Бухара - история Средней Азии.

«Изгони из сердца жадность, ничего не жди от мира,
И тотчас безмерно щедрым мир покажется тебе»

 Рудаки Абу Абдаллах Джафар.

Из Байрам-Али я через Чарджуй поехал в Бухару. «Станция Коган!» - провозглашает кондуктор, и вы - в Бухаре… (Английский язык труден: пишется «каучук», а выговаривается «гуттаперча»!) При чем тут Коган, когда кругом Бухара, и даже две: Новая и Старая? 
Новая Бухара называется русский поселок - городок около самой станции Коган. А Старая (настоящая) Бухара лежит на 13 верст в сторону, и к ней ведет отдельная ж. д. ветка. Что за странная привычка у русских давать всем своим поселкам, возникающим около разных исторических или восточных местностей, название «новый». Ужели скудость фантазии не позволяет дать какое-нибудь свое название этим поселкам.
Странно звучит «Новая Бухара», «Новый Маргелан» и т. д. (В погоне за новшеством близ Москвы находится даже «Новый Иерусалим»!..) Обо всем этом размышлял я мимоходом, когда ехал с вокзала Коган в гостиницу в Новой Бухаре.
При расчете с извозчиком меня постигла неприятность, но эту неприятность испытывают век путешественники, начиная с г. Чарджуя вплоть до г. Самарканда, а особенно чувствительна она в Бухаре.
Дело в том, что здесь в обращении находится лишь серебряная монета 15-копеечного достоинства. Монеты эти, большею частью т. н. «сартовские», хотя и чеканятся они в Бухаре, а остальные деньги просто русские пятиалтынные. Кроме того, в ходу медные бухарские деньги (по 4 штуки на копейку и даже по 8 штук). Рубли, двугривенные и полтинники здесь представляют собой чуть ли не нумизматическую редкость.
И, если вам надо отдавать извозчику 40 копеек, вы находитесь в безвыходном положении и, в конце концов, конечно, отдаете 45. Эти бухарские монеты доставляют одни неприятности и, действуя на нервы (мне, по крайней мере), прямо-таки отравляют жизнь.
Новая Бухара представляет из себя городок, состоящих из одних почти больших и пустых площадей. Домов мало, все одноэтажные, невзрачные и отстроенные в строго выдержанном серпуховско-калужском стиле.
Единственный очень хороший дом (то же в строгом стиле русских казенных палат), это дом русского политического агента. Над ним развевается русский флаг. Новая Бухара имеет отделение Государственного банка, почтовое отделение и т. п. - ну, все, что требуется.
Восточного в ней ничего нет решительно, и она с успехом могла бы заменить любой из русских уездных городов. На другой день по своем приезде, я решил отправиться в настоящую Бухару и, вместе с одной русской дамой, г-жой М., в 11 часов утра уже был на вокзале, а через полчаса езды по ж. д. ветке вышел на станции Бухара. Тут мы сразу попали в другой мир. Пестрая толпа сартов, хивинцев, бухарцев, индусов и др., в их разноцветных восточных костюмах, гудела, шумела со всех концов перрона.
День был хороший, теплый и солнце (должно быть, в погоне за эффектами), освещало и толпу, и здания города с его минаретами. Мы взяли пароконный экипаж и отправились в город. Он начинался сейчас же у вокзала, и мы ехали по полумощеному, так сказать, шоссе. В самом городе мощеных улиц совершенно нет, и весной и осенью, в ненастную погоду, сообщение с ним почти прекращается.
Отъехав немного от вокзала, мы проезжали мимо огромного кладбища, тянувшегося по обеим сторонам дороги на большое пространство. Я бы не назвал это кладбищем, а вернее складом покойников, ибо одна могила (все из глины) налеплена на другую, и все они были совершенно одинаковой формы. Все это напоминало денежный ящик (только гигантских размеров) в «железной комнате» какого-нибудь банка и, в довершение сходства, у каждой могилы я заметил нечто вроде дверцы.
Миновав «склад мертвых», мы через ворота въехали на улицу города и сразу попали в толпу живых. Слово «улица» прошу принимать только как манеру выражаться). Весь город состоял из узких проходов (немощеных), в которых два встречных экипажа с трудом могли бы разъехаться. Теперь прибавьте к этому, что за несколько дней перед нашим приездом в Бухару шел дождь, и вы можете смело мне верить, если я скажу, что жидкая грязь на «улицах» лежала не менее как на пол-аршина.
Несмотря на это, движение было большое. Всадники, верхом на лошадях, верблюдах, осликах сновали по всем направлениям. Что же касается пешеходов, то бухарцы, подобрав свои халаты, показывали истинные чудеса эквилибристики, ухитряясь переходить и перепрыгивать через неимоверные лужи. В бухарских домах окон на улицу совсем не существует. Да и к чему они, когда жизнь туземной семьи большей частью проходит на крыше дома.
На одной из этих крыш я увидал пару девушек (бухарских евреек), нарядно одетых в какие-то странные и богатые одежды. Обе были очень красивы, но одна из них обладала, прямо-таки, исключительной красотой. Они, увидев нас, смеялись и весело кивали нам головой. Мы проехали еще бесконечный ряд узких улиц, которые чем дальше, тем становились все грязнее и грязнее. Извозчику я велел везти нас в Регистан.
(Регистан найдется во всех восточных городах Туркестана. Так называется главная площадь с базаром, на которой сосредоточена вся торговля и общественная жизнь туземцев). Миновав еще несколько клоак, я и моя спутница вдруг ахнули от неожиданности: вместо улицы перед нами расстилалась водная равнина. Но наш извозчик, не смущаясь, спокойно переехал через нее, причем мы благоразумно подобрали свои ноги на сиденье, ибо вода почти достигала внутренности экипажа.
Переправившись благополучно через пучину вод, наше путешествие опять приняло сухопутный характер, и, немного погодя, мы торжественно выехали на площадь Регистана и остановились перед дворцом эмира или, как он тут официально называется, Дженоби-Лали. Изо всех городов и местностей, виденных мною в Туркестане, нигде подлинный Восток так ярко не сказывался, как на этой площади перед дворцом Бухарского властителя.
Картины ее переносили вас сразу к сказкам «Тысячи и одной ночи», и герои моего детства Синдбад, Али-Баба и др. живо воскресли предо мною. Громадная толпа на площади торговала, смеялась, ссорилась, мирилась и неистово при этом горланила на всех наречиях Востока. Живописный костюм хаджи в белых чалмах чередовался с остроконечными шапками афганцев, и бронзовое лицо высокого индуса мелькало в толпе бухарцев и сартов.
Но, в эту минуту, на площади появилось два лица, приковавших к себе общее внимание, и эти два лица были - мы! Около нас образовалась большая толпа, которая с любопытством осматривала нас и чуть что не щупала. Но, удовлетворив свою любознательность, она скоро отстала, и мы подошли к дворцу. Так как эмира в это время не было в Бухаре, то я полагал, что возможно будет осмотреть дворец.
Но не тут-то было! Едва мы подошли поближе к воротам, как нас довольно грозно «осадила назад» стража, и нам пришлось отказаться от этой мысли, так что мы видели, собственно, только цитадель и внешнюю высокую стену из глины, окружающую дворец. Сам же дворец находится внутри.
Цитадель представляет собою довольно высокое здание с бойницами, но думаю, что дюжина молодцов-носильщиков с вокзала без особенного труда и потерь живо овладели бы и цитаделью и дворцом, несмотря на стражу и на то, что отряд бухарских войск, в количестве 14 человек, был выстроен перед дворцом. Мы, оказалось, попали на площадь все-таки в удачный момент, ибо, как раз в это время, там ожидали выезда из дворца кушин-бега, т. е. первого министра и главного сборщика податей эмира.
И действительно. Немного погодя мы услыхали невероятно фальшивые звуки труб, и из ворот дворца начал выходить в расшитых золотом и серебром халатах цвет бухарской бюрократии. Впереди, в действительно очень дорогом наряде и с золотой чалмой на голове шел сам кушин-бег, а позади его свита.
Министру подали дивного коня; да и у свиты лошади бы великолепны. Но больше всего поразила меня попона на лошади кушин-бега: она была вся золотого тканья и усеяна массой драгоценных каменьев.
«Войска» взяли на караул, министр и его свита сели на коней и быстро скрылись из вида. Картина была красивая, но не без комического элемента. Этим элементом являлись «войска». Все 14 солдат были одеты в синие блузы и в ярко-красные шаровары, на голове у всех красовались кепи, несколько напоминающие головной убор французских солдат. Это было бы все ничего, но их манера ходить, держать ружья, отдавать честь и т. д. невыразимо отдавала фарсом, и опереточному режиссеру было бы здесь чему поучиться.
Прибавьте к этому, что все солдаты были стариками и до невероятности грязны и оборваны. Ружья у них были того образца, который в Европе можно встретить лишь в музеях. Равнялись им и пушки, мирно лежавшие без лафетов на траве перед цитаделью.
И, если народная толпа и площадь перед дворцом действительно воскрешала сказки Востока, зато сама цитадель, с ее стражей и войском, как нельзя больше переносила нас на сцену оперетки. Кругом Регистана расположена масса мечетей и мы, конечно, пошли (пешком) их осматривать. Самая большая мечеть Маджиди-Калан. По пятницам там сам эмир совершает намаз. Эта мечеть иначе называется Кок-Кумбаз, т. е. зеленый купол.
Рядом с нею возвышается знаменитый минарет, вышиною в 87 аршин. С этого минарета сбрасывали вниз женщин, уличенных в прелюбодеянии. Последняя такая казнь была совершена еще не так давно. Зашли мы еще в магометанские училища: (университеты) мадрасс Ир-Назар и Мир-Араб. (Первое из них сооружено с помощью Императрицы Екатерины Великой). Все мадрассы располагают превосходными и просторными аудиториями, что, конечно, не лишнее, так как в Бухаре числится 10000 студентов!
Тут, конечно, слово «студент» надо понимать иначе, чем у нас. Бухарский студент - и торговец, и ремесленник, но, вместе с тем, прилежно проходит курс мусульманских наук в мадрассе. Да, кроме того, Бухара служит сейчас центром, откуда выпускается магометанское духовенство для всей Средней Азии. Мы, было, пытались завести беседу со студентами, но тщетно. За незнанием языка, пришлось ограничиться одной мимикой.
Минареты особенно красивы в Бухаре; на самой их верхушке, вы обязательно увидите огромные гнезда аистов; их не трогают, так как аист является одной из любимейших птиц бухарцев. Мы вернулись обратно через базарную площадь и увидели, что вся толпа сосредоточилась вокруг сказочного, рассказывавшего сказки и во время отдыха показывавшего какие-то непонятные для нас фокусы с маленькими красными шариками.
Вообще, надо сказать, что, не зная языка, трудно пройти любознательному человеку по Бухаре. Что же касается самих бухарцев, то я не встретил ни единого, который хотя бы одно слово знал по-русски. Особенно бросалось это в глаза, когда я покупал на базаре кое-какие вещи: туземную обувь и одежду. Приходилось тыкать пальцем в тот предмет, который вам хотелось купить, а потом выложить наглядно ту сумму денег, или, вернее сказать, то количество бухарских пятиалтынных, которых, по вашему мнению, товар стоил.
Купец же, со своей стороны, также наглядно прибавлял сумму, желаемую им за товар и, таким образом, молча вы торгуетесь, пока не придете к окончательному результату. Перед одной из мечетей я увидел замечательную птицу, величиной с голубя, но блестяще-черного, как уголь, оперения с ярко-желтыми лапами и клювом (из породы скворцов), и мне сказали про нее, что она «говорит, как человек».
По-туземному она называется «майно-джоу», или просто майно. Так как ее, оказывается, можно было купить (как все в Бухаре), то я полюбопытствовал о ее цене, и с меня спросили 50 руб., что в переводе на настоящие русские деньги будет, конечно, значить 25 р. Знаменитые и, действительно, очень красивые и грациозные бухарские кошки продаются здесь, на месте, тоже не дешево. Пара хороших экземпляров (самец и самка) стоит от 75 до 100 рублей.
Мы прошли еще раз главным, крытым базаром, где шла огромная торговля и где опять перед нашими глазами, как в этнографическом словаре, промелькнули все народности Востока. Все предметы торговли здесь размещены по отделам; так есть хлопковые, шелковые, каракулевые, халатные и другие ряды. Что касается каракуля, то он здесь, на родине своей, делится на три сорта; черный, серый и коричневый; последний самый дорогой, ценный.
Дешевле шести рублей за шкурку хороших смушек купить нельзя. Но что, действительно, хорошо в Бухаре и что я рекомендую каждому там купить - это изюм всевозможных сортов, и вообще всякие сушеные фрукты. Все это там превосходного качества и весьма не дорого. Утомившись от долгой ходьбы по бухарским рытвинам, мы обрадовались, увидев своего извозчика, и двинулись обратно на вокзал.
Вез он нас теперь другой дорогой, и мы по пути успели осмотреть главный священный пруд (хауз), в котором, сам эмир, раз в год, совершает омовение. [Я этим вовсе не хочу сказать, что повелитель бухарцев один раз в год умывается. Боже меня сохрани выразить сомнение в чистоплотности эмира!] В Бухаре прудов, вообще, много и получают они свою воду из реки Зеравшана через канал Шахруд.
При этом вода в прудах, разумеется, застаивается и, благодаря этому, в них разводятся мириады бактерий, главным образом дафний и циклопов, и в результате масса жителей Бухары страдает ужасной болезнью, известной под туземным названием - ришты. Ришта - это низшее животное из отряда круглых червей, рода нитчатки (Filaria). Червь этот похож на белый тонкий шнурок и достигает часто 80 сантиметров длины, тогда как зародыш его еле виден и имеет едва ли 0,6 сантиметра.
Зародыш этот попадает в человеческий желудок вместе с питьевой водой; там он прекрасно развивается и через кишки проникает в кровь человека. Полного своего развития он достигает в соединительных тканях человека. Затем посредством нарывов или ужасных язв он показывается наружу. Единственное лечение состоит в извлечении червя из тела человека, и тут сартские доктора являются большими искусниками.
помощью тонкой, расщепленной на конце палочки они ущемляют червя и, ежедневно делая по несколько оборотов, постепенно извлекают ришту из тела больного. Недурная вещь! Заходил я еще в знаменитую лавку не менее знаменитого бухарского еврея Дауда, торгующего древностями. В Бухаре масса очень типичных евреев, и все они ведут свою родословную от Вениамина. Самый старый и самый типичный из них - это старый Дауд, и между всеми древностями, которыми он торгует, пожалуй, он самый любопытный.
Редкие древности в Бухаре, конечно, найдутся, но цены на них (на настоящие) чудовищные. Зато имитаций и фальсификаций теперь появилось здесь множество, и за полтора рубля вы найдете сколько угодно «подлинных» мечей Олоферна или Камбиза.
Подъезжая к вокзалу, мы в каком-то русском трактирчике дорого и скверно пообедали, а через час уже вернулись обратно в Коломну… тьфу ты! Я хотел сказать - в Новую Бухару!.. Да разницы, собственно, никакой! Разве только та, что в Коломне исправник, а здесь политический агент.
Зато в Коломне пастила, а здесь - ничего. Во сне я видел, что меня назначили эмиром и, проснувшись, долго от страха не мог придти в себя.

Кабала в Бухаре.

Площадь в Регистане перед дворцом эмира в Бухаре.  Полдень. Пестрая восточная толпа, разинув рты, глазеет на роскошный выезд первого министра (кушин-бега) из дворца. Я также глазел и почтительно удивлялся. Но, по скверной своей привычке глазеть и по сторонам, я увидел вокруг, недалеко около мечети, странную группу. Взрослый мужчина и женщина, да два мальчика лет по 12-14, все в лохмотьях и невероятно грязные, стояли понурив свои головы.
Все они между собою были связаны по рукам крепкими ремнями. Около них стояло два «раиса» (бухарские полицейские), державшие в руках нечто вроде плетей. Думаю - за какое-такое коллективное преступление постигла такая участь целую семью? Оказывается, это были кабальщики, т. е. люди, попавшие за долги в рабство. Чтобы объяснить такое странное и ужасное явление, надо прежде всего кое-что сказать о нынешней форме управления в Бухаре.
Официальный образ правления - деспотический, т. е., эмир нераздельно правит страною и права его не ограничены. Такое явление основано на правилах шариата.  Исполнителями воли эмира являются казы-келян (министр юстиции и духовных дел), а также куш-бег (министр финансов). Провинциями управляют беки (губернаторы), назначенные и по желанию сменяемые эмиром. Бекства делятся на амлякдарства (уезды). Амлякдар  - это уездный начальник.
Жалованья (кроме служащих в войсках) в Бухаре никто не получает. Все дворцовые чины живут милостями и подачками эмира. Беки и амлякдары кормятся как хотят, т. е. стригут население в той мере, какая им кажется удобной. Законная подать состоит для земледельцев в одной десятой части урожая (херадж), а для торговцев в 2½% стоимости всего их товара (зякет). Земледелец не может продать зерна, пока умолот его не будет определен амлякдаром.
Когда произойдет исчисление обложения, эмир устанавливает цены на продукты земледелия, и каждый может внести подать деньгами или натурой. А покупателями обыкновенно являются подставные лица от самого бека. Тут, разумеется, бек наживается, а население стонет. Иногда, но очень редко, на бека решаются жаловаться в Бухару, и бывают случаи, когда зарвавшийся сатрап лишается бекства и подвергается суровому наказанию, вплоть до конфискации его имущества и палочных ударов.
Но если бек уличался в уменьшении доходов от бекства, то его ждала та же участь. Напрасно он будет ссылаться на неурожай или другие всевозможные причины. Оправдания ему нет! Он лишается всего, превращаясь в нищего. И тогда он и дети его должны продавать свой труд в качестве поденщиков на рынке.
Сейчас же, после сбора урожая, бек обязан превратить натуру в монеты и отослать их в Бухару. Каждые 1500 рублей, зашитые в мешок, составляют вьюк одной лошади, и сын бека отправляется с караваном в Бухару - сдавать подать эмиру.
Скверные минуты переживает почтенный администратор, ожидая возвращения посланного. Если все обойдется по-хорошему, бек остается на месте и может продолжать свои коммерческо-административные операции. А если в Бухаре найдут, что присылка «мала», придется злополучному сатрапу отправить другой караван с дополнительным взносом, который выжимается на скорую руку из населения.
Амлякдару тоже, волей-неволей, приходится стричь публику, ибо он обязан «дарить» беку одного верблюда, одну лошадь и двух баранов и, кроме того, еще от 100 до 300 рублей презренного металла. Иногда беку удается сойтись «по-хорошему» с бухарскими правителями. Тогда последние предлагают беку сообщить цифру накопленного им капитала, после чего требуют возвращения в «казну» известной суммы.
После того, как обе стороны изрядно поторгуются, все кончается к общему удовольствию и бек остается на месте. Весь доход поступает в кассу эмира, который содержит «армию» и, по своему усмотрению, раздает кое-что служащим. Школы содержатся на частные средства, а мадрассы на завещанные (вакуфные) капиталы. Результатом такой финансовой системы было то, что народ в Бухаре обеднел до крайности, а если кто-нибудь и имеет кое-что, то старается спрятать свое добро подальше от жадных глаз беков и амлякдаров.
Долго ломали себе голову мудрые правители, чем поправить свои делишки. Какой-нибудь вольнодумец сказал бы, что для этого надо было бы поднять народное благосостояние и образование, усовершенствовать земледельческую культуру, развить торговлю и пути сообщения и т. д., и т. д.
Но такие советы вызвали бы в Бухаре смех. И в довершение ее несчастия, по русско-бухарскому договору, заключенному 40 лет тому назад, бухарская казна совершенно лишилась одной очень выгодной отрасли торговли - торговли людьми. Дело в том, что статья 17 этого договора гласит: «В угоду Государю Императору и для вящей славы Его Величества отныне, в пределах Бухарского Ханства, уничтожается постыдный и противный законам человеколюбия торг людьми».
Так что рабства (официального) в Бухаре нет. Меж тем, торговля рабами была одним из главных ее доходов, и уничтожение этой торговли для бухарской казны было равносильно упразднению рулетки в княжестве Монако.
Но изворотливые азиатские политики сумели весьма «обходительно» обойтись с 17-ой статьею договора. Вместо рабства существует теперь в Бухаре кабала, т. е. то же рабство, но с другим названием. Ведутся даже бухгалтерские кабальные книги. В эти книги вносятся имена тех несчастных, которые не могли своевременно уплатить казенных податей, а также и имена частных должников. Девяносто % из этих людей составляют, конечно, должники казны.
Внесенный в кабальную книгу лишается всех прав состояния и не смеет отлучаться от места своего жительства. Через особых глашатаев имя его выкрикивается на улицах и площадях. И вот, каждый бухарец, располагающий капиталом, имеет право купить у казны те претензии, которые она имеет к несостоятельному должнику. Если у покупателя нет свободного капитала, чтобы заплатить долги сразу, то достаточно, если он обяжется вносить деньги частями.
И покупатель после этого делается, в полном смысле слова, владельцем кабального человека. Можно было бы думать, что кабала есть нечто временное, т. е. существует она лишь до тех пор, пока должник не отработает всей суммы долга. Но это только в теории. Контроля над собственником кабального человека не имеется никакого, и рабовладелец сам оценивает как работу, так и стоимость его содержания, причем, конечно, себя не забывает.
Все это резко идет вразрез с учением Корана, который запрещает брать проценты или обижать должников. Жаловаться кабальному некуда и некому. До кушин-бега, живущего в Бухаре, кабальный не дойдет, ибо без разрешения хозяина он шагу никуда сделать не может. Писать? Грамотей-бухарец такая же редкость, как белый негр.
Ни один туземец не гарантирован от того, чтобы не попасть в кабалу. Бек или амлякдар наложит на неугодного им человека штраф таких размеров, который тот уплатить не в силах - и кабала готова! Несчастный с семьею (кабала распространяется также и на семью) выводится на рынок и продается.
А наложение штрафа для бухарского администратора не безвыгодно, ибо, по тамошнему обычаю, в казну поступает лишь часть штрафных денег, остальные же составляют доход лица, наложившего его. Штраф налагается, конечно, сообразно размерам состояния и общественного положения намеченной жертвы. Семья того кабального, что я видел на бухарском базаре, «стоила» всего около 250 рублей на русские деньги.
(Три хороших верблюда!) Ужасна участь кабальных! Они живут, большею частью, вместе с домашними животными, или просто «на вольном воздухе». Кормят их рисовой кашицей или, в минуту человеколюбия хозяина, черствой кукурузной лепешкой.
А работать заставляют их с утра до ночи, причем никакой труд не считается для них тяжелым. За малейшую провинность хозяин имеет право наказать кабального не только побоями, но и заковать в колодки. Избиение до смерти не редкость.
И вот, любой бек и даже амлякдар таким образом создает для себя сколько угодно даровых работников. Ведь постановление этих господ о наложении штрафа - окончательное, и обжалованию не подлежит. Уж раз кто внесен в кабальную книгу - несчастный и вся его семья обречены на гибель. Женщины и мужчины превращаются в вьючных животных, а девушки служат в гаремах потехой для гг. бухарских администраторов.
Все это ужасно! Но еще ужаснее то, что сделать с этим ничего нельзя. Даже русский политический агент в Бухаре бессилен, ибо он тут, разумеется, для того, чтобы поддерживать дружеское отношение к соседней стране, а вовсе не для того, чтобы вмешиваться во внутреннюю жизнь дружеского государства, что, конечно, могло бы вызвать неудовольствие бухарских властей и, чего доброго, привело б к столкновению между Россией и Бухарой!
Тут шутки плохие! Помочь могли бы здесь только капиталы, достаточные для того, чтоб выкупить несчастных рабов, т. е. - простите - должников. А поговорите с бухарским администратором обо всем этом, он вам скажет: «Помилуйте, у нас рабства нет, а должников и у вас по головке не гладят!» И он почти прав. Тут нужны деньги, и большие деньги! Где вы, господа американские короли? Где вы, гг. Рокфеллеры, Карнеджи, Асторы, Вандербильды и др.?
Тут есть, куда отделить из ваших миллиардов… Любопытен рассказ, который я слышал от одного старого дарвозца о таком «кабальном случае». Привожу его вам. В Кулябском бекстве, недалеко от Хирманджо, жила счастливо и в некотором достатке семья таджика (таджики - бухарцы иранского происхождения). Семья состояла из мужа, жены, двух сыновей и дочери. Сыновья были уже взрослые, а дочь Мейхун, 15 лет, считалась во всем округе первой красавицей, и старик не нарадовался на своих детей.
В один прекрасный день, в дверь сакли таджика постучал посланник от бека, обыкновенный раис (полицейский) и, когда перепуганный старик вышел к нему, посланец бека сказал: «Благодать Аллаха снизошла над твоим домом!
Я явился к тебе вестником большой радости и чести для всей твоей семьи! Могущественный бек увидел твою дочь, когда она собирала плоды гранатного дерева, да, кроме того, он услышал, что она мастерица ткать маты (бухарские материи), и он милостиво приказал привести ее к нему!» Побледневший старец сначала от испуга онемел, но, наконец, нашелся и ответил: «Могущественный бек слишком добр и милостив к нам, и избави меня Аллах от того, чтобы я воспользовался для моей Мейхун добротой нашего господина!
Дочь моя слишком недостойна, чтобы осмелиться войти в дом бека! Да от солнечного сияния твоего господина она завяла бы сразу. Пусть уж она здесь, в тени, влачит свои дни!» С этим ответом посланец ушел, оставив в отчаянии и горе семью таджика, ибо для всех было ясно, что бороться с желанием бека бесполезно и что бедную Мейхун, так или иначе, придется отдать беку. И на семейном совете решено было тайком ночью отправить девушку в Сарыгор, к родственникам таджика.
Так и сделали. А утром вся семья подняла ужасный вопль и крик, и на вопросы соседей ответили, что их дорогая Мейхун вечером, желая покупаться в речке - утонула. А когда посланец бека на другой день явился с людьми, чтобы силою взять девушку, то семья вышла к нему в траурных одеждах и старый таджик сказал: «Аллах велик! Да будет его святая воля! Он наказал нас за то, что мы не приняли от бека его милости.
На дне речки наша радость, наша Мейхун покоится навеки». При этом вся семья заливалась слезами и надо думать, что слезы эти были искренни, ибо пережитое волнение и разлука с любимой дочерью представляла достаточную причину для слез.
Гнев бека был ужасен. Он, да и все население, конечно, прекрасно поняло что Мейхун спрятана в укромном месте и что она находится «вне пределов досягаемости» для бека и, в р/aезультате, сластолюбивый сатрап через кадия возбудил обвинение против всей семьи таджика в том, что они ночью утопили девушку, причем приближенные бека свидетельствовали, что слышали жалобные крики Мейхун около реки.
Бухарское правосудие скорое и не милостивое. Все члены семьи были присуждены к 500 ударам плетьми каждому и уплате штрафа в 3000 тилли (тилли = 3 р. 80 коп.). Так как такой огромной суммой почти никто из частных лиц не владеет, то таджик и его семья были объявлены кабальными людьми. Сакля их и имущество было взято в казну, а сам таджик с женою и сыновьями был выведен на рынок.
Мейхун же, как только услыхала об участи ее родителей и братьев, сама явилась к беку, и бек с неделю отдал должное ее… умению ткать… но в помиловании ее родных, все-таки, отказал. И Мейхун в отчаяньи, на этот раз на самом деле, утопилась там же, где прежде это только предполагалось.
Говорить, впрочем, что беку за его «шалости» был объявлен из Бухары выговор.Говорят еще, что бек от этого не утопился. Я далек от мысли винить в чем-нибудь жизнерадостного и веселого бека и вовсе не желаю оправдывать строптивую Мейхун и ее погрязших во лжи родителей, но думаю: «Ceterum censeo Carthaginem esse delendam!»
Из Бухары я отправился в Самарканд. Дорога здесь удивительно однообразная и скучная, хотя, конечно, не похожая на ужасную песчаную пустыню, что тянется от Красноводска до Асхабада. На 87 версте от Бухары лежит городок Кермине, представляющий собой немалый интерес.
Этот город служит излюбленным местопребыванием эмира. По бухарским обычаям, каждый престолонаследник должен служить некоторое время беком (губернатором), чтобы научиться управлять и чтобы познакомиться с народом.
Нынешний эмир когда-то служил беком в Кермине, и по настоящие дни большую часть своего времени проводит в нем. Там есть несколько дворцов, отделанных очень роскошно, и склад с имуществом эмира. Есть и цитадель с бойницами, но европейских учреждений там нет совсем.

Карши. Загородный дворец эмира бухарского.

Немного дальше находится город Карши, и здесь вы уже проезжаете по Каршимскому оазису, где сама природа дала высокую культуру всяким земным плодам. Тут прямо рай в смысле растительности.
Город Карши лежит на берегу реки Кашки-Дарьи, и очень древнего происхождения. Он очень богат, с громадной торговлей и со множеством маслобойных заводов. Особенно славятся в нем чай-ханэ (чайные). В них, в качестве прислуги, служат мальчики. Эти мальчики расхаживают в шелковых халатах, и ноги их украшены браслетами. Кроме того, они надушены до омерзения. Все они до мозга костей развращены и, вообще, составляют позор и язву мусульманских нравов.
На берегу реки в г. Карши есть огромный сад, составляющий собственность эмира. Удивителен местный гарнизон войск: он вооружен фитильными ружьями. Замечательна здесь и тюрьма. Арестанты все сидят в колодках и содержатся всецело на счет благотворителей. Но все на свете кончается. Кончился и бухарский кошмар, и за станцией Термес вы попадаете опять «в Россию», т. е. в Самаркандскую область.

Источник:
В. Н. Гартевельд. «Среди сыпучих песков и отрубленных голов». Путевые очерки Туркестана. 1913 год. М., 1914 год.