Вы здесь

Главная

От Оттука до Токмака.

«В эту же поездку я узнал, что комендант укрепления Мерке 15 декабря нашёл совершенно бесснежной продольную долину верхнего Кара-кыштака, куда ездил на киргизские зимовки, между тем как у Мерке был снег, а на северном склоне Александровского хребта, между Мерке и этой долиной, даже довольно глубокий; был снег и южнее, в долине Таласа. Продольная же долина верхнего Кара-кыштака находится между двумя гребнями Александровского хребта, отделяющими её от окрестностей Мерке к северу, от долины Таласа - к югу»

Н. Северцов. «Путешествие по Туркестанскому краю и исследование горной страны Тянь-Шаня». 1873 год.

Глава седьмая.
Николай Северцов.

От вершины Оттука до Токмака, через Джуванарыкское и Буамское ущелья.

Перевал Долон-бель. Дорога к Караходжуру. Общие условия распределения снега и роста ели на Тянь-шане. Условия возобновления вырубленного леса. Вид караходжурской долины. Её удобства для каракиргизов. Замечательный геологический разрез по Оттуку, Караходжуру и Джуван-арыку. Ущелье Джуван-арыка, следы прежних ледников. Охота за тэками. Аулы в ущелье. Поперечный ряд седловин на всех тянь-шанских хребтах близ меридиана западного конца Иссык-куля. Горы между долиной Качкары и Иссык-кулем, первые прорывы Чу. Дорога по Буамскому ущелью. Занятия в Токмаке, зоологические наблюдения. Научные результаты путешествия.  

Проводивши своего гостя, я с отрядом пошёл к перевалу Долон-бель; Умбет-ала -- восточнее, к перевалу Тас-асу, вверх по Малому Караходжуру, вершине Оттука, которая, как уже упомянуто, течёт с востока, к перевалу Тас-асу.
Его аулы были расположены и по Малому и по Большому Караходжуру, которые текут оба в параллельных долинах, разделённых хребтом, относительно невысоким, и оба в одном направлении - к западу, чтобы потом разойтись в противоположные стороны и в разные речные системы: Малый, под именем Оттука, к югу, к Нарыну; Большой, под именем Джуван-арыка, к северу, чтобы соединением с Качкарой образовать Чу.
Пройдя 25 октября версты три вверх по Оттуку, я увидел продольную долину Малого Караходжура, которая от ближайшего к ней расширения оттукской долины отделяется коротким ущельем. Она довольно широка, луговая; спускающиеся к ней с обеих сторон горные овраги густо заросли елями; кое-где эти ельники пересекают полосами и главную долину.
Немного ниже своего поворота к югу Малый Караходжур принимает весьма небольшой ручей, текущий с северо-запада по почти безлесной лощине; только в нижней её части рассеяны немногие ели; с устья этого ручья река и принимает имя Оттука, а вверх по ручью поднимается тропинка к Долон-белю, сначала в тесном каменистом ущелье, не более 200 саж. и не круто.
Далее ущелье расширяется в лощину с пологими краями, и тут дорога делится: одна тропинка продолжается вверх по лощине к северо-западу и ведёт к Тюлюку, западному притоку Караходжура, который, соединившись с ним, принимает название Джуван-арыка; другая тропинка поднимается из лощины наискось по её левому краю и, через несколько отлогих увалов, спускается в Караходжуру.
Мы пошли по последней и, пройдя версты четыре весьма отлогого подъёма, достигли вершины перевала - довольно узкой площади с частыми, но не глубокими лощинами, направляющимися в противоположные стороны, к обоим Караходжурам.
На самой вершине перевала мы у видали большого бородача, кружившегося над нами; он провожал нас и на спуске, налетая всё ближе и ближе, но тут уже явно нельзя было подозревать в нём никаких враждебных замыслов; у дороги не было ни малейшего подобия пропасти, куда бы столкнуть неосторожного путника, да и прежде и после, в Кара-тау, в горах у Чирчика, в Кастекском ущелье, я видал бородачей, близко подлетавших и следивших за проезжающими в таких же безопасных местах, очевидно, из одного любопытства.
Эта привычка бородача подлетать к людям всякий раз обнадеживала и меня и бывших со мной препараторов приобрести его в коллекцию; мы всякий раз стреляли -- стреляли и на Долон-беле, и тут в 50 шагах, если не меньше,-- и так же безуспешно, как и прочие наши выстрелы дробью по бородачам.
Долонбельский был задет, он пошатнулся на воздухе, полетел за ближайший увал и скрылся; поехал за ним и я, думая найти мертвого в лощине, но ничего не нашёл; раненый, вероятно, низко пролетел - и только. Вообще, всего один раз удалось добыть бородача в мою коллекцию, старого самца, у верхнего озера Вольшой Алматинки, но это был всё-таки подлетевший к человеку, именно, к казаку Пушеву, шагов на сорок и убит был всё-таки дробью, но дробина перебила ему крыло.
Вообще, я заметил, что сидячий бородач весьма осторожен, осторожнее всех орлов и грифов, исключая кумая, а на лету - бесстрашен и смелее их всех, надеясь на свои могучие крылья, по крайней мере, тяньшанский.
Никогда не удалось мне заметить, что ищет эта птица, летая низко над горными увалами или вплоть у скалистых гребней; разве, может быть, подбирает валяющиеся кости. Крупную падаль бородач высматривает, кружась высоко над хребтами, подобно грифам, что я видел много раз, между прочим, и в описываемую поездку.
Плоская вершина Долон-беля была 25 октября совершенно бесснежна, а в верхних частях лощин, кое-где и в ельниках сохранялись только ничтожные остатки снега, выпавшего 13 - 15-го: между тем, высота перевала достигает, по барометрическим данным Рейнталя, 9 800 фут.; выход Оттука из гор 7 300 фут. По его умеренной быстроте течения в ущелье (учитывая маловодье) можно положить падение реки от подъёма из долины к Долон-белю до конца ущелья на 25 вёрст около 1 000 фут., что даст 8 300 фут. для начала подъёма из долины к перевалу, и 300 фут. на версту этого подъёма.
Мечеть Азарет-Султан в Туркестане и часть крепостной стены.
к Большому Караходжуру ещё более отлог: его уровень у устья Тюлюка, по тем же данным, 7 400 фут., и эти 2 400 фут. распределены на 12 вёрст; дорога идёт вдоль ручья Сары-булак, отлогими увалами, и выходит у его устья на Караходжур версты четыре выше устья Тюлюка.
Кое-где в этих увалах встречаются, однако, небольшие каменные обрывы, а на последней половине спуска левого берега Сары-булака есть крутой утёс, трещиной которого течёт левая вершина речки и соединяется с правой, придорожной; этот утёс тянется вёрст на пять и поднимается сплошной стеной до 1 000 фут. над ручьём, а перед устьем Сары-булак входит в трещину другой скалистой гряды, идущей вдоль Караходжура.
Вся долина Сары-булака и открывающиеся в неё лощины совершенно безлесны, как и вообще склоны хр. Ак-чеку, спускающиеся к Караход-журу, несмотря на то, что эти покатости обращены к северу и, по своей высоте - между 7 400 и 10 000 фут., как раз приходятся в поясе ельников, обильных, как мы видели тут же, вблизи, в открывающейся к югу долине Оттука.
Это представляется на первый взгляд резкой аномалией в общем распределении тяньшанских лесов, которые везде растут по северным склонам, но при ближайшем рассмотрении эта аномалия только кажущаяся.
Если итти вверх по Оттуку, то первые ельники представляются, как мы видели, не на южном, а на северном или, вернее, северо-восточном склоне высоких предгорий Ак-чеку, там, где река течёт почти в продольной долине с северо-запада к юго-востоку; этот хребет отчасти заслоняет от солнца открывающиеся в долину к югу лесистые овраги Ак-чеку, в которых тоже довольно крутых покатостей, обращенных к северу и северо-западу.
Таким образом, речная система Оттука, несмотря на течение главной реки вообще к югу, представляет много обращенных к северу склонов, много защищенных от солнца ущелий, где держится влажность и медленно тает снег, что и составляет условие роста ельников на Тянь-шане.
Не знаю, лесиста ли или безлесна долина Он-арчи; имя этой реки значит "десять можжевельников". Но топографические условия, способствующие сбережению в данной местности атмосферной влаги, как-то: защищенные от солнца ущелья и обращенные к северу покатости, есть в изобилии и на Караходжуре, а лесу там нет.
Причина этой безлесности та, что для роста леса недостаточно сбережения атмосферных осадков, нужно, чтобы было, что сберегать. А продольная долина Караходжура зимой получает весьма мало снега, окружающие её со всех сторон хребты задерживают снеговые тучи.
С севера их сперва задерживает Александровский хребет, а затем западное продолжение Терскей-Ала-тау, с юга Ак-чеку, с запада - снеговые хребты, со всех сторон окружающие Сонкульское плоскогорье; наконец, с востока продольная долина Караходжура примыкает к высокому и сухому верхненарынскому сырту.
Эта сухость холмистой котловины Караходжура, особенно зимой {Зимние снеговые тучи значительно ниже летних дождевых, так как при зимнем холоде сгущение паров происходит на меньшей высоте; зимние тучи поэтому более летних задерживаются горными хребтами.}, подтверждается многочисленными там киргизскими зимовками.
Несмотря на значительную высоту места, в 7 000 - 9 000 фут., скот там всю зиму находит хороший подножный корм, едва прикрытый снегом, а росту трав способствуют летние дожди, повсеместные по Тянь-шаню на этих высотах.
Фотография начала XX века. Из архива – Несаревой.
Эти же дожди способствуют и образованию бесчисленных ключей, питающих многоводный Караходжур, но для роста ели они недостаточны, по крайней мере, в Тянь-шане, где пояс ели есть пояс зимних снеговых туч. Это я видел в декабре 1864 г. весьма отчетливо на лесистой части Александровского хребта, между Буамским ущельем и р. Ала-арча.
Над подгорной степью было тогда безоблачное небо, между тем как у хребта скоплялись густые тучи, над которыми возвышались его пики, ярко освещенные солнцем; пояс туч закрывал пояс ельников, между 5 000 и 10 000 фут. высоты, и был резко ограничен; выше и ниже очертания гор представлялись совершенно отчетливо, не стушёванные ни малейшим туманом.
Заметил я ещё, что самые густые тучи были у лесистой восточной части хребта; западнее облака держались у хребта на той же высоте, но более рассеянные; западнее Ала-арчи нет и ельников. В эту же поездку я узнал, что комендант укрепления Мерке 15 декабря нашёл совершенно бесснежной продольную долину верхнего Кара-кыштака, куда ездил на киргизские зимовки, между тем как у Мерке был снег, а на северном склоне Александровского хребта, между Мерке и этой долиной, даже довольно глубокий; был снег и южнее, в долине Таласа.
Продольная же долина верхнего Кара-кыштака находится между двумя гребнями Александровского хребта, отделяющими её от окрестностей Мерке к северу, от долины Таласа - к югу. Эти хребты, поднимающиеся до 9 000 фут., следовательно, в декабре совершенно перехватывают снеговые тучи, не допуская их до продольной долины, которой абсолютная высота около 5 500 фут. Точно так же, по отзывам киргизов, малоснежна зимой и продольная долина Караходжура и по тем же причинам: она ещё лучше загорожена хребтами от зимних туч и потому безлесна, а долина Оттука им, вероятно, открыта, и потому лесиста.
По крайней мере, судя по условиям роста леса на Александровском хребте, можно полагать, что зимние тучи внутрь Тяньшанской системы проникают по долине Нарына или, вернее, проникают зимой тёплые и влажные ветры, которые, постепенно охлаждаясь в горах, по обе стороны Нарына, сгущают на них свои пары в виде снеговых туч.
Места преимущественного образования этих туч обозначаются горными ельниками, на правом берегу Нарына у вершин р. Куртки под перевалом Молда-асу, на Койджарты (стоке Сон-куля), на Оттуке и восточнее, на левом же берегу, на северных склонах хр. Ала-мышат и Чакыр-тау у Нарына и Уюрмень-чеку у Атбаши. Тут можно заметить, что нижняя граница елей на Уюрмень-чеку, на высоте с лишком 8 000 фут., как раз совпадает с их верхней границей на седловине Ала-мышата, через которую поднимаются облака с Нарына на Атбаши.
Подобные условия роста ели видны и на Иссык-куле; западные ветры проникают туда через седловину между Заилийским Ала-тау и Александровским хребтом, северо-восточные - через седловину Санташа; место встречи этих воздушных течений, которое есть и место наибольшего образования туч, находится у восточной половины озера - и там горы лесисты, а у западной - безлесны.
Среднеазиатская крепость.
И у Нарына лес является там, где тёплый западный ветер из Ферганы, кокандской долины Сыр-дарьи преимущественно встречается с холодным сыртовым, восточным; впрочем, атмосферные условия, именно господствующие ветры, от которых зависит распределение зимних снегов на среднем поясе Тянь-шаня и, сообразно с этим, распределение леса могут быть положительно определены только постоянными метеорологический наблюдениями; теперь можно только сказать, что на данной высоте лесистые части Тянь-шаня зимой снежнее безлесных и что присутствие ельников есть признак больших зимних снегов.
Могу ещё припомнить, что 13 - 15 октября 1867 г. снеговые тучи на высокий Аксайский сырт поднимались сАтбаши, на Атбаши - с Нарына и что наибольшее скопление туч было в восточной, лесистой части долины Атбаши, откуда эти тучи прошли сперва в восточную же часть Аксайского сырта.
Самая лесистая часть долины Атбаши там, где в неё уступом спускается Аксайский сырт, у Кыны и Тас-су, как у Иссык-куля против Санташа, и вследствие тех же топографических условий встречи ветров. Но если неровное распределение леса на Тянь-шане существенно зависит от неравномерного выпадения снега, то леса, в свою очередь, ещё усиливают последнюю неравномерность: в них преимущественно скопляется снег при частых на Тянь-шане вьюгах.
Это последнее обстоятельство объясняет, почему в иных частях нагорья истреблённый лес скоро возобновляется, хотя и с заменой ели берёзой или осиной, а в других местах не возобновляется, например, на обращенном к Копалу северном склоне Копальского хребта.
В последнем случае только накопление снега метелями в готовый лес поддерживало достаточную для роста деревьев влажность. С истреблением же леса место становится слишком сухим, а возобновляется тот лес, который растет на местах преимущественного образования дождевых и снеговых туч.
Как бы то ни было, но безвозвратное истребление многих лесов показывает, что эти истреблённые леса завелись давно, когда климат Тянь-шаня был влажнее теперешнего, а что он был влажнее, это видно из следов древних ледников и озер, теперь исчезнувших; из того, что не имеющий стока Иссык-куль значительно усох, судя по его прежним осадкам, футов в 300 - 500 над его теперешним уровнем.
При полном отсутствии ельников лиственный лес на Караходжуре поднимается так же высоко, как и на Атбаши; только он весьма незначителен, ограничиваясь узенькой полосой облепихи и тальника вдоль реки. Верхний предел этих кустов тут, вероятно, немногим ниже 8 000 фут., так как устье Тюлюка находится в 7 400 фут., а 4 версты выше, у устья Сары-булака, эти кусты растут превосходно и не представляют никакого признака, чтобы их верхний предел был близок.
Вместе с этими кустами высоко поднимаются на Караходжуре некоторые птицы лиственного леса и встречаются со спускающимися по безлесным горным склонам птицами высоких сыртов, между тем как на Оттуке я нашел характеристическую фауну ельников {Добыты на Оттуке 24-го: Picus tridactylus, Serinus ignifrons, оканчивающий линяние, Accentor atrogularis, Carpodacus rhodochlamys, Ruticilla erythrogastra. Последняя встречается и по ельникам ущелья, но уже редко; зато весьма многочисленна в облепихе с тальником у речки, до высоты 1 500 фут.
Собственно же в поясе ельников её заменяют R. erythronota и К. phoenicura; ещё замечены Turd. atrogularis и, кое-где по быстринам, Cinclus leucogaster. Добыты у Караходжура 25 октября: Accentor fulvogularis, Perdix daurica; замечены Gypaetos barbatus; Rutic. erythrogastra; принесены киргизами негодные в коллекцию Megaloperdix nigellii. На Джуган-арыке 26-го добыт Aquiia fulva, беглый из охотничьих киргизских, Perdix daurica, Accentor fulvogularis; последний водился только там, где к скалам примыкают травянистые площадки; замечен Carduelis Orientalis. 27-го на Джуван-арыке, у конца его ущелья, добыты Tichodroma phoenicoptera и Turdus merula. Из этих птиц сыртоьой можно считать Асc. fulvogularis, также Megaloperd. nigellii; свойственны более лиственному лесу Rutic. erythxogastra, Turd. merula, Carduel. orientalis.}.
Неживописна вообще долина Караходжура: сама река, у устья Сары-булака, течёт в луговой долине, шириной сажен в двести, между двумя стенами голых утёсов, крайне однообразных; русло подмывает северную гряду, которая представляет собой обрыв сажен в тридцать вышины, оканчивающий собой южный склон Садык-тау, западного продолжения Терскей-Ала-тау; снеговые вершины его не видны из-за ближайших скал, а за южной грядой, которая значительно выше, сажен с лишком в сто и прорвана многими крутыми оврагами, идёт мелкосопочник по северному склону Ак-чеку.
Стена памирской крепости Калаи-памар в Ушане. В настоящее врем не существует. Фотографи начала XX веков. Из архива Несаревой.
Этот мелкосопочник, как уже сказано, безлесен, да и рост трав довольно тощий; хрящеватая грязносерая почва везде сквозит между пучками кипца, доставляющего, впрочем, превосходное пастбище, есть кое-где в углублениях мелкосопочника и полынки и солонцовые травы - корм для всякого скота.
Но нигде в этом мелкосопочнике нет обширного вида; горизонт везде стеснён округленными или плосковершинными увалами мелкосопочника и такими же плосковершинными стенами каменных обрывов. Лощины этого мелкосопочника бесчисленны, разветвления их так сложны, что образуют настоящий лабиринт, и отлогие склоны разнообразно перемежаются с отвесными каменными обрывами: есть где прятаться аулам в этих лощинах, и потому Умбет-ала всегда дорожил Караходжуром и, должно быть, и во время бунта держал там часть своих аулов и не пускал посторонних; это я заключаю по беспрепятственному занятию им этих мест при мне осенью 1867 г.
Несмотря на большую высоту, а, следовательно, и холод, зимовка там в самом деле хорошая и не одним удобством прятать аулы: корма превосходны; горные кипцы и зимой сохраняют свою питательность, а почти бесснежная зима весьма удобна для тебенёвки.
Топливом киргизы при обилии стад не затрудняются, так как тогда вдоволь кизяка, да и холод, несмотря на высоту, едва ли особенно суров на Караходжуре; трудно найти местность, лучше защищенную горными хребтами решительно от всех ветров, да и крутых солнцепёков, у которых киргизы зимой охотно ставят свои кибитки, тут более нежели достаточно. При таких условиях не удивительны зимовки на высоте 8 000 фут.
Впрочем, есть зимние пастбища и выше, я слыхал, что богинцы, и именно волости моих спутников Атабека и Арзамата, выгоняют свои табуны зимой на сырт, между Барскауном и Нарыном, т. е. на высоту в 11 000 - 12 000 фут., и там, в горах Сары-тур, есть лощины и мелкосопочники почти бесснежные, с хорошими кормами, богатые солнцепёками и защищенные от всех ветров.
Сыртовые каракиргизские зимовки с лошадьми и баранами, но с яками, вместо верблюдов и быков, Вуд нашёл и выше, у истоков Аму-дарьи из Сары-куля на Памире на высоте 16 000 фут. - и тут сырт был в январе бесснежен, пастбища открыты, а подъём к сырту, напротив, занесён глубоким снегом.
Караходжурские зимовки вдвое ниже памирской, но на Караходжуре зимуют верблюды, для которых и 8-тысячная высота зимовку весьма значительна. Эти высокие пастбища, бесснежные зимой, потому что они выше зимних снеговых туч, но ниже предела вечного снега, составляют весьма замечательную особенность высоких горных стран Средней Азии, зависящую и вообще от сухости тамошнего климата, и преимущественно от его осенней сухости, способствовавшей моей описываемой здесь поездке в октябре через снеговые хребты.
Но не одними удобствами киргизской зимовки на значительной высоте может обратить на себя внимание путешественника некрасивая и неживописная долина Караходжура; тут ещё одна из самых интересных местностей Тянь-шаня в геологическом отношении, по разнообразию и замечательной перемежаемости согласно напластованных пород осадочных, метаморфических и даже чисто кристаллических, обнажающихся по Оттуку, Сары-булаку, Караходжуру и Джуван-арыку.
Нигде в Тянь-шане я не встречал такого длинного ряда пород, выступающих из-под горного известняка, между которым и кристаллическими в этой горной системе всего чаще залегает только одна какая-нибудь порода сланцев глиняных или, реже, слюдяных.
Тут, напротив, является вот какая последовательность:
1. Гранит и сиенит.
2. Чёрный известняк.
3. Тальково-кремнистый и тальковый сланец.
4. Диорит.
5. Гранит.
6. Тальковый сланец.
7. Диорит.
8. Глинистый сланец.
9. Диорит.
10. Красно-фиолетовый песчаник.
11. Серый песчаник с прослойками порфира.
12. Горный известняк.
13. Позднейшие принарынские песчаники и конгломераты - краснопесчаниковая формация. Таков ряд круто приподнятых пород, выступающих из-под описанных выше.
14. Принарынские озёрные осадки.
Древнейший, повидимому, гранит из только что перечисленных пород обнажается на Джуван-арыке, горный известняк - на Оттуке; между ними целых 10 ярусов, и все массивными толщами. [Следует подробное описание залеганий только что перечисленных пород. - Ред.]
На Джуван-арыке нашлась окаменелость, весьма обыкновенная на бугунских пластах с каменным углём, именно неизвестный мне плод какого-то растения: эта окаменелость, при тождестве горных пород, делает весьма вероятным и тождество формации. Каменный уголь на Джуван-арыке не обнажается, но виденные мной обнажения так отрывочны, что это обстоятельство не отнимает надежды на возможность нахождения тут каменного угля.
27 октября мы вышли на ровную широкую долину Качкары, предварительно остановившись 26-го в Джуванарыкском ущелье, после весьма трудного перехода. Во всех посещённых мною частях Тянь-шаня я не встречал такой дикой, мрачной, угрюмой местности, как это ущелье.
Около устья Тюлюка, где оно начинается, к левому берегу Караходжура уже подходят высокие утесы, между которыми узкой щелью течёт Тюлюк; выше долина последнего расширяется. На правом берегу Караходжура - долина шириной ещё сажен в 40--50, но загромождена частыми моренами прежнего Караходжурского ледника; эти скопления громадных сажённых и пятиаршинных валунов тянутся слишком на версту, поднимаясь холмами до 100 и 150 фут. над дном долины; они состоят из гранитов, сиенитов и диоритов, но петрографически весьма различных от обнажающихся на нижнем Караходжуре и на Джуван-арыке, где совсем нет светлого, чисторозового полевого шпата; все породы этих валунов крупнокристаллические и перенесены древним ледником, вероятно, с верхнего Караходжура.
Дорога тут теснится на левом берегу между крутыми скалами и рекой. С версту ниже устья Тюлюка, там, где начинается крупнокристаллический гранит, сильно возвышаются утёсы обоих берегов; дорога теснится между скалистыми стенами и рекой и, прерываемая частыми обвалами огромных камней и выступами утесов, беспрестанно переходит с берега на берег.
Река и в самое крайнее маловодье шириной в 12 - 15 саж. и глубиной в 3 - 4 фут., она бешено ревёт и пенится, катя огромные валуны, из которых и состоит всё дно; когда мы проходили, все эти валуны обледенели, река несла густую шугу, лошади скользили и спотыкались на каждом броде.
Моя бойкая горная лошадка ступала и тут твёрдо, как по шоссе, но многие казаки и солдаты и командовавший конвоем офицер выкупались в льдистом Джуван-арыке, - и никто не простудился, выкупавшиеся прошлись только пешком по трудной дороге и обогрелись.
Вёрст на пятнадцать тянется такое дикое ущелье, до того тесное и сжатое такими высокими утёсами, что низкое октябрьское солнце и в полдень не показывается, так как ущелье не открывается прямо к югу, а тянется извилинами, направляясь то к юго-востоку, то к юго-западу; только через рытвины, спускающиеся с юго-запада к главному ущелью, можно было после полудня видеть солнце.
Постоянный мрак, сырость и брызги стремящегося непрерывным потоком Джуван-арыка подернули тут чёрной корой нижние части утесов, которые и сами по себе тут или тёмносерые или черноватые; растительности на них никакой, только голый тёмный камень, узкая полоса неба и пенящаяся река.
Суровы тут уже граниты: ещё мрачнее диоритовые части ущелья, но и их превосходят дикостью чёрные, иззубренные, истресканные, изборожденные кремнистые сланцы. На этих-то кремнистых сланцах, высоко на карнизе утёса, мы увидали стадо тэков, которые, неподвижно стоя над самым обрывом, с любопытством глядели на проходящий внизу наш отряд с транспортом.
Они казались простому глазу немного больше мышей, но в зрительную трубу я подробно разглядел их большерогих, длиннобородых, тёмнобрюхих козлов и светлобрюхих, с небольшими рогами коз. За ними тотчас полез казак Чадов, цепляясь по частым неровностям утёса.
Тэки на него смотрели, не показывая никакой робости, а Чадов, потомок алтайских казаков и сам горец, выросший, если даже не родившийся, в Семиреченском Алатау, дюжий, мускулистый, широкогрудый, лез зигзагом по крутизне, с тэковой быстротой природного горца.
Минут через двадцать он уже был, повидимому, всего шагах в семидесяти от тэков, т. е. поднялся около 1 000 фут., если не выше, снял со спины длинную тяжелую винтовку, упёр её на сошки; загремел едва слышный внизу выстрел, свалился из стада старый рогатый козел, остальные отскочили, но скоро остановились.
Чадов спрятался, зарядил винтовку и, быстро подкравшись, ссадил ещё одного, и тут стадо отскочило, но тотчас успокоилось и всё оставалось на виду; тэки убежали только тогда, когда он полез подбирать добычу, тут они его, должно быть, наконец, почуяли.
Вскочили и оба упавшие и ускакали со стадом; помнится, и всё-то оно скрылось тогда, когда вскочил первый подстреленный козёл, вероятно, вожак стада. Надо полагать, что и тэки, подобно прочим жвачным, более всего полагаются на чутьё, чтобы бежать от опасности; вид же человека, по крайней мере, там, где на них мало охотятся, возбуждает в них более любопытства, нежели страха; что же касается до упавших от выстрелов и вскочивших потом на ноги, как ни в чем не бывало, то это показывает, что пули попадали им в рога, что у этих большерогих зверей производит мгновенный, но кратковременный обморок, как уже замечено и упомянуто выше об убитом на Аксае старом качкаре.
При появлении сарыбулакского гранита ущелье скоро расширяется, но это расширение почти всё занято огромной грудой валунов, разделяемой надвое ручьём Сют-булак, притоком Джуван-арыка. Иные валуны тут 2 - 3-сажённой величины, но местного красного гранита и мелкозернистого диорита, составляющих утёсы этой части ущелья, тут мало; всё более крупнозернистые кристаллические породы, те же, как в валунах у устья Тюлюка, и с тем же розовым полевым шпатом, почему нельзя считать эти валуны местным обвалом.
Я их полагаю мореной древнего ледника, притом хорошо сохранившейся, - особенно высока и цела часть морены к северу от Сют-булака. Джуван-арык тут жмется к утёсам левого края ущелья, которого расширение замыкается подъёмом мелкозернистого диорита из-под гранита; у подошвы этой диоритовой скалы морена всего шире размыта. Тут, вероятно, спускался к главному леднику боковой ледник по Сют-булаку.
За этим расширением Джуван-арык круто поворачивает влево, к западу, и входит в узкую трещину диоритовых скал, которые на правом берегу отвесно обрываются в воду; дорога переходит на левый, но и тут скоро прерывается обвалом громадных диоритовых глыб, через которые приходится перелезать -- и перелезли все верблюды, набранные из горных, но большинство даже казаков, не говоря об оконенных солдатах, повели лошадей в поводу.
Тут самое тесное место ущелья и, по черному цвету голых скал, одно из самых мрачных, но вскоре являются у воды густые заросли облепихи, в которых я встретил много птичек, особенно щеглов, Carduelis orientalis.
Затем, в области красных гранитов, ущелье представляет уже многие травянистые расширения, небольшие лужайки, разделённые, однако, трудно проходимыми теснинами. Почти все эти лужайки я нашел уже занятыми аулами сарыбагишей, только что прикочевавших с Умбет-алой.
Трава около этих аулов, да и в немногих не занятых ими луговинах, была уже вся вытравлена, а они расположились тут на всю зиму, но скудость пастбищ тут только кажущаяся. Поднявшись за тэками по голым скалам, Чадов увидал вверху обширные пастбища, отлогие травянистые склоны, кончающиеся к Джуван-арыку скалистыми обрывами в 1 000 - 1 500 фут.; так и над аулами.
Скрытые места в таком диком ущелье особенно нравятся киргизам для зимовок, уже и потому, что хорошо защищены от ветра, да вообще, как замечено выше, горные каракиргизы любят прятать свои аулы. Мои казаки, всё досадовавшие, что покорность Умбет-алы лишила их хорошей добычи, не могли выдержать искушения при проходе мимо этих аулов, доверившихся, однако, нашему мирному проходу и ставших на нашем пути без всяких предосторожностей, а потому мне было довольно хлопот, чтобы оправдать это доверие.
Я ехал с сыном Умбет-алы и встречал беспрестанные жалобы на казачьи похищения, причём тут же отбирал и возвращал похищенное, о чём отрядный офицер не заботился; жаловались почти всё женщины, бойко сдерживавшие казаков; женщины здесь, как и вообще киргизки, не робкого десятка.
Приходилось беспрестанно то обгонять отряд по трудной дороге, то останавливаться у аула и пропускать всех мимо себя, чтобы шли в порядке; впрочем, все беспорядки были от казаков. Солдаты ничего не трогали, и их два унтер-офицера строго наблюдали за дисциплиной.
Этого-то и нельзя сказать о казачьих урядниках, кроме лично при мне состоявшего переводчика, урядника Гордеева, который, впрочем, за свои заботы о неприкосновенности киргизского добра более приобрёл от них подарками, чем его товарищи попытками к грабежу, не удававшимися при моём внимательном присмотре.
Да и у казаков беспорядки были делом меньшинства, хотя об ускользнувшей добыче досадовали решительно все: худших я заставил ехать с собой, на глазах; и в окончательном результате успел оправдать доверие киргизов: когда мы стали лагерем, никто из них не пришёл с жалобами, поводы к которым были уже прекращены на походе.
Замечу, благо речь о киргизском добре, что они сами считают естественной казачью наживу от них - только не на походе, а, например, при сборе подводных верблюдов. Байбагул, уже упомянутый джасаул Умбет-алы, упрекал меня тем, что я не послал и Чадова собирать доставляемых от этого манапа верблюдов, так как он на походе обносился, и новый халат ему нужен; и когда верблюды были приведены, но не в полном числе, то предлагал отправить его с киргизом дополнить.
Чадов, помнится, и был отправлен и недостающих верблюдов привел, но халата не добыл, и киргизы смеялись над его неумелостью, т. е., по-нашему, честностью. И действительно, при подводной повинности, посылаемые за подводами киргизы живились при этом от своих родичей не хуже казаков, а, пожалуй, лучше, и за грех не считали.
На время своей командировки посланный за подводами есть уже начальство, а стоит ли быть начальством, если не брать с подчинённых. Так в Азии думают и не одни киргизы. Да уж не брали ли и на походе казаки у джуванарыкских сары-багишей халаты и одеяла из кибиток на том основании, что весь отряд, принявший покорность от этих бунтовщиков, есть тоже начальство, и притом начальство, милостиво их пощадившее, которому за пощаду следует дань.
От семиреченских казаков и такое понятие ожидать можно, а жаловались и протестовали женщины, у киргизов вообще отличающиеся вольнодумством и властей не признающие, по крайней мере, в своем будничном домашнем быту, где женщина, конечно, вечная работница в кибитке, но далеко не раба, а полная хозяйка, и несколько свысока относится к ленивому кочевнику, а последний ей покорён и часто у ней на посылках, лишь бы работать не заставляла, да иные бойкие киргизки и на это решаются.
Только на парадных киргизских угощениях женщина является смиренной прислужницей мужчин и ест не с ним, а после, что останется, но это потому, что она как хозяйка должна сперва гостей угостить. В домашнем же быту смирение нередко приходится на долю мужчины.
Et voilá pourquoi votre fille est muette, сказал у Мольера самозванец-медик, объясняя притворную немоту какой-то мудрёной болезнью... И вот почему на Джуван-арыке киргизы смирялись перед самоуправством в их кибитках казаков, а киргизки сцеплялись с ними зуб за зуб.
Но как бы то ни было, верно то, что киргиз, если смел, так только на коне и вне дома, а киргизка, наоборот, у себя в кибитке, где он почти что гость, по возможности ублаготворяемый, но безгласный и пассивный, а она самостоятельная и полновластная хозяйка.
И при нападении на аул киргизы хватают оружие и убегают к табуну, а женщины остаются и защищаются; затем уже, оконившись, бросаются на нападающих и бежавшие сперва мужчины. Неожиданного нападения и угона отрядного табуна могли бы опасаться и мы, если бы я дал волю казакам на Джуван-арыке.
Ночевали мы 26-го ещё в ущелье и между сиенитовыми скалами, но уже сильно понизившимися, на не вытравленной еще просторной луговине, которая, то расширяясь, то суживаясь, тянется ещё версты четыре до самого конца ущелья, где скалы уже не выше 10 - 15 саж.
Эти 4 версты мы прошли утром 27-го; дорога тут везде удобна; от луговин повыше, с аулами, это конечное расширение ущелья отделяется выступом к самой реке сиенитовых утёсов, на которые приходится лезть по едва проходимой тропинке.
Вообще, дорога по ущелью, трудная и осенью, летом в половодье ещё кое-где заливается, а броды, и в малую воду в 3 - 3,1 фут., в большую - совершенно исчезают; тут очень быстрый поток нигде не мельче 6 фут.
Почти непроходима нижняя дорога в ущелье и зимой, когда все броды затрудняются толстыми береговыми наледями, которых начало я уже застал при своём проходе. Есть ещё в ущелье верхняя тропинка; я её видел на скалах правого берега, у сютбулакского расширения ущелья; тут она выходит из оврага Сют-булак и поднимается футов на 500 выше Джуван-арыка узеньким карнизом над пропастью.
Есть, впрочем, и обходная дорога получше; она выходит из ущелья в его нижней части и, после небольшого довольно крутого всхода между скалами левого берега, отлого поднимается на высоты между Джуван-арыком и Тюлюком и отлого же спускается к последней речке, откуда уже удобный перевал на Сары-булак и к Долон-белю.
Для проведения колёсной дороги ущелье Джуван-арыка мне кажется целесообразнее, нежели разработка обходной дороги с её длинными и утомительными подъёмом и спуском; ущельем же можно проложить хорошую дорогу, почти что ровную, для чего нужно только 4 моста да сажен 200 или 300 порохострельных работ [подрывных]; берег, вообще, высок, и заливаемые на дороге места весьма незначительны, так что их нетрудно заложить камнем от расчистки дороги; этот же камень пригодится и на её шоссировку.
Только расчистки камней будет много{Дорога в ущелье теперь проложена, но всё одним берегом, без мостов и потому с прибавкой против моего расчёта порохострельной работы.}. Фауна Джуванарыкского ущелья весьма скудна, особенно птицами, как и караходжурская; конечно, я посетил эту местность поздней осенью, в конце октября, но днём раньше, на Оттуке, и ещё позднее, на Качкаре и в Буамском ущелье, я нашёл несколько более богатую фауну {Сбор по Караходжуру и Джуван-арыку уже перечислен выше, вместе с Оттуком.
На Качкаре или, вернее, на Чу, так как я вышел нижз слияния Качкары с Джуван-арыком, замечена 27-го Aegolius bracktyotos, на старой пашне; 28-го в кустах у речки добыты Accentor atrogularis, Ruticilia erythrogastra, на заводях Anas boschas, Fuligula clangula, селезни уже в брачном наряде, на гальке Falcrostra kaufmanni, в Буамском ущелье 29-го замечен Haliactos albicilla, добыты Falcirostra kaufmanni, еще не кончившие зимнее линяние, с множеством пеньков между перьями, Emberiza cioides, Columba rupestris -- последняя большими стадами.
Валовой пролёт с Иссык-кулятутуже кончился (27--30 октября), но многочисленные Accentor atrogularis, Ruticilla erythrogastra и немногие Emberiza cioides мне кажутся еще пролётными, а не зимующими.}. Из зверей, кроме виденных на Джуван-арыке тэков, можно упомянуть ещё качкаров, о нахождении которых у Джуван-арыка киргизы рассказывали Семёнову, но едва ли здесь настоящий Ovis polii, а скорее несколько меньший, тоже длиннорогий вид O. heinsii, nob., определённый мной по черепам из Токмака.
Рога этого вида, доставленные Вудом с верхней Аму-дарьи, не были отличены в Britisch Museum от доставленных им же рогов настоящего О. polii; я эти лондонские рога различил по английским фотографиям, пользуясь своим более обильным материалом туркестанских полных черепов {По этим же фотографиям рогов я признал, что добытые мной на Аксае огромные качкары, несомненно, принадлежат к виду Ovis polii.}. Из рыб были пойманы в Караходжуре османы, совершенно тождественные с оттукскими.
Долина Качкары, открывавшаяся нам при выходе из Джуванарыкского ущелья, - совершенно ровная высокая степь, на которой не видно ни дерева; кусты облепихи по Качкаре скрыты береговым обрывом; верстах в двадцати краснеют обнажённые гранитные крутизны Александровского хребта, на котором снег лежал еще высоко и глазомерно спускался, на южном склоне, всего футов на 1000 ниже вершин перевалов; к западной, более высокой части хребта, и снега было более, а восточное его понижение к Буамскому ущелью было бесснежно до самых вершин, которые в этой восточной части представляют слабо волнистую линию, понижающуюся небольшими уступами; у западного же конца видимой вдоль.
Качкары части хребта, за перевалом Шамси, высоко над горным гребнем поднимаются крутые пирамиды вечноснежных пиков. Мы рассчитывали перейти хребет по перевалу Конурчук, как раз на половине расстояния между Шамси и Буамским ущельем.
Многие казаки из отряда, ходившие через перевал, описывали его удобным, но при выходе в долину Качкары я увидал этот перевал покрытым снегом, от которого он летом совершенно освобождается. А во время перехода подъехали к нам вернувшиеся из Токмака киргизы, которых я посылал с известием о безусловной покорности Умбет-алы; они в передний путь ездили по прямой дороге, именно перевалом Конурчук, и нашли снег на северном склоне глубоким, а на некоторых крутых солнцепёках южного - проледенелым и скользким, так что не решились возвращаться тем же путем, а проехали более кружным, по Буамскому ущелью, туда направился и я. Судя по описанию П. П. Семёнова, приходилось ожидать весьма трудной дороги.
Потому мы пошли наискось долины Качкары, к востоку-северо-востоку и вышли к реке -- не Качкаре, а уже Чу, получающей это название у слияния Джуван-арыка с Качкарой; вышли вёрст 10 - 12 ниже этого слияния. Дорога шла преимущественно запущенными пашнями, скудно заросшими мелким бурьяном, с полузатянутыми сухим илом и отчасти тоже заросшими оросительными канавами.
Кое-где были жнивья и участки нетронутой степи, с такой же растительностью, как и внизу, в подгорной степи, несмотря на то, что слияние Качкары с Джуван-арыком находится в 5 500 фут. над уровнем моря. Эта одинаковость трав не ограничивается общим видом растительности; Остен-Сакен, ботанизировавший на Качкаре в менее позднее время года, в июле и августе 1867 г., нашёл там и вообще те же виды растений, как и внизу, т. е. преобладание степных прибалхашских форм, с примесью европейских {Оsten-Sacken, Sertum tianschanicum, стр. 9, 10, 26, 27; впрочем, многих господствующих форм растений из долин Или и нижнего Чу на Качкаре нет, например, Althaea nudiilora, Eryngium planum, Cichorium intybus, что указывает и на этой высоте на порядочные летние жары.
Притом и почва тут общестепная, серо-желтоватый мергелистый суглинок с мелкой галькой; эта почва, опять как в арало-каспийских степях, везде сквозит между травами, из которых злаки растут рассеянными пучками, а прочие - былинками, не образуя сплошного дёрна.
Впрочем, нечего об этом распространяться, так как и на Аксае, и на верхненарынском плоскогорье, в 11 000 фут. высоты, уже описана выше та же степная и притом арало-каспийская общая физиономия растительности плоскогорий - как и внизу у северных склонов Тянь-шаня, около рр. Или и Балхаша.
Вся разница, относительно общего вида флоры, ограничивается тем, что кверху более и более исчезают высокоствольные формы степных трав. От Джуван-арыка мы отошли почти тотчас по выходе на равнину, которая, впрочем, крайне отлогими уступами понижается к Качкаре, а далее к Чу.
К последней мы вышли там, где она течёт уже у самого левого края долины и поворачивает к северу; да и Качкара течёт ближе к левому краю долины. На нижнем и самом широком уступе мы перешли несколько быстрых светлых ручьёв -- это рукава Тогус-булака, впадающего в Чу девятью устьями {Или в Качкару? По Osten-Sacken (Sertum tianschanicum) Качкара сохраняет своё имя и после соединения с Джуван-арыком, а называется Чу, только вошедши в котловину Иссык-куля, из которой Чу вытекает Буамским ущельем; мне же киргизы именем Чу называли реку уже при устье Тогус-булака.
А другие киргизы и ещё иначе называют различные части реки: до Буамского ущелья - Качкара, в Буамском ущелье Буам, а уже по соединении с Кебином она называется Чу} и стекающего, восточнее Джуванарыкского ущелья, с северного склона прорванного этим ущельем хребта.
Последний есть не что иное, как западное продолжение того самого Терскей-Ала-тау, на который я поднимался с Иссык-куля, Барскаунским ущельем; тут он совершенно безлесен, и на его крутых склонах ниже снежных вершин виднелись только голые тёмные утёсы, повидимому, диоритовые; ниже - травянистые скаты.
Острые пирамидальные пики не особенно высоко поднимаются над общим гребнем, но вообще хребет показался мне выше, чем поднимающаяся против него часть Александровского; из-под свежего снега на обдутых ветром местах выглядывали синеватые полосы заледенелых вечных снегов, но только восточнее Джуванарыкского ущелья. Западней его хребет был также зубчат, но пики ещё менее поднимались над гребнем, и тут только свежий снег виднелся на вершинах.
Я не заметил двух высоких, вечноснежных пиков у истоков Тюлюка и Джумгола, прямо к северу от Сон-куля, упоминаемых Остен-Сакеном {Sertum tianschanicum}. который их видел с Кызартского перевала и из верхней долины Джумгола.
Сколько помню, вершины западной части хребта были и 27-го и 28-го закрыты сплошными облаками, между тем как восточнее Джуванарыкского ущелья только отдельные кучевые облака выползали из рытвин хребта и цеплялись к его склонам, значительно ниже гребня.
Само Джуванарыкское ущелье есть трещина в седловине хребта, которая оба дня была явственно видна; тут гребень хребта опускается даже ниже тогдашней снежной линии конца октября, следовательно, глазомерно, с лишком на 2 000 фут., и на этом понижении пиков нет; ряд их представляет тут 15 - или 20-вёрстный перерыв.
Такие же седловины, восточнее Джуванарыкской, есть и по обе стороны Буамского ущелья, а далее к югу уже упомянуты выше седловины у верхнего Оттука, у прорыва Атбаши, у перевалов Тас-асу и Кыны, с Атбаши к Аксаю, наконец, у перевалов Теректы и Туругарт, с Аксая и Чатыр-куля к Кашгару.
А севернее Буамского ущелья есть у Кастекского перевала ещё седловина, отделяющая высокий Суок-тюбе от ещё более высокого северного хребта Заилийского Ала-тау, так что около меридиана западного конца Иссык-куля, то немного восточнее, то немного западнее, этот ряд седловин образует непрерывное, хотя и несколько извилистое поперечное понижение всех без исключения пересекающих этот меридиан хребтов Тяньшанской системы.
По этому же поперечному понижению замечаются во многих местах красные песчаники, геологически довольно поздние, найденные мной еще в 1864 г. на северном склоне Александровского хребта, а в 1866 г. и на Кара-тау {Sertum tianschanicum}. К югу же от Александровского хребта этот песчаник, как уже упомянуто, есть на Оттуке и Чар-карытме; Остен-Сакен {Записки Русского Географического общества по общей географии.
В этой статье красные песчаники пермской формации, по своему литологическому сходству с оренбургскими породами этой формации, при одинаковом в обоих районах залегании известняка на красном песчанике; мне тоже казалось, что туркестанские пласты с каменным углём в Кара-тау залегают под тамошним красным песчаником.
Но потом оказалось, что клменный уголь в Кара-тау сопровождается пермскими рыбами (Palaeoniscus) и пермскими папоротниками (Pecopleris Dcrbyaims), так что его геологический ппраллелизм с углём собственно каменноугольного периода едва вероятен, а отношения напластования к красному песчанику еще не вполне разъяснены виденными мной обнажениями, так что и для определения древности краснопесчаниковой формации в Туркестанском крае нет достаточных данных.} еще упоминает эту формацию у входа в ущелье р. Тут-куй, ведущее к перевалу Джаман-даван и у Чатыр-куля. В. А. Полторацкий, с которым Остен-Сакен ездил на Чатыр-куль, рассказывал мне ещё о красном песчанике у соляных копей на южной окраине долины Качкары, против устья р. Шамси; каменная соль в северных предгорьях Александровского хребта, у р. Науруз, находится тоже в красном песчанике.
Наконец Скорняков, сопровождавший на Чатыр-куль Полторацкого и Остен-Сакена, рассказывал мне о красном песчанике, непрерывно обнажающемся по всему отлогому южному склону Тяньшанского нагорья, от перевала Туругарт к Кашгару; также и я в северной части системы видел его отрывочные обнажения в Вуамском ущелье, о чём далее.
Этот красный песчаник с подчинёнными ему конгломератами, местами с каменной солью,-- несомненно, морская формация; его обнажения поперёк всей системы, между Буамским ущельем и Кашгаром, указывают на то, что во время его осаждения на месте только что прослеженного ряда тяньшанских хребтовых седловин, вероятно, был морской пролив, так что теперешняя Тяньшанская система образовалась соединением нескольких гористых островов.
Замечу, что это поперечное понижение хребтов Тянь-шаня имеет и практическое значение, доставляя возможность через всю систему проложить удобный колёсный путь из Токмака в Кашгар с трудами и издержками, которые смело можно назвать незначительными, если принять в расчёт 400-вёрстную ширину горной системы и превосходящую Кавказ высоту её многочисленных хребтов.
Всё дело в разработке Джуванарыкского ущелья, уже указанной, и Буамского, о чём далее; перевалы же, как мы уже видели, удобны, и работы по улучшению их требуются совершенно поверхностные и ничтожные.
Но только эта удобная дорога кружна: прямо против подъёма с Нарына к Атбаши, у Чар-карытмы и прорванной Атбаши седловины принарынского берегового хребта поднимается, как уже описано выше, центральная снежная высочайшая часть хр. Уюрмень-чеку, которую колёсный путь должен обходить, уклоняясь вёрст на 50 к востоку или западу, на лёгкие перевалы через понижения хребта.
Восточный обход через перевал Кыны и Аксай к теректинскому спуску в Кашгар здесь уже подробно описан; что же касается до западного, то он ещё удобнее по отлогости перевалов. Их три между Чар-карытмой и Кашгаром; с Каракоина в долину Арпы, оттуда в чатыркульскую плоскую котловину и, наконец, туругартский к Кашкару, но на всех трёх подъёмы и спуски так нечувствительны, что дорогу через эти три перевала, в обход крутого таглрабатского, можно считать почти что ровной на всём пространстве от вершины Чар-карытмы до самого Кашгара; подъёмы и спуски не более 50 фут. на версту, а преимущественно менее.
Мало приметен даже последний спуск в Кашгару, хотя этот город около 8 000 фут. ниже перевала Туругарт, но и эта весьма значительная разница высот так равномерно распределяется на полутораста вёрстной покатости, что едва приметна {Osten-Sacken, Sartum tianschanicum}.
Этим туругартский перевал лучше теректинского, спуск с которого сначала довольно крут, средним числом до 400 фут. на версту {Высота перевала 12 800 фут., а Джалтан-тас всего верстах в 15 к Кашгару, уже не выше 7 500 фут.}.
Я отступил от описания своего пути и вспоминаю, хоть поздно, что эти общие выводы о поперечном понижении Тянь-шаня и кашгарской дороги были бы уместнее в заключении рассказа об этой поездке, после описания Буамского ущелья, а я тут заговорился по поводу прорываемой Джуван-арыком седловины.
Что же делать, не умею товар лицом выставить. Замечу ещё, что упомянутый выше пролив краснопесчаникового моря выходил на Туругарт, где формация вверх по р. Тоянды через вершину перевала переходит к Чатыр-кулю, и вернусь к устью Тогус-булака к Чу.
Тут трава гуще и сочнее, чем на верхних уступах долины, и, подходя к Чу около заката солнца, мы на открытом лугу спугнули целое стада пасущихся уже там кабанов, и, как всегда в подобных случаях, за ними пустился почти весь отряд.
Кабаны рассеялись, большинство пустилось, в степь, а многие скрылись на островах Чу, заросших густой облепихой; за последними отправились через неглубокие броды наши казаки и солдаты, между тем как другие рассыпались по берегу, с штуцерами наготове - стрелять кабанов, когда их выгонят из крепи, что скоро и последовало.
Три кабана, в том числе крупный секач, были убиты; вся охота, весьма оживлённая, продолжалась не более 10 мин. Я был в числе стрелков на берегу, но выстрелить по кабану не пришлось, и ни разу вообще неприходилось, хотя при своих многолетних походах по киргизской степи и Туркестанскому краю я был на многих кабаньих охотах, конечно, всё случайных; нарочно не ездил.
Сколько я мог заметить, эта охота неопасная; даже раненый секач редко оборачивается на охотника, которому тогда достаточно отскочить в сторону, что нетрудно; охотятся почти всегда верхом. Только раз, в Ташкенте, я слышал об офицере, который на охоте был сбит с ног кабаном, но это случилось особенным образом.
Офицер с товарищами охотился пешком, одновременно и за кабанами и за бекасами, в изобилии зимующими на болотах под Ташкентом; сбивший его с ног кабан был полугодовой поросенок, спугнутый и бежавший без оглядки, так что нечаянно наткнулся и перебежал через упавшего; он был тут те на бегу застрелен другим охотником.
Туркестанский кабан, как и киргизский, светлее европейского, серо-буроватый; он и мельче, совершенно взрослые секачи, от 5 до 8 лет, бывают обыкновенно в 8 - 10 пуд., а 12-пудовой считается уже очень крупным; между тем как лесные европейские достигают и 20 пуд.
И на Тянь-шане я слыхал о 15-пудовых, но не свыше, секачах, но это весьма редкие великаны, мне не попадавшиеся на глаза, хотя и они далеко не достигают роста крупнейших европейских. Горные среднеазиатские, вообще, несколько крупнее степных, а самые крупные и на Тянь-шане живут в богатой древесными плодами нижней лесной полосе, где мне не попадались; но такой огромный кабан из горных лесов попался Семёнову при подъёме на Дюренын-асу в Кунгей Ала-тау, у северного берега Иссык-куля.
Зато повсеместно и в степи и в горах, хотя спорадически, кабан - самая многочисленная порода крупных зверей. Оп тут вообще держится в местах, где сыт и без опустошения полей, а потому редко возбуждает преследование жителей своим вредом; в качестве же дичи мусульманское население, считающее, как известно, "чушки" поганым мясом, по запрещению корана, и подавно его не преследует. Разве для потехи изредка киргизы скачут за кабаном, скалывают пиками и бросают на месте.
Но русское население их истребляет быстро, особенно в киргизской степи, где кормные места ограничены и окружены голодной пустыней. Так, после постройки Уральского укрепления, они истреблены на низовьях Иргиза; Раимск и Казалинск погубили их и на низовьях Сыра, хотя в обеих местностях они были весьма многочисленны; на Иргизе они были почти истреблены в 11 лет (1847 – 1858 г.г.).
Не много их и по северному склону Заилийского Ала-тау, у Верного, Талгара, Иссыка, Кескелена, хотя местность весьма кормная; тут за кабанами ездят уже на Или. В окрестностях Чимкента их в зиму 1865 1866 г.г. убили несколько сот - попадались до 70 на три ружья в двухдневную охоту, а в следующую же зиму итог убитых считался уже только десятками, и на такую же охоту не более 6 - 7 и чаще 2 - 3; так что и кругом Чимкента, вёрст на 50 во все стороны, при совершенно открытой и удобной для охоты местности, предвидится скорое истребление, отчасти и вытеснение кабаньей породы, еще так недавно удивлявшей русских охотников своей многочисленностью.
Может быть, даже теперь (1872 г.) это истребление и вытеснение уже окончены в окрестностях Чимкента. В Семиреченской области кое-где приручают кабаньих поросят, что нетрудно, и выводят от них домашнюю породу, но это пока единичные опыты.
Ручные кабаны легко плодятся в неволе, если держат их не в тесном стойле, а в загороди; но и родившееся от них при доме поколение легко же дичает и скрывается, если их выпускать так же свободно, как домашних свиней. На последних среднеазиатский кабан похож более европейского и наружностью и смирным нравом.
Переход 28 октября был тоже сначала степью по правому берегу Чу: на левом - утёсы гранитного хребтика Кызыл-омбо, южного предгорья Александровского хребта, верстах в трёх от крайнего восточного устья Тогус-булака подходят к поворачивающей на северо-восток Чу и отвесно обрываются в неё, не оставляя места и для самой тесной тропинки.
Река беспрестанно дробится на рукава, омывающие густо заросшие облепихой островки; такие же заросли и на правом степном берегу, но часто прерываемые косами песку и гальки, между которыми просачивающаяся речная вода образует озерки - притон пролётных уток.
Броды с островков на правый берег везде удобные; только под скалами левого - река глубока, и тут по кустам и заводям, как уже упомянуто, был порядочный орнитологический сбор, несмотря на позднее время года.
Недалеко от Тогус-булака, ещё немного ниже по Чу, за устьем впадающей справа Кара-су, является и на правом степном берегу, островом в степи, невысокая, совершенно обнажённая грядка красного сиенита: затем устье Семиза, опять справа текущего к Чу, и еще невысокая гряда красного сиенита, но уже совершенно замыкающая степную котловину Качкары и верхнего Чу и отделяющая ее от Иссыккульской.
Эта разделительная гряда есть не что иное, как пониженное восточное продолжение Кызыл-омбо, в трещину которого тут вливается Чу и течёт к северо-востоку, оставляя только на правом берегу место для дороги -- впрочем, ровной и удобной, в 3 - 4 саж. ширины, и на высоте 1 - 3 саж. над рекой в маловодье.
Эта дорога идет по неровному уступу прибрежных скал, вёрст на 6 или около 7. Затем ущелье расширяется в небольшую продолговатую котловину, в которой Чу поворачивает прямо на восток, в отлогих берегах, покрытых мелкой галькой.
По выходе из этой котловины Чу загибает к юго-востоку в тесные скалистые ворота, которыми выходит в бассейн Иссык-куля, но, вместо течения к озеру, тотчас загибает опять к северо-востоку, вливается опять в трещину своего левого скалистого берега, опять вёрст восемь течёт тесным ущельем, вторично выходит в котловину Иссык-куля, направляется тут прямо на север и, отделивши к озеру проток Кутемалды, круто поворачивает прямо на запад в Буамское ущелье, третье между верхней чуйской степью у слияния Качкары с Джуван-арыком и нижней.
Мне кажется вероятным, что Чу некогда вливалась в Иссык-куль и выходила из него Буамским ущельем, но процесс отделения речного русла от озера для меня не ясен, хотя несомненно, что тут действовало и накопление чуйских наносов в западном углу озера, и образование трещины второго ущелья участвовало в отклонении чуйских вод от Иссык-куля, но как - не умею сказать, не проследивши Чу до Кутемалды {Остен-Сакен проследил, но всё левым берегом; брод для переезда на правый он нашёл только у самого входа Кутемалды из Чу (Sertum tianschanicum) перевал Куоку, не пройденный ни в одну из прежних рекогносцировок этой местности {Семёнова}, так как я знал, что эта местность уже осмотрена Семёновым и Остен-Сакеном, хотел осмотреть Проценко и Остен-Сакена.}.
А об этом перевале я между тем узнал от киргизов, что он весьма добен и вёрст на тридцать сокращает дорогу через Буамское ущелье, из верхней чуйской степи к Токмаку, - совершенно противное киргизским же сведениям о трудности этого перевала, сообщенным ими Проценко.
На Куоку я свернул тотчас по выходе из первого ущелья Чу, у её поворота к востоку в котловине перед вторым ущельем, где Чу в конце октября представляла удобный брод, но сперва несколько слов и об этой котловине и о верхнечуйской, которые обе мне кажутся бассейнами сбежавших горных озёр, хотя в обеих котловинах я не встретил разреза озёрных осадков, вроде виденных мной у Иссык-куля и на Нарыне.
Но почва сходна с тамошними, - тоже суглинок с мелкой галькой, а доказательнее почвы упомянутые уже отлогие уступы верхнечуйской степи, её замкнутость и ровное выполнение этой котловины наносным суглинком; уступы же к нижнему концу котловины - следы стока бывшего озера.
Разреза наносной почвы я не нашёл потому, что пошёл из Джуванарыкского ущелья прямо к северо-востоку по ближайшей дороге к Буамскому ущелью, не следя ни за каким притоком Чу, вследствие позднего времени года.
Для разъяснения переворотов, обративших эти прежние озёра в сухие котловины, нужно ещё внимательное изучение их наносных почв и, особенно, местности между Чу и Иссык-кулем и выше Кутемалды: эта местность, повидимому, однообразная, пустая и неживописная, ещё далеко не сказала своего последнего слова относительно геологической истории Тяньшанской системы, для которой она крайне важна.
На чуйском броде, через который я перешёл, чтобы подняться на Куоку, быстрота была умеренная, дно ровное, из мелкой гальки, оба берега отлоги, и глубина не свыше 3 фут., выше и ниже берега круты, и тут видны следы высокой воды, показывающие, что этот брод в половодье заменяется 7-футовой глубиной реки, текущей тут одним руслом.
Перейдя брод, я направился дорогой, заворачивающей несколько влево и весьма отлого поднимающейся к перевалу по широкой лощине, отлогие травянистые края которой с каждой стороны спускаются от невысокого, обнаженного гранитного обрыва; вершина перевала есть довольно углублённая седловина в хребте, который к западу высоко над ней поднимается резким уступом, а к востоку гораздо менее, всего футов на 150 или 200.
Из-за восточного края перевальной седловины видны обнаженные крутизны Кунгей-Ала-тау; видны к юго-востоку, вдали с вершины перевала, и снежные пики Терскей-Ала-тау, на южном берегу Иссык-куля, но само озеро не видно; вершины же Кызыл-омбо, к востоку от Чу, представляются довольно широкой холмистой площадью.
Подъём тянется версты на три, потом весьма короткий спуск, к другой долине, мало углублённой, идущей к северо-западу,-- это продолжение поперёк хребта перевальной седловины; за ней небольшие плоские увалы, где отлогие подъёмы сменяются такими же спусками, а общей покатости дороги еще нет; так вёрст шесть или семь, за которыми следует прямо к северу отлогий 5-вёрстный спуск по долине речке Кок-джар в Буамском ущелье, которое тут расширяется в небольшую удлинённую котловину.
В ней мы и остановились, у самого устья Кок-джара в Чу. Высота перевала Куоку ещё не измерена; по длине и наклону подъёмов и спусков я её не могу считать более 1 500 фут. над нижней частью долины Качкары, или около 7 000 фут. над уровнем моря, а скорее менее, так что Буамское ущелье врезается в одну из самых низких седловин Тянь-шаня, вроде санташской; вообще на указанном выше поперечном ряде седловин, близ меридиана западного конца Иссык-куля (около 75° от Гринича или 46° от Пулкова) высота этих седловин возрастает с севера к югу: высшее место буамской, к северу от Куоку, около 8 000 фут., долонбельская и чаркарытминская около 9 000 фут., перевал Кыны 10 500, седловины близ западного конца Чатыр-куля около 11 500 фут., туругартская до 12 000 фут.; также постоянно возрастает к югу, по этой линии, высота плоскогорий и продольных долин.
Дорога наша 29 октября по Буамскому ущелью была сначала весьма удобна: его дно, около устья Кок-джара, луговое, расширяется почти в долину, шириной от 50 саж., даже почти до 150 саж. Чу тут не стремительна и дробится на рукава, с прибрежными и островными зарослями облепихи и тала; дорога тут двумя тропинками, по обоим берегам реки, по ровному, слабо покатому к северу дну долины, только края ущелья круты и обрывисты, да и долина Кок-джара, до самого почти его устья спускающаяся к Чу между довольно отлогими склонами, в нижнем своём конце стесняется отвесными скалами, оставляющими, впрочем, между собой удобный для колесной дороги проход.
И Буамское ущелье суживается недалеко вниз от устья Кок-джара; вёрст пять или шесть ниже скалы левого или западного берега обрываются прямо в реку, и прибрежная тропинка тут поднимается, впрочем весьма постепенно, на крутой осыпистый косогор, до высоты около 40 - 50 саж. над рекой, к которой, версты две далее, так же постепенно спускается.
На левом берегу открывается промежуток сажен в 10 - 15 ширины между рекой и скалами, которые зато на правом берегу выступают мысом, почти отвесно обрывающимся в Чу. Я ехал правым берегом, минуя тропинку по косогору, и у этого мыса переправился на левый по худому броду, глубиной почти до 4 фут., с крутыми спусками к воде, крупными валунами на дне и стремительным течением.
При самом обыкновенном летнем уровне воды переправа тут невозможна, но незначительная (около 10 саж.) ширина реки и крутые берега облегчают устройство моста для обхода осыпистого косогора по ровной площади правого берега.
Ниже этого осыпистого косогора дорога идёт по левому берегу ровной площадкой, но всего сажен на пятьдесят, за которыми река входит в трещину между скалами, почти отвесно обрывающимися в неё с обеих сторон. На левой стороне есть, однако, уступ, по которому дорога поднимается карнизом, сажен до двадцати или несколько более над рекой; этот карниз сначала узок и для колёсной дороги должен быть расширен порохострельной работой; далее расширяется и уже не выходит на берег, к которому, однако, местами спускаются тропинки, весьма неудобные, узкие и крутые.
Сама дорога, всё лепясь по карнизу, но твёрдому порфировому и вниз по реке постепенно расширяющемуся, представляет множество отлогих подъёмов и спусков, огибая выступы боковых скал и круто спускающиеся к Чу низовья боковых щелей.
У нижних концов последних главное ущелье часто расширяется в небольшие площадки, в которых я застал небольшие же аулы, в 2 - 4 кибитки, и одинокие кибитки; подъезд к этим аулам, видимо, труден, так что я его и не пробовал.
Тут на дне ущелья, и именно в теснинах, усиливается и древесная растительность: клён (Acer Semenovi Reg.), ясень, урюк и пр. Чу становится всё стремительнее, и падение её круче. Так вьётся дорога береговым косогором вёрст десять или двенадцать, на выступах скал прямо над пенящейся рекой, а огибая лощины, несколько удаляется от Чу, но весьма немного; отлогий косогор, на котором она проложена, шириной всего несколько сажен, и над ним, почти на 2 000 фут., поднимаются крутые утесы, снизу кажущиеся даже отвесными: так же круты и обрывы вниз к реке, которая местами течёт сажен тридцать или сорок ниже дороги.
Несколько выше устья Кебина придорожный уступ левого бока ущелья значительно расширяется, и тут дорога отходит от реки и затем направляется по плоской впадине между верхним и нижним уступом левого края ущелья.
Так она проходит мимо устья Кебина, где находится уже около полуверсты от Чу и пересекается крутой рытвиной в граните, потребовавшей порохострельных работ для проложения колёсного пути. Другое место, потребовавшее таких же работ, находится близ самого начала только что описанного пути по скалистому неосыпистому косогору, где ширина занятого дорогой карниза менее сажени над 300-футовым обрывом к реке.
Съезжал я с дороги к Чу, посмотреть на устье Кебина, которое знал по описанию Семёнова, - увидал местность, действительно поражающую своей дикостью и неприступностью. Чтобы доехать до реки, тут нужно от дороги немного подняться в гору и затем по хаотически перемешанным, растресканным гранитным утёсам и разделяющим их крутым щелям подъехать к обрыву, местами не только отвесному, но даже свесившемуся над рекой, которая тут вся в пене и брызгах, как-то особенно неистово, с оглушающим шумом крутится, бьётся и рвётся между огромными камнями.
А течение Кебина тут ещё стремительнее, ещё порожистее, ещё более загромождено камнями, нежели течение Чу; это - водопад, разбивший и раскрошивший скалу, с которой он падал, и сам разбитый таким усилием.
И действительно, дно Кебинской долины тут поднимается сажен на пятьдесят или шестьдесят над уровнем Чу, к которой Кебинская долина кончается обрывом; да и к этому последнему обрыву нижняя часть спускается круто. И дно и бока её лесисты, покрыты ельниками до самого обрыва; дно довольно плоское, но посреди него вьётся глубокая трещина, по которой течёт Кебин.
Эта трещина тесна, и у самого устья верхние края её сближены в виде провалившегося свода; расстояние между ними вдвое уже русла Кебина. Пробовали в 1864 г. сплавить еловый лес по Кебину и Чу к Токмаку, но на пороге Кебина у его устья все бревна переломались, отчасти даже были измочалены той силой, с которой несшая их река била их о камни.
Посмотревши на эту местность, я подивился проходу Семёнова по дну Вуамского ущелья мимо Кебина, который он, впрочем, описывает крайне трудным. Сверху не было видно на берегу Чу никакой тропинки, да и Семёнов говорит, что часто приходилось тут итти руслом реки, держась самого берега. От устья Кебина вниз моя дорога, всё по упомянутой плоской лощине вдоль реки, была удобна до самого конца ущелья, на пространстве 6 или 8 вёрст; далее же к Токмаку пошла равниной, наискось, через постепенно расширяющуюся долину Чу.

Вообще, из пройденных мною тяньшанских ущелий Буамское одно из самых удобных: трудных мест немного, два коротких пространства тесной дороги на описанных выше карнизах над рекой, да крутой, зато неглубокий овраг против устья Кебина - вот и всё.
Возбуждённые во мне описанием Семёнова опасения итти с верблюдами по Вуаму оказались напрасными, а между тем его описание безукоризненно верно во всех подробностях, которые я могу только безусловно подтвердить.
Дело именно в том, что я обошёл трудные места и только видел со стороны представляемые ими затруднения, которые Семёнову пришлось преодолевать. В Буамском ущелье снизу входят две дороги: одна -- по правому берегу Чу, другая - по левому. Первая, по которой шёл Семёнов, крайне трудна; вторая, по которой шёл я, сравнительно легка.
На нижний карниз, или бом, моей дороги Семёнов поднялся со дна ущелья, одной из упомянутых мной крутых тропинок, спускающихся с дороги к реке. Этими тропинками через броды дорога правого берега Чу соединяется с дорогой левого.
Судя по описанию Семёнова, уступ береговых скал, по которому проложена моя дорога (теперешняя колёсная от Токмака к Нарынскому форту), снизу не виден; идущему по дну ущелья скалы его левого края кажутся сплошной стеной в 2 000 и местами 3000 фут. вышины.
Но и с удобной дороги по Буамскому ущелью общий вид его поразительно дик и угрюм. Только местами, у самой реки, показываются узкими полосками небольшие луговины и заросли лиственного леса, а то всё голый камень, подпирающие небо утёсы, всё темноцветные, красноватые, утомительно однообразной формы, да и цвета.
На несколько вёрст тянутся их красноватые, ровные, крутые, точно по лекалу обсеченные профили, с едва волнистой линией вершин; все одноцветные - затем, и также однообразно на несколько вёрст, является чёрно-зеленоватый цвет скал той же формы, кое-где и перемежка обоих цветов - и так с лишком на 20 вёрст, от устья Кок-джара до устья Кебина.
Угрюмы и дики утесы у Джуван-арыка, но далеко не представляют буамской монотонии, особенно поразительной поздней осенью, в которую я и шёл по Вуаму, когда редкие луговины уже совершенно завяли и побурели, а листья с деревьев облетели.
[Далее описывается последовательность горных пород, обнажающихся по Буамскому и Верхнечуйскому ущельям. Большое место уделяется стратиграфической и петрографической характеристике пород. Так же пространно описывает Северцов разновидности валунов Буамского ущелья. П. П. Семёнов-Тян-Шанский считал происхождение всех этих валунов результатом обвалов, Северцов же нашёл, что многие из валунов напоминают следы древних ледников.
Однако "бесспорного доказательства" существования буамского ледника ему установить не удалось. Все эти описания, как и полемические вопросы Северцова относительно образования Буамского ущелья, не безынтересны для геологов, хотя в настоящее время не представляют собой никакой загадки. - Ред.]
Немногое могу сказать о токмакской равнине, на которую выехал 29 октября, часу в четвертом пополудни. Я ехал через неё быстро и большей частью уже в темноте, после заката солнца. Равнина мне показалась почти совершенно покрытой пашнями.
Я переехал несколько речек и множество отведённых из них арыков и в тот же день, часу в десятом вечера, прибыл в Токмак, проехавши с лишком 80 вёрст, т. е. около 30 вёрст по ущелью и более 50 вёрст по равнине.
На следующий день, 30-го, пришёл и мой отряд с транспортом, ночевавший 29-го близ нижнего конца Буамского ущелья, а 31-го октября приехал в Токмак начальник Семиреченской области генерал Колпаковский, провожавший до границы области вновь прибывшего в край генерал-губернатора Кауфмана.
Генерал Колпаковский сообщил мне по делу Умбет-алы, что представлял уже генерал-губернатору его сына Ак-таша, почему поездка в Ташкент другого сына, прибывшего со мной Чекмак-таша, становилась излишней, и он вернулся на Караходжур.
Условия прощения бунтовавших сарыбагишей были почти те, которые я назвал Умбет-але вероятными: расчёт по барантам и вознаграждение семействам убитых при нападении на отряд поручика Зубарева. Байбагул выговорил, с моей помощью, чтобы в уплату вознаграждения семействам убитых принимались и лошади, и выговорил это в качестве снисхождения, беспрестанно сам напоминая, что Умбет-ала со своими волостями безусловно покорится всему, что подпишет русское начальство.
Полюбовался я тут лисьим хвостом, по пословице, киргизского дипломата, у которого прежде для разбоев водился и преострый волчий зуб. Так и кончился 4-летний сарыбагишский бунт: Умбет-ала по ловкости своего джасаула сохранил свои китайские серебряные ямбы.
Мне в Токмаке довольно дела доставило приведение в порядок коллекций, из которых, по недостатку банок и тесной укладке, пропало много рыб, потому что напрасно пожалел выбросить менее ценные дублеты, думая сохранить всё и при тесной укладке посредством подсыпки квасцов в спирт.
Были дочищены крупные звериные шкуры, качкары, медведи, маралы, и набито более 100 птиц, привезённых замороженными; лучшие приобретения упомянуты выше в своем месте, по мере их сборов: Богата, только скудна окаменелостями, была и коллекция горных пород, которую я аккуратно расположил по геологическим разрезам.
Вообще эта поездка дала лучший сбор за всю экспедицию, кроме открытия двух удобных путей к Кашгару из Иссык-куля и Токмака и составления по этим путям двух самых полных из известных доселе геогностических разрезов Тянь-шаня, которого строение мне тут выяснилось.
Эта поездка составила нечто цельное из орографических и геогностических наблюдений, до того отрывочных, и дала мне ключ к пониманию позднейших и прежних съёмок, производившихся в не посещенных мной местностях.
Очень жалел я о том, что не запасся барометрическими трубками (сверх оставленных мной в предыдущем году в Чимкенте), так что не мог заменить сломанную на Чилике трубку своего барометра. Несмотря на это, общий характер рельефа пройденных в этот раз частей Тянь-шаня был определён правильно, хотя мои определения высот без барометра, по растительности и падению рек, оказались значительно ниже барометрических.
При том грубом способе определения высот, которым я был принужден довольствоваться, я не мог не опасаться преувеличений; я мог догадываться, что, например, Барскаунский перевал не ниже 11 000 фут., но не мог определить, насколько он выше этого вероятного минимума.
Вот, впрочем, эти определения, как я их напечатал в Ташкенте, в начале 1868 г., в записке о путях через тяньшанский сырт, с указанием их неточностей, по последовавшим барометрическим измерениям: в первом столбце мои первые, примерные определения высот (geschätzte Höhen), во втором - барометрически измеренные, при цифрах которых приведены и заглавные буквы фамилий измерявших: Б. - Буняковский, Р. - Рейнталь, К. - Каульбарс.
Третий столбец указывает, насколько мои примерные высоты более или менее барометрически измеренных; высоты все в английских футах; тут есть с и вероятные поправки, по соображению существующих барометрических измерений, для моих первых, примерных определений высоты тех мест, которых барометрические измерения впоследствии не были сделаны или, может быть, мне неизвестны.
Для пяти последних высот приняты в расчёт Иссык-куль, 5 000 ф. (по Семёнову 4 500, по Голубеву 5 300), и Токмак, 2 700 ф. по моему измерению температурой кипения, в 1864 г.; а по измерению Рейнталя Токмак около 2 000; это измерение сделано в октябре, мое - в мае, когда давление воздуха вообще менее октябрьского, и, следовательно, барометр показывает большие абсолютные высоты, потому и нижний конец Буама может быть ниже; чем я полагал.
Все же прочие измеренные высоты значительнее, чем я полагал, но разница весьма неодинакова, от 200 до 1 800 фут. Эта неточность зависит от следующих обстоятельств:
1) В определении неизмеренных пределов разных растений я руководствовался измеренными пределами тех же растений у Иссык-куля Семёновым и западнее - мной. Я знал, что согревающее влияние плоскогорий должно на Нарыне, у Атбаши, у Караходжура и пр. поднять эти пределы выше, чем на хребтах, где производились измерения, которыми я руководствовался, но не мог сообразить без измерений, на сколько выше, и опасался преувеличения.
2) Высоты перевалов определялись глазомерно, и тоже с опасением преувеличения.
Так, неточность Долон-беля, самая крупная, на 1 800 фут., слагается из обеих указанных. Выход Оттука из гор я полагал ниже измеренного на 800 фут., по облепихе и земледелию на нём, Нарыне, Атбаши, применяясь к пределам, измеренным на Иссык-куле и верховьях Чирчика.
Затем подъём Долон-беля над выходом Оттука из гор я полагал в 1 500 фут., вместо измеренных 2 500 фут., по умеренной быстроте Оттука в ущелье и короткому отлогому подъёму из ущелья на перевал - тут недостаточно принято в расчёт осеннее маловодье, уменьшающее быстроту течения горных рек.
Со всем тем мои неточности в примерном определении неизмеренных высот большей частью не более разницы различных измерений высоты Иссык-куля или Нарына у бывшего китайского моста, а иногда и менее {Эта таблица дает также понятие о степени приблизительности в примерном определении, по разным признакам (каковы вечный снег, ельники, летние морозы) неизмеренных высот на моей общей гипсометрической карте внутренней Азии.}, по неблагоприятным условиям точности барометрических измерений на Тянь-шане, которые изложу в гипсометрической части настоящего труда.
Упомянутые занятия с коллекциями удержали меня в Токмаке до 14 ноября. Немного раньше я отправил в Верное собранные за этот поход коллекции, с возвращавшимся туда транспортом. На следующий год всё отправленное в Верное оказалось в полной исправности, и более интересные предметы были мной увезены в Москву, где поступили в музей университета.
Между тем, во время остановки в Токмаке, зоологический сбор продолжался {Добыты в Токмаке, 6 - 11 ноября: Rallus aquaticus, Phasiamis mongolicus, Troglodytes nepalensis, Ssolopax hyemalis, Panurus barbatus, Emberiza pyrrhuloides. E. miliaris, Circus cyaneus, Astur nisus -- все в чуйских камышах, кроме убитого на береговой гальке Scol. hyemalis.
Дорогой: Passer montamis, Иссык-аты; Carpodacus rhodochlamys, Motacilla personata, Аксу; Haliaetos albicilla, Мерке; Cinelus asiaticus, С. leucogaster, там же в ущелье; Columba gelastes, запоздалая, Аулие-ата; Carduelie orientalis, Пишпек; Cerchneris tinminculus, Мерке; Tichodroma phoenicoptera, Чалдовар; все 14 - 20 ноября: 17 видов у подошвы Александровского хребта. 2 Cinelus  - в горах.}.
Упомяну здесь о весьма диковинном местонахождении барсука, который был добыт в чуйских камышах. Там пара была застрелена почти в упор, а найдены три, крепко спавшие вместе, на постели, или логове, из поломанного камыша и травы. Убиты были утром, часов в 9.
Была ли то зимняя спячка или просто крепкий сон зверей, утомленных ночными поисками пищи. По позднему времени года (8 ноября) и крепкому сну можно думать первое, по местонахождению - последнее, но по описанию добывшего охотника, Катанаева, логово было в роде медвежьей берлоги, с постелью, отчасти укрыто ломаным камышом; из камыша и травы сделано то, что медведь в лесу делает из валежника и мха.
Притом если бы барсуки тут остались в спячке, то зимой были бы занесены снегом, а пока сам камыш защищал их от ветра; под снегом же спячка была бы так же удобна, как в норе. Во всяком случае, замечательное уклонение от обыкновенного образа жизни барсука, этого коренного землекопа.
Или это спустившиеся на зиму с гор, где летом водятся и где в камне копать нельзя, так что пришлось бы зимовать в холодных зимой расселинах скал? Это всего вероятнее, потому что объясняет местонахождение сонных барсуков в камышёвой берлоге тем, что они и летом нор не рыли, по невозможности рыть их в твердом камне.
Зимуют барсуки если в норе, то в своей постоянной, где живут и летом; собственно же для зимней спячки особой норы не копают. Следовательно, привыкшие летом жить без норы, в готовых убежищах, и на зиму могут отыскивать такие же, но более теплые.
Выехавши 14 ноября из Токмака, я 27-го прибыл в Чимкент, а в начале декабря - в Ташкент, дополнивши по пути свои геологические наблюдения 1864 г. в придорожных местностях, почему и ехал не скоро.

Таблица перевода русских мер в метрические.

Русские меры

Метрические меры

   1 верста

   1,067 км

   1 сажень

   2,134 м

   1 аршин

   0,711 м = 71,20 см

   1 вершок

   4,445 см = 44,45 мм

   1 фут русский

   0,305 м = 30,48 см

   1 фут английский

   0,305 м = 30,48 см

   1 дюйм

   2,540 см = 25,4 мм

   1 миля английская

   1,609 км

   1 пуд

   16 кг

  

Источник: 
«Путешествие по Туркестанскому краю и исследование горной страны Тянь-Шаня». Совершены по поручению Императорского русского Географического Общества. Совершены доктором зоологии, членом Императорского Русского Географического Общества и других ученых обществ Н. Северцовым. С-Петербург. 1873 год.