Познавательные природные экскурсии в горах Семиреченского Алатау.

«11 августа, переночевав на Аксуйском пикете и проехав ещё один перегон (23 версты) до пикета Карасуйского, я стал подниматься в гору на высокий отрог Семиреченского Алатау. Весь перевал этот, известный в то время под именем Гасфортова (так как он был устроен самим генерал-губернатором), находился между станциями Карасуйской и Арасанской, отстоящими одна от другой на двадцать семь вёрст»

Петр Семенов-Тян-Шанский.

Туристские маршруты Казахстана.

Алматы, или укрепление Верное, 18 сентября 1856 год.

Не имея еще ни времени, ни возможности составить какой бы то ни было отчет о результатах путешествий и занятий моих по поручению Общества, я спешу по крайней мере сообщить вам, хотя в коротком письме, где я был и что я делал в течение нынешнего лета, прося вас передать Обществу и г. Вице-Председателю из письма моего все, что вы найдете достаточно интересным.
По приезде моем в Сибирь, две страны, далеко отстоящие одна от другой, должны были преимущественно обратить на себя мое внимание, как по особенной их важности, так и по тому, что обе они должны войти непосредственно в два следующие тома моего перевода Риттеровой «Азии».
Это именно собственно Алтайский округ и юго-восточная часть нашей Киргизской степи, между Балкашем, Алатау и Иссык-Кулем: из них последняя войдет в состав II, а первая - III тома «Азии». В Алтае более всего привлекала меня самая высшая его горная группа Белуха и Катунские столбы, как особенно интересная для наблюдений по части физической географии, а в юго-восточном углу Киргизской степи - Заилийский край, и в особенности озеро Иссык-Куль, еще не тронутое никакими научными исследованиями и известное только из расспросных сведений, потому самое ревностное желание мое было в течение нынешнего лета или подняться на Белуху, или добраться до Иссык-Куля.
Оба предприятия были сопряжены с такими затруднениями и препятствиями, что я, конечно, мало надеялся на успешное исполнение того или другого. Уже во время проезда моего через Омск, по собранным сведениям, я мысленно почти отказался от второго предприятия, считая его совершенно неудобоисполним[ым], и мне осталось попытаться привести в исполнение только первое.
Я приехал в Барнаул во второй половине июня и только к концу этого месяца, при самом обязательном содействии г. начальника горного округа, получил возможность добраться до самого Алтая в Змеиногорске, в совершенной готовности к трудной поездке к Катунским столбам, долженствовавшей занять весь короткий летний сезон в Алтае, до начала первых холодов и снегов в горах, т. е. начала августа.
Остальную же осень я предположил употребить на путешествие в более теплых Киргизских степях. Но неожиданная болезнь, на три недели удержавшая меня в Змеиногорске, изменила весь план мой. По выздоровлении я был в силах продолжать путешествие свое только с 20 июля, употребив время болезни своей на приготовительное изучение материалов для землеведения Алтая, имеющихся в горном ведомстве.
На Белуху в конце июля было уже ехать поздно; притом, я и не мог достигнуть главной цели, меня туда призывавшей, - определения высоты самой высшей точки Алтая, а также высоты снежной линии и ледников, потому что барометр мой был испорчен.
Потому я ограничился только обзором всей западной окраины Алтая, посещением Ульбинской и Убинской долин и важнейших рудников и восхождением на один из высших белков ульбинской группы - Ивановский, близ Риддерска.
Затем, 1 августа, желая воспользоваться еще прекрасною осенью, более продолжительною на юге, я поспешил через Семипалатинск в Киргизскую степь, открытую мне просвещенным содействием и предписаниям г. генерал-губернатора Западной Сибири.
Я проехал медленно всю обширную и интересную страну от Семипалатинска до Копальского укрепления, останавливаясь везде, где только того требовали интересы науки землеведения. В двух местах мне удалось восходить на вершины высоких гор, близкие пределам вечного снега и уже покрытые вечно снежными пятнами; именно в цепи Каратау близ самого Копала и в цепи Аламак далеко за Копалом, близ реки Коксу, далее которой почти не простирались научные исследования наших последних ученых путешественников Ал. Шренка и Влангали.
Продолжая путь свой за Коксу, я переехал и через Или и попал в конце августа в Заилийский край, в укрепление Верное, или город Алматы, как его называют туземцы, - следовательно, в самое отдаленное русское поселение в Центральной Азии.
Город Алматы лежит приблизительно в одной широте с Пизой и Флоренцией, в верховьях системы реки Кескелена (на речке Алматинке), у подошвы величественного ряда исполинов снежного хребта Кунги-Тау, ограничивающего озеро Иссык-Куль с северной стороны.
После 300 верст пути от Копала через пустынные горы и широкие песчаные степи, приезд в Алматы, вечером 27 августа, произвел на меня магическое впечатление. В этот вечер отдаленный уголок России кипел жизнью. Длинные красивые свежеотстроенные деревянные казармы были ярко освещены радостными огнями в каждом окне.
Я выехал на обширную площадь, на которой ярко горевшие ряды плошек и шкаликов обрисовывали кадры еще не достроенных зданий, которые казались совершенно оконченными красивыми домами. Площадь была полна русским народом; иллюминованный вензель Императора занимал ее средину. 
Военные музыка и песни хороводов оживляли картину. Быстро созидающийся город Алматы праздновал день коронования своего Императора на отдаленной и самой малоизвестной границе России с такою же живою патриотическою радостью, с какою его празднуют в сердце России, в первопрестольном ее городе.
И все это происходило под безоблачным небом благословенного природою юга, посреди теплой полуденной ночи, освежаемой только легким ветром, разносившим из горных ущелий по атмосфере аромат спелых диких яблоков, которым город Алматы обязан своим названием.
Хребет Кунги-Тау, простирающийся от востока к западу приблизительно в параллели Кавказа (Эльбруса, то есть под 43° шир.), между Кескеленом и Тургенем, другим значительным, более восточным притоком Или, заходит далеко за пределы вечного снега и высотою своею, конечно, превосходит все более северные азиатские снежные хребты, т. е. Алатау, Тарбагатай и Алтай.
Треглавый исполин Талгарнын-Тау, поставленный совершенно посредине целого хребта, в верховьях Талгара, также притока Или, живописно одет ослепительною мантиею вечного снега и едва ли своею даже абсолютною высотою не поспорит с Монбланом.
Весь гребень гор между Кескеленом и Тургенем так высок, что в этом промежутке нет ни одного сколько-нибудь удобного горного прохода, который бы вел из Алматов к озеру Иссык-Кулю, отстоящему от города в прямой линии не более как на 60 верст.
Зато на обоих флангах своих хребет Кунги-Тау значительно понижается: на западе за Кескеленом, на востоке за Тургенем, и там-то найдены более или менее удобные горные проходы и пути, ведущие к озеру Иссык-Кулю. Только оттого и расстояние от Алматов до Иссык-Куля по западной дороге уже составляет верст 180, а по восточной около 250.
Мне предстояло попытаться дойти до Иссык-Куля только этими путями, на что я встретил в Алматах самое просвещенное и обязательное содействие со стороны местного начальства, в особенности от командующего казачьею бригадою и пристава Большой орды.
На западной стороне озера кочует враждебный еще нам род сарабагиш, или урман, дикокаменных, или черных киргизов, а по восточной - состоящий в русском подданстве род бeгу тех же киргизов. Потому выбор дороги был излишен. 
Только и бeгу, в кровавой распре с сара-багишами, откочевали от восточного берега Иссык-Куля, который к половине нынешнего лета остался пустынным и посещаемым только барантою, т. е. разбойничьими шайками урманов, нападающих на наших подданных племен бегу дикокаменной и атбан Большой орды.
Я решился, однако же, с легким конвоем 10 казаков проникнуть сколь возможно далеко по трудной дороге к Иссык-Кулю, через высокие горные проходы Асынь-Тау и Табульга-Су. Мне удалось благополучно перейти этими горными проходами через все параллельные кряжи, на которые распадается Кунги-Тау на своем восточном фланге, и по р. Туб спуститься до самых берегов бурного светло-голубого Иссык-Куля, которого солоноватые волны в этот день шумно набегали на свой восточный берег.
Здесь я определил температуру кипения воды гипсометром, а следовательно, гипсометрически и абсолютную высоту Иссык-Куля. Результата сообщить еще не могу, за неимением гипсометрических таблиц. Широкая долина реки Туб и параллельной с нею реки Джиргалак отделяет Кунги-Тау от ограничивающего с южной стороны озеро Иссык-Куль снежного исполинского Муссарта.
Если Кунги-Тау есть только боковая ветвь знаменитого Небесного хребта, или Т’янь-Шаня, то Муссарт есть непосредственное и непрерывное его продолжение, носящее в китайских пределах название Т’янь-Шаня (Тhian-Shan), в высшей своей группе Богдо-Ола, а в более западном, внекитайском своем продолжении - Мустага, Муссарта, Киргизынь-Алатау. 
Я находился следовательно, у подошвы Т’янь-Шаня, которого вершины, одетые широким вечно белым покровом, показались мне колоссальнее Монблана и Монтерозы. Я не дошел только на один день пути (50 верст) до горного прохода Зауки, или Джауки, ведущего в теплую Кашгарию и Малую Бухарию, к китайским городам Турпану (Уш-Турпану) и Аксу, знаменитым своими фруктами: виноградом и гранатами.
Через этот, удобный, при всей колоссальной высоте своей, горный проход может проложить себе путь русская торговля в сердце Азии - богатые и цветущие торговые города Кашгар и Яркан. От Турпана я находился при устье Туба в 200 верстах, т. е. ближе, чем от Алматов.
Не менее счастливо удалось мне и возвратиться в Алматы, уже другою, более кружною дорогою, через невысокий горный проход Санташ. Ни баранты, ни тигров мы не встретили; а волки и медведи нам не могли быть опасны. 16 сентября возвратился я в Алматы после 14 -дневного странствования, сделав 500 верст, днем почти не сходя с коня, а ночь проводя под легкою защитой парусинной палатки.
Теперь отдохну два или три дня и отправлюсь по западной дороге на реку Чу, за которою, в 6 верстах, лежат враждебные нам коканские укрепления Токмак и Пишпек. Это новое путешествие дополнит мои исследования о пластическом и геогностическом строении хребта Кунги-Тау, в котором, несмотря на мои ожидания, я не видел и следа каких бы то ни было вулканических пород и весь хребет нашел состоящим из сиенита, гранита, диорита и порфира.
По возвращении с Чу, тронусь в обратный путь к Семипалатинску; но на дороге мне еще предстоит довольно дела, так как я не хочу упустить ни одного случая видеть и в стороне от дороги все, что может быть только интересно и важно для землеведения, этнографии и геологии Азии, начиная от обнажений горных пород с окаменелостями до исторических надписей и памятников.
Только в половине октября я надеюсь быть в Семипалатинске, где должен посвятить несколько дней на собрание сведений о нашей торговле с Китаем.

Источник:
Г. Н. Геннади. Письмо действительного члена Общества П. П. Семенова о путешествии его в Киргизской степи Сибирского ведомства. Вестник Императорского Русского географического общества. Ч. 18. 1856 г.
https://rus-turk.livejournal.com/697738.html