Фотографии петроглифов Джунгарского Алатау.

«Хороших впечатлений не бывает слишком много! Когда чем-то восторгаешься, хочется, чтобы восторгов было ещё больше. Когда радость единения с близкими  по духу людьми захлёстывает, хочется, чтобы это ощущение  всегда обновлялось…»

Вера Линькова.

Фототуры на петроглифы Казахстана.

Предварительные исследования памятника наскального искусства Кайши были проведены в 2011 году их результаты опубликованы в 2012 году. (Потапов и др., 2012). В своей иностранной публикации автор публикует материал по трем-четырем памятникам, расположенным относительно компактно, на южных склонах Жетысуйского (Джунгарского) Алатау и его западного отрога Кояндытау (Herman, 2011), в том числе и по уже известному памятнику Усек (Марьяшев, Горячев, 1998).
Будучи опубликованная в Европе и в новом формате (books by Demand) осталась малозамеченной в Казахстане. Опубликованные памятники, за исключением Усека, нуждаются в тщательном исследовании, чем однократный осмотр, и публикации систематизировано изложенного материала.
Исследования памятника наскального искус­ства Кайши, расположенного в предгорьях Кояндытау (юго-западный отрог Жетысуйского (Джунгарского) Алатау), были продолжены уже самостоятельно Железняковым Б.А. в 2013 г., обследовано еще несколько сотен валунов с изображениями.
Уже в ходе кратко­временных разведок в июне 2015 г. с фиксацией наиболее ценных плоскостей с петроглифами, проведенной на памятнике, была зафиксирована ранее неизвестная плоскость с целым шлей­фом более мелких анимистических изобра­жений.
Исходя из результатов предварительных исследований 2011 г. по своей художественной ценности и уникальности изображений, а также составляющей ландшафта, именно Кайши значительно выделяется своими масштаба­ми сравнительно с двумя другими памят­никами (Сарытау, Сарыбастау), впервые опуб­ликованными Л. Херманном.
Также и с Усеком, по количеству петроглифов, а также значительным числом петроглифов эпохи бронзы и определенной последовательностью в переходе к изображениям раннего железного века. С одной стороны, благодаря более ши­рокой хронологической датировке петро­глифов Кайши, где еще в эпоху бронзы были выбиты уникальные шедевры, «презентую­щие» воззрения той эпохи, некая «недоска­занность» компенсировалась высоким уров­нем образности, резко изменившей облик петроглифов ближе к переходному этапу к раннему железному веку.
Мифология того ди­намично развивавшегося общества степной зоны Евразии уже никак не «вмещалась» в преимущественно натуралистические, но совершенно статичные образы тучных жи­вотных, представлявших «небесное стадо».
Как, впрочем, и другие антропоморфные образы, некоторые изображали жрецов во время совершения ритуалов, в том числе «солнцеголовых», которые также символи­зировали светило в разных циклах, очевидно, во время его движения по дневному или ноч­ному небосводу (скорее, соответствует образу «луноголового»).
Знакомство с соседними цивилизация­ми не оставляло выбора в целеустремленном и динамичном достижении высоких целей. Общество подошло к своеобразному краю старого мировоззрения и, соответственно, к сложившейся системе ее отражения в искус­стве своей эпохи.
Образы наскального ис­кусства Кайши, этого относительного недавно открытого памятника наскального искусства, отчетливо подтверждают это предположение. Известно, что на периферии евразийской цивилизации раннего железного века, например в лесной зоне, столь яркий «звериный» стиль развития не получил.
По понятным причи­нам развития в эпоху раннего железного века, например, в Скандинавии, где выбито гигантское количество лодок. Там их на по­рядок больше (по плотности изображений), чем колесниц в Центральной Азии (Dodd, 2010).
Особенно наглядно исследователи при­водят изображения лодок, которые, конечно же, имеют характерные хронологические особенности. Например, в средней бронзе: 1600 - 1100 г.г. до н.э. изображения носов кораблей было «внутрь», в поздней бронзе, 1100 - 500 г.г. до н.э. - «наружу», заканчиваясь звериной мордой.
В период раннего железного века 500 - 300 г.г. до н.э. изображения лодок (их носов) были симметричными. Додд в схемах и описаниях доводит изображения лодок до 400 г. н.э., но это уже, скорее, знаки-символы, которые максимально упростили этот канонизированный образ и он был похож на знак-символ, нежели, чем на реальные лодки и корабли, которыми они пользовались (Goldhahn, Ling, 2013).
Общая изобразительная традиция Северной Европы «доживает» до V в. н.э., то есть даже на позднем этапе раннего железного века, смена эпох не повлияла на основные сюжеты скандинавского наскального искусства (Dodd 2010, Goldhahn Ling 2013, 283) и изображения на художественных бронзах (Kaul, 1998, 134), менялась стилистика, но не сами образы.
В итоге, там к этому времени и сама традиция наскальных изображений утрачивается. Как уверенно предполагают ученые, лодки являлись «средством передвижения» Солнца по небосклону (Kristiansen, 2012, 74 - 78).
В Центральной Азии развитие мифологии и средств ее художественного выражения, образов, воплощавших эту идеологию, было значительно больше и не только за счет богатого разнообразия животного мира.
Выяв­ление закономерностей развития иконографии наскального искусства этого региона, значи­тельно более тяжелая задача. В отечественной публикации петроглифов Кайши 2012 г. было отмечено, что памятник находится на бывшем мореном склоне, усеянном, в том числе и достаточно крупными окатанными валунами из гранитных пород, покрытых патиной, сформировавшейся на их поверхности за прошедший с периодов оледенения десяток тысячелетий.
На значи­тельном числе валунов выбиты рисунки, число зафиксированных поверхностей явно перевалило за полтысячи (требуется полная фиксация петроглифов). До сих пор еще точно не выяснены границы памятника (если на мореном участке плато они локализованы наличием валунов, удобных для нанесения выбивки на патинированные поверхности, то в подгорной части на поверхностях скал они могут тянуться на несколько километров в обе стороны).
Значительная по площади территория, где еще могут располагаться скалы и камни с петроглифами, остается необ­следованной. Даже на самом изученном па­мятнике Тамгалы случаются находки новых изображений.
Первая разведка памятников археологии региона южных отрогов Жетысуского Алатау (Приджунгарья), организованная заповедни­ком - музеем «Танбалы» и лично директором Е. Жанпеисом, была совершена совместно с “Художественной галереей Абылхана Кас­теева” (г. Жаркент) в 2011 г.
Тогда, в Кайши была фрагментарно просмотрена лишь компактная моренная (относительно равнинная) часть этого памятника, площадью, приблизительно менее 1 х 0,5 км. Отмечено, что большинство изображений относятся к периоду поздней бронзы и начальному этапу раннего железного века.
Видимо, природные условия того исто­рического периода способствовали освоению этой ландшафтной ниши именно с конца II тысячелетия и в первые века I тыс. до н.э. Хотя, как показали дальнейшие исследования, имеются и более ранние изображения.
На памятнике также отмечены многочис­ленные кладки из камней (ограды) значительных размеров, врытых в землю, структура которых также нуждается в документации и иссле­довании, а также курганные захоронения.
Плоскость на скале с выбитыми изображе­ниями - единая композиции из двух крупных оленей и более мелких различных животных ориентирована на запад. Скала с изображениями животных (двух крупных - явно героев мифа - оленей и зна­чительно большего, но строго дозированного количества изображений других видов живот­ных меньших размеров) находится в зоне прилавков, там, где склоны южных отрогов нависают над плавно спускающемуся к югу от основного хребта Кояндытау среднегорного равнинного плато Кайши (высота 1770 - 1800 метров над уровнем моря).
Рядом, в ущелье должен был располагаться источник воды, к нашему вре­мени высохший. Местные гранитные породы имеют слабую патинизацию и рисунки не вполне разборчивы на фото, в том числе из-за обилия изображенных мелких животных и подновлений крупных рогов центрального образа.
На удобной для нанесения рисунка и обзора вертикальной плоскости скалы с ровной поверхностью, образованной сколом, располо­женной в 2,5 - 3 км от основного скопления петроглифов к северо-западу, был обнаружен данный сюжет.
Здесь же отмечено еще несколько других разновременных изображений, главным образом козлов, относящихся к раннему же­лезному веку. Но, судя по всему, с ранней датировкой и значительных размеров данное изображение - единственное.
Рога центрального и самого крупного оленя-самца выбиты в иной, отличной манере от рогов соседнего крупного изображения самки оленя и мелких оленей, да и других видов подобных животных, то есть манеры, в которой изначально был выполнен весь сюжет с животными и птицами.
Кроме того, весь силуэт центральной выбивки углублен, очевидно, вслед за рогами, которые были подновлены в виде округлых рогов, в отличие от изначально вертикально-ветвистого вида рогов, символизировавших мировое древо.
Возможно, тогда же был выбит фаллос, пос­кольку ни у одного из мелких животных нет его изображения. Необходимо отметить, что, главным образом вследствие дополнений и подновлений, не вся плоскость ясно «прочи­тывается».
Так, имеется более темная выбивка между новыми, геральдическими рогами, по-видимому, это узко расположенные и короткие рога, которые были изначально у центрального оленя-самца. Над самкой изображено четыре фигуры (одна из которых, «прорастает», продолжает ее рога).
Вероятнее всего, птицы на заднем фоне имеют достаточно крупные размеры, несут головы с короткими клювами на длинных шеях предположительно из отряда дрофиных. Важнейший доминирующий образ в зве­рином пантеоне скифо-сибирского стиля Цент­ральной Азии - олень (Бобров, 1973).
По мере продвижения на запад количество этих изображений уменьшается (Королькова, 2006, 39). М.П. Грязнов также убедительно показал, что в Саяно-Алтайском регионе в культуре ранних кочевников I тыс. до н.э. изображали благородного оленя (марала).
Соответственно, в оленях из Кайши мы, скорей всего, наблюдаем «восточную» (относительно Жетысу) тради­цию изображений и мифопоэтического содер­жания (Алтай и далее на восток и юго-восток) образов (Дэвлет, 2009, 99, табл. 47), привнесенную сюда, уже, по-видимому, на среднем этапе бронзового века.
В Кайши отмечено значительное число сюжетов, которые уверен­но могут быть датированы, по крайней мере, поздним этапом андроновской культуры (вы­бивки колесниц, солярных «очковидных» зна­ков, и многое другое).
Еще богаче поздний этап бронзового века: архаров «со звездами» на рогах, орнаментно-мифологических конструк­ций с верблюдами внутри круга. На поверхности отдельного, расположенного на относительно крутом склоне фрагмента скалы, размерами 1- 1,5 х 1,8 - 1,9 м, выбиты два крупных оленя, размерами 47 х 80 и 49 х 67 см.
Именно эти выбивки на этой плоскости и имели первостепенное значение для «пользователей» данной плоскости. Остальные изображения животных имели, к моменту подновления рогов главного персонажа, «фоновое» значение.
Сцена содержит животных: двух крупных оленей, нескольких мелких животных: быка, козла, расположенных рядом с длинными сти­лизованными под «мировое древо» рогами второго оленя, как бы выскакивающих из его завитков, а также оленей, рядом с ногами первого.
Притом, если изображение всех животных сделано в одной стилистике, то впереди стоя­щего оленя, со «странными» рогами, явно напоминающие форму «личины» - более светлое и глубокой выбивки.
Центральный образ - самец был подновлен относительно скоро, как нам представляется, после выбивки всей сцены. Это видно по фото при косом освещении, по рельефной более глубокой выбивке. «Новые рога» требовали тщательной «забивки» и, возможно, прошлифовки старых.
Кроме того, в «перебитых» - подновленных рогах, прослеживается личина, скорее, более сложный знак, объединяющий несколько фун­даментальных образов, рога оленя - личина (огненно-солнечная) - Мировое древо.
Судя по всему, простая трактовка комплексного знака «рога-древо» уже не удовлетворяла ту группу людей, художник от которой воплотил эти изображения на скале Кайши. Помимо более сложной семантики изображения, она несла в себе еще и значение иной местности, где подобные личины имели, по-видимому, более широкое распространение.
Хорошо известно, что наскальные изобра­жения личин-масок имели широкий регион распространения от Западной Сибири до Приамурья. Исследованию проблемы посвя­щена значительная литература и мы, дейст­вительно, не имеем возможности уделить ей значительное внимание.
Упомянем М.А. и Е.Г. Дэвлет (Дэвлет, 1997; Дэвлет, Дэвлет, 2006), Ю.Н. Есина (Есин, 2012), А.Л. Заику (Заика, 2009). Феномен изображений личин в культурах бронзового века упомянутого региона носит всеобъемлющий характер, начи­наясь с ранней окуневской и других культур Южной Сибири.
При этом явно диссонируя с изображениями бронзового века Западной Евразии. Датировка основной сцены не должна отли­чаться от традиционной для этих сюжетов - сибирской, где подобные сюжеты датируются преимущественно эпохой бронзы.
«При­митивно-натуралистические изображения оленей с двумя древообразными рогами и четырьмя ногами» могут датироваться ши­роким хронологическим периодом» (Дэвлет, 2009, 40 - 41). Однако, аналогичные нашим рогам, явно гипертрофированным, сходным с изображениями на памятнике Мозага Комужап, М.А. Дэвлет, скорей всего, датирует эпохой бронзы (Дэвлет, 2009, 40 - 41). Аналогичное, но, все же упрощенное изображение животного с высокими разветвляющимися рогами выне­сено на обложку известной монографии. 
Возможно, мы об этом можем судить еще определенно, что в нашем случае это поздний этап средней бронзы или уже поздняя. Если, согласиться с тем, что перед нами не просто рога, но силуэт личины, где волосы и борода - лучи (а иначе, зачем было столько труда, положенного на изменение их формы?).
При этом хорошо известно, что «личина - маска» имеет прямое отношение к символике, связанной с почитанием огня и света (Михайлов, 2004, 23 - 24). Подобная интерпретация хорошо согласуется и с особенностями данного изобра­жения и с его датировкой, когда «двойствен­ность» визуального восприятия, как бы «пере­множала» энергетическую значимость.
Видимо, вслед за племенами из Западной Сибири, которые не могли (мифологически) существовать без образа оленя (с древовидны­ми рогами), пришли племена из Восточной Сибири, для которых подобная трактовка рогов у ключевого для местности персонажа была принципиальной.
Очевидно, что найти подходящую плоскость можно было без труда, но это было принципиальным вопросом идеологии. Сами по себе древовидные рога символизировали алтарь/место, где находился главный алтарь местности, где поклонялись акту «Происхождения/сотворения».
«Солнце­ликая» личина добавляла в этот ритуал тради­цию поклонения солнцу, делая этот образ более сложным. Образ самки (левый), при этом, в «солнцеликий» превращать не потре­бовалось. Стилистика изображения рогов ми­фологического оленя, близких к трактовке сибирской «солнцеголовой» личины, сви­детельствуют о синкретизме изображения и о соответствующей попытке синтеза в идеологии.
Хронология возникновения алогичных изо­бражений в окуневской, каракольской, самусьской культурах достаточно разнится от исследователя к исследователю, вплоть до неолита, но по общему заключению, она имела устойчивое бытование на рубеже III - II ты­сячелетия и на стадии вырождения «доживает» до раннего железного века.
В Кайши пока зафиксировано одно на­скальное изображение «солнцеголового». Оно расположено справа от небольшой фигуры человека на одном из небольших и весьма многочисленных валунов в нижней (центральной) части памятника, которая пре­имущественно датируется эпохой бронзы.
Оно выбито прямо над землей, как будто бы без особого пиитета перед объектом изображения. Изучение памятников наскального искусства поздней бронзы и переходного этапа к раннему железу наталкивает на мысль об изживании традиции «солнцеголовых» на определенном этапе развития мифологии в общем устремлении к иносказательности и зооморфизации изобра­зительного ряда. Е.Е. Кузьмина, одну из своих работ посвятила расшифровке семантики сцены терзания, сделала попытку установить и проследить развитие этого мотива в евра­зийском искусстве.
Ссылаясь на мнения иссле­дователей переднеазиатского искусства об астрально-космологическом характере подоб­ных композиций и приводя собственные аргументы, она приходит к выводу о том, что семантика сцен терзания сводится к символике весеннего возрождения и царского могущества (Кузьмина, 2011).
По-видимому, с тем же смыс­лом хронологически предшествуют сцены жертвоприношений (быков, лошадей, других животных, людьми с луками, травля собаками и иными изобразительными мерами), которые обладают широким временным диапазоном.
Это мнение дискуссионное и не принято исследователями. Рассматривая искусство скифов и саков, поневоле обращаешь внимание на то, что в западной части этого мира значительное внимание уделялось антропоморфным изобра­жениям.
Это можно было бы связать с греческим влиянием, но логичнее со скифской гене­алогической легендой. Подробнее других о нем писал Д.С. Раевский (Погребова, Раевский, 2005, 584 - 585). Изображения животных с рогами, помимо традиционного восприятия, как доминирую­щих самцов, по-видимому, имело и еще одно, скорей уже сугубо мифологическое значение.
Древовидные или изогнутые рога указы­вали на духовную жизнь и мощь. Взяв для рассмотрения одно из изображений архара, невольно замечаешь явное подчеркивание главного солярного знака - солнца во всех его проявлениях: свет, тепло, жизнь и т.д.
На рисунке изображены два ар­хара, очевидно, раннесакского времени, одного вполне можно характеризовать как «солнцеголового». В стилистике чувствуется еще посыл к естественности эпохи бронзы, ко­торая во многом довлеет, однако, переход уже состоялся, судя по трактовке ног.
Но, при этом важно, что рога - «не до крупа», их венчает символика солнца, которая «раскрывалась» таким образом для новообращенных совре­менников, уже отходящих от понимания ос­новных образов эпохи бронзы и привыкшим к другим зрительным символам с тем же значением, например, курганные захоронения, орнаментика костюма; образы становятся зна­чительно разнообразнее и все более иноска­зательно передававшие «первообразы», связан­ные с солнцем.
Памятник наскального искусства Актерек изучается Б. Железняковым и Л. Херманном уже в течение нескольких лет, и предварительные результаты были опубликованы (Hermann, Zheleznyakov 2016; Железняков и др., 2017).

Источник:
Борис Железняков «Наскальный сюжет из Кайши». Железняков Б.А. Заповедник-музей «Танбалы», с. Каргалы, Алматинская обл. «История и археология Семиречья», Алматы, 2017.

Фотографии
Александра Петрова.