Песенные туры казахских исполнителей конца XIX века.

«Я молод, как трава на склонах горных,
Мой дух богаче пастбищ приозерных,
Но Мади, сын Бапи,- один я в мире,
Нет брата, чтоб сберечь от мыслей черных»

Мади.

Шелковый путь  от Шымкента до Алматы.

1913 год. Один из многочисленных казахских аулов недалеко от Атбасара. В доме бедного скотовода сидел светлолицый, статный, лет тридцати, красивый джигит. На нем был сшитый по новому фасону камзол, на ногах - хромовые сапоги. Он тихо подыгрывал себе на домбре и задумчиво пел печальную песню:
О Каркаралы, горный край желанный,
В печаль закутан я, как ты в туманы.
В Сары-Арка я, как сайгак в пустыне,
Один живу, чужой и нежеланный.
Домбра глухо вторила песне. Горечь утраты, глубокая тоска слышались в ней. Люди, слушавшие певца, опустили головы, печальная песня разбередила сердце. Певец оглянулся вокруг и, как бы желая развеять грусть, встрепенулся, сильнее ударил по струнам, запел громче.
Неужто небосвод наш голубой
Навек закрыло тучей грозовой?
Ведь наша молодость подобна сабле,
Отточим саблю - и скорее в бой!
Припев песни прозвучал уже энергично, яростно, страстно, певец воодушевился, потом немного помолчал и опять пригорюнился. Песня умолкла. Певец прислонил домбру к сундуку. В доме тоже все молчали, никто не решился просить певца спеть еще, низко свесив головы, каждый думал о своем.
Это был знаменитый певец и композитор Мади, сосланный по приговору волостного Какабая в Атбасар. Хотя от Каркаралинска до Атбасара было не так уж и далеко, но композитору было тяжело вдали от своих родных мест.
Эта песня, названная впоследствии «Ушкара», навеяна тоской по родному краю. Редко кто не знает этой песни. Она полюбилась народу своей простотой, искренностью, глубиной чувств. Многие исполняют ее и на другие слова.
Мади родился в 1880 году (по другим источникам  в 1888 году) в ауле № 3, волости Эдирей,  Каркаралинского уезда Семипалатинской губернии. Детские годы его прошли возле горы Ушкара. Родом певец из Каракесека.
Предки Мади были известные в степи люди: Казыбек, прозванный зычноголосым, би Бекболат, Алшынбай. От Алшынбая родились Какабай, Бапау, Косык, Жаныгул, Бапи, Шапи. Мади - сын Бапи. Бапи жил бедно, и будущий композитор с детства воспитывался у родного брата отца - багача Какабая.
Какабай стремился сделать из своего племянника послушного слугу, своего рода надсмотрщика над батраками. Но Мади выказывал строптивый характер, и это раздражало Какабая. «Неблагодарный, вредный мальчишка», - все чаще думал он про себя.
Чтобы испытать его, Какабай поручил ему несколько опасных, нечестных   дел. Мади отказался   выполнять   приказания дяди-самодура. В той округе никто не осмеливался перечить Какабаю. «Строптивость» родственника пришлась ему не по душе, и Какабай решил мстить.
Зная, что волостной правитель Какабай - человек очень крутой и беспощадный, что он не терпит, чтобы ему не повиновались, Мади, однако, не особенно тревожился, считая, что родной дядя не может ему сделать зла.
Отношения между племянником и дядей-волостным резко ухудшились, и Мади ушел от Какабая, начал жить самостоятельной жизнью. «От одной кобылицы рождаются и пегие, и саврасые жеребята», - говорят казахи.
Так и от благородного Казыбека произошли и волостные правители, вроде Какабая, преклонявшиеся лишь перед грубой силой, скотом и «удачей», и остроумные, одаренные певцы, композиторы, люди честной, чуткой души, вроде Мади.
В народе Мади уважали и любили больше, чем его дядю-правителя. Мади увлекательно рассказывал, пел песни, играл на домбре, его появления с нетерпением ждали в аулах, и вскоре певец Мади затмил «славу» волостного правителя Какабая.
Этого Какабай не стерпел. Он срочно отправил «гордеца-племянника» в ссылку в Атбасар. (Некоторые утверждают, посадил его даже в тюрьму). В 1914 году Мади вернулся в Каркаралинск. По пути он «прихватил» из табуна известного феодала Чорманова двух коней-иноходцев.
Видимо, Мади решил, что «скот богача - скот врага». В его представлении угнать у баяугнетателя двух коней не противоречило ни мусульманскому шариату, ни царским законам. Мади приехал в Ушкару. Он мечтал немного отдохнуть в родном ауле.
Но здесь его постиг удар: пока он отсутствовал, Какабай спалил его зимовье. Жестокость Какабая потрясла молодого композитора. Собрав своих друзей, преданных ему джигитов, он угнал из табуна дяди жеребую кобылу и коня - плата за свой многолетний труд табунщика у Какабая.
Жену Казн он вызвал в Ушкару. Дома, среди родных и друзей, он провел несколько радостных безмятежных дней, но Какабай, узнав обо всем, обратился за помощью в уезд. Он понимал, что одному уже не справиться с Мади.
С помощью полиции и нескольких казаков он схватил Мади и отправил его в тюрьму далекого Казалинска (по другим сведениям - в Акмолинскую или в Каркаралинскую тюрьму). Уныло тянулись дни в тюрьме. Следствие долго не начинали.
Сижу в тюрьме, смотрю в окно на зори
И смерти жду, придет, наверно, вскоре...
Я с юных лет считался непокорным,
Рад Какабай, он выиграл в нашем споре.
Я здесь по воле дяди Какабая.
Он счел тюрьму вполне пристойным домом,  горько замечает певец, обвиняя в свой беде только Какабая. Для вольного степняка нет большего унижения, чем сидеть в тесной тюрьме. Мади сильно тоскует, ему больно, страшно, что его молодость проходит так бесследно, безрадостно; он старается крепиться, не упасть духом; он рвется на свободу. Здесь, в тюрьме, родилась непокорная, полная драматизма, силы духа знаменитая песня «Каракесек»:
Каракесек я, кто мне даст совет,
Полно врагов, друзей почти что, нет.
Валяюсь на холодных, голых нарах
Я, знавший изобилье с детских лет.
Быстрее ветра был мой Каракок,
На Кара-Откеле я баев жег,
Но сбила с ног отважного болезнь
И родственника нет, чтоб мне помог.
Нет казаха, который не знал бы об этой песне. Ее поют и шестилетний малыш, и шестидесятилетний старик. В этой песне слышится мощь человеческого духа. Гордая, бесстрашная, трагическая, она обошла весь мир.
И не нуждается она ни в каких комментариях. Мы лишь коротко отметим особенность ее конструкции, ее драматическую насыщенность, ясность, четкость, выразительность музыкальной формы. Даже звуковой рисунок песни - зачин в низком регистре с последующим нисходящим движением - редкое явление в казахском песенном творчестве.
Вдруг резко, страстно, победно мелодия взмывается ввысь, словно вырываясь из душного подземелья на свободу, достигает своей драматической кульминации и снова сдержанно, печально, даже скорбно «опускается» вниз.
Узник не сломлен, воля его крепка, но он закован в цепи, он бессилен разорвать их, и это его угнетает. Мади, воспитанный в старых казахских традициях, обращается к духам славных предков, взывает к помощи.
Сам Алшинбай отцу считался дедом,
Его великий разум многим ведом.
Он горд был, как вершины Алатау.
О прадед, посочувствуй горьким бедам
Сетует певец на свою жестокую судьбу. Он говорит о суровых тюремных порядках, о том_; что бесконечно, томительно тянутся дни, что ему не позволяют вдоволь поговорить с друзьями и родственниками, навещавшими его.
Сейчас я за решеткой обитаю,
И дни и ночи на бобах гадаю
|Да щурюсь сквозь окно, в ладонь размером,
На сердобольных родственников стаю.
Мощный голос певца слышен во всей тюрьме. Он поет то «Каракесек», то «Ушкара». Охранники, надзиратели не запрещают ему петь. А заключенные готовы слушать Мади без конца. Проходили дни, месяцы, а следствие все не начиналось.
Мади начал думать о побеге. Сильный, смелый джигит ночами роет под стеной проход и совершает побег. Это было в 1915 году. Между тем песни Мади - «Ушкара» и «Каракесек» - становятся популярными по всей степи.
О самом композиторе рассказывают легенды. Народ восхваляет автора «Каракесека», в его сознании он сродни батырам казахского эпоса. Опасаясь начальства, и особенно волостного правителя Какабая, Мади долгое время скрывается, не показывается в родных краях.
Много внимания уделяет он песням. Он радуется, что вырвался из тюрьмы, дышит вольным воздухом степи, наслаждается свободой. В это время родилась знаменитая песня «Ширкин-ай!». Она передает ликующее настроение композитора.
Лишь в конце, перед самым припевом, мелодия как бы слабеет, становится задумчивой, утихомиренной, спокойной. Некоторые исполнители начинают ее такими словами:
Мне трудно петь «Ширкин», мне горько с ней,
Но замолчать, начав,- еще трудней.
Первоначальные стихи, на наш взгляд, должны быть иными. Ликующее радостное начало песни, ее торжественность, а также светлый, успокоенный, мечтательный конец явно намекают на какой-то другой текст.
Скрываясь вдали от родного аула, Мади, однако, встречается со своими друзьями, которые рассказывают ему обо всем, что происходит у него на родине. Он узнает, что скоро должны быть перевыборы, что главным конкурентом Какабая стал Исламбек Жусупов. Мади пишет Исламбеку письмо в стихах, «подзуживает» его, желает ему победы на выборах.
Исламбек! Ты как тополь, что к небу стремится,
И спешат к тебе люди, как к дереву птицы.
Но скажи: если срубят зеленые ветки,
Разве птица на дереве станет гнездиться?
Исламбек узнал об отношениях между Какабаем и Мади и через друзей композитора посылал ему приветы. В ответ Мади написал письмо в стихах. На выборах Какабай потерпел поражение, волостным правителем был избран Исламбек, и в 1916 году Мади, наконец, возвращается домой. Исламбек не преследовал его, но Мади так и не суждено было жить спокойно. Новая беда постигает его.
В 1917 году новым волостным был назначен образованный джигит - некий Айкожа Темиржанов. У него были какие-то старые счеты с Мади, и новый волостной решает, что настало время отомстить. Он написал приговор, обвиняя Мади в конокрадстве, припомнил, что он убежал из тюрьмы, и вручил все эти документы выезжавшему в аулы приставу Ахметкали Аяганову.
Аяганов с шестью солдатами приехал в аул и арестовал Мади. Однако задерживаться в ауле не решился, так как знал о намерении друзей Мади освободить его. Аяганов заблаговременно отправил композитора в Каркаралинскую тюрьму.
В этой тюрьме и встретил Мади весть об Октябрьской революции. Он понимал, что настал час свободы. Мади не был ограниченным человеком, он многое видел, понимал. Впоследствии упорно занимался, самообразованием, изучал русский язык.
Он даже внешне был больше похож на образованного горожанина, чем на аульного казаха. В 1918 году Мади был освобожден. Он с радостью принимает Советскую власть, старается по мере возможности помочь ей.
В это время родилась еще одна широко популярная песня композитора, названная в народе «Мади». Это очень яркая, красочная, радостная песня. В ней чувствуются подъем, полет, ликование. Этой песней композитор, переживший много горя в недавнем прошлом, приветствовал зарю свободы, новую народную власть.
Но Мади не только сочувствовал Советской власти, он принимал самое активное участие в ее установлении. Он не мог стоять в стороне от жизни. В 1919 году Мади сражается с Колчаком. Он лично расстрелял несколько белобандитов из отряда Черепанова.
После изгнания «белых» из Каркаралинска Мади активно участвует в работе совдепа, становится агитатором за Советскую власть. Он пишет в различные учреждения Семипалатинской губернии, возмущаясь тем, что Айкожа Темиржанов и его приспешник Малаев, измывавшиеся в царское время над бесправным народом, ловко «перекрасились» в большевиков и снова занимают высокие посты в Каркаралинске.
Мади еще не знал тогда, что в губернских учреждениях также засело немало «перекрасившихся» врагов революции. Один из них пересылает письмо Мади снова в Каркаралинск, в то учреждение, в котором устроился Малаев.
Над жизнью Мади нависает опасность, враги решают его убить. Но им не удается схватить композитора: он в это время находился в отъезде. Темиржанов, Малаев и Шумаков, белобандит из отряда Черепанова, укрывшийся в Каркаралинске, лишились покоя; они понимали, что Мади может их разоблачить, и упорно преследовали его.
Мади же был убежден, что всюду теперь установилась Советская власть, и безбоязненно разъезжал по аулам. Он узнал, что по наветам затаившихся врагов невинно осуждены многие честные люди, которые томятся в Каркаралинской тюрьме.
Он собирается поехать к заключенным, поговорить с ними, объяснить, что им следует делать. Но что-то сдерживало его, какая-то смутная тревога охватила певца. В начале февраля 1921 года Мади приехал в Каркаралинск и ужаснулся, увидев, как один из работников учреждения читал его заявление, посланное когда-то в губернию.
Он решил посетить тюрьму, встретиться с невинно осужденными, но начальник тюрьмы арестовал Мади и передал его конвоиру Жасанову. Тот по пути в тюрьму выстрелом в затылок убил композитора.
Этому убийству была посвящена статья, напечатанная в выходившей в Семипалатинске газете «Казак тили» от 8 марта 1921 года (№ 123). Под статьей стоит подпись: «Товарищ убитого». Ниже эта статья приводится полностью.
«В 12 часов дня 1-го февраля этого года в городе Каркаралинске районным начальником пятого участка Жасановым был убит Мади Бапиев.  Мади было 41 год, от обеих жен детей не имел. Убийство совершено при следующих обстоятельствах.
В декабре прошлого года, когда в волости Эдирей началась двадцати процентная разверстка, Темиржанов с поддержки предволисполкома Малаева распределил тяготы продразверстки лишь среди одних бедняков.
О бывшем стражнике, ныне перерядившемся в коммуниста Малаеве, об его вредительских действиях, позорящих новую власть, Мади рассказывал в Каркаралинске, а потом написал заявление в губисполком и губкиротдел.
Мади, не надеясь на руководителей Каркаралинска, собирался поехать в Семипалатинск, но в это время по доносу крупных богачей Торанова и Темиржанова административным отделом Каркаралинска Малдыбаев был арестован и брошен в тюрьму.
Для выяснения этого дела и установления справедливости Мади отправился в Каркаралинск. Там он встретил женщину, которая познакомила его с двумя крупными административными работниками. К ним Мади и обратился за помощью.
Однако все старания Мади оказались безуспешными.  - Мое заявление в губисполком я увидел в руках одного служащего, - говорил накануне Мади своим друзьям. - Это меня очень беспокоит. Во времена Колчака бывший управитель Эдирейской волости Темиржанов состряпал подложные документы, будто я против власти, и я несколько месяцев просидел в тюрьме.
Теперь и при новой власти меня всюду преследует Малаев, и я снова в опасности. На другой день, 1-го февраля, получив от народного суда второго района разрешение, допуск к заключенным, Мади отправился в тюрьму.
С ним было четверо его друзей. Начальник тюрьмы не пропустил их к заключенным, более того, с ружьем в руках начал выгонять их и при этом трижды ударил Мади прикладом. Через некоторое время уже на улице начальник тюрьмы задержал Мади и привел его в уисполком.
О чем там говорили, нам неизвестно. Известно лишь, что начальник милиции Аклатигин трижды спрашивал, где находится Жасанов. Вскоре из уисполкома вывели арестованного Мади и погнали вместе с другими арестантами в сторону тюрьмы.
К группе арестантов примкнули на улице и какие-то казахи. Служащие исполкома выбежали на улицу и пригласили всех казахов зайти в здание, а Мади вместе с конвоиром Жасановым, отделив от других арестантов, отправили по другой улице.
Недалеко от тюрьмы Жасанов пристрелил Мади. Пуля вошла в затылок и вышла в лоб. Ясно, что это было преднамеренное, обдуманное убийство. Ясно, что это дело рук засевших в советских учреждениях врагов.
Бесстрашный Мади был одним из преданнейших народу людей. Пусть земля будет тебе пухом, дорогой товарищ! Да будут мужественными сердца твоих близких и родственников!» Этот документ проливает свет на неизвестные нам до последнего времени обстоятельства гибели композитора.
Теперь уже не вызывает сомнения, что Мади погиб от рук врагов народа. Убийство было организовано подонками, отщепенцами, белобандитами и врагами революции, укрывшимися под личиной коммунистов в советских учреждениях.
По рассказам жителя Капальского района Талды-Курганской области Есмагамбетова, Мади был убит не Жасановым, а лично Шумаковым, скрывавшимся белобандитом из бывшего отряда Черепанова.
Есмагамбетов утверждает, что жена Мади, Казн, вскоре после гибели мужа отправилась в Каркаралинск и убила Шумакова (многие современники Мади отрицают этот факт). К этому времени стало якобы известно, что Шумаков - бывший белобандит, и Кази даже не привлекли к суду.
Так оборвалась жизнь знаменитого певца, замечательного композитора, любимца трудового народа. Но песни Мади остались жить в народной памяти. Вольнолюбивые, торжественные, ликующие, они звучат и в наше время на сценах и по радио.
Его «Каракесек» стал основной арией Таргына в опере «Ер-Таргын». «Ширкин-ай!» и «Мади» вошли в оперу «Кыз-Жибек». А песню «Ушкара» поют и стар и млад. Ее грусть, светлая печаль волнуют каждого.
Жизнь Мади была сложной, бурной; многие факты его жизни должны быть запечатлены в архивах. Жизнь и творчество Мади ждут еще своего исследователя.

Перевод А. Жовтиса. Перевод А. Сендыка.

Источник:
Книга «Соловьи столетий». Ахмет Жубанов, Алма-Ата, 1967 год. 

Фотографии
Александра Петрова, из краеведческого музея Каркаралинска.