Песенная культура казахских исполнителей.

«Немало ударов мне жизнь принесла,
Поймет лишь ученый, за что она зла.
Пусть мне попадется досужий мудрец, -
Он имя мое сохранит и дела»

Этнография казахского народа.

Конец семидесятых годов прошлого века. По степи движется группа всадников. Под джигитами отборные сильные кони. Они пускают их то вскачь, то рысью, то шагом. Видать, час испытания выносливости коней еще впереди. Всадники спустились в глубокую балку и спешились. Один из джигитов, дозорный, внимательно вглядывался в степь. Вот он подал знак двоим спутникам и сам бросился к коню. Всадники выскочили из балки и увидели, как недалеко от них в сторону горы Сырымбет безмятеж ной рысью ехали двое - молодая женщина и джигит.
«На ловца и зверь бежит», - радостно подумали всадники и поскакали наперерез одиноким путникам. Один из джигитов на всем скаку выхватил из рук девушки повод и увлек за собой ее коня. На жалобы и вопли ее спутника никто не обращал внимания. Окружив девушку плотным кольцом, группа шумной гурьбой направилась к реке Ишим. Вскоре всадники отделились, оставив с девушкой красивого, статного, черноусого джигита, на котором были бархатные штаны, бешмет, яркий домотканый халат и круглая соболиная шапка. Вороной конь под ним приплясывал, нервно перебирал ногами.
Джигит с улыбкой, не отрываясь, смотрел на девушку. Девушка молчала, хмурилась, не отвечала на его веселые шутки. «Наверное, не успела еще прийти в себя от испуга», - подумал он. Всадники и не заметили, как приехали в аул. Было необычно оживленно в ауле. Джигиты, перебивая друг друга, рассказывали, как они ловко отбили красавицу. Привязав коней, они вошли в юрту. Пили кумыс, чай, веселились. Но веселье длилось недолго: к аулу гулким наметом приближались преследователи.
В одно мгновенье джигиты уселись на коней и выехали навстречу непрошеным гостям. Черноусый посадил девушку к себе на вороного коня и поскакал прочь из аула. Преследователи, убедившись, что похищенной красавицы в ауле нет, пустились вдогонку за всадником, едва заметной точкой маячившим уже далеко в степи. Когда черноусый джигит прискакал со своей пленницей к Ишиму, к местечку Сары-ми, где не было брода, сзади их уже слышался топот коней - погоня настигала их.
Стало ясно, что от погони им не уйти; девушка и джигит растерянно взглянули друг на друга. «Ты любимец народа, а я одна из многих несчастных казахских девушек. Твоя жизнь дороже моей. Ты должен жить. Конь обоих нас не вынесет. Спасайся. А меня пусть схватят. Кто знает, может быть, и свидимся еще когда-нибудь», - сказала девушка. Раздумывать было некогда. Джигит переплыл на своем коне Ишим, спасся, а девушку схватили разъяренные преследователи. Девушка была знаменитой красавицей Актокты, а черноусый джигит - прославленный акын, певец Арки Ахан-серэ.
Дерзкий, безоглядный в своих поступках певец попрал степные законы и обычаи, похитил средь бела дня красавицу Актокты, возвращавшуюся из аула своего зятя Еркимбая, но удержать свое счастье не смог. Потрясенный Ахан-серэ горько сожалел, что не убил тогда свою любимую, а отдал ее в руки чужим. 
Меня, Актокты, не бросай, как щенка,
Не раз я пил мед с твоего языка.
Да лучше б убил я тебя в Сары-ми
И мукой за это платил хоть века.
Актокты еще в детстве была просватана за Шамукана, сына известного тогда  богача Сутемгена.  Конечно,  ни у Ахана-серэ, ни у его друзей не было сил отобрать у Шамукана его невесту. И, видимо, певцу   было   легче   убить Актокты, чем отдать ее ненавистному врагу. Существует предание, будто бы Ахан нанес Актокты тяжелую ножевую рану, и ее, обескровленную, нашли потом возле Сарыми. Трудно утверждать, насколько достоверно это предание.
Актокты сурово наказали за побег с Аханом, а потом отец все же дал свое благословение и отправил ее к Шамукану. Семидесяти с лишним лет Актокты умерла, оставив четверых детей. А Ахан-серэ до глубокой старости вспоминал  о   ней,   и   в  сознании  народа  красавица  Актокты связана с именем его любимого певца, поэта, композитора. Ахан-серэ родился приблизительно в 1843 году (в других источниках указывался 1834 год) в местечке Коскуль нынешнего   Аиртауского    района   Кокчетавской   области. Аул  Каратал   расположенный   недалеко  от  Коскуля,  до сих пор считают местом рождения знаменитого народного композитора.
Отец его, Корамса,   был   родом   из Аргина. Детей его звали Айша, Ахан, Мухамбет, Рамазан, Айберген. Настоящее имя будущего певца было Акжигит, но с детства его звали ласкательно Аханом. Все дети Корамсы, кроме Ахана, ничем не выделялись, жили тихо, скромно, стали со временем исправными скотоводами. Ахан же еще ребенком  отличался  любознательностью,   живостью   ума. Первоначальной   арабской   грамоте   мальчик   научился   у аульного муллы Кунтеу. Однако унылая долбежка не привлекала живого, неугомонного Ахана, он начал мечтать о настоящем учении, и тринадцатилетним мальчишкой будущий певец ушел от муллы и уехал в Петропавловск.
ам он поступил в медресе некоего Валиахуна. В городе он впервые   услышал   русскую   речь. Медресе   вскоре   наскучило мальчику, религиозное учение казалось ему бесполезным. Однако кое-какие знания, полученные им   в   городе,   оказали в дальнейшем большое влияние на творческую деятельность Ахана-серэ. Из Петропавловска Ахан возвращается домой. Корамса жил небедно, и юноша чувствовал себя свободно, не испытывал особой нужды.
Отец относился к сыну необычно мягко, не принуждал его к работе, и Ахан жил беспечной, легкой жизнью, увлекался пением, игрой на домбре, не пропускал ни одного тоя, празднества в окрестных аулах. Он выделялся красивой внешностью, изящными манерами, сильным, приятным голосом. Как и многие его сверстники, Ахан мечтал иметь быстрого скакуна, бесстрашную охотничью собаку, хорошего беркута - неизменные атрибуты истинного степняка.
У кубейца Шокетая он купил знаменитого впоследствии скакуна Кулагера, отдав за него коня, корову и двадцать пять рублей серебром. Некий Алибек, восхищенный юношей, подарил ему молодого беркута по кличке Караторгай. Одновременно Ахан приобрел у Сай-рата-тюре щенка от гончей собаки Базарала, а еще у одного знакомого выпросил в дар ястреба, прозванного за лютость Кокжендет - Сивый палач. Отныне Ахан становится тем «восьмигранным» джигитом, который в сознании казахов испокон веков олицетворял мужскую добродетель.
К славе акына, певца, музыканта, красавца теперь прибавляется еще слава ловкого, смелого охотника. Вскоре Ахан-серэ становится известен во всей степи. Его приезд в аулы превращается в праздник, к нему тянется одаренная казахская молодежь. Счастливый отец, старый Корамса, решил,женить сына на достойной девушке. Он высватал Фатиму, единственную дочь Бекбаса, выросшую среди восьми братьев. Но свадьба не состоялась. Неожиданно заболев, Фатима умерла, не успев стать женой Ахана.
Ахан по-прежнему разъезжает по аулам, распевает свои песни, сочиняет стихи, увлекается охотой. В середине семидесятых годов он отправляется в длительную поездку по аулам Младшего джуза, где встречается с Актокты, влюбляется в нее, пытается ее похитить,однако это ему не удается. Как ни тяжел был этот удар, молодость берет свое. Неудача не сломила молодого певца. Это событие разбудило в нем дар композитора, невольно заставило его выразить свое искреннее, большое чувство, которое погасло, так и не успев разгореться. Так родилась песня «Желдирме» - светлая, печальная, интимная,- даже не песня, а как бы разговор автора с самим собой.
Страсть изменчива, как летний ветерок,
От влюбленного бывает редко прок.
Я отчаялся догнать мираж любви
И печален, словно высохший поток.
Если цели нет, по свету что бродить?
К бесприютному добрей не станет рок,
Уступает коршун соколу во всем.
Почему? Обоим, верно, невдомек.
Каждый создан на особый образец, -
Не седлает ишаков лихой ездок, Только  юность не посмотрит ни на что, Одолеет добродетель и порок.. «Желдирме» Ахана совершенно не похожа на популярную в народе «Желдирме» Исы Байзакова. Песня начинается мягко, протяжно, а последние ноты тянутся особенно долго, будто певец ждет аплодисментов публики. Конечно, установить точное время создания той или иной песни Ахана, как и большинства произведений казахских народных композиторов, весьма трудно.
Об этом можно судить лишь приблизительно, по косвенным данным. Однако анализ композиции, музыкального строя, формы «Желдирме» позволяет предполагать, что эта песня была создана композитором на заре его творческого пути. В ней еще отчетливо видны робость, неопытность, неуверенность. «Желдирме» запечатлела момент размышления композитора, одно мгновенье, навеянное грустью воспоминаний. После смерти невесты, дочери Бекбаса, Ахан на некоторое время расстается с мыслью о женитьбе.
Однако джигиту, которому уже больше пятнадцати лет, по обычаям тех лет, не полагалось оставаться долго холостым. Вскоре Ахан женился на Фатиме, дочери Шомайт-ходжи, казанского татарина. Фатима, умная, рассудительная, красивая девушка, стала хорошим другом Ахана. Фатима родила мальчика и девочку. Однако и на этот раз счастье Ахана длилось недолго: через десять лет совместной жизни Фатима умерла. Певец тяжело переживал ее смерть. Молодому, красивому мужчине не подобает жить бобылем, и Ахан похитил Уркию, дочь Тналы, просватанную за некоего Балташы из рода Караул. По пути беглецов настиг батыр Тулак из аула Кожым, отбил Уркию и чуть не застрелил Ахана.
Но, к счастью, в дело вмешались старейшины рода, и после долгих переговоров Ахан благополучно приехал с новой женой домой. Тяжкий удар судьбы уже подкарауливал Ахана: Уркия умерла через три месяца. Единственным утешением в жизни Ахана стал его скакун Кулагер. Слава о скакуне певца Ахана-серэ гремела в степи. Даже в те времена, когда единственным средством связи был степной «узун-кулак», слух о Кулагере проникал в самые отдаленные уголки необъятного Казахстана.
В далеком Младшем жузе Кулагера называли Кула-шолак, а места, где обитали роды Атыгай и Караул, именовались краем Кула-шолака. Вскоре произошло событие, ещё более прославившее Кулагера Ахана-серэ. К поминкам Сайдалы из рода Аккошкар готовились пять волостей. В скачках должны были участвовать лучшие скакуны Среднего жуза. Любимый конь Ахана Кулагер пришел тогда первым, оставив далеко позади себя триста отборных, знаменитых скакунов из многих родов. И этот триумф несколько облегчил горе певца, потерявшего двух любимых жен.
Певец решил увековечить это событие, посвятив своему коню песню. Рассказывают, что композитор сам прогуливал своего коня, и Кулагер, шаловливо переступая ногами, раскачиваясь, покорно шел за своим хозяином, ожидая его ласки. В такт этой мягкой, враскачку, неслышной поступи Кулагера Ахан сочинил свою знаменитую песню «Манманкер». Это очень нежная, ласковая, мелодичная песня, мечтательная и задумчивая.
Кажется, композитор, радуясь за своего коня, жалеет, грустит, что его радость не могут разделить Фатима и Уркия. Ахан понимает, что Кулагер не только его гордость, а гордость, слава всего Атыгая и Караула, но он еще не может оправиться от тяжкого удара судьбы. «Манманкер» - несложное по форме и объему произведение, но оно повествует об искреннем чувстве большого сердца. Существует совершенно неоправданное с музыкальной точки зрения мнение, будто все протяжные песни - печальные, грустные.
И некоторые композиторы, изображая печаль, утрату, использовали мотив «Манманкер». Протяжность, задумчивость, мечтательность не обязательно характеризуют только печаль или горе. Кулагер, занявший на больших скачках первое место, приободрил Ахана-серэ. Он переживает творческий подъем, сочиняет целый ряд стихотворений, пишет песни. Надо полагать, что игривая песня «Нурила», посвященная дженге Ахана по имени Нурила, была создана именно в этот период.
«Нурилу» не поют сейчас по радио и в концертах, но в народе она еще живет и поныне. Ахан-серэ, немного оправившись от горя, снова разъезжает по аулам, поет и играет на тоях, участвует в байгах, в которых его Кулагер неизменно приходит первым, увлекается охотой с ловчими птицами и с гончими собака ми. Однажды Ахан-серэ приехал к Жусупу-тюре и с юношеским пылом  влюбился   в   его   красивую дочь Жамал. Жамал певец посвящает стихотворение, в котором вдохновенно воспевает ее красоту. В радуге вышивок платья подол золотой,
Шея твоя - серебряных денег чудесней.
Сотня красавиц выйдет гулять под луной,
Ты среди них - лебедь с печальной песней.
Я целый век не сводил бы с тебя своих глаз!
Губы, косу твою, щеки - не забываю.
Ты моя милая, мой драгоценный алмаз,
Так и пылаю от страсти к тебе, так и пылаю.
Музыка к этим стихам сочинена в форме «Желдирме». Однако это «Желдирме» не имеет ничего общего с той одноименной песней, о которой мы уже говорили выше. «Желдирме», посвященное Жамал, в музыкальном отношении намного богаче. По ритму оно напоминает «Сармоин». Большой темперамент, взрыв чувств, энергичность, четкость ритма, мелодичность, красочность характеризуют эту песню. Мы привели здесь лишь два куплета, но «Желдирме» по количеству строк довольно длинная песня. Став знаменитым, любимым народным певцом, Ахан, как и Биржан-сал, с большой серьезностью относится к своему таланту. Он знает себе цену, знает, что его искусство нужно народу. Вслед за Биржаном он с достоинством говорит о себе:
За «Кепсером» приезжайте в Кызыл-Жар.
Перед кем мне унижаться? Я певец, серэ и сал!
Эта песня известна в народе под названием «Кепсер». Проникновенная, сдержанная, она полна достоинства и гордости певца за свое искусство. Композитор словно хотел сказать тем невеждам, которые с пренебрежением относятся к певцам, музыкантам, искусство более грозная сила, чем дубинка и плеть в руках чванливых «правителей». Верой в свои способности, в свой талант, в могущество искусства пронизана песня «Кепсер». Небольшая по объему, она отличается глубоким содержанием и большой эмоциональной силой. Певец не может забыть Жамал. Всюду он думает о ней, посвящает ей стихи. В одном стихотворении Ахан обращается к своей любимой, складывая ее имя из букв - «ж», «а», «м», «а», «л»: 
Желанную встретив, забыл я покой,
Ак-ку, птица-лебедь, сравнится с тобой.
Мир без тебя, что весна без цветов,
А я тебя ждать    до рассвета готов.
Ласковый взгляд твой забыть не могу.
Однако поэту не суждено было соединиться с Жамал. Ее выдали замуж, и в ту ночь, когда в ауле проходил той, после которого утром Жамал должны были увезти к мужу, композитор сложил свою самую известную песню «Сырымбет». В музыке этой песни, рожденной ночью у подножия горы Сырымбет, певец излил свое горе, свою печаль, свою утрату. Певец говорит о том, что муж Жамал недостоин ее, что ее продали за скот, он сетует на несправедливую судьбу, тяжело переживает свое бессилие. 
Мой аул ушел к летовке в пойме Сырымбет.
Я люблю тебя - красивей в  целом свете нет!
Дочь орла была достойна смелого орла,
Но стервятника добычей стала ты, мой свет!
Мой аул ушел к летовке в пойме Сырымбет. 
Ты была на радость людям рождена на свет.
Ты орла была достойна, гордого орла.
Закогтил тебя стервятник - и любимой нет.
Соловей всегда с любимой, с нелюбимой - нет!
Золотой челнок уходит -
исчезает след...
В час разлуки подари мне вышитый камзол -
Тот, что был тогда в Коскуле на тебе надет!
Трудно найти казаха, который не знал бы песни «Сырымбет». Поэтому нет смысла подробно говорить о ее достоинствах. Однако хочется обратить внимание на то обстоятельство, что наши композиторы иногда совершенно не к месту прибегают к творениям казахских народных композиторов. Конечно, песни народных композиторов стали сейчас всенародным достоянием, и нет ничего предосудительного в том, что тот или иной современный композитор вводит эти песни в свои симфонии или оперы.
Приходится только сожалеть, что не всегда это делается с должным тактом, со знанием «духа» песни. Очень досадно, что такая лирическая, искренняя песня, как «Сырымбет», проникнутая любовью   к   несчастной   казахской девушке, зазвучала вдруг в опере «Айман-Шолпан» (в варианте 1937 года) в устах жены Котибара Тенге. На сцену Тенге выходит в облачении батыра и с грозным видом поет «Сырымбет». Чтобы придать оттенок силы, мощности, непреклонности, композитор ускорил темп песни, исказил ее суть.
Между тем нет ничего воинственного, властного в песне «Сырымбет». Мы не хотим сказать, что к произведениям народных композиторов следует относиться как к музейным экспонатам. Наоборот, народная песня, к месту использованная в опере или в симфонии, только выигрывает. Нельзя безответственно обращаться с духовным богатством народа. Песня «Сырымбет» затрагивает тончайшие струны человеческой души. Ее рефрен - «Прощай, сестрица, прощай!» - точно определяет содержание песни.
Горечь разлуки, печаль утраты слышатся в каждой ноте. «Сырымбет» - вершина песенного творчества Ахана-серэ. Вскоре на Ахана обрушивается новый удар. Его любимый ястреб Кокжендет поднялся как-то в небо, полетел по ветру и больше не вернулся. Для Ахана, человека нежной, тонкой души, исчезновение любимой ловчей птицы стало большим горем. Он долго ищет его, расспрашивает людей, но безуспешно. Кокжендет исчез бесследно. Потрясенный этим Ахан посвящает своему ястребу песню, известную в народе под названием «Кокжендет».
Кокжендет,
тугыр твой словно из жемчуга,
талисман на шее колечком огня.
Я ходил за тобою 
и холил, как женщину,
отчего ж ты, неверный, покинул меня?
И когда ты несся с тучею вровень,
ворота небесные отворив,
я гордился,
что в юрте растил по-отцовьи
неумолимые крылья твои.
Бывало, мой пегий
тащится в мыле.
И кличу послушный моему
ты бьешь и несешь гусей в изобилье,
багрово-красный в закатном дыму.
Неужто вовек мне тебя не встретить?
Неужто я вправду лишился тебя?
Зачем ты ушел
в безжалостный ветер,
слепой и решительный, как судьба?
Так кто же тебя заманил
бессовестно?
Так кто же тебя
обманул, хитря,
чтоб только мучать меня бессонницами,
твоего бессменного поводыря.
И когда ввечеру прочертят чирки
свой путь
над юртами дымящимися,
я чую тебя, всему вопреки,
на правой руке моей сидящим.
И горе вновь входит под ребра,
как  нож,
и, не совладав с привычною болью,
бегу очумело на Козы-Кош,
в надежде
на добрую встречу с тобою...
Очень своеобразна композиция песни «Кокжендет». Она начинается в высоком регистре, взмывающей нотой. Неожиданно резко мелодия как бы опускается, и композитор очень мягкими, задушевными, теплыми звуками рассказывает о знаменитой птице. Где-то в середине песни мелодия пытается снова вырваться, подняться выше, но звуки не достигают прежней высоты, у птицы не хватает сил подняться в небо. И опять звучит печаль, скорбь.
Певец напрягает все силы, он не хочет мириться с утратой дорогой птицы, голос его крепнет, уверенно набирает высоту, а потом словно не решается сразу же спуститься на землю, кружится-кружится - и уже слова кончились, а певец все еще тянет, то поднимая, то опуская свое бесконечное, томительное «ха-ля-ляу». Жаль, очень жаль, что эту песню, полную очарования, изящества, благородства, редко исполняют наши певцы. Правда, среди десятков песен, вошедших в оперу «Жалбыр», находится и «Кокжендет».
Но это не подлинный «Кокжендет» Ахана-серэ, а лишь один из его вариантов, бледная тень той песни, о которой мы говорили выше. Было бы ошибкой думать, что «Кокжендет» - песня только о птице, о любимом ястребе Аханасерэ. Конечно, толчком для создания ее послужило исчезновение Кокжендета, но содержание песни значительно глубже. Это своеобразное прощание с юностью, лирический разговор о чем-то бесконечно близком, дорогом, но уже безвозвратном.
Ловчая птица, ястреб Кокжендет - лишь повод для глубоких раздумий композитора. Песня не нашла еще своего исполнителя, толкователя. Она могла бы занять место среди лучших творений казахского песенного творчества. По содержанию, по идее к «Кокжендету» примыкает и другая широко распространенная песня Ахана-серэ - «Караторгай». История создания ее такова. От батыра Алибека Ахан-серэ получил в дар беркута по кличке Караторгай. С годами беркут постарел, и хотя у него были еще сильные крылья, хвостовые перья выпали, и он подолгу кружился в воздухе, издавая жалобный клекот, не решался опуститься на землю. У казахов есть поговорка: «Птица летает крыльями, а садится хвостом».
Видимо, народ верно подметил эту особенность птиц. Караторгай дряхлел, он легко поднимался в воздух, яростно бросался на добычу, но садиться боялся, встревоженно вскрикивал, кружась на одном месте, а потом, обессилев, падал камнем вниз. С жалостью в сердце наблюдал Ахан-серэ за сильной, бесстрашной когда-то, а теперь одряхлевшей, боязливой птицей. «Караторгай! Тяжко тебе! Кричишь, бедный, боишься садиться!» - с болью говорит поэт. Эти слова как припев повторяются после каждого куплета.
Но беркут Караторгай - лишь внешний повод для создания песни, а думы композитора о другом. Это видно из того, что в первых двух строках поэт говорит о Караторгае, о его крыльях, словно украшенных жемчугом, но вслед за тем идут совершенно иные слова: «С детских лет росли мы вместе, милая, как же мог я потерять тебя навсегда?» Это нежная, интимная, мечтательная песня о несчастливой, безвозвратной, потерянной навсегда любви, о тяжкой судьбе любимой девушки.
песнях «Эки жирен» и «Караторгай» - «Пара рыжих» и «Черный скворец» - речь идет вовсе не о паре рыжих скакунов и беркуте, вернее, не только о них поэт высказывает свои сокровенные думы. Караторгай быстро старел, стал беспомощен, негоден Для охоты, но за долгие годы Ахан привязался к нему и очень тяжело переживал смерть любимого беркута. «У беды семеро братьев»,— гласит казахская пословица. Действительно, за несчастьем последовало несчастье. Вскоре после смерти Караторгая отравилась, съев кучелябу, гончая собака Базарала.
Потом погиб, упав на всем скаку с Кулагера, младший брат певца Айберген. Жизнь обруши вала на Ахана удар за ударом. Теперь единственным утешением, последней радостью стал скакун Кулагер. Неизменные успехи скакуна радуют Ахана. Во всем северном Казахстане нет коня, который мог бы обскакать Кулагера. Ахан-серэ снова отправляется в поездку, старается песней отвлечься от горя. На одной молодежной вечеринке певец встречает девушку Балкадишу, дочь Ибрая из рода Караул. Красота девушки поразила Ахана.
Он весь вечер просидел рядом с ней, взволнованный и счастливый, и, несмотря на то, что девушку звала дженге девушки, не хотел ее отпускать. Девушка смущалась, она была польщена вниманием знаменитого певца и не решалась уйти с вечеринки без его разрешения. И, заметив это, композитор отпустил ее, экспромтом сложив песню «Балкадиша».
Моя Хадиша, о моя Хадиша,
Гибка ты, как тальник, как утро, свежа.
Невестка с отъездом торопит тебя.
Нельзя запретить, уезжай, Хадиша!
Эта веселая, жизнерадостная, лукавая песенка распространена по всему Казахстану. И хотя она не отличается особенной глубиной и музыкальными достоинствами, все же в ней есть своеобразие, свой «язык», своя форма. Видно, что автор не работал над музыкой, не сочинял, не шлифовал ее, песня вылилась мгновенно, в одно дыхание, сразу. «Балкадиша», одна из самых коротких песен в казахском песенном творчестве, привлекла внимание многих композиторов.
Ее бодрый, брызжущий весельем, счастьем мотив встречается в разных вариациях во многих произведениях. По-видимому, к этому периоду относится и другая песня Ахана - «Макбал», одно из лучших созданий композитора. Однако нам совершенно неизвестно, при каких обстоятельствах была сочинена «Макбал».
О милая, подобны табунам
Густые пряди дорогих волос.
Моя Макбал, пусть ночью по плечам
Струятся змеи шелковистых кос.
Я мчался день и ночь, загнал в пути коня.
Любимая  Макбал, согрей  скорей меня!
Шагаем по степи, ведет домой тропа,
И сушит красота мне сердце, словно зной.
Прости меня, не плачь,
любовь моя Макбал.
О, если б мог тебя
умчать в простор степной!
Судя по этой песне, композитор увидел девушку по имени Макбал в далеком чужом ауле. И здесь все тот же «традиционный» в устном казахском народном творчестве мотив: девушка и джигит тянутся друг к другу, но суровые обычаи степей не позволяют им соединиться. Может быть, в данном случае любовь Ахана к Макбал и не имела места. Акын знал жизнь, видел, как настоящая любовь часто кончалась трагически, и своей песней «откликнулся» на эту тему. В «Макбал» слышатся и печаль, и отчаянье, и надежда, и разочарование.0
Но это не плач, не вопль, не жалоба, как утверждают некоторые. В песне есть как лирические, так и драматические интонации. Существует мнение, что «Макбал» принадлежит Ибраю Сандыбаеву. Однако по музыке, по духу, кажется нам, она более характерна для творчества Ахана-серэ. Еще одно  жестокое  испытание  ожидало  Ахана  дома. В Ереймене готовились грандиозные поминки в честь Сагиная из рода Керей. Ахан словно предчувствовал беду, долго отказывался ехать на поминки.
Певец знал, что и у него, и у Кулагера есть   завистливые   враги.   Но друзья, родственники уговорили Ахана, и он отправился на поминки. Кулагера привели тайком. Композитор не хотел, чтобы до начала байги люди знали об участии его коня. Но некий Куренбай, присматривавший   за конями   перед   скачками, узнал Кулагера и доложил об этом сынкам родовитых баев Батырашу и Котырашу. Завистливые байские сынки еще хорошо помнили,   как на   знаменитой   байге на поминках Сайдалы конь Ахана пришел первым.
Баи не могли допустить, чтобы конь какого-то бродячего певца обскакал их породистых скакунов.  Они  решили отомстить Ахану, отомстить за то, что он был более известен, более любим народом, чем они, потомки «белой кости». Когда Кулагер вырвался вперед и вдохновенным галопом мчался к цели, слуги Батыраша и Котыраша из-за засады ударом дубинки переломили ему хребет. Ахан-серэ стоял на пригорке, волнуясь, ждал своего Кулагера, но когда  заметил скачущего впереди коня другой   масти,   встревожился и, обращаясь к стоявшим вокруг него людям, сказал:
Взволнованы ветром камыш и вода,
Коня я отправил на скачки сюда,
Но первым не чалый пришел, а саврасый,-
Боюсь,  с Кулагером случилась  беда.
Предчувствие певца оказалось верным. Среди вернувшихся коней любимого Кулагера не было. Не помня себя от отчаяния, Ахан кинулся его искать и нашел своего Кулагера мертвым, с переломанным хребтом. Рыдая, как по самому родному человеку, певец долго сидел возле бездыханного Кулагера, последней надежды. Здесь родились отравленные неутешным горем стихи:
Кулагер, ты скакуном с рожденья был.
Отдан мне ты дядею в кормленье был.
И когда Кипчак с Аргын справляли ас,
На байге ты всех коней быстрее был.
Кулагер, Тулпара сын, дитя орла,
Двадцать раз ты к трем годам догнал козла,
Весть о том, что ты погиб, степных сорок
Над тобой прочесть молитву привела.
Белый снег, упавший в ночь, к утру сойдет.
Но моя, о Кулагер, боль не пройдет.
И пока найду коня тебе подстать,
До земли хвост у верблюда отрастет.
Кулагер, ты в холе был в мороз и в зной.
В дни. любви и тайных встреч ты был со мной.
Услыхав, что ты погиб, я зарыдал,
Пальцы сплел в бессильном горе с сединой.
По земле, где мчался ты, - следы копыт.
Славой был твой каждый шаг в пути покрыт.
Легкий бег и шею девичью твою
Атыгай с Караулы в душе хранит.
Песня называется «Кулагер». Но не описанию качеств коня посвящена она. Это крик души поэта, стоны его сердца. Это плач о невозвратном. Враги достигли своей цели. Они убрали прославленного скакуна, не дававшего им покоя, отомстили певцу, затмившему их своей славой. Безнадежная тоска овладела поэтом. Он и раньше видел несправедливость, сталкивался с произволом, но, увлеченный своим искусством, никогда не задумывался, откуда идет эта несправедливость, в чем корень зла и народных бедствий.
Поэт и представления не имел о движущих силах общественной жизни. Теперь, после гибели Кулагера, он стал чаще задумываться и все чаще склоняться к мысли, что горе, насилие, произвол, несчастья исходят в основном от баев, биев, от тех, кто именует себя народными правителями. Поэт с горечью сознает, что в этом мире не может быть справедливости. Он переживает тяжкий душевный кризис. Поэт стал неразговорчивым, подозрительным, начал сторониться людей.
Вокруг стали поговаривать, что певец тронулся умом, что его попутали джины. Долго длилась моральная депрессия, но все же могучий дух композитора победил: Ахан-серэ вновь вернулся к творчеству. К тому времени ему уже исполнилось пятьдесят лет, он познал и горечь, и радость жизни. Певец стал больше читать, думать, размышлять. Зрение стало острее, взгляд - шире. Он только теперь увидел, что казахский народ душит невежество, отсталость, что «правители» заботятся лишь о чинах и богатстве, ради которых готовы идти на любое беззаконие, насилие и грабеж. С тревогой и болью пишет Ахан о молодежи, которая живет бессмысленной, пустой жизнью, не стремится помочь народу, равнодушна к искусству.
О время - ты песок, струишься не спеша,
А мы проводим жизнь в безделье и гульбе,
Бай утирает жир - он рад такой судьбе.
Но разве эта жизнь народу хороша?
 О молодость, здоровьем ты крепка,
Пусть нити знаний
время жизни ткут.
А наши дни в невежестве бегут.
Безделья ноша в жизни нелегка...
Будущее казахского народа, затерявшегося в безбрежной степи, волнует поэта, выпавшие на долю певца, не сломили его. Ахан убежден, что жизнь - это счастье, что счастье нужно искать на земле, а не на том свете, как утверждали муллы. Поэт жаждет счастья, веселья, любви.
Ой, где, любимая, мое желание лежит?
В четырнадцатый день луны
Прийти оно спешит.
Оно не там, где старый вол
Или хромой атан, -
Где тысячерублевый конь
Под чепраком дрожит!..
Цветущий луг, как мой халат,
Узорами расшит!
Степной простор, что до сих пор
Аулом не обжит!
Безмятежная молодость как бы снова вернулась к немолодому уже певцу. Мотивы любви снова звучат в его песнях. Увидев как-то трех красивых девушек, поэт залюбовался ими, встрепенулся, помолодел и сочинил песню, известную в народе под названием «Трипавы». Сегодня я видел во сне, что иду К павам трем гордым в персидском саду. Прозванья их: Жемчуг, Коралл и Рубин. Все трое шептали: «Забудь про беду!» Песня начинается речитативом, видимо, автору нужно было рассказать о своем сне, потом переходит в кантилену.
То, что эта песня принадлежит Ахану-серэ, не вызывает сомнений. Она послужила бы хорошим материалом для композитора, решившего писать об Ахане. Конечно, в ней нет того размаха, широты дыхания, глубины мыслей и чувств, как в песне «Кулагер». «Три павы» и по форме, и по содержанию весьма скромная песня. Возможно, в ту эпоху, когда в казахской степи не было и понятия о нотной записи, многочисленные певцы по-своему исполняли песню, и до нас дошло лишь смутное отражение оригинала.
Вообще подобные изменения могли претерпевать многие песни Ахана-серэ. Поэтому при анализе его творчества не следует быть особенно категоричным. И в возрасте шестидесяти лет Ахан не оставляет своего творчества. Правда, голос его ослаб, сил становилось все меньше. Изменилась и тематика его стихотворений и песен. Он пишет большей частью назидания, размышляет о сущности жизни. Его волнуют моральные проблемы. Певец все чаще прибегает к терме -излюбленной форме жырау - сказителей. Однако терме Ахана-серэ и по композиций, и по ритмике очень своеобразны.
Перевалы, ах, перевалы,
Нет ни края им, ни конца..,
В колыбели ребенок малый -
Гордость матери и отца.
Лук тугой, как хребет овечки,
Гордость воина-молодца,
Как ружье с золотой насечкой
Для охотника-храбреца.
Это терме - несложная по мелодике, ограниченная по диапазону песня - известна под названием «Белде, белде бел асар» («За далью дали тянутся»). В ней есть еще и другие слова, но едва ли есть необходимость приводить их здесь полностью. По свидетельству современников, Ахан-серэ и в преклонном возрасте не расставался с песней. Рассказывают, как однажды старый композитор приехал в гости к некоему Даулеткерею. На Ахане был чекпен из верблюжьей шерсти и черный камзол, на ногах - тяжелые сапоги, отделанные изнутри войлоком.
По просьбе гостей Ахан-серэ спел свою песню «Кулагер». Голос певца был уже слаб, по-старчески высок. Едва закончив песню, Ахан заплакал, отвернулся к стенке. До глубокой старости не мог забыть поэт своего любимого Кулагера. Трагедия на поминках Сагиная глубоко ранила сердце певца. Акын верил   в свой народ,   верил в его   будущее. Он говорил о необходимости просвещения, звал молодежь к знаниям.  Ахан-серэ надеялся, что народ не забудет его, что и после смерти будут его помнить, помнить его стихи и песни.
В силу своего искусства Ахан-серэ верил всегда. 1913 год. Аулы вернулись с джайляу, начали готовиться к зиме. В доме Ералы, зятя Ахана, на постели из толстых одеял лежал больной певец. Лицо его было все еще красивым, одухотворенным. Редко мигая длинными черными ресницами, он не отрываясь смотрел в потолок, знаменитый поэт, певец молчал, уже несколько дней не дотрагивался до пищи. Со всех сторон приезжали люди, что бы узнать о здоровье своего любимца. У его изголовья не отходя ни на шаг, сидел Ибрай Сандыбаев, уже известный певец и композитор.
Он был в своей неизменной красной феске, украшенной перьями филина. Состояние больного ухудшалось с каждым днем. В конце холодного ноября прославленный певец, талантливый поэт и композитор, человек большого и доброго сердца, Ахан-серэ вздохнул в последний раз и навеки закрыл глаза. Единственный сын композитора, родившийся от Фатимы, несчастный глухонемой Ибан, беззвучно всхлипывая, закрыл покрывалом лицо своего отца. 
Песни Ахана остались жить. Одним из самых крупных популяризаторов песен Ахана был Ибрай Сандыбаев. В числе лучших исполнителей песен Ахана в наши дни можно назвать Жусупбека, Куана, Мажита, Мусу, Темирболата, Манарбека, Косымжана. В последние годы вышла книга о песенном творчестве Ахана-серэ. Мы полагаем, что многие песни композитора еще не записаны. И в творчестве советских композиторов произведения Ахана занимают большое место.
Некоторые его песни вошли в оперы, а «Кулагер», «Кокжендет», «Балкадиша», «Сырымбет», «Караторгай» оркестрованы многими композиторами и встречаются в десятках произведений, написанных для оркестра. Песня «Макбал» вошла в пьесу «Ахан-серэ - Актокты». Все это говорит о том, что творчество народного композитора Ахана-серэ получило истинное признание в наши дни, что творения Ахана стали достоянием народа. В последние годы исследователями установлено, что у Ахана было много друзей и последователей.
Такие певцы, как Сердалы, Тлеубай, Мамбеталы, Жамшит, считали себя учениками Ахана-серэ. Конечно, нельзя сказать, что все акыны и певцы, окружавшие композитора, были людьми передовых, прогрессивных взглядов. Наоборот, были и такие, что открыто осуждали Ахана за его демократические взгляды. Известно, например, что Ахан-серэ знал немного русский язык и, благодаря этому, общался с русскими, беседовал, встречался с некоторыми образованными русскими поклонниками его таланта.
Надо полагать, что общение с русскими оказывало благотворное влияние на композитора, расширяло его кругозор. Однако акын Нуркожа, один из близких друзей Ахана, резко осуждал композитора за его знакомство с одной русской женщиной. «Ты и в матушку» влюблялся, с русскими якшался, запятнал честь мусульманина, тебе осталось еще креститься», - не раз говорил он Ахану. Но, судя по всему, Ахан не особенно прислушивался к таким обвинениям. «Можно отрубить голову, а язык не вырвешь», - говорят казахи.
Враги могли отравить его собаку, убить его скакуна, отнять у него любимую девушку, но не могли они запретить поэту сочинять стихи и песни, заводить знакомства, дружить с русскими. Видимо, Ахан-серэ довольно сносно изъяснялся по-русски. Сохранилось стихотворение Ахана, где казахские слова щедро перемешаны с русскими. По-видимому, оно было посвящено какой-то русской девушке.
Кептен коп поклон айттым, скажи я,
Сырымды жасырмадым азден эия.
Именной, искренной тусiнiнз,
Хорошенько сестра сватия.
Вообще следует отметить, что с начала прошлого века большинство казахских народных поэтов имело склонность вводить в свои стихи русские слова. И это было передовым явлением. Это говорило об интересе казахского народа к русскому языку, к русской культуре. Ахан за свою долгую жизнь многое видел, побывал в разных краях, общался со многими людьми. Когда в Омск приезжал наследник царя, Чингиз-тюре пригласил в свою свиту и Ахана. В Омске он спел несколько песен.
Сановитые гости из Петербурга были поражены искусством «степного рапсода». Их удивило не только пение, не только исполнительское мастерство певца, но и его внешность, его изящная одежда и умение держаться. Наследник царя наградил Ахана-серэ золотой медалью. По нашему предположению, в богатых архивах Омска должны быть какие-то сведения об Ахане-серэ. Возможно, что именно в Омске сохранилось единственное фото Ахана. Хотя в детстве Ахан-серэ и учился у аульного муллы и в медресе, однако религия в его жизни занимала третьестепенное место.
Конечно, нельзя сказать, что Ахан был атеистом. Но его обращения, взывания к богу, к всевышнему, к пророку скорее всего дань времени, машинальный отголосок воспитания, среды, обычаев. Ахан весьма скептически относился к пророку. Когда какой-то татарин-ку Так казахи называли русских женщин. Певец по имени Галиянур, заявил, что он похож на пророка, Ахан едко высмеял его.
Пророком аллаха слывет Мухаммед,
Но видел не каждый пророка, сосед.
Неужто и впрямь он похож на тебя,
Угрюм, горбонос, и веснушчат, и сед?
Человек, который всю свою жизнь посвятил песне, искусству, воспевал радости бытия, земное счастье, не мог быть приверженцем ислама. Об этом ярко свидетельствует вышедший недавно сборник стихотворений поэта. Трагический эпизод из жизни Ахана, смерть его знаменитого Кулагера, стал известен не только в Атыгае и Карауле, но и во всех уголках Казахстана, а в наше время и во всем мире. В середине тридцатых годов выдающийся казахский поэт Ильяс Жансугуров написал большую поэму «Кулагер».
Личная трагедия Ахана показана Жансугуровым как трагедия всего казахского народа. Описывая события, разыгравшиеся на поминках Сагиная, поэт сумел воссоздать трагический образ народного певца, картины из эпохи насилия и произвол той эпохи. Поэма Жансугурова вошла в золотой фонд казахской советской литературы. В начале сороковых годов писатель Габйт Мусрепов написал трагедию «Ахан-серэ - Актокты». Пьеса прочно вошла в репертуар многих казахских театров и до сих пор привлекает внимание зрителей. Г. Мусрепов взял один лишь эпизод из жизни Ахана-серэ и с большим мастерством создал реалистический, правдивый, многогранный образ народного композитора.
Писатель особенно тонко и верно показал отношение Ахана к религии. Воспитанный на религиозном учении певец со временем ясно поймет, какой вред оно наносит народу, будучи орудием угнетения в руках баев, биев, мулл, и станет вероотступником. Пьеса талантливо рассказывает о трагической судьбе лучших сынов народа, о их борьбе за народное счастье. В последние годы проявляется большой интерес к творчеству казахских народных композиторов.
Если до сих пор о них писались лишь от случая к случаю отдельные статьи или публиковались редкие воспоминания их современников, то сейчас стали появляться объемистые исследования, монографии, диссертации, посвященные жизни и творчеству казахских композиторов, певцов, музыкантов. Особенно большое внимание уделяется Ахану-серэ. Хочется еще раз отметить, что собраны не все материалы о жизни и творчестве Ахана и других народных композиторов.
Собрать по крупинке все сведения, факты, материалы о жизни и творчестве казахских народных композиторов, певцов, акынов, записать неизвестные пока еще песни, кюи, сделать это богатство всенародным достоянием -такова задача наших советских казахских музыковедов, деятелей культуры и искусства.

Перевод А. Сендыка.
Перевод А. Коренева.
Перевод Н. Чиркова.
Перевод А. Жовтиса.
Перевод А. Лемберга.
Перевод Н. Чиркова.

Источник:
Книга «Соловьи столетий». Ахмет Жубанов, Алма-Ата, 1967 год.