"Из вершин Кокчар, близ северного склона Тянь-Шаня, берет начало река Нарын, составляющая самый значительный по протяжению и по обилию воды из притоков реки Сыр-Дарьи, или Сейхуна, а с возвышенности Торгат, где лежит горное озеро Чадыркуль, под меридианом Кашгара, берет начало один из наибольших истоков Эргола - Кокшал. Течение Нарына вырывает глубокое корыто и разделяет Тянь-Шань на две ветви. Кокшал делает то же самое на южном склоне по диагонали. Между этими двумя точками, истоками Нарына и Кокшала, лежит возвышенная холодная горная страна Сырт. Пути сообщения, ведущие в Малую Бухарию, можно разделить на внешние и внутренние; первые идут из соседственных стран Азии через горные хребты, окружающие эту часть Китайской империи с севера, с запада и юга, проходят ущельями Тянь-Шаня, Болора и Куэнлуня, а потому рассмотрим сначала Тянь-Шань в отношении дорог, через него проходящих."

Валиханов Ч. Ч. Собрание сочинений в пяти томах. Том 4. 

Глава 3.

Обозрение местоположения степи киргизской.

Общее примечание о местоположении.

Местоположение степи Киргизской с ее окружностями соответствует или, лучше сказать, повинуется положению гор, которые или по собственной возвышенности, или по своему содержанию делают в здешней природе различные и каждому месту особенно свойственные перемены, имеющие влияние и на самые произведения.
Вообще землю сию разделить можно на 4 главные, так сказать, удела, или полосы, во многих обстоятельствах между собою различествующие. Первая из них, начинаясь от гор Общего Сырта на юг, представляет покатистый склон. Она вмещает в себе все пространство до полосы песков и может быть названа юго-западною покатостью гор Уральских.
Вторая, простираясь от реки Тобол до Иртыша, составляет продолжение низких степей, известных в пределах России под именем Барабинских, Ишимских, или Абаканских, и назовется здесь низкою. Третья, лежащая посредине всей степи, начиная с запада от продолжениия гор Уральских и прилегая на восток к горам Алтайским; она по ее возвышенности заслуживает наименование нагорной.
Четвертая, занимающая всю южную часть степи, заключает беспрерывные песчаные пространства, почему от самих жителей носит название песчаной. Главные или высочайшие нагорные в кряже Уральском пункты, находящиеся около вершин реки Урал, от поверхности Каспийского моря, как известно из сделанных наблюдений, возвышаются до 350 сажен, а от сего и вся Оренбургская губерния, в отношении к окружающим ее странам, лежит гораздо выше, и в рассуждении естественных произведений противу многих земель, находящихся под тою же параллелью, представляет многие отличия.

Юго-западная покатость гор Уральских.

Сия возвышенность по мере удаления от главных пунктов Уральского кряжа и по своему наклонению самую губернию разделяет на естественные уделы, или части, особенное свойство имеющие. Примечательнейшие из сих уделов, в отношении степи Киргизской, есть те, которые лежат по направлению отрога гор Общего Сырта, простирающего ветви свои на запад, даже до реки Волга.
На юг отклоняются от него небольшие возвышения, которые, соответствуя замечанию, помещенному при описании гор, могут быть признаны за окончательный склон Уральского кряжа на юго-запад к Каспийскому морю. Речки, стекающие с сих возвышений к ровным степям, или превращаясь в стоячие ямины, теряются в подземных водорытвинах, как, например, Уленты-Чидерта; или разливают воду свою в плоских низменностях по озерам и болотам, заросшим камышом, каковы суть Тайсуйган-Каракуль и Камыш-Самара; а иногда в озера чистые, соленые, как Тянтякшур, Ельтонское и проч.
Вся сия часть земли, начиная от вершины гор Общего Сырта, в местоположении содержит многие отличия, ей одной только свойственные; она, будучи взята вообще, представляет самую пологую наклонность противу всех прочих Уральских гор.
Сначала, или по северной ее стороне, видны на ней только холмистые угорья, которые потом превращаются в голые возвышенные степи; а сии, чем далее отклоняются к полудню, тем становятся площе и безводнее, исключая только некоторых долин, по коим текут реки Узени, Урал, Уил, Куил, Хобда и Илек.
При окончании находятся пески и солонцевые равнины, почти горизонтальные северным плоским и камышом заросшим берегам Аральского и Каспийского морей. Полосу сию с севера ограничивает Общий Сырт, а для окончания оной на юг можно принять мысленную черту, начиная от реки Эмбы мимо озера Тайсуган-Каракуль до форпоста Котельного (Продолжение возвышенной степи до сего форпоста положено по назначению г-на Палласа, часть I, с. 549.), что на Урале, и оттуда чрез реку Узень прямо к Волге.
Путешественник, направлявший путь от севера, приведен будет, конечно, в удивление, когда при переезде чрез главный хребет Общего Сырта вместо красивых перелесков и тучных пажитей, усеянных по всей северной оного стороне, на южной тотчас увидит скудную только природу, вначале с обработанными кое-где полями и небольшими рощами, а далее преисполненную диким, унылым единообразием с изменяющимися видами трав, совсем для него новых и чуждых для пределов севера.
Почва земли состоит здесь по большей части из красной и желтой, смешанной с песком, сухой глины, пересекаемой небольшими полосами чернозема, особенно изобилующего к северной части, а далее к полудню, ежели и виден еще чернозем, происшедший от растений, то только или в глубине земной прерванными пластами и перемешанными с песком и глиною, или в лощинах рек, снабденных вообще богатыми лугами.
Между слоями глины в прибрежных возвышениях и в самой степи попадаются изредка морские разрушения и в малом числе рога и кости великих животных. Позднейшие механические преобразования земли, к которым весь сей скат принадлежит, составляют главнейшую причину такового в нем положения.
Покатость оного на полдень, подверженная сильнейшему действию солнечных лучей, и свойство желтой глины увеличивают здесь жар в большей степени, а чрез то твердая земля становится неспособною к растительности и причиняет перемену в видах растений.
Лес произрастает по большей части так называемый черный, близ хребта гор к югу становится он реже, показываясь только в лощинах на северной их покатости и около рек; к окончанию ж полосы его совсем невидно. От худой доброты почвы, фруктовые и прочие вновь сажаемые деревья здесь совсем не принимаются, будучи сверх оного истребляемы летом, в июне и июле, сильными ветрами, сопровождаемыми пылью и крутящимися вихрями, а зимою, в декабре и генваре, – снежными буранами, из коих первые, несутся с полудня, а последние, с севера, при жестоких морозах.
Впрочем, воздух в полосе сей вообще чист и здоров, земля в некоторых местах произрастают с избытком яровые хлебы.

Степь низкая.

Вторая полоса простирается от гор Уральских до реки Обь или вообще от запада к востоку между кряжами Уральским и Алтайским и представляет обширнейшую равнину или низменность, в которой лежит почти все Тобольская и часть Пермской губернии до самого Ледовитого моря.
Чтоб точнее изобразить ее положение, надобно обратить внимание к горам. Кряж Уральский, сколько ветвистое и постепенно склоняющееся имеет положение на западную сторону и к югу, столько же напротив скоро и не отделяя никаких достопримечательных и возвышенных отрослей опускается на восток.
Почему горизонт земли, к оной с сей стороны прилегающий, становится вдруг низким и почти ровным. То же самое видно и у западных склонов в отроге кряжа Алтайского, направляющегося между рекой Обью и Енисеем. Таковое положение земли, наклоненной притом несколько к северу, соделали, что все сие пространство избыточествует водою, которая от глубоких снегов и продолжительной зимы солнечною теплотою почти не осушается, а потому болота и бесчисленные озера повсеместно рассеяны в сей стране.
Влажность тем более бывает видна, чем севернее рассматривать станешь сию низменность; напротив, страна, лежащая к югу, изобилует оною в меньшем количестве. Сия то лощина в полуденной стороне той части России известна под именем степей Исетских, Ишимских, или Абаканских, Барабинских и Иртышских.
Та ее часть, которая лежит в степи Киргизской около российской границы, представляет только полуденный край всей лощины или, лучше сказать, переход ее из низких, водою изобильных местоположений, в сухие возвышения.
Окончание означенной полосы в степи назначить с точностью невозможно, потому что переход ее в места угористые почти неприметен; из общих известий примерно за предел ее принять можно проведенную линию, начиная от устья, в Тобол впадающей речки Каяти, на реке Ишим при повороте ее в полуночные страны, а оттуда на Ямышевскую крепость, лежащую на Иртыше или, справедливее, – на Семиполатную (Господин Паллас, часть II, книга 2, с. 160, пишет, что, не доезжая Ямышевской, песчаная долина приметно становится выше, так что и признает он за нижний осад гор, лежащих к вершине реки Иртыш, которые восприяли начало у Семиполатной крепости.
Поспелов, во время проезда в Ташкент, также примечает, что в продолжении 70 верст от Семиярского форпоста к полудню лежат степные места и намытые только пригорки.). Она частью возвышена песчано-глинистыми, с известью соединенными, плоскими гривами, иногда около рек нарочито крутыми, и вообще неспособными ни к произрастанию, ни для возделывания.
Прочие места состоят из низких обширных равнин, покрытых пластом иловатой песчано-глинистой земли и рассеянными разной величины рыбными озерами, кои окружены кустарником, камышом, небольшими болотами и влажными узкими лощинами.
Реки, которых здесь очень мало, протекают в низких, довольно обширных, мокрых равнинах, изобилующих хорошими лугами. В лощинах повсюду разбросаны рощи и перелески березового, осинового и частью соснового леса, которые по большей части склоняются от севера на юг продолговатыми борами.
От изобилия растений, земли в низменных равнинах довольно имеют чернозему и между неудобными местами выдаются полосы, совершенно способные к хлебопашеству. Все воды здешние содержат примесь поваренной и горькой сибирской соли, а иные из них состоят из соленого и горького тузлука и самой осадки.
В глубине земли много находят следов органических разрушений, целые раковины и в знатном числе большие, по уверению естествоиспытателей, буйволовые и слоновые кости. Воздух от многих болотистых мест и от испортившихся летом озер наносит многие болезни, а нередко и известную сибирскую язву. Зима, хотя продолжительна, но не жестока.
Впрочем, страна сия снабдена всеми для постоянной жизни нужными потребностями, которыми нередко даже пользуются и пограничные жители. Они каждогодно большими партиями, под прикрытием особенного конвоя, ходят сюда летом для богатых рыбных промыслов, стреляния дичи, собирания хмеля, а по зиме гоняются за зверьми: волками, зайцами и дикими свиньями. 

Степь нагорная.

Третья полоса степи Киргизской распространяется по обеим сторонам главного возвышения гор, направляющихся от запада или от вершины реки Тобола под разными положениями к востоку до реки Иртыш, прилегая на западе к продолжению кряжа Уральского, а на востоке – к Алтайскому, и которых склоны опускаются на север к описанной выше второй полосе, а на юг – к пескам или четвертой полосе. Нагорная полоса составляет собственный удел степи Киргизской, занимая всю ее средину.
Беспрерывные пустые, голые, безлесные и даже, можно сказать, дикие места, наполненные хребтовидными грядами и довольно высокими каменистыми горами, с распростирающимися повсюду около их или возвышенными холмистыми, или пониженными ровными степями, представляют единственное ее местоположение.
Почва земли по большей части состоит из пласта твердой глины, смешанной с песком и известью, и повсюду лежащей в небольшой глубине на каменном слою. Растений здесь недостаточно. По северной ее части произрастает наиболее ковыль Stipa, а к югу в изобилии, переменяющаяся в своих видах, юсань Artemisia.
Сплошного лесу совсем нет, а только в окрестности высоких гор и по северной покатости попадаются кое-где рассеянные деревья. По рекам, а особливо по Ишиму и Нуре, находятся наносные весеннею водою иловато-черноземные пласты, способные для произращения хорошей однолетней жатвы.
Вся сия страна вообще безводна. Реки, вытекающие из возвышенных пунктов, составляющих как бы особые водохранилища и разделенные между собою большим расстоянием, летом воды имеют здесь весьма мало и превращаются в озера, а многие из них совсем иссыхают.
Изредка рассеянные по сему пространству стоячие водяные ямы и заросшие камышом и ситником болотистые равнины, так как и все воды, более или менее вмещают в себе вкус солено-горький. Колодцы отыскиваются всегда в местах низменных, и то около одних солонцов.
Жар простирается чрез все лето от 25 до 30 градусов в тени по Реомюрову термометру. Напротив, зима, от свойства сухой глины, изобилующей солями и селитреными частицами, свирепствует столько жестоко, что киргизцы никак не могут оставаться здесь кочевать, не подвергая себя опасности лишиться своего скота.
В месяце мае и в сентябре дуют по сей полосе периодические ветры и наносят весною бури, а осенью – морозы и снег. В прочие времена года погода постоянна, дождей не бывает, воздух вообще сух, тонок и даже проницателен; о прочих переменах, замеченных в сей стране, и о предосторожностях, нужных в проезде чрез оные для соблюдения здоровья, мы говорили в нашем журнале. А теперь прибавим только теперь некоторые замечания о причине безводья.

Краткое рассуждение о безводии.

С одной стороны происходит оно оттого, что вся сия полоса, как уже было видно из описания гор, пред прочими частями степи Киргизской в горизонте своем возвышена, и хотя горы сии плоски, но в недрах своих повсюду вмещают близкий к поверхности земли пласт твердого камня, который по его плотности не имеет в себе довольно тех каналов (tubas communicatorias), кои производят взаимное сообщение вод и причину ключей, а с другой стороны потому, что находящиеся в степи горы, будучи низки и представляя по большей части только гладкие и плоские хребты, неспособны к осаждению на поверхности своей туч и влажных паров; следовательно, и возможность к повсеместному изобилию источников чрез сие совершенно пресекается, и самая причина появления их только на отличительных высоких скалистых горах сим доказывается.
Сверх того надобно заметить, что в степи не имеется больших открытых озер или обширных болотистых мест, откуда бы могли возноситься в атмосферу пары. Нельзя их ожидать и из прилегающих к Киргизской стране морей Каспийского и Аральского, ибо, взяв в рассуждение обширность оных и сравня с пространством сухих безводных степей, ясно усмотреть можно, что исходящие из них испарения недостаточны будут и для около лежащих предместий.
Притом сгустившиеся облака удобнее осаждаться могут на Кавказских горах, как ближайших к морю, нежели на отдаленных равнинах, а посему воды сии здешние в главном своем изобилии обязаны снегам, с которыми тучи наносятся сюда периодическими ветрами от севера.
Они, по растаянии весною, не возмогши проникнуть твердость земной почвы, собираются в быстрые ручьи и, катясь по оврагам гор, мгновенно сносят в речки, а сии, разливаясь в долинах стремятся (Примечено в степи Киргизской, что все реки весенний разлив имеют чрезвычайно обширный, он начинается в апреле месяце, а к половине мая или, много, что к исходу оного месяца вступает в их берега.
Нельзя объяснить, говаривали нам киргизы, с каким стремлением и силою бежит по равнинам весенняя вода, а особливо ближе к вершинам рек. Бег сей тем становится тише, чем ближе приходит она к устью, хотя разлив становится тогда еще обширнее.) к своему устью, а иногда, встречая на пути рыхлые пески, вбираясь в них, разсеиваются, или при помощи солнечной теплоты, выпаряясь, убывают до такой степени, что среди лета течение рек становится почти неприметным (О прохождении степных рек чрез песчаные бугры читать можно в дневных наших записках.).

Песчаная степь.

Четвертая, песчаными местами покрытая и для естествоиспытателя любопытнейшая полоса сей степи Киргизской, пролегает на юге чрез всю долину оной и носит на себе, кроме различных общих названий, еще многие частные, переменяющиеся или по свойству самых песков, или по другим каким причинам.
Она, распространяясь прямо от запада к востоку, захватывает великую окружность земли и представляет как бы одну общую массу повсюду, одинаким законом и действием природы подверженную. Западный ее конец лежит в России, имея своим рубежом возвышенный скат степи около рек Маныча, Сарпы и Кумы; следовательно, она, таким образом, облегает даже и часть западного берега Каспийского моря до реки Терека.
Рассматривая положение сей полосы от запада к востоку, общие названия песков известны: между реками Кумы и Терека под именем Аккетери; между Сарпою и Волгою – Нарин-Харин-Худак и Седок-Ходюкин-Улан; между Волгою и Уралом и около северного берега Каспийского моря – Рынкум, Балханикум.
В степи Киргизской, сначала от Урала до Эмбы видны гладкие песчаные поля и кое-где рассеянные бугры, которые у Эмбы становятся сплошнее и называются Чжирайкум; между Аральским и Каспийским морями известны пески сии под именем Шамкум, Мамыткум и Чингкум; по северной стороне Аральского моря – Большой и Малый Барсуккум; к востоку оного около озера Аксакалбарбий и по северной стороне реки Сыр до реки Сарасу – Каракум; с южной стороны Сыр и частью около реки Аму – Кызылкум и Баканкум, которые занимают уже северную часть Большой Бухарии; далее к востоку от реки Сарасу распространяются Коуркум, Ич-Кунгуркум и Ареметей; а, наконец, представляются ровные песчаные степи Битпак, простирающиеся до самого озера Балхаш-Нор, прислоняясь вместе с оным к западной покатости кряжа Алтайского и Музар.
С северной стороны сей полосы протягиваются возвышения, описанные прежде, равно также и с полудня ограничивается она высокими горами, полуденную часть Бухарии составляющими.
Рассматривая во время проезда нашего чрез всю ширину Каракума свойство песков и сличая старые и новейшие описания, сделанные путешествователями (Академиков Гмелина, Палласа, Лепехина, горных офицеров Поспелова, Бурнашева, в проезд его в 1793 и 1794 г.г. в Бухарию, Поспелова – в 1800 г. в Ташкент, полковника Герберга – в 1742 г. из Астрахани в Хиву.) о других песках, в сей окружности находящихся, должно было согласиться, что они вообще лежат в низкой противу окружных стран плоскости (Может быть некоторые читатели будут судить о песках сих по песчаной степи Коби, лежащей между Китаем и Сибирью, и как многие полагают, весьма возвышенной, то во избежание сего заметим здесь, что описываемые нами пески не имеют никакой связи с песками Коби.), и что все одинакого качества; исключая того, что находящиеся к югу, по причине больших жаров, менее имеют влажности и не столь изобильно снабдены растениями.
Местоположение сей полосы, при генеральном ее обозрении, представляяют, разметанные в беспорядке и в разных между собою расстояниях, полосы желтовато-серого кремнистого мельчайшего песка. Сии частные полосы состоят или из многих неправильно тянувшихся грив, насыпанных грудами и буграми, иногда возвышенными голыми, топкими до колена, один чрез другой прилегающими, а иногда довольно плотными, покрытыми кустами и с глубокими ямами, или из песчаных равнин, иногда рыхлого, сыпучего песку, а иногда из твердо оседших пластов между слоями глины.
Означенные полосы, или, лучше сказать, песчаные долины, не составляют повсюду сплошных песков, или так называемых песчаных морей, как описывают о песках африканских; но они, имея в длину от 25 до 120, а в ширину от 5 до 25 верст, расположены порознь в некотором правильном наклонении от запада к востоку, и повсюду окружены возвышенными пространствами, которые тянутся или холмистыми степями, спускающимися к пескам плоскими равнинами, или холмистыми горными ветвями, распростирающимися, соответствуя положению песков.
Возвышения сии часто представляются уединенно разметанными и выказывающими гладкие глинистые и даже скалистые вершины свои вдруг среди голых бугристых грив, придавая чрез то диким сим пустыням еще более странный вид.

Содержание гор описано нами прежде.

Толстота песчаных пластов простирается более 5 сажен. Они лежат слоями, отличающимися цветом и грубостью. Нижний состоит из песка крупного и красноватого. Растения состоят здесь из одних только кустиков особливых видов и не всегда в равном изобилии.
Вода также как и в других местах степи Киргизской вообще солоновата, она находится только в колодцах и маленьких озерках, из которых многие покрыты осадочною солью. Сии последние видны всегда при начале песчаных полос, под глинистыми возвышениями и на склоне оных, а колодцы – между голыми высокими песчаными буграми, где водяной горизонт находят не далее 3 футов, и чем бугры огромнее и песок рыхлее, тем вода от поверхности ближе и сначала всегда бывает пресноватая.
Таковое положение водяного горизонта происходит от двух причин: первое, – потому что весною снежная вода, растаивающая в песках, проникнув во внутрь оных, сокрывается от действия солнечных лучей и остается в них как бы в водоемах, а второе, – потому что вся вода рек, текущих к пескам, как, например, Узеней, Иргиза, Тургаев, Сарасу, Цуя, Таласа и проч., а может быть и излишняя Каспийского и Аральского морей вбирается также в пески, в которые она влечется наподобие того, как примечается действие в грецкой губке.
Следовательно, чем песок рыхлее, тем и возможность для сохранения воды становится более способна.  Мы находились в песках уже в сентябре месяце и не далее 46-й степени северной широты, но жары дня были очень велики.
В полдень термометр Реомюров показывал от 25 до 29 градусов и действие солнечных лучей усиливалось всегда до чрезвычайности; сие, однако ж, не столько нас беспокоило, как ночная стужа, которая здесь среди самого лета бывает невероятна.
Нами примечено даже, что ртуть по захождении солнца тотчас начинала опускаться и доходила иногда до 4 и даже до 2 градусов от точки замерзания. Сия скорая перемена, замеченная вообще во всех здешних песках, происходит от самого их свойства, и воздух нагревается в них с такою силою конечно от того, что осыпанные белым песком лобжины, представляющие как бы собрание вогнутых зеркал, способствуют многократному лучей переломлению, но закатывающееся солнце мгновенно отъемлет удушающий жар и охлаждает чувствительно атмосферу, к чему способствуют также рассеянные повсюду соли и глинистая земля.
Мы совершенно уверились, что носить теплую одежду в жары в здешнем климате необходимо. Пренебрегающии сим правилом страдают сильными воспалениями и почти всегда головною болью. Зимою снега бывают в песках не глубже полуаршинна, и то только в оврагах и между возвышениями.
Они начинают выпадать в исходе ноября, а в начале марта, смешиваясь с песком, исчезают. Холод здесь довольно велик. Зимою, в генваре и феврале, а весною, в апреле и мае, дуют жестокие периодические ветры с буранами, которые иногда так усиливаются, что ниспровергают киргизские войлочные кибитки.
На покатости гор в равнинах и, особенно, около камышных озер, рассеянных по сим местам, в изобилии видны иловато-песчаные и черноземные пласты, на которых хотя можно производить, и даже частью разведено земледелие, но маловодие и засухи к дальнейшему его распространению делают великую преграду.
После такового описания подумают, может, что полоса сия, или, лучше сказать, часть земли, ни к чему не может быть полезна? Но, напротив, странствующие народы, которыми все пески здешние наполнены, среди глубокой зимы находят в оных верное пристанище от ее свирепства.
Они спешат туда еще с самой осени, и войлочные свои шалаши сокрывают в ямах между высокими буграми, между которыми и самый скот как будто в огороженных хлевах от ветров и стужи сохраняется, имея тут же, хотя худые, но на сей случай довольно достаточные паствы.
Притом окрестности знаменитой реки Сыр, чрез всю средину песков протекающей, и развалины селений, рукою времени и нашествием иноплеменных народов истребленных, показывают, что пески были и есть небесполезный участок земного шара.

О положении песков в отношении к Каспийскому и Аральскому морям и проч.

Нет сомнения, что виною бытия песков есть вода, раздробившая песчаный камень на столь мельчайшие части; но чтобы она могла нанесть готового песка таковое количество от мест отдаленных, того нельзя ожидать от частного перехождения воды или от бывающих по временам разливов.
Нельзя ожидать также и того, чтобы песок по легкости своей мог осесть в короткое время, а потому и уповательно, что все пространство, составляющее ныне пески, наполнено было постоянным и долговременным пребыванием вод, особливо же в местах низких.
Доказательства к подтверждению сего заключения находятся в самом местоположении песков, ибо: 
1) все песчаные полосы, как уже было замечено, лежат в низменностях, будучи окружены небольшими возвышениями намытых пластов и наполнены разметанными горами, которые в отношении к голым пескам представляют как бы подобие отмелей и островов;
2) во многих местах по песчаным равнинам находили мы морские раковины, еще совершенно целые, также известковые капельники и небольшие отшлифованные кругляки одних пород с мелким песком;
3) многие реки, как, например, Тургай, Иргиз, Волга, Кума, Урал, Эмба, Сыр, Аму и проч., с нагорных мест стремятся к полосе песчаной, в коей имеют свои устья и, вступя в оную, воспринимают течение тихое по весьма плоской наклонности;
4) сопредельные к сей полосе берега морей Каспийского и Аральского почти горизонтальны с окружающими их песками, и дно самых морей, при периодической убыли воды верст на 10 обнаруживающееся, во всем одинаково с положением их окрестностей.
Сии и другие сим подобные обстоятельства подают повод к мнению, что песчаная сия полоса была покрыта постоянною водою и может быть вместе с сими морями составляла прежде одно, так сказать, пространное море. Что Аральское море с Каспийским между Эмбенского залива и Мертвого Култука было соединено, в том нет никакого сомнение. Господин полковник Герберг, посланный в 1742 г. в Бухарию и Хиву из Астрахани, по переезде его за реку Эмбу во многих местах примечал высохшие заливы, составлявшие прежде собственное продолжение восточного берега Каспийского моря.
То же самое заметили по западным берегам Аральского моря, объезжавшие оное в 1740 г. геодезист Муравин и инженер Назимов, и в 1794 г. – майор Бланкеннагель 80. Сверх того на высохших заливах и по всей низкой песчаной степи, между сими морями лежащей, находятся раковины и другие морские, обоим морям равно свойственные произведения.
Таковые остатки и все прочие признаки встречаются и далее на восток. Предположение о прежде бывшем бытии в песках чрез долгое время постоянной воды, требует, конечно, объяснения, куда оная сокрылась, но невозможно отвечать на сие справедливо, ибо неизвестно, произошло ли таковое явление от уклонения воды от Северного полушария к Южному, как одни полагают, или вступила она в кристаллизацию время от времени повсюду на земном шаре увеличивающихся минералов, и в состав умножающихся растений и тел органических, как думают другие (Мнения сии в делах г-на Палласа, Хердера, Вернера и других знаменитых ученых мужей довольно просвещенному свету известны.); или только обыкновенные случавшиеся на земле революции, обращавшия моря в сушу, и сушу – в моря, или еще какие-либо совсем неизвестные естественные причины были виною сей убыли, того утверждать и разыскивать не имеем никакой надобности.
Мы заметим только, что из опытов и из наблюдений лучших естествоиспытателей уже известно, что вода по местам убывает, а потому, соответствуя сему, должно думать, что и в стране Киргизской могли действовать или случаться те же самые причины, которые производили убыль воды в других местах.
Теперешнее состояние вод Аральского и Каспийского морей, по мнению некоторых писателей, пришло как будто бы в пропорцию прибыли ее из рек, с убылью чрез испарения, но все еще не сделалось постоянною, ибо по примечанию путешествователей, берега их и ныне время от времени уступают суше. 

Глава 4.

О солях.

Рассуждение о причинах повсеместного изобилия солей в степи.

Главнейшее сей страны произведение есть соли, которые рассеяны по всему пространству степи Киргизской, так что солоноватость не исключительно содержится во всех здешних землях и водах, с тою разностью, что места возвышенные снабдены ею в меньшом количестве противу мест низких.
По мере скопления соли, в углублениях находятся более или менее соленые озера и осадочные слои, а на ровных степях выветриваясь, представляется вид белого порошка, похожего на иней. Соленые травы произрастают в изобилии по всем низким местам, да и все прочие растения, хотя б и не принадлежали к роду соленых, имеют в своем соке ощутительную солоноватость. 
Сверх того заметить еще должно:
1) что количество соленого вещества между песками находится изобильнее всех других мест степи Киргизской;
2) что соленые озера встречаются только в земле глинистой, которая бывает при сем случае голубоватого цвета и
3) что в самых песчаных полосах или буграх соленой примеси не видно.
Для объяснения такового повсеместного изобилия солей в степи Киргизской можно сделать два положения:
1) либо соли произведены здесь природою от самого начала в таковом точно рассеянии, как они ныне примечаются и даже производятся ею еще и по сие время;
2) либо на склонах первейших гор, чрез всю средину степи Киргизской идущих, лежат пространные поваренной соли флецы, гораздо в большем количестве, нежели они в самом деле примечены, и что вытекающие из гор ключи, пробираясь по означенным флецам, делаются солеными и, увлекая с собою большее количество соленого вещества, разносят его по всем покатостям, по которым они между слоями земли направляются, и, таким образом, сообщают солоноватость время от времени всей степи.
В том месте, где встречаются сим соленым источникам на пути низкие пространства, они обнаруживаются в большей степени, в самых же углубленных местах составляют озера. Доказательство первого предположения следует искать в первоначальной вине происхождения солей, которая вернее других подаст решение сему вопросу, а к объяснению другого может послужить несколько, что колодцы всегда надежнее находятся близ солонцов, и что в песках, как в местах более прочих пониженных, соленых вод примечается более (Нельзя ли причины большего количества соли в песках и в низменной полосе, прилегающей к Барабинской и Ишимской степям, искать от морской воды, которая, как и все признаки показывают, долго оные места собою покрывала?).
Последнее предложение можно бы принять за истинное, когда бы неизвестно было, что в степи Киргизской весьма мало находится рек, и воды главному изобилию своему обязаны растаянию снегов; а среди лета они умаляются и в рассуждении соленых растворов производят немалую перемену.
Ибо весною, когда все равнины, озера и реки водою наполнятся, то солоноватость в оной на вкус становится почти нечувствительною (Может быть соль в сие время в местах, ею изобилующих, размываясь также, или еще более нежели солеными ключами разносится по всей степи.).
Но в летние жары раствор воды чрез выпаривание принимает опять соленый вкус; потом, в иных местах, претворяется в густой тузлук и даже, наконец, оседает в кристаллы. Если некоторые озера, а особливо заросшие камышом, кажутся летом пресными, то сие происходит от большого скопления снежной воды, до наивозможной степени разведшей соленый раствор, или от неудобности солнечным лучам в густом камыше производить испарение. Вод, не имеющих нисколько примеси соли, мы никогда не находили.

Разность, бывающая между солеными озерами, и другие ко оным примечания.

По таковым причинам соленые озера, по-киргизски называются тускуль, в степи заметили мы трех родов:
1) содержат соленый, различную густоту имеющий, и иногда довольно светлый, а иногда мутный раствор соли, простирающийся от самой малой глубины до 3 сажен. В сих попадаются на дне или начинающиеся только оседать небольшие кристаллы, или сплошные соленые рапы;
2) сверху покрыты отверделою солью в виде коры из плотно соединившихся кристаллов (Хотя г-н профессор Паллас при описании Коряковского соленого озера полагает за верное, что сверху тузлука, или соленого раствора, соль оседать не может, но мы были сему явлению неоднократными зрителями.
Происходит ли оное от густоты смешавшегося с илом и песком тузлука, препятствовавшего погружению соленых крупин, или оставались они на поверхности от взаимного их сцепления, начинавшегося сперва около берегов, где при начале воды всегда лежат на глине кристаллизованные соленые крупины; а потом, таким образом, по временам приставая одна к другой, закрывали они все озеро; сие решить оставляем мужам, по сей части гораздо более просвещенным.
Мы заметили еще, что все таковые, обремененные как бы льдом, соленые вместилища по большей части окружены высокими берегами, между которыми ветры великого колебания в воде производить не могут.).
Под оною вмещается густой зеленоватый тузлук, смешанный с илом и песком, а иногда лежит осадочный слой соли или рыхло соединенными правильными кристаллами, или из слитного черепа;
3) собственно называемые солонцы, по-киргизски сор, представляют род обширных, несколько вогнутых площадей, на которых чрез скорое осушение разливающейся весною воды остается слой ила, смешанный с мелкими кристаллами соли, иногда слившимся под одну ровную и гладкую, на лед похожую поверхность, а иногда превратившимися в порошок.
Снизу слоя находится зеленоватая и голубоватая влажная глина, составляющая дно всех соленых озер. Около берегов озер до начала осадки по большей части лежит вязкая тина, иногда глубиною до сажени. В ней часто попадаются куски соединенных кристаллов, представляющих фигуры разного изображения.
Иногда в средине их находятся насекомые, попавшиеся верно еще в тузлук. Также, оседая на произрастающие травы у берегов, представляют они целые ветви и кусты, подобно оледенелым. Раствор поваренной соли по большей части бывает здесь смешан с глауберовою и сибирскою солями, почему все воды по количеству сей примеси делаются различно горьки.
Иногда содержится в нем также растворенная селитра или минерально-алканийские и известковые земли. Дальнейшее известие о сем смешении читать можно в дневных наших записках. Здешняя соль к употреблению годна, в некоторых озерах превосходит она соль Эльтонского озера, но никогда, однако же, не может сравниться с горною илецкою.
Нередко бывает она различных цветов, а именно: белая, красная, зеленая и черная или порознь, или в соединении одна с другою. Черная, по уверению многих, острее и лучше прочих. Можно также было бы чрез известные средства получать отсюда в большем количестве для употребления и горькие соли.
Вода в колодцах имеет точно те же самые примеси и свойства, какие исчислены в озерах, с тою только разностью, что в вырытых вновь колодцах скопляется она почти пресною, но чем далее будет стоять на солнце, тем становится хуже.

Комментарии.

66. 51-54° с.ш. и 50-84° в.д.
67. 1 градус здесь примерно равен 10 000 км2.
68. Реомюра шкала – температурная шкала, названная по имени французского естествоиспытателя Рене Антуана Реомюра, предложившего ее в 1730 г. Один градус по Реомюру равен 1/80 разности температур кипения воды
таяния льда при атмосферном давлении, т.е. 1° R = 5/4° С. Мороз в 25° по Реомюру (R) соответствует – 33° по Цельсию (С), а жара в 27° R = + 36° С.
69. Рассматривая «горы Киргизской степи», т. е. Казахстанский мелкосопочник (Сарыарка), автор отмечает, что они не имеют «правильного направления». Он подчеркивает тем самым хаотичность распространения отдельных возвышенностей. Однако Гавердовский ошибочно полагает, как и его предшественники, что Сарыарка есть связующее звено Урала и Алтая. Это не соответствует действительности.
70. Гавердовский с позиций геологии обосновано отделяет горы Общего Сырта от Уральского хребта. Однако Общий Сырт не горы, а возвышенная увалистая равнина.
71. Под названием хребет Разломный Гавердовский, вероятно, имеет в виду горы Чингизтау и Акшатау на восточной окраине Сарыарки.
72. Горы «Зюнгорские», т.е. Джунгарские, и горы «Богдо», т.е. Восточный Тянь-Шань, не связаны с Алтаем и его не продолжают.
73. Орлец – то же, что и роговой камень (роговик). 
74. Лепехин Иван Иванович (1740 – 1802 г.г.) – русский путешественник, член Петербургской АН (1771 г.). В 1768-1772 г.г. руководил академической экспедицией. Главный труд – Дневные записки путешествия по разным провинциям Российского государства. Ч. 1 - 3. СПб., 1771 – 1780 г.г.;
Ч. 4 – Путешествия академика Ивана Лепехина в 1772 г. СПб., 1805 г., в котором описаны география, природа, этнография народов Поволжья, Прикаспия, Урала, Русского Севера (Советская историческая энциклопедия. Т. 8. М., 1965 г. С. 589).
75. Вап – красильное вещество, краска.
76. Безносиков (Безношков) А. С. – сержант. В 1794 г. совместно с Т. С. Бурнашевым возглавлял посольство в Ташкент, по маршруту Омск, Троицк, р. Тургай, Приаралье, Бухара. В связи с отказом бухарского хана пропустить посольство в Ташкент, посольство было вынуждено возратиться обратно в Россию.
В 1795 г. Безносиков и Бурнашев вновь попытались проехать в Ташкент, но пройдя степью 500 верст, из-за буранов возвратились обратно. См.: Путешествие от Сибирской линии и до города Бухары в 1794 г. и обратно в 1795 г. СВ. СПб., 1818 г.. Ч. 1 - 2. Только в 1796 г. русское посольство в составе подпоручика и атамана Д. Телятникова, А. Безносикова и переводчика Я. Быкова достигло цели в сопровождении сына султана Среднего жуза Букея.
См.: Журнал похода подпоручика и атамана Телятникова в Ташкению с описанием пути, местоположения и прочего, описанного сержантом Безносиковым. 1796 г. РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 24698 (Масанов Э. А. Очерки истории этнографического изучения казахского народа в СССР. С. 84 - 85).
77. Поспелов Михаил Семенович (род. 1774 г.) – чиновник ведомства Колывано-Воскресенских горных заводов. В чине шихтмейстера возглавил совместно с Т. С. Бурнашевым в 1800 г. посольство в Ташкент, направленное по просьбе ташкентского владелца Йунус-ходжи для оказания помощи в разработке местных природных богатств.
Материалы посольства были частично опубликованы в 1818 г. См.: СВ. СПб., 1818 г.. Ч. 2, 3. Более полное издание было подготовлено Я. В. Ханыковым (Поездка Поспелова и Бурнашева в Ташкент в 1800 г. ВРГО. 1851 г. Ч. 1. Кн. 1. С. 1 - 56). 
78. Бурнашев Тимофей Степанович (1771 – 1850 г.г.) – горный офицер, служивший в ведомстве Колывано-Воскресенских горных заводов. Участник посольства 1794 - 1795 г.г. в Ташкент (совместно с А. С. Безносиковым). В 1800 г. во главе нового посольства с М. С. Поспеловым совершил поездку в Ташкент из Ямышевской крепости к р. Нура и далее через Бетпакдалу. Почти две трети путевых заметок Поспелова и Бурнашева были отведены описанию территории и населения Казахстана. 
79. Берггешворен (нем. Berggeschworen – присяжный хранитель рудников) – горный чин XII класса. 
80. Бланкеннагель Иван (ум. 1813 г.) – майор русской армии, военный врач. В 1793 г. был направлен по просьбе хивинского хана в качестве врача в Хиву, где пробыл с октября 1793 по март 1794 г.
В поездке его сопровождал переводчик Холмогоров. Они проехали из Оренбурга в Хиву через восточные приаральские степи, а возвратились в Россию через Мангышлак (Путевые заметки майора Бланкеннагеля о Хиве в 1793 - 1794 .гг.
С примечаниями В. В. Григорьева. ВРГО. 1852 г. Ч. 22 (Масанов Э. А. Очерки истории этнографического изучения казахского народа в СССР. С. 85; Советская историческая энциклопедия. Т. 2. М., 1962 г. С. 482).

Часть 2-я.

Глава 5.

О караванных дорогах, с коммерческими примечаниями.

Общее замечание о дорогах.

Нет ни одной в Киргизской степи дороги, которая бы имела следы и определенные места для своего продолжения, каковые бывают в благоустроенных владениях. Киргизцы ездят обыкновенно верхами и, не разбирая удобностей, направляются прямо к желаемому месту, находя его по известным признакам или по положению звезд.
Чрез большие реки переправляются всегда вплавь, а чрез высокие горы и глубокие пески, несмотря на затруднения, перебираются прямо, не объезжая оные. Таким же образом идут и караваны, придерживаясь в сем случае только тех кочевых мест, в которых располагаются аул или род, из коего бывают при караване вожаки, о чем показано было в наших дневных записках.
На российской границе находится пять главных торговых мест, имеющих сношение чрез степь Киргизскую с внутренними азиатскими землями, а именно: Астрахань, Оренбург, крепость Орская, город Троицк, крепость Святого Петра и река Иртыш (На Иртышской линии торговля с азиатским купечеством производится в Железинской крепости, Коряковском форпосте, крепостях Ямышевской, Семиполатинской и Усть-Каменогорской; но так как пути, соединяясь в некотором расстоянии от границы, идут по большей части по одному направлению, а потому и признана река Иртыш за главный пункт сей торговой ветви.).
Пути, идущие из сих мест, не всегда направляются чрез одни и те же места, но дирекция или, лучше сказать, общее склонение оных, по большей части имеют нечто определенное, а потому и намерены мы представить их точно в том виде, в каковом они для торговли наиболее выгодны, замечая при том и о местоположении.

Дорога из города Астрахани.

Из Астрахани сначала переправляются на судах к восточному берегу Каспийского моря в небольшой залив, называемый по-киргизски Сарташ, а бухарцами Мангышлак, лежащий недалеко от мыса Тюпкарагана. Пристань сия довольно хороша, залив грунт имеет песчаный и глубину достаточную для больших судов.
Здесь, выгрузя товары, вьючат оные на верблюдов трухменских или бухарских (Бухарцы верблюдов имеют по большей части одногорбых. Они носят от 20 до 25 пудов и бывают гораздо терпеливее двугорбых, но по неимению на себе шерсти не могут в степи Киргизской сносить зимнего времени.), которые остаются у пристани от пришедших в Астрахань караванов под присмотром особенных извозчиков (У пристани Сарташ бухарскими работниками и трухменцами заведено небольшое селение, но так как оное не имеет никакой защиты, то горные трухменцы часто его разоряют и отнимают у живущих в нем верблюдов.
Здесь спокойствие влечет людей к населению земель, а хищничество устремляет других на разорение.). От сего места путь склоняется на юго-восток по небольшим горам, где вода встречается в ключах; потом идут по каменной Мангышлакской степи, по которой рассеяны колодцы редко и недостаточно, так что великие караваны, дабы не потерпеть изнурения, принуждены бывают разделяться на мелкие партии; корм вообще состоит из степного ковыля, смешаннаного с некоторою частью других трав, которых также для пропитания караванного скота не всегда бывает довольно; иногда же встречаются пространства совсем обнаженные, а особливо среди лета.
По сему пути в разных местах кочует народ трухменский, частью совокупный в единомыслии с хивинцами и приверженный их владетелям, и частью ни от кого не зависящий и враг торговли.
Из каменной степи, пройдя горы Караумет, вступают в низменную степь, усеянную песчаными буграми. Здесь, миновав великие руины древнего города Урганчи, наконец, в 15-й день вступают в Хиву. Узбеки, обитающие в Хиве и владычествующие под оною под начальством своего инака 81, редко сами грабят караваны, но притесняют оные, собирая неограниченные пошлины за пропуск чрез свои земли.
Караваны, следующие в Бухарию, город Хиву оставя вправе, направляются чрез местечко Новый Урганчи, куда для сбора пошлин во время самого прохода караванов выезжает чиновник. Далее продолжают путь по небольшим хивинским селениям на перевоз реки Аму, или Улу.
Переправясь за оную, вступают в пески Баканкум и Кызылкум, в коих колодцев мало; горы встречаются иногда довольно высокие и каменистые; равнины повсюду покрыты степною полынью, которая составляет единственную пищу скота.
Зимою рассеиваются в песках сих небольшие кочевья трухменских родов, которые набеги на караваны делают только малыми партиями, ибо купцы, проходя тайно и как возможно скорее, не дают им времени соединиться в большие скопища.
Впрочем, их почитают гораздо жесточее и хищнее, нежели киргизцев (К ним присоединяются для грабежей иногда узбеки, что случилось еще и в декабре прошлого 1804 г., в которое время узбеки хивинские, лишась правителя своего инака Авгаза-хана и не имев еще вновь выбранного, собрались до 3000 человек и, соединясь с киргизцами и трухменцами, разъехались по всем дорогам для отыскания караванов.
Одна толпа из них напала на бухарский караван, идущий из Троицка с товаром более нежели на 1 000 000 руб., и, разграбив оный, людей частью побила, а прочих взяла в плен; за сие, как пишут, бухарский хан Мирхайдар не оставил без отмщения.).
В 10 дней – с тяжелыми вьюками и в 8 – налегке от Хивы достигают по сей дороге до реки Бухар, или Зяравтан, и потом в 2 суток от реки сей до города Бухары. Дорога из Астрахани от купцов предпочитается за самую ближайшую, ибо от Мангышлака до Бухарии можно дойти скорым ходом в 19 дней; главная невыгодность сего пути состоит в больших убытках, претерпеваемых от сборов в Хиве пошлины и от дороговизны в рассуждении извоза, ибо иногда каждый вьюк на одного верблюда стоит от 15 до 20 бухарских червонных.

Описание Старой Нагайской дороги.

Прежде нежели открыт был путь к Тюпкарагану прямо чрез Каспийское море (по которому сначала ходили только около берегов), то товары по большей части, а особливо до присоединения Астрахани к России, отправлялись сухим путем караванами на верблюдах и двуколесных армянских телегах, называемых арбы.
Путь сей направлялся от реки Волги до реки Урала чрез пески Рын, и переходил в Киргизскую степь недалеко от Гурьева-городка при форпосте Сарачикове, где сохраняются знаменитые остатки бывшего города, служившего столицею для хана орды Татарской и переселившегося потом, по словам киргизцев, к городу Урганчу.
Еще и поныне виден в Киргизской степи след сей дороги, которою называют Нагай-юл, т.е. Нагайская дорога (Киргизцы всех татар, живущих в России, называют или булгарами, или нагайцами. Сим путем г-н Герберг из Астрахани в 1742 г. отправлялся в Хиву.), признаваемая за удобнейшую изо всех известнейших путей, идущих из России в Хиву, а, следовательно, и в Бухарию, но ныне совсем уже ею не пользуются.
Мы поместим здесь для сведения и вместе любопытства описание сей дороги, собранное с разных известий трудами директора Оренбургской таможни г-на Величко.
- «Переправясь у Сарачикова чрез Урал, дорога идет к речке Сагиз, расстоянием около 80 верст (Заметить должно, что число верст, назначенное по сему пути, по словам татар, определительной верности иметь не может.). Речку сию переезжают по некоторому роду плотины, сделанной из тесанных белых диких камней, так что вода поверху ее течет, имея глубины меньше четырех вершков; в самой реке глубина бывает в то время более 2 сажен. Строение сие, по словесным преданиям, сооружено одним из Чингизхановых сынов.
Речка Сагиз впадает в соленое озеро или, лучше сказать, болото Тентякшур, лежащее недалеко от реки Эмбы, и в нем теряется. От мосту дорога склоняется вправо до ключей Кайнар на расстоянии 20 верст. Тут имеются развалины каменных и кирпичных зданий.
От сих ключей до урочища Баканчик около 25 верст. К нему переход чрез реку Эмбу вброд. Таковые же развалины и здесь имеются. К сему же самому урочищу от показанного форпоста есть другая дорога камышами и между озер, имея речку Сагиз и озера, ее в себя принимающие, влеве.
От урочища Баканчик, оставя Эмбу, дорога направляется несколько к берегам Каспийского моря до ключей Учукан. Вода в некоторых из них солоноватая, а в других пресная. Ключи сии соединяются в один ручей, который, протекая версты с две, разделяется на разные протоки и, вливаясь в земляные водорытвины, пропадает.
Около ключей имеются развалины каменных зданий, построенных, по словам киргизцев, ордами Чингиз-хана 82. С правой стороны в 3 верстах есть соленое озеро, именуемое также Учуканским, находящяяся в нем соль к употреблению весьма удобна. Длина оного озера имеет до 15 верст, а ширина с полверсты.
На пути от ключей Учукан представляется гладкая безводная степь, посещаемая зимними киргизскими кочевьями, которая простирается до горы Чин около 90 верст. На сем расстоянии в трех местах имеются развалины каменных зданий белого дикого камня, изображающих некоторый род крепостей.
Гора Чин, начавшись с запада у Мангышлака, продолжается разными возвышениями на 500 верст к юго-востоку чрез степь до самых песков Больших Борсуков. Лесу, кроме кустарников, по всей дороге и по самой горе не имеется. Дорога в гору идет до 20 верст.
В 15 верстах от подошвы в правой руке есть родник, называемой Жаксысу, т.е. хорошая вода; в левой же стороне, на самой вершине горы, находятся три крепостцы, из коих каждая может поместить до 300 человек. Они расстоянием одна от другой расположены в полуверсте и построены из плит белого крепкого камня.
Около них видны многие развалины зданий 83. Поднявшись на гору, открывается для взора песчаная равнина, обширностью своею занимающая до 200 верст и склоняющаяся наиболее влево к Аральскому морю. От родника хорошей воды продолжается путь до 90 верст к палатам Куптам, где имеются и другие развалины.
Строения сии, складенные из четвероугольного кирпича на известковой смазке, стоят по обеим сторонам дороги в разных местах, расстоянием одно от другого по версте и более. Тут же имеются два колодца хорошей воды, выложенные кирпичом, около коих можно насчитать до 10 зданий, а всех более 30.
Они все без крыш со сводами, а многие из них еще целы 84. От палат до двух копаней чистой воды, называемых Кощи, 30 верст, на сем расстоянии переходят песчаную гряду Шам. Она тянется по длине горы Чин до 200 верст, имея в поперечнике около 20.
По всем пескам вода находится в копанях не глубже от поверхности полутора аршина. Травы произрастают вообще двух родов, так называемые яншак, способные для корму верблюдов, и карачульник – для лошадей и мелкого скота.
От копани Кощи до ключа Чурук 30 верст, от него в левой руке имеется большой лес, состоящий наиболее из дерева саксаул. От ключей Чурук до двух колодцев, называемых Блявули, до 50 верст. Колодцы сии выложены кирпичом, подле них имеется большое каменное древнее здание с одною башнею, представляющее род крепости.
Во внутренности здания видны многие покои, из коих в некоторых находятся своды, другие уже повреждены, а иные совершенно разрушены. Строение сие, как говорят, основано одним из Чингизхановых сынов, шедших из Астрахани обратно в Хивинскую землю.
В сих развалинах долгое время имели пристанище разбойники из каракалпаков и трухменцов. Они часто грабили караваны, а иногда брали с проезжающих знатную заплату за водопой. Киргизцы 30 лет тому назад, наскуча сим притеснением, выгнали разбойников из их убежища и колодцы засыпали.
С правой стороны, в 50 верстах отсюда, находятся три глубоких земляных провала, в которых слышится шум, подобный как бы текущей воде. От Блявули до двух ключей Кушбулак около 50 верст, вода в сих последних солоновата. Вышеупомянутый лес примыкает к сим местам с левой стороны.
Пройдя от ключей верст 10, дорога разделяется на две, одна, подаваясь вправо, идет мимо развалин города Старого Урганчи 85 прямо в Хиву, расстоянием до 300 верст. Она летом безводна и лежит чрез кочевья каракалпаков, оставляя Аральское море влеве верстах в 50.
По сей дороге, пройдя от ее разделения верст 10, в стороне около 5 верст находится остров Барсакельмес, т.е. войдешь, но не возвратишься. Он окружен со всех сторон до 2 верст ширины соленою водою или, лучше сказать, глубоким соленым илом.
Собственно остров продолговат, вся его окружность имеет до 15 верст, на средине его примечаются обширные невысокие древние, уже большей частью разрушившиеся здания. Трухменцы и киргизцы признают сей остров волшебным и самое здание почитают жилищем духов, уверяя притом, будто бы бывшие недалеко от него люди слышали по ночам разные голоса зверей, лай собак и крики ночных птиц, а посему никто не смеет туда приближаться.
Другая дорога продолжается чрез Конрад. Сначала от ключей Кошбулака она склоняется до 60 верст к Аральскому морю, к коему на 10 верст должно спускаться круто под гору. Гора сия в связи с другими хребтами идет высокою холмистою грядою и называется Караумет.
Она, начинаясь от южной части Каспийского моря, простирается на северо-восток к пескам Борсук. По вершине ее имеется довольно лесу из дерев саксаулевых, чжингилевых и тангалевых. Сие последнее имеет пень, покрытый большими крепкими иглами.
На холмах по хребту горы стоят 12 будок, расстоянием одна от другой до 5 верст. Они сделаны из плит белого камня каким-то Кари-ханом. От сего места дорога продолжается уже далее по берегу моря около камышей, чрез угорья, отделившиеся от Караумета, и по каракалпакским кочевьям до непременного кочевого стана, или как бы кочевого города Конрата, находящегося недалеко от устья реки Аму.
От Конрата до такового же кочевья, называемого Кизильхозя, путь идет на 120 верст вверх по течению реки Аму, по левому ее берегу, встречая кое-где небольшой лес, а повсюду кочевья каракалпаков.

От Кизильхозя по одинаковой же дороге до кочевья Мангут 30 верст.

От Мангут до селения Гурлян, принадлежащего Хивинскому владению, 20 верст. Сим селением мимо крепостцы сего же имени 15 верст, а потом по 35-верстном ходе вступают в город Новый Урганчи, за коим в 40 верст находится главный город и пребывание правительства – Хива.

Дорога в Бухарию из города Оренбурга.

Путь из города Оренбурга в Бухарию разделяется на две дороги, из коих одна идет чрез Хиву по западному берегу Аральского моря, а другая – прямо в Бухарию чрез устье реки Сыр. 

Первая – чрез Хиву.

По первой вожаки (О вожаках можно читать в дневных наших записках.) – для препровождения каравана, и верблюды – для своза товаров, нанимаются российскими купцами от киргизцев большого чиктынского отделения и байулынского рода, тазларского отделения (Приметить должно, что вожаки всегда выбираются из тех родов, которые зимою кочевья свои располагают на юге, а летом – на севере, ибо кочующие во все времена года только в севере близ российской границы были бы к сему неспособны потому, что удаляясь от мест своих в жилища другого рода, могли бы подвергнуть караван неминуемому бедствию; даже и кочующие в полудне киргизцы малосильных родов, взяв на свои руки перевозку товара, должны иметь покровительство других сильнейших им союзных партий.
А потому при описании дорог показываем мы вожаков единственно только из тех родов, которые сами собою без посредства могут провожать караваны.), которые своими аулами кочуют по реке Эмбе и по всему пространству сей части степи Киргизской.
Чиктынцы предпочитаются последним потому, что жилища их располагаются по западному берегу Аральского моря, простираясь почти до самого Конрата. Дорога сия идет сначала чрез крепость Илецкую Защиту (Крепость сия находится в степи Киргизской за 70 верст от города Оренбурга, недалеко от реки Илека, на том самом месте, где вырабатывается горная илецкая соль.) или восточнее оной чрез урочище Корсакбаш и продолжается далее по произволению каждого каравана.
Известно, однако ж, что вообще направления сии склоняются на юг и до реки Эмбы простираются по плоским глинистым высотам, придерживаясь и переходя речки Илек, Хобду, Уил, Куил, Темир и другие. А некоторые из вожаков, чтоб избавиться перехода чрез трудные пески Чжирай, направляются гораздо западнее к реке Сагызу.
По сим речкам мелкого лесу, камышу и кормов довольно, и переправы чрез оную по большей части удобны. Ежели при переходе с одной реки на другую случится иногда провести ночь на безводном месте, то за сие вознаграждаются повсюду изобильными пастьбами.
За реку Эмбу переходят обыкновенно вброд по всей ее длине и во всякое время года, кроме месяца апреля и начала мая, когда степные реки от весеннего разлития выходят из берегов своих. В сие время остается чрез нее только два надежных брода: первый – на Старой Нагайской дороге у урочища Баканчика, в кочевьях буйулинских, а другой – близ развалин Мавлюберды, в аулах чиктынских.
Расстояние от Оренбурга до первого считают на 12 дней ходу (Караван каждый день имеет два стана: первый – полуденный, а другой – для ночлега. В хорошее время года при безостановочном следовании для сих переходов положить можно в день от 40, 45 до 50 верст.
Остановки сии размеряют по удобности для воды, а особенно корма, ибо первые для верблюдов не всегда нужны, а люди для себя ею запасаются.), а другого – не более 9. Развалины Мавлюберды находятся на ровном месте недалеко от устья реки Темира, впадающей в Эмбу.
Они представляют каменное, довольно возвышенное полуразрушившееся здание, похожее на капище. Сказывают, что в самом деле здание сие в прежние времена было магометанскою мечетью, построенною одним святым, вышедшим сюда из Аравии во время существования еще Золотой Орды.
От сего знаменитого места за рекою Эмбою путь направляется по местам более определенным, ибо вода не находится там повсюду. Чиктынцы, обыкновенно придерживаясь Борсукских песков, склоняются к Аральскому морю мимо могилы Чурук-кошчи по колодцам и по безводным, но кормовым местам.
Сим путем в два дня достигают они до горы Гиллетау, имеющей около себя прекрасные источники. Далее на новых станах попадается вначале изобильный водою колодец Колджа-ата, потом пещера Каракоень, примечания достойная по изобильным в окрестности пастьбам, ключам и остаткам древних строений; далее – развалины нагайского города Шам, лежащего у песков сего же имени и окруженного колодцами.
А отсюда чрез три дня проходят травными местами, достигают к Аральскому морю и продолжают следовать по приморским долинам, переходя нередко угористые гряды. Иногда же большие караваны для получения изобильных пастьбенных кормов еще прежде приближаются к морю, но должны зато довольствоваться тогда из выдающихся от моря плесов с соленою водою.
Сим направлением выходят на Старую Нагайскую дорогу около будок Кари-хана и следуют далее или чрез Конрад, или прямо на Хиву. По сему последнему пути караваны располагают станы свои обыкновенно: первый – при башне Карагумбете, построенной, по уверению жителей, народами, шедшими из Китая; второй – в развалинах Урганчи, где и по сие время видны многие здания и водоемы, в которых сохранившаяся поныне вода доставляет нужное каравану продовольствие.
За сим лежит опустевшая чрез отклонение течения реки Аму деревня Булдунфас, а за нею в 4-й или в 5-й день представляются хивинские селения. С вожаками байулинскими от реки Эмбы, от брода при Баканчике продолжается путь по описанной выше Старой Нагайской дороге.
В первом полагают ходу до Хивы всего 20 дней, а в последнем – более 25. Путь сей признан быть может за удобнейший из всех идущих из Оренбургского края в азиатские страны. Прежде все торговые отправления купцы производили из Оренбурга на Хиву, но притеснения от узбеков и трухменцов всем другим народам, кроме хивинцев и покровительствуемых ими немногим татар, сделались опасны. Далее до Бухарии дорога идет по описанному уже прежде направлению.

Вторая дорога из Оренбурга чрез реку Сыр.

Вторая из Оренбурга дорога, идущая чрез реку Сыр прямо на Бухарию, преисполнена многими песками, но зато самая кратчайшая, ибо с тяжелыми вьюками оканчивали оную не более как в три с половиною недели или в месяц; когда чрез Хиву по крайней мере должно употребить время 37 дней.
Но с 1794 г. купцы и оную совсем уже оставили по причине великих грабежей, которые производят кочующие по сим местам провожавшие прежде караваны кичкиня, или малые, чиктинцы и тюрткаринцы в сообществе с другими.

По выступлении из Оренбургского менового двора, путь сей направляется на юго-восток до самой реки Сыр.

Тюрткаринцы до самой горы Кокдомбак обыкновенно держались того самого направления, по которому г-н доктор Большой возвращался из плена в Россию (О сем читать можно в дневных наших записках.), или немного правее, дабы захватить реку Улуиргиз.
От горы Кокдумбак они следовали к реке Сыр на перевоз Майлыбаш. Протоки Куван переезжали чрез перевоз Табын, а Чжаны – при урочище Сарлытам. Чиктынцы проходили гораздо правее первых, захватывая вершины реки Эмбы, пески Борсуки, камышные Борсутские озера и часть Аральского моря при заливе Чаганак.
Они переправлялись чрез реку Сыр иногда на перевозе Таркичу, а иногда Казылы. Впрочем, оба сии пути между собою составляют в местоположении параллель, о чем видеть можно в дневных записках г-на доктора Большого.
Вообще же можно сказать, что дорога сия вначале идет местами возвышенными, и в Муходжарских горах в осеннее время года бывает довольно затруднительна, но корму и воды изобильно. Далее до реки Сыр встречаются по большей части песчаные полосы, которые соответствуют во всем пескам Каракумам.
Если бы на сем пути не встречались препятствия от грабежей, то караван свободно бы мог достигать до реки Сыр в две недели.

О проходе чрез безводные пески Кызылкум к колодцу Букану.

Перейдя реку или рукав реки Сыр, так называемый Чжаны, вступают в безводные пески Кызылкум, распространяющиися на 240 верст в ширину. Бывшие в них прежде три колодца, для уничтожения грабителей, имевших всегда около их единственное свое пристанище, по желанию купцов засыпаны.
Нет также между сими песками равнин; да и самые растения к прокормлению скота весьма недостаточны; напротив того, песчаные бугры и гряды чрезвычайно высоки и рыхлы, так что и следовать оными было бы невозможно, когда б природа не произвела между ними некоторый род ущелья, довольно ровного и положением своим весьма излучистого, по которому караваны, идущие чрез реку Сыр, всегда перебираются.
За песками лежит знаменитый колодец Букан, окруженный с юга высокими горами; он выкладен камнем, заключает в себе чистую воду, которой может быть достаточно на целые сутки для 1000 человек и столько же лошадей. Для перехода чрез пески Кызылкум запасаются всегда водою: идущие из России – у реки Чжаны, а из Бухарии – у сего колодца.
Во время следования сими песками для отдохновения останавливаются только по два часа в сутки. Верблюдов и лошадей в сие время на пастьбу не пускают; у первых, отвязывая тюки, облегчают их несколько от несомой ими тяжести, а другим дают пить немного из запасной воды.
Таким образом, совершают сей путь с верблюдами в трое суток, а на лошадях – в двое. У колодца Букана всегда остаются (на) сутки для отдохновения. В песках Кызылкум, с тех пор как уничтожены колодцы, грабежей не бывает, но зато часто случается сие при колодце Букане, где иногда шайки трухменцов без всякого сопротивления изнуренных 3-суточным бдением, жаждою и усталостью людей разбивают.

Дорога от колодца Букана до Бухарии.

От сего колодца до Бухарии дорога идет всегда чрез одни места, по коим кормы состоят из горькой юсани, растущей до 2 четвертей вышиною; лошади привыкают к ней довольно скоро. В воде не бывает также недостатка, ибо повсюду встречаются ключи и колодцы.
Местоположение по большей части представляют по сему пространству равнины, покрытые глинистою землею и песком. Горы, пересекающие сии равнины, довольно высоки. Они тянутся хребтами от востока к западу и содержат по местам выдающиеся крепкий дикий камень, кварц, яшму и известь.
По причине гладкой земной поверхности путь сей для колес и пешеходцев способен, кроме гор Иллер, или Илдераты, начинающихся от самого Букана в ширину на 35 верст, 30-верстного перехода чрез песчаную полосу Баканкум, или Баткакум, и гор Будбулдык на расстоянии 20 верст, потому что чрез горы переходят по узкой тропинке, покрытой глубоким песком, то возвышаясь, то опускаясь в пропасти под высящимися над главами каменьями, а пески рыхлы даже до такой степени, что и верблюды тонут по колено.
Сии препоны можно было бы миновать, делая обход к востоку, но недостаток в тех местах воды и 3-дневная продолжительность противу прямого пути заставляет купцов предпочесть краткость времени выгоде ровного положения.
Сею то дорогою доходят напоследок до реки Бухар-Дарьи или до местечка Вапкана, от коего мимо дач и деревень вступают в город Бухару. Расстояние от реки Сыр до сего города вымерено и снято по компасу унтер-офицером Безношковым, который полагает до 500 верст. 

Дорога из крепости Орской.

Третий путь из Орской крепости до самой реки Чжаны или, лучше сказать, до песков Кызылкум имеет многие неопределенные направления. Каждый караван идет почти всегда чрез новые места, ибо вожаки избираются здесь из трех отделений Меньшой орды, а именно: тюрткаринцы, чумякейцы и чжаббасцы.
Первые, купцами ныне оставлены за их хищничество, а последние, только в недавнем времени начали водить сюда караваны и, по причине отдаления кочевья их к востоку, производят сие изредка. Итак, более всех провожают купцов чумякейцы и, особенно, чжилдярского удела, несмотря, что и на честность сих также немного можно положиться.
Первые, т.е. тюрткаринцы, ходили всегда близ того направления, которым следовали мы вперед до самой горы Кулакачи, а от оной склонялись к горе Кокдомбак и, минуя ее, шли на реку Сыр к перевозу Майлыбаш точно теми же местами, коими караванный путь простирается из Оренбурга и о котором описано выше.
Чумякейцы проходят всегда около возвратного нашего пути, направляясь на урочище Тюгошкан, иногда прямо чрез степи и гору Кунгуртюбя, а иногда, приняв несколько к востоку, по левой стороне речки Камышаклы на самую вершину реки Иргиза или, оставя оную и горы Верхний Котырташ вправе, тянутся к горе Карачетау и реке Тургаю, и оттуда уже склоняются на Тюгошкан.
От Тюгошкана, придерживаясь сначала озера Аксакалбарбий, останавливаются для ночлегов при озерках Атагай-Чаганак, при песках Берилыкум, при озерах Аксакалны-Карасу. Потом вступают в пески Каракум и выходят на реку Сыр к знаменитому перевозу Ташкичу.
На Куване переправляются при урочище Айтимбек, а на Чжане – при Карасаколе. Вообще о сей дороге заметить должно, что она гораздо выгоднее тюрткаринской, ибо до Тюгошкана места лежат ровные и кормами изобильные, а вода получается по скопившимся от весны ямам и колодцам около солонцов.
Гора Карачетау представляет выдавшаюся каменную скалистую гряду в пространстве на 35 верст. Ее отовсюду окружают обширные степи и плоские чуть приметные возвышения; окрестности оной изобилуют особенно славными ключами, а равнины – болотистыми и камышом покрытыми ложбинами, озерами и знатными степными пастьбами.
Из озер известны наиболее Большое и Малое Чаркалкуль, вмещающие солоноватую воду, и Чабаркуль, почти всегда пресное и окруженное во все лето кочевьями киргизскими. В песках, лежащих на пути от Тюгошкана до реки Сыр, встречаются только два затруднительные к переходу пункта, а именно: гора Коуртюбя и равнины Музбиль.
Впрочем, хотя в некоторых местах случается иметь недостаток в кормах и воде, но сие происходит наиболее от вожаков, которые даже и малейшие кривизны или обходы дороги почитают себе в тягость. По сему направлению достигают до Бухарии в спокойное время в 4 недели.
Джаббасцы, по сопредельности их к Средней орде, весьма редко водят караваны по чумекейской дороге, разве только тогда, когда купцы имеют вожаков из обоих сих отделений. Одни джаббасцы, по большей части выступя из крепости Орской по правой стороне реки Ори, следуют к востоку по обыкновенным степным местам, располагая станы по удобности для корма и воды и, пройдя таким образом неделю, начинают склоняться к югу и чрез три дня достигают или реки Улкояк, впадающей в Тургай, или песков Джидель-Мамыт, которыми проходят прямо на реку Тургай, простираясь далее по направлению пути, идущему из города Троицка.
Чрез сии места достигают в Бухарию 8 и 10 днями позже, нежели чумекейцы.

Дорога из города Троицка.

Четвертый путь в Бухарию идет из города Троицка. Он разделяется, как и прочие, на многие отрасли. Иные из них, простираются чрез Меньшую орду чжаббаским и байулы-алтынским отделениями, а другие, чрез Среднюю орду баганали-найманским родом и союзными с ними уделами.
Упомянутые киргизцы, а особливо Средней орды, вообще миролюбивее всех прочих родов, составляющих орду Меньшую. Они и по сие время не разграбляли еще караванов с такою жестокостью и разорением для купечества, как последние, хотя наклонность к хищничеству и в их сердцах равно господствует, но они удовлетворяют алчность свою только малою добычею, приобретая оную чрез тайное воровство; к совершенному же истреблению караванов, можно сказать, не узнало еще вкуса.
Привычка и надежда остаться без наказания, поселившись в сердцах необразованного народа, составляют единственную причину грабежа караванов в Меньшей орде, чего со временем ожидать можно и от Средней. А ныне и междоусобные баранты не имеют здесь влияния на безопасное следование купечества, подобно как в Меньшей орде.
Киргизцы орды Средней иногда совершали ее в виду купцов, и даже отнимали тех самых верблюдов, на которых возились тюки, не трогая нисколько товара. Вожаками избираются здесь обыкновенно либо султаны, либо знатные бии, к которым народ более прочих имеет уважение.
Им дается за сие нарочитая плата, за что они со своей стороны всевозможно пекутся о целости товара, собирая для защищения оного в опасное время до 1000 и более себе подвластных киргизцев. С другой стороны здесь берут и ту предосторожность, что перевоз товара чрез реку Сыр и от оной до границы российской не иначе производят, как при перекочевке всего рода от летних к зимним и от зимних к летним кочевьям.
Здесь хранится также в обыкновении доверенность, и купцы, полагаясь на поручительство избранного вожака, иногда по два и по три вьюка с товаром отдают на руки простым киргизцам, в разное время приезжающим в меновой двор.
Взятые таким образом тюки увозят в степь и чрез несколько времени доставляют куда было договорено, сдавая их в таможнях или караван-сараях. О чем подробно замечено в дневных наших записках. За провоз из Троицка в Бухарию киргизцы берут по 4 и по 5 бухарских червонных, что составит около 80 руб., следовательно, в половину менее, нежели платят в Оренбурге и Орске.
Но надобно заметить, что извозчики здешние гораздо ленивее первых и чрез то караваны проходят вдвое медленнее, нежели как бы можно было. Они из Троицка до Бухарии при беспрерывном следовании достигают не прежде двух, а иногда и трех месяцев.
Чжаббасцы следуют из Троицка всегда на юг и, сколько известно, главные свои станы располагают: первый – на речке Тогузак, впадающей в реку Уй, проходя от границы около 60 верст ровными степями и низкими болотистыми и дресвянистыми местами со множеством озер, изобилующих рыбою.
Между ими также попадаются озера совершенно соленые. Второй – на речках Аяте и Каяте, протекающих к Тоболу и имеющих холмистые берега, частью заросшие камышом. От Тогузака до сих мест чрез 65 верст лежит глинистая степь с низкими, травою и камышом покрытыми, ложбинами, котловидными мочежинами, ручьями Карасу и солеными озерками, из коих примечательнейшее Кинкуль, имеющее 1 1/2 версты окружности.
Из него прежде доставали россияне самосадочною соль, но ныне оная не оседает, что замечено и в других озерах здешней окрестности. Третий – при реке Тоболе, чрез которую переправляются вброд на левую ее сторону, полагая от вершин ее около 70 верст.
До нее от Каяти считают до 79 верст. На сем расстоянии путь по большей части идет сухою степью, по коей рассеяны озера и многие солонцы. Тобол имеет в сих местах до 15 сажен ширины, он течет по равнине, имеющей более 3 верст ширины и снабденной хорошими болотами и изредка растущими ивами и осинами.
В окрестности реки по степи видны березовые, еловые рощи и способные земли для возделывания. Река Тобол течет тихо, делает в песчаной почве много островов, рукавов и новых протоков. Рыбы в ней приметно немного, вода цвету желтоватого и несколько солона.
На всем расстоянии от Троицка попадаются часто славные киргизские могилы и остатки кирпичных зданий, как известно по преданию, построенных нагайцами. За рекою Тоболом путь караванный идет попеременно или местами низменными, или высокими степями, где вода находится в озерках и ямах.
В 5-й день от Тобола достигают до обширных озер Уркач, Кинделикуль, имеющих в окрестности довольно степных кормов. От них разделяется дорога на два направления, первым, оставя гору Карачетау вправе, тянутся около обыкновенного чумекейского пути к урочищу Тюгошкану, пройдя которое, придерживаются влево все подле озера Аксакалбарбий до южной его оконечности, далее же к реке Сыр переходят песками Каракум.
Другим направлением склоняются к реке Тургаю, как показано выше, и переправясь за оную, касаются восточной стороны озера Аксакала, встречая повсюду для снабдения себя водою колодцы и изрядные озера. Потом вступя в пески Каракумы, следуют почти по одному продолжению с первым путем и выходят на Сыр-реку при переправе Куркут, где находятся знаменитые древние кладбища.
Реку Куван переправляются против урочища Сабыр-юл, а на Чжаны – при Баянкакты. Байулы-алтынские и прочие Средней орды вожаки главный путь свой продолжают сначала по выходе из Троицка несколько на юго-восток, следовательно, левее чжаббасцов.
Они чрез реку Тобол переправляются 4 версты выше устья реки Аяты, отстоянием от троицкого измерения до 200 верст. Путь сей во всем одинаков с чжаббаским, ибо вообще лежат места степные и болотистые со многими озерами.
Ближе к Тоболу степь возвышается, становится волнистою и называется Арелембек-Убазин. За рекою, чрез 62 версты, лежат солоноватые равнины, покрытые многими пресною водою имеющими и камышом заросшими ямами и по местам березовыми перелесками, а за оными представляется известное и знаменитое своею солью озеро Эбелей.
Местоположение вокруг него, по описанию бывалых людей, ровное, наполненное солеными прудами, с осадкою поваренной и горькой соли; между оными находятся также небольшие озера пресные, заросшие камышом и ситником, а в окрестности видны небольшие рощи березового леса и великое изобилие соленых растений. Собственно озеро Эбелей имеет окружности 11 верст и 20 сажен. Оно снабжало прежде солью всю Исетскую провинцию, или нынешние Троицкий и Челябинский уезды.
Толщина осадочного слоя, или коры, в иные годы имела до 4 вершков. В 15 верстах от озера Эбелея находится лес, называемый Аманкарагай, т.е. здравствуй бор; название сие дано потому, что караваны, идущие из Бухарии в Россию, встречая оный после продолжительного единообразия дикой природы, как бы с некоторым восхищением ему приветствуют.
Он довольно обширен, состоит по большей части из сосновых дерев, растущих на песчаной почве, имеет в длину более 10 верст. За ним, идучи далее к югу, показываются только возвышающиеся пустые степи, изредка выдающиеся угорья, пресекаемые песчаными полосами, кое-где соленые и пресные озерка, из которых знаменитее всех Мамыркуль.
Пройдя таковым положением дня 4, начинают попадаться овраги, составляющие вершины реки Улкояка, текущие только весною. Спускаясь по сей речке, достигают к Тургаю, и, перейдя оный, следуют по камышным озерам к восточному берегу озера Аксакалбарбий.
Потом вступают в пески Каракум, имея привольные места для отдохновения у ключей Ульучюк и при колодцах, водою изобильных, Алтыкудук и, наконец, переправляются чрез реку Сыр при месте, называемом Куват, а чрез Куван – при Кияукичуве.
Вожаки Средней орды имеют еще другую дорогу, по которой переходят реку Тобол гораздо ниже по ее течению, нежели в первом направлении, расстоянием от города Троицка в 150 верстах. От сего перехода продолжают путь низкими степями к реке Убаган и по левому берегу оной до самых ее вершин, что составляет около 350 верст.
Потом 100 верст следуют по безводным степям до урочища Семрик, изобилующего в окружности хорошими пастьбами и славными рыбными озерами. От сего места, на расстоянии 100 верст, встречаются возвышенные и довольно для прохода трудные горы, составляющие начало Актанского хребта.
Спустясь на полуденную их сторону к урочищу Сарыкапа, которое имеет беспрерывные камыши и почти сплошные озера, наконец, после 150 верст переходят чрез речки Каратургай и Саратургай, или минуя их достигают прямо к реке Большому Тургаю.
По переходе за оный появляются песчаные долины и высоты, а в 120 верстах протекает река Эланчинк, имеющая свой источник в горе Улутау и терявшаяся в песках. Напоследок вступают в Каракум и, пройдя 300 верст, переправляются за реку Сыр при урочище Карабадал или, принимая влево, выходят к перевозу Акмечеть, находящемуся верст 25 выше разделения реки Сыр на протоки.
Следовательно, и переезжают ее только один раз. Зимою по большей части все три протока переходят по льду, начиная от места, называемого Кармакчата, где видны многие древние знаменитые могилы. Вообще в песках Каракум на сем пути воды довольно, но кормы для скота отменно худы.
От перевоза Акмечеть, так как и от всех прочих, имеющихся чрез реку Сыр и ее протоки, караванные пути склоняются по большей части на дорогу, ведущую чрез пески Кызылкум к колодцу Букану. От Акмечетя можно также идти в Бухарию песками, оставя колодец Букан в правой стороне.
Путь сей короче целою неделею, но великие пески при беспрерывном недостатке воды и паств совершенно препятствуют спокойному проходу.

Дорога из крепости Святого Петра в Бухарию.

Пятый путь – из крепости Св. Петра. Он разделяется на два направления, по первому, имея вожаков Средней орды найманского рода, баганалы отделения следуют прямо в Бухарию, а по другому – в Ташкент. В Бухарию дорога от границы воспринимает свое начало из крепости Пресногорьковской, куда товары привозятся из Св. Петра на повозках и, по досмотре таможенном, отдаются на руки киргизам.
Караваны, вступя таким образом в степь, склоняются на юго-запад к реке Абуге, встречая повсюду многие озера, болота и долины, поросшие березовым лесом. Чрез Абугу, по причине топких и болотистых ее берегов, переправляются в одном только месте бродом, именуемым Кара, т.е. черный.
От сего места идут к лесу Аманкарагай, а далее от оного к реке Сыр продолжают путь по дороге, идущей из города Троицка. Для сообщения от границ наших прямо с Бухарией дорога из крепости Св. Петра есть последняя, ибо изо всех прочих мест Сибирской линии ни с нашей стороны в Бухарию, ни оттуда к нам переездов не бывает, товары доставляются только в Ташкению.

Примечание собственно о переправе чрез реку Сыр.

Главный перевоз чрез реку Сыр в киргизских кочевьях почитается в нынешнее время Айтимбет, а на Куване – Таскичу, где во всякое время более всех прочих перевозов, упоминаемых при описании дорог, можно найти судов для переправы.
Сии перевозы находятся в чумекейских аулах в средине всех дорог, а потому чрез них переправляются большей частью все большие караваны. Перевозные суда содержались прежде каракалпаками, которые должны были платить тем киргизцам, в кочевьях коих оные находятся, за право быть перевозчиками некоторый род пошлины, но ныне упражняются в сей промышленности по большей части уже сами киргизцы.
Суда здешние видом и устроением похожи на плоскодонные барки. Грузу полагается на них, смотря по величине судна, от 6 до 25 тюков или от 40 до 120 пудов. Они получаются киргизцами из Ташкента, куда кочующие по реке Сыр народы гоняют свой скот для торговли и покупают сии суда для сплава вымененных товаров или достают их также чрез Аральское море из Хивы.
Дерево, из которого суда делаются, называется по-тамошнему тиряк и есть род тута. Таковых судов, способных к переправе товаров, на всяком перевозе бывает от 5 до 40. Переправа обыкновенно бывает на гребле, но очень медленно, чему виною плоское дно судов.
На них перевозят только товар, а верблюды и лошади перегоняются вплавь. Плата за перевоз берется не всегда ровная, а судя по времени и величине каравана. Купцы полагают, что средняя цена, считая за вьюк с одного верблюда, стоит две бухарские монеты или около 60 коп., но в замену денег, которые здесь не употребляются, отдают всегда товаром: идущие из России – юфтяною кожею, а из Бухарии – бумажною материею.
На сих перевозных судах в полную воду, а особливо во время перекочевки, киргизцы переправляют имение свое, платя за сие скотом или хлебом.
Нередко за неимением судов, идущие из Бухарии переправляют товар следующим образом: из тюков с хлопчатою или непряденою бумагою связывают веревками в два яруса обширный плот, на который накладывают потребные для сохранения от воды вещи и перетягивают оную с одного берега к другому веревкою, привязывая ее вместо ворота к лошадям.
Сии тюки столь плотно бывают связаны, что вода во внутренность оных никогда не проникает. Киргизцы вместо сего делают плоты из высокого по всем почти степным рекам растущего камыша, сначала вяжут из него плотные фашины, потом сплачивают оные в толстоту до трех и более аршин и, перетянув крепко веревками, переправляют на них также, как и купцы на тюках, не только имение свое и товары, но скот и малолетних детей. Последний способ переправы наиболее употребителен между киргизцами и полезен им не только на больших реках, но и во время разлития малых.

Дорога в Ташкению из крепости Святого Петра.

Из крепости Св. Петра в Ташкению препровождают караваны киргизцы Средней орды, и почти всегда главный род аргынский. Они совершают свой путь неопределенно, иногда прямо чрез горы степью Кокчатау, Иреймантау, а иногда близ реки Ишима до ее вершин. А далее от сих мест в обоих случаях склоняются на реку Нуру, где и соединяются с теми направлениями дорог, которые идут с реки Иртыша. 

С Иртышской линии в Ташкению.

С реки Иртыша переходят в Ташкению из пяти мест, по сей реке лежащих, а именно: из крепости Железнинской и вместе из форпоста Каряковского, из крепости Ямышевской, или выше оной, из форпоста Семиярского, из города Семиполатинского, из крепости Усть-Каменогорска.
Все начинающиеся из сих мест пути пролегают в Ташкению чрез Среднюю орду и местным своим положением составляют, можно сказать, одно протяжение, ибо в песчаной степи Битпак они сближаются и даже многие соединяются воедино.
А потому опишем здесь только две дороги, из коих первая, идущая из Семиярского форпоста, как более всех других в степь выдающегося и по положению своему составляющего между прочими торговыми на Иртыше пунктами средину, почитается главнейшею.
Мы поместим здесь описание, сделанное сей дороги г-ном берггешвореном Поспеловым во время проезда его в Ташкент и обратно в 1800 г.
- «Примеры буйства и хищничества киргизцев, – пишет он, – нередко на самой границе производимые, довольно показывают, сколь трудно проходить чрез их обиталища. Никакие права для корыстолюбия ими не уважаются. Свобода и самая жизнь тех, которые с ними другого закона, остаются беззащитны.
При таковых обстоятельствах генерал, командующий на Сибирской линии, о препровождении нас в Ташкент и для обеспечения безопасности нашей сделал сношение с киргизским султаном Букеем 86, управляющим сильною каракисякскою волостью и потому уважаемым в орде почти наравне с ханом.
Получа на сей конец обнадеживание, решились мы отправиться в степь около Ямышевской крепости из форпоста Семиярского, как соответствующего направлению пути и удобного для переправы чрез реку Иртыш при самом разлитии весенней воды.
Для препровождения до султана послан с нами был один знающий места киргизец и 25 человек вооруженных российских казаков. Следуя от реки Иртыша в направлении к горам Куказлыку ровною степью, отчасти солончаковою и отчасти чрез пригорки и увалы, на местах отдохновения находили воду в озерках или колодцах, а изредка и по ключам; в первых она была более горьковата.
Помянутые горы и в близости оных Бокту находятся от Иртыша в 170 верстах. Они положением своим не очень высоки, но покрыты сосновым лесом, годным к строению. Около их довольно много ключей, а луговых трав, кроме мелкого кипцу (ковыля), не находится.
При сем урочище партия киргизцев более 40 человек сделало варварское покушение, но увидя меры, взятые к защите, предприятие свое оставила. Продолжая путь далее таковыми же ровными пространствами до горы Каркаралы, в рассуждении удовлетворения себя водою и кормом лошадей не имели затруднения.
Горы сии и в близости их Кеньказлык каменисты, покрыты сосновым лесом, годным к строению, и мелким березняком и осинником, а по течению многих ключей растут луговые травы. В лесах находятся звери, по уверению киргизцев: медведи, маралы и кабаны.
Сии горы от Иртыша имеют отстояние на 250 верст. Возвышенные места, идущие от них далее до реки Нура, час от часу становятся каменистее и сплошнее, по известным киргизцам путям даже с повозками проходить ими незатруднительно.
Между сими горами по ключам растет таловый и осиновый лесок, а на мягких подолах – луговые травы. Тут может также производимо быть и хлебопашество. По реке Нуре повсюду находятся таковые же выгодные местоположения: киргизцы начали даже около ее производить небольшое земледелие, наводняя поля из реки каналами.
Здесь нашли мы кочующего Букея-султана. Представя ему сношение пограничного генерала и подарки, просили об отправлении в Ташкент. Он с удовольствием все принял и, наконец, по долгом отклонении от дальнейшего пути, согласился дать с нами для препровождения сына своего, а с ним вместе надежного вожатого и двух киргизцев.
По его совету мы выбрали с собою еще 10 человек из препровождавших нас казаков. Выступя в дальнейший путь, имели мы, несмотря на препровождающего нас султана, многие от встречающихся аулов неприятности. На речке Сарысу теряклинской волости султан, брат нынешнего хана, предпринял даже решительно остановить нас, но скрытное следование спасло от сего несчастного случая.
Таким образом, от реки Нура продолжался путь до гор, называемых Кокдомбак (Сии горы не должно смешивать с горами, лежащими в песках Каракум, близ Аральского моря, на тюрт-каринской дороге.), на расстоянии от Иртыша 770 верст степными и отчасти гористыми, но, впрочем, нетрудными для прохода местами.
Для лошадей ковыльной травы везде было довольно, воду находили около гор в ключах или озерах и колодцах, а для варения пищи, где нет терновнику, собирали скотский помет. От гор Кокдомбак начинается песчаная степь Битпак (негодная) и продолжается до реки Цуя в ширину на 180 верст.
По оной избираются караванами разные дороги, которые сходствуют или со временем года, или с безопасностью в рассуждении приближения живущих в горном кряжу так называемых каменных или диких киргизцев, злейших неприятелей для проезжающих всякого звания людей и грабителей караванов.
Самая опаснейшая из дорог, но зато ближайшая, почитается чрез урочище Тюсбулак. Многие обстоятельства принудили нас следовать по оной, избирая места для ночлегов на киргизских станах, по которым они с реки Цуя весною переходят кочевать к северу, и осенью отходят обратно.
Скопившуюся от снегов воду находили мы в ямах; в прочее же время года бывает она только в колодцах и по великой ее горечи разве только по нужде может быть употреблена. Впрочем, кроме терновника и полынной травы (юсан), никаких растений мы не видали.
Дошед до реки Цуя, по причине бывшего тогда весеннего разлива переправились на связанных из камыша плотах, называемых сал. От сей реки, по переходе 10 верст, встречаются небольшие озера, за ними следуют пески, покрытые саксаулем и полынною травою, по коим на расстоянии 50 верст воды совсем нет, и для хода лошадей весьма изнурительно.
Но заметить должно, что, с одной стороны, неизвестность сего края, а с другой, всегдашняя опасность, самим вожакам не позволяла удобнее в прохождении сем располагаться, а потому и затруднения наши тем более увеличивались.
По окончании песчаной степи нашли мы на обширной равнине множество сплошных озер, называемых Каракуль, обросших камышом и довольно рыбных. От оных мимо прежнего селения Бабаты с удобностью перешли мы горы Каратау.
С их вершины видно все пространство Ташкентской равнины до самых гор Алатау. На ней находится множество речек и ключей, произрастают изобильные кормы и зеленеются повсюду кустарники и кое-где небольшой лес, а около селений встречались плодоносные сады и земледельческие поля.
Сии предметы принесли нам немалое удовольствие, и принесли бы еще более, когда бы изнурение наших лошадей и удрученные трудами наши силы, не лишили нас всех способ пользоваться сими приятностями. Уже 26 июня мы прибыли в Ташкенту и на другой день были представлены владельцу оного.
Пробыв в сем городе 3 месяца, получили отправление, и 1 октября, совокупившись с небольшим караваном тамошних купцов, отправились. Чтоб привести в известность другой путь чрез урочище Уванас, мы пошли по оному, несмотря на его отдаление.
До гор Каратау следовали со всею удобностью мимо города Туркестана и других селений, но зато в прохождении чрез сии горы по причине ущелистых по скалам проходов претерпели великие трудности, каких и в первом пути не встречали. Здесь проходить можно только на одних верховых лошадях.
Между утесами гор текут ключи и растет березовый, осиновый и таловый лесок вместе с другими кустарниками, а в небольших долинах есть и славные конские корма. Продолжая путь наш далее мимо опустевшего селения Спак, достигли дороги до реки Цуя гораздо с большею удобностью, нежели прежде, потому, что в сих местах столь великих песков не встречали и воду находили повсюду в колодцах.
Река Цуй в осеннее время не имеет течения, а превращается в озеристую, и вода в ней становится весьма горьковата. Отсюда степью Битпак до гор Кокдомбак переход не был удобнее, а равно и далее чрез всю Киргизскую степь до самой российской границы обратный путь наш составлял параллель описанному выше вперед идущему пути».
Вторая дорога с реки Иртыша идет от крепости Железинской, которая лежит севернее Семиярского форпоста. Дорога сия направляется другими местами только до реки Нуры и имеет на сем пространстве гораздо выгоднейшее положение, нежели места, описанные г-ном Поспеловым.
Она простирается сначала чрез 120 верст на юг по ровной степи, наполненной многими озерами и лугами, за которыми встречается озеро Аккуль, или Жаилма, [350] которое состоит из двух разливов, соединяющихся между собою чрез узкий проток.
Оно имеет в окружности около 40 верст, в него вливаются две, почти в параллель чрез 390 верст текущие с юга, степные речки Чидертя и Улентя, берега которых снабдены всем нужным для кочевой жизни. По сим рекам продолжается дальнейшее направление дороги.
От вершин их, чтоб придти на реку Нуру, остается только около 100 верст перебраться чрез каменные, перелесками и ключами наполненные, горы Ирейман. Из города Семиполатинского дорога в Ташкению направляется вначале к горам Куказлыку, а далее по тем же самым местам, которые описаны выше.
Из крепости Усть-Каменогорской в Ташкент ходят мало и всегда чрез Семиполатинск. Вожаки для караванов избираются в здешних торговых местах наиболее из главного аргынского рода, имеющего многие отделения, кои кочевьями своими располагающиеся зимою к Ташкенту и за рекою Сыр к Бухарии, а летом к пределам России.
В Ташкент поспеть можно в 25 дней. Сим путем пользуются только ташкенцы и малая часть татар казанских и тобольских. Впрочем, российские купцы сами очень редко отправляют туда большие караваны, ибо собственные произведения Ташкении по грубости и малого их количества не составляют в торговле нашей важной отрасли.
Они нужны только для пограничных обитателей и для мены с киргизцами. Ташкенцы и сами торгуют чужими изделиями, получая оное в мирное время из полуденных провинций сей части Азии и с китайской границы.

Дорога из Ташкении в Бухарию.

В Бухарию из города Ташкента товары перевозятся иногда на верблюдах каракалпакских, коих жилища располагаются по левой стороне реки Сыр, а иногда на бухарских и киргизских. Дорога из Ташкении сначала чрез целый день идет по речке Чирчику к реке Сыр, чрез которую переправясь на судах, следуют двое суток на юго-запад песчаными степями по колодцам и по кочевьям каракалпаков до города Дзах, или Джазах.
Потом 4 дня – местами возвышенными и песчаными по колодцам же и каналам, проведенным для наводнения полей, до города Самарканда, а отсюда в 5 дней по ровной дороге, травою и водою изобильной, поспевают в город Бухару.
Кроме сей дороги из Ташкента в Бухарию в спокойное время ездят еще чрез город Ходжант. Сей 4-мя днями продолжительный путь имеет ту выгоду, что идет местами населенными, во всем изобильными и далее отклоняющимися от кочевья каракалпаков, часто наносящих караванам разорение.
Из Ташкента, сим последним путем следуя вначале на юг, в первые три дня достигают до реки Сыр и переправляются на левую сторону прямо против города Ходжанта, от которого продолжают идти уже на запад и в 4-й день вступают в город Уратюпя, потом в 3 дня – в Самарканд и, наконец, как сказано выше, в 5 дней – в Бухарию.

Дороги в Малую Бухарию, или Кашкарию, от реки Иртыша.

Помещенные здесь описания караванных дорог относились собственно только до тех, которые идут из России чрез Киргизскую степь в Большую Бухарию, как к средоточию азиатской, индейской и персидской торговли. Но для полного обозрения страны сей небезполезно, думаем, показать, сколько возможно, и те пути, по которым производятся торговые сообщения с зюнгорскими городами, лежащими при реке Или, и с Малой Бухарией, известной ныне под именем земли Кашкарской.
Прежде сего описания, для предварительного соображения заметим, что российские купцы прямо сами собою туда не ездят, разве некоторые татары и то под именем ташкенцев, ибо китайцы, во владении которых сии провинции ныне состоят, расположа повсюду пограничные караулы, препятствуют свободному сообщению с природными жителями, так что кроме тех мест, где находятся тамошние заставы производить торговлю признается за уголовное преступление.
Китайцы всевозможно стараются от сей стороны своего государства пересечь всякое сообщение с иностранными, почему и самая торговля их здесь походит более на мелочную мену. Ташкенцы, как народ малосильный, преимущественнее всех прочих имеют у них себе доверенности.
Им позволяется даже проезжать во внутренние ближние города. Впрочем, все купеческие караваны представляют себе за правило сколько можно удаляться от китайской границы, дабы не претерпеть взыскания, которое часто налагаемо бывает на них за потаенную торговлю.
Сие заставляет даже некоторых, уклоняясь от удобнейшего пути, преодолевать непроходимые горы, подвергаться грабежу от горных киргизцев и, таким образом, добираться скрытно до самого Кашкара. Вожаки для препровождения караванов из России берутся от киргизцев Средней орды найманского рода и Большой орды, а из Ташкении употребляют обитателей гор Актау – ташкыргызов.
Жители, населяющие Малую Бухарию и Зюнгорию, с радостью желали бы пользоваться сею ветвью торговли. Они часто приезжают на российскую границу, несмотря на строгое запрещение от правительства. Товары, доставляемые ими на Иртышскую линию, а особливо в крепость Усть-Каменогорскую и город Семиполатинск, состоят по большей части из китайских изделий и собственных произведений оного края, которые всегда бывают дешевле, нежели получаемые чрез Кяхту.
Главный путь идет в Кашкарию от города Семиполатинска чрез пограничный китайской город Каргос. Путь сей от самого начала разделяется на две дороги. Ближайшая из них, склоняясь несколько к юго-востоку, проходит за китайские посты во внутрь Зюнгории, а потому купечество почти совсем ею не пользуется, а другая продолжается правее первой киргизскими кочевьями, оставляя китайскую линию влеве.
По первой дороге, выступая из Семиполатинска, три дня следуют источниками, вливающимися в реку Чаргурбан, и до места соединения речек Гурбана и Чара, придерживаются собственно сей реки, которая впадает в Иртыш. С левой стороны по ее течению прилегает ровная степь, покрытая небольшим кустарником и солоноватыми озерами, а с правой, в некотором отдалении, тянутся плоские горы Чаргурбан и Чжуантюбя, которые, наконец, к вершине реки приближаются и составляют утесистый ее берег.
В четвертый день, направляясь то плоскими, то крутыми возвышениями и степями чрез ручьи, соединяющиеся с Чаром, достигают до высоких гор Калмы-Тологой. В пятый, спустясь с сих гор, достигают до ручья, изобилующего кормами и впадающего в реку Бокунь.
В шестой – до озера Юсьагачь, или Зун-Мудон, составившегося из реки Чагадык, которая в вершине называется Кокбукта. Она впадает в озеро Нор-Зайсан. В седьмой день переходят китайскую линию, следуя чрез многие речки, текущие также к Нор-Зайсану и разделенные между собою пологими горами.
Привольное место для стана встречают в сей день на речке Камбаге, или Кабарге, а в восьмой – на речке Чорге. Отсюда двое суток должно перебираться по ключам чрез каменистые, высокие и для прохода довольно затруднительные горы Хамар-Дабан, за которыми протекает знаменитая в сих местах река Эмиль, или Имиль, имеющая ширины около 10 сажен.
По оной располагаются многие жилища калмыков, составлявших прежде Зюнгорскую орду. От сей реки после двух дней достигают до славного соленого озера Халтир-Ишыга, принимающего в себя многие источники, из коих знаменитее прочих Боратал, текущий с западной стороны.
По оным находятся селения калмыков и бухарцев, нарочито водворенных здесь от китайского правительства для доставления земледельческих произведений располагавшейся близ сих мест китайской пограничной страже. На берегах озера получают в летнее время осаждающуюся соль и находят, как некоторые уверяют, купорос.
Отсюда, следуя далее плоскими возвышениями и после двух ночлегов, вступают в горы, называемые Талки, повсюду, кроме одного места, непроходимые. Пробравшись чрез ущелье оных узкими изворотами и переняв вброд с лишком 30 раз речку Талки, открывается взору величественный вид: долина реки Или, украшенная рощами, от гор стремящимися ручьями и селениями.
Спустясь на равнину, обращают ход несколько вправо на запад и, продолжая идти по скату горы Талки, наконец, в 3-й, а всего от Семиполатинска в 22-й день, вступают в Каргос, бухарское селение, увеличенное китайцами, лежащее недалеко от правого берега реки Или.
Вторая дорога из Семиполатинска в Каргос направляется следующим местоположением.
В 1-й день приходят к горе Кукун чрез гладкую степь, встречая на пути и у самой горы колодцы. Во 2-й – таковыми же местами до невысокой горы Аркат-Буркат.
В 3-й – степью и частью возвышающимися грядами каменистых гор Алдчжан, лесом и водою изобильных.
В 4-й – холмистыми возвышениями по камышным озеркам, сохраняющим в себе воду от весны.
В 5-й – гладкою степью, пересекаемого иногда песчаными полосами, чрез лощины Атшесу и Карасу, в весеннее время наполненные водою, а летом пересыхаемые, до горы Аягуй, по-киргизски сопка Чжингис, при которой протекает ручей сего же имени.
В 6-й – холмистою степью чрез ручьи Ботлаксу, Ачис и проч. до горы Кузукургачж, при коей имеет свое течение река Аягуз, в весеннее разлитие довольно обширное, а летом оставляющая только пруды и озерки.
В 7-й – ровною степью, покрытою песком и частью песчаными бугристыми грядами, пересекаемою сначала верст на 30 бесплодною пустою, а потом многими колодцами, кустиками и в одном месте густым, но небольшим леском снабденною.
В 8-й – степью же менее песчаною, с рассеянными по местам колодцами и источниками, достигают до реки Лавши, впадающей, как и все прочие сих окрестностей источники, в обширное озеро Балхаш. Лавши имеет летом от 5 до 7, а зимою от 10 до 12 сажен ширины, весною же по быстроте ее и расширению непроходима.
В 9-й – небольшими песчаными полосами, тянущимися до реки Аксу, которая во всем подобно Лавши.
В 10-й – сначала ровною, твердою и бесплодною степью, а далее чрез многие ручьи до реки Буей, или Бием.
В 11-й – таковыми же местами чрез источник Джигда в параллель направляющихся к югу холмистых, изредка лесом покрытых возвышений, до горной быстрой, летом сажен 10 ширины имеющей и многими островами покрытой, речки Каратал.
В 12-й – степью до речки Коксу, которая подобна речке Каратал.
В 13-й – холмистыми горами, часто обнажающими оскалины, до высоких каменистых и для прохода затруднительных гор Барагочжур, или Баракудьир.
В 14-й – пройдя несколько хребта сих гор, перебираются чрез оные на восточную сторону, где хороший стан встречается на речке Саумил.
В 15-й – ровными песчаными степями чрез многие речки в город Каргос.
Город Каргос доставляет свободное пристанище всем купцам и продажу всякого роду товарам, которыми по большей части производится главная мена с киргизцами Большой орды. К обеспечению сей торговли и к охранению города от набегов содержится в нем гарнизон, а для порядка коммерции учреждена таможенная застава.
Китайцы более всех имеют здесь перевес в торговле, ибо кроме их никому не дозволено отправлять отсюда товары внутрь Зюнгории и вывозить оные как оттуда, так и из самого Китая. Желающие посетить в недальнем расстоянии от сего места к востоку лежащий город Кольджу, должны испросить себе пропуск у начальника над таможнею и заплатить двойные пошлины.
Притом для всякой предосторожности препровождают их всегда от места до места нарочитые надзиратели.
Дорога направляется в сей город мимо форпостов и укрепленных мест. 
В 1-й день, идучи волнистою равниною чрез проведенные по местам каналы для наводнения полей и небольшие ручьи, имея на обеих сторонах разметанные хижины бухарцев и калмыков, достигают до ручья Чжигонсу, где находится крепость и небольшое бедное селение.
Во 2-й день дорога представляется гладкою. Тут на холмах видны деревушки, окруженные перелесками. В сей день останавливаются для ночлега в предместии китайской крепости Тунчуй, киргизцами называемый Чушкатом (свиной город), а калмыками – Дулбадзиде. Здесь видны также небольшие руины.
В 3-й день идут по вздымающимся высотам, где посты и укрепления становятся чаще и, наконец, при речке Укарлике открывается город Кулчжа – Колдза, или Голдча. Он велик, населен воинскими людьми под начальством анбаня, т.е. генерала 1-й статьи, повелевающего всею пограничною стражею, начиная от России до Малой Бухарии.
Крепость, командующая городом, представляет многоугольник, стены ее складены из нежженого кирпича. В предместье живет губернатор и малая часть купцов. Первый управляет правосудием во всей Зюнгорской земле, лежащей от российской границы до гор Музарт.
В 30 верстах от сего места, идучи вверх по реке Или, при устье ручья Альмоту лежит Старая Колчжа, населенная бухарцами и калмыками, которые занимаются торговлею и обрабатыванием земли. Когда город сей находился под управлением собственных ханов, то был довольно знаменит, но ныне включает не более 1000 домов.
Далее отсюда во внутренние селения никому из иностранных ни под каким предлогом вступать не позволено. Дорога собственно в Малую Бухарию, или Кашкар, идет или чрез Коргос, или, оставя оный влеве, прямо на юг, направляясь в обоих случаях к Музартским горам.
Только два направления известны туда из сей страны, но и по оным для избежания великих затруднений должно перевозить тяжести на лошадях, навьючивая на каждую только от 5 до 7 пудов. Первый путь склоняется несколько вправо.
Идучи по оному от Коргоса или от гор Барагочжур достигают обыкновенно до реки Или на переправу, находящуюся при урочище Котшегер. Тут еще и поныне видны остатки зданий и водопроводов, составлявших прежде увеселительный дворец калмыцкого хана.
Отсюда следуя невысокими и частью каменистыми горами, 
в 3-й день располагают лагерь у ручья Темурлук.
В 4-й – изобилующие ключами горы более и более возвышаются. Ночлег в сей день располагают обыкновенно при речке Чжаган.
В 5-й – горы становятся сплошнее и утесистее, в лощинах протекают многие источники, некоторые из них несут воды свои на север, а другие на юг. Все сии известны под именем Каркары.
В 6-й день опускаются в ровную долину Албанашба и достигают до реки Текеса, которая есть ничто иное как Или, названная сим именем в ее вершинах. Равнина сия распространяется на немалое расстояние, прилегая к левой стороне реки.
С северной стороны ограничивают ее крутые возвышения с ниспадающими от оных быстрыми потоками, которые делая в их течении водяной лабиринт и орошая землю, доставляют превосходные паствы, а в юге над правым берегом Текеса навешиваются Музартские снежные верхи, прохлаждающие в летнее время зной долины.
Не напрасно сие место номады почитают местом удовольствия для летних кочеваний! Не напрасно потомство Джингизово и зюнгорские ханы, чтоб насладиться роскошными дорогами оного, меняли пышные свои чертоги на войлочные хижины!
Здесь, посланные из России Петром Великим, имели в первый раз переговоры с ханом орды Зюнгорской. 
В 7-й и следующие дни, отклонясь несколько вправо к юго-западу, продолжают путь по левой стороне Текеса ровными и изредка возвышающимися пространствами. За рекою между горами видны китайские караулы.
В 13-й день переходят за Текес и бредут ущельями высоких, по северной покатости лесами усеянных, а с полуденной обнаженных, но уже не снежных гор.
В 14-й день вступают в пограничный город Уш, или Учж, где находится небольшой гарнизон и таможня. Сюда обыкновенно приходят и те караваны, которые отправляются в Кашкар из Большой Бухарии и из Ташкента.
Город Уш расположен на речке сего же имени, соединяющейся с рекою Кашкаром, и имеет около 2000 домов и худую крепость.
В два дня от города Уш достигают до города Аксу, ныне главного в Малой Бухарии по пребыванию в нем правителя, или вице-роя1(1 Вице-короля.), сей страны и начальника над войсками, оную охраняющими. Он расположен в обширной, горами обложенной равнине, отменно плодоносной и довольно обработанной.
Окружен каменными стенами, имеет восемь выездов и замок, командующий всем предместьем. Домов считается ныне до 7000.

От Аксу в город Кашкар поспевают в 10 и 12 дней, что составит более 300 верст расстояния.

Дорога продолжается горами, хотя вьюки везут на верблюдах; но в проходе с неопытными вожаками претерпевают немалые бедствия. Путешествующими примечено, что некоторые горы по сей дороге отменно высоки, так что при переходе чрез оные претерпевают одышку и чрезвычайную стужу.
Реки, трудные в весеннее время для переправы, суть Тууз, Кургас, Илак и Хайсар. Впрочем, что касается до обитателей, то по всему пути, исключая некоторых небольших бухарских деревушек, попадаются только кочевья горных кыргызов.
В некотором расстоянии, не доезжая Кашкара, селения увеличиваются. Около сих мест, по уверению жителей, находятся свинцовые рудники и серебряные промыслы, оставленные по бедности их свободными. Город Кашкар обширен и многолюден.
Права торговли предоставлены здесь равными для всех наций, а потому бывает она отменно обширна. Ее производят китайцы, тибетцы, индейцы, бухарцы, ташкенцы и, под видом бухарцев, российские татары.
Второй путь от Коргоса в Малую Бухарию идет левее первого. Он расстоянием ближе, но по своему местоположению для проезда гораздо затруднительнее. Следуя от упомянутой выше переправы чрез реку Или при развалинах Котшегер, в 1-й день достигают до высокой и далее до половины лета снегом покрытой горы Китемен.
Отсюда начинаются возвышенные гряды с оскаляющимися каменьями и между ними в глубоких оврагах стремящиеся с шумом ручьи. Сим положением в 4-й день приближаются к горе Шаму, которая как бы прислонившись к реке Текесу, увенчана сосновым лесом.
Здесь перейдя реку Текес на правый берег, целые два дня, а иногда и более, бредут чрез Музартский кряж, имея на каждом шагу ужасные под ногами стремнины и пропасти, а над главою – висящие льдистые глыбы. В весеннее и зимнее время сии места совсем не проходимы.
В 3-й день, считая от Текеса, достигают до большого бухарского селения Хариасвол, при горах лежащего. От оного спускаются в равнину Аксу, а потом следуют прямо к Кашкару, достигая туда в 9 или 10 дней, а всего от Каргоса в 18 дней.

Глава 6.

Замечания о заселении степи киргизской.

Общее физическое и географическое обозрение степи Киргизской представляет к разрешению вопрос, можно ли в стране сей водворить постоянных обитателей, и земледелец приобретет ли те блага от трудов своих, какими пользуется внутри России? Два обстоятельства встречаются при исследовании сего вопроса.
Если взять в рассуждение вместе все пространство степи, то в таковом случае известный повсюду недостаток в воде, скудость в лесах и по большей части каменистый грунт земли, покрытый жирною глиною, общее заселение сделают невозможным; но ежели начать рассматривать ее по частям, тогда откроются некоторые места, изобилующие нужными для поселян произведениями природы; иные из них могут даже равняться с округами, лежащими в полуденной части России; и к сим последним особенно принадлежат пространства, находящиеся в северной части степи около рек Илека, Ишима и Тобола, где обширные озера и многих рек прозрачные воды, окруженные хорошею почвою, тучными лугами и перелесками, продовольствуют беззаботно многие селения; наилучшими же из оных почесть можно места около тобольской границы.
Там и зимние посевы хлеба дадут хорошую жатву. В средине степи места представляются иногда безводные или имеющие худую воду, а иногда покрытые неспособною для возделывания землею или каменистые и вообще безлесные.
Те из них, кои, несмотря на небольшие недостатки, можно бы исключить из числа неспособных к населению, разделены между собою великим расстоянием, а следовательно, и селения на оных были бы малочисленны и раздроблены.
Геодезист Васильев, посланный для обозрения реки Эмбы, нашел таковые места: первое, при устье сей реки, впадающей в Каспийское море; второе, при речке Ганжигабулак и, третье, при соединении рек Темира с Эмбою.
- «Места сии, – говорит он, – могут равняться с окрестностями Астрахани. Здесь пробудилась недеятельность киргизца, и многие равнины покрываются уже златыми колосьями».
Переводчик Бекчурин, во время проезда своего во внутренность степи, встречал подобные на реке Хобде и около гор Мугочжартау, о чем также уверяют и многие киргизцы. По нашему пути примечены оные по реке Ори и около Иргиза в окрестностях урочищ Кулакачи, Барбий и Тюгушкана. Из дневных записок г-на капитана Рычкова видно, что на дороге, им проезжаемой, встречались таковые же при горах Такитурмас, покрытых сосновым лесом; при реке Каратургае, где видны еще и теперь следы древнего земледелия, при Большом Тургае, около коего изредка находятся киргизские пашни, и у гор Улутау.
Господин Поспелов пишет:
- «Начиная от реки Иртыша на 150 верст до гор Куказлык по неимению лесов и других приволий для постоянной жизни сделать заселение невозможно; но последние и от оных в недальнем расстоянии лежащие горы Бокту, покрытые сосновым лесом, по нужде могут снабдить небольшое селение.
От Куказлыка в расстоянии на 50 верст лежат горы Кенказлык, а далее Каркаралы, обогащенные всем нужнейшим для первого заведения и продовольствия обитателей. А потому около оных и далее до реки Нуры, на пространстве 160 верст, места для водворения поселян почитать можно лучшими из всего пути, ибо от реки Нуры далее к югу до самой Ташкении земля бесплодная и почти пустая».
Что касается до песков, то самое название показывает невозможность к заселению, хотя киргизцы на некоторых равнинах, покрытых плодоносным илом, около озер возделывают пашни, на коих родится яровой хлеб с большею прибылью, нежели по северным местам; но вообще все таковые поля разбросаны порознь и едва достаточны для прокормления одного такого семейства, которое будет довольствоваться одним земледелием. В южной части степи разве только те места постоянным обитателям принесут выгоду, которые лежат около реки Сыр.
Сие пространство без противоречия может равняться с окрестностями реки Терека, протекающей в Кавказской губернии. Правила земледелия предполагают и опыты утверждают, что в земле, какова Киргизская в средней ее части и в полудне, никакой хлеб не будет родиться с пользою, кроме ярового или однолетнего, и в некоторых местах хлопчатая бумага, а около реки Сыр с надеждою могут быть разведены виноградные лозы и другие плодовитые деревья, свойственные здешнему климату.
Притом надобно заметить, что в местах, удаленных от севера, дабы споспешествовать урожаю, должно бывает семена, врученные в недра земные, поливать, наводняя поля, подражая в том хивинцам и бухарцам, чему и киргизцы отчасти уже научились.
Из описания сего видно теперь, сколь мало пользы принесло бы предприятие, дабы водворить поселян в глубине страны Киргизской. Разве одна крайность общественных нужд сделает сие необходимым. Места, наиболее выгодные к земледелию, почитаются здесь те, которые лежат поблизости гор, ибо стекающая с оных в большем количестве весенняя вода удобряет всегда землю чрез влажность и осаждение ила.
Притом вода сия во время засухи доставит богатые водохранилища для поливания полей, вознаграждая тем труд земледельца. К строению домов, за недостатком леса, с выгодою употреблять можно нежженый кирпич, который по свойству здешней глины будет крепок и по причине редких дождей совершенно прочен.
Дома можно делать еще земляные, ибо всякая здешняя земля доставляет к сему все способы. Ее обыкновенно между досками, забранными пропорции стен, убивают плотно бабами, поливая при том по временам водою, а потом, отняв доски, стены обмазывают глиною.
Где не имеется лесу для дров должно употреблять скотский помет, смешанный с соломою, как делается сие в Крыму и в других безлесных округах российских. Конечно, если необходимость привлечет поселян в сию страну, то и средства, могущие предупредить недостатки, с ним вместе будут туда привлечены.
Многочисленные развалины не показывают ли, что некогда воспитывались в степи сей земледельцы? В порубежных азиатских провинциях и по сие время видны в пустынях, среди диких степей воздвигнутые села и города с цветущим изобилием, исторгнутым как бы насильственно из недра земного.
Но при сем неоспоримо, однако же, и то, что сколько бы вынужденные средства не были действительны к составлению счастья поселян, они никогда не превзойдут назначенного сей стране от природы определения. Кажется, природа нарочито произвела сию часть земного шара, чтобы ею могли пользоваться одни только кочевые народы.
Великое пространство земли доставляет для скотоводства их всевозможные выгоды; ни размножение оного, ни недостаток сенокосных пажитей, ничто их жизнь не может озаботить. Переходя с жилищами своими с места на место, они повсюду находят себе новое удовольствие, а табунам своим питательные пастьбы.
А потому сей род жизни киргизцев или, лучше сказать, сих добрых пастухов весьма полезно удерживать в теперешнем его состоянии, исправя только некоторые внутренние беспорядки, расстраивающие их спокойствие.

Замечания о горных промыслах.

К предложенному рассуждению о заселении степи и о видах, клонящихся к распространению по оной земледелия, не бесполезно, думаю, прибавить здесь нечто относительно до горного производства, ибо сия ветвь промышленности непосредственно сливается с первою и не менее важна в государственном хозяйстве.
Из описания гор, геогностического расположения кряжей и из видов оных с довольною достоверностью заключить можно, что в степи Киргизской сверх открытых уже местами медных и железных руд, найдены быть могут другие гораздо богатейшие и может быть содержащие в себе благородные металлы.
Но сего открытых было бы не довольно для удовлетворения горных промышленников. Они, конечно, пожелают узнать, находятся ли сверх того всенужнейшие способы, как для выработывания руд, так и для выплавки оных? На сей вопрос решительно отвечать можно, что в первом случае препятствуют сему совершенный недостаток лесов, а в другом – недостаток воды, незаселение земли и трудность в доставлении продовольствия рабочим. Хотя бы даже богатство открытых руд и привлекло рудокопателей, то и тогда великие иждивения, потребные для перевозки их в Россию до горноплавильных заводов, положили бы сему делу совершенную преграду. Может быть со временем чрез основательное познание страны сей откроются особенные какие-либо к тому виды.

Глава 7.

Замечания о развалинах в степи киргизской.

К дополнению описания степи Киргизской прибавить должно о рассеянных по пространству ее развалинах, как достопримечательнейших пунктах по части землеописания. Время и причины основания оных принадлежат к разысканию истории; следовательно, здесь остается заметить о существенном ныне их состоянии в отношении к древности.
В «Оренбургской топографии» и у господ Палласа, Фалька, Рычкова довольно известий о многих таковых остатках, которые и на карте по местам назначены, а потому излишне, кажется, будет повторять их снова. Мы скажем вообще, что руины здешние разделить можно на три части: на развалины зданий, которые воздвигнуты в старину до распространения еще мугометанского исповедания; на развалины селений, после сего распространившихся; и на развалины особливых строений, похожих на замки или крепости, служившие, как можно приметить, убежищем для ханов, а может быть строившиеся в средине кочевья для удержания орд в покое и повиновений к владетелям, сии страны по временам покорявшим.
Предания весьма мало о сих развалинах сохранили надежных известий, потому что все они существовали уже до пришествия сюда нынешних народов. Многие киргизцы по большей части приписывают их делу нагайцев, другие – могулам, словом, всякий своим предкам, а вероятнее можно отдать сие право обоим сим народам, судя по местному расположению их жилищ, а равно персиянам, бухарцам и булгарам; сие подтверждают образ и вид самых остатков.
Кроме знаменитых зданий, бывших, по примечанию, или храмами, или жилищем начальников и владетелей, все прочие деланы из глины, некоторые без окон, а другие с небольшими наподобие дыр отвестиями. У многих потолков уже не видно, а иные представляют худо выделанные из глины своды.
Примечательнейшие здания строились из дикого камня и малая часть из кирпича. Они вообще не имеют никакого великолепия: столбов, карнизов, фронтонов и других признаков правильной архитектуры нигде не видно. Повсюду примечается только грубая простота: толстые высокие стены, украшенные иногда грубою резьбою, малые окна, арками устроенные галлереи, башни или круглые храмины, длинные темные подземные переходы, устланные плитами, нерегулярные площади – вот все, что можно найти между ними любопытного.
Руины, до распространения мугометанства существовавшие, отличаются от прочих особливо тем, что между ними не видно зданий, определенных для мечетей, а представляют по большей части только вид небольших капищей, подобно тем, каковые имеются у последователей браминской секты, бурханов и ламы.
Таковые здания встречаются во многих местах, начиная от горы Улутау к востоку, т.е. по реке Нуре, у озера Харгалдчжина, по горам и ключам до реки Иртыша, около и к югу сей реки, даже до Малой Бухарии. Некоторые из них представляют остатки совершенно истлевшие и вероятно основаны еще во времена идолослужения могулов, другие довольно еще видны и воздвигнуты, конечно, при величии Зюнгорской орды зайсангами и ламами, по сим местам тогда обитавшими.
Селения, строенные по распространении мугометанского закона, между прочими разрушениями представляют остатки каменных мечетей и около их по обыкновению строящихся школ (медресы); сии встречаются около рек Тургая, Сарасу, Сыр, между Каспийским и Аральским морями, также по рекам Эмбе, Хобде, Уилу, Илеку, Уралу и Тоболу.
Они бывают редки, но весьма обширны, так что некоторые заключают в окружности от 10 до 15 верст, многие не совсем еще истреблены временем. В средине обширнейших из них примечаются каменные замки, двумя и тремя стенами обведенные.
Другие таковые же замки и крепостцы стоят совсем отделенно, не имея ни около себя предместий, ни в окрестности особливых разрушений. Знаменитые из сих последних находятся около реки Сыр под названием Чжангиткала 87, Чжаныкала 88, Нуратайкара и по дороге в Хиву на горе Чин и при ключах.
Они по большей части составляли неправильные многоугольники и в высоких стенах своих имели двойные бойницы, а наверху иногда стропилы или также стрельницы; на углах у некоторых примечаются также род круглых башен. Есть еще в степи Киргизской и земляные высокие валы, среди коих видны ныне только кучи и ямы взрытой земли.
Надобно заметить, что при всех остатках не видно нигде железа и толстых бревен. Сии последние нашли по всей степи только при одной руине, около реки Илека, что и почитают за достойное удивления, но небольшие для проведения вод каналы, пруды и выкладенные камнем колодцы встречаются почти при всех развалинах. Трудолюбие, кажется, истощевало все средства, чтоб принудить природу здешней страны разверзать дары свои к пользе и удовольствию человечества, ибо во многих местах встречаются также признаки больших садов, дорог, усаженных деревьями, каналов для поливания полей и проч.
Наблюдатель древностей более всего привлечен будет в степи Киргизской остатками старинных могил. Кажется, что дикие истощевали всю изобретательность своего ума и не щадили ни трудов, ни терпения, чтоб славным своим героям воздвигать над могилами памятники, достойные по их делам.
По реке Сыр на небольших песчаных островах представляют могилы сии иногда подобие великолепных городов, украшенных как бы беседками, портиками, пиллястрами, колоннами и пирамидами. Кто видал надгробия в Египте, кто читал об оных, тот те ж самые найдет в некоторых местах и в степи Киргизской.
Конечно, они не огромны и не из дикого камня, мрамора сделаны, а просто слеплены из глины и из нежженного, иногда кубического кирпича, но по фигуре и странности своей довольно любопытны. Киргизцы, любя сердечно свои остатки, называют их святыми местами (авлё) и с радостью кладут при оных своих покойников, прибавляя новые мавзолеи, а чрез то, как бы нарочито сохраняют старые в прежнем их великолепии (Изображение одного из таковых могильных мест можно видеть в дневных наших записках № 14-й.).
Не столько удивительны сии выработанные надгробия, как могильные курганы, похожие на те прославленные стихотворцами холмы, кои греки насыпали над могилами своих героев, но огромность здешних простирается почти до невероятности. 
Можно ли вообразить, чтоб гора вышиною от горизонта до 25, а иногда и более сажен, была сделана руками человеческими для прикрытия утлого праха. Но здесь иногда в ровной степи, похожей на морскую поверхность, из самой глубокой отдаленности указываются уединенные таковые холмы, покрытые зеленым дерном, представляя страннику величественный вид и внушая невольное почтение к покоющемуся герою.
Говоря о могилах, кстати поместить здесь слышанное нами от киргизского старшины, называемого Кубек, что при открытии древних холмов вынимают разные металлические вещи и, между прочим, сам он при раскапывании канала для наводнения пашен за рекою Сыр, близ развалин Чжаныкала, нашел серебряные монеты круглые и многоугольные с надписью, но, по словам его, не татарскою и с изображением птиц, шапок, лиц и других знаков.
Другой брат сего киргизца, Байсакал, около сих мест отыскал медный сосуд наподобие татарского кумгана (умывальника), который походит несколько на урну. Иные приискивают таковые сосуды каменные. Кубек обещал нам доставить сих редкостей, но несчастный случай, возвращение, не допустило нас пользоваться ими, а тем менее подтвердить известие собственным испытанием.
Судя по признакам, полагать должно, что оные могилы может быть греческие, основанные в бытность около сей реки Александра; впрочем, неизвестно, откуда бы иначе могли появляться тут монеты и урны.

81. Инак (наперсник) – высшее придворное звание в Хивинском ханстве в конце XVIII – начале XIX в.в. Титул инака носил Мухаммед-Эмин (ум. 1790 г.), глава узбекского племени кунграт, захвативший власть в Хиве в ходе междоусобной борьбы конца 50-х – начала 60-х г.г. XVIII в. и правивший через подставных ханов, в основном из числа казахских султанов-чингизидов (с 1763 г.).
Посетивший Хиву в 1793 - 1794 г.г. военный врач И. Бланкеннагель, описывая положение такого подставного хана, отмечал, что он показывается народу лишь три раза в год, а прочее время его держат взаперти под строгим присмотром.
В придворном его содержании не соблюдается даже благопристойности и нередко он терпит нужду в самом необходимом. Еще более яркими красками описывает жизнь хивинских ханов под опекою инаков оренбургский мещанин Яков Петров, пробывший в плену у бухарцев и хивинцев 32 года (1787 – 1819 г.г.).
По его словам, «хан (Абулгази, каракалпак по происхождению) только имя ханское носит, делами же его заниматься не допускают, только на смертные приговоры нужно его утверждение. Живет он за городом, в особом для него назначенном доме, из которого он не смеет выходить, и к нему определен караул.
Человек он молодой и, не имея никакого дела, играет у себя во дворе с ребятишками. Когда случается богатая свадьба, то и его приглашают. Его одевают тогда в парчевое богатое платье, сажают на лошадь и водят с церемонией по городу.
Два человека едут впереди его, два человека ведут лошадь его за повод, двое – держат стремена. А как побудет на пиру с полчаса, отправляют его обратно и опять запирают». Практика правления через подставных ханом сохранялась при сыне и преемнике Мухаммед-Эмина Аваз-инаке (1790 – 1804 г.г.).
Однако его сын Ильтезер, свергнув с престола очередного фиктивного хана Абулгази, сам принял ханский титул (1804 – 1806 г.г.), став родоначальником новой хивинской династии, получившей название Кунгратской (История народов Узбекистана. Т. 2. Ташкент, 1947 г.. С. 124 - 129). 
82. Местность Ушкан (Учукан) находится в 20 км к югу от пос. Мунайлы Атырауской области. Название, возможно, происходит от имени местного «святого Ушкан-ата». Здесь расположен известный некрополь Ушкан-ата с великолепными резными стелами – кулпытасами и остатками золотоордынского поселения (городища), отождествляемого Ф. Бруном с городом Трестарго итальянских карт XIV в. (Брун Ф. Перипл Каспийского моря по картам XIV столетия. Записки Новороссийского Ун-та. Одесса, 1872 г.. Т. 8. С. 32; Некрополь достаточно хорошо исследован. См.: Мендикулов М. М. Ушканские кулпытасы. Вестник АНКазССР. 1953 г . № 12). 
83. Здесь речь идет о памятниках урочища Мынсуалмас на северо-западной стороне Устюрта, которые упоминаются многими авторами XVIII - XIX в.в. – Гербером, купцом Данилой Рукавкиным, подпоручиком Алексеевым 2-м, Л. Мейером, отмечавшими, что каждая крепость вмещала до 300 человек.
Археологическое исследование показало, что здесь находятся остатки караван-сарая Коскудык XIV в. Неподалеку расположено старинное кладбище (Манылов Ю. П., Юг.супов Н. Ю. Караван-сараи Центрального Устюрта . СА. 1982 г. № 1). 
84. Развалины Коптам (Куптам) («множество домов, строений») расположены в юго-восточной части песков Сам, на возвышенности и представляют собой остатки средневекового укрепленного городища XIV - XVII в.в., известного также в народе под названием «Ногайлы».
Стены четырехугольных кирпичных и каменных строений сохранялись до 1920-х г.г. Коптам, по всей видимости, следует связывать с городом Сам (Шам), упоминаемом в восточных и русских источниках (Бартольд В. В. Сведения об Аральском море и низовьях Амударьи с древнейших времен до XVIII века.  Сочинения. Т. III. М., 1965 г.. С. 65; Басенов Т. К. Архитектурные памятники в районе Сам. Алма-Ата, 1947 г. С. 23 - 25). 
85. Старый Урганчи – имеются в виду развалины древнего Ургенча, столицы Хорезма в X-XIII вв., разрушенного монголами.
86. Букей (ок. 1737 – 1819 г.г.) – султан Среднего жуза, сын хана Барака, внук хана Турсына. Согласно народным преданиям казахов, в 1749 г. по распоряжению своего отца, хана Барака, пришел из Туркестанского района в Северный Казахстан за откочевавшими сюда от хана подразделениями каракесеков.
Был принят отделением бийгельды рода каракесек, от которого позднее получил в надел скот и пастбищные угодья. Откочевав затем дальше, на северо-восток региона, принимал активное участие в начале 50-х г.г. XVIII в. в военных действиях казахов против джунгар. До избрания в ханы несколько десятилетий управлял родом каракесек.
Зимой 1816 г. был избран в ханы своими подданными и некоторыми подразделениями рода тортул найманов по их собственному волеизъявлению и при целенаправленном содействии русской пограничной администрации. Согласно императорскому указу, конфирмован в ханы во второй половине июня 1817 г. около озера Жаильма в 180 верстах от Коряковского форпоста.
Умер естественной смертью. Похоронен в г. Туркестане. Имел 5 жен и 11 сыновей: Коксала, Шынгыса (Чингиса), Батыра, Боры, Уали, Есыма, Тауке, Султангазы, Абулгазы, Асике и Абета (Ерофеева И. В. Казахские ханы и ханские династии в XVIII – середине XIX в.в. С. 89, 132 - 133). 
87. Остатки сооружения Жынгыткала (Чжангиткала) находятся в Казалинском районе Кызылординской области, в 12 км к югу от станции Байкожа. Археологически не исследованы.
88. Развалины древнего Жанкента (Чжаныкала) находятся в 20 км к юго-западу от г. Казалинска. В источниках город известен как важный политический центр кочевников Приаралья X - XIV в.в. До середины XI в. являлся столицей (зимней резиденцией правителей) огузов. См.: Толстов С. П. Города огузов. СЭ. 1947 г. № 3.
Окрестности Жанкента обживались и в XVIII столетии каракалпаками и казахами. Хан Абулхаир даже ходатайствовал пред царской администрацией о постройке ему здесь города, для чего и были посланы в 1740 г. для съемок в эти районы поручик Гладышев и геодезист Муравин. Однако данный проект не был осуществлен.

Часть 2-я.

Или описание страны и народа киргиз-кайсацкого

Отделение 2.

Историческое, политическое и экономическое обозрение народа киргизского.

Глава 1.

Собрание исторических известий до заселения страны киргизскрй нынешними ее обитателями.

Общие примечания на историю кочевых народов и на причины переселения оных. Любопытным изыскателям деяний старинных времен довольно известно, сколь малые и тусклые имеются сведения не только о степи Киргизской, но даже обо всем Востоке, по которым бы можно было судить ближе с истиною о древнем и нынешнем сих стран состоянии.
Сия темнота в истории происходит наиболее от того, что свободное обращение в средине Азии совсем чуждо просвещенным народам. Ежели в Бухарии, Самарканде и других провинциях вольной Татарии сохраняются некоторые исторические рукописи, то и сии со временем должны будут истлеть в руках магометанского духовенства.
Все истории, которые нам ныне о сей части земли известны, представляют или одни только частные и между собою смешаные отрывки, или предания, написанные иноплеменными народами, весьма слабо знавшими обитателей на востоке от Каспийского моря.
Сие самое вводило многих в погрешность в рассуждение разных происшествий и наименований. Вот, что можно сказать вообще о древней восточной истории так называемых скифских народов, прародителей народа киргизского.
Оставя все исторические разыскания, мы намерены показать здесь только главные случившиеся на Востоке эпохи, к которым степь Киргизская причислялась.
Рассматривая здешние земли со стороны их местоположения и естественных произведений, кажется, нельзя будет ошибиться, ежели примем за определительное:
1) что исстари обитал в степях народ вольный пастушеский, или кочующий, подобно нынешним киргизцам и калмыкам, а примечаемые изредка развалины селений были токмо случайные заведения, от нужды, кое-где рассеяные или основанные на время в угождение одним прихотям завоевателей;
2) что места более прочих избыточествующие естественными выгодами составляли отечество для обществ сильных, а бесплодные и дикие пустыни служили пристанищем для семей бедных, разоренных кровожадными неприятелями.
Чтоб правильнее судить о вольных кочевых народах, не унижая и не возвышая их качества, стоит только взять в рассуждение общее и главное мнение, еще и поныне здесь сохранившееся. Оно покажет, что добродетель у них поставлялась всегда в отважной храбрости, а достоинство – в хищничестве.
Следовательно, могла ли среди оных быть тишина и спокойствие, которыми пользуется общество, руководствуемое чистою нравственностью, где господствует ложное мнение, повелевающее вооружаться друг против друга, можно ли, говорю, приобресть безопасное право на владение собственностью?
Вот что заставляло их как для защищения себя, так равно и для нападения на бессильных, разделяться на малые или большие шайки и обращаться в беспрерывных набегах, а сие служило поводом к всегдашнему движению народов.
К дополнению заметить еще должно, что по варварскому обыкновению кочевых народов введено было в право войны истреблять сопротивляющихся, разорять покоренных и изгонять их из жилищ, ими занимаемых. Побежденные, дабы спасти себя от варварства победителей, принуждены были удаляться из обитаемых ими мест и находить пристанище в местах отдаленных или пустых.
Там, соединясь с подобными себе изгнанниками, они стремились, по врожденному чувству, к нападению на соседей и изгоняли их, подобно тому, как сами были теснимы. Сии то же самое производили с другими, а те опять с иными, и, таким образом, тесня и преследуя друг друга, дикие сии орды проходили одна за другою.
Они, будучи в надежде, что в новых местах найдут себе новые выгоды и удовольствия, подобно разлившимся весенним водам разрывая плотины, текли безостановочно в страны отдаленные. Таковые обстоятельства, произведя повсюду между кочевыми народами беспрестанные брани, доставляли средство возникать почти из ничего сильным и страшным народам, и в краткое время, ослабевая от излишней надежды на свою силу и от внутренних раздоров, паки быть испровергаемы от других им подобных.
От сего произошло, что различные поколения между собою смешивались, получали новые названия, теряли старые, и чрез перемену местопребывания, а с оными климата и образа пропитания, возродилось изменение в общественных нравах, занятиях и самих законах.
Вот прямая причина переселения народов и тех разнообразий, каковые примечаются в историях кочевых орд. Сие самое можно отнести и к нынешним временам. Кажется, что таковые смешения и переселения никогда остановиться не могут.
Судя по столь великим истреблениям, каковыми подвержена была страна сия, а особливо при последних Тамерлановых нашествиях и бывших после него беспрерывных междоусобных войн и, судя по всегдашним переселениям, кажется, должно было бы, чтобы места, где обитали кочевые народы, ныне совершенно опустели, но, напротив, они столько еще богаты населяющими их племенами, где даже дичайшие степи покрыты миллионами народа.
А потому любопытство и нужно вникнуть в причину, почему восточная часть Азии, и особливо, как видно у многих писателей, монгольские, зюнгорские и киргизские равнины производили столь много народов, которые могли чрез несколько веков почти беспрерывно наполнять весь Запад, Европу, не оскудевая нимало в собственных своих недрах?
Там, где почитается за священный долг разумножать семейство, где долговременная привычка, соединенная с выгодами общежития и хозяйства, многоженство делает необходимым, там может ли уменьшиться род человеческий?
Притом известно, что у кочевых народов по количеству семейства составляется спокойствие, оборона, богатство и благосостояние отцовское, а от сего то, можно сказать, и неограниченное многоженство было всегда важнейшим у сих народов постановлением как в вере, так и в законах.
С другой стороны, беззаботная жизнь, природе предоставленное воспитание, простая и почти одинакая пища, простота нравов, всегдашнее упражнение, не исключая самих ханов, и многие другие обстоятельства, чуждые народам, соединенным в общежитие, производят, что дети у кочующих племен получают сложение крепкое, созревают как доброе насаждение, быв до глубокой старости здоровы, бодры, храбры, живы и веселы.
Нам самим неоднократно случалось видеть, что даже и между киргизцами находятся семейства, в которых сынов и внуков с женским полом простирается до 200 человек, у которых сам отец или дед был еще в самом лучшем состоянии своего здоровья.
Тот, кто имеет у себя не более 10 (детей), не заслуживает между ними никакого уважения. После сего нельзя сомневаться о распространении отсюда столь великих племен, а особливо, когда вообразим, что скудные дары природы, производящие недостаток к продовольствию и всегдашнее скитание с одного места на другое составляли как бы необходимость искать средств к переселению.
При рассматривании направления переселений, приходит часто на мысль предложение, почему главное стремительнейшее движение сих переселений склонялось наиболее к северо-западу, т.е. по северной стороне Каспийского моря, чрез Россию, а весьма мало подвигалось на юго-запад, чрез Персию, исключая тех великих нашествий, кои совершались при Огусе и Чингисхане?
Сие может быть происходило от того, что в тех веках, когда север представлял дикие убежища плутающим в лесах и степях скифским племенам, кое-когда основавшим бедные шалаши, древняя Персия, Ассирия и Персия от времен Кира составляли монархии сильные, наполненные мирными хижинами, которых безопасность защищали на рубежах поставленные войска.
Потом, по разрушении Персии, греки, а после римляне удерживали до поздних времен и почти до самого ослабления Восточной империи нашествия кочевых народов с севера-востока, следовательно, и должны были они искать себе прохода там, где слабее находилось сопротивление.
Сверх того, если принято будет, что в древности Каспийское море на восток, как уже о сем было замечено в 1-м отделении, простиралось далее Аральского моря, то тем более северные страны для прохода орд были открыты. Ныне, начиная со времен XVI столетия номады вместо прежнего их направления начали уже отходить к востоку и юго-востоку, как бы предвидя, что северо-западные пределы в текущих эпохах предоставлены должны быть для поселян постоянных, время от времяни уже по сим местам расширяющихся.

Историческия известие собственно о степи Киргизской.

Греческие историографы, которых повествования, как самые отдаленнейшие и признанные наилучшими для познания народов, в тогдашнее время существовавших, ничего нам не оставили о глубокой древности Киргизской земли, кроме того, что всех вообще обитателей, живших от Черного и Каспийского моря на северо-восток, называли скифами по ту и по сю сторону горы Имая, приписывая нравам их непомерную жестокость.
Персияне, от которых по большей части заимствовали греки свои сведения о сих землях, также мало знали внутреннее состояние страны Киргизской, хотя были с нею порубежны и часто свое оружие вносили за реку Сыр в пределы Туркестана, ибо некоторые из ученых мусульман догадываются, что многие города, коих развалины и по сие время существуют, построены персиянами в глубокой еще древности.
Известно также, что иранцы, под которыми разумелись все народы, обитавшие от реки Инда до Евфрата, многократно великие свои войска наполняли народами, степи населяющими, а особливо, при вавилонском величии и в царствование Камбиза, Дария I и проч., в которое время нынешняя Хива и часть самой Бухарии составляли персидские провинции Согдиану и Бактриану.
Сами греки познакомились со скифами при Александре Великом. Они стали различать тогда некоторые их колена, нашли между сими народами многие добродетели, превосходнейшую храбрость и великодушие. Но сии познания, говоря собственно о степи Киргизской, не простирались далее южной ее части или до реки Яксарта, ныне называемой Сыр.
Сильное отражение, которое кочующие тогда в нынешней степи Киргизской скифы сделали ополчениям Александровым, подает случай судить о свойстве и состоянии сего воинственного народа. В память сего великого похода около реки Сыр киргизцы показывают многие развалины, называя их строением Искендера (Александра).
После сих времен историки греческие совершенно молчат о здешних окрестностях, а с оными вместе римляне не сохранили ничего кроме страшного имени парфян, которых отечество назначают иные в тех самых местах, где плутают ныне киргизские орды.
Исторические известия, которые получены от татарских писателей, более всех прочих дают понятие о древних народах, в стране сей обитавших. Писатели сии, хотя в поздние времена, доставили нам свои творения, но исключая общей страсти всех азиатцев, чтоб из глубокой отдаленности выводить их начала, они довольно имели возможности писать оные близко к истине.
Им много способствовали к тому сами кочевые народы, которые всевозможно стараются сохранять в памяти потомства свое происхождение и великие дела предков воспевать в рыцарских песнях, а также персидские, мунгальские и частью китайские, переведенные на маньчжурский и татарский языки, исторические книги.
Почему, последуя сим татарским историям, мы предложим здесь общую нить истории киргизского народа. Степь Киргизская в самой глубокой древности причислялась в стране, называемой Куттук-Шамах. Не известно, кто обитал по оной до Турк-хана, которого некоторые просвещенные татары называют сыном и преемником Абулчжа-хановым.
Турк, по мнению их, был сильный владетель и с подвластным ему племенем или народом распространил владычество свое по всей южной части степи Киргизской. Он был основателем турского, или, как называют ныне, турецкого поколения.
Главное его кочевье располагаемо было зимою – около Чжизахкуль – Изахколь, которое и ныне известно недалеко от Самарканда, а летом – близ Туркестана (Некоторые полагают, что Турк построил город Туркестан, но сие несогласно со многими татарскими историками.
Они говорят, что кочевая жизнь, которую вели тогда сии народы, отнимало от них знание и возможность к заведению постоянных строений. Место, где лежит теперь город Туркестан, составляло только главнейшее ханское кочевание.
Самая аналогия Туркостан, по российскому наречию Турков стан, или его местопребывание, показывает прямое оному значение. По ташкенским и самаркандским рукописям частью видно, что Ташкент, Туркестан, Отрар и другие, около сих мест лежащие небольшие города, построены нашедшим в сии страны четвертым государем персидским Шамшидом.
Афет, которого иные татарские писатели, желая приближить к началу турского племени, называют Абулчжа-ханом, имел, по их мнению, местопребывание свое также в степи Киргизской при горах Кертау, ныне Каратау, и Артау, ныне Алатау, или Актау.
Но здесь в противность сим историкам заметить должно, что Турк не был сын Афета, или внук Ноев, а собственно небольшой начальник кочевого колена, сделавшийся чрез хорошее управление и храбрость почтенным у многих фамилий, ибо ежели согласить происшествия, случившиеся в сих ордах от Турка до Огуса, то первый не мог жить далее, как за 1500 лет до Рождества Христова.), ныне небольшого города, посещаемого зимними киргизскими кочевьями.
Время, усилившее турское поколение, слило в его состав многие особые племена, по пространным степям обитающие; а обыкновение разделять между первенствующими или, правильнее сказать, законными детьми (Между кочевыми азиатскими народами в древности введено было господствующее правило, которое в некоторых обществах, рассеянных в Маньчжурии, Тибете и частью в киргизцах, и поныне сохранилось, что дети, происшедшие от жены первой, или старшей, имели полное право на имение отцовское; напротив, рожденные от других, т.е. от рабынь или наложниц, которых было число неограниченно, не имели никакой доли во оном, кроме небольшого участка в скоте; даже они сами принадлежали к разделу между первыми.) всех подчиненных, раздробило сие поколение или народ на многие части под управлением особых родоначальников или ханов, которые, впрочем, по делам, до целого народа касающимся, были привязаны к старшему Туркову колену, как к центру отеческой власти.
Колено сие именовалось ханским чрез долгое время, отчего и все дети, начальствовавшие над оным, носили титул хана. Уважение к ним столь было велико, что при окончании в других турских родах ханской фамилии, старейшины посылали всегда послов просить себе владетеля из потомков ханского поколения, которое всегда кочевание свое располагало около реки Сыр.
Потом, по словам татар, спустя несколько времени правитель сего, час от часу умножавшегося ханского рода, Аланчжа-хан, принужден был разделить верховную власть между двумя своими сынами Могулом и Татаром, из которых первый остался обитать на западе, а другой отошел к востоку.
Таковое разделение подало случай к междоусобным несогласиям, а с сим вместе и орды восприяли названия от новых своих основателей, а каждая партия, отошедшая от сих орд, дабы не смешать свои начала с другими, именовалась особо по своим начальникам или первоначальному имени, прибавляя к сему имя орды, от коей они отделились, или орды, в коей составляли часть; собственное же название турк осталось в памяти сих народов только для объяснения первоначального их происхождения.
Могулы, которых многие зовут монголы, а собственно по древнему произношению мунглы (Мунгл – на древнем турецком языке значит угрюмый, может быть дано сие название по отличающему свойству их основателей, или по свойству самого народа, которое проистекало от пустынной жизни и уединения, имевших великое влияние на народный характер.), имели вначале главное свое кочевание в нынешней степи Киргизской при горах Улутау, Кичиктау и Каратау и по реке Сыр.
Прочие же части степи были заняты другими родами, имена которых мало известны. Уже во времена Александрова, пред завоеваниями Огус-хана могольского, с некоторою ясностью заключить можно, что по северным пределам степи кочевали народы, называемые улаки, или улани, известные после на западе под именем аланов; по реке Уралу – истек (Киргизцы сим именем и доныне называют обитателей Уральских гор – башкирцев.); по окрестностям реки Иртыша – кавары, потомки Кавар-хана, сына Могулова, и аувары, или, как некоторые называют, аувасы, потомки Аувас-хана, от которых произошли мадчжары (Имя каваров весьма близкое имеет подобие с казарами, так как аувары с аварами.
Названия сии известны у западных писателей. Они давали их особым народам, которые в первых столетиях по Рождестве Христова обитали около рек Урала, Волги и Дона.). Посему смело можно сказать, что степь Киргизская в отдаленные времена составляла собственно убежище орды Могульской. 

Огус-хан.

Трудно утвердительно определить время правления над могулами Огус-хана, толико знаменитого в истории восточной, сколько по обширным его завоеваниям, столько и потому, что многие племена азиатские и поныне ведут свои начала и названия от сей эпохи.
Татарские повествователи назначают бытие его почти за 2600 лет до Рождества Христова. Страленберг полагает за 600 лет, а мы, напротив, судя по числу ханов, бывших от Огуса до Чингиза и по другим происшествиям, которые с хорошею точностью описаны Абулгазыем и в полученных нами бухарских рукописях, полагаем, не более как за 300 или 400 лет до Рождества Христова.
Мнение сие подтверждено быть может еще следующими обстоятельствами из общей истории. Во времена впадения Огуса в Персию он покорил своему оружию провинции Бухару, Бадахшан, Хоразан, Шамахию, Армению и проч., т.е. те же самые, которые завоеваны были Александром Великим.
А как древние ассирийские и персидские истории таковых имен и даже нашествий прежде Александра не представляют; следовательно, Огус вступил в сии земли уже после его и вероятно в то время, когда по разделении Александровой монархии между его полководцами, восточная часть Персии оставлена была греками без всякого внимания и уважения.
Вначале Огус-хан силою оружия сделался владетелем над партиею, бывшею под управлением отца его, и вскоре обратил оное на покорение разделившихся на мелкие части соседственных ему племен. Он возжег войну под видом уничтожения идолопоклонства и для обращения людей к почитанию единого бога, составлящему издревле господствующую веру между кочевыми народами, от коей они чрез предубеждение и суеверие были отвращены.
Причина сия, чрез которую обыкновенно честолюбивые завоеватели во времена невежества возжигали фанатизм в людях, дабы собрать их под знамена, будучи поддерживаема корыстью от получаемых добыч, весьма много доставляли Огус-хану сообщников, понуждавших его для удержания их в своей власти переходить от одного завоевания к другому и, пренебрегая труды, искать славу своему имени.
Вскоре, однако же, жадность к богатству не могли уже удовлетворить его одними победами над храбрыми, но бедными обитателями диких степей. Тогда он обратился к востоку, напал на Китай и разорил большую часть оного, а потом внес опустошение в Тибет и, протекая таким образом из страны в страну, достиг до Персии, предавая мечу и пламени все города и селения, хотевшие сопротивляться.
Огус уже при конце дней своих, после 40-летнего отсутствия из отечества, возвратился с великими добычами паки в степи для обитания по-прежнему в пастушеских шалашах своих, что весьма редко бывает с завоевателями. Вновь приобретенные им земли вручил он управлению своих детей, а кочевые племена, разделя на 9 орд, подчинил главным по заслуге и почтенным в народе старейшинам, определя каждой части места для ее жизни, в особе же своей соединил власть господствовать над всеми.
Первая орда называлась уйгур (Уйгуры, по описанию Абулгазыя, обитали между гор Тубузлук, которые ныне в степи Киргизской называются Буглытаг, а между гор Уксунлуктурга и Кутт, впоследствии называемые Ауроурок, а ныне Мугочжар.
Народ сей составлял потомство внуков Могул-хановых. Он первый перешел в сотоварищество к Огусу. В продолжение времени орда сия соделалась сильною и разделилась на две части: унов и токусов, в коих состояло до 120 родов.
Из сего можно видеть, что известные у западных писателей уны, огоры, венгры и прочие народы, происходящие от угуров или угров, по сходству названий и местопребывания можно почитать поколениями уйгурскими.), или неэур. Она составляла собственно поколение могульское и распространялось внутри степи Киргизской около рек Ишима и Тургая.
Вторая, найман, поселилась около Туркестана, а потом перешла на восток за Алтайские горы.
Третья, кипчак (Абулгазый-баядур-хан пишет, что кипчаки с предводителем своим по повелению Огуса должны были вести войну на реке Яичжике (Урале), Ателле (Волге) и Тине (Дон) с улаками, мачжарами, башкирцами и урусами.
Из сего видеть можно, что русь, или руссы, в сие время жили около Волги, а также и башкирцы несут отродие орды Нагайской, как замечено в «Оренбургской топографии», ибо орда сия восприяла свое основание уже около 15 столетий по Рождестве Христове.), подвинулась к западной части степи Киргизской, заняв реки Илек, Урал и распространилась даже до реки Волга.
Четвертая, канкли, или каткын, кочевала по нынешним Зюнгорским горам.
Пятая, калл-ач, рассеялась по земле Мауреннерской.
Шестая, карлик, или курла, седьмая, эур, или ур-манкаш, восьмая, салчжаут, и девятая, чжелаут, все распространились на восток от Алтайских гор до пределов Китая и к северу оного.
Несогласия, каковые по смерти Огуса начали возникать между ордами, рассеянными на столь великом пространстве, показали преемнику его сколь трудно будет удержать их в покое и повиновении. Почему, по совету вельмож, сделал он новое разделение, поруча многие роды братьям своим, а другие отдал сильным родоначальникам, дав каждому власть хана. Чрез сие вместо девяти орд кочевые обитатели раздробились более нежели на сто.
От сего времени или, лучше сказать, от самого первого Огусова нашествия, начинается чрезвычайное и сильнейшее движение кочевых народов на востоке. Ибо, когда равновесие орд расстроилось, ханы вступали во вражды, и народ, приобыкший к войнам, как бы жаждал кровопролития, тогда междоусобие соделалось неизбежно; народы были гонимы друг другом, отдаленные земли сделались жертвою буйства и неистовства оных, а особливо в первых столетиях по Рождестве Христова, северо-восточная часть Европы.
Западные писатели оставили нам многие памятники о сих нашествиях. Народы, которые один за другим стремились от востока, представляются у них под именем гунов, угров, обров, аваров, уннов, огоров, булгаров, команов, турков, печенегов и других, известных под разными разделениями, но все они суть ни что иное, как отродья могольские.
Впрочем, мы не говорим, чтобы народы сии были коренные питомцы Киргизской степи. Только некоторые их них могут таковыми назваться, а прочие, восприяв свое начало от пределов Китая и Сибири, проходили чрез степь и при своем проходе иные перенимали северную часть оной, другие – южную, а некоторые, теснив собственных ее обитателей, оставались в ней поселенцами и составляли как бы новый народ.
Таковое движение орд от Огуса продолжалось с лишком 1400 лет до самого Чжингисхана, соединившего опять все кочевые племена на востоке под свою державу. Перемены, бывшие в ордах в продолжение сего периода, разыскать совершенно невозможно, ибо один образ кочевой жизни, заставлявший народы сии то идти вперед, то обратно, имел великое влияние на исторические происшествия и аналогию.
Притом случалось также, что некоторые их части предостались на прежних своих местах безвыходно, другие оставались во время самого прохода, а иные уходили в другую совсем сторону от главного их направления по случаю раздора; а чрез сие многие орды расселялись повсеместно.
Рассматривая со вниманием имена живущих ныне племен в степи Киргизской, мы нашли многие из них сходными с именами башкирскими, нагайскими и даже с народами, обитающими в горах Кавказских, в Сибири и около границ китайских.
Переселения и беспрестанные войны много уменьшили число кочевых орд, так что около VII столетия плутали по степям только небольшие шайки, но в продолжение трех или четырех столетий они снова умножились. Пред нашествием Чжингис-хана киргизские равнины заселены были следующими поколениями.
Малая часть найманов, называемых баханами, располагалась в песках Каракум, главная их часть обитала близ Китая, а другие ушли на запад с уннами. Около Аральского моря жили манкатты. Они достигали до Каспийского моря, и проходя за реку Урал, совокуплялись с хвалиссами, за коих часто были признаваемы.
Кипчаки кочевали безвыходно по реке Уралу до Эмбы и далее на запад до самой Волги. Башкиры, имевшие уже в то время сие название, располагались в горах Уральских и до вершины реки Тобола. Торгауты, отродье уйрятов, впоследствии названные вогулами, жили в северной части степи Киргизской.
Кираиды, или чжаидекара, занимали средину степи. Сии составляли сильный народ, который опустошениями своими наполнил всю восточную страну, но пред Чжингисхана большими партиями переселился за Алтайские горы. Около рек Или, Эмиля и озеро Алтайкуля жили вагуры и несколько унгутских кочевьев, которые в XII столетии под предводительством соединившегося с ними китайца, изгнаного из отечества и прозванного после Кавер-ханом, были довольно страшными для соседей.
Он покорил себе отродье канкли, имевшее пристанище по рекам Таласу и Цую, Иссикулю; уйрятов, распологавшихся в окрестностях озера Нор-Зайсана, и оставшуюся часть от удалившихся на запад уйгуров, известных в сие время под именем идикут.
К дополнению замечания о народах, населявших Киргизскую степь, прибавить должно, что западные ее пределы, населенные кипчаками, хвалиссами и башкирцами, причислялись к подданным Булгарии, которая известна была у азиатцев под наименованием Дайтше-Кипчак, т.е. поле кипчатское, или, как иные производят, скотоизобилующие кипчаки.
Ханы харазмские имели в своем владении южную часть степи, лежащую между Каспийским и Аральским морями и от устья реки Сыр до Ташкента. Северную и восточную часть населяли народы, ни от кого не зависящие и управляемые собственными своими ханами, исключая тех, кои подпадали под власть Кавер-хана, имевшего свое пребывание на реке Или в городе Ханбалык.
Нельзя сказать, чтоб тишина никогда не посещала сии страны в VIII и последующих столетиях, когда переселения соделались уже не столь велики, тогда процветавшая обширным купечеством и рукоделиями Булгария, почитавшаяся центром азиатской торговли Харазим и славный мугометанским просвещением город Самарканд, лежащие на рубежах степи Киргизской, вкушали совершенный покой.
Самая степь Киргизская, откуда выходили истребители рода человеческого, как бы нарочито сообразовалась с положением сих стран. Купечество спокойно и с веселым челом переправляло по сим степям произведения одного царства в другое.
Верблюды, обремененные избытками севера, безмятежно шествовали в азиатские провинции, равно, как и восточные дары Индии переливались на торжища Бряхимова (Бряхимовым называют развалины столицы Булгарии, которую татары называют собственно Шары-Булгар, т.е. царствующий или цветущий Булгар. Остатки оной видны на левой стороне Волги, ниже устья Камы, верстах в 25.).
Многие семейства из стран населенных, избегающие руки сильного, уже без ужаса текли искать пристанище в степях киргизских, где вскоре возникли хижины, и рука земледельца, исторгнув заматеревшие тернии, взрастила в долинах гораздо превосходнейшие произведения природы.
Недеятельный номад как бы проснулся и устыдился недеятельности своей, и берега реки Сыр (Таковые заведения находились также наиболее по рекам Сарасу и Тургаю.) покрылись постоянными жилищами тех людей, которые, прежде влачась с одного места на другое, снисходили к гробу; а там, где сокровища земные скрывались в недрах природы, тяжкий молот Вулкана раздавлял крепкие металлы. Кажется, теперь все пришло в настоящий порядок. Но бедный человек, не радуйся мечтательному сну, наступает день, в который Джингис-хан испровергнет все твои надежды!

Чингиз-хан.

Темурча, владетель небольшой монгольской партии, обитавшей на востоке Алтайских гор, где родился в 1154 г., а другие полагают в 1162 г. Он после великих усилий успел расширить власть свою над многими кочевыми поколениями, окрест его кочевавшими, и в 1202 г. назвался ханом всех моголов, переменя при сем случае собственное природное свое имя на имя Чжингис (Чжингис значит море.).
Преимущества, полученное им над его соседями, подали ему повод к мечтательной мысли, которая бывает свойственна только великим душам, дабы покорить себе все народы, по степям и горам в востоке странствующие. Многие из них, при его нашествии избегая истребления, поддавались ему добровольно и присоединялись к его воинству; другие, не исполнившие сего, были разорены и влечены в рабство; а некоторые, предупреждая грозящую погибель, рассеялись по неприступным и отдаленным местам, чрез что явилось снова в кочевых народах сильное движение, по своим последствиям довольно страшное для человечества.
Таким образом, Чжингиз-хан менее нежели в 40 лет простерся в Китай и Тибет и, перейдя оттуда к западу киргизские степи, покорил восточную их часть до гор Каратау. Западная сторона степи, или собственно кипчаки, соединенные с булгарами, также недолго при сих возмущениях вкушала покой, ибо в 1218 г. Чжингиз, заняв Туркестан и Бухарию, послал часть своего войска для преследования бегущих к западу, которые, достигнув до жилищ кипчакских, принудили их для собственной их безопасности поднять противу себя оружие.
Они, предвидя, однако же, ужасные последствия от приближения новых могульских ополчений, по общему совету признали за полезнейшее призвать к себе в помощь старшего Чжингизханова сына Чучи, называемого также у разных писателей Зюзи, Эгу, Тосхус, который удалился от своего родителя с большим воинством по неудовольствию за предпочтение ему младшего брата.
Чучи, во время своего похода на Урал, между Каспийским и Аральским морями заложил небольшие укрепления. Болгары, управляемые по делам народным выбранными от общества старейшинами, приняли его с радостью и возвели в достоинство хана, поруча притом начальство над войском, которое в скором времени увеличил он народами, с востока выходящими, и весьма сильно стеснил половцев, обитавших по нагорной стороне реки Волги (Сие могольское нашествие названо на Западе в первый раз татарским; имя сия, ненавистное прежде и для многих на себе оное носящих, происходит, вероятно, от поколения, особенно сим именем называвшегося, и из востока от Чжингиз-хановых разорений удалившегося, а при нападении Чучия на половцев, составлявшего часть его воинства, которая простерла оружие свое к России прежде, чем сам Чучий учинил сие собственно с моголами.).
При возвращении Чингиз-хана из Персии в свое отечество, Чучий в 1223 г. имел в степи Киргизской около гор Улутау с отцом своим свидание, во время которого при большом торжестве, сопровождаемом ристаниями и знаменитою охотою, отец восстановил опять согласие с сыном, отдав все земли Дайтше-Кипчак в верховное его управление.
Но Чучий недолго пользовался сим уделом, ибо в 1225 г. на сражении противу россиян и половцев был убит 89, почему и самый Болгар принял тогда сторону князей российских. Могулам же, занимавшимся тогда на востоке войнами или, лучше сказать, наследникам Чучия осталась только в удел орда Кипчатская, кочевавшая в сие время по западной стороне степи Киргизской.
По смерти Чжингиз-хана в 1227 г., завоеванные им страны перешли под власть сына его Октая, или Угадая, который, по возвращении своем из похода китайского, сына Чучиева Бытыя, в сообществе с другими братьями, немедленно послал с сильным могольским ополчением завладеть Тураном (Название Туран, кажется, имеет отношение к реке Тура, что в Тобольской губернии, следовательно, здесь говорится о сей части Сибири, т.е. между рекою Обью и горами Уральскими лежащей.) (Сибирь), отпавшими булгарами и Россиею.
Они, проходя в 1233 г. степи и собирая рассеянные толпы воинов Чучиевых, разделились на две части. Одни направили путь свой к северу и ворвались к окрестностям рек Тобола и Ишима до их устья, а другие потекли в Булгарию.
Сии последние, соединясь с остатками могулов, кочевавших в сие время около Эмбы, в 1234 г. завладели столицею Болгарии, или Дайтче-Кипчатской страны, Бряхимовым и совершенно рассеяли и истребили Кипчатскую орду, которая потом вступила в состав орды, восстановленной Батыем.
В 1257 г. Батый сделал набег в Россию и далее в четыре года соделался господином северо-западных стран. Он основал главное свое пребывание около южной части реки Волги и Урала, где народ его расположил кочевья свои под именем Золотой Орды.
Последующие за ним ханы для зимнего убежища воздвигнули на реке Ахтубе небольшое селение или, лучше сказать, царские чертоги, названные Шары-Сарай, то есть царствующий город, а для лета на Урале небольшие хижины – Шары-Сарайчик (Остатки сего последнего места известны ныне под именем Сарачикского городка по Нижне-Уральской линии, при форпосте сего же имени.).
Разоренные жители Болгара чрез нашествие Батыя разбрелись, подобно кипчакам, в страны отдаленные. Некоторые из них уклонились в северу, а другие, перешли на запад в числе Батыевых воинов, а многие водворились в степях киргизских и по привычке к постоянной жизни завели около рек Урала, Эмбы, Сыра и между Аральского и Каспийского морей снова многие селения, ибо прежде сего существовавшие нашествиями Чжингисхановых войск по большей части были опустошены.
В то время, когда происходило сие на западе, на востоке Чжингисханов сын Октай, как верховный хан (Каждая орда, племя и малое владение имели особых своих ханов, подчиненных ханам целой страны. А сии, хотя были совершенно самодержавны, однако же, всегда отдавали некоторое предпочтение преемникам орды Могольской, в прямой линии от Чжингис-хана идущим.) во всех землях, покоренных моголами, расположил местопребывание свое в урочищах, называемых Каракум (Каракум есть пески среди степи Киргизской, около коих примечаются большие развалины, но сумнительно, чтоб жилище Октая было близ оных.
Оно, как можно судить по последствиям, находилось далее на восток около гор Актау, а потому и вероятно, что степь ныне называемая Каранкуй, или Карангуй, есть та самая, которая прежде именовалась Каракумом.), и в замену войлочных шалашей, до сего времени единственное убежище сих народов составлявших, основал среди пустыней великолепные здания, повелев всем своим подданным, вельможам и удельным начальникам, из разных званий и наций происходящим, распространять оные повсюду.
Тогда в первый еще раз река Или, ручьи, впадающие в озеро Нор-Зайсан, и реки Иртыш и Эмиль, на берегах своих увидели обширные селения. В 1259 г., после трех перемен в правлении, Могольская орда досталась внуку Чжингис-ханову Таулаю 90.
Сей слабый повелитель, дабы удержать за собою сколько-нибудь власть колеблящегося трона, нашелся принужденным удовлетворить недовольных своих братьев и дядей разделением монархии. Вследствие чего степь Киргизская соделалась убежищем новых мятежных партий, и восточная ее сторона, а также часть реки Сыр, горы Каратау и от оных далее все пространство, склоняющееся к реке Иртышу, досталось тогда Алгу-хану, внуку Джчалагаеву 91.
Гора Актау, окрестности Ташкента и река Или отошли под управление владетелей земли Мауреннерской и Кашкарской. Западная сторона присоединилась к Золотой Орде, распространившей власть свою даже до пределов Сибири. Она отдана была в управление брату Батыеву Бурга-хану.
Средину степи, начиная от реки Эмбы, по Илеку, Тоболу, Иргизу и до реки Сыр, занимали подданные Шейбания, брата Батыева, получившего оные земли себе в удел еще при жизни сего хана за подвиги, оказанные им при впадении в Россию.
Шейбани откочевал в оные места с 15 000 семейств разных народов, известных под именем курисов, найманов, карликов и уйгуров (Сие поселение, можно полагать, за начало нынешнего народа киргизского.). Впрочем, при разделении положено было, что в общих народных делах принадлежала орда сия к числу подвластных хану Золотой Орды, как верховному владетелю на западе, а те, которым досталась восточная часть степи, должны были зависеть собственно от хана могольского.
Потомство Шейбаниево в скором времени усилилось и завладело всем пространством степи Киргизской, к северу и западу лежащим. Оно распростерлось даже до устья Тобола, воздвигнув там новые ханства и усилясь новыми народами.
Вольность и свобода степной жизни часто выводила народы сии из должного повиновения своим владетелям. Нередко пренебрегали они зависимостью и от ханов Золотой Орды и даже ходили противу них войною, и под названием орды Синей Заяицкой 92 свергали оных с престола.
Сие производимо было наипаче в то время, когда чрез междоусобные вражды, раздирающие согласие воинства Золотой Орды и орды Могольской, власть повелителей сих орд склонилась к ничтожеству, и когда частным начальникам удавалось похищать главное ханское достоинство; тогда-то кочевые обитатели степи Киргизской, разделившиеся на несколько партий, или ханств, много учавствовали в бывших переменах: западные – возмущениях Золотой Орды, а восточные – в низложении верховного могольского самодержавства.
При сих случаях восточные номады по своей пограничности присоединились к ханам Большой и Малой Бухарии, а посему равные с сими провинциями терпели перемены и время от времени раздробляясь на мелкие властоначалия, наконец, соделались совершенно ни от кого независимыми. Буйство, грабежи и междоусобная вражда составляли главнейшее их упражнение.
Уже около 1370 г. начальник поколения бурласов Амир Тимур-ходжа, известный у западных писателей под именем Тамерлана, похитив верховное правительство в Бухарии, снова привлек к себе повиновение сих воинственных народов и, составя из оных сильные ополчения, устремился на Персию.
Между тем, когда таким образом восточная сторона степи Киргизской переходила от покоя к брани, западная – терпела также немалые смятения. То великие шайки войска Нагаева, сильнейшего возмутителя противу хана Золотой Орды, вбегали в степь искать своего спасения от поражающего их оружия Тогтогу 94; то Узбек-хан 94, восстав со своею ратью, назвавшеюся по его имени, ходил чрез степи для ограбления Хоразма; то Орус-хан, преследуя Токтамыша 95, тек с многолюдною толпою истребить страну Великой Бухарии, имея в степях неудачную битву; то Токтамыш, воспользовавшись ханским титулом, мечтал также завладеть пространствами, лежащими за рекою Сырью; и, наконец, Тамерлан, исполнившись мщением за неблагодарность Токтамыша, простер оружие свое чрез степи.
Он, проходя как ужасная буря, истреблял все мирные заведения и, достигнув Волги, потряс престол Золотой Орды (Следствие и вина сих нашествий довольно уже известно свету из «Скифской истории» и из других авторов.). Во все сии времена, обитатели, блуждающие в степях киргизских, принимали различные стороны воюющих ханов и смешавшимися со многими народами.
Иные, удалялись вслед за воинством победителей, а другие, приходили снова из стран сопредельных и соединялись с оставшимися. Сими, можно сказать, толпами народа в XIV столетии после нашествия Тамерланова наполнилась Степь и произвела нынешние киргизские орды.

Глава 2.

О происхождении орды киргизской и происшествиях до нынешнего времени.

Рассуждение названия киргизов.

Неизвестно, что подало повод называть киргизцев сим именем. Оно неупотребительно ни между самим сим народом, ни же в азиатских провинциях, за степью лежащих. Словом, ни один род в киргизцах не носит сего наименования.
Ежели они в переписке с пограничным начальством присваивают себе имя киргиз-кайсак, то более потому, чтоб соответствовать грамотам, от российского правительства насылаемых. Казак (т.е. всадник, воин) есть одно только имя, которое киргизцы дают сами себе и которое по справедливости им приличествует, как по всегдашнему их ратоборству, так и по сходству в жизни, которую прежде вели все казаки, известные ныне в России. Киргизец, чтоб дать точнее о себе понятие, на вопрос, кто он, к слову казак прибавляет еще род или племя, означающее прямое его начало, или тот круг, в котором он состоит, например, казак-чжагалбайлы (всадник чжагалбайлинский), казак-алимулы (всадник алимулинского рода) и проч., или, оставя род, произносит в единственном числе сары-казак (дикий всадник) (Сары значит собственно желтый, а в другом случае – дикий, седой, белесоватый цвет.
Иногда киргизцы себя так называют для сравнения с россиянами, что видеть можно из следующей пословицы: сарыказак – каракалмак, сарыорус – караказак, т.е. как бел всадник (киргизец) противу калмыка, так русский бел противу казака.), а в множественном – Казакын ордын (Казачья орда).
Итак, из сего видно, что название, теперь ими носимое, дано от россиян, чему причины могли быть следующие. В те времена, когда после Огус-хана последовало существенное разделение могулов, внук его, называемый Кергиз, получил удел народа, впоследствии усилившегося под именем киргизов, или, правильнее сказать, кыргызов; обитание их при Чжингиз-хане и после оного располагаемо было около гор Сабинских, Саянских и по вершине реки Енисея.
Потом они распространились частью до реки Иртыша, и частью до реки Селенги, производя сильнейшие набеги на первые в Сибири около Оби и за оною российские заведения. Но в исходе XVI столетия один зайсанг, сильный владелец великой Зюнгории, раздраженный буйностью кыргызов, впал с войском в их обитания. Некоторых рассеял по горам и степям, многих взял в неволю, а вообще весь народ переселил в горы Музтау, лежащие около Бадахшана.
Последние вскоре опять усилились и ныне распространяются уже в Малой Бухарии, Кукане по горам Актау и при вершине реки Сыр. Следовательно, кыргызы соприкасаются кочевьям наших киргизов с юго-востока. Последние их называют каракыргыз (черные киргизы), ташкыргыз (каменные) и алтай-кыргыз, и ведут беспрерывную с ними вражду 96.
Хотя образ жизни, вид предания, названия родов и разность в нравах довольно подают справедливых причин горных обитателей признавать от степных киргизцев совершенно другим народом; но и за всем тем может случиться, что первые служили поводом к названию последних сим же именем.
Известно уже, что россияне, поселившиеся в окрестностях реки Оби, претерпевали чрезвычайные беспокойства от горных кыргызов. Привыкши таким образом называть все набегающие от гор толпы кыргызами, как по сходству в вооружении, так равно и по роду воинских действий, впоследствии проименовали сим именем и степных восточных жителей, ибо они в исходе XVI столетия часто от реки Иртыша врывались также, как и первые, к Томску и в Барабинские степи.
После сего, когда границы России от стороны Тобольска также приближились к сей степи, то с сим вместе и народ, около оных мест располагавшийся, как во всем одинаковый с живущим у Иртыша, подпал под сие название, сделавшееся, наконец, общим для всех здешних обитателей.
Второе обстоятельство происхождения сего имени отнести можно еще к значению самого слова киргиз, которое в башкирском и киргизском наречии изъясняет перетаскивание или собственно перетащи. Происходит ли сие от перетаскивания или скитания их по образу жизни с одного места на другое, или от перетаскивания, каковое разумеется в грабежах, сие остается решить особам, более в аналогии сведущим.
Мы заметим здесь только, что виновниками наименования в сем последнем случае, конечно, есть башкирцы, как издавна им порубежные и знавшие коротко свойство оных. Что касается до произношения кайсак, то при сравнении его с словом казак, ясно видеть можно, что оно знаменует сие последнее название, но испорчено россиянами, хотевшими различать киргизцев от казаков российских.

Историческое известие до подданства России.

Различные находятся мнения о начале киргизцев. Все они между собою несогласны. Но если разобрать сложность частей сего народа, тогда откроется их вероятность, по крайней мере, в рассуждении некоторых поколений, а особливо тех, от которых предания сии были пересказываемы, ибо народы, составляющие ныне орду Киргизскую, входили в степь столь различными путями и из столь многих орд, что почти нет ни одного находящегося в востоке племени, из которого бы отрасль не составляла теперь или удела, или рода, или малой части в киргизцах.
Сходство названий, еще и ныне сохранившееся, подает к сему убедительное подтверждение. Господин Рычков в «Оренбургской топографии» производит их от алтай-киргизов; г-н Паллас в «Путешествии» своем – от турков, вышедшими из пределов Арабии под начальством хана Кергиза; капитан Рычков от сорока холостых (Здесь, конечно, вкралась ошибка перевода, ибо «сорок холостых» по-киргизски не «кырк кийсак», как пишет г-н Рычков в «Путешествии» своем на стр. 33-й, а «кырык бойдак».), а мы в первой части по народному же преданию – от Оруса (Хотя все вообще киргизцы утверждают, что первый их хан разделил народ при смерти своей трем наследникам, от которых произошли Большая, Средняя и Меньшая орды, но все равно сего их основателя называют Орусом.
Сии суть только те роды Меньшей орды, которые живут в западной части степи, прочие же дают ему имя Басмана, Акнияза и другие названия. Дабы согласить сие разногласие, надобно будет сих Урусовых почитателей, судя по Абулгази-баядур-хановой истории, признать или за потомство Орус-инала, бывшего начальникам над горными киргизцами при жизни Чжингис-хана, или за остатки разбежавшегося воинства Орус-хана Золотой Орды, претерпевшего в здешних степях около Эмбы совершенное поражение от Токтамыша.).
Разбирать и соглашать сии несогласные известия было бы дело невозможное, а потому за лучшее почитаем показать только те обстоятельства, с которыми более согласна общая история, приспособляя притом к сему и собственные народные предания.
Выше замечено уже было, что последнее население нынешней степи Киргизской приписать можно подданным Шейбани-хана, брата Батыева, которые впоследствии разделились на части и размножились присоединением к ним различных партий.
Сии толпы плутали без всякой между собою связи под управлением разных начальников. Иногда почитали они себя подданными тех народов, коих порубежность близко подходила к их станам и превосходство сил устрашало их дерзость, а иногда сами устрашали своих соседей и разоряли оных.
В таковом положении народ сей находился до разделения ханства Золотой Орды на царства Казанское и Астраханское. После сего в скором времени западная часть степи Киргизской приобрела полную независимость. А засим по удалении могольского хана к Китаю и по раздроблении обоих Бухарий на мелкие ханства, то же самое последовало и с восточною частью.
Потомство Шейбаниево в сие время, как сильнейшее между прочими, имело большой перевес в делах народных. По истории Абулгазиевой известно, что в XVI столетии Фюлат-хан разделил подвластные ему аулы двум детям своим Даулат-шейх-олану и Араб-шейх-мамаю 97, которые располагали кочевья летом около реки Урала, а зимою – по реке Сыр.
С сим разделением народа предания киргизцев частью согласуются. Они, однако же, говорят, что народ отдан был трем сынам: большому, среднему и меньшему; а от сего и весь народ разделен на Большую, Среднюю и Меньшую орды.
Но сие предание повествуется таким образом, кажется, потому, что киргизцы не могут сыскать другой причины разделения орд; и что происходит, конечно, совсем от другого источника. Известно, что прямые наследники Чжингис-хана, имевшие главное пребывание близ восточной части степи Киргизской, носили титул великих ханов и верховных властителей всех орд, а потому народ, им подчиненный, назывался Великою ордою, или, говоря прямо по азиатскому диалекту, Большою ордою, которая занимала обширное пространство восточной части степи Киргизской.
От сего впоследствии западные поселяне всех в востоке обитающих моголов называли сим именем. Когда же зюнгоры около начала XVI столетия составили за Алтайским кряжем особую орду, то племена, по сю сторону оных жившие, остались старым наименованием.
По сей же самой причине в окрестностях Урала располагавшиеся кочевья составляли орду Меньшую, сколько по сравнению с первой в рассуждении сил, столько же и по зависимости в начальстве от Золотой Орды, и между оными двумя орду Среднюю, как в средине между Большею и Меньшею живущую.
Сами киргизцы Большую орду называют сверх того Кирче-казак, пустынно-жительствующий воин, Среднюю – Урта чжинз, а Меньшую – Нагай. Вначале народ, рассеянный в степи Киргизской, общих ханов не имел. Каждый род зависел от собственных своих по расположению или привязанности народа предпочтенных родоначальников, нередко принимавших на себя титул ханов, хотя весьма мало значущих в других поколениях.
Предания согласно с историею показывают, что Большая орда составилась тогда из тех собственно отродий, которые прежде непосредственно зависели от верховных ханов, а также и из семейств, изгнанных из Большой и Малой Бухарии, и из соседей Китая, удалившихся сюда от военных ужасов.
Средняя орда произошла вся из древних великих туркских или могольских поколений, составлявших в свое время особенные орды, каковы суть: найманы, уйгуры, карлики, кипчаки и прочие. Все они управляемы были от старших детей потомства Шейбания.
Меньшая включает смесь разных народов, а именно: кипчаков, булгаров, нагайских, узбекских, крымских, казанских и астраханских татар, турков и прочих, по многим случаям сюда удалившихся и приставших к поколениям младших детей Шейбани-хана, от коих главные в сей орде роды байулы и алимулы ведут прямое свое начало.
По таковом смешанном происхождении народа киргизского можно иметь прямую идею о его общественном положении. Беспрерывные несогласия, мятежи и войны составляли господствующую страсть всех и каждого. Несогласие во мнениях, происходящих от разности нравов, производили между ними множество особенных частей, которые нередко восстановляли вдруг повсюду многих ханов, а иногда ни одного из них не было, и народ был управляем биями или старейшинами.
Пределы Сибири до Тобольска, Тары и Томска трепетали их опустошений; с другой стороны России врывались они к Екатеринбургу, достигали до Закамской стражи и грабили окрестности городов, поселенных на Волге. Полуденные страны Азии также в свою очередь терпели великие разорения.
От них восприяли начало ханы Бухарии, Урганчи и Туркестана. Нередко приходили они туда низлагать возведенных ими и сажать на их место новых, а от сего и последние строения, оставшиеся от меча Тамерланова на реке Сыре и между Каспийским и Аральским морями, поселянами были брошены; плодоносные равнины Харазма и Ташкении превратились в пустыни, и села покрывались трупами мирных жителей.
В начале XVI столетия, наскучив взаимными враждами, многие роды киргизские избрали над собою хана Тявку, или, как другие сказывают, Шабахта (Тявка, по словам некоторых киргизцев, был предшественник Абулхаир-хана, поддавшегося с ордою своею России; напротив, Шабахт-султан, как видно в Абулгазиевой истории, гораздо прежде сего времени усилился в степи Киргизской чрез завладение подданных Бурга-султана.) 98, прославившегося геройскими своими подвигами и приобретшего знатное число подданных чрез свое редкое искусство примирять спорющихся и пленять дикие сердца даром красноречия.
Он происходил из потомства солтанова, известного в истории Абулгазия. Сие обстоятельство представляет в здешней истории важнейшую эпоху. В первый раз, как будто по вдохновению, всеобщее желание иметь главного правителя обнаружилось между большею частью народа, обитавшего в степи Киргизской, и правосудное правление Тявки-хана привлекло к нему вскоре многие уделы от всех трех орд.
Чтоб в каждой народной части с лучшим порядком управлять общественными делами, старики, по совету Тявки-хана, выбрали трех старейшин, препоруча им смотрение за правосудием биев, или судей, каждого аула и возложа при том на них непосредственную обязанность ответствовать за все могущие случиться в родах беспорядки хану.
В Большой орде назначен был в сие достоинство Тюля-бий, в Средней – Казбек, а в Меньшей – Итка. Для предупреждения споров в паствах, Тявка, по добровольному согласию, назначил каждому роду места зимних и летних кочеваний, распределил аулы и начальствующих старейшин над оными, ограничил самовластие родоначальников постановлением кратких законов, прибавив к оным некоторые места из предания народного, и повелел затверживать их детям с самого младенчества, дабы чрез то могли сохранить их потомству, передавая изустно.
Может быть по пристрастию или незнанию киргизцы несправедливо приписывают сему их владетелю изобретение общественных законов. Вероятно, оные уже существовали прежде, и, судя по времени или усиливались, или опять ослабевали, так как и в сие время Тявка только поддержал угасающую между народом силу оных.
Но как бы то ни было, обстоятельство сие заслуживает внимания уже и потому, что утверждает на опыте, что без хороших уставов никакое общество благосостояния своего иметь не может. В законах сих положено было:
- «За кровь мстить кровью, за насилие и обличенное прелюбодеяние предавать смерти, исключая разве истец согласен будет, чтобы весь род виновного заплатил ему, судя по знатности и богатству убитого или обиженного, от 200 до 1000 лошадей и пристойное количество прочего имущества».
Сие удовлетворение названо было кун, т.е. мзда крови.
- «Увечье всякого роду отмщевать равным же увечьем или по желанию обиженного взыскивать с виновного скот и имение».
Сие называлось мздою увечья.
- «Обличенный в воровстве скота платит тем же самым скотом трижды девять раз против похищения, с придачею к верблюдам пленного, к лошадям – верблюда, к овцам – лошадь и проч. А после девяти обличений виновный наказывается смертью».
Удовлетворение по воровству называлось айбана, т.е. мзда хищения.
- «Ежели виновный не может дать следующей с него по исчислению мзды, тогда должен отвечать весь аул, в котором он имел свое кочевание».
- «За кражу вещей движимых взыскивать равную долю противу похищения с придачею, смотря по количеству покражи: лошади, верблюда и проч.».
- «Для уличения преступника истец должен представлять три свидетеля посторонних».
- «Разбирательство производят бии, судьи или старшины, управляющие теми аулами, из которых истец и ответчик, и, сверх сего, из опытных и добродетельных старцев с обеих тяжущихся сторон и изберутся два посредника».
- «Ежели обвиняемый преступник по позыву судей к разбирательству не явится, то совершить наказание над ближним его родственником, или разве весь аул заплатит определенную мзду и обяжется под опасением нового взыску, сыскав виновного, совершить над ним определение суда».
- «Когда удовлетворение, или пеня, по суду положенная, обвиненными не совершается, и когда родоначальник скрывает преступника и сам уклоняется разбирать дело, тогда обиженные имеют право, собрав к себе сотоварищество из ближних своих, скот, следующий в пеню, или мзду, за преступление, тайно отгонять от аула виновного; но по прибытии с оным в свое жилище должно тотчас объявить о сем старейшине и на пути встречающимся почетным людям».
Сие возмездие названо барантою (Оный закон соделался ныне виною величайших зол в орде Киргизской и в спокойствии российской границы.). Судьям и посредникам за решение дела назначил он в собственность десятую часть от всего иску.
Подать расположил поголовно на всех киргизцев, могущих управлять оружием, исключая султанов, т.е. ханских детей. Хан, или правитель, получал для себя со всего имения и скота только 20-ю часть в год, а таковая же доля отдаваема была биям, управляющим в народе.
Один осенний месяц определил к всеобщему посреди степи собранию старейшин, султанов и хана для решения дел, до целого общества касающихся, и при случае смерти хана – для избрания оного.
Он положил также за священное правило, что казак (киргизец) не может без оружия появиться под открытым небом;
- «тогда голос его в совете да не внемлется и младшие, да не уступают ему мест своих».
Охоту и ристания не забыл также Тявка-хан поместить в своих уставах. Почитая оные за единственное в жизни удовольствие, от занятия сего не исключил он даже и женского пола. Для уменьшения излишних споров в делах фамильных, разделил родовые тамги (Тамга есть ничто иное, как гиероглифический знак, похожий на китайский характер.
Она имеет одинаковое значение с гербами. Азиатцы говорят, что Огус был первый, давший таковые знаки девяти кочевым ордам, от него получившим свое основание. Впоследствии колена, или роды, отделившиеся от сих главных частей, пользовались также тамгами оных, с тою только разницею, что старшее поколение получало тамгу первого родоначальника, или основателя, а прочие к сим начальным знакам, не переменяя основания фигуры, прибавляли приличные отметы.
Таким образом, тамги сии, переходя в потомство, нечувствительно изменяют вид свой. Кочевые народы столь тщательно, однако же, наблюдают их порядок, что многие по тамге свободно узнают род и от какого начала оный происходит.
Киргизцы употребляют их вместо подписи или приложения печати; вырезывают на оружии, вышивают на военной одежде, выжигают на коже молодых верблюдов и лошадей, и выстригают на шерсти у овец. Надобно заметить, что между башкирцами знаки сии менее разделены, ибо каждый род, или волость, имеет только одну общую тамгу.
Напротив, у киргизцев каждая фамилия пользуется непосредственно своею.) на многие части, так что каждое отделение рода и почти всякое семейство получало свой знак для намечивания скота, а чрез сие хозяйству доставил удобность повсюду и во всех табунах отличать свою собственность от чужой.
Оградя, таким образом, внутреннее спокойствие орды Киргизской, хан возбуждал в народе дух к ратоборству противу стран порубежных. Нельзя сказать, чтобы с самого начала все обитающие в степи племена прямо подчинились правилам Тявки-хана.
Сие зависело от одного только времени, которое потом принесло семейной жизни неоцененное благо – безопасность. Кочевья начали рассеиваться безмятежно по всем степям. Табуны бродили смешанно и без надзору, скотоводство размножалось и человечество, казалось, было счастливо.
После Тявки, или Шабахта, достоинство ханское вскоре угасло, и народом управляли избираемые старейшины. Хотя некоторые главные роды давали иногда титул хана солтанам, бывшим ханским детям, но сии ни в каком случае не имели настоящей власти в кругу общества, кроме предводительства над скопищами воинскими при впадении в неприятельские земли.
Чрез сие время от времени союз общественный чувствительно начал приходить в упадок. Сильные колена составили особые партии. К ним пристали другие и, таким образом, киргизцы совершенно разделились на части. В Большой орде произошли от сего три главные рода, а именно: род саргамский, ведущий свое начало от карликов, тулатовской – от потомков Тулия, сына Чжингиз-ханова, зюнский – от древних канклов.
В Средней, как в многолюднейшей, четыре: собственно древний найманский, кипчатский, аргинский от уйгуров и курейский – от курисов. В Малой – три: алимулы и байулы от потомства Шейбани-хана или, лучше сказать, от двух братьев, детей Фюлата, которым орда была разделена; и третий чжидеруу (семиродский) – из семи поколений и из семи разных мест вышедших в степь Киргизскую.
Прочие, рассеянные в степи, от разных начал происходящие толпы, вступили в состав сих главных родов. В начале XVII столетия зюнгоры, известные у киргизцев под именем калмак, усилившиеся около Алтайских гор, по рекам Или и Эмилю и в Малой Бухарии, воспользовавшись существовавшими тогда в киргизском народе несогласиями и под видом отмщения за прежние набеги, устремились на киргизцев.
Одна часть зюнгорцев теснила, истребляла и преследовала их с востока от вершин реки Нижний Иртыш и от гор, ныне называемых Зюнгорских, за горы Буглытага и реку Сарасу в глубину степи; а другая, наводнив Большую Бухарию, Хиву, разорив Урганчи и пробравшись между Каспийским и Аральским морями также к степям киргизским, завладели окрестностями реки Эмбы и нижнею частью Урала, начала делать набеги на киргизцев с запада. Вскоре за сими потрясениями бухарские узбеки и каракалпаки в свою очередь тревожили их с юга, а башкирцы разоряли с севера.
Ужасная и доныне в памяти киргизцев сия эпоха, сопровождаемая величайшими бедствиями, преследовала их до последней крайности. И по сие время сохраняются еще в преданиях орды обильные повествования о храбрых героях и о несчастных происшествиях того времени.
Часто поседелые старики, указывая на крутые насыпи, прикрывающие прах усопших, говорили нам:
- «Здесь лежат наши богатыри, погибшие на ратном поле, защищая вольность. Тут погребены целые аулы, истребленные многочисленными варварами; но невзирая на сию жестокость, мужество не оставляло отцов наших. Облекшись в панцири, они сражались отчаянно, и поле битвы оставляли часто под твердыми своими стопами. Иногда подобно ужасной буре поражали они скопища неприятельские и след их бегства покрывали трупами».
Вражда сия продолжалась почти целое столетие без всякой решительности, и уже около 1700 г. зюнгорскому хану контайше 99 удалось покорить Большую орду, а с оною Туркестан, Ташкент и Самарканд, принудя их платить дань.
Средняя орда, предвидя таковые же последствия, частью вступила добровольно в его подданство, а частью удалилась к северу к границам тобольским, производя в Сибири беспрерывные набеги. Меньшая стеснена была в пески около озера Аксакалбарбий и по рекам Иргизу, Тургаю, Ори, Илеку и Уралу.
Кровопролитие повсюду час от часу усиливалось, а особливо в Меньшей орде, окруженной отовсюду неприятелями. Многие семейства, не находя нигде спасения, принуждены были сами предавать себя в руки победителей, но жестокости, производимые над ними, ожесточали чувство оставшихся еще свободными.
В 1710 г. некоторые старейшины и начальники семейств из числа тех родов, которые располагались в песках Каракумах, собрались для совету, дабы употребить все усилия к единодушной защите друг друга до последней капли крови.
Слабые души даже среди сего собрания обнаружа страх свой и предлагали искать безопасности от милосердия контайши; другие хотели оставить жилища свои и спасаться бегством за реку Волгу, а некоторые подобно робким зайцам желали рассеяться в разные стороны и поколебали было постоянство многих.
Но известный в то время по храбрости старшина Буканбай уничтожил сие предприятие их. Киргизцы рассказывают, что он среди жаркого спора, разорвав на себе одежду и повергнув в круг совета меч свой, говорил в исступлении:
- «Отмстим врагам нашим! Умрем с оружием! Не будем слабыми зрителями разграбленных кочевок и плененных детей наших! Робели ли когда воины равнин кипчакских! Сия брада еще не украшалась сединою, как я багрил руки свои в крови неприятелей.
Теперь могу ль равнодушно снесть тиранство от варваров? Еще нет у нас недостатка в добрых конях! Еще не опустел колчан со стрелами острыми!»
После сего все торжественно клялись следовать совету Буканбая. Энтузиазм достиг даже до того, что некоторые из старейшин для усугубления клятвы открыли себе раны и точили кровь свою на пылающий среди них костер. По окончании присяги совершалось общее богомоление, и разделено было жертвенное брашно, приготовленного из белого коня.
Они хотели чрез сие ознаменовать непоколебимость союза. Орды избрали в сие время султана Абулхаира, как старшего сына из фамилии ханской, а Буканбая благодарный народ провозгласил своим предводителем. К союзу сему, названному по месту, где был съезд, Каракисяцким, присоединились из Меньшой орды большая часть рода алимулынского, часть байулынского и чжидеруу, а из Средней – несколько семей кипчаков и найманов.
Утвердившись таким образом в своих намерениях, киргизцы по всеобщем вооружении напали на калмыков со всех мест, и в короткое время многих выгнали от реки Эмбы за Урал, а от песков Каракум за реку Сарасу. Они, конечно, успели бы совершенно торжествовать над ними, если б новые сильнейшие набеги от башкирцев и каракалпаков, из коих последние завладели прекраснейшими кочевыми местами при устье реки Сыр, не положили преграду дальнейшим успехам.
Сии причины побудили Абулхаир-хана искать случая, дабы открыть мирное сношение с Россией и просить ее о принятии орды его в подданство, что в 1730 г. и действительно исполнил. В 1731 г. прибегли к сему же Средней орды Шамяки-хан 100 и Большой орды Юлбарс-хан (В прямом смысле владельцы сии были только начальниками собственных своих родов, а на весь народ действовали только посредственно чрез приверженных к ним старейшин.) 101, объявя о сем их желании посланному из России к Абулхаир-хану Иностранной коллегии переводчику Тевкелеву. 

От подданства России до нынешнего времени.

В 1734 г. киргизские орды торжественно проименованы были подданными всероссийского престола, но киргизцы не все, однако же, единодушно согласовались с расположением их ханов. Даже малые поколения, преданные ханам, противились два года приведению к присяге.
Из других родов показывали свое согласие, и то со временем только некоторые бии, привлекаемые к сему от пограничного начальства или чрез подарки, или чрез раздачу жалованья, или чрез особенные почести и угощения. Народ и после сего долго не внимал никаким предложениям и, по праву господствующей свободы, оставался совершенно независим.
Иногда в то самое время, когда с ханом и родоначальниками происходили переговоры, простые киргизцы под руководством наездников (батырей) врывались в недра России или грабили купеческие караваны, наиболее же производило сие Большая орда, которая по отдаленности своей от российских пределов пресекла всякое с нею сношение.
Ханы Средней и Меньшей орды также редко исполняли долг свой противу их обязанности. Они в одно время и клялись быть послушными, и испровергали свою клятву, а совокупясь с некоторым народом, часто подавали повод к опустошению границ российских.
Происшествия сии с довольною подробностию описаны у г-на Рычкова в «Оренбургской истории». Впрочем, нельзя сказать, чтобы подданство киргизцев не принесло никаких польз, ибо для России подало оно случай устроить пограничную стражу по рекам Уралу, Тоболу и по Ишимской степи до реки Иртыша, где еще со времен государя Петра Великого производились обширные заведения; а чрез сие многократно бунтующий народ башкирский был вскоре приведен в полную зависимость и порядок, и притом распространены постоянные заселения, увеличилось хлебопашество, обогатилась торговля восточными продуктами, открылись богатые горные промыслы, и порубежные сему краю российские области обеспечились от набегов.
Для киргизцев подданство их России принесло спокойствие от башкирцев и от калмыков, кочевавших по западной стороне степи, из коих сии последние были переведены и поселены между Уралом и Волгою. Зюнгорцы, нападавшие на них с востока, и даже в 1742 г. сильным ополчением опустошая кочевья, достигшие до Орской крепости, чрез сношения с зайсангами и ханом были от сего удержаны.
Таковые выгоды, сопряженные с привлекательностью торговли, время от времени заставляли многие роды признавать над собою верховную власть России и искать ее покровительства, а особливо в делах, относящихся до междоусобных распрей с пограничными российскими обитателями.

Краткий перечень исторических известий о Большой орде.

Большая орда прочих малолюднее и гораздо необузданнее, редко управлялась она одним ханом и ни в какое время не составляла одно союзное общество. Когда поддалась она зюнгорцам, жилища ее от прежних мест, т.е. от озера Балхаш и реки Эмиля, прогнаны были к рекам Цую и Сарасу.
Собравшись с силами в новых убежищах, орда сия обратилась в ожесточение на Туркестан и Ташкению, и без того уже опустошенные набегами от зюнгорцев; почему поселяне, оставя рассеянные по долинам шалаши, скрылись по большей части в городах.
Киргизцы, воспользовавшись их удалением, перенесли кочевья свои в сии провинции. Жители, запершиеся в укрепленных городах, лишась способу заниматься земледелием, принуждены были искать помощи от самих киргизцев и просить от них к себе на ханство знаменитых солтанов.
Но, невзирая на сие, разбойнические партии почти беспрерывно беспокоили окрестности городов, отхватывали выпускаемый в поле скот и грабили купеческие караваны. Междоусобия, возникшие с 1749 г. между зюнгорскими зайсангами 102, имели много влияния на происшествия в Большой орде, ибо тогда главная ее часть из подданных соделалась посредницею во взаимных враждах зюнгорских, иногда доставляла она пристанище изгнанным ханам и зайсангам и доставляла им способ возвратить прежнее достоинство.
При войне Амурсананя с китайцами (О сей войне подробное известие читать можно в «Оренбургской топографии» г-на Рычкова.), орда сия составляла главное его воинство. В 1756 г., когда неоднократно пораженный сей владетель оставил зюнгорцев победителям, киргизцы, пользуясь тогда пламенем войны и раздора, напали в свою очередь на Зюнгорию, опустошая новых своих соседей китайцев, которые в 1770 г. принуждены даже были учредить пограничную военную линию, прикрыть ее укреплениями и снабдить достаточно войсками, простирающимися ныне до 20 000 человек.
Киргизцы заняли между тем своими кочевьями все окрестности до китайской линии и распространились к Малой Бухарии до вершин реки Текеса, завладев опять старыми своими на востоке обитаниями; к ним присоединилась в сие время и часть рассеянной орды Зюнгорской.
Нужда в произведениях, необходимых для изобилия кочевых обитателей, коими избыточествуют только общества благоустроенные и постоянною жизнью наслаждающиеся, время от времени сближала часть Большой орды, поселившейся около реки Или, к их соседям, коих прежде они грабили.
Миролюбивые правила, составляющие дух китайских законов, с коими они чрез торговлю познакомились, невольным образом заставили их подчинить себя оным; так что ныне более нежели 50 000 семейств сей орды состоят в зависимости у губернатора земли Зюнгорской, пользуясь однако же правом свободной жизни.
Другая часть Большой орды, поселившаяся в равнинах Туркестана, по долгой или, лучше сказать, беспрерывной вражде с жителями, наконец, в 1798 г. ханом ташкенским Юнус-ходжою 103 были покорены. Уверяют, что завоевание сие совершилось менее нежели в четыре месяца.
Решительность, с какою он действовал, стоила погибели несколько тысяч сего народа, не исключая слабых жен, малолетних детей и старцев. Для приведения в ужас оставшихся, из голов побитых на торжищах сооружались пирамиды, и трупы, разметанные по полям, не велено было даже предавать земле.
Одна сия толико неизъяснимая жестокость в столь короткое время могла укротить буйный характер киргизов. Юнус-ходжа принудил их вести тихую жизнь, давать ему войска и платить дань скотом. Проникнуть в горы Актау и напасть на жилища киргизские, между скалами и в ущельях скитающиеся, он не осмелился.
А потому поколения, рассеянные там, составляют часть сей орды совершенно свободную; остальная же ее часть, состоящая из 10 000 кибиток, отклонилась к реке Иртышу и соединилась со Среднею в число подданных России. 

Краткий перечень исторических известий о Средней орде.

Средней орды Шамяки-хан уже в 1731 г., как и выше было предложено, просил о принятии его с сей ордою в российское подданство, но, по случившимся в Башкирии беспокойствам и по причине собственных набегов в российские области, оставался по-прежнему независим.
Но, наконец, в 1740 г. наследник Шамяки Абулмамет-хан 104 и знаменитый воин Аблай-солтан, посетя Оренбург, на верность к российскому престолу были приведены к присяге. Их примеру последовала и та часть Средней орды, которая кочевала по западной стороне степи, а восточная часть, располагавшаяся близ реки Иртыша, оставалась без всякого сношения и, быв подстрекаема зюнгорцами, особенно владетелем их Галдан-Черином, часто делала набеги на российские пределы.
В 1742 г. возмутились они до того, что, пристав к ополчениям зюнгорским, ходили войною противу своих соотечественников. В 1745 г. некоторые из них врывались к Колыванским заводам, а другие устремились в сие время в Бухарию и очистили себе славные зимние кочевья по реке Сыр, лежащие к западу от Туркестана.
Движения сии, хотя и успокоились несколько по низложении от китайцев орды Зюнгорской, но к признанию себя зависимыми от России они дотоле не подавали никакого надежного расположения, доколе управление всею ордою Среднею по пограничным делам перешло к тобольскому правительству, и когда в 1750 г. учреждена была на границе особенная комиссия, которая сначала существовала в городе Семиполатинске, а потом переведена в Омск.
Абулмамет-хан, начальствовавший Среднею ордою, на востоке во время всеобщих перемен, бывших при падении Зюнгорской орды, напал на Ташкению. Бессилие природных жителей и слабость разбредшихся по оной племен Большой орды, подали ему удобный случай, соединенно с родоначальниками Бараком 105 и Семгалием 106, покорить сию землицу.
Он взял себе в собственность город Ташкент, а союзникам уступил город Туркестан и окрестности его. По смерти Абулмамет-хана, или, как иные называют, Аймамет, возведен был в сие звание Аблай-султан. Во время пребывания его в степи, жители ташкенские, свергнув с себя зависимость от владетелей Средней орды, восстановили собственное правление под защитою сильных родов Большой орды, которые выйдя тогда из гор Улутау, захватили опять места близлежащие к сему городу и там пресекли Аблаю-хану все пути к новому завладению Ташкентом.
Но Туркестан, отданный во владение Бараку и Семгали, и поныне находится в зависимости их потомков, ханов Ишима 107 и Булата 108, которые по беспрерывной между собою вражде прибегли искать покровительства у бухарского державца, чрез что всю сию страну подвергнули под власть оного.
В то время, когда происходило сие в южных кочевьях Средней орды, восточные, по низложении зюнгорцев, сделали набег к горам Тарбагатай и завладели местами, лежащими по западной стороне озера Нор-Зайсана. Сообщничество их с прежними обитателями сей части земли и нужда во многих произведениях китайских, склонили их на сторону сих новых соседей. Сие перешло вскоре в зависимость, подобно как в Большой орде, а наконец, и самые родоправители начали постановляться с утверждения правительства китайского под титулом ван – принц.
Ныне ханское достоинство в Средней орде носит сын Аблая Валлий 109. Обширность земли, занимаемая кочевьями киргизцев сей орды, и раздельность оной в рассуждении родов были причиною, что ханы никогда не признавались верховными правителями.
Каждая часть народа имела своего старейшину, избираемого по дружелюбному согласию и почти равносильного хану. Российское пограничное начальство по Иртышской линии нимало не препятствовало к таковому их разнообразию и вообще не входило в народные дела.
Система, предпринятая оным для управления Среднею ордою, клонилась единственно к удержанию киргизцев от набегов на линию и к приведению в лучшее состояние коммерции. Чтоб достигнуть сей цели велено было во всех крепостях содержать аманатов, выбирая для сего из каждого рода почтенных людей, и наказывать за пограничные преступления без отлагательства чрез посылаемые в степь воинские команды прямо в кочевья виновных.
Поступки сии впоследствии много обуздывали непостоянство народа. С другой стороны киргизцы Средней орды и потому еще удерживались от сих покушений, что в Сибири за Иртышом не было народа им ненавистного, каковы были башкирцы и калмыки, населяющие за Уралом пределы оренбургские.
Можно сказать, что граница российская, начиная от реки Тобола и далее на восток, по истреблении зюнгоров, во все времена менее других частей претерпевала от буйности кочевых обитателей. Впрочем, сей образ правления при своих выгодах произвел некоторое помешательство, ибо, когда дикий сей народ увидел, что Россия во внутренних его делах не принимает никакого участия, то соделался вскоре чуждым ее зависимости.
Отчего ныне подданными России почесть можно только те части сей орды, которые кочевья свои располагают близ границы. Что же касается до прочих, то отдаленность отвлекала их от всякого рода сношений. Правда, некоторые родоначальники, по приезде своем на границу, льстят уверениями о своей преданности, но сии уверения по существу их ничего не значат и происходят от каких-либо выгод.
Народ, чувствуя себя совершенно свободным, предался хищничеству и поднял междоусобные брани. В 1803 г. некоторые родоначальники, побужденные сею крайностью, просили о пропущении их с 11 000 кибитками в Россию для всегдашнего кочевания в Барабинских и Иртышских степях, обязываясь по истечении десятигодичного срока, записываясь в казаки, исправлять службу, что и было дозволено.
Сверх того многие из киргизцев сей орды заводят уже постоянные селения около гор Каратау и в Ташкении, признавая своими правителями почтенных в народе старейшин. Знаменитейшее из сих есть местечко Икан, лежащее около Туркестана, под владением султана Букея.
Дабы приучить пастушеский сей народ к постоянной жизни и земледелию, иные из старейшин присоединяют к сим поселениям семьи пленных ташкенцев и каракалпаков.

Краткий перечень исторических известий о Меньшей орде.

Меньшая орда, первее прочих искавшая подвергнуть себя всероссийскому скипетру, впоследствии показала весьма слабые черты прямого к тому расположения и даже была бы готова поднять оружие, если бы только силы и возможность к тому допускали.
Немногие из простых киргизцев знают, что они подданные России и в чем состоит сия обязанность, а старейшины о сем мало думают. При заведении на реке Урал пограничной стражи, управление над ордою отдано было в полную власть хана с тем, дабы он российскому правительству ответствовал за проступки всех своих подчиненных и с помощью старшин удовлетворял требования по пограничным делам.
Учреждение сие не принесло, однако же, желаемой пользы, а открыло только сколь мало имеют ханы влияние на круг киргизских обществ. Сие подтвердилось наиболее по вступлении в достоинство ханское Нурали-султана, сына и преемника Абулхаирова (Абулхаир имел дух предприимчивый, главнейшая страсть его было властолюбие.
Малочисленность собственно ему подвластного рода и недостаток сведений, дабы пользоваться всеми оборотами счастья, навлекли ему многие неудовольствия. Он мешался во все происшествия у сопредельных обитателей. Уже после подданства России, от которой сначала приобрел к себе немалую доверенность, был избираем правителем Большой орды, но потерял сие достоинство чрез неумеренное корыстолюбие.
Потом ходил с немалым воинством для грабежа в Бухарию и опустошил там многие селения; а во время башкирских бунтов приезжал к сему народу в намерении привлечь к себе сообщников, но по требованию от российского правительства принужден был без ничего оттуда удалиться.
После сего старался сблизить себя с зюнгорским ханом, дабы соделаться владетелем над всеми киргизскими ордами. Для сего единственно вступил он на ханство в Туркестане, но киргизцами Большой орды был изгнан. По возвращении в орду предпринял завести около Аральского моря, близ устья реки Сыр, укрепленный город, прося на сей предмет от России регулярного войска, дабы воспользовавшись оным иметь более способу распространять свое самовластье.
Не успев еще положить начало сему заведению, как чрез разные ухищрения усилился в Хиве, принял на себя верховное в ней правление и распространял набеги в жилища трухменов. Нашествие персиян под предводительством Надир-шаха изгнало его оттуда.
Он выехал снова в степи и в то же время поссорился с оренбургским пограничным начальником за неперемену содержавшегося в аманатах сына его другим, от наложницы рожденным. Огорчась сим случаем, употреблял все ухищрения к вреду российских пределов и даже искал персидской протекции. Между тем напал на нижних каракалпаков и, разоря многие кочевья, прогнал оных от реки Сыр за Куван, принудя народ сей именовать себя ханом. Наконец, обратился было опять на Среднюю орду, но убит в междоусобной ссоре с родственником его Барак-солтаном.).
Пограничное начальство к обузданию хищников и для приведения вообще всех к покорности ввело репрессалии, или взаимные отмщения, известные под названием баранты. К сему преимущественно допущены были казаки уральские, заволжские калмыки и башкирцы, обитающие в Уральских горах, которые и без того сохраняли из рода в род к киргизцам свою ненависть и претензии, а особливо от последних башкирских и калмыцких возмущений, когда нарочито для безопасности новых в том краю заведений старались содержать сии народы во взаимных между собою раздорах.
Подвигнутые таким образом партии, проходя в степи, нападали на первые встречавшиеся кочевья, хотя бы оные и не были виновны. Разорение, которое они от того претерпевали, побуждало киргизцев к отмщению. Они врывались в башкир, нападали на калмыков и без разбору на линию во всех пунктах так, что поселяне повсюду подвержены были беспрерывным беспокойствам, а вместе с оным страдали и проходящие чрез степь купеческие караваны, расстраивалось согласие между киргизскими родами и разрушалась система самого правления ордою.
В 1750 г. некоторые из киргизцев, как бы в замену хищения башкирского, под начальством самого Нурали-хана делали набеги на Среднюю орду под видом отмщения за убийство Абулхаира, а другие под управлением старшин своих нападали на каракалпаков и аральцев, по южной стороне и на островах Аральского моря обитающих.
Продолжавшиеся год от года расстройства, а особливо же 1762 г., во время бывшего в Оренбургском крае всеобщего возмущения, заставили, наконец, по укрощению оного принять противу сей орды сильнейшие меры. В 1786 г. в главных родах, алимулинском, байулинском и семиродском, учреждены были расправы, подчиненные почтенным в народе биям, под названием родовых старейшин, и под присмотром определяемых от российского начальства под видом письмоводителей мугометанского закона мулл.
Сими расправами руководствовал главный пограничный суд, в котором присутствовали избранные киргизские старейшины и другие российские пограничные обитатели под управлением особых чиновников. В сем суде производились дела, касающиеся до междоусобных раздоров и набегов.
Таковым учреждением ханская власть гораздо уменьшилась, и султаны потеряли почти всю доверенность народа; орда разделилась на партии и беспокойства не утихли. Начальники расправ, не имея способа по требованию главного суда отыскивать между столь великими кочевьями преступников и не будучи довольно сильны противиться самовольству и буйности оных, остались без всякого действия, и многие из них, дабы не потерять перевеса в почтении народном, принуждены были следовать общему всех стремлению.
Сии беспорядки продолжались и при хане Эрали 110, преемнике Нуралиевом. По смерти сего последнего предположено было возвесть в ханское звание солтана Ишима 111, человека отличных достоинств и испытанного в верности к России.
Выбор сей должно было сделать в противность введенному в орде порядку из младшего байулинского рода, а не из алимулинского, из коего происходил Абулхаир. Киргизцы сами никогда не сделали бы сего назначения, если б бывший тогда в Оренбурге генерал-губернатор Вязмитинов, собрав все роды в Оренбурге, по долгим спорам к тому их не убедил.
По торжественном утверждении хана назначено было ему построить жилище в окрестностях озера Тайсуган-Каракуль, лежащего недалеко от Нижнеуральской линии, дать для его безопасности небольшую команду, которую бы мог даже посылать в средину степи к совершению определений, и, наконец, под названием Ханского совета предполагалось присоединить для обитания с ним вместе почтенных старейшин, избрав оных изо всех родов. Но прежде нежели успели произвести сие намерение в действо, Ишим был убит среди своего кочевья, и на место оного избран престарелый дядя его Айчувак 112.
В 1797 г. для прервания между российскими и киргизскими командами баранты учреждены были по границе во многих местах как от башкирцев, калмыков и казаков, так равно и от киргизцев депутации при посредстве нарочито для того определенных чиновников.
Им должно было разобрать старые претензии и удовлетворя по возможности справедливому иску, все прочие навсегда уничтожить. Сие по существу своему полезное предприятие, по случаю скорого окончания его действия, послужило только к раскрытию и возобновлению уже потухших неудовольствий, а к пущему их распространению послужило и то, что вскоре засим управление ордою снова отдано было в полную власть хана.
Народ, составлявший и без того уже различные части под управлением мелких своих биев, теперь еще более начал переменять свою зависимость, а напоследок из сего самовольства произошли неизгладимые взаимные вражды; среди коих пограничные обитатели опять допущены были вступать большими толпами в степи и под видом баранты, или репрессалий, у ближайших киргизцев отбирать последний скот.
Киргизцы, не имея сил отмстить прямо виновным, нападали на своих соотечественников. Обиженные прибегали с просьбами к хану, но сей, будучи бессилен дать защиту, возбуждал противу себя только негодование и презрение.
Наконец, сии обстоятельства произвели, что народ вышел совсем из повиновения, удалился в глубину степи, а хан и султаны, не имея для себя пристанища кроме России, с оставшимися родовыми партиями приблизились к линии. Некоторые из них, дабы избавиться совершенно раззорения, просили о перепущении за реку Урал для поселения по Волге, что в 1802 г. 5000 кибиткам и было позволено.
Сие время в орде можно назвать революционным. Всякий должен был защищать свою собственность с опасением лишиться жизни, а ежели киргизцы не с такою яростью разоряли российские границы, то в замену сего купеческие караваны были как бы определенная жертва их алчности.

Некоторая часть сей орды, удалившейся от границы, отошла к востоку и присоединилась к Средней орде.

Другие, совершенно рассеяв нижнюю Каракалпакскую орду, завладели окрестностями реки Сыр, при ее устье, и выбрали себе особого хана Абулгазы Каипова, а прочие поселились между Аральским и Каспийским морями к югу и, ведя беспрерывные междоусобия с трухменцами, достигли до реки Аму и гор Мангышлакских.
Сии последние, соединясь с немногими аулами к ним приставших трухменцов, в 1802 г. прислали на границу посланцев под предлогом, что будто бы весь трухменский народ желает вступить в российское подданство.
Присланные депутаты были препровождены ко двору, а по их просьбе утвержден желаемый хан 113.
В самом же деле сие учинено отпадшими киргизцами в надежде, дабы чрез сие воспользоваться определенными при таковых случаях наградами. 1803 и 1804 г. род кишкеня-чикты под предводительством хана своего Абулгазы имел войну с каракалпаками, у которых сверх великих табунов скота, взято в плен много девок, и, как сказывают, сам Абулгазы признан ими также ханом.
Различные таковые беспорядки в орде заставили пограничное начальство изобретать разные средства к восстановлению спокойствия. Во-первых, за лучшее признано было не выдавать киргизским родоначальникам определенного от короны жалованья, потом положено захватывать в аманаты лучших людей и, наконец, предпринято посылать в степь для увещания народа служащих в России киргизских старшин под именем конфидентов. Но все сии предприятия очень мало имели успеха.
Первое только возрождало неудовольствие в сердцах корыстолюбивых старшин, а аманаты, захватываемые из родов слабых, живущих близ границ, никакого не делали влияния на отдаленные аулы, а посему и третье в киргизцах никакого не могли произвести впечатления.
В 1805 г. Айчувак за старостью лет от ханства уволен, а на место его возведен Джантюря-султан 114, но надежды к спокойствию еще и по сие время не приметно. Буйность распространилась до того, что в 1806 г. во время войны бухарцев с хивинцами, чиктынское и тюрткаринское отделения ворвались в Конрат и по причине удаления оттуда хана к бухарскому владетелю Мирхайдару для испрошения себе покровительства, разграбили оный. Мирхайдар, после покорения Хивы, повелел конратцам, соединясь с узбеками, разорить сих хищников.
Сей поход предпринят в начале 1807 г. и окончен чрез месяц. Киргизцы потеряли очень много и вытеснены были из зимних кочевьев своих до Каракума. В заключение сего заметить должно, что приближение владения Бухарского к рубежам степи: со стороны Конрата к кочевьям Меньшей орды, а со стороны Туркестана и к Средней впоследствии может иметь важное влияние на положение сего народа.

Комментарии.

89. Джучи (Чучий) (ум. 1227 г.) – старший сын Чингисхана. В 1224 г. ему были выделены в удел земли к западу от Иртыша и от Северного Семиречья и Северного Хорезма до Нижнего Поволжья. Гавердовский ошибается, утверждая, что Джучи погиб в 1225 г. в сражении против русских и половцев. Он умер в своей ставке и похоронен на Сарысу. 
90. Тулуй (Таулай) не был внуком Чингисхана, а его младшим, четвертым, сыном от старшей жены Борте-хатун и умер в 1233 г. Будучи «отчигином» (владыкой домашнего очага) он унаследовал после смерти отца «коренной йурт» в Монголии и 101 тысячу из 129 тысяч человек монгольской регулярной армии, а также все его имущество и казну, и по этой причине не имел прав на наследование титула великого хана.
После смерти Угэдэя (Угадая) в 1241 г. великим ханом стал его сын Гуюк (1246 - 1248 г.г.). И только после смерти Гуюк-хана, на курултае 1251 г., при поддержке Бату-хана, великим ханом был провозглашен сын Тулуя Мункэ-хан (1251 - 1259 г.г.).
Со смертью его в конце 1259 г. и закончился период единства Монгольской империи (Султанов Т. И. Поднятые на белой кошме. Потомки Чинигиз-хана. С. 34 - 56; Чулууны Далай. Монголия в ХIII - ХIV веках. М., 1983 г. С. 34 - 50). 
91. Именем Джчалагай Гавердовский называет второго сына Чингисхана Чагатая (ум. 1242 г.). При разделе Чингисханом завоеванных земель в 1224 г. ему в удел были назначены Восточный Туркестан, большая часть Семиречья и Мавераннахр (междуречье Амударьи и Сырдарьи), которые составили так называемый Чагатайский улус.
Его ставка находилась в долине р. Или. В Монгольском государстве Чагатай считался лучшим знатоком Ясы и монгольского обычного права. В подвластных ему областях требовал строгого соблюдения монгольских законов; к исламу относился недоброжелательно и жестоко преследовал мусульман за исполнение некоторых предписаний шариата, противоречащих монгольским законам и обычаям.
После курултая 1251 г. и воцарения Мункэ-хана большинство взрослых представителей рода Чагатая было обвинено в заговоре с целью убийства великого хана Мункэ и казнено. Чагатайский улус был поделен между Мункэ-ханом и Бату-ханом, к которому отошел Мавераннахр.
В 60-х г.г. XIII в. внук Чагатая Алгу восстановил власть чагатаидов в Чагатайском улусе. Преемники Алгу – Мубарек и Борак, стремясь к более тесным связям с населением оседлых областей, приняли ислам. В Мавераннахр из Семиречья была перенесена ханская ставка и переселены некоторые монгольские роды, в т.ч. джалаиры и барласы. См.: Бартольд В. В. Очерк истории Семиречья. Фрунзе, 1943 г.; История Узбекской ССР. Т. 1. Кн. 1. Ташкент, 1955 г. 
92. Синяя орда (Кок-Орда) – наименование левого крыла улуса Джучи – удела его старшего сына Орда-Эджена. Название восходит к преданию о том, что Чингисхан после смерти своего старшего сына Джучи произвел раздел его улуса на три части между сыновьями последнего. Белая Золотая Орда досталась Бату, Синяя орда – Орда-Эджену, Серая – пятому сыну Шайбану (Шибану) (Юдин В. П. Орды: Белая, Синяя, Серая, Золотая. Утемиш-хаджи. Чингиз-наме. Алма-Ата, 1992 г.. С. 24 - 34). 
93. Ногай (Нагай) (пер. пол. XIII в. – 1300 г.) – золотоордынский темник. Внук Буфала (Тевала), который являлся седьмым сыном Джучи. Во главе войск хана Золотой Орды Берке (1209 - 1266 г.г.) Ногай неоднократно совершал походы против Хулагу и его преемников.
После смерти Берке влияние Ногая быстро растет, под его контролем оказывается громадная территория от Дона до Дуная. В 1273 г. Ногай женился на побочной дочери византийского императора Михаила Палеолога Евфросинии.
Союза с Ногаем добивались некоторые русские княжества, Польша, Венгрия, Болгария, Сербия. С помощью Ногая был свергнут золотоордынский хан Телебуга (Тула-Буга) и посажен на ханский престол Тогтогу. Стремясь избавиться от могущественного темника, Тогтогу начал военные действия против Ногая. В 1300 г. Ногай был разбит, попал в плен и убит.
Тогтогу (Тохта) (ум. 1312 г.) – хан Золотой Орды (1291 - 1312 г.г.). Сын хана Менгу-Тимура, правнук Бату-хана. В 1288 г. был изгнан своими двоюродными братьями, правившими в Орде. Бежал к Ногаю, который хитростью заманил врагов Тогтогу к себе и умертвил их, а на ханский престол возвел Тогтогу (1291 г.).
Вскоре между Тогтогу и Ногаем началась борьба за власть. В 1293 г. брат Тогтогу опустошил владения русских князей, ориентировавшихся на Ногая. В 1300 г. Тогтогу окончательно разбил Ногая и объединил под своей властью земли от Волги до Дуная.
Однако попытки Тогтогу вести активную внешнюю политику успеха не имели. Ему не удалось захватить Арран и Азербайджан, принадлежащие персидскому ильхану Газану. Тогтогу умер при подготовке нового похода на русские земли (Насонов А. Н. Монголы и Русь. М.-Л., 1940 г.; Хара-Даван Э. Чингис-хан как полководец и его наследие.
Культурно-исторический очерк Монгольской империи XII - XIV веков. Алма-Ата, 1992 г.; Лэн-Пуль С. Мусульманские династии: Хронологические и генеалогические таблицы с историческими введениями. М., 2004 г.). 
94. Узбек-хан (ум. 1342 г.) – хан Золотой Орды (1312 - 1342 г.г.), сын Тоглука, правнук хана Менгу-Тимура. В 1312 г., после смерти хана Тогтогу, взошел на престол Золотой Орды. Ввел ислам как государственную религию и преследовал всех инаковерующих, что вызвало заговор золотоордынских эмиров, который был жестоко подавлен. Узбек-хану удалось укрепить ханскую власть, ликвидировать распри и добиться подъема Золотой Орды. 
95. Тохтамыш (Токтамыш) (ум. 1406 г.) – хан Золотой Орды (1380 - 1395 г.г.), сын Туй-ходжи-оглана, потомка Джучи. В 70-х гг. XIV в., потерпев поражение в борьбе с Урус-ханом, бежал к Тимуру, от которого получил области Отрара и Саурана.
В 1378 - 1379 г.г. с помощью Тимура завоевал Сыгнак. В 1380 г. Тохтамыш, воспользовавшись поражением золотоордынского темника Мамая, воцарился в Золотой Орде. Тохтамыш пресек внутренние смуты и сделал попытку вернуть Золотой Орде былое могущество.
В 1382 г. он взял Москву, которую подвергнул полному разгрому. Тохтамыш попытался освободиться от власти Тимура и в 1389 г. напал на его владения. Война с Тимуром закончилось полным поражением Тохтамыша в 1395 г., он потерял все владения восточнее р. Волга.
После удаления Тимура, Тохтамыш в 1398 г. снова вступил в Сарай, но вскоре был разбит Тимур-Кутлугом, внуком его старого врага Урус-хана, и бежал в Литву. В 1399 г. Тохтамыш вместе с литовским князем Витовтом потерпел жестокое поражение от Тимур-Кутлуга на р. Ворскле (Лэн-Пуль С. Мусульманские династии. С. 162 - 163). 
96. Речь идет о кыргызах, тюркоязычных племенах на Енисее, в Туве и Хакасско-Минусинской котловине в пределах Саяно-Алтая, имевших в IX - X в.в. свою государственность – Кыргызский каганат. Енисейские кыргызы в соответствии со сложившимися ныне взглядами на проблему этногенеза кыргызского народа не являются прямыми и непосредственными предками кыргызского народа – на их основе сложилась хакасская народность. Сложение кыргызского народа происходило на базе автохтонных племен и племенных объединений Тянь-Шаня, которые были ассимилированы тюркскими и монгольскими племенами центрально-азиатского и южно-сибирского происхождения.
Принудительное переселение части енисейских кыргызов, находившихся в вассальной зависимости от Джунгарского ханства, было осуществлено хунтайджи Цэван-Рабданом в 1703 и 1706 г.г. Переселенцы 1703 г. были поселены близ урги джунгарского правителя для охраны от набегов тянь-шаньских кыргызов, а 1706 г. – расселены в Чу-Таласском междуречье, на границе с кочевьями казахов.
По мнению ряда исследователей, переселение енисейских кыргызов в глубь территории Джунгарии было обусловлено несколькими причинами. Желанием Цэван-Рабдана наладить мирные отношения с Российским государством, чему препятствовали непрекращающиеся военные столкновения енисейских кыргызов с русскими; необходимостью восполнения людских потерь, понесенных в войне с Цинским Китаем в 1690 - 1697 г.г., а также из-за угрозы возможного ухода части енисейских кыргызов к Цинам (История Киргизии. Т. 1. Фрунзе, 1956 г.. С. 165 - 167; Левшин А. И. Описание киргиз-казачьих, или киргиз-кайсацких, орд и степей. С. 463 - 465, коммент. 4, 8, гл. 1, ч. 2; Боронин О. В. Двоеданничество в Сибири. XVII – 60-е г.г. XIX в. Барнаул, 2002 г.. С. 109 - 121; Чимитдоржиев Ш. Б. Взаимоотношения Монголии и России в XVII - XVIII в.в. М., 1978 г.. С. 134 - 138).
97. Имеется в виду Пулад-хан (Фюлат-хан), сын Менгу-Тимура, шибанид, правивший некоторое время в Золотой Орде. Два его сына, Ибрагим-оглан и Арабшах (Араб-шейх-мамай), были предками бухарских и хивинских ханов. Внук Пулад-хана от его сына Ибрагим-оглана – Девлет-шейх (Даулат-шейх-олан) был отцом Абулхайр-хана (1412 - 1468 г.г.), основателя так называемого государства кочевых узбеков (Ахмедов Б. А. Государство кочевых узбеков. М., 1965 г.; Лэн-Пуль С. Мусульманские династии: Хронологические и генеалогические таблицы с историческими введениями. М., 2004 г.).  
98. Мухаммед Шайбани-хан (Шабахт) (1451 - 1510 г.г.) – внук Абулхайр-хана (1412 - 1468 г.г.), основатель династии узбекских ханов Шайбанидов. В молодости вел борьбу за объединение кочевых племен и восстановление распавшегося государства своего деда Абулхайра.
Однако встретил сильное сопротивление казахов, которые постепенно оттеснили на юг племена, поддержавшие Мухаммеда Шайбани-хана. В конце XV в. он направил свои завоевания против владений Тимуридов, которые сравнительно легко подчинил своей власти.
В 1505 г. он завоевал Хорезм. Затем его войска вступили в пределы Хорасана и в 1507 г. заняли Герат. В 1510 г. Мухаммед Шайбани-хан погиб при Мерве в битве с войсками сефевидского шаха Исмаила I.
99. Хунтайджи (контайша) – титул джунгарских ханов Батура (1635 - 1653 г.г.) и Цэван-Рабдана (1697 - 1727 г.г.). Остальные джунгарские правители в русских и китайских документах XVII - XVIII в.в. называются просто ханами или владельцами.
Поводом к войне ойратов с казахами послужило нападение людей Тауке-хана в 1698 г. на караван, с которым ехала в Джунгарию с берегов Волги невеста Цэван-Рабдана, дочь калмыцкого хана Аюки. Война 1698 - 1699 г.г. положило начало новой полосе вооруженных столкновений между ойратскими и казахскими владетелями, которые продолжались практически во весь период правления Цэван-Рабдана и его сына Галдан-Цэрена (1727 - 1745 г.г.). (Левшин А. И. Описание киргиз-казачьих, или киргиз-кайсацких, орд и степей. С. 439, коммент. 26, ч. 1; Златкин И. Я. История Джунгарского ханства. 1635 - 1758 г.г.. М., 1983 г.. С. 215 - 217).  
100. Семеке-хан (Шамяки-хан) (ум. 1737 - 1738 г.г.) – сын хана Тауке, хан Среднего жуза (1723 - 1724 г.г., 1737 - 1738 г.г.), преемник своего старшего брата Болат-хана (1715 - 1723 - 1724 г.г.). Выдвинулся из сословия чингизидов и был избран ханом старшинами многих родов Среднего жуза в ходе ойрато-казахской войны 1723 - 1725 г.г.
Во второй половине 1720-х г.г. был одним из предводителей казахских воинских дружин во многих походах против джунгар и волжских калмыков. До начала 1730-х г.г. кочевал в казахских степях по р. Тургай между кочевьями Младшего и Среднего жузов, в конце 1720-х г.г. некоторое время владел г. Туркестаном.
19 декабря 1731 г. по примеру хана Абулхаира принял в своих кочевьях российское подданство. Однако в конце 1732 и в 1733 г.г. совершал военные набеги в приграничные кочевья башкир, где дважды потерпел крупное поражение от башкирских воинских отрядов знаменитого батыра и тархана рода каратабын Сибирской дороги Таймаса Шаимова.
В связи с этими поражениями в начале 1734 г. возобновил перед русской императрицей свое прошение о подданстве. Указом от 10 апреля 1734 г. оно вторично было предоставлено ему на прежних условиях (Ерофеева И. В. Казахские ханы и ханские династии в XVIII – середине XIX вв. С. 77, 112). 
101. Жолбарс-хан (Юлбарс-хан) (ок. 1690 – 5 апреля 1739 г.г.) – хан Старшего жуза (1720 – 5 апреля 1740 г.г.), сын хана Абдуллы. Унаследовал ханский титул и власть над южными казахами непосредственно от своего отца. В 1723 г. первым из казахских ханов принял на себя массированный удар джунгарских войск, вторгшихся на территорию Старшего жуза.
В период 1723 - 1727 г.г. понеся в борьбе с джунгарами огромные людские и материальные потери, оказался в политической зависимости от джунгарского хунтайджи Цэван-Рабдана. Но в конце 20-х – начале 30-х г.г. XVIII в. в результате вынужденной передислокации джунгарских войск из Южного Казахстана на границу Джунгарии с Цинской империей в связи с очередной ойрато-цинской войной (1728 - 1734 г.г.) восстановил на некоторое время свою суверенную власть над кочевым и оседло-земледельческим населением южных территорий.
В 1734 - 1735 г.г. вследствие возобновления военной экспансии Джунгарского ханства в направлении казахских степей вторично утратил политический суверенитет и с этого момента до конца своих дней находился на положении вассала джунгарского хана Галдан-Цэрена.
Стремясь освободиться от джунгарского протектората, в 1734 г. отправил своих доверенных лиц в Младший жуз к хану Абулхаиру с целью переговоров с русским послом А. И. Тевкелевым относительно принятия его с подвластным народом в российское подданство, но уполномоченные Жолбарса уже не застали царского дипломата в Степи.
В 1738 г. обратился через российского посланника К. Миллера, находившегося тогда в Ташкенте, к русской императрице с письмом о подданстве. Однако ввиду сложного характера международных отношений в Центральной Азии царские пограничные чиновники в Оренбурге задержали ответную грамоту императрицы Анны Иоанновны от 19 октября 1738 г. об удовлетворении указанной просьбы и не отправили ее по назначению.
В 1739 г. совместно с султаном Среднего жуза Аблаем вел борьбу против джунгарского господства в Южном Казахстане. Но 5 апреля 1739 г. был убит в ташкентской мечети местными ходжами, недовольными поборами и актами насилия со стороны хана.
Похоронен в г. Туркестане. Был женат на дочери некоего ташкентского сарта. О других женах сведений не имеется. Имел двух сыновей (Ерофеева И. В. Казахские ханы и ханские династии в XVIII – середине XIX в.в. С. 77, 111 - 112).
102. Речь идет о междоусобной войне в Джунгарии, вспыхнувшей после свержения с престола и убийства сына и преемника Галдан-Цэрена – Цэван-Доржи-Аджа-Намжила (1746 - 1749 г.г.) другим его сыном от наложницы – Лама-Доржи, который в 1750 г. был провозглашен новым джунгарским ханом.
Амурсана (Амурсанан) (1722 - 1757 г.г.) – джунгарский владетельный нойон из рода хойт, в период междоусобной борьбы в первой половине 1750-х г.г. активно поддержал одного из претендентов на ханский престол нойона Даваци в его борьбе против хана Лама-Доржи (1750 - 1753 г.г.).
Став правителем ханства, Даваци в 1754 г. рассорился с Амурсаной, который бежал в Китай и обратился к цинскому императору за помощью. Цинский двор использовал его и других ойратских перебежчиков для разгрома и захвата Джунгарского ханства. Обманувшись в надеждах стать всеойратским ханом, Амурсана осенью 1755 г. восстал против Цинской империи и возглавил народно-освободительное движение в Джунгарии, после подавления которого летом 1757 г. бежал в Россию и умер в Тобольске от оспы в сентябре того же года (Кузнецов В. С. Амурсана. Новосибирск, 1980 г.; Златкин И. Я. История Джунгарского ханства. 1635 - 1758 г.г.. М., 1983 г.). 
103. Йунус-ходжа (Юнус-ходжа) (ок. 1756 - 1757 г.г., 1805 - 1806 г.г.) – сын Инайат-ходжи, потомок Шейхантаура, сына Шейха Умара Багистани. Независимый правитель Ташкента (1794 - 1795 г.г., 1804 - 1805 г.г.). Пришел к власти, жестоко расправившись со своими соперниками, при поддержке казахских племен чанышклы и канглы, которые считались его мюридами.
Вел активную борьбу с кокандскими правителями, помогал их противникам в Фергане. В 1803 г., опираясь на казахов племени чанышклы, вторгся в Фергану, но был разгромлен кокандцами под Гурум-сараем (на берегу Сырдарьи). После его смерти, при сыновьях Султан-ходже и Хамид-ходже Ташкентское владение пришло в полный упадок, было подчинено, а в 1809 г. окончательно завоевано Кокандом (Бейсембиев Т. К. «Тарих-и-Шахрухи» как исторический источник. Алма-Ата, 1987 г.. С. 96 - 97).
104. Абулмамбет-хан (Абулмамет-хан) (конец XVII – ок. 1771 г.) – султан Среднего жуза, с 1739 г. – хан, соправитель хана Кучука, хана Барака (кон. 1749 – март 1750 г.г.), сына Семеке-хана хана Есима (сер. 1750-х – 1798 г.г.). Старший сын хана Среднего жуза Болата и внук Тауке-хана.
Выдвинулся в число казахских лидеров на рубеже 20-30-х гг. XVIII в. в ходе напряженной борьбы казахского народа с джунгарской экспансией. Был избран в ханы небольшой группой старшин части кочевых родов аргынов при активном содействии влиятельного среди них и городского населения Южного Казахстана жителя г. Туркестана казахского батыра Нияза.
Под его управлением находилась часть родов племени аргын, а с 1750 г. помимо них – племя керей, некоторые роды племени найман и 5000 семей казахов разных родов племени конрат Среднего жуза. В 1743-1745 гг. был совладельцем городов Туркестан, Сауран, Отрар, Сузак, Угустау и некоторых других оседлых поселений со старшим сыном хана Семеке Сеит-ханом (1741 - 1745 г.г.), в конце 1749 – начале 1750 г. – со вторым сыном Семеке Есим-ханом.
28 августа 1740 г. Абулмамбет-хан принял в Орской крепости российское подданство. С 1743 г. проживал в г. Туркестане, где в течение почти трех десятилетий поочередно соперничал за власть и политическое влияние на окрестное кочевое и оседло-земледельческое население с сыновьями хана Семеке ханами Сеитом и Есимом и с этой целью искал в 1740-х г.г. поддержки у джунгарского хана.
После смерти хана Абулхаира имел в Степи номинальный статус старшего хана. Многие годы выступал покровителем султана Аблая, который испытывал к нему личную привязанность и относился с доверием и уважением как к ближайшему родственнику из современных ему ханов. Умер естественной смертью в г. Туркестане и там же похоронен (Ерофеева И. В. Символы казахской государственности. С. 115). 
105. Барак (ум. 1750 г.) – султан Среднего жуза, с августа-сентября 1749 г. – хан группы родов Среднего и Старшего жузов, управлял большинством родов племени найман, частью родов племени конрат и родом каракесек племени аргын, а с осени 1749 г. – некоторыми подразделениями племени дулат Старшего жуза. Сын хана Турсына (ум. 1717 г.), родной брат Кучук-хана (ум. после 1785 г.).
Имел постоянную ставку на юге Казахстана, в г. Икане, право на владение которым унаследовал от своего отца. С конца 1730-х гг. был основным политическим соперником хана Абулхаира, и желая составить ему сильную конкуренцию за влияние в Степи, в ноябре 1742 г. принял российское подданство.
Однако больше придерживался проджунгарской ориентации и в 1742 г. отправил своего старшего сына султана Шигая (ум. 1750) в ургу в качестве аманата. Пользовался расчетливой поддержкой оренбургского губернатора И. И. Неплюева, разжигавшего соперничество между Бараком и Абулхаиром с целью ослабления влияния последнего на кочевое население трех жузов и дезавуирование института старшего хана в общественном сознании казахов.
15 или 17 августа 1748 г. в борьбе за власть Барак убил хана Абулхаира и откочевал к границе с Джунгарией на р. Сарысу. Отсюда он дважды посылал в ургу к хану Цэван-Доржи-Аджа-Намжилу (1746 - 1749 г.г.) прошение о предоставлении ему джунгарского подданства, но не получил никакого ответа.
В результате этого был вынужден в конце 1748 г. обратиться за решением вопроса о своей виновности в убийстве Абулхаира к суду биев. Суд биев в составе четырех человек, из которых первый арбитр – бий Олжебай из рода баганалы племени найман – был подвластен самому Бараку, а трое остальных биев – Караток из рода торткара, Козанай и Мамет-аталык из рода каракесек поколения алимулы Младшего жуза – находились под властью его сообщника в убийстве Абулхаира султана Батыра (ум. 1771 г.), формально оправдал Барака.
После этого казахский султан откочевал с группой подвластных ему родов в район Туркестана, где осенью 1749 г. был избран их старшинами ханом при поддержке влиятельного в Старшем жузе Толе-бия Алибекулы. Однако сыновья убитого Абулхаира, не признав легитимным оправдательный приговор четырех биев, стали искать возможность отомстить семейному врагу и с этой целью вступили в политический торг с джунгарским ханом, которому пообещали отдать в жены за голову ненавистного убийцы уже сосватанную раньше их отцом родную сестру.
В начале 1750 г. Барак был отравлен в г. Карнаке в доме у одного ходжи, к чему, по убеждению многих казахов, имел прямое или косвенное отношение джунгарский хан. Барак был похоронен в Туркестане (Ерофеева И. В. Хан Абулхаир. С. 297 - 304; Журналы и служебные записки дипломата А. И. Тевкелева по истории и этнографии Казахстана (1731 - 1759 г.г.). С. 408 - 409, коммент. 14). 
106. Сеит (Семгали) (ум. после 1745 г.) – старший сын хана Семеке, внук хана Тауке. Наследовал власть над г. Туркестаном и его округой, а также частью кочевавших на юге Казахстана подразделений племени конрат от своего отца, хана Семеке.
Получил ханский титул и властные полномочия непосредственно от джунгарского хана Галдан-Цэрена (1727 - 1745 г.г.), являлся его прямым вассалом. С 1741 по 1745 г.г. соперничал с ханом Абулмамбетом за право обладания г. Туркестаном и окрестными селениями и в этой связи неоднократно обращался за поддержкой к джунгарскому хану.
Ввиду отсутствия необходимых организаторских способностей и управленческих навыков, а также склонности к алкогольным напиткам и дебошам, не пользовался сколько-нибудь значительным авторитетом и влиянием среди местного населения.
К середине 40-х г.г. XVIII в. неизвестным образом утратил власть в Южном Казахстане, и с этого времени его след теряется в письменных источниках (Ерофеева И. В. Казахские ханы и ханские династии в XVIII – середине XIX в.в. С. 79, 114). 
107. Есим (Ишим) (ум. 1798 г.) – младший сын Семеке-хана, внук Тауке-хана. В середине 50-х г.г. XVIII в. был избран в ханы жителями небольших селений, прилегающих к Туркестану, и кочевавшими в их окрестностях казахскими аулами в противовес хану Абулмамбету.
На рубеже 50 - 60-х г.г. XVIII в. соперничал с последним за право обладания г. Туркестаном и в 1758 г. изгнал своего противника из «казахской столицы». Весной 1762 г. при посредничестве султана Аблая и знатного бия Казыбека Кельдибекулы между обоими соперниками состоялось примирение «на таком основании, чтоб в городе Туркестане и с уездными ведомства оного городками быть им обоим ханами».
Согласно мирному договору Есима и Абулмамбетом, г. Туркестан и окрестные селения были разделены на две части. Одна половина города «с одними воротами и с принадлежащими к той половине уездными городками» досталась Абулмамбету, а другая половина, со вторыми воротами и таким же количеством городков – Есиму.
После смерти Абулмамбета Есим делил власть над Туркестаном, окрестными селениями и казахскими кочевьями с сыном бывшего соперника ханом Болатом. Был отстранен от власти над г. Туркестаном и его оседло-земледельческой округой ташкентским правителем Йунус-ходжой (ок. 1756 - 1757 г.г., 1805 - 1806 г.г.), подчинившим своей власти в 1798 г. население Южного Казахстана (Ерофеева И. В. Казахские ханы и ханские династии в XVIII – середине XIX в.в. С. 81, 118 - 119). 
108. Болат (Булат) (ум. после 1798 г.) – старший сын хана Абулмамбета, внук хана Болата. С 1771 г. – хан части родов племени аргын и конрат Среднего жуза и племени сары-уйсун Старшего жуза. До избрания в ханы управлял подродом алтай рода куандык племени аргын Среднего жуза.
После смерти Абулмамбета был провозглашен ханом группой старшин племен аргын и конрат и поселился в г. Туркестане. Управлял ими и параллельно делил власть над кочевавшими в окрестностях казахскими родами и принадлежащими ему оседло-земледельческими селениями с ханом Есимом, младшим сыном хана Семеке.
Был отстранен от власти над г. Туркестаном и окрестными земледельческими селениями ташкентским правителем Йунус-ходжой (Журналы и служебные записки дипломата А. И. Тевкелева по истории и этнографии Казахстана (1731 - 1759 г.г.). С. 424 - 425, коммент. 70). 
109. Вали (Валлий) (ум. 1821 г.) – хан Среднего жуза (1781 - 1821 г.г.), в 1816 - 1819 г.г. – соправитель Букей-хана, сына Барак-хана. Старший сын Аблай-хана от его второй жены каракалпачки Сайман-ханым. Унаследовал ханский титул и власть над разными родами племен аргын, керей и некоторых других родоплеменных подразделений казахов Среднего жуза по завещанию своего отца.
В августе 1781 г. избран ханом Среднего жуза и тогда же поставил об этом в известность представителей российской пограничной администрации в Западной Сибири. В начале января 1782 г. был утвержден в звании хана цинским императором Хунли (1736 - 1796 г.г.), а 23 февраля того же года – русской императрицей.
Был официально конфирмован в ханы со стороны России 1 ноября 1782 г. в крепости Св. Петра в присутствии генерал-губернатора Иркутского и Колыванского наместничества И. В. Якоби (1781 - 1783 г.г.). В период правления поддерживал политические контакты с русскими пограничными властями и дипломатические связи с Цинской империей.
Внутри Степи проводил противоречивую и недостаточно гибкую политику, чем вызвал большое недовольство значительной части казахских старшин. В январе 1795 г. 2 султана и 19 старшин, возглавлявших свыше 120 000 казахов Среднего жуза, обращались с прошением к русской императрице об устранении от власти Вали, однако в последующие годы в результате достигнутого компромисса между обеими сторонами этот конфликт был разрешен.
Умер в преклонном возрасте. Похоронен в с. Сырымбет современной Акмолинской области. Имел две жены и от них 14 сыновей: от старшей жены – пять сыновей и от младшей Айганым (1783 - 1853 г.г.) – девять (Ерофеева И. В. Символы казахской государственности. С. 129). 
110. Ералы (Эрали) (ок. 1721 - 1794 г.г.) – второй сын хана Абулхаира, хан Младшего жуза (1791 - 1794 г.г.). В 1732 г. в возрасте 11 лет был отправлен своим отцом, ханом Абулхаиром, в Санкт-Петербург в составе казахского посольства к императорскому двору, откуда возвратился в Казахстан летом 1734 г.
В 1736 - 1738 г.г. находился в качестве аманата в Орской крепости, после возвращения в Степь управлял родом таракты и племенами уак и керей Среднего жуза, а в 1740 г. кереями был избран в ханы. После смерти Абулхаира был покинут своими подданными и откочевал вместе с семьей к югу на Сырдарью.
При хане Нуралы управлял родами шомекей и торткара поколения алимулы Младшего жуза. В 1755 г. содействовал оренбургской администрации в подавлении башкирского восстания, в 1757 г. участвовал совместно с султанами Среднего жуза в военных походах против джунгар.
Особенно отличился храбростью и предприимчивостью в ходе боевых действий казахских отрядов против волжских калмыков в 1771 г., за что получил от правительства Цинов звание «придворного рыцаря» (шивэй). В 1787 г. в связи со ссылкой хана Нуралы в Уфу, возглавил в Степи движение ханской партии, направленное против решения царского правительства о ликвидации института ханской власти в Младшем жузе.
После реставрации этой структуры был избран в ханы 4 сентября 1791 г. в 15 верстах от Орской крепости при поддержке оренбургского генерал-губернатора А. А. Пеутлинга и в соответствии с указом русской императрицы. Умер естественной смертью в своих кочевьях (Ерофеева И. В. Казахские ханы и ханские династии в XVIII – середине XIX вв. С. 85, 126 - 127). 
111. Есим (Ишим) (ум. 27 марта 1797 г.) – старший сын хана Нуралы, внук хана Абулхаира, хан Младшего жуза (17 сентября 1795 г. – 27 марта 1797 г.). Был назначен ханом генерал-губернатором Симбирского и Уфимского наместничества А. А. Пеутлингом на место умершего хана Ералы вопреки желанию сторонников авторитетного в приуральских степях султана Каратая и влиятельной группы казахских старшин во главе с батыром Сырымом Датулы.
В официальном избрании на ханство принимала участие немногочисленная группа казахских старшин самых слабых родов поколения байулы. Есим не пользовался сколько-нибудь значительным авторитетом и влиянием среди казахов Младшего жуза и предпочитал кочевать около Оренбургской линии.
27 марта 1797 г. был убит соратниками Сырыма в 5 верстах от Красноярского форпоста в своем ауле (Ерофеева И. В. Казахские ханы и ханские династии в XVIII – середине XIX в.в. С. 86, 127 - 128). 
112. Айшуак (Айчувак) (ок. 1723 - 1810 г.г.) – четвертый сын хана Абулхаира, хан Младшего жуза (1797 - 1805 г.г.). В 1748 – начале 1749 г.г. находился в Оренбурге в качестве аманата. В молодые годы был храбрым и энергичным полководцем, особенно прославившимся своими победами над волжскими калмыками на р. Сагыз в 1771 г.
При хане Нуралы управлял казахскими родами поколения жетыру. Был избран ханом в престарелом возрасте в окрестностях Оренбурга по указанию царских властей. В 1798 г. утвержден в этом звании императором Павлом. По представлению оренбургского военного губернатора князя Г. С. Волконского был отстранен от власти императором Александром I осенью 1805 г. «по глубокой старости» с пенсией 1000 руб. Умер естественной смертью в своих кочевьях (Ерофеева И. В. Символы казахской государственности. С. 131). 
113. Имеется в виду султан Пиралы (ок. 1745 - 1815 г.г.), второй сын хана Нуралы. В 1750 - 1752 г.г. он находился в качестве аманата в Оренбурге. После возвращения в Степь некоторое время кочевал вместе с отцом и позднее управлял родом адай.
В 1770 г. (по другим данным – в 1772 г.) по желанию мангышлакских туркмен казахов-адаевцев был избран ханом. Дважды, в 1784 г. и 6 сентября 1791 г., обращался с письмом на имя оренбургского губернатора о предоставлении ему с подвластным народом российского подданства.
Указом русской императрицы от 31 октября 1791 г. его просьба была удовлетворена. 9 мая 1802 г. он был утвержден императором Александром I в звании хана мангышлакских туркмен и казахов рода адай. Приблизительно с 1805 г. жил некоторое время в России.
Обстоятельства последних лет жизни освещены в источниках слабо и противоречиво. Умер естественной смертью в своих кочевьях (Ерофеева И. В. Казахские ханы и ханские династии в XVIII – середине XIX вв. С. 81, 119). 
114. Жанторе (Джантюря) (1759 – 2 ноября 1809 г.г.) – старший сын хана Айчувака, внук Абулхаир-хана, официально признанный российским правительством хан Младшего жуза (1805 - 1809 г.г.). В молодом возрасте в начале 1790-х гг. принимал участие в движении бытыра Сырыма Датулы, но потом перешел на сторону оренбургской администрации.
По характеристике председателя Оренбургской пограничной комиссии Г. Ф. Генса, был храбр и умен. 2 сентября 1805 г. он был избран в ханы старшинами большинства родов поколения жетыру по рекомендации оренбургского военного губернатора князя Г. С. Волконского около менового двора вблизи Оренбурга.
Против кандидатуры Жанторе во время выборов выступил султан Каратай Нуралиев. Оренбургскому губернатору удалось достигнуть примирения последнего с новым избранником на ханский престол, но оно оказалось только внешним.
Утром 2 ноября 1809 г. Жанторе был убит людьми султана Каратая около Мергеневского форпоста Уральской линии, получил 27 ножевых ран. Обе жены и дочери были обесчещены и брошены в степи. Организаторами убийства явились сын Нуралы-хана султан Орман и старший сын Есим-хана султан Кара, главным исполнителем – сын Ормана Нуралиева султан Шиман (Ерофеева И. В. Символы казахской государственности. С. 131 - 132).

Продолжение следует.

Источник:
Гавердобский Я. П.
«Журнал, веденный Свиты его императорского величества поручиком Гавердовским и колонновожатыми Ивановым и Богдановичем во время следования их по высочайшему повелению чрез Киргизскую степь в провинцию Бухарию, с различными наблюдениями, с описанием всех случившихся происшествий, равно как и о возвращении в Россию в 1803 году, с кратким уведомлением об отправлении посольства в азиатское владение».
«Обозрение Киргиз-кайсакской степи (часть 1-я), или Дневные записки в степи Киргиз-кайсакской 1803 и 1804 годов». 
История Казахстана в русских источниках XVI - XX веков. Том V. Первые историко-этнографические описания казахских земель. Первая половина XIX века. Алматы. Дайк-пресс. 2007
https://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/M.Asien/XIX/1800-1820/Gaverdovskij_Ja_P/pred.htm