честь и достоинство, также и интересы пашей империи, неоднократно отзывались сюда, якобы он, Якобий, в произведении пограничных дел несправедливо поступа­ет (о чем и в недавно полученном здесь из китайского трибунала листе упоминается), и требовали, чтоб на место того Якобия с здешней стороны другая персона знатного чина определена была.
То хотя мы по нынешнему китайского двора поведению и оказуемым грубостям, а паче по надменной величавости справедливую причину имели б ни в какое дело с оным более не вступать и вся­кую корреспонденцию просечь, но как лучше хотим мы полюбов­ными средствами привести дела с китайцами в добрый порядок и, не испытав оных, не поступать на крайность, тем паче, что и гра­ницы наши не находятся еще в безопасном состоянии, то в таком рассуждении и дабы китайцы рановременно не приняли на здешнюю сторону подозрения, по случаю будущих к обороне гра­ниц при уготовлении, признали мы за потребно при настоящем случае сделать еще покушение обойтиться с ними ласкою.
И потому повелеваем вам о своем к пограничной команде опре­делении и о прочем через генерал-майора и селенгинского комен­данта Якобию отправить к мунгальским пограничным управителям приложенное при сем, нарочно для того здесь заготовленное на российском языке с маньчжурским переводом, письмо, подписав оное вашею рукою и приложи к оному по их обыкновению печать. Такое ваше уведомление, как уповается здесь, китайцы может быть примут || с удовольствием по причине определенного в пер­соне вашей нового командира.
И, без сумнения, не оставят со своей стороны к вам на то ответствовать и о чем-либо до пограничных дед касающемся отозваться. А притом, может быть, и торг по-прежнему на Кяхте восстановят, да и спокойными на некото­рое время останутся.
А тогда, по усмотрению обстоятельств, мож­но будет здесь и согласную резолюцию предпринять.
Впрочем же мы, рекомендуя вам со своей стороны наблюдать пограничное спокойствие и до усмотрения впредь не подавать случая к раздражению китайцев, ожидать будем почасту обо всем обстоятельных ваших доношений.
А между тем за нужное нахо­дим приметить вам, чтоб присылаемые от вас сюда о заграничных обращениях известия всегда были основательны, ибо вам побли­зости лучше можно достоверность оных судить, нежели здесь по великому отдалению, в чем и полагается надежда на вашу к служ­бе вашей верность и радение.
С сего нашего указа сообщена точная копия в Селенгинск к генерал-майору Якобию, дабы, он, ведая об учиненном новом распоряжении, сходственно тому и поступки свои учреждал по пограничным с китайцами делам.
Дан в Санкт-Петербурге октября 29 дня 1764 года. 
По именному ее императорского величества указу: А. Панин, К. А. Голицын.

Ее императорскому величеству всеподданейший доклад.

II Ваше императорское величество по докладу сената и пополученным из разных мест известиям о беспокойных на сибирских границах обстоятельствах нижеподписавшимся всевысочайше повелеть изволили, собрав все потребные к тому сведения, иметь конференции и, сообразя все до сего дела касающиеся части госу­дарственного и вашего интереса, сделать с безопасностию и поль­зою границ ваших сходное положение и оное представить вашему императорскому величеству.
А как такому высочайшему повелению подало главнейшую причину присланное от генерал-поручика Шпрингера доношение из Усть-Каменогорской крепости от 10 числа июля сего года, в котором доносит он, что застроенные еще в 1761 году от бывшего для осмотра и описания тамошних мест инженер-майора Петрулина по реке Бухтарме на тогдашнее время земляные защиты, кои после так и оставлены, сожжены и что по найденным признакам примечается, что то сделано китайцами, и что впрочем по разве­дыванию оказывается, якобы в некоторых местах находится множество в собрании китайского войска, то нижеподписавшиеся, должнейше исполняя высочайшее данное им повеление, рассма­тривали подробно означенное генерал-поручика Шпрингера доношение и, соображая упоминаемые в оном обстоятельства с поло­жением тамошних мест и с весьма трудными и неспособными для многолюдства с китайской стороны проходами, признали согласно, что из того как по собственному от генерала Шпрингера рапорту, основанному по большой части на разных слухах и весьма || не­достаточных примечаниях, так и по полученным потом из других тамошних же мест известиям ничего такого рассудительно определить невозможно, чтоб могло представить настоящую важную опасность.
При всем том нижеподписавшиеся, не упуская из вида высо­чайшее данное им повеление, слушали касающиеся до здешних с китайцами границ дела, рассматривали разные ландкарты, особ­ливо же слушали данную генерал-поручику Шпрингеру за высо­чайшим вашего императорского величества подписанием инструк­цию о заведении крепости при устье реки Бухтармы, впадающей в реку Иртыш.
И нашед оную инструкцию весьма достаточною и уважая все главные части, составляющие сибирское учреждение и великое оной пространство, большей частью необитаемое, поло­жили главные и с нынешними обстоятельствами сходственные правила, о достижении которых стараться надлежит.
Первое, чтоб предписать виды и к исполнению оных общие меры сибирским губернаторам и другим управителям для приве­дения в лучшее состояние той отдаленной области.
Второе, чтоб вновь учинить учреждения касательно тамошнего с китайцами торга и таможенных дел.
Третье, чтоб сделать вновь распоряжение об обороне границ, дабы не были оные подвергаемы внезапным нападениям; и, нако­нец, четвертое, чтоб ближайшими и пристойнейшими средствами начать с китайцами негоциацию для приведения настоящих с ними в делах замешательств в сносное состояние; по последней мере хотя до того времени, пока здешние границы с их II обороною так учредятся, чтоб можно было претензии, с здешней стороны чини­мые, подкреплять, в то же время военными оказательствами.
Нижеподписавшиеся, имея довольное рассуждение для поспешествованяя недостижения означенных правил, следующее все­подданнейше представляют на высочайшее вашего императорского величества благоизобретение.
1. Как Сибирская губерния весьма пространна и потому произ­водимая с сибирским губернатором, находящимся всегда в То­больске, из отделенных тамошних городов переписка подвергается великим неудобствам, ибо присылаемые к нему рапорты, будучи поздно получаемы, не могут и потребные на то резолюции в свое время отправляемы быть, итак, за дальностью весьма много време­ни проходит в ожидании резолюций, то для отвращения того не­удобства необходимо нужно разделить Сибирь на две губернии и учредить губернаторов в двух местах, а именно: в Тобольске и Иркутске.
А притом переменить принятые по сие время статские правила о распространении звериной там ловли, отчего в сем об­ширном и весьма малолюдном царстве знатная часть народа без всякого попечения остается рассыпанною в отдаленных северных пределах, провождая II жизнь почти скотскую и, наконец, погибая совсем.
А напротив того, предписать тамошним губернаторам и другим градоначальникам, чтоб они за главнейший предмет себе поставляли стараться всякими выгодными и ласковыми способами выводить людей из тех холодных пределов и, сводя их ближе между собою, сделать селения к полуденной стороне на землях, для поселенского житья удобнейших.
Каковым поселением как границы со временем приведены будут в лучшее состояние, так и истинная той земли польза от земледелия и прямых поселянских промыслов несравненно возрастет пред тою, которая ныне приоб­ретается от одной только звериной ловли в бесплодных к северу лежащих сибирских землях.
2. Что касается до производимого с китайцами на Кяхте торга, который они, поставляя для России будто более надобным, а для себя не столь нужным, остановили и перевели в Ургу, китайский город, до трехсот верст от Кяхты лежащий, дабы том, с одной сто­роны, взятие здесь с российских купцов пошлин (как видно по собственным сих купцов проискам) перервать, а с другой - уве­личить свою высокомерность и принудить здешних купцов ездить в оную Ургу. 
То хотя китайцы, по полученным вновь от генерал-майора Якобия доношениям, уже сбавили свою спесь и начинают на Кяхту паки с товарами приезжать, и уповательно теперь торг по-прежнему производиться стал, однако II собрание рассуждало, не можно ли для произвождения той торговли учредить в пользу российских купцов особую вольную компанию для всякого желав­шего в оную вступить. 
Для того, что ежели та торговля в руках одной компании будет, то никакой в ценах перебивки быть не мо­жет, а от сего и собственная купеческая их польза зависеть будет. И что ежели та компания учредится, то она сама для себя уже стараться будет к потаенной продаже пресечь все пути и способы.
А от кого последует, что в сборе пошлин казне вашего император­ского величества никакого ущерба не будет. Но понеже учрежде­ние такой особливой вольной компании зависит от соглашения многих купцов, которых соединить весьма трудно и много времени потребно, то рассуждаемо было и паки, какие бы изыскать сред­ства к приведению здешнего торга с китайцами в лучшее для российских подданных состояние и учредить оный таким образом.
Первое, чтобы российские купцы впредь меньше зависели от китайцев.
Второе, чтоб оные ж купцы перестали друг другу чинить под­рыв, как по сию пору было генеральным почти к одному торгу устремлением и междоусобным несогласием.
Третье, чтобы китайцы не имели больше причины жаловаться на отягощение, причиненное их торгу тарифом, сделанным тому несколько лет назад.
Почему и признаны за полезные и способные к тому следую­щие положения: 
1. Позволить по-прежнему всякому российскому купцу в сем торге иметь участие. 
|| 2. Но вместо того, чтоб приезжать прямо на Кяхту, останав­ливаться им в городе Селенгинске, куда с сих пор съезжаться всем тем, кои захотят торговать с китайцами. 
3. Как скоро соберется в Селенгинске купцов довольное число, то выбрать им между собою трех или четырех директоров, или, лучше сказать, маклеров, которых должность имеет состоять в том, чтоб от всякого интересанта взять точное объявление при­везенных туда товаров и цены, по которой они могут их продать.
При учреждении же того оных директоров обязывать присягами о верном отправлении поручаемого им общего интереса в прода­же, покупке и мене товаров с китайцами, так и о неутайке пошлин за отвозные и привозные товары. 
4. Хотя каждому дозволяется ехать самому с товарами своими на Кяхту, однако ж запрещается ему вступать за себя особливо в какой-либо договор с китайцами, а мешаться в сие дело един­ственно выбранным маклерам, как выше сказано, кои бы размени­вали товар по учрежденной цене.
А ежели кто из купцов, мимо маклера, осмелится вступить сам в торговлю, тот имеет штрафован быть пятьюдесятью процентами в пользу прочих интересантов и исключен быть за то навсегда из сего торга. 
5. Для предупреждения, чтоб богатые купцы не препятство­вали множеством привезенных туда товаров бедным сбывать свой к с рук, || учреждается, чтоб ни тем, ни другим не возить на Кяхту всех своих товаров, а только часть, например, половину, оставя прочие в Селенгинске, пока первые продадутся или пока китайцы потребуют оных больше.
Что же принадлежит до жалоб китайцев на последний тариф 1761 года, якобы к предосуждению их торга сим тарифом товары как российские, так я китайские отягощены чрезвычайными по­шлинами, то сие передается на рассуждение комиссии о коммер­ции.
Не лучше ли б было для пользы оной жертвовать на несколь­ко времени часть доходов, дабы чрез то вернее получать остальные, то есть уменьшить тариф сибирский и освободить, ежели не вовсе, то по малой мере некоторою часть от налога тринадцати процен­тов, называемого внутреннею пошлиною, всякое российское прода­ваемое китайцам произращение, тем наипаче, что для разных сортов мягкой рухляди нет лучше вывоза, как с той стороны.
Сверх же того, для успокоения китайцев послужит еще пере­ведение из глаз их в иное место таможни, бывшей поныне на Кях­те. Ближайшее же и способнейшее для оной место полагается город Селенгинск, где, как выше упомянуто, быть генеральному всех съезду.
А положение Селенгинска есть таково, что нетрудно будет препятствовать купцам провозить товары беспошлинно окружными дорогами, вследствие чего и надлежит ныне же перевести  таможню и сбирать пошлины в оном городе.
е меньше ж весьма нужно как для поспешествования ком­мерции, так особливо для скорейшего отправления дел сделать достаточное учреждение почт, тако ж заводить такие суда кои бы по Байкалу озеру безопасно и надежно употребляемы быть могли для перевоза товаров и людей. 
3. Для приведения же Сибирского края в безопасное и оборо­нительное состояние собрание рассудило на первый случай сле­дующие военные распоряжения учинить, а именно: 
Первое. Драгунским двум полкам, назначенным быть в Каза­ни, вступить в Сибирь и взять непременные квартиры: Азовско­му - в крепости Святого Петра и Павла; Ревельскому - в Омске; там же уже находящимся драгунскому Троицкому - в Ямышевской крепости; Вологодскому - в Усть-Каменогорской; Сибирскому - в Железинской; Луцкому - в Биаше; Олонецко­му -  Кузнецке; Колыванскому - в Иркутске; Якуцкому кара­бинерному - в Селенгинске; пехотному Селегинскому - в Селенгинске ж, пехотному Томскому - в Усть-Каменогорской.
А как из сих двух пехотных Селенгинский выведенными из Польши беглецами формируется, а Томский еще формироваться имеет, то Коллегия иностранных дел, сносясь с военною, в скорейшем того наполнении людей старание приложить имеет.
И Военная коллегия по получении их может распоряжение учи­нить со всеми на основании конфирмованного доклада о формировании  II полков в Иркутске и Селенгинске. Касательно же до прочих четырех полков, в том докладе упомянутых, то формиро­вание их до времени оставить. 
Второе. По крайнему в Сибири недостатку в полевой артилле­рии определяется по приложенной здесь ведомости под литером «А» отправление (двум частям) учинить, из которых одной части с ее лошадьми, припасами и служителями полагается непремен­ные квартиры иметь в Омске, а другой - в Селенгинске.
На от­правление же обеих частей потребно чрезвычайной суммы десять тысяч рублей, из которой, что в остатке будет, для содержания их под прикрытием в обоих назначенных к стоянке им местах сде­лать сараи и обнести рвом. 
II Третье. Прикомандировать к находящемуся в Сибири гене­ралитету еще одного генерал-майора, и представляется к тому, яко весьма в тех сторонах сведущий, генерал-майор Якобий к причислению в военный армейский штат.
Квартиры всему назначенному в Сибири генералитету назначаются: генерал-поручику - в Омске или где обстоятельства потребуют; одному генерал-майо­ру - в Петропавловской; другому - в Усть-Каменогорской; тре­тьему - в Омской крепости; четвертому - в Селенгинске. 
|| Четвертое. А чтоб полки больше в совокуплении держаны и всегда готовыми к учинению надлежащего отпора и предприятия находились, а не в разволочке по форпостам таким образом, что ни к обороне, ни к защищению неспособными, Военной коллегии там командующему генералитету от себя подтверждение и настав­ление дать.
Не меньше же и о том, чтоб отправляемая полевая артиллерия с ее служителями без крайней нужды не по клочкам, но каждая часть вместе для нужного случая находилась. 
Пятое. Селенгинск обнести земляным рвом и, где полевая ар­тиллерия постановлена будет, сделать небольшое особливое земля­ное укрепление. А гарнизону определить два батальона на осно­вании прочих гарнизонных пограничных батальонов, в числе ко­торых один формировать вновь, а другой перевести из назначен­ных двух батальонов гарнизонных в Иркутске и определить туда из штаб-офицеров комендантом с определенным жалованьем май­орским по штату из воинской суммы.
Из сего же селенгинского гарнизона для содержания караулов посылать на Кяхту, или Кударинскую слободу, в Канский и Удинский остроги по одной ро­те. И в сих трех местах назначенному коменданту быть у селен­гинского в команде, а сему - у иркутского, которому и всех про­чих, назначенных в Иркутской губернии, в своем департаменте иметь, и (им) уже не быть в команде у тобольского, и иркутскому коменданту быть обер-комендантом полковничьего содержания из воинской суммы в штате. 
Шестое. А как по полученному описанию майора || Тевешова и по мнению господина сенатора Соймонова, близ Кяхтинского форпоста на реке Чикое при Кударинской слободе (которое место по положению и по водяной коммуникации за способнейшее и от неприятелей к защищению за безопасное полагается, где уже и немалое заведенное селение, и которое против прочих на тех ди­станциях гористых мест к проходу способнее и за пас почтено быть может) следует быть укреплению.
То полагается ту слободу до времени обнести рвом и полисадами, а по углам сделать реду­ты земляные же со рвом и поставить на них пушки, что тамошни­ми жителями и солдатами сделано быть может в одно лето.
На строение ж комендантского дома, будок, гауптвахты, рогаток и прочих караулен определить три тысячи рублей. Назначенному ж на Кяхте коменданту переехать в оную вновь учреждаемую крепость.
А чтоб в случае нападения и жители защищаться мог­ли, то, сочиня им всем, в том месте могущим употребленными быть под ружьем, список, командирам в случае такого обстоятель­ства назначить каждому место, которое каждый из них защищать должен, и для того до тысячи ружей переслать из арсеналов здеш­них туда и жителям повестить, чтоб каждый имел к таковому случаю собственное ружье и лядунку.
А дабы они к сему при­учены были, поежегодно по одному сводить их на те места, где кому назначено, и, чтоб каждый стрелять умел, приучать. 
Седьмое. По мнению ж оного сенатора и инженер-офицеров близ Она на реки и деревни Акшинской укреплению быть следует потому, что около тех мест в обе стороны к проходу внутрь грани­цы способные места, через которые соседние неприятельские пар­тии по большей части и прежде нередко проходили, а особливо в 1756 году воровская партия, въехав внутрь границы, немалое ра­зорение причинила.
По сим обстоятельствам признается в оном месте, которое расстояние от Кяхты шестьсот двадцать семь верст, вместо им назначенной крепости, жилище также обнести рвом и полисадником и сделать земляные редуты, на которых поставить пушки, определить и щислять там коменданта майорского окла­да, так как и прочим, из воинской суммы.
А гарнизон в две роты определить из селенгннского гарнизона. На построение ж там ро­гаток, будок, гауптвахты, караулен, палисада и комендатского дома определить следует три тысячи рублей. 
Восьмое. Нерчинск, по мнению реченного ж сенатора и по сви­детельству майора Тевешова, за положением места, что оный завод окружен весь горами, укреплять не следует. Итак, для случая неприятельского нападения на лежащих вокруг горах, которые его защищать могут, сделать редуты и в них поставить по две пушки, что всегда к непропущению неприятеля между гор довольно обороною быть может. 
Девятое. А как по представленным пограничным картам и имеющимся известиям, от Аргуны до Кяхты все границы по боль­шей части окружены горами, в которых уже такие укрепления делают, что большим числом войск с тягостью никакой способности войти нет, то следует только командирам военным укрепить проходы форпостами, для безопасности которых и сделать небольшие острожки, каковые уже в Сибири во многих местах есть || по Иртышской и Сибирской линиям.
А иметь в резерве, как выше объявлено, полки совокупные, которые, будучи регулярные, всегда то число, какое бы и пройти сквозь пасы могло, выгнать в состоя­нии. А для разъездов и лучшей от воровских набегов безопасности определить пристойные от легких войск партии, которые как в тех острогах защищаться, так и в случае прохода неприятеля известия без потери времени подавать могут. 
Десятое. А как на содержание жалованьем, провиантом и про­чим учреждающих вышереченных одного карабинерного, двух пе­хотных полков, одного обер-коменданта, двух комендантов и одного пограничного батальона ежегодной суммы потребно сто шестьдесят семь тысяч девятьсот девять рублей пятьдесят одна копейка, то не повелено ли будет с будущего года из прибылей в подушный оклад ассигновать оную в главный комиссариат и при­числить к военной сумме, на которой сии, как и прочив войска, содержаны будут.
На учреждение тех трех полков, хотя по именному указу и оп­ределено на первый случай отпустить из Колывано-Воскресенских заводов двести пятьдесят тысяч рублей, но как отпускается ныне из наличных только восемьдесят тысяч рублей, а остальные оный завод за оказавшимися в переделе тамошней меди в поведенную новую сибирскую монету затруднениями и остановками отпустить не может.
Необходимость же в них настоит такая, что без полу­чения остановка в учреждении последует, то не повелено ли будет из каких других мест еще на настоящий случай к тем отпущен­ным восьмидесяти тысячам хотя сто тысяч рублей в то положе­ние отпустить, из которых II потребное число на отправление ар­тиллерии - десять тысяч рублей, да на построение вышеобъявленных комендантских домов и прочего - шесть тысяч рублей, а остальные для учреждения того батальона и полков и для их от­правления употребляются; эту сумму в сто тысяч рублей отдать в диспозицию Военной коллегии.
Для изыскания сей необходимо нужной суммы (ста тысяч рублей) собрание рассудило пригласить генерал-квартирмейстера князя Вяземского как исправляющего должность генерал-проку­рора и с ним пересоветоваться, из каких бы государственных доходов оная сумма могла отпущена быть на вышепоказанную надобность.
Вследствие чего упомянутый генерал-квартирмейстер князь Вяземской в бывшее 2 числа сего октября собрание действи­тельно приглашен был и объявил, что вышеозначенная сумма - сто тысяч рублей - по случаю настоящей нужды отпущена быть может, а именно: в Москве - пятьдесят пять тысяч, да в Екате­ринбурге - сорок пять тысяч рублей, ежели только высочайшее вашего императорского величества соизволение на то воспоследует.
4. Напоследок собрание имело рассуждение, что хотя по просшедшему о некоторого времени с китайцами несогласию и ока­зываемой ими доныне грубости и чрезмерной гордости и были де­ланы от них некоторые покушения, клонящиеся к огорчению здешней стороны, в той иногда надежде, что сибирские границы обнажены и без всякой почти защиты находятся, но чтоб они действительно отважились с Россией войну начать, того по многим для них неудобностям нечаятельно.
Однако для переда и нечаян­ных случаев в здешнюю предосторожность потребные меры при­нять и не безнужно. Но между тем, пока Сибирский край в над­лежащее оборонительное состояние приведен будет, стараться надобно, чтоб чинимые в ту предосторожность распоряжения, сколько возможно, деланы были без огласки, дабы темп приготов­лениями китайцев рановременно не раздражить, а поелику воз­можно меры употребить к приласканию их до времени.
А понеже наперед сего с китайской стороны неоднократно отзывы были, чтоб на место генерал-майора и селенгинского ко­менданта Якобии с здешней стороны другая персона знатного чи­на определена была.
А ныне находится в тамошнем крае генерал-поручик Шпрингер, то собрание за нужное признает отправить ныне к оному генерал-поручику ваш императорского величества указ, предписав ему, чтоб он письменно отозвался к китайским пограничным управителям о своем к пограничной команде опре­делении и что ему от вашего императорского величества именно поручено имеющийся между Российской империей и Китайским государством вечного мира трактат и пограничное спокойствие наблюдать, к чему он со своей стороны и старания прилагать не оставит, а того же равномерно и с их стороны требует.
Представ­ляя им впрочем, II что как прежде не было тут без посредственных между обеими империями границ, по разделению их Зенгорским в средине владением, с коим однако Россия не имела никаких споров, то ныне дабы равномерно и между самими империями из­бежать всяких хлопот и споров, кои бы доброму соседству и согла­сию их опорствовать могли, получил он от двора вашего импера­торского величества при отправлении своем к команде точное и именное повеление уведомить китайскую сторону о склонности оного к полюбовному вновь разделению границ.
И есть ли на то взаимность их оказана и с их стороны комиссары к тому делу действительно назначены будут, то равномерно и с российской таковые же тотчас по получении от него известия определены быть имеют.
При сем же случае может он в пристойных терминах упомянуть и о произвождении по-прежнему на Кяхте торга.
Такой указ к генерал-поручику Шпрингеру ныне отправить собрание признает для того нужным, что китайцы, без сомнения, почтут себе за удовольствие определение командиром на границе упомянутого Шпрингера и не оставят со своей стороны к нему на то ответствовать и о чем-либо до пограничных дел касающемся отозваться.
А притом, может быть, и торг по-прежнему на Кяхте восстановят, да и спокойными на некоторое время останутся, и тогда, по усмотрению обстоятельств, можно будет здесь и согласную резолюцию предпринять.
|| И если сии всеподданейшие пред­ставления удостоятся высочайшей вашего императорского вели­чества апробации, то согласно с оными, как здесь в надлежащих местах, сообщено, так и указы, куда потребно, отправлены бу­дут.
В Санкт-Петербурге, октября 4 дня 1764 года.
Оригинальный подписан по сему: А. Вилбоа, Н. Панин, граф За­хар Чернышев, граф Эрнст Миних, князь Александр Голицын, Ганс Веймарн, Адам Олсуфьев.

(Отношение) главного пограничного командира Шпрингера.

Его богдыханова величества китайского по указу определенным мунгалъским пограничным управителям письмо.

II Ее императорское величество самодержица всероссийская, моя всемилостивейшая государыня, высочайше соизволя меня оп­ределить здесь главным пограничным комендантом, при сем определении именно мне от ее императорского величества поручено имеющийся между Российской империей и Китайским государст­вом вечного мира трактат, соседственную дружбу и пограничное спокойствие наблюдать.
Итак, я, сим письмом дружески уведом­ляя вас о вышеозначенном ее императорского величества соизво­лении, уверяю, что я в силе того данного мне высочайшего пове­ления не премину с моей стороны всевозможное прилагать стара­ние ко всему тому, что к пользе и тишине обоих высоких госу­дарств и к благополучию их подданных касаться может.
Уповаю же напротив того, что и с вашей стороны, равно как и от всех от его богдыханова величества определенных пограничных управи­телей, тому соответствовано будет.
При сем же случае еще дружески уведомляю вас, что понеже до сего времени не было || еще точного установления между Рос­сийской империей и Китайским государством границ, по разделению оных Зенгорским в средине владением, с коим однако Россия не имела никаких споров, то ныне, дабы равномерно и между са­мими империями избежать всяких хлопот и споров, кои бы добро­му соседству и согласию их опорствовать могли, получил я от дво­ра ее императорского величества при отправлении своем сюда точное и именное повеление уведомить через вас богдыханово ве­личество о склонности высочайшего моего двора к полюбовному в тех местах разделению границ.
И если на то взаимная склон­ность и со стороны богдыханова величества оказана и комиссары к тому делу действительно назначены будут, то равномерно и с российской стороны таковые же комиссары тотчас по получении о том от меня известия определены быть имеют.
Впрочем небезызвестно мне, что при границе на Кяхте, через несколько лет в силе трактата вечного мира, производим был меж­ду поддаными обоих высоких дворов к общей их пользе торг. А незадолго до прибытия моего сюда тот торг на Кяхте с вашей стороны пресечен, и через то доныне обеих сторон подданные без­винно лишаются бывшей II до того времени выгодной для них тор­говли.
А как я с моей стороны при наблюдении соседственной дружбы и пограничного спокойствия желаю, дабы между тем, по­ка пограничные дела через полюбовное соглашение в надлежащий порядок приведены будут, подданные обеих сторон, наслаждаясь покоем, могли пользоваться и дозволенными свято постановлен­ным трактатом выгодностями по-прежнему, то уповаю, что и с вашей стороны равномерное о том употреблено будет старание.
И на все вышеписанное ожидаю от вас, моих приятелей, дру­жеского уведомления для донесения высочайшему моему двору.
Для того сие письмо послано. Во уверение же рукою моею под­писываю и печатью утверждаю:
Генваря 8 дня 1765 года. Иртышской линии крепость Омская. 
Иван Шпрингер.

Указ Екатерины II генерал-поручику Шпрингеру.

II Рапорт ваш от 21 минувшего июля здесь, в коллегии, на сих только днях исправно получен, на который, касательно до по­лученного вами через посланного из Оренбурга переводчика Ара­пова известия о намерении Аблай-султана к учинению на наши границы набегов, следующее вам в ответ объявляется.
Как сии народы, против регулярных войск которых вы теперь к защищению и закрытию границ весьма довольно имеете, не толь­ко отнюдь не страшны, но при порядочном распоряжении, какое Военная коллегия, несомненно, надеется, что вы, господин гене­рал-поручик и кавалер, конечно, на все подобные случаи приня­ли, от одного регулярного эскадрона с пушкой дрогнут и оному противостоять не могут, то и зависит только от того, чтоб все вам вверенное войско, сколько возможно, в совокупности и в таком исправном состоянии находилось, чтобы по начатии от киргизцев наималейшего неприятельского действия тотчас командировать некоторое число по рассмотрению вашему регулярного войска с пушками и велеть такое их сборище тотчас разогнать || и разбить.
И таким образом их за дерзость достойно наказать так, чтоб впредь они вас беспокоить отнюдь и не отваживались.
Впрочем коллегия апробует то, что вы следующую из Исецкой провинции на смену прежним, на линии находящимся, башкирцам башкирскую в сто двадцать человек новую команду до времени оставили в Пресногорьковской крепости.
Равномерно и то, что вы по прибытии из Уфимской провинции башкирской коман­ды на смену прежним башкирцам, из пятисот человек состоящей, оную вообще с прежнею командою в толиком же числе на линии оставить и по тем местам, где опасность есть, расположить наме­рены.
Когда ж сия опасность минует и по усмотрению вашему в таком великом числе вам более нужды не будет, то имеющие обе сии команды, оставя пришедших им на смену, отпустить в их жилища и в коллегию рапортовать.
В Санкт-Петербурге, сентября 8 дня 1769 года.
Граф Захар Чернышев.
Секретарь Иван Петухов.

Указ Екатерины II генерал-поручику де’Колонгу.

II Прилагаются при сем копии с перевода, учиненного здесь с листа из китайского трибунала о калмыках в ответ на здешней от 9 марта минувшего 1772 года и с отправленного ныне в их трибунал нового, как для вашего сведения, так и соображения ваших разведаний в находящейся в соседстве с препорученною страже вашей стороною киргиз-кайсацкой Средней орде, которая в рас­суждении настоящего пребывания мест изменивших калмыков равным образом непосредственное с ними сообщение иметь мо­жет.
А на рапорты ваши от 10 июля и 30 ноября того ж 1772 года о выбежавших в Усть-Каменогорскую крепость десяти человеках из оных калмыков следующее вам в резолюции объявляется.
Содержание сих выходцев в Сибири, а особливо при умножаю­щемся, может быть, впредь числе, будучи совсем неудобно, неко­торым образом нужным делает отправление их на Волгу к оставшимся там их однородцам.
Но притом встречается и основатель­ное сомнение, чтоб они не причинили в них разврата и не возбу­дили и последних калмыков, в здешнем подданстве находящихся, на измену и на побег, равно как и первым || сии мысли внушены от бывших между ними зенгорцев.
Таким образом, чтоб не были оные вышедшие калмыки, да и впредь выходящие при оставлении их в Сибири в тягость вам и прочим тамошним начальникам, требуют они по состоянию своему и обстоятельствам самого ближайшего присмотра.
Но чтоб однако же, где бы ни находились, но были же и в состоянии производить вреда. Имеете вы как сих отправить, так и впредь будущих отсы­лать за препровождением по линиям в Оренбург к тамошнему гу­бернатору генерал-поручику Рейнсдорпу, снабжая их нужным в дорогу пропитанием и сказывая им, что они возвращены будут на прежние их места, а губернатору в то же время сообщать копии и с допросов их, каковые вам всегда и сюда присылать надлежит.
По доставлении же их в Оренбург имеет с ними губернатор по­ступать по данным ему особливым наставлениям. И о чем о всем вы единственно для того уведомляетесь, чтоб при случае каждого нового из калмыков выхода и как они не всегда тотчас далее от­правлены быть могут обратили между тем вы примечания ваши на различение из них надежных от безнадежных и не сыщутся ли в числе их иногда и нарочно подосланные.
И о том також-де гу­бернатору сообщали для его употребления. Впрочем такие вам 'I предписания требуют крайнего секрета, чтоб калмыков не отстрастить в здешнее подданство возвращаться.
И как усматривается здесь между другими из полученного при рапорте вашем от 30 ноября допроса, учиненного одному из выше­означенных десяти человек калмыков, будто захваченный изменниками капитан Дудин находится ныне у киргизов в неволе, а сей офицер, которого столь злополучная участь постигла, для службы ее императорского величества и по человечеству и по справедли­вости заслуживает, дабы удобовозможное о выручении его стара­ние употреблено было.
Потому наиточнейше и препоручается вам способом доброжелательных киргиз-кайсацских старшин и обеща­нием им достаточного награждения искать достовернейшие о нем, Дудине, известия получить, а когда уведомитесь, где и в чьих ру­ках он находится, действительно (надо) его выкупить.
Дан в Санкт-Петербурге, 1 июля 1773 года.
По именному ее императорского величества указу. Граф Н. Панин. Князь А. Голицын. 

Перевод с листа китайского трибунала.

Лист великого Тайцинского государства из Трибунала внешние провинции управляющего, посланный в Российский сенат.

II На посланный к вам в прошлом году отсюда лист о тургутах Убашие с товарищами, в котором от нас писано было к вам для ведома, что они с кочевьями своими по воле своей пришли в здеш­нее подданство, отвечаете вы листом своим, что вашему великому государству людей сих принимать не надлежит и прочее.
Мы по оному вашему листу докладывали высочайшему, вели­кому, святейшему государю, и его величество изволил повелеть следующее:
«В сем присланном из России листе вижу я одну несправедли­вость. Говорят они, российские, нимало неосновательно от того, что || доказательных слов лишились. Вы о деле оном отпишите к ним по порядку с изъяснением вразумительным». 
Мы, усердно сему повелению последуя, присланной лист ваш рассматривали. Пишите вы, что Тайшинскому государству при­нимать калмыков не надлежит, что калмыцкий хан-тайдзи в вер­ности у вас присягал, что о бытии калмыцкого хан-тайдзи со все­ми его людьми под правлением Российского государства известно быть может и что во всех проницающих истину и справедливость государствах и княжествах принимать во владение себе чужих подданных людей обычая нет, все следуют справедливости, сохра­няют мирное согласие, ведая, что без всего сего происходят в Поднебесной войны и брани неукротимые, не поживут люди в покое во всем веке.
II Вот сии ваши слова совсем некстати. Например, ваше Рос­сийское государство ныне с Конкорским государством каждый год войну имеет, так думать и надобно, что вы справедливость нару­шили, мир не соблюли.
Тургутской хан Убаши с прочими от век составляют из себя особое княжество, содержат закон суаянской, обычая с вашими русскими разного, были совсем не ваши подданные. Но потом, как пришли к вам в Россию из Зенгории, то у вас во времена прежние видно, что содержали их хорошо, а после государство ваше, не имея достатка к содержанию их, при­вело их в крайнее изнеможение и бедность, да притом еще с них же брали пошлины, посылали их на войны и службы.
Несносно им стало очень, принуждены уже искать избавления своей жиз­ни, взяли с собою народа || столь много тысяч, шли в трудах и из­нурениях далеко, стремились к Или и, дошедши, вызвались, что желают быть у нашего высочайшего, великого, святейшего госу­даря рабами.
Таким образом, в подданство здешнее вошли они по своей воле. Наш высочайший, великий, святейший государь есть всея Под­небесные государь главный, милосердием только всех одушевлен­ных милует и исправляет, не берет к себе людей владений сторон­них силою никогда, нет совсем у его величества определения отвергать прочь и лишать свободного жития людей таких, кои, бу­дучи в изнеможении, просят избавления, желают быть рабами и приходят в подданство по своей воле.
Почему и Убаше с прочи­ми, когда пришли они с прошением, оказал его величество, высо­чайший и святейший государь наш, милосердие. II Посылал тогда к илийскому дзянгюню указ, повелел их принять и привезти главных тайдзиев в летний свой дворец, допустил оных воззреть на небесную свою светлость, оказал милости оным разные, еще пожаловал всем им множество серебра и множество скота, восста­новил их жить достаточно навеки, поселил с семьями на кочевьях хороших.
Смотрите вы с рассуждением, когда бы сии люди, с таким прошением пришедшие, не были приняты, пришлось бы им от голода умирать только. Как возможно отвергнуть их, не сжалясь?
Вы, буде бы, подлинно могли содержать их на пропитании, не чинить пм поборов, налогов и прочего напрасного разорения, че­го бы не жить им в покое и прокладе?
Чем бы принуждены были, взявши жен || и детей, вдаваться трудам мучительным, идти далеко, стремиться дойти до Или? Говорите вы теперь, будто под­говорили их лукавые пронырщики, кои между ними были.
Поду­майте, подговорить можно только число людей самое малое, а их многие тысячи, да и с семействами. Как можно словами одного- двух лукавых поднятыми быть в слепое движение на побег и уда­ление?
Сверх сего, можно бы еще вам говорить, (что) в скорости до­гнать было невозможно, если бы побежало их от вас из России число малое, но многие тысячи с семьями, отчего же догнать невозможно и упустить вовсе?
Вот как явно, что всегда вы были содержать их на пропитании, но в состоянии, а притом, когда они побежали, не было у вас силы управиться с ними за случившеюся с другим владением войною, выпустили, || смотря глазами.
Гово­рите вы еще, когда-нибудь назад они будут. Наш великий, свя­тейшей государь оказал им милости неисчетные. На проходе они от хазаков хотя ограблены, но ныне по милости его величества живут все во всяком изобилии.
Отчего же им идти опять к вам, искать у вас себе казни? Пусть человека два к вам отскочат, но мы, их не допустя до вашего государства, схватим. А когда в ва­ши границы и войдут, мы однако ж требовать не станем: что в них нужды?
Вы же еще сказали теперь, будто наше великое государство не следует справедливости, не хранит мирного согласия. Подлин­но стыда вы не разумеете, сказали, не закрасневшись. Не смех ли воистину?
Написали вы, когда справедливость, всеобщее право, мир не будут соблюдаемы, война от сего, II брань последует не­престанная и люди не поживут в покое. Речь сия паче ни к чему непотребная, вот от вас же портиться мир хочет, но мы посмот­рим, как вы обращаться будете - войною ли, миром ли.
Что касается до Шерена и Лоуджанджапа, то ушли они к вам во время нашего завоевания Зенгорни. Правда, люди они винные и, если бы тогда попались нашим войскам в руки, давно бы нака­заны были жестоко. 
А как ныне сами они, в вине своей признав­шись, пришли сюда с покорностью собою, то если таких особых людей предать на смерть, сие не токмо милосердному его вели­чества святейшего государя истинному намерению, кое состоит в миловании всякого животного, противно, во впредь и никто из иностранных в подданство сюда II не придет, когда пришедших в подданство за дела прежние осуждать будем.
Столь несправедливо разве ваши российские поступать могут, а наше великое государ­ство не поступает так никогда. Больше можно знать, как всегда у вас дела исправляют, когда так вы сказали.
Говорите вы еще, что ин одного нашего мунгала принято у вас не было.
Речь сия и паче запаха в себе не и моет. Наши в четырех княжествах состоящие калки, в сорока девяти джасаках состоящие мунгалы, все снабжаемы от святейших всех государей вели­кими милостями, возвождаемы на ханские и ванские достоинства.
Каждый из ханов и ванов имеет под собою подданных, живет в довольствии, в изобилии, с радостью, с весельем. Отчего ж им, как б. вашим || тургутам, статься в принуждении идти в вашу сторону?
Не тверды ль, скажите, лица, когда с сим вы вызываетесь. Видно цепляетесь словами своими за пустое оттого, что говорить нечего стало. Паче чаяния, если по прошествии ста тысяч лет мунгал и два в вашу границу войдут, скажите подлинно ль вы не примете?
Теперь без ничего вы с такими пустыми словами вызываясь, ока­зываете свою твердость, но мы не токмо не оправдываем оную, а еще осуждаем вас. Говорите вы, что тургуты во время выхода своего взяли с со­бою ваших русских, мало почесть, как будет близко полтораста человек, просите, чтоб возвратить к вам оных.
Понятны нам ваши хитрые мысли.
Вы, узнавши, что тургутов II к вам уже не выда­дим, а как выдадим сих стольких людей, думаете, что из того по­лучше будет для лиц ваших. Тургуты, пришед к нам, о взятых с собою во время выхода из вашей России русских людях ваших ничего (что имеют у себя оных или нет) в трибунале нашем не объявили.
Почему знать нам о сем и неможно. Пусть пришли они сюда и с вашими людьми, но дорогою иные хазаками, бурутами от них отбиты, иные в болезнях померли. Хотя несколько у них и осталось, но нет здесь закона вновь такое дело исследовать.
Мы в прошлом году о тургутском Убаши с товарищами, как пришли они к нашему великому государству в подданство, лист к вам || для ведома послали, приняв в уважение, что вы от времени того года, который был желтой мыши, против прежнего ста­ли быть весьма почтительны к нам и благосклонны.
Уведомили мы вас о сем по наблюдению мирного согласия. И вам из сената напротив надлежало писать сюда ответ, основанный на почтении и благосклонности, держась истины и справедливости, но вы те­перь, не возмогши стыда своего преодолеть, ни о какой справедли­вости не говорите, да еще цепляетесь словами своими за пустое.
Сколь бесстыдно. Мы вместо вас стыдимся. До сего времени но причине, что вы в противность трактата искали одной всегда ко­рысти, остановляли мы производимый торг. А как в году желтой мыши || произошла от вашего места к нам неоднократная с почте­нием и благосклонностью просьба, в то время по докладу нашему великий, святейший государь из милости своей торгу быть дозволил.
Немного прошло сему времени, а вы опять торопко вид такой в листе своем оказали, на коем значится не одно хотение ваше в разрушению мира, но еще прямо ищете остановить торг и купечество. Какая ж выйдет из того польза?
Мы вместо вас думаем.
Первое. Гладите вы так словами на закрытие лиц ваших по необходимости, что и подлинно говорить вам нечего.
Второе. Думаете, что тургуты знают совершенно места ваши, || что имеете на северном краю войну, и чтобы мы, употребляя их, не взглянули на вас искоса.
Но не думайте вы так, когда два государства столь много лет в мирном согласии, нет здесь обычая по приходу нескольких пе­ребежчиков портить мирное согласие. Великий, святейший госу­дарь наш того только и желает, как бы всякому животному доста­вить жизнь спокойную, а не изнуренную. Почто вы рано так мыслями своими мечетесь и еще, оказывая обращение смелое, го­ворите бесстыдно?
Как бы то ни было, а мирное согласие весьма нужно, надлежит соблюдать оное вечно, буде хотите вы испортить, ваша || воля, мы отнюдь предварять вас не будем.
Из трибунала мы о тургутском Убаши с прочими, что вошли сюда в подданство, послали к вам в сенат для ведома лист в седь­мой луне прошлого года. А сенат ваш, не зная что делать, по­мышлял и так и сяк до сего времени, да хотя и прислал в ответ лист свой, однако в оном не находится справедливости ни малой, говорено все непристойное.
Так ли, скажите, дела исправлять должно? Наш трибунал не подобен сим вашему сенату: как скоро ныне лист ваш получил, тотчас и ответ послал. И для того, получа вы II в сенате сей лист наш, подумайте про пользу или вред прилежно и, надумавши, присылайте ответ к нам вскоре, хотим мы посмотреть, как обращаться будете.
Ради сего послана небом возведенного - 37-го года, 8-й лу­ны, 1-го числа.
С подлинным переводом читал актуариус Антон Иванов.

Копия с ответного в китайский трибунал листа. 

II Его величества великих Азиатских стран императора, мо­нарха самовластнейшего, богдойского и китайского хана верхов­ным министрам и государственных дел управителям, в трибунале иностранного департамента управляющим.
Получа мы лист ваш, писанный по исчислению вашему 37-го года, 8-й луны, 1-го числа, в деле о калмыках, из державы ее им­ператорского величества, самодержицы всероссийской, нашей всемилостивейшей государыни побег учинивших, с сожалением из оного усмотрели, что вы, приняв наши мысли и рассуждения, по случаю сего происшествия вам предъявленные, по большей части, вопреки вдевшему намерению, в другом разуме употребили, и выражения, (употребленные) в ответе вашем, не могущие и не долженствующие иметь места в переписке между двумя дружест­венными державами.
Но честь ваша и справедливость требуют совокупно, чтобы вы лучшего о нас были мнения. Итак, в сем столь нужном намере­нии учиним мы ваши примечания на содержащиеся в листе ва­шем укоризны.
Сказали вы, что между всеми просвещенными государствами, областями и народами не только II в обыкновении есть, но и в твердом хранении чужих подданных не принимать и не присваи­вать. Инако настояла б в свете война повсеместная и род челове­ческий бедствовал бы и был в неустройстве бесконечном.
Сие и подлинно одно из главнейших начал и положений все­народных прав. Но вы, приличая оное за войну настоящую, кото­рую производит империя наша, обвиняете уже нас несправедли­востию.
Война есть зло иногда неизбежное.
Да и правило вышеозна­ченное имеет свои изъятия в рассуждении справедливой стороны, ибо необходимым образом оной всегда такою быть должно. Если и подчиненные люди не осуждаются, не выслушав их оп­равдания, тем паче себе равные, великим расстоянием разделен­ные, и в деле, к целой империи отношение имеющем, по одним гаданиям порицаемы быть не могут.
После сего, упоминая, что калмыки были пришельцы в Россию, вы присовокупляете к тому прежние заключения, вами учинен­ные, что они, конечно, навсегда у нас остались бы, если бы не принуждены были отлучиться по самой крайней необходимости, ибо недостатком в содержании, поборами с них пошлин и употреб­лением в походы и на службы были изнуряемы.
А чтоб их подго­ворили некоторые из них же развратники, тому II веры не подаете, представляя себе, что небольшое число склонить было бы можно на какие-либо особенные виды, а не многое тысячи на соглас­ный побег и удаление и которых мы, по вашему мнению, за про­должающеюся войною и удержать не в состоянии нашлось.
А между тем предъявляете со стороны вашей надежу, что они, кал­мыки, имея теперь во всем довольство, никогда к нам возвратить­ся не захотят, ответствуя сим будто на наше такого случая ожи­дание.
Правда, что калмыки были в России пришельцы, но назад тому с полтораста лет. Следовательно, все то, кои ныне побег и из­мену учинили, были здешние уроженцы и, беспрекословно, здеш­ние подданные.
Жили же они в державе Российской империи в довольствии и без всякого изнурения и никаких поборов не пла­тили, а только что иногда на службу наряжались. Но и ваши поданные, конечно, в том же употребляются, да н везде такое обык­новение.
Мы и еще повторяем, что, конечно, по одним ковам и ухищрениям некоторых из своих начальников они возмутились. Сколько сие обстоятельство ни кажется вам невероятным, но оное однако ж подлинно.
И чем наилучшим образом и доказывается, сколь велика власть оставляема была собственному калмыцкого народа правительству, II поступившему на такое в самом деле от­важное предприятие единственно по неограниченному честолю­бию, возмечтали те, кои оное составляли, по побеге учиниться важнейшими.
Прилично здесь же приметить, что мы никогда к вам не писа­ли, будто назад калмык ожидаем всех вообще. Конечно, вообра­жается недостойным их начальникам во всем существе сделанное преступление, а сказали только, что калмыки сожалеть могут об отлучении своем из здешней империи.
И сие рассуждение тем сходственнее с истиною, что в заговоре, как и выше сказано, было число малое, а прочие поневоле долженствовали повиновать­ся и оставить природные свои места, а многие и родственников.
Признаемся мы, что не могли удержать калмыков от измены и побега действительно за небытностью в их краю войск, но не по причине производимой нами войны, а для того, что, где калмыки жили, они ж сами составляли защищение и войско.
Почему и нуж­ды не было содержать там другие силы по надеянию на их вер­ность, основанную на тех пользах и выгодностях, кои они при столь свободной жизни непременным образом иметь могли и дей­ствительно имели.
Пускай, мы соглашаемся, не могло стерпеть человеколюбие ваше видеть их погибающих после долгого и томительного стран­ствования и что на сем основании || дали вы сим отчаянным беглецам и убежище в ваших пределах, но не довольствоваться про­стым сего убеждения повествованием, когда вы почтить нас не хотели непосредственным истребованием, чтоб мы их вам фор­мально уступили.
А прибавлять к тому рассуждения, оправды­вающие изменников, и казаться подавать им совершенную веру есть чувствительно трогать почтительную державу, которая со своей стороны всякое к вашему государству хранит уважение.
Предъявлять же еще притом и право иметь предпринимать все, что ни рассудится за благо, следовательно, и людей всякого звания, породы и земель себе присваивать одною собственною властию есть всю вселенную мнить иметь в своем повиновении.
Сам вопрос, сделанный со стороны вашей, не будем ли мы об­ращаться войною и с обвинением притом, будто мы уже мир пор­тить хотим, собственное ваше признание содержит, что для Российской империи ваши определения непреложным правилом и уставом служить не могут.
Но мы, напротив того, отнюдь не нару­шили и не нарушаем мира и доброго согласия, сказав вам, что по соседственной между обеими империями дружбе имели основательную причину ожидать совсем другого от вас поведения в рассуждении наших изменников калмыков, нежели каким вы хвалитесь, или, по крайней мере, умереннейших II отзывов, нежели ка­ким дано нам знать о принятии их в ваше подданство.
Противно вам також-де было и учиненное нами уподобление мунгал калмыкам. Для чего, не ответствуя прямо, чтоб вы в та­ком случае делать стали и каких бы от нас снисхождений пожелали, если бы не калмыки к вам перебежали, а мунгалы, ваши подданные, к нам, говорите только, что сего никогда статься не может.
Но недовольно сего, присовокупляете к тому еще и насмешливым вопрос, требуя, чтоб мы вам сказали, если по прошест­вии ста тысяч лет один или два мунгала в наши границы войдут, подлинно ль их не примем.
Мы не знаем о времени, толико от нашего века отдаленном, а о настоящем со всею достоверностью нам сказываем, что весьма часто подданные ваши, в нашу сторону перебегающие, по силе настоящего трактата назад возвращаются и о чем, буде не притворяетесь но ведать, спросите ваших погра­ничных начальников.
Как бы то ни было, мы однако ж никогда не ожидали, чтоб нам отказали в возвращении захваченных калмыками изменни­ками россиян. Воспримите с дружеским вниманием повторяемое через сие о том наше требование.
Весьма ошибаетесь, мня, будто мы домогаемся их выдачи из честолюбия, совсем нет. И можно ли почитать воздаянием получение нескольких || десятков за потерю многих тысяч народа? Единственно жалость и человечность нас к тому убеждают, ибо воображение настоящего их состояния, как отлученных от отечества, отчаявшихся видеть своих родственни­ков и терпящих тяжкую неволю, долженствует и претвердое серд­це тронуть.
Ежели во время шествия калмыков к вашим грани­цам многие из них погибли и живота лишились, могли однако же я поныне некоторые в их руках остаться. Ежели калмыки, пришед к вам, не сказали о них, но ныне находитесь в состоянии спросить и исторгнуть из зверских их челюстей столь несправед­ливую добычу.
Говорите вы, наконец, что у вас нет закона вновь в сем деле вступать в исследование. Но закон естественный, основанный на внутренних чувствованиях, источник всех гражданских законов, да послужит вам первым к тому утверждением.
А во-вторых, когда теперь калмыки в вашей зависимости, то и самый между обоими государствами продолжающийся трактат выручение и возвраще­ние сих несчастных людей предписывает и определяет.
О взаимной коммерции вы також-де не обошлись без приме­чания, изъясняя с подробностью, будто оная остановлена была (из)-за искания нами в противность трактата одной корысти и паки разрешена по вашему II прошению.
А из последнего нашего листа видно, аки бы мы не только мир разрушить хотим, во и пря­мо ищем остановить торг и купечество, будучи вам угодно признавать сей лист не содержащим в себе никакой справедливости и без всякой дельности, а по вашему мнению, долженствовали мы однако же с почтением и благосклонностью ответствовать на ваш, коим подано уведомление о вступлении калмыков в ваше подданство.
Взаимная торговля подлинно остановлена была вами в отмщение за дозволение со стороны нашей убежища некоторому небольшому числу из зенгорцов, прежде нежели оные вами покорены были. А теперь вы сами между другим отзываетесь, что дружба важнее и полезнее, нежели чтоб оная для перебежчиков нарушаема быть могла. Поведение наше в сем случае отнюдь и не значило искания корысти.
Вы не хотели ныне отвергнуть прямых наших изменников, для чего ж тогда мы не могли принять свободных и в вашей зависимости еще не бывших людей и в числе несравненно меньшем, спасавшихся от крайней своей погибели?
Мы не имеем затруднения согласиться с вами и подтвердить ваше предъявление, что и остановленная вами торговля прежнее течение и производство восприняла по нашему искательству и прошению.
Конечно, обращается в том польза здешних подданных, но равным...

Источник:
Валиханов Ч. Ч. Собрание сочинений в пяти томах. Том 4 – Алма-Ата, Главная редакция Казахской советской энциклопедии, 1985, 2-е издание дополненное и переработанное, стр. 210 - 234.