Путешествие зоолога Николая Северцева.

«В ту же зиму, в январе, я посетил и проехал остров между Джаман-дарьёй и Кара-узяком, а открытие весны встретил в Кара-куме, где наблюдал пролёт птиц, затем прошёл от Казалинска вверх по Сыру левым берегом Джаман-дарьи и, переправившись почти вплавь через Куван-дарью, 16 апреля вернулся в форт Перовский, откуда 20-го опять выступил вверх по Сыру»

Н. Северцов. «Путешествие по Туркестанскому краю и исследование горной страны Тянь-Шаня». 1873 год.

Предисловие автора.  

Путешествие по горам Тянь-Шаня.

Считаю не лишними несколько слов о плане и программе настоящего труда, обнимающего (в полном своем составе) большую часть моих 11-летних исследований в арало-каспийских степях и на Тянь-шане, по разным отраслям естествознания.
Первая часть этого труда перед читателем, и относительно её нужно только объяснить несоразмерность между кратким отчётом о трёх путешествиях, не составляющим и трети этой части, и подробным рассказом об одной 6-недельной поездке: объясняется же это тем, что если бы все путешествия были рассказаны с такой же подробностью, как поездка на тяньшанские сырты, то вышла бы многотомная беспорядочная куча сырого научного материала, все-таки требующая систематической обработки, при которой было бы неизбежно повторение в более правильном порядке наблюдений, уже раз изложенных в рассказе о моих путешествиях. 
Потому я здесь вообще и ограничился краткими указаниями хода и научных результатов моих среднеазиатских поездок, отлагая более подробное изложение своих наблюдений до их систематической научной обработки, которая явится в следующих частях настоящего труда.
Подробное же описание одной из моих многих экскурсий помещено здесь для того, чтобы дать читателю понятие и о сыром материале, собранном мной на месте и послужившем для только что упомянутой обработки.
Это не бесполезно для критической оценки научных выводов, которые я потом представлю, например, относительно орографического и геогностического строения Тяньшанской системы; не лишне тоже, чтобы по возможности передать читателю непосредственное впечатление, цельный образ тяньшанской природы.
Чтобы достигнуть этого при обработке для печати своего походного дневника, я отчасти дополнил его и сведениями о пройденных местностях, полученными уже впоследствии, но такие сведения везде отличены (указанием их источника) от собственных наблюдений.
Для той же цели вставлены кое-где в дневнике и некоторые более общие орографические и геогностические соображения... но довольно объяснений о том, что уже перед глазами читателя. Вторая часть настоящего труда, которая будет печататься в течение нынешнего 1873 года, содержит материалы для физической географии Туркестанского края и вообще Высокой Азии; в эту часть входят:
A. Гипсометрия и орография.
1. Список высот, измеренных в горных системах, отчасти принадлежащих к Туркестанскому краю: Тяньшанской и Памиро-тибетской. На основании этого списка составлены мной прилагаемые к этой части моего труда гипсометрические карты:
1) всей внутренней Азии между 27° и 48° северной широты, 61°--58° и 89 - 91° восточной долготы от Парижа и
2) в большом масштабе одного Туркестанского края.
2. Исторический очерк новейших путешествий в Высокую Азию, совершенно изменяющих еще недавние и до сих пор общепринятые понятия о её рельефе и орографическом строении. Тут же указаны и источники, которыми я в настоящем труде дополнял собственные наблюдения.
3. Орографическое расчленение Высокой Азии на горные системы, согласно собранным этими путешествиями сведениям, с пояснительной запиской к её гипсометрической карте, уже упомянутой.
4. Более подробное описание орографического строения собственно Тяньшанской системы.
Б. Гидрографические заметки:
1. Обозрение речных систем; общий характер и особенности рек Туркестанского края.
2. Отношение водоразделов к горным хребтам.
3. Изменения русла и протоков в низовьях Сыра; наблюдения над продолжающимся усыханием Аральского моря; применения этих наблюдений к вопросу о прежнем течении Аму в Каспийское море.
B. Материалы для климатологии и ботанической географии Туркестанскогокрая.
1. Метеорологические наблюдения в Перовске, Азрете, Чимкенте, Ходженте.
2. Заметки о различиях климата на разных высотах: характеристика времен года, вертикальные различия в продолжительности и свойствах лета и зимы; пояс горных дождей; снежная линия, разнообразие её высоты в разных частях Тянь-шаня и условия, производящие это разнообразие; времена накопления и убыли вечных и ежегодно тающих снегов; колебания в обширности тяньшанских ледников по наблюдениям на Мусарте, китайским и Полторацкого, Каульбарса и Шепелева; климатические условия этих колебаний.
3. Пояснительная записка к карте распространения разных деревьев и ку
льтурных растений в Туркестанском крае; физические условия этого распространения.

Материалы для геологии Туркестанского края, с геологическими картами и профилями.

А. Более древние формации, рудные и каменноугольные местонахождения.
1. Геологические разрезы.
2. Кристаллические и метаморфические породы; рудные местонахождения.
3. Осадочные породы, до третичной включительно; их рудные жилы и прииски каменного угля.
4. Отношения напластования пород; материалы для исторического-очерка образования теперешнего тяньшанского рельефа.
Б. Наблюдения следов ледникового периода в Тяньшанской системе; значение их для объяснения общих физических условий ледникового периода.
1. Список и описания найденных мной на Тянь-шане следов древних ледников, сравнение их с альпийскими.
2. Следы бывшего послетретичного моря в киргизской степи.
3. Связь между бывшим распространением тяньшанских ледников и бывшим киргизским морем; объяснение ледникового периода последовательными изменениями в распределении материков и морей на земной поверхности.
4. Влияние ледникового периода на географическое распространение среднеазиатских животных и растений.
Общее заключение: естественные производительные средства Туркестанского края; их промышленное и торговое значение; возможность их развития. Не могу поручиться, чтобы весь этот труд был бы кончен печатанием в течение нынешнего или даже будущего года, так как мне предстоит ещё поездка в Туркестанский край для некоторых дополнительных исследований; но орографический отдел, в рукописи почти готовый, во всяком случае отпечатается в нынешнем году и составит довольно объёмистый первый выпуск второй части; карты к нему уже отлитографированы.
Остальные части будут высылаться в печать и из Туркестанского края, по мере их окончания; впрочем, поездка предвидится не долгая, а между тем далеко не бесполезная для дополнения и усовершенствования настоящего труда.

Н. Северцов.  

Часть первая.

Общие отчеты о путешествиях 1857 - 1868 г.г.

Экспедиция 1857 - 1858 годов на низовья Сыр-Дарьи.

Задача и начало экспедиции. Восточный берег Аральского моря, следы усыхания. Поход по Джаны-дарье. Зимние и весенние наблюдения на нижнем Сыре и в Кара-куме. Экскурсия на Дарьялык и в Голодную степь. Обратный путь по Сыру, возвращение в Оренбург. Результаты экспедиции.  

Первое моё знакомство с нынешним Туркестанским краем было в экспедицию, снаряжённую Академией наук преимущественно для исследований ботанической и зоологической географии и более специально для изучения влияния крайне континентального климата на растительную и животную жизнь (Ботанические работы были поручены И. Г. Борщову, зоологические и общее распоряжение экскурсиями - мне; на Сыр-дарье мы в лето 1858 г. экскурсировали отдельно.)
Июнь и июль 1857 г. были употреблены на снаряжение экспедиции в Оренбурге [ныне Чкалов], так как нужно было обеспечить беспрепятственность ее исследований в степи при тогдашних киргизских смутах, вызванных бунтом Исета Кутебарова.
Затем, вместо прямого движения к Сыру, мы с 1 августа до второй половины октября осмотрели степи у Илека и Эмбы почти до устья последней, Мугоджары, северный Усть-урт и прибрежные с севера степи у Аральского моря; на низовьях же Сыра вышли не ранее 18 октября у оз. Камышлы-баш и занялись их изучением, а также восточным прибрежьем Аральского моря до поздней осени следующего 1858 г.
По возвращении И. Г. Борщов напечатал свои ботанические труды в изданиях Академии наук; что же касается меня, то обработка собранного за эту поездку материала привела меня к заключению, что мои исследования за эту экспедицию могут быть только довольно успешным началом дальнейших работ для изучения на месте среднеазиатской природы.
За эти работы я, при первой возможности, и принялся, отложив пока печатание моих первых сырдарьинских исследований, теперь примкнувших к более обширному изучению Туркестанского края; причём, как я ожидал еще в 1858 г., наблюдения в горной области истоков Сыра объяснили мне многие особенности природы низовьев этой реки сравнительно с прочими осмотренными мной {В Киргизской степи и потом, в 1860--1862 гг., вдоль р. Урала до устья, а также у Нижней Волги} частями Арало-Каспийской низменности.
Поэтому и зоологические материалы моего первого сырдарьинского путешествия кратко обработаны в печатающейся теперь фауне туркестанских позвоночных, а прочие наблюдения войдут в соответствующие части настоящего труда. Здесь я ограничусь указанием экскурсий, сделанных мной у низовьев Сыра.
Прибывши 18 октября на оз. Камышлы-баш и 20-го в Казалинск (тогда форт No 1), мы с Борщовым и сопровождавшим нас топографом А. Е. Алексеевым остались там до 5 ноября, снаряжаясь для дальнейшего похода к югу и ожидая возможности переправы через Сыр по льду.
Река стала 27 октября, но только 2 ноября могла поднять верблюдов; последние были собраны 3-го, а на следующий день, при начавшейся оттепели, переправлены; 5-го утром переправились и мы, а вечером река опять вскрылась, разломав лёд.
Осмотрев 7-го развалины Джанкента, мы 8-го перешли сухое русло Куван-дарьи, где Алексеев начал съёмку нашего пути, и 9-го вышли на восточный берег Аральского моря, где меня поразили признаки его продолжающегося усыхания, например, еще свежие, не потерявшие цвета нынешние морские раковины в прибрежных песках и живые - во встречающихся между ними солёных озёрах.
Съёмка показала также, что многие прибрежные острова, нанесённые в 1847 г. на карту Бутаковым, в 10 лет успели соединиться с берегом без занесения песком отделявших их прежде проливов. Пройдя берегом несколько более 100 вёрст, мы 15-го углубились в степь вёрст на 20 и направились прямо к югу, к сухому руслу Джаны-дарьи.
Таким образом, постепенно удаляясь от моря, мы проследили его геологически последние осадки, составляющие резко обозначенную ботаническую область многочисленных, большей частью вновь открытых Борщовым видов Calligonum; верстах в 15 от моря начинается смесь их с саксаульниками и самая богатая флора оригинальных степных лесов.
Тут всего обильнее и редкая южнокиргизская птица Podoces Panderi, переходящая, впрочем, и в следующую ботаническую полосу, где саксаульники уже вытесняют Calligonum. Я проследил Podoces по Джаны-дарье до его восточной границы в этой местности, в 30 верстах от Сыра.
На сухое русло Джаны мы вышли 20 ноября у бывшей плотины Кум-бугут; шли малыми переходами, как и прежде, и только 26-го нашли в русле текущую воду, едва доходившую до задерживавшей её плотины Исен-тюбя, верстах в 100 выше Кум-бугута; но уже вёрст 10 выше течение было быстрое; 28-го мы пересекли бухарскую караванную дорогу, и тут Джаны-дарья уже порядочная река.
Мы отошли от неё у Ак-кыра, почти прямо к югу от Ходжаниаза, где, верстах в 150 от форта Перовский [Кзыл-орда], кончалась ведённая оттуда в 1856 г. съёмка реки, и 1 декабря направились к покинутому хивинцами укреплению Ходжаниаз в разливах Куван-дарьи.
Тут Борщов поехал прямо в форт Перовский, а я ещё искрестил в разных направлениях сообщающиеся разливы Куван-дарьи и Джаны-дарьи и 12 декабря прибыл также в форт Перовский с весьма удовлетворительным зоологическим сбором и порядочным запасом наблюдений оседлых и зимующих птиц.
Географические же результаты этой поездки и последовавших за ней будут помещены далее, во II части настоящего труда, при общем обзоре продолжающихся изменений низовьев Сыр-дарьи и аральских берегов {Собственно же Джаны-дарья, в дельте Сыра, мне кажется, представляет большую аналогию со старым руслом, идущим от Аму-дарьи к Каспийскому морю; думаю также, что она есть и загадочная средневековая Кызыл-дарья, которая в прошлом веке, возобновивши течение после нескольких веков сухого русла, получила имя Новой Реки - буквальный смысл слова Джаны-дарья.}. 
Прибыв в форт Перовский, я поручил препараторам экспедиции производить постоянный зоологический сбор, который продолжался на том же месте до сентября следующего года и доставил особенно богатую коллекцию птиц и менее полные, но довольно любопытные, зверей, пресмыкающихся и рыб {Все коллекции этой экспедиции сданы в Академию наук.}.
Во всех классах сухопутных животных, особенно между зверями и птицами, нашлись формы, не свойственные прочим частям арало-каспийской низины; и, за весьма немногими исключениями {Sorex pulchellus, Podoces panderi, Vanellus leucuras.}, почти все эти формы потом оказались спустившимися с Западного Тянь-шаня и только отчасти изменившимися в низменной степи {Так, горный Meriones montanus есть средняя форма между дарвинскими М. tamarinicus и М. opimus и, вероятно, коренная форма обоих дарьинских видов; то же для многих птиц.}.
В ту же зиму, в январе, я посетил и проехал остров между Джаман-дарьёй и Кара-узяком, а открытие весны встретил в Кара-куме, где наблюдал пролёт птиц, затем прошёл от Казалинска вверх по Сыру левым берегом Джаман-дарьи и, переправившись почти вплавь через Куван-дарью, 16 апреля вернулся в форт Перовский, откуда 20-го опять выступил вверх по Сыру.
В эту экскурсию я уже 26-го был кокандской партией захвачен на охоте и, защищаясь, порядочно изранен, а затем увезён пленником в г. Туркестан), причём впервые ознакомился с южными предгорьями Кара-тау в самых неблагоприятных для наблюдений условиях.
Освобождённый благодаря энергическому настоянию генерала Данзаса, тогдашнего начальника сырдарьинской линии, которого я нашёл средства уведомить о себе через кокандское же пограничное начальство, я 25 мая был отпущен из плена, а 30-го прибыл в форт Перовский с незажившими ещё ранами.
И тут я должен поблагодарить бывшего со мной старшим препаратором И. Гурьянова, который весьма успешно во время моего плена продолжал сбор коллекций. Вернувшись, я к этому прибавил метеорологические наблюдения, особенно психрометрические для пополнения и поверки производившихся уже в форте.
Журнал последних я имею за полный год и, по сличении со своими, считаю их достоверными. Около половины июля я был в состоянии опять понемногу ходить на охоту, а с 1 августа принялся за экскурсии, начиная с небольших: 1 - 4-го на баркасе вверх по Сыру и Кувану; 7 - 10-го верхом к новому протоку Сыра-Хан-узюк, идущему параллельно главной реке к Джаны-дарье.
Затем 13 - 20 августа была сделана более значительная экскурсия в Голодную степь (Бетпак-дала), на чинки, т. е. плоские возвышенности с обрывистыми краями к северу от Сыра у солёных озёр Куль-туз и Арыс-туз. Искали в них пластов известняка для постройки форта, но не нашли, а нашли загадочную краснопесчаниковую формацию, залегание которой выяснилось мне только впоследствии -- на Тянь-Шане, где она покрывает каменноугольные пласты и сопровождающие их породы, приподнята в предгорьях, а местами проникает и внутрь нагорья.
В эту же экскурсию я нашёл следы течения от Балхаша к Аральскому морю, до того ясные, что по ним и пространство между разливами Кара-узяка и ближайшим к ним чинком зовётся Дарьялык -- область реки. Но действительно речного русла нет и подобия, следы же течения заключаются в весьма низких грядках слоистого иловатого песка с хрящем и мелкой галькой, симметрично расположенных на ровной глинистой пустыне низкими дугообразными валами, выпуклостью к западу.
Для исследования туркестанских послетретичных формаций и способа их образования эти дарьялыкские грядки мне кажутся такими же поучительными, как северные озы (Asar) для формаций того же периода в Скандинавии и северной России.
Вернувшись в форт Перовский, я стал готовиться к обратному пути, для которого выбрал отчасти новую дорогу, чтобы дополнить изучение низовьев Сыра и восточноаральского прибрежья. Выступивши 1 сентября, мы направились правым берегом Сыра по Дарьялыкской окраине разливов Кара-узяка; 6-го дошли до форта No 2, у слияния Кара-узяка с Джаман-дарьёй; 7-го отправились далее по осмотренной уже дороге до Казалы, где смена верблюдов задержала меня с 13 го до 20-го.
Затем я направился правым берегом Сыра, огибая все его разливы, прошёл к упраздненному Раимскому укреплению обошёл кругом оз. Камышлы-баш и проследил, таким образом, берег Сыра до самого устья; около последнего оказались ясные следы усыхания Аральского моря.
Нанесённые в 1847 г. на береговую съёмку Бутакова мелководные проливы, разделявшие о-ва Кукуш от материка и между собой, я нашёл обращенными в небольшие, мелкие же заливы; на высохших же частях лежали морские раковины, преимущественно Cardium, не занесённые речным илом; острова соединялись с материком, а глубина на баре, как оказалось при плаваниях этого и следующего годов, с 1847 г. не изменилась; значит, при понижении морского уровня, река прорыла себе русло глубже.
С устья Сыра я пошёл берегом залива Сары-чаганак, чтобы ещё осмотреть следы усыхания, и нашёл весьма резкие: все береговые бухты убавились и изменили очертание с 1847 г., а у северо-восточного конца Сары-чаганака, у урочища Ак-джулпас, я нашёл даже резкую перемену за один год.
Так, в октябре 1857 г. я там видел ряд солёных лиманов, которые тянулись (вёрст на 7), сообщаясь небольшими мелководными проливами) между собой и с морем, а в октябре 1858 г. проливы были сухи, уменьшенные лиманы отделены от моря (В 1865 и 1866 г.г. я их нашёл совершенно сухими.). 
В эту же поездку, а также и прежде, в марте того же года, я наблюдал и процесс постепенного разрушения морских раковин, во множестве остающихся на усыхающих частях аральского дна. При всех этих наблюдениях и разъездах в сторону от дороги, причём я внимательно следил также за пролётом птиц и порядочно их собрал,- поход был медленный.
Почти три дня 26 - 28 сентября были проведены у устьев Сыра, и только 4 октября я вышел на Ак-джул-пас. Оттуда я отправил транспорт обыкновенной орской дорогой, а сам поехал через Кара-кум к северо-востоку, к оз. Челкар-тенгиз и низовьям Иргиза и Тургая, и 17 октября окончил экспедиционные поездки прибытием в Уральское укрепление (Иргиз) на реке Иргизе, откуда отправился в Оренбург на почтовых по только что открытому тогда орско-казалинскому тракту.
Главные результаты моих работ в эту экспедицию были зоологические и особенно орнитологические. Для физической же географии - наблюдения следов усыхания Аральского моря, его бывшего сообщения с Балхашем, изменений протоков нижнего Сыра, образование степных солонцов.
Наблюдения, конечно, не достигли подробности исследований Н. Я. Данилевского у Азовского моря, так как моё внимание постоянно отвлекалось местной фауной позвоночных, но дали возможность по нанесённым на топографическую карту солонцам, солёным грязям, чинкам и пескам солонцеватой степи восстановить очертания бывшего Арало-Каспийского моря в разные периоды его постепенного осушения до настоящих раздельных водоёмов Каспийского, Аральского, Балхашского, Алакульского и еще многих солёных озёр степи, как, например, Чалкар-тенгиз.
Такое восстановление очертаний прежнего моря весьма существенно для объяснения найденных мной впоследствии на Тянь-Шане следов ледникового периода. Этим, а также и фаунистическими наблюдениями моё первое путешествие на Сыр тесно связывается в своих научных результатах с последующими поездками на Тянь-шань, куда я еще с Сыр-дарьи, зимой 1857 - 1858 г.г., уже желал проникнуть.  

Источник:
«Путешествие по Туркестанскому краю и исследование горной страны Тянь-Шаня». Совершены по поручению Императорского русского Географического Общества. Совершены доктором зоологии, членом Императорского Русского Географического Общества и других ученых обществ Н. Северцовым. С-Петербург. 1873 год.