Путешествия по казахской степи.

«Наша эпоха - время соревноваться не в росте, а в уме»

Н. А  Назарбаев.  Президент Республики Казахстан.

Лучшие культурные туры по Казахстану.

Слово Жоламана.

Распространено было в древней казахской степи нехорошее явление - барымта. Пользуясь случаем, угоняли лихие конокрады лошадей под покровом ночи. Ищи свищи потом, не сыскать степняку коня своего - главного богатства. Как то у племени момын угнали целый табун коней. Вызнали пострадавшие от барымты, кто осмелился посягнуть на их имущество, и стали посылать гонцов к обидчикам с просьбой вернуть табун.
Некий бий по имени Кокшолак, наделённый от природы красноречием, раз за разом морочил голову истцам, явно не собираясь выполнять их теперь уже требования, а не просьбы мольбы. У простого шаруа кочевника Койтеке среди семерых сынов выделялся умом самый младший, двенадцатилетний Жоламан. Взяли однажды момыны мальца с собой на очередную встречу с любителями поживиться за чужой счёт.
И сказал своё слово подраставший акын Кокшолаку: “Если не хочешь отдать кобыл, когда они яловые, то отдашь, когда станут пожирнее. А если не хочешь отдать по доброй воле, убедиться придётся в нашей силе”. И тогда тёртый бий, славившийся изворотливостью, ответил гонцам: “Этот мальчик всё равно не даст нам выкрутиться, верните лошадей, да привяжите перед каждой по одной лошади, а к хвосту - по другой”. С тех пор и родилась у казахов пословица: “У ума и хитрости родители разные. Мать ума - мудрость, отец хитрости - подлость”.
Птица байгуз Птицу эту в казахском народе почитают особо. Летает она по ночам. Прислушиваются люди к её тревожным крикам и вспоминают былые времена. Жил прежде охотник по имени Жалмауыз. Жестоко обращался он с отловленными птицами, делая им дырки в клювах и нанизывая на сыромятный ремешок. Не давалась в руки жестокосердному ловцу только птица байгуз. 
Тогда подговорил охотник ястреба и согласился тот помочь изловить неподдающуюся байгуз. Обманом усадил ястреб к себе на крыло бедную птицу и полетел к Жалмауызу, прямо в руки передал добычу охотнику. Умна да хитра оказалась байгуз, попросив свить ремешок для неё из луча солнца и коровьего масла. Помощники Жалмауыза попробовали изловить солнечный луч, но не поддавался он им. Масло мяли$мяли в руках, да растаяло оно, потекло по жирным пальцам. 
Пришлось охотнику признать победу байгуз: “Мала ты, птичка-невеличка, а ума в тебе много. Отпускаю всех пойманных птиц на свободу, потому что именно этого ты от меня ждёшь...”. С тех пор казахи, если встретят байгуз, не обижают её, считают за грех поднять на неё руку. А если случайно окажется она у людей, отпускают её сразу же на волю. Вот отчего у всех птиц дырки в клюве, а у байгуз - нет.

Наследник своего отца.

У богатого знатного бая по имени Сыздык долго не было детей. Мечта о сыне всё не сбывалась. Хотелось ему ласкать мальчугана, слушать его заливистый смех в юрте своей. Наконец, четвёртая жена, светлая ликом, родила Сыздыку сына. Созвал из окрестных аулов бай многочисленную родню. Готовились женщины к тою: в огромных котлах помешивали баурсаки, варили в чугунных казанах ароматное мясо молодых барашков.
В берёзовой роще устраивали качели алтыбакан. Лениво бродили вокруг аула сытые собаки. Тем временем старухи в юрте разложили на кошме разные мелкие предметы. Есть у казахов поверье: протянет руку ребёнок к кожаному напёрстку - щёголем будет; возьмёт сыбызгы, тонкоголосую свирель - станет акыном, поэтом, музыкантом; если же потянется к ножу - быть ему храбрейшим из воинов. Крепко спал долгожданный сын Сыздыка.
Терпеливо ждали собравшиеся, когда он откроет глаза. А проснувшийся Жандос (так нарёк бай своего первенца) притянул к себе и нож, и напёрсток, и сыбызгы - всё разом. Такого отродясь никто не видел! Вздрогнули старшие жёны - байбише, всплеснули руками и бросились вон из юрты. Толкаясь и чуть не падая, кинулись вслед за ними удивлённые и перепуганные старухи.
Узнав о случившемся, бай вскричал: - Так режьте ещё жеребят и баранов! Добрый это знак, видно, родился вождь, которому дано повелевать моим народом! Праздновали аул и окрестные кочевья это событие три дня и три ночи. Всем было ясно, что яркой будет жизнь байского сына, подготовит он себя к славным делам, которые не забудет народ. Сыздык же испытывал противоречивые чувства.
“Счастливы кони, не знающие конца своего”, - думал отец об участи родившегося наследника. Шло, а порой летело время. Подрастал сын Сыздыка. Пятнадцать трав поднялись со дня его рождения. Учил отец сына горячей охоте, а тот носился по степи вольным и стремительным всадником в предвкушении дальних походов. Учился Жандос всему: красил кожу и шерсть с помощью трав и корней, глины и камня, упражнялся в стрельбе из лука, укрощал вздыбленного аргамака.
Брал отец сына на советы старейшин. Учил сказать веско, метко и образно, объяснял, какому роду какое кочевье отвести, чтобы не вышло ссор да обид, и не дошло бы дело до вооружённого столкновения и позорного побоища. Учил устанавливать порядок в использовании пастбищ. Не пропадали даром уроки отца, но, увы, не всё он успел передать из богатейшего багажа знаний и мудрости.
Похоронив отца, редко теперь смеялся Жандос. Научил его отец уберечься от вражеской стрелы, дурного глаза, лживой дружбы, но всё недосуг было открыть глаза сыну на то, что следует кара за совершённое зло там же, на грешной земле, и на то, что знает Небо, вечное синее Небо, земные дела каждого, и ведёт им свой счёт. Знал твёрдо сын Сыздыка: аруахи, духи предков, всегда помогают правому делу.
Сбывались предсказания старух: храбрый вождь народа сочинял песни, всегда удивлявшие воинов. Они запоминали каждое слово, а потом пели в своих простых шатрах. Песни его пели и чужие племена. Протягивал юный вождь руку за свирелью, смачивал губы молоком, и лилась мелодия - тревожная, волнующая, заставляющая мучительно сжиматься сердце, чего-то ждать, искать, верить и надеяться.
Шипело и пенилось кобылье молоко, кружил голову хмельной айран, острее становились запахи свежескошенной травы и дорожной пыли. А над всем аулом плыла щемящая музыка печали - то пели девушки и парни песни своего вождя. Однажды ночью на соседние аулы совершила набег хуннская рать. Длинной цепью лежали связанные люди, когда солнце взошло над горами
и залило тёплым светом долину. Прощально кивнул и улыбнулся вождь девушкам своего аула, и поскакали вслед за его конём всадники на помощь соседнему роду. Трудно юному вождю. Ещё не познавший ласки девушки, он уже отец, но не простой отец. Велика его семья. И если простой отец должен заботиться о престарелых родителях, детях и жёнах, то Жандос должен думать обо всех сразу.
Не малой кровью за счёт других хочет добиться победы молодой наследник Сыздыка. Пусть отважен возглавляемый им отряд, но равную со всеми тяжесть битвы возьмёт на себя вождь. Так учил его отец Сыздык. И так будет! Повеселел сын отца своего. Умирать не страшно! Жаль лишь, что не оставил он после себя наследника, который тоже выжжет дурную траву, чтобы поднялись потом сочные высокие травы. Сам гореть будет вождь и других зажигать.
Так учил его отец. Ещё успела сверкнуть мысль его на лезвии меча иноземного врага: я сделал для своего народа всё, что смог. Но слышало его одно лишь Небо, вечное синее Небо. Тусклым стало солнце. Тяжёлая туча повисла вдали. - Спасение! Дождь обнажит дорогу! - крикнули воины врага. А небо наслало на них смерч, песчаную бурю, чтобы вырос курган над юным вождём. А  песни те поют в наших степях и поныне.

Злом на добро.

Сильный красивый зверь с мягкими кошачьими повадками пружинисто и легко ступал по осенней выгоревшей долине. В зарослях камыша таились сети, расставленные охотником. Угодил тигр в сети и, как ни бился, ни вырывался, не мог выбраться. Мимо шёл случайный путник. Тигр, завидев человека, взмолил о помощи: - Человек! Освободи меня, я смогу отплатить тебе за помощь добром.
Легковерный простак, не подозревая о коварстве зверя, освободил его из сетей. И тут тигр зарычал: - Я голоден, и съем тебя! - Но ты ведь обещал отплатить мне добром за добро. Я не сделал тебе ничего дурного. Разве можно так поступать? Хоть у кого спроси - скажут, что нет. Согласился тигр, и направились оба к раскидистому дубу, стоявшему поодаль. - Эй, дерево! Ответь нам, рассуди!
За добро как платят - добром или злом? Дуб закивал ветвями, зашумел кроной: - Злом только лишь платят. В моей прохладной тени отдыхают путники, уходя, вместо благодарности причиняют мне боль, отламывая ветки. Разве это не зло? Тигр обрадованно говорит человеку: - Вот видишь! Ну теперь мне остаётся лишь съесть тебя! Человек стал умолять тигра: - Потерпи, давай так сделаем: спросим трижды, дождёмся ответов, а потом - будь по твоему, съешь меня.
Паслась вблизи корова. Человек у неё спрашивает: - Скажи нам, платят ли за добро добром, или злом на добро? Корова отвечает: - Злом платят. Было у меня много молока - любила меня хозяйка, по бокам гладила, берегла, кормила. Нынче молока убавилось, так хозяин решил меня прирезать. Это ли не зло? Тогда тигр говорит человеку: - Съесть мне тебя придётся! - Ещё один раз спросим, - попросил человек.
Следующим, кого приметили тигр и путник, был лисёнок. Завидев тигра, хотел тот шмыгнуть в заросли. Крикнул ему хищник: - Мы тебя не тронем, скажи нам вот что: человек спас меня, я намереваюсь его съесть, так как страшно проголодался. Прав ведь я? На добро только злом и принято в этом мире отвечать? Лисёнок оказался не робкого десятка, да и ума у него было поболе, чем у иных.
Предложил он спорщикам следующее: - Разве тигр - царь зверей, самый сильный среди нас, в какие бы сети ни попал, не сможет выпутаться? Тигру не оставалось ничего, как признать, что благодаря человеку он освободился от сетей. Лисёнок и говорит: - Ни за что не поверю! Ложь всё это! Пока своими глазами не увижу этого тигра в сетях, да как он ловко сумеет вырваться из них, никому из вас не поверю.
Тогда тигр влез снова в сети, чтобы показать лисёнку, как всё происходило на самом деле. Бедный путник кинулся помочь тигру. А лисёнок и говорит: - Не вздумай помогать хищнику, который готов тебя съесть, а беги что есть мочи домой. Остался разъярённый тигр в сетях, не в силах выбраться сам. Подошёл охотник с ружьём, а что было дальше, догадайтесь сами.

Сказ о Жанибеке.

Жил в казахской степи знаменитый хан Аблай, слава о котором породила множество легенд. Вот одна из них. В одной из кровавых битв, которые вёл Аблай-хан с многочисленными врагами, совершавшими буйные набеги на его владения, стрела смертельно ранила любимого коня предводителя казахов. Совсем юный джигит, статный и высокорослый, соскочил со своего коня и подвёл его к владыке. - А как же ты, сынок? - спросил хан.
- Если погибну я, женщина из моего рода племени родит сына, подобного мне. Если же с вами, о великий Аблай-хан, случится несчастье, народ будет обезглавлен... После тяжёлого боя Аблай-хан приказал найти джигита, пожертвовавшего ему своего коня. Когда встретились они, хан сказал удалому воину: - Сынок, ты поразил меня не тем, что отдал коня, столь необходимого в бою тебе самому, а тем, что в свои годы нашёл такие слова.  
Требуй теперь, что пожелает твоя чистая и добрая душа. - О великий хан, я не прошу ни коня, ни чапана, расшитого золотом, ни лисьего тулупа. Мне достаточно, если вы дадите мне место у вашего правого колена, - попросил джигит. Тогда хан приказал бию-советнику, сидевшему по правую сторону от ханского трона: - Уступи место батыру, я обещал ему - если суждено мне выйти из битвы живым - отдам всё, что он пожелает.
Бий не спешил выполнить повеление Аблая, а когда хан твёрдо повторил свои слова, посмотрел на юнца недобро, сверкнув глазами: - Твой отец был беспомощным, жалким человеком. Что тебе делать возле хана? Разве не хватит тебе чести быть его коневодом? Побелел лицом джигит, тонко очерченные брови его взметнулись вверх. И чеканно произнёс: - Если чернь теряет совесть, хан теряет уважение людей, - так говорили наши предки.
Что это за неучтивость, вынудившая великого Аблая, хана земли казахской, дважды повторять сказанное? Какое ты имеешь право сидеть рядом с ханом? Прочь! Отстранив бия одним движением сильного плеча, джигит сел на его место, у правого колена хана. Этим смелым и гордым молодым человеком был Жанибек, впоследствии сам ставший легендой казахских степей от Урала до Иртыша.
Будь с гордым горд: он не сын пророка. С робким будь робким: он не раб твоего отца. 

Рассказ слепой старухи.

Давным-давно в детстве видела я ночами алмазные звёзды, устилавшие небосвод. Это теперь, ослепнув, я не знаю ни дня, ни ночи. Только слышу, как ворчит река, перекатывая круглые камни, как летит ветер над равниной, и чувствую, как пляшут языки пламени в костре. Да, когда-то я видела солнце, а людей боялась. Холодно, неуютно жилось мне на белом свете.
Хотели меня отдать в жёны старику, от которого пахло кислой овчиной. Было ему под семьдесят, а мне в ту пору толькотолько исполнилось шестнадцать. Приехал с гор молодой охотник, бросавший на меня украдкой взгляды. Бежала я тогда с ним, оставив всё - и дом родной, и злую мать, после смерти отца нещадно колотившую моих младших сестрёнок, и берег реки, где любила сидеть, поджав колени, вглядываясь в прозрачную воду.
Скрылись мы с моим джигитом, ставшим мне мужем, в дальних степях, соорудили наспех глиняный домик и прожили так годы. Дни наши проходили в тоске. Мужу ночами снились горы и кони. Я мечтала о сыне, которого не давал Аллах. Вот и пришлось нам вернуться в родной аул. Нас не простили. Мужа лишили жизни какие$то люди. Я видела их ослеплённые злобой белые глаза, но не знала их имён.
Один из них бросил мне в лицо горсть раскалённых углей, и я перестала видеть солнце, только ощущала его ласковые прикосновения. Целыми днями сидела я у старого иссохшего мазара, и даже нищие жалели меня - бросали кусок лепёшки и курт. В лохмотья превратилась моя одежда. Мать моя приходила лишь за тем, чтобы бросить мне в лицо страшные слова проклятий. Родичи осуждали.
Смеялись надо мной даже дети, проходившие мимо. Но судьбе было угодно смилостивиться надо мной. Недаром в моём народе говорят: “Судьба, закрывая на засов двери счастья, всё же оставляет открытой форточку”. И увёз меня в свою бедную юрту со скудным убранством немногословный суровый пастух, у которого не было своего скота, чтобы уплатить калым за жену, способную нарожать ему детишек.
С тех пор и научилась я гадать по цвету пламени, цвету, который чувствую пальцами рук. Когда пламя светлое, неметь начинают даже ногти мои. Значит это, что человек, бросивший кусочек баранье го жира в огонь, не держит, не умеет держать зла на людей. Хорошее это предзнаменование. Плохо, когда пламя костра становится тёмным и красным. Пальцы мои начинает скрючивать. В степи нашей добрых людей больше.
Пусть они строги и суровы на вид, как спутник моей незадавшейся жизни, но они справедливы, и это главное... А пламя святого огня, который так почитали мои предки, для меня как светлое солнечное утро, которого я никогда не увижу.

Источник:
г. Кокшетау. Алия Ахетова, журнал «Нива», №7, 2008 год.