Тур по маршруту Бутакова по Малому Аралу.

«А от Хвалинского моря, - говорилось в ней, - до Синего моря на летний, на солнечный восход прямо 250 верст. А в Синем море вода солона»

Туры на Аральское море.

С недавних пор взоры цивилизованного человечества прикованы к Аралу - единственному на Земном шаре морю, которое было впервые нанесено на географические карты в 1849 году, а теперь, полтора века спусти, может вообще исчезнуть с лица Земли.
С запада крутыми уступами обрывается в море возвышенное пустынное плато Устюрт. С севера к берегам Аральского моря подступают пески Большие Барсуки, Малые Барсуки и Приаральские Каракумы, с востока - пески Кызылкум.
К югу от Аральского моря расположена крупнейшая в СНГ пустыня Каракум. солнца кажется безжизненной эта пустынная земля. Но пустыни Средней Азии живут вместе со всей страной большой, плодотворной жизнью.
На пастбищах выпасаются огромные колхозные стада овец, стада верблюжьего молодняка, осваиваются природные богатства, таящиеся в недрах пустынь, прокладываются новые железнодорожные пути и трассы оросительных каналов.
Полнокровной жизнью живет и окруженное песками Аральское море. Синие просторы его бороздят грузовые и пассажирские пароходы и теплоходы, буксиры с караванами барж, юркие катера и неторопливые рыболовецкие суда.
Аральское море было одно из величайших солоновато-водных озер мира. Оно расположено на границе Казахстана и Каракалпакстана, входящей в состав Узбекистана, и является внутренним морем СНГ.
Площадь его больше площади Азовского моря и вместе с островами равна 66 458 кв. км. Море протянулось с северо-востока на юго-запад на 428 км, ширина его доходит до 284 км. С юга и северо-востока в Аральское море несут свои воды две громадные реки - Аму-Дарья и Сыр-Дарья. Аральское море капризно.
Господствующие течения заставляют воды моря совершать непрерывный круговорот по ходу часовой стрелки. Частые северные ветры быстро разводят волны, не менее грозные, чем на Балтийском или Азовском морях.
Восточная часть Аральского моря изобилует множеством опасных для плавания судов мелей и островков. Внимательно вглядывается капитан каждого судна в морскую даль. Часто склоняется он над разложенной на штурманском столике навигационной картой Аральского моря, определяя местоположение своего судна в море и проверяя безопасность выбранного курса.
Немыслимо плавание по Аральскому морю без такой карты. Под нижней рамкой карты Аральского моря, изданной Гидрографическим управлением советских военно-морских сил, справа некрупным, но четким шрифтом напечатано: «Составлена по карте Бутакова 1850 года».
Кто же этот человек, чей бессмертный труд по прошествии целого столетия со времени его опубликования служит целям и задачам сегодняшнего дня? Много времени посвящал в этот период Бутаков изучению истории и естественных наук.
И мысли его все чаще и чаще обращались к белому пятну на карте Средней Азии - к неизведанному Аральскому морю. Долгое время европейцы ничего не знали о существовании среди песков азиатских пустынь обширного, солоновато-водного моря.
Ни один из таких античных авторов, как Геродот, Полибий, Плиний, Птолемей, описывая страны, расположенные к востоку от Каспийского моря, ни прямо, ни косвенно не упомянул об Аральском море. Некоторые указания на существование Аральского моря были найдены в китайских летописях. Чжан Цянь, отправленный китайским правительством в 138 году до н. э. в Среднюю Азию в качестве посла, писал о «большом озере, которое не имеет высоких берегов.
Это есть Северное море». В 97 году до н. э. до «Северного моря» доходил китайский полководец Бань Чао. Китайский военачальник Ду Хуань, взятый в плен арабами в битве при Таласе в 751 году, сообщал, что «реки, текущие к северу от гор Лин (т. е. от Тянь-Шаня), все текут через области тюрков и впадают в Северное море». Позднее упоминания об Аральском море встречаются в трудах самого раннего из арабских географов Ибн-Хор-дадбеха, писавшего около 847 года о том, что Аму-Дарья впадает в Аральское море, названное им Куддерским озером. В последующем арабские географы называли Аральское море Хорезмским озером. На карте Птолемея, составленной еще во II веке н. э., но изданной в 1490 году, Аму-Дарья и Сыр-Дарья были показаны впадающими в Каспийское море, а Аральского моря не было вовсе. Подобным образом эта часть Средней Азии изображалась на западноевропейских картах вплоть до конца XVII века. Русские знали о существовании Аральского моря очень давно - с тех пор, как караваны русских торговых людей стали проникать в район Каспийского моря и обмениваться товарами с восточными народами. В 1552 году Иван Грозный велел «землю промерить и чертеж государства сделать». При Борисе Годунове этот чертеж был дополнен, и в 1627 году было составлено описание его - «Книга, глаголемая Большой Чертеж». За темноголубой, почти синий цвет воды Аральское море получило в «Книге» название Синего моря. В 1715 году Петром I была направлена на восточное побережье Каспийского моря экспедиция Бековича-Черкасского, в результате работ которой было выяснено, что Аму-Дарья впадает в Аральское море. В собственноручном указе Петра I, врученном в феврале 1716 года Бековичу-Черкасскому, направляемому во вторую экспедицию для осмотра Аму-Дарьи, море, в которое впадает эта река, впервые было названо Аральским. Арал на тюркских языках означает остров. Отсюда «Аральское море», т. е. море, представляющее собой как бы синий остров среди безбрежной песчаной пустыни. Первые топографические сведения о северных берегах Аральского моря были получены русскими в первой трети XVIII века. В 1731 году один из наиболее дальновидных казахских ханов - хан Младшего жуза, кочевавшего от реки Урал до Сыр-Дарьи, Абулхаир - обратился к русскому правительству с просьбой о принятии его вместе с казахским народом в подданство России. Просьба эта была удовлетворена, и в связи с этим к Абулхаиру было направлено посольство, в состав которого входили два офицера-геодезиста. Северные берега стали более достоверно изображаться на географических картах, остальная же часть моря по-прежнему наносилась исключительно по расспросным данным. Присоединение Казахстана к России, начатое в первой трети XVIII века, имело глубоко прогрессивное значение, определив дальнейшую историческую судьбу казахского народа. С присоединением к России казахи вошли в круг более высокой культуры, получив также возможность тесного экономического общения с русским народом. В 1741 году геодезист Иван Муравин на основании маршрутных топографических съемок составил карту пути от Оренбурга, основанного на реке Орь на месте современного Орска, до Хивы, на которой было изображено восточное побережье Аральского моря и впадающие в него реки, в том числе Сыр-Дарья. Вторая половина XVIII века не дала каких-либо новых сведений об Аральском море. Лишь в 1825 году топографическая экспедиция полковника Ф. Берга посетила западный берег моря. В 1840 - 1847 г.г. производились частные топографические съемки и астрономические определения отдельных участков побережья Аральского моря. Таким образом, до 1848 года Аральское море изображалось на картах по материалам рекогносцировок, отдельных маршрутных и инструментальных топографических съемок, а также по собранным среди местных жителей расспросным данным. Однако отдельные съемки не были замкнуты между собой и выполнялись разновременно, тогда как очертания Аральского моря, подверженного значительным систематическим колебаниям уровня, претерпевали в эти промежутки времени большие изменения. Попрежнему оставалась неизвестной гидрографи Аральского моря, а многочисленные его острова не были положены на карту. В начале 1848 года, в результате энергичного ходатайства главного командира кронштадтского порта адмирала Ф. Ф. Беллинсгаузена, лейтенант Бутаков был назначен начальником экспедиции для съемки и промера далекого Аральского моря. Экспедиция была организована Военным министерством и с прибытием на Аральское море поступала в подчинение начальника Оренбургского края. Морское ведомство только лишь обеспечивало экспедицию необходимым личным составом. Многим это назначение казалось новой опалой, причем подобные предположения не были лишены основания. В связи с этим назначением Алексея Ивановича брат его Дмитрий писал Григорию Бутакову, что, по мнению многих офицеров, «он бы больше мог выиграть, если бы не пускался в эту экспедицию, что это был риск; может быть можно будет выиграть, а тоже можно и проиграть. К тому же, когда его самого нет близко, то об нем могут и позабыть. Не знаю хорошенько, правда ли это; да вдобавок я слышал, что он был очень неосторожен в разговорах про князя (Меншикова. - В. Д.) и раз за обедом у Малевинских он при многих посторонних ругал князя довольно громко». Подписывая приказ о назначении лейтенанта Бутакова в среднеазиатскую глушь, за тысячи километров от Петербурга, Меншиков избавлялся от беспокойного для него офицера, смело заявлявшего о вопиющих злоупотреблениях, бичевавшего бюрократизм и не боявшегося выступать с резкой критикой даже по адресу самого начальника Главного морского штаба. Но, к удивлению многих, выяснилось, что Алексей Бутаков не только не огорчен, а чрезвычайно обрадован подобным назначением. Перед ним открывалось широкое поле для всесторонней научной деятельности. Ведь ему предстояло стереть обширное белое пятно на географической карте необъятной России!  Изучение и освоение Аральского моря и крупнейших рек Средней Азии Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи явилось главным делом всей жизни Алексея Ивановича Бутакова, принесшим ему заслуженное мировое признание и выдвинувшим русского морского офицера в первые ряды выдающихся исследователей и ученых. 5 марта 1848 года Бутаков с командой из восемнадцати моряков прибыл в Оренбург и немедленно приступил к постройке парусной плоскодонной шхуны. Шхуна должна была иметь осадку без груза 1,2 м, длина ее немного превышала 14 м. Уже к 28 апреля шхуна «Константин» была полностью готова. 11 мая Бутаков с флотской командой и со шхуной, разобранной и разложенной по частям на одноконные повозки, выступил из Оренбурга в составе «тележного транспорта» из полутора тысяч подвод под прикрытием роты пехоты, двух казачьих сотен и двух орудий. Подобные меры предосторожности вызывались частыми нападениями хивинцев и мятежного казахского султана Кенесары Касымова. После чрезвычайно трудного и длительного перехода через пески Приаральские Каракумы «тележный транспорт» 19 июня прибыл в только что основанное в низовьях Сыр-Дарьи по инициативе начальника Оренбургского края генерала В. А. Обручева укрепление Раим. Через месяц шхуна «Константин» была полностью собрана, и Бутаков радостно сообщил отцу: «20 июля я спустил свою посудину, а 25 отправился от Раима, подняв свой брейд-вымпел на шк. «Константин», вниз по матушке по Сыру-реке». Экспедиция для съемки и промера Аральского моря, кроме начальника ее, лейтенанта А. И. Бутакова, состояла из корпуса штурманов прапорщика К. Е. Поспелова, прикомандированного для участия в экспедиции штабс-капитана генерального штаба А. И. Макшеева, корпуса топографов армии прапорщика А. А. Акишева, старшего фельдшера А. Истомина, трех унтер-офицеров, пятнадцати матросов, двух вестовых и рядовых линейных батальонов Томаша Вернера и Тараса Шевченко. Противник царизма и крепостничества, художник и певец народного гнева и мести, великий сын украинского народа Тарас Григорьевич Шевченко в начале 1847 года был арестован в Киеве за участие в тайном политическом обществе - Кирилло-Мефодиевском братстве. Приговор, вынесенный без суда и следствия, был беспощаден и жесток: «Художника Шевченко за сочинение возмутительных и в высшей степени дерзких стихотворений, как одаренного крепким телосложением, определить рядовым в Оренбургский отдельный корпус с правом выслуги, поручив начальству иметь строжайшее наблюдение, дабы от него ни под каким видом не могло выходить возмутительных и пасквильных сочинений». Николаю I и этот приговор Тарасу Шевченко показался мягким, и он собственноручно приписал: «Под строжайший надзор и с запрещением писать и рисовать». В конце мая 1847 года жандарм доставил ссыльного поэта в Оренбург, откуда Шевченко был направлен в Орскую крепость. Потянулись страшные, однообразно серые дни солдатчины. Судьба Т. Г. Шевченко вызвала глубокое сочувствие Бутакова, отнюдь не чуждого взглядам революционных просветителей Белинского, Герцена, Чернышевского, Добролюбова. Прибыв в Оренбург, Бутаков обратился к генералу Обручеву с рапортом, в котором просил об откомандировании рядового Шевченко в распоряжение экспедиции для зарисовки береговых видов Аральского моря. Генерал Обручев дал свое согласие, и вот теперь гениальному украинскому поэту предстояло быть в числе первых исследователей Аральского моря. Томаш Вернер, польский политический ссыльный, бывший студент Варшавского технологического института, был взят Бутаковым в экспедицию для производства геологических исследований. Бутаков помещался в маленькой, тесной каюте вместе с остальными офицерами и ссыльными рядовыми Шевченко и Вернером. Близкие, товарищеские отношения установились между представителями русского,  украинского и польского народов. «...Он был мне друг, товарищ и командир», - писал Шевченко о Бутакове в одном из своих писем. Вернера Бутаков называл по-русски Фомой, а Шевченко звал его на украинский лад - Хомой. «Много имеется в прошлом примеров личной дружбы передовых людей России, Польши, Украины. Эти люди, основываясь на общности народных интересов, стремились установить дружественные отношения между нашими народами»,- говорил Н. С. Хрущев в речи на Втором съезде Польской объединенной рабочей партии. 30 июля шхуна «Константин» вышла из Сыр-Дарьи в море. Комплексное научное исследование и освоение Аральского моря началось. Первые наблюдения для определения долготы и магнитного склонения компаса были произведены Бутаковым на острове Куг-Арал. Вытянутый с запада на восток, этот остров делит Арал на Малое и Большое моря. Часть побережья острова была снята в 1847 году со шхуны «Николай» - первого парусного судна на Аральском море, спущенного незадолго перед приездом Бутакова. Часть северного побережья Малого моря весной 1848 года была снята с этой же шхуны топографами Акишевым и Головым. Поэтому Бутаков решил начать свою работу с рекогносцировки всего Аральского моря, двигаясь от Куг-Арала на юг вдоль западного побережья. 2 августа шхуна «Константин» перешла к мысу Каратю бе, возвышающемуся над уровнем моря стометровой стеной, и моряки приступили к производству морской съемки. Параллельно со съемкой Бутаков проводил геологические исследования тех мест побережья Аральского моря, где ранее на поверхности обнаруживались случайные находки каменного угля. Человек передовых взглядов, Бутаков справедливо считал, что для того «чтоб извлечь из Арал-Тынгыза какую-нибудь пользу, необходимы пароходы, а с парусными судами сделаешь немного». Особенно необходимы были  для изучения и освоения быстрых рек Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи. Находка каменноугольного месторождения дала бы Бутакову основание решительным образом поставить вопрос об основании пароходства на Аральском море. Схематическая копия с карты Аральского моря, составленной с описей капитан-лейтенанта Бутакова и корпуса флотских штурманов прапорщика Поспелова в 1848 - 1849 г.г., изданной гидрографическим департаментом Морского министерства в 1850 г. Высадив на остров Барса-Кельмес, о существовании которого было известно от местных жителей, группу моряков во главе с прапорщиком Акишевым и штабс-капитаном Макшеевым для производства топографической съемки, Бутаков поспешил к мысу Изенды-Арал, где им 5 августа были примечены на берегу отдельные куски каменного угля, повидимому выброшенные морем. 9 августа группа моряков, посланных на мыс для выполнения под руководством Вернера геологических исследований, обнаружила несколько пластов прекрасного по качеству угля. Произведя необходимые астрономические наблюдения, Бутаков нанес место драгоценной для него находки на карту. Находка каменноугольного месторождения явилась крупным успехом экспедиции. Осмотрев расположение угольных пластов, Бутаков пришел к выводу, что угля «на первый случай можно добыть тысяч до 5 или 6 пудов: вот находка для пароходства...».  В то время как моряки занимались геологическими исследованиями, задул крепкий ветер и море забушевало. Был отдан второй якорь. Ночь прошла в тревожном напряжении. Ветер продолжал усиливаться, и были все основания опасаться, что шторм сорвет шхуну с якорей и выбросит ее на пустынный каменистый берег. Только 11 августа ветер начал понемногу стихать и, несмотря на крупную зыбь, Бутаков поспешил к острову Барса-Кельмес. Сняв с острова закончившую свои работы съемочную партию Акишева, Бутаков снова направил шхуну к полуострову Куланды для определения географических координат мыса Узун-Каир. Сделав необходимые астрономические наблюдения, Бутаков пошел вдоль западного берега моря на юг, производя морскую съемку побережья и рекогносцировочный промер. На ночь становились на якорь в открытом море, так как, ведя шхуну вдоль необследованного,  каменистого, обрывистого берега, представляющего восточную окраину плато Усть-Урт, Бутаков должен был опасаться подводных камней. «Самая большая глубина, идучи вдоль берега и вблизи его,- записывал результаты своих наблюдений Бутаков, - была 37 ½ саж. (68,6 м) между урочищами Куч-Муруном и Бай-Губеком в ½ миле от берега. Вообще берега Усть-Урта до Бай-Губека вышиною от 300 до 400 ф. (90 - 120 м), обрывистые, утесистые, и состоят из пластов известняка, твердого песчаника с окаменелыми раковинами и глинистого сланца, также с раковинами. Они тянутся прямою чертою с малыми изгибами и весьма приглубы, мысы выдаются в море недалеко, так что в шторм судну за ними нельзя укрываться... Бай-Губек - единственный мыс, выдающийся в море далее прочих. За ним можно укрываться от N, NW, W и WSW ветров. На нем две небольшие бухточки глубиною около 4 саж. (7,3 м), с песчаным грунтом: одна выходит на OSO, а другая на S. Первая замечательна тем, что белый известняк у горизонта воды весь облит икрою - по-видимому весною рыба мечет тут икру и набивается туда в неимоверном множестве». Бутаков отметил особенность рельефа дна Аральского моря, резко понижающегося к западному берегу. Когда шхуна приближалась к подножью Усть-Урта, то глубины моря, колебавшиеся в среднем около 25 м, быстро увеличивались до 45 - 65 м. Так обстоятельно, не упуская ни одной сколько-нибудь интересной подробности, описывал Бутаков никем до него не исследованное море. Экспедиция терпела большую нужду в свежей пище, а иногда и в пресной воде. Отправляясь в плавание из небольшого Раимского укрепления, только что возникшего в отдаленной и пустынной стороне, моряки не имели возможности запастись свежей провизией и вынуждены были довольствоваться почти совершенно испортившимися продуктами, заготовленными в Оренбурге и в жару перевезенными на телегах за тысячу километров. Черные сухари от плесени превратились в зеленые, в солонине завелись черви, а масло было так солоно, что его было совершенно невозможно употреблять в пищу. Убогая трапеза принимала праздничный вид, когда кому-нибудь удавалось подстрелить на берегу птицу или же во время якорной стоянки поймать около шхуны на удочку несколько маленьких рыбок, но это случалось редко. Вода, которую приходилось пополнять из береговых колодцев, уже на следующий день начинала портиться и делалась негодной. Однажды моряки около трех суток вынуждены были употреблять в пищу морскую воду. Бутаков не позволял себе и остальным офицерам иметь отдельный стол, довольствуясь наравне со всеми матросской пищей. Несмотря на трудные условия плавания, на шхуне Бутакова не было ни одного больного. Все участники экспедиции, объединенные общим делом и воодушевленные энтузиазмом своего начальника, с увлечением выполняли каждое поручаемое задание. Несмотря на отсутствие больных, не сидел без дела и фельдшер Истомин, на которого Бутаков возложил запись глубин при производстве промера. Тарас Шевченко, поудобнее укрывшись от ветра и соленых брызг, неутомимо зарисовывал в свой путевой альбом виды берегов Аральского моря. «Да, можно привыкнуть к опасностям, можно даже полюбить их, когда побуждением к преодолению их является такая сила, как любопытство увидеть новый, неизведанный еще никем уголок земли. Каждый из нас с любовью и энергиею занимался своим делом, ставя на второй план лишения и опасности, с которыми оно было сопряжено», так говорил один из участников экспедиции, штабс-капитан Макшеев, которого, по свидетельству Бутакова, «укачивало насмерть». В 6 часов вечера 23 сентября шхуна «Константин» отдала якорь в устье Сыр-Дарьи. Первое плавание русских моряков по Аральскому морю было успешно завершено. В результате 56-дневного плавания, кроме рекогносцировки всего моря, находки каменноугольного месторождения, открытия и съемки нескольких островов, ранее не известных даже местным жителям, Бутаковым были произведены значительные по площади промеры, причем была найдена наибольшая на Арале 68-метровая глубина, определены скорость и направление постоянного течения, идущего по ходу часовой стрелки, что отличает Аральское море от других морей, изучены геологические особенности берегов Арала, содержащие мелоподобный (верхний мел) известняк. В некоторых местах побережья Бутаковым были обнаружены обнажения с массой олигоценовых раковин⁵², собранные образцы которых были впоследствии подробно описаны Абихом. На основании находок в береговых отложениях пластов окаменелых раковин, «не принадлежащих к нынешним породам Аральского моря», Бутаков указал на более высокий уровень Аральского моря в исторические времена, т. е. на постепенное усыхание Арала. Зиму 1848 - 1849 годов экспедиция провела на острове Кос-Арал. Дни Бутакова проходили в обработке астрономических наблюдений, в разборе и систематизации собранных за время плавания геологических и ботанических коллекций. Тарас Шевченко, вынесший из путешествия по неизведанному морю множество свежих впечатлений, обогативших поэта новыми знаниями и поэтическими образами, рисовал и писал стихи. На Кос-Арале Шевченко создал цикл стихотворений, впоследствии переработанных им в поэму, известную теперь под названием «Цари», и изумительные песни, проникнутые подлинно народным восприятием природы и человеческих чувств. Более пятидесяти стихотворений было написано Тарасом Шевченко за время зимовки на Кос-Арале. Ни в одну из зим ни до, ни после он не писал такого количества их. Моряки всячески старались помочь местным жителям-казахам, систематически разоряемым разбойничьими набегами хивинцев. «...Глядя на них (казахов.- В. Д.),- писал Бутаков, - удивляешься живучести человеческой: они едва одеты, живут в прозрачных кибитках, продуваемых насквозь морозными ветрами, и едва не умирают с голода. Довольно сказать, что кочующие по Сыр-Дарье киргизы (т. е. казахи.- В. Д.) были ограблены 4 раза в течение каких-нибудь 8 месяцев!». Фельдшер Истомин принялся за лечение больных казахов. Матросы делились с казахами последней рубашкой, ежедневно приглашали детей к себе в казарму на обед, помогали казахам в их домашних работах. Близко познакомившись с жизнью трудящихся казахов, Бутаков пришел к выводу, что окончательное присоединение к России всей территории Казахстана, большая часть которого находилась под властью отсталого Хивинского ханства, и воссоединение казахского народа с русским народом имело бы для казахов положительные последствия и «было бы величайшим благодеянием для всех подданных хивинского хана». Говоря так, Бутаков учитывал антифеодальные настроения трудящегося населения Средней Азии, позволявшие ему с уверенностью заявлять, что «при первом появлении русских, все киргизы, каракалпаки и большинство туркменов переходят к нам». Народные массы киргизов, казахов, каракалпаков, узбеков и туркмен ненавидели хивинских, бухарских и кокандских ханов, однако они были не в состоянии своими силами свергнуть и уничтожить феодальное иго. И естественно, что они ждали русских как своих избавителей. Эти стремления облегчить непомерные страдания трудящегося населения Средней Азии, избавить его от жесточайшего средневекового феодального гнета наглядно характеризуют общественно-политические воззрения Бутакова, идейную близость его к выдающимся русским борцам против крепостничества. 27 января 1849 года Бутаков пережил радость первого признания своего высокого научного подвига - с очередной почтой на остров Кос-Арал был доставлен диплом об избрании Алексея Ивановича в действительные члены Русского географического общества. Это была большая, заслуженная благодарность Алексею Бутакову за его самоотверженный исследовательский труд от отечественных ученых и путешественников, принявших его в свою семью. С новой, возросшей энергией приступил Бутаков, произведенный за отличие в капитан-лейтенанты, к подготовке второго плавания по своенравному Аральскому морю. В предстоявшую навигацию необходимо было выполнить опись всего восточного побережья моря и прилегающих островов, произвести целый ряд астрономических наблюдений различных пунктов и закончить рекогносцировочный промер и полуинструментальную съемку остальных участков Арала. Чтобы выполнить эту обширную и разностороннюю задачу в течение лета 1849 года, Бутаков решил производство описи восточного берега моря поручить прапорщику Поспелову, выделив ему для этой цели шхуну «Николай» и лучших своих матросов. Умея прекрасно изучать и подбирать людей, Бутаков разглядел в чрезвычайно скромном прапорщике грамотного гидрографа, предприимчивого и энергичного офицера. На свою долю Бутаков оставил окончание съемки и исследования остальных берегов моря, определение астрономических пунктов и морской промер. Оставшись без своего единственного помощника-моряка, Бутаков начал готовить фельдшера Истомина и Вернера, произведенного в унтер-офицеры, к самостоятельному выполнению во время плавания обязанностей вахтенных офицеров. Вместо переданных на шхуну «Николай» матросов-специалистов Бутаков не побоялся взять себе пехотных солдат, решив учить их морскому делу на практике показом и личным примером. Нужно было обладать огромными организаторскими способностями, разносторонними морскими знаниями, верой в собственные силы и силы своих подчиненных, чтобы пускаться в научно-исследовательскую экспедицию по неизведанному, капризному морю на плоскодонном парусном судне без специалистов-помощников, имея команду из солдат, впервые ступивших на палубу. Утром 8 мая 1849 года шхуны «Константин» и «Николай» вышли из устья Сыр-Дарьи. Расставшись с Поспеловым, приступившим к съемке восточного побережья, Бутаков направил шхуну «Константин» мимо островов Каска-Кулан и Кузь-Джитпес на юг. В 9 часов утра 10 мая шхуна, огибая южную оконечность острова Кузь-Джитпес, неожиданно приткнулась к обширной мели. Стояла хорошая, тихая погода, и поэтому новое, сделанное необычным способом географическое открытие кончилось для моряков благополучно. Этой мели, выдающейся далеко в море, ничем со стороны неприметной и потому особенно опасной, Бутаков дал яркое, предупреждающее название: «Берегись!» Выбираться из опасного места пришлось за шлюпкой, производившей по курсу шхуны рекогносцировочный промер. 13 мая шхуна подошла к острову Чучка-Бас, у которого, отстаиваясь на двух якорях, выдержала сильный шторм. Лишь 16 мая Бутаков вместе с топографом унтер-офицером К. Д. Рыбиным, сменившим Акишева, смог высадиться на остров для астрономических наблюдений и топографической съемки. Осмотрев и сняв затем остров Чиката-Арал, Бутаков перешел к небольшому островку Чикан-Аралу и стал на якорь. На остров на шлюпке был отправлен для съемки топограф. Неожиданно задул сильный ветер, быстро усилившийся до степени шторма. Шлюпка, которой пушечным выстрелом было приказано вернуться к шхуне, не смогла выгрести против ветра и была вытащена отправленными вместе с топографом моряками на остров. В письме к братьям на Черное море Бутаков так описал этот опасный для моряков день: «18 мая - день достопамятный, стоял я по западную сторону низменного песчаного островка... Волнение развело страшное, бурунное, валившее с глубины; к довершению удовольствия в один из самых бешеных порывов лопнул даглистов канат, и когда я привязал к остатку оборванного каната верп, который бросил в помощь плехту, налетел страшнейший шквал с градом в ½ дюйма (1,3 см) в диаметре,- право не понимаю как меня не сорвало и не выбросило на островишко, песчаный, безводный, на котором мы бы все передохли с голода и жажды. В прошлом году мне пришлось было очень и очень плохо, отстаиваясь на якорях с каменистым берегом за кормою, но в это 18 мая было еще хуже!». Посланные на остров моряки, проголодав целые сутки, смогли возвратиться на шхуну лишь 19 мая. Продолжая плавание вдоль восточного берега, Бутаков осмотрел остров Аталык и произвел шлюпочный промер прохода между этими островами и материковым берегом. 22 мая Бутаковым было сделано новое географическое открытие. Около 9 часов вечера шхуна подошла к северной оконечности большого острова, до этого неизвестного и не имевшего местного названия. Прекрасно зная, как падок на малейшее подобие славы честолюбивый начальник Главного морского штаба, Бутаков решил назвать этот остров, открытый вблизи запретного для него южного побережья, островом Меншикова. В будущем такое название острова могло оказаться полезным, если бы пришлось обосновывать причины нарушения инструкции. К 23 мая съемка острова была закончена, а на следующий день, идя вдоль побережья далее на юго-запад, Бутаков открыл новый небольшой остров, названный им в честь начальника пехоты Оренбургского корпуса островом Толмачева. Осмотрев часть восточного побережья моря, Бутаков 28 мая возвратился к острову Толмачева. Положив на карту этот остров, Бутаков направил шхуну на северо-восток и затем вместе с топографом Рыбиным на шлюпке приступил к осмотру и глазомерной съемке залива Джалпак. Между тем пресная вода, заготовленная в Сыр-Дарье, кончилась, а все поиски воды на островах и материковом берегу оказались  безрезультатными. От употребляемой в пищу соленой воды у многих участников экспедиции начались сильные желудочные боли, и Бутаков решил немедленно спуститься к среднему устью Аму-Дарьи. Заботу о личном составе он всегда считал первейшей обязанностью.
Вечером 11 июня шхуна стала на якорь против острова Токмак-Аты в двух милях от устьев реки, так что пресную воду можно было черпать прямо из-за борта. «Лишь только команда начала пить хорошую воду, болезнь тотчас же прекратилась»,- с удовлетворением отметил Бутаков. Ночью Бутаков, взяв с собой топографа Рыбина, осмотрел один из рукавов Аму-Дарьи - Талдык и залив, в который он впадает. Как только постоянно дувшие северные ветры несколько ослабли, что позволило, наконец, шхуне сняться с якоря, Бутаков поспешил на розыски шхуны «Николай», опасаясь, что Поспелов так же остро испытывает недостаток в пресной воде. Идя вдоль юго-восточного берега на север, Бутаков 20 июня обнаружил на одном из островов съемочный маяк, свидетельствовавший о том, что Поспелов, закончив топографическую съемку в этом районе моря, находится уже значительно южнее. Весь следующий день Бутаков, снова направив свою шхуну на юг, был занят поисками Поспелова и лишь поздно вечером, уже после солнечного заката, шхуны, наконец, встретились к югу от острова Меншикова.
Прапорщик Поспелов к этому времени успел сделать почти всю съемку восточного берега моря, и ему оставалось теперь положить на карту последние 30 миль. Опасения Бутакова оказались не напрасными. На шхуне «Николай» моряки также бедствовали из-за отсутствия пресной воды, и 60 ведер ее, привезенных Бутаковым, явились для изнемогавших от мучительной жажды людей самым драгоценным подарком. В ту же ночь Бутаков направился на север, к устью Сыр-Дарьи, производя рекогносцировочный промер. «Хвала аллаху,- шутливо сообщал он братьям,- я отломал первую половину кампании и теперь пру в Сыр-Дарью за провизией и для освежения моей публики, которой ¾ состоит из пехотных солдат, но ребят славных, которые понасобачились довольно скоро». В 4 часа дня 30 июня шхуна «Константин» вошла в устье Сыр-Дарьи. 14 июля, закончив съемку всего восточного побережья, прибыла в Сыр-Дарью и шхуна «Николай».
Дав отдых команде и произведя затем исправление некоторых повреждений, полученных шхуной за период двухмесячного плавания, запасшись провизией и водой, Бутаков 19 июля вышел в море для продолжения исследовательских работ. Поспелов должен был выйти в море через две недели и производить промерные работы в северной части Аральского моря. На этот раз шхуна «Константин» взяла курс на север, и 20 июля Бутаков приступил к промеру западной части залива Перовского, прилегающей к полуострову Чубар-Тарауз. Плавая по Аральскому морю, Бутаков оценивал исследуемые районы прежде всего с точки зрения возможности использования их для нужд пароходства, мысль о заведении которого он не оставлял ни на минуту. И на этот раз, произведя подробный промер и найдя в заливе Перовского глубины от 1,5 до 2,5 м, он прежде всего отметил, что залив представляет собой превосходную природную гавань для пароходов, закрытую от всех ветров и значительно ближе расположенную к Оренбургу, чем укрепление Раим. На берегах залива была к тому же найдена пресная родниковая вода.
Исследовав залив Перовского, Бутаков направился на юг и, обогнув в ночь на 23 июля остров Куг-Арал, 25 июля стал на якорь у мыса Изенды-Арал, где год назад было найдено месторождение каменного угля. Погрузив на шхуну около 10 пудов (160 кг) угля и произведя совместно с топографом Рыбиным подробную съемку месторождения, Бутаков перешел к мысу Узун-Каир для наблюдения часовых углов солнца. День 28 июля прошел в исследовании залива, находящегося по западную сторону полуострова Куланды. Залив не имел местного названия и был назван Бутаковым в честь военного министра заливом Чернышева. Приступив затем к топографической съемке прибрежной полосы материкового берега, начиная от залива Кум-Суат, на юг, моряки 30 июля выдержали страшной силы шторм.
«Счастие наше,- говорил Бутаков,- что шторм этот, несший к нам с берега облака пыли, был не с открытого моря, ибо тогда и самой шхуне не было бы спасения»^. В то же время успешно перенесенный шторм показал, что пехотные солдаты, составлявшие команду шхуны «Константин», с полным основанием могут быть названы моряками. Двухмесячное плавание под начальством такого опытного моряка и умелого воспитателя, каким был Бутаков, не прошло для них даром. 1 августа на плато Усть-Урт Бутаков нашел еще одно угольное месторождение, уступавшее, однако, качеством угля найденному на мысе Изенды-Арал. Уточняя глазомерную съемку предыдущего года, производившуюся при неблагоприятном состоянии погоды и моря, почти ежедневно съезжая на берег для проведения астрономических наблюдений, Бутаков дошел до залива Кень-Камыш, расположенного в юго-западном углу моря.
Лавируя при легких переменных ветрах и отстаиваясь на якоре в штиль и в слишком свежую погоду, Бутаков производил со шхуны глазомерную съемку южного берега Аральского моря от залива Кень-Камыш до Токмак-Аты. Съемка была закончена, но начавшиеся сильные северные ветры в течение целой недели препятствовали выходу шхуны из залива. Кончилось топливо, и для того, чтобы обеспечить личный состав горячей пищей, Бутаков приказал жечь запасные весла. 18 августа, стоя на якоре, моряки связали из нескольких тросов один длинный канат и, привязав к нему шлюпку, отправили ее по ветру к берегу за дровами. Ветер был настолько силен, что самостоятельно, без помощи каната, шлюпке возвратиться к шхуне было бы невозможно. Только 20 августа Бутакову, наконец, удалось сняться с якоря и направиться к острову Николая для осмотра и промера найденных на нем в предыдущем году бухт. Результаты промера порадовали Бутакова - в северной бухте острова были обнаружены глубины от 22 до 9 м. Кроме того, на пути к острову Николая был обнаружен еще один неизвестный остров, осмотр которого Бутаков решил произвести позднее.
При выходе из северной бухты шхуну зыбью с такой силой ударило о подводную песчаную мель, что в корме образовалась течь и Бутакову стоило большого труда стянуть судно с мели на более глубокое место. От острова Николая моряки произвели промер к острову Барса-Кельмес, после чего снова вернулись к южной бухте острова Николая, обследовать которую ранее помешал противный ветер. К бухте шхуна подошла уже во время солнечного заката, вход в бухту не был виден, и Бутаков вынужден был встать на якорь. Ночью ветер усилился, пришлось удерживаться на двух якорях, а на рассвете моряки увидели, что шхуна стоит среди огромных бурунов, с шумом разбивающихся о песчаную косу, протянувшуюся под самой кормой судна. Между тем ветер продолжал усиливаться, волны все яростнее швыряли маленькое судно, и один из водяных валов, приподняв шхуну на своем пенящемся гребне, со страшной силой ударил ее килем о дно.
Руль, погнув пятисантиметровый железный погон гика-шкот, соскочил со своего места. «...Вся корма, - вспоминал Бутаков,- затрещала так, что я думал, что ее разворотит. К счастию, однако, кормовые скрепления выдержали. К полудню ветер достиг наибольшей жестокости, и шхуна была в значительной опасности».  Только под вечер ветер стал понемногу стихать и шхуна смогла войти в южную бухту. Обследовав бухту и найдя, что она может служить отличной якорной стоянкой, Бутаков 28 августа приступил к производству промера вокруг всей группы островов. 30 августа Бутаков направился на поиски замеченного им еще десять дней назад острова, но неожиданно обнаружил еще один низменный песчаный островок. Этим двум, лежащим неподалеку один от другого, островам Бутаков дал имена выдающихся русских мореплавателей, первооткрывателей Антарктиды, адмиралов Ф. Ф. Беллинсгаузена и М. П. Лазарева.
Осмотрев острова и положив их на карту, Бутаков, пользуясь попутным ветром и производя промер, перешел в юго-восточную часть моря, где им был открыт еще один - пятый за кампанию 1849 года - остров, названный именем русского генерала А. П. Ермолова, соратника Суворова и Кутузова, героя Отечественной войны 1812 года, уволенного Николаем I в отставку за покровительство ссылаемым царем на Кавказ прогрессивным русским деятелям и декабристам. Закончив гидрографические работы и астрономические наблюдения, Бутаков 11 сентября возвратился на Сыр-Дарью, где уже ожидал его прапорщик Поспелов, отлично исполнивший возложенную на него задачу. Сделав астрономические наблюдения в устье Сыр-Дарьи, 15 сентября Бутаков вместе с Поспеловым вышел на шхуне «Константин» для дополнительного исследования залива Перовского. Выполнив в заливе Перовского необходимые наблюдения, Бутаков 19 сентября встал на якорь у входа в Сыр-Дарью. Сильный ветер и сменивший его затем длительный штиль более полутора суток продержали шхуну на якоре.
Только поздно вечером 20 сентября, ориентируясь в густой темноте лишь по огню фалшфейеров и по вспышкам ракет, пускаемых поочередно со шхун «Николай» и «Константин», Бутаков благополучно ввел свое судно в реку. 22 сентября со спуском вымпела кампания, а вместе с тем и экспедиция для съемки и промера Аральского моря, закончилась.  В течение двух кампаний берега Аральского моря были покрыты сетью астрономических пунктов (11 пунктов), явившихся опорными пунктами при составлении карты. Бутаков произвел также первые определения магнитного склонения для различных районов Аральского моря. В результате произведенных гидрологических наблюдений были изучены характер глубин, направление и скорость постоянного течения в Аральском море. Одновременно с производством промера Бутаковым на площади всего моря были взяты пробы грунта. Определялись также соленость, цвет и прозрачность воды Аральского моря.
В результате произведенных метеорологических наблюдений было установлено, что ветры, дующие из северной половины горизонта, являются господствующими на Аральском море. «В море эти ветры,- указывал Бутаков,- делают плавание весьма трудным: часто подвергали они нас крайней опасности, задувая с силою шторма, и вынуждали к рискам, нередко выходившим из пределов благоразумия. Ветры здесь крепчают вдруг, разводят огромное волнение и потом, стихнув также скоро, оставляют после себя самую несносную зыбь. Вообще говоря, Аральское море принадлежит к числу самых бурливых и беспокойных...»^.  Не будучи ни геологом, ни ботаником, но желая и в этом отношении принести пользу науке, Бутаков собрал богатейшую коллекцию ископаемых и образцов горных пород, переданных затем в Петербургский горный институт, произвел измерение толщины береговых геологических пластов, определил их наклон и направление, систематизировал обильные разносторонние сведения о природных богатствах побережья Аральского моря. Был собран также гербарий из 75 образцов приаральской.  Бутаков собрал также исчерпывающие данные о ледовом режиме Аральского моря. флоры, направленный Бутаковым в Петербургский ботанический сад. Бутаковым были собраны обширные сведения о фауне Аральского моря.
Кроме того, в Петербург академику Эйхвальду были доставлены образцы моллюсков и некоторых водорослей, найденных у берегов острова Николая. Бутаков собрал новые ценные материалы по общественно-политическому устройству, экономической жизни и быту населения берегов Арала. Большой научный интерес представляло также мнение Бутакова о необходимости заведения пароходства на Аральском море и о перспективах развития аральских рыбных промыслов. Не стремление к чинам и наградам, а патриотическое желание возвеличить славу любимой родины, славу русской науки руководило Бутаковым. «...Я чувствую себя награжденным уже теперь, имея убеждение, что и аз, птица невеликая, совершил дело, полезное матушке России», - писал он после окончания работ экспедиции. Являясь пионером научного исследования Аральского моря, Бутаков вместе с тем отличался исключительной скромностью. Открывая на Аральском море не известные ранее острова, мысы, мели, заливы, он ни одному географическому открытию не пожелал дать свое имя, считая, что успехи экспедиции обеспечены коллективным трудом всех матросов и офицеров. 
«...Все удалось нам как нельзя лучше,- писал Бутаков в «Вестнике Русского Географического общества», - при неутомимом, исполненном самоотвержения, усердии всех наших сподвижников. Невзирая на риски, нередко дерзкие, неизбежные при описной экспедиции на водах бурливых и вовсе неизвестных, невзирая на все лишения, удары о мели и подводные камни, мы возвратились от трудов наших в целости и с полным комплектом здоровых команд. Вообще говоря, для подобных экспедиций никто не может сравниться с русским человеком - он сметлив, расторопен, послушен, терпелив и любит приключения - мудрено обескуражить его, он смеется над лишениями, и опасности имеют в глазах его особенную прелесть». Любовью к своим товарищам по труду полны эти глубоко патриотические слова. В них весь Бутаков - кристально честный человек, самоотверженный исследователь, горячий патриот своей родины.
Результатом двухлетних работ Бутакова и его верных помощников явилась первая морская (меркаторская) карта Аральского моря, изданная в 1850 году Гидрографическим департаментом Морского министерства. Кроме того, Бутаковым было составлено подробное навигационно-гидрографическое описание Аральского моря. Последующие известные исследователи Аральского моря и прилегающих районов Средней Азии Л. С. Берг, Н. А. Северцов, А. А. Тилло неоднократно отмечали тщательность и добросовестность работ экспедиции Бутакова. В результате экспедиции Бутакова Аральское море было изучено во всех отношениях. С карты необъятной России исчезло еще одно обширное белое пятно. Первая карта Аральского моря доставила Бутакову широкую научную известность и заслуженную славу. Работы выдающегося русского моряка-исследователя были высоко оценены учеными во всем мире. Бутаков был избран почетным членом Берлинского географического общества и награжден иностранными орденами. Известный немецкий ученый А. Гумбольдт, труды которого впервые ознакомили Бутакова со Средней Азией, писал Алексею Ивановичу, приславшему ему два экземпляра первой карты Аральского моря: «...Я не могу, при тесной сфере моей собственной опытности, не гордиться тою доверенностию, которою меня удостаивает мореходец, с отважностию и с благоразумною энергиею преодолевший бесчисленные препятствия, почти сам строивший суда, на которых должен был совершать свое плавание, и сам собою прибавивший к истории географических открытий такую широкую и прекрасную страницу.
Вы истинно счастливы тем, что не имели здесь предшественников, что сами связали свое имя с исследованием моря, вызывающего  воспоминания о когда-то существовавшей торговле на Оксусе (Аму-Дарье.- В. Д.), и что сами, при пособии точных средств, предлагаемых новейшею наукой, и усовершенствованных инструментов, окончили измерение берегов по всему пространству этого моря. Это истинные открытия в географии». Однако царские сановники довольно своеобразно оценили выдающиеся научные заслуги Бутакова - он сперва был награжден орденом Владимира 4-й степени и ежегодной денежной пенсией в 157 р. 50 к., а затем подвергнут строгому дисциплинарному взысканию. К отчетным материалам экспедиции Бутакова был приложен альбом видов берегов Аральского моря, прекрасно выполненных Тарасом Шевченко в течение кампаний 1848 и 1849 годов. Альбом произвел хорошее впечатление на генерала Обручева и, пользуясь этим, Бутаков подал официальное ходатайство о производстве рядового Шевченко в унтер-офицеры, что в значительной степени облегчило бы положение ссыльного поэта.
Между тем в Петербург кем-то был послан донос о том, что вопреки «высочайшему повелению государя императора» ссыльному «политическому преступнику» бывшему художнику Петербургской Академии художеств Тарасу Шевченко разрешено рисовать, вести переписку и даже ходить «в партикулярном платье». Военный министр Чернышев по указанию Николая I приказал генералу Обручеву арестовать Шевченко и произвести по доносу тщательное расследование. В октябре 1850 года Тарас Шевченко был сослан в Новопетровское укрепление (ныне Форт Шевченко) на восточном берегу Каспийского моря. «Из донесения командира Отдельного Оренбургского корпуса, коему, по высочайшему повелению, поручено было произвести о том строжайшее исследование и взыскать с виновных,- говорилось в секретном отношении военного министра начальнику Главного морского штаба от 4 декабря 1850 года,- между прочим усматривается, что рядовой Шевченко, в 1848 и 1849 годах, находился в числе экипажа на Аральском море, под начальством капитан-лейтенанта Бутакова и составил несколько гидрографических видов, для служебной надобности, по возложенному на г. Бутакова описанию берегов Аральского моря; потом состоял в ведении этого штаб-офицера в Оренбурге, в декабре 1849 года и в нынешнем году...
Все это доказывает, что со стороны капитан-лейтенанта Бутакова не было надлежащего наблюдения за Шевченкою и что этот рядовой даже самим Бутаковым допущен был к недозволенным ему действиям. Имея в виду высочайшую государя императора волю о взыскании с виновных, допустивших рядового Шевченка писать, рисовать и ходить иногда в партикулярном платье, я долгом считаю сообщить о вышеизложенном Вашей светлости, для взыскания с капитан-лейтенанта Бутакова, по Вашему, милостивый государь, усмотрению». Меншиков распорядился: «Сделать строжайший выговор к. л. Бутакову лично и военного министра уведомить». «Высочайшим государя императора» гневом, навлекшим на Бутакова новую опалу, на этот раз по явно выраженным политическим причинам, воспользовался участник кампании 1848 года штабс-капитан Макшеев, служивший в это время адъютантом в штабе Оренбургского корпуса. На основании собранных Бутаковым материалов, представленных в штаб корпуса, Макшеев составил «Описание Аральского моря» и направил его в Военное министерство.
После представления Военным министерством этого компилятивного «Описания» Николаю I последовало «высочайшее повеление» о напечатании его в «Записках Русского Географического общества». Таким путем «Описание Аральского моря» Макшеева, в котором ни слова не упоминалось об Алексее Ивановиче Бутакове, явилось первым общепризнанным научным трудом о неизвестном до того времени море и длительное время служило первоисточником для многих последующих исследователей Средней Азии. Русская наука была таким образом введена в заблуждение относительно научного приоритета Бутакова в описании Аральского моря. Когда же имя подлинного первоисследователя Аральского моря стало общеизвестным в науке, Макшеев в более поздних своих работах пытался опорочить научную ценность и точность работ экспедиции Бутакова: «Я сомневаюсь, например, в верности астрономических наблюдений, так как раз, во время сильной качки, хронометры, в числе трех, упали и остановились, и только после поочередного поднятия и встряхивания их, вновь пошли, сомневаюсь в точности топографических съемок со шкуны, в верности названий некоторых урочищ, в определении высот нагорных берегов и прочее». По распоряжению господствующей клики царской России перед Бутаковым в течение трех лет были фактически закрыты двери столичных ученых аудиторий.
Только по прошествии трех лет сам руководитель экспедиции смог, наконец, сделать доклад в Географическом обществе, и лишь в 1853 году статья Бутакова смогла увидеть свет в «Вестнике» Общества. Более же подробное описание берегов Аральского моря, составленное Бутаковым, увидело свет лишь в 1872 году, после смерти автора. Под несомненным нажимом царских бюрократов Русское географическое общество, президентом которого являлся сын царя Константин, отказало в присуждении карте Аральского моря Бутакова высшей награды Общества - константиновской золотой медали. Между тем комиссия, специально назначенная Географическим обществом в конце 1852 года для составления отзыва о карте Аральского моря, «нашла труды г. Бутакова полезными и важными, потому что произведена обширная съемка и сделан морской промер в странах мало известных и недоступных, в которых подобные работы всегда сопряжены с лишениями разного рода, а часто и с опасностями; открыты значительные острова и определено их положение, и конечно нет сомнения, что этими трудами г. Бутакова область географии значительно расширяется».
В заключение, говоря о правильности присуждения карте Аральского моря медали Общества, комиссия подчеркивала, что «находит труд г. Бутакова вполне заслуживающим подобной награды». Под этим отзывом стояли фамилии выдающихся русских исследователей и ученых - контр-адмирала П. Ф. Анжу, капитана 1 ранга М. П. Манганари, А. И. Зеленого и А. Н. Савича. Однако, несмотря на такую высокую оценку, данную карте Аральского моря четырьмя заслуженными членами Географического общества, Совет Общества представил на утверждение «президента» Константина решение о награждении медалью менее важной по своему значению географической работы; двухлетний самоотверженный труд экспедиции Бутакова (так же как и труда А. П. Соколова) был «удостоен» присуждением лишь «почетного от имени Общества отзыва». Так было отмечено окончание замечательной научно-исследовательской экспедиции Бутакова официальными царскими чиновниками. За теплое участие в судьбе ссыльного украинского поэта Бутаков длительное время находился под надзором III (сыскного) отделения. Бутакову принадлежит приоритет в основании пароходства на Аральском море.
В своих рапортах на имя генерала Обручева он неоднократно подчеркивал, что плавание по Аральскому морю с севера на юг «всегда легко и может совершаться скоро на парусных судах, но зато путь от юга к северу при господствующих северных ветрах весьма труден, в особенности на судах плоскодонных... Для успешного плавания по Аральскому морю необходимы пароходы». Бутаков предлагал построить для Аральского моря на Уральских заводах два железных парохода мощностью по 40 лошадиных сил. Однако преклонявшиеся перед иностранными авторитетами царские бюрократы, согласившиеся, наконец, после упорных настояний Бутакова, на постройку таких пароходов, заказали их шведской фирме. В 1852 году Бутаков доставил в разобранном виде в Раим пароход «Перовский» (водоизмещение 140 т, мощность механизмов 40 л. с.) и железный паровой баркас «Обручев» (16 т, 12 л. с). Весной следующего года «Перовский» и «Обручев», положившие начало созданию Аральской флотилии, были спущены на воду. Зеленой А. И. (1809 - 1892 г.г.) - помощник председательствующего в Отделении физической географии Географического общества, впоследствии адмирал и член Адмиралтейств-совета. Савич А. Н. (1810 - 1883 г.г.) - астроном, основоположник самостоятельной школы русских астрономов, впоследствии член Петербургской Академии наук. 
В том же 1853 году Бутаков, назначенный начальником флотилии, совершил первое в истории плавание вверх по Сыр-Дарье на пароходе «Перовский». Несмотря на то, что целью плавания являлось содействие русским войскам при взятии кокандской крепости Ак-Мечеть, переименованной затем в форт Перовский (ныне Кзыл-Орда), Бутаков совместно с прибывшим для участия в этом походе гидрографом капитан-лейтенантом Н. А. Ивашинцевым, впоследствии известным исследователем Каспийского моря, произвел рекогносцировочный промер, определил скорость течения реки, исследовал характер дна и составил навигационно-гидрографическое описание Сыр-Дарьи. Вместе с Бутаковым в первом плавании по Сыр-Дарье принимали участие подпоручик Поспелов и прапорщик Рыбин, повышенные в воинских званиях по ходатайству Алексея Ивановича. На основании собранных материалов Ивашинцевым в журнале «Морской сборник» за 1854 год были опубликованы «Очерки низовьев Сыр-Дарьи и приаральской степи». В следующем году Бутаков доставил из Оренбурга на Аральское море семь железных гребных судов и создал в форту № 1 (ныне Казалинск) порт для флотилии, оборудованный эллингом для подъема и ремонта пароходов. В 1855 году Бутаков произвел тщательную съемку Сыр-Дарьи на протяжении 475 км от устья, определив 8 астрономических пунктов.
В том же году он был произведен в капитаны 2 ранга, а в 1857 году - в капитаны 1 ранга. В 1858 - 1859 годах, осуществляя содействие русской учено-дипломатической миссии в Хиву, в состав которой входили, в частности, астроном О. В. Струве, впоследствии директор Пулковской обсерватории, и будущий изобретатель первого в мире самолета лейтенант А. Ф. Можайский, Бутаков произвел на пароходах первое в истории гидрографическое исследование Аму-Дарьи, поднявшись вверх по реке до города Нукуса. После служебной командировки в Англию и США, во время которой Бутаков, кроме заказа пароходов, знакомился с новейшим состоянием кораблестроения, он в 1861 году на воду еще два парохода - «Арал» (водоизмещение 194 т, мощность механизмов 92,5 л. с.) и «Сыр-Дарья» (70 т, 41,4 л. с.) - и плавучий понтонный док. В течение 1862 - 1863 годов Бутаков произвел новую съемку Сыр-Дарьи, продолжив ее на 860 км выше форта Перовский в глубину ташкентских владений. На основании этой съемки Бутаковым была составлена первая карта реки Сыр-Дарьи от форта Перовский до урочища Байлдыр-Тугай (ныне Баиркум).
В 1867 году Бутаков был избран в члены Совета Русского Географического общества. Лондонское географическое общество присудило русскому моряку золотую медаль за то, что Бутаков «первый спустил корабли и учредил плавание на Аральском море; а также за успешно произведенное им впоследствии исследование главных устьев Оксуса (Аму-Дарьи) в Хивинском ханстве... Доказав, что по Сыр-Дарье, впадающей в северный угол Аральского моря, пароходы могут подниматься на 500 миль вверх по течению, Россия впервые открыла Европе безопасную линию сообщения с Китаем через западный Туркестан». В конце 1863 года, когда вся важность для России его открытий и исследований не вызывала ни малейших сомнений, когда впереди раскрывалось широкое поле для созидательной деятельности, для дальнейшего освоения и укрепления среднеазиатской окраины России, Бутаков, посвятивший изучению и освоению Аральского моря и рек Сыр-Дарьи и Аму-Дарьи 15 лет своей жизни, был неожиданно отозван в Петербург. «...Я меньше чем когда-нибудь желаю оставить Сыр-Дарью»,- писал Алексей Иванович незадолго до перевода в Петербург брату Григорию.
В Петербурге Бутакову присвоили звание контр-адмирала, дали особую пенсию (аренду) на 12 лет и назначили на должность начальника штаба практической эскадры, совершавшей плавания по Балтийскому морю с великими князьями, а затем поручили командование отрядом судов на реке Неве. «...В Петербурге никто не обращал на героя никакого внимания»,- отмечала современница Бутакова А. О. Смирнова. Царские сановники сознательно мстили Бутакову за смелость и широту его взглядов, за открытую критику царивших во флоте крепостнических порядков, за гуманное отношение к «политическому преступнику» Тарасу Шевченко, за непокорный характер. Трудно было придумать более неподходящие должности для исследователя Арала, научные заслуги которого были высоко оценены учеными всего мира. Однако, несмотря на неблагожелательное отношение к Бутакову, чиновники из морского ведомства вынуждены были считаться с большим морским опытом, научными знаниями, осведомленностью в новейших достижениях военно-морской техники и заслуженным авторитетом Алексея Ивановича.
В 1865 году он был назначен младшим флагманом броненосной эскадры Балтийского флота и в качестве начальника самой передовой в то время в техническом отношении шхерной эскадры броненосных кораблей, состоявшей из десяти мониторов, посетил Стокгольм. Вскоре после успешного плавания отряда мониторов выдающийся ученый-гидрограф был неожиданно назначен членом артиллерийского отделения только, что организованного Морского технического комитета, а год спустя направлен в распоряжение главного командира петербургского порта. Бутакова фактически отстранили от какой-либо активной деятельности. Заболев осенью 1868 года болезнью печени, Бутаков отправился для лечения в Германию и 28 июня 1869 года скончался в Швальбахе на 54 году жизни. Журналы «Морской сборник», «Всемирная иллюстрация» да еще две-три газеты откликнулись официальными некрологами, и имя Алексея Ивановича Бутакова было предано забвению.
«...Он умер забытым, но потомство воздаст ему должное»,- писала та же современница Алексея Бутакова. Лишь в начале XX века по предложению ныне покойного президента Географического общества, академика Л. С. Берга, именем Бутакова был назван южный мыс острова Барса-Кельмес. В советское время одному из островов в дельте реки Сыр-Дарьи было присвоено имя другого великого участника первой экспедиции, исследовавшей Аральское море,- Тараса Шевченко. Во имя любви к Родине, во славу отечественной науки и русского военно-морского флота совершал Бутаков свои научные открытия. Вся его пятнадцатилетняя деятельность на Аральском море - героический научный подвиг, яркий пример беззаветного служения отчизне. Русский народ всегда с благодарностью вспоминает славные имена первоисследователей Средней Азии Семенова-Тян-Шанского, Северцова, Федченко, Ошанина, Мушкетова, Воейкова, Берга. В одном ряду с именами лучших людей нашего народа достойно стоит и имя Алексея Ивановича Бутакова.

Источник:
В. И. Дмитриев, под редакцией Е. Е. Шведе, издательство «Географическая литература», Москва, 1955 год.

Рисунки
Тараса Шевченко.