Туры в Алматы из Термеза.

«Ночью услышал гул, затем вместе со стулом оказался на полу. Стены трещат, стекла лопаются, со стен картины валятся, штукатурка сыплется! Выбежав на улицу, понял, что началось землетрясение. Падая, побежал к собору. Подбежал на площадь парка, увидел собор целым и о радости плакал, смеялся и кричал: «Ура-а! Победа, ребята, ура-а!»

Архитектор Николай Зенков.

Поездка из Алматы в Кыргызстан.

История создания Алматинского кафедрального собора - целая эпопея, длившаяся более 30 лет, и этому есть свои объяснения и причины. Прежде всего надо сказать, что Верный, как тогда назывался Алматы, в 1871 году указом Святейшего Синода в Санкт-Петербурге был определен  центром  Туркестанско-Ташкентской епархии, то есть центром православия во всей Средней Азии и Семиреченской области.
Естественно, что такой центр  должен был иметь подобающий, достойный храм: величественный и вместительный. Уже первый архиепископ  Софония, заступивший  в 1872 году на должность иерарха Туркестанской епархии, указывал на несоответствие только что отстроенного Софийского храма в Большой станице требованиям кафедрального собора. 
Это понимали и руководители области и всего Туркестанского края, но разные обстоятельства мешали делу возведения подобающего храма. Как всегда, не хватало денег, решались более неотложные задачи, препятствовали и другие всевозможные обстоятельства.
То возведенный фундамент оказался непрочным, то умер архитектор, проектировавший здание, но самое страшное случилось в 1877 году, когда разрушительное землетрясение не только разрушило весь город, но и сорвало все планы и проекты сооружения грандиозной церкви.
Перед архитекторами и строителями теперь стоял трудно разрешимый  вопрос: как совместить, казалось бы, невозможное: величие и грандиозность с запретом каменного строительства.
Ведь все самые значительные сооружения мира возводились из камня (или кирпича), тут же поступило категорическое распоряжение: все здания строить только из дерева, камень и кирпич использовать для этого запрещалось, как  материалы, нестойкие  против землетрясений.
Бетона тогда еще не знали, а деревянные здания новым строительным уставом ограничивались высотой в 4 сажени (8,5м). Даже в мировой практике не было опыта строительства огромных, рассчитанных на долговременную службу деревянных зданий.
Главное же, надо было восстанавливать город, жилье для людей, конторы и административные здания, немаловажным было и восстановление приходских церквей.
Большестаничный Софийский собор восстановили из дерева, теперь уже не как главный храм города и епархии, а простой, приходской, получивший со временем названия Казачьего, Станичного, а потом и Николаевского и даже Узун-Агачского.
А так как дело сооружения кафедрального собора не терпело отлагательства, то, пока суть да дело, решено было воздвигнуть под него временный храм. Где – вопроса не было: уже давно Генпланом города место для него было определено в центре Нового города, на площади, ставшей городским парком.
Но несчастья преследовали неказистое деревянное сооружение, словно было какое-то знамение: стоять на этом благословенном месте не времянке, а постоянному великолепному собору.
У деревянного здания гнили балки, их съедал грибок итебовался постоянный ремонт.А тут еще случился пожар, почти поглотивший здание, словом, актуальность строительства храма все возрастала.
Свежую струю внес епископ Григорий, предложивший пустить на строительство деньги, оставшиеся от сбора пожертвований после землетрясения 1887 года (в основном от  взноса царской семьи.
И ведь надо же, такая честность и пунктуальность: более чем за десять лет деньги не разбазарили и не разворовали!). Но еще требовалось создать проект уникального здания, подобного которому не знала мировая практика строительства.
Вначале это дело поручили опытному  верненскому  архитектору французского происхождения Полю Гурде. Обрусевший француз (друг Г.А.Колпаковского и местного казачества) честно служил полюбившемуся ему Семиреченскому краю и имел пристрастие к грузному и массивному византийскому стилю, который характерен для каменных храмов и ярко представлен в Болгарии.
Находясь под давлением инспекторских строительных инстанций, где тон задавал молодой и амбициозный А.П.Зенков, Гурде поставил условие работать самостоятельно, без вмешательства надзорных органов, с чем не согласилось вышестоящее  начальство в Омске.
В 1894 году составление проекта было поручено инженерам-строителям К.А.Борисоглебскому и Н.П.Нарановичу.Волокита, отписки и просто неисполнение приказов имели место и в то время, чему способствовали смены то губернаторов, то иерархов церкви – епископов.
Главное же, все инженеры были заняты на строительстве текущих объектов. Все это привело к тому, что за последующие четыре года дело мало сдвинулось с мертвой точки, но тем не менее, к 1899 году проект деревянного собора на каменном фундаменте инженера Борисоглебского был составлен и отправлен на рассмотрение строительным отделом и епархией.
Вскоре был готов и проект Нарановича, но предпочтение было отдано варианту Борисоглебского, хотя отмечались и его недостатки: малая высота центрального купола, не доминирующего над остальными, слабость кладки каменного фундамента.
Но так или иначе, проект получил одобрение в вышестоящих инстанциях в Ташкенте и Петербурге, хотя были большие сомнения  в прочности столь грандиозного здания. И это неудивительно, ведь в условиях высокой сейсмичности сооружение высотой в 40 метров возводилось впервые.
Боялись и плохого качества древесины: пористость и рыхлость  свежесрубленных стволов тянь-шанских елей быстро порождала все разрушающий грибок. Городской архитектор П.Гурде еще в 1889 году в проекте обязательного постановления о возведении в Верном построек, устойчивых  против землетрясений, писал: 
«Известно, что местная ель, единственная почти порода, которую можно считать строевой, очень дурного качества; она чрезвычайно пористая и легко воспринимает сырость, которая сохраняется в порах, где она производит разрушение, вследствие этого здешний лес быстро гниет».
И все же, несмотря на все сомнения, специальная комиссия решила собор строить, назначив ответственным за исполнение работ и.о. обязанности областного инженера А.П.Зенкова, опытного, дипломированного строителя, хорошо зарекомендовавшего себя при сооружении предыдущих строений.
Надо отдать должное смелости, таланту и прозорливости  гения выдающегося верненского инженера. Зенков не побоялся коренным образом изменить проект, уже утвержденный правительствующим Синодом.
На свой страх и риск он увеличил высоту главной колокольни на целых 9 метров, и храм сразу приобрел величественный вид, устремившись ввысь. Прочность он компенсировал усилением  стропил, жестко связанных в пучок в верхней своей части.
Были произведены и другие изменения в проекте: колокольни для крепости делались не восьмигранными, а четырехгранными, соединение бревен производилось не в «лапу», а с выпуском, как это делается в русских избах.
И главное, стены на всю высоту с колокольнями пронизывались металлическими штырями, в местах соединений закреплялись специальными сжимами и анкерными болтами жестко соединялись с фундаментом, запроектированным Зенковым не кирпичным, а из прочного бетона.
Вопреки устоявшейся народной молве, при сооружении собора было использовано более 170 пудов железных изделий. Фундаменту было уделено особое внимание: так для вентиляции нижнего яруса стен, особенно поддающегося гниению и грибку, были оставлены вентиляционные каналы, одновременно служащие для погашения сейсмических волн при землетрясении. 
Немаловажным было и декоративное оформление всего  здания. Сложность заключалась в том, что деревянные стены, купола, шатры надо было имитировать под традиционные материалы: кирпич,  камень, позолоту.
Опыт северного русского деревянного зодчества с почерневшими суровыми бревенчатыми силуэтами здесь не годился. Под стать южному небу, храм должен был быть красочным, воздушным, цветным
Строительство началось в 1904 году  и шло очень быстро. По существующей русской традиции самобичевания, пресса в лице «Русского Туркестана», издаваемого в Ташкенте, в номере от 5 февраля 1905 года с язвительной иронией критиковала ход строительства (возможно, это была застарелая обида  конкурента на роль центра епархии).
И все-то им было не так: и что строители-проектанты перессорились между собой из-за приоритета на проект (действительно, обиженные П.Гурде и К.Борисоглебский к этому времени уехали из Верного), и что за постройку взялись люди малоопытные и несведущие, и что многие вопросы не проработаны и недостаточно обсуждены, и что отсутствует смета.
Например, удивляло устройство фундамента: «…в верхней части этого странного цоколя затыкано огромное число штырей, издали похожих на взъерошенную щетину», - проявляя полную безграмотность и некомпетентность, писала газета.
Ведь именно эти штыри и обеспечили прочность соединения  здания с фундаментом, то есть монолитность всей системы. Между тем, Зенков был уверен в успехе, всеми силами стараясь обеспечить качество работ, буквально днюя и ночуя на стройке.
Лес на постройку был взят в Проходной Щели Большеалматинского ущелья, где лесным ревизором Э.О.Баумом было разрешено вырубить 250 корней тянь-шанской ели. Бревна выдерживались в тени, что предохраняло их от растрескивания и придавало прочность.
Верненцами давно было замечено, что дома из местной ели мало подвержены пожарам, что объяснялось не только штукатуркой стен, но и почти полным отсутствием горючей смолы в древесине.
Кроме того, еловая древесина, со временем ссыхаясь, становится твердой и прочной (отскакивает топор и на сучках крошится лезвие) и мало подвергается заболеванию грибком
Зенков так стремился облегчить здание и тем уменьшить опасность от разрушения от землетрясения, что отказался от алебастровой лепнины и украшений на потолках и стенах, заменив их на сделанные из папье-маше, то есть на бумажные.
Стены подрядился рубить верненский мещанин Тимофей Наумович Тютюнников, живущий на улице Сергиопольской (ныне Тулебаева) в своем доме. Иконостас изготавливался в Киеве в специализированной мастерской  А.Мурашко, имеющей высокую репутацию, а иконы для него писал местный художник  Н.Г.Хлудов, хорошо зарекомендовавший себя за долгие годы жизни в Верном. Великолепным было внутреннее убранство, для чего использовались материалы, привезенные изразных мест России: метлахская плитка из  Москвы, цемент из Петербурга. Лепные работы и оформление  дверных и оконных проемов выполнялись московскими и тульскими мастерами.
 В 1906 году подняли колокола и собор был почти готов. Голос главного колокола был слышен в соседней станице Софийской (Талгаре), отстоящей от Верного более чем на 20 верст.
Величественным был внешний вид храма, высота которого до креста на колокольне составляла 44,2 метра. Раскрашенные под цвет российского флага, шатры и купола, оштукатуренные цветные стены, богатый декор оформления фасада – все это создало новый стиль соборного строительства, свой, семиреченский,  казачий, родившийся именно в Верном.
Цель была достигнута блестящим образом: храм явился символом присутствия православия в Казахстане и Средней Азии. Глядя на грандиозное сооружение, трудно поверить, что оно целиком деревянное, и вряд ли где еще в мире есть подобное чудо, сотворенное руками человека не из камня.
Счастливые прихожане-верненцы и служители епархии нарекли величественный храм во имя величайшего события христианского мира – Вознесения Господня. Судьба распорядилась так, что автором и строителем собора народ и время совершенно справедливо назвали не инженера Борисоглебского, составившего первоначальный проект, а Зенкова, построившего храм, придавшего ему тот вид, что мы знаем, и обеспечившего ему вечность.
В благодарственной грамоте Андрею Зенкову любимый верненцами православный пастырь, епископ Туркестанский и Ташкентский Димитрий писал:  «Выражаем Вам свою благодарность за созданный Вами прекрасный храм, блистающий красотой, грандиозным величием, изобилующий светом и чистым воздухом».
Жестокое испытание сильнейшее землетрясение 1910 - 1911 годов показало высокую прочность храма и подтвердило все расчеты и решения А.Зенкова.  В ту ночь сам Андрей Павлович до утра засиделся с чертежами и позже описывал происшедшее:
«Ночью услышал гул, затем вместе со стулом оказался на полу. Стены трещат, стекла лопаются, со стен картины валятся, штукатурка сыплется! Выбежав на улицу, понял, что началось землетрясение.
Падая, побежал к собору. Подбежал на площадь парка, увидел собор целым и о радости плакал, смеялся и кричал: «Ура-а! Победа, ребята, ура-а!» Кто-то, пробегая мимо, остановился и сказал с сожалением: «Сколько несчастных, еще один рехнулся, бедняга!»
Из записки о повреждениях, причиненных собору землетрясением: 
«В здании собора выбито стекол оконных до 150 штук, осыпалась штукатурка…сброшены на пол и разбиты четыре иконы. Крест на колокольне согнут у основания и совершенно наклонился вниз, цепи на крестах порваны.
В соборе разрушения не наблюдались, что можно объяснить только тем, что помимо массы поставленных в нем сжимов, он, при грандиозной высоте своей, представлял очень гибкую конструкцию, колокольня его качалась и гнулась, как вершина высокого дерева и работала как гибкий брус, заделанный одним концом. Ущерб исчислен в 400 рублей».
Всего 400 рублей! Мизерная сумма даже для того времени. Сам А.П.Зенков прекрасно понимал значимость им совершенного. Недаром в годы большевистского гонения, в самые страшные моменты 30-х годов он говорил своей жене (она была моложе его на 30 лет):
«Я умру, а тебе будут льготы (В смысле за его заслуги)». Он понимал, что сотворил великое дело. И он был прав:  прошло 100 лет, но нет в Алматы здания, равноценного Свято-Вознесенскому собору.
Мы еще не полностью оценили подвиг верненских строителей, рабочих, инженеров и городские власти того времени за содеянное чудо, возможно, которому нет аналогов в мире.
Да воссияет Алматинский православный храм и на будущие века!

Источник:
Александр Лухтанов. «Очерки по истории Семиречья».

Фотографии:
Книга «Свято-Вознесенский Кафедральный собор», 2006 год.