История казахской поэзии.

«Певцом в восемнадцать слыл
И по морю песен плыл,
А в девятнадцать лет
Всех песней заворожил.
И вот к двадцати годам
Я понял, что не отдам
За дом, за уют все то,
Что юным далось мечтам»

Ибрай.

Пятидневный тур в Алматы и Астану.

Восьмидесятые годы прошлого века. В доме полукругом уселись гости. На большой деревянной кровати сидела красивая девушка - семнадцатилетняя Какима. В руках у нее гармонь-однорядка. Сильно раздувая меха, девушка играла что-то бравурное, и гости слушали с восхищением. Неожиданно Какима запела; на фоне чуть приглушенных звуков гармони ее звонкий приятный голос казался особенно чарующим.
Для распевки Какима выбрала звонкую, задорную «Ахау-Семей». Между куплетами песни она лихо растягивала меха, быстро, ловко перебирала пальцами, и этот обрушивающийся на слушателей каскад звуков напоминал скачущего по степи необузданного коня. Гости невольно задвигались. Когда девушка подолгу тянула какую-нибудь высокую ноту, они, вытянув шеи, смотрели на потолок, будто наблюдая, как парит высоко в небе птица.
После этого Какима запела нежную, протяжную «Гаухар-кыз» Жаяу Мусы. Спев один куплет, она коротко рассказала историю рождения этой песни, и гости одобрительно закивали головами, восхищенно цокали языками. «Ибрай! Ибрай едет!» - крикнул кто-то с улицы. Гости зашевелились, уселись поплотней, освобождая для знаменитого певца самое почетное место.
Казахи с большим уважением относятся к людям искусства; хотя многие из гостей были старше Ибрая, однако все преклонялись перед талантливым певцом. Домбристу, певцу всегда почет и уважение. Красиво одетый джигит вошел в дом, вежливо поздоровался. Он сел на уготованное ему место, прислонил к стенке домбру, коротко спросил о здоровье собравшихся и задумчиво помолчал. Обычно казахи, встречаясь, долго и подробно расспрашивают друг друга о благополучии скота, здоровье детей, жен, родственников, сородичей аула.
Певец оказался немногословным, уклонился от традиционного длинного приветствия. Он сразу же заметил девушку на кровати и гармонь в ее руках, подумал, что это она, повидимому, играла перед его приходом. Какима тоже незаметно разглядывала певца. Внесли самовар, и девушка принялась разливать чай. Она очень аккуратно наполняла чашки душистым чаем, почтительно протягивала гостям. Ибрай с восхищением наблюдал за девушкой и, хотя давно уже утолил жажду, пил чашку за чашкой, любуясь тем, как красивая хозяйка подавала ему снова и снова.
Наконец убрали дастархан. Певец взял домбру, настроил ее и - то ли хотел пробовать свой голос, то ли хотел обратить на себя внимание Какимы - совершенно неожиданно взял очень высокую ноту. От зычного голоса  певца вздрогнули все. Даже те, что находились во дворе, испуганно заглянули в дверь. Ибрай запел. Он пел известные песни Арки. Он пел свободным, мощным голосом, пел артистически, изящно, вдохновенно. В доме как-то стало сразу просторней, светлей. По законам тех времен девушка не могла разъезжать по аулам.
Многое слышала Какима об Ибрае, но видела его впервые. Мужчины в доме поражались мощи голоса певца, а Какима следила за каждым его жестом, жадно прислушивалась к каждой новой песне. Музыкальной грамоты в степи тогда не знали, девушек не отпускали из дома и аула, и для них новая песня была редкой гостьей. Приезд Ибрая явился счастливым событием для Какимы. Какима не была робкой, стеснительной девушкой, как все казашки в ауле, она не очень-то придерживалась законов «степного кодекса», держалась очень свободно, независимо, гордо; играя на гармони,сбрасывала с головы платок, откидывала назад тяжелые черные косы, и, самое интересное, слушая ее игру и пение, люди даже не замечали подобных нарушений мусульманского «приличия».
Ибрай любовался ее игрой на гармони, ее голосом, ее свободными манерами, восхищался ее складной, остроумной речью. Девушка все больше   нравилась   певцу, и он понял, что в этом ауле может остаться на всю зиму. Вечером в доме собралось столько народу, что, как говорят казахи, нельзя было и «лисе просунуть морду». Ибрай был в ударе, он пел песню за песней. Аккомпанируя себе на гармони, сменяла его Какима. Потом она взяла домбру и снова пела. Этого Ибрай не ожидал. Он уже всей душой привязался к одаренной девушке.
Когда глубоко за полночь гости разошлись, молодые остались ненадолго одни и признались, что полюбили друг друга. В те времена не было условий для долгих раздумий и гуляний по улицам под ручку, джигиту нельзя было упускать удобного момента, иначе ему приходилось ждать, пока родители подыскивали ему невесту.
Всю ночь Ибрай не мог уснуть, от радости, от счастья он не находил себе места, не было с ним и верных друзей, которым бы он мог поведать свою тайну, свою любовь, и, едва дождавшись утра, певец обратился к своей неразлучной спутнице - домбре. После утреннего чая по просьбе собравшихся он спел еще несколько песен, а потом обратился к Какиме: «Какимажан, а эту песню я дарю тебе».
Ты лебедь, что плавно скользит по воде;
Коль раньше слыхала такое, то где?
Расплавившись в звуках домбры и гармони,
Гакку, мое сердце пылает в огне.
Люди не сразу догадались, что это была новая песня Ибрая, и не знали, кого певец так нежно называл «Гакку». Только Какима, сидевшая на кровати, таинственно улыбалась, когда певец радостно, ликующе пел припев: «Гакку, Гакку, га-гагага...» А Ибрай, воодушевляясь, запел громче, восхваляя на разные лады загадочную избранницу  его сердца Гакку.
На воде чистит перышки дикий гусь.
Той, кого полюбил, все сказать берусь.
Если песню «Гакку» я вам пропою,
Поневоле запомнится наизусть.
Быстрокрылая уточка над водой,
Без оглядки помчался я за тобой,
Но теперь, повторяя напев «Гакку»,
Недоступным останусь, храня покой.
Я ни слова из песни не утаю,
С ней объеду я всю страну мою.
Словно гусь, летящий с юга домой,
Прокричу эту песню в родном краю.
Нравом девушки ласковой я нежней,
Слава хана - ничто в сравненье с моей.
Лебедь, если она не плывет вперед,
Ни за что не сравнится с Гакку моей.
О загадочной Гакку знали лишь Ибрай и Какима. По рассказам современников, Ибраю было тогда лет двадцать. Так родилась знаменитая песня «Гакку» - вершина песенного творчества Ибрая. Нет казаха, который не знал бы этой песни. Ибрай родился в 1860 году в ауле № 5 бывшего Кокчетавского уезда. Родом певец из Караул (из подрода Калдаман). Грамоте выучился у аульного муллы, но учение длилось недолго. Петь начал с 8 - 9 лет. К работе его никогда не тянуло. Отец его, Сандыбай, жил бедно, был кузнецом, плотничал. Ибрай же с малых лет любил веселье, праздность; еще подростком, оседлав коня, разъезжал по аулам, пел, играл, жил жизнью вольного степного певца.
В семнадцать я повзрослел,
Но вместо серьезных дел,
Ты знаешь, чем занят был:
Играл на домбре и пел,-
признается он в одном стихотворении. Рассказывал он еще, что видел вещий сон, во сне ангелы погладили его по лбу и предсказали, что он будет певцом. Тяжелый труд кузнеца и плотника не привлекал его. Юноша не захотел идти по стопам отца.
Научиться делать телеги не смог,
Перед горном лить реки пота не смог,
Ремеслом этим славился мой отец,
Я бы стать кузнецом вовеки не смог.
Отец и сам видел, что из сына работника не выйдет, и не стал его принуждать. Песня заполнила всю жизнь Ибрая. И очень скоро он стал знаменитым в степи. Скот, богатство, хозяйство не прельщали молодого певца, искусство для него было превыше всего.
Я советами лучшими пренебрег
И бродягой шагнул за родной порог.
В шапке с перьями филина да с домброй,
Не в богатстве, в искусстве искал я прок.
Находясь в стороне Атбасара, Ибрай остановился как-то в одном ауле. Там он познакомился с девушкой по имени Алтынай. Красивая, хорошо воспитанная девушка приглянулась певцу. Ибрай не осмелился сразу же сказать о своем чувстве. Он тяжело переживал свою неудачную любовь к Какиме и чувствовал себя, как он сам говорил, словно рыба, ударившаяся мордой о камень. Алтынай также намекнула, что любит певца, но ее уже просватали за другого и родители ее будущего мужа - влиятельные, состоятельные люди.
Ибрай бессилен что-либо предпринять. Он часто приезжает к девушке, и Алтынай радуется хотя бы тому, что может слушать голос, песни своего возлюбленного. Ибрай посвящает ей песню, но чтобы не опорочить девушку на выданье, не называет песню ее именем. Песню он назвал «Алтыбасар» (название ее аула). Конечно, мы не можем категорически утверждать, что широко распространенная среди казахов одноименная песня и есть как раз «Алтыбасар», сочиненная Ибраем. Известная нам песня «Алтыбасар» не совсем соответствует творческому почерку Ибрая.
У казахов много одноименных кюев, немало также и одноименных песен. Вполне возможно поэтому, что существует несколько песен под одним названием «Алтыбасар». То, что Ибрай под таким названием сочинил в честь Алтынай песню, - факт достоверный. Но музыка известной нам песни «Алтыбасар» - энергичная, волевая, страстная, полна драматизма и мощи, она явно не соответствует стихам Ибрая. В словах «Алтыбасара» Ибрая есть печаль, тоска, сожаление.
Любовь моя, расстались мы навсегда.
Как дальше жить? Забудусь где и когда?
Шесть кратких лет, что были нам суждены,
Отравят жизнь тебе и мне на года.
Бывало, гнал в аул к тебе я коня.
Жить не могли мы друг без друга ни дня.
Ждал Аксандык, копытом в землю стуча,
Когда к нему ты подводила меня.
Юнец, птенцом я улетал к дорогой
За много верст, борясь с дождем и пургой.
Да только зря: другой заплатит калым,
Владеть за скот любимой будет другой.
Из этих слов ясно видно, в каком тяжелом, подавленном состоянии находился Ибрай, когда сочинил эту песню. Разумеется, мы вовсе не считаем, что дошедшая до нас песня «Алтыбасар» не может быть созданием Ибрая. Однако мы придерживаемся мнения, что при установлении авторства многих так называемых народных песен спешка явно ни к чему. К этому периоду творчества Ибрая относится песня «Каракат кез» («Глаза-смородины»). Эту песню часто поют еще и в наше время.
Тут мы имеем полное соответствие формы и содержания. «Каракат кез» - песня о любви, о красивой черноглазой девушке, о молодости. Песня очень длинная, мы приводим ее здесь не полностью. Ибрай был не только певцом, композитором, но и неплохим поэтом. В его песнях, стихотворениях довольно редко встречаются слова, вставленные лишь для рифмы или строчки, не имеющие отношения к содержанию произведения. Некоторые «случайные» слова в его песнях были, по нашему мнению, внесены поздними исполнителями.
В песне «Каракат кез» каждое слово стоит на своем месте, да и музыка, веселая, игривая, точно «работает» на основную идею. Существует мнение, что песня «Арарай» принадлежит Ибраю. По словам песни это трудно утверждать. В ней чувствуется явный анахронизм. В самом деле, не мог же Ибрай сказать: «Знать ты хочешь моих предков? Тобыктынец Кунанбай!» Возможно, что эти строчки вкрались позднее. Музыка же, должно быть, принадлежит Ибраю. Игривостью, веселостью, озорным лукавым ритмом она очень похожа на музыку песни «Каракат кез».
И эта песня широко известна в народе, поэтому нет смысла подробней останавливаться на ней. Следует только сказать, что в одном журнале, выходившем в начале прошлого века, была опубликована очень похожая на «Арарай» песня. Возможно, что Ибрай знал ее и по-своему обработал. Ибрай был беден. Он не мог выплатить калым за невесту. Лет двадцати пяти он женился на девушке Жамал. Женился тайком, без согласия ее родителей. Об этом событии и поется в его песне, известной в народе под названием «Сюйгеним» («Моя любимая»).
Калыма не хранил карман пустой,
Но нынче доберемся мы домой.
В ту ночь, когда жених ее приехал,
В ту ночь бежала девушка со мной!
Со своей «похищенной» женой Ибрай отправился в аул Ирсай и два года скрывался там у своих знакомых атыгайцев - Аю, Жакупа, Тамшигула, Мушке. В тексте записанной нами песни «Сюйгеним» Жамал почему-то названа Макбал. Можно предполагать, что Макбал - обобщенное имя казахской девушки.
Я долго подругу по свету искал,
Пока не увидел прекрасной Макбал,
Навеки мы с ней полюбили друг друга,
В зеленую степь мой скакун нас умчал!
Я весь словно острый булатный кинжал,
Погоню заслышав, как лист не дрожал,
Керей, Атыгай, Караул и Уак -
У этих родов я гостить с женой стал.
Родные в обиду меня не дадут,
Здесь наша земля,
и рожден был я тут.
Народ мне защитой надежною станет.
С любимой Макбал здесь найду я приют.
Здесь поэт говорит о своей бедности, о том, что он похитил свою любимую, и с гордостью заявляет, что у него много друзей. Есть у Ибрая и песня «Макбал». Из нее явствует, что с красавицей Макбал певцу не удалось соединиться:
Я недолго в Данежине пировал,
Я о горе своей милой горевал.
Нет покоя мне теперь ни днем ни ночью,
О любви о нашей думаю, Макбал!
Поэтому надо полагать, что в «Сюйгеним» говорится не о Макбал, а о Жамал - жене композитора. Возможно, что путаница имен внесена исполнителями песен Ибрая. «Сюйгеним» нельзя отнести к выдающимся творениям Ибрая; музыка ее проста, обыденна; песня начинается в высоком регистре, потом, постепенно снижаясь, переходит чуть ли не в речитатив. По-видимому, в данном случае певец уделил основное внимание словам, а музыке придал лишь второстепенное значение.
К этому творческому периоду, по-видимому, относятся и такие создания Ибрая, как «Жиырма бес» и «Желдирме». «Жиырма бес» поют во всех уголках Казахстана, слова этой песни издавна известны всем. Возможно, что Ибрай и внес какие-то «поправки» в эти традиционные стихи. Однако в дошедшем до нас варианте никаких поэтических особенностей или отличий от широко известного текста мы не нашли. Поэтому мы не сочли нужным привести здесь слова «Жиырма бес». А «Желдирме» Ибрая начинается своеобразно:
Пусть поток моих речей
Льется плавно, как ручей.
Тем заметней конь хороший,
Чем погоня горячей.
Песня исполняется речитативом. Мелодия несколько монотонна, с ограниченным звуковым диапазоном, но с четким, энергичным ритмом. Чувствуется, что и «Жиырма бес», и «Желдирме» Ибрая сочинены под влиянием «Желдирме» Ахана-серэ. Видно, личное знакомство с выдающимся народным композитором оставило свой отпечаток на творчестве Ибрая. Когда Ибраю исполнилось тридцать лет, умер его отец, и композитор вынужден был остаться в ауле, заняться хозяйством.
Он сочинял песни, писал стихи, увлекался охотой с ловчими птицами, держал гончих собак. Отец Ибрая к концу своей жизни сумел собрать кое-какой скот. К тому же люди всячески помогали своему любимому певцу, одаривали его то дойной кобылицей, то конем на зарезку. Как и его предшественники, знаменитые певцы Биржан и Ахансерэ,   Ибрай   настойчиво   развивал   свое   исполнительское мастерство. Он находился в кругу всех аульных событий и в своих произведениях писал о том, что наблюдал, видел, слышал.
Здесь, в ауле, им было написано одно из лучших его стихотворений «Забавное зрелище - охота». Нам неизвестна музыка к этим стихам. Куан Лекеров, выучивший песню у Кали Байжанова, исполнял ее на музыку «Шама». Песня   «Шама»,   по   нашему   мнению,   не   принадлежит Ибраю. Существует предположение, что автор песни «Шама» - композитор Жарылгапберли. Другие же говорят, что Жарылгапберли вообще не сочинял песен, он был только исполнителем-виртуозом.  
Никто   из   исследователей  и  не приписывает «Шаму» Ибраю. Вполне возможно, что у Ибрая и была оригинальная песня под названием  «Караторгай»,   которую   позднее стали  петь  на мотив другой песни. Судя по словам, музыка «Караторгая» должна быть иной. Мы надеемся, что исследователи со временем найдут ее. В списке песен Ибрая находится и «Шурену». Говорят, что эта песня была посвящена другу композитора. Композиция, ритмика песни сильно напоминают «Белый ситец» Жаяу Мусы.
Извеизвестно, были ли Ибрай и Жаяу Муса лично знакомы, встречались ли они когда-нибудь. Но надо полагать, что Ибрай знал песни Жаяу Мусы и в данном случае подражал его шедевру - «Белому ситцу». Возможно также, что это сближение произошло по вине поздних исполнителей. Трудно установить время создания некоторых песен Ибрая. Одна из таких песен - «Жалгизтау». Жалгизтау - по-видимому, название местности, где родился композитор.
О Жалгизтау, стоишь ты выше туч,
Тебя ласкает нежно солнца луч,
И майских трав твоих чапан широкий
Так пестр, и свеж, и ярок, и пахуч!
Бежит в ущелий твоем ручей
Среди березок и карагачей,
А девушки все о любви щебечут
Под тенью их раскидистых ветвей.
Некоторые приписывают эти стихи Сакену Сейфуллину. Мелодия песни очень красочна, богата; она сочинена, несомненно, под влиянием Биржана. Начинается песня мягко, нежно, потом постепенно расправляет крылья, и кончается она необычно, не так, как большинство казахских песен. «Жалгизтау» трогает, волнует своим лиризмом, своей задушевностью. Она могла бы украсить репертуар любого талантливого певца. С этой песней перекликается и еще одно творение Ибрая - «Шалкыма».
Ровно, спокойно начинается «Шалкыма», и лишь с третьей строчки куплета в соответствии со своим названием мелодия расширяется, поднимается выше, словно река, выходящая из берегов, а потом снова спокойно, постепенно снижается, величаво входит в свои русла. Эти величавость, ширь, раздолье чувствуются и в концовке. Не стоит говорить об истории создания песни, об этом говорит сам автор:
Я спою тебе, и вмиг растает тьма,
Нежной песне подпоет душа сама,
Эту песню завещал мне сам Биржан,
Слушай сладостные трели «Шалкыма».
Влияние Биржана заметно и в других песнях Ибрая. В народе рассказывают, что при жизни Биржана и Аханасерэ Ибрай долгое время был не очень популярен. В этих словах - большая правда. Ибрай с большим уважением относился к творчеству народных композиторов, певцов Биржана и Ахана, учился у них, считал себя их учеником.  Об этом свидетельствует и одно из крупных произведений Ибрая - «Дуние» (широкому значению этого слова соответствуют русские понятия «мир», «вселенная», «жизнь»).
«Дуние», по словам А. Затаевича, - виртуозно-размашистая, величавая песня; в ней чувствуются размах, широта, могучее дыхание. Эти качества особенно заметны в варианте, записанном самим А. Затаевичем. Начало песни необычно торжественное, величавое, потом, как это характерно для Ибрая, ритм ее убыстряется, становится ликующе-радостным. Подобный прием часто встречается в творчестве Биржана. Другой вариант «Дуние», записанный нами в последние годы, значительно бледней.
Видно, со временем от первоначальной песни осталась только ее бледная тень. Передаваясь из поколения в поколение, переходя из рук в руки к  разным  исполнителям,   «Дуние»   потеряла  свои  краски, поблекла,   потускнела.   Вообще   вариант,   приведенный   в «1000 песен казахского народа» Затаевича, вполне соответствует  творческому  почерку  Ибрая.   Сомнения  вызывают и дошедшие до нас слова  «Дуние».  Ибрай, который никогда не питал склонности к религии, почему-то вдруг заговорил   точь-в-точь   как  аульные   муллы;   он   сравнивает жизнь на этом свете со старой дряхлой старухой, говорит, что жизнь обманчива, лжива. Конечно, мы не хотим сказать, что Ибрай был воинствующим атеистом.
Однако известно, что Ибрай весьма скептически относился к исламу   и мог о себе говорить так же, как и Балуан-Шолак:  «Я сын Баймурзы, Балуан-Шолак, в оразе и в намазе я слаб». В «Дуние», должно быть, автор рассуждал о жизни. Недаром Аликей Утекин, спевший «Дуние» Затаевичу, перевел ее на русский язык словом «Жизнь». Песню «Манманкер» также приписывают Ибраю. Мы не можем согласиться с этим утверждением. По нашему мнению, «Манманкер» более подходит к творчеству Аханасерэ. Конечно, трудно спорить там, где дело касается произведений устного народного творчества.
С другой стороны, крупный знаток народных казахских песен Сакен Сейфуллин, который был лично знаком с композитором, относил «Манманкер» к созданиям Ибрая. Сакен Сейфуллин писал:
Песнь его «Гакку» напевна и нежна,
Лебединой песней кажется она,
Недурны и «Кидыгай» и «Манманкер»,
Но гармонь при исполнении нужна.
Вполне возможно, что Сакен Сейфуллин прав, считая Ибрая автором «Манманкера». Но нам кажется, что Ибрай заимствовал песню у Ахана-серэ, часто исполнял ее, и народ приписал «Манманкер» Ибраю, лучшему исполнителю песни. До нас дошел следующий текст «Манманкера»:
Манманкер, резвый конь, шелкогривый друг.
Сладок с сахаром чай - не отнимешь рук.
Бег твой скор, как степной вольный ветерок,
Подожди, насмотрюсь, обойду вокруг.
Манманкер, песня в лад топоту звучит.
Что, скажи, с дорогой встреча мне сулит?
Не могу я не петь песню, Манманкер,
Потому что печаль сердце мне щемит.
Надо еще учесть и то обстоятельство, что казахи издревле имели склонность приписывать, присваивать хорошие песни, популярные кюи, славные дела певцам, музыкантам, батырам своего рода, своим сородичам, единоплеменникам, даже своим аулчанам. Например, давно уже известно, что песня «Сыргакты» принадлежит Асету, однако многие местные «патриоты» до сих пор упорно приписывают ее Ибраю. Очень популярна в народе песня Ибрая «Былкылдак». Это не очень сложное по форме произведение. И по объему песня невелика. Но за малыми строками кроется большое содержание. Песня дышит весельем, оптимизмом. «Былкылдак» начинается словами:
Иногда и иноходцу не везет,
Дар мой чтит еще покамест наш народ.
Но взволнованна, как на ветру тростник,
«Былкылдак», ее Ибрай сейчас споет.
Сохранились стихи, в которых Ибрай говорит о своей песне «Майда-конур».
Коль не весел наш джигит, его нам жаль.
Звонкой песней побеждаю я печаль,
Сочинил я песнь на съезде волостей,
Мой «Майда-конур» со струн несется вдаль.
Многие казахские народные композиторы (Мухит, Естай и другие) сочиняли песни, которые назвали «Майдаконур». В музыкальном отношении они не имеют ничего общего. Примерно то же можно сказать и о песне «Балкурай» Ибрая.
Я домбры длинношеей коснулся - и вот
Две струны зазвенели, домбра поет.
Веселитесь, играйте, друзья молодые,-
Незаметен, но быстр наших дней полет!
Одноименная песня, но совершенно оригинальная, самостоятельная по музыке, вошла в оперу «Айман-Шолпан». Аналогичных примеров можно привести множество. Из песен, сочиненных Ибраем в молодости, достойны внимания песни «Каралдым» и «Кидигай». «Кидигай» стала популярной, а «Каралдым» знают немногие. По мотиву она близка к песням «Каракат коз» и «Арарай». Стихи написаны семи-восьмисложным размером. Песня Ибрая «Каракоз» («Черноглазая») тоже мало известна, ее поют в основном на родине композитора. 
Мы почти не располагаем сведениями о жизни и творческой деятельности Ибрая в конце XIX и начале XX веков. Конечно, со временем этот период жизни Ибрая будет основательно изучен. Известно, что Октябрьскую революцию композитор встретил с огромной радостью. Об этом событии он написал целый ряд стихотворений. В стихотворении «Октябрьская революция» Ибрай писал:
Нынче старым дням - конец,
Горю и слезам - конец,
Всем, кто нас топтал ногами,
Богачам, царям - конец.
Из этих стихов явствует, что Ибрай неплохо разбирался в общественной жизни. Несмотря на пожилой возраст, он по-прежнему много писал и сочинял. В 20-х годах, в возрасте шестидесяти лет, композитор написал новую песню «Калдырган», которую посвятил своему любимому ученику певцу Сурагану.
Вот и шестьдесят прожил я,
Сердце от людей не тая.
Песню эту, друг Сураган,
Сохранит пусть память твоя.
Смолоду цветущим я был,
Соловья искусством затмил.
Ездили за мной господа,
Чтобы я их слух усладил.
Сердцем щедрым множество слов
Людям я тогда подарил.
Августовским ливнем из туч
Слов поток тот падал могуч.
Да и до сих пор душу мне
Старости недуг не затмил:
Я, как видишь, и в шестьдесят.
Песню «Калдырган» сочинил!
В 1925 году в Боровое приехал Сакен Сейфуллин. У подножья горы Ок-Жетпес он долго беседовал с почтенным старцем, прославленным певцом Ибраем. Встреча взволновала композитора. Как память о встрече с выдающимся революционером, пламенным поэтом Сейфуллиным, Ибрай сочинил песню «Кокче».
Всеобщий любимец рожденных в Арка,
Кокчетав - утонувшая в песнях река.
Гордится природа, тебя сотворив,   
Прозрачна вода, зелены берега.
Музыка, как и слова, навеяна любовью к жемчужине казахской  природы - синим горам  Кокче.  Особенно привлекателен, изящен припев песни. Поэзия Сейфуллина восхищала старого певца, а песни Ибрая, его все еще сильный приятный голос, артистичность, мастерство исполнения произвели большое впечатление на Сакена. Влюбленный в казахскую народную поэзию, большой знаток казахских песен и кюев, Сейфуллин высоко оценил творчество Ибрая. Ибраю он посвятил впоследствии немало строк в своей поэме.
Очень жаль, что встреча этих двух выдающихся людей не осталась запечатленной для потомков. И в пожилом возрасте не угасал вдохновенный дар Ибрая. Народ ждал от него новых песен, это радовало певца, наполняло его гордостью за свое искусство. «Курама» - одна из песен позднего периода его творчества.
Эту песню свою «Курама»
Я, когда постарел, сложил.
Для того, чтобы песни петь,
У меня еще хватит сил.
А о песне просит народ,
Не считает меня стариком.
Иноходец быстро идет,
Подгоняемый седоком.
Я домбры своей не забыл -
Погоди еще, погоди! -
Буду петь, пока хватит сил
И дыхание есть в груди!
Певец как бы извиняется за свою старческую беспомощность; у него нет уже прежней силы, но иногда он еще воодушевляется, и тогда голос его крепнет, становится по-юношески звонким. Музыка «Курама» похожа на песни «Каракат коз» и «Арарай». Годы шли, Ибрай старел, слабело зрение, слух, все чаще болело сердце. Ибрай и сам чувствовал приближение старости и говорил об этом в песне «Кокейкесты».
Старость - злого духа дар,
Стал я вздорен, слеп и стар.
Отразить не в силах лекарь
Этот гибельный удар.
Я растратил жизнь свою,
Приняв молодость как дар,
Но теперь, старея, пью
Песен солнечный навар
Все чаще старый певец вспоминал свою молодость, говорил, что не все в его жизни осуществилось, что, будучи бедным, он пробивал себе дорогу песней, своим искусством. Горько жалел певец, что теперь он уже не может, как прежде, разъезжать по аулам, что теперь ему осталось коротать свой век сидя дома.
Что было, то прошло давно,
быть старым тяжело давно,
стремлюсь я в небо, как орел,
но поломал крыло давно.
Над бездной спит старик верблюд,
Такому жизнь во зло давно .
Ибрай был не только певцом-композитором, он был еще и блестящим акыном-импровизатором. Он не раз выступал в айтысах со знаменитыми акынами Доскеем и Есимбетом. В поэтическом состязании с Есимбетом Ибрай представляет себя следующими словами:
Если ты аргынец, мы родня, узнай:
я скакун крылатый, я акын Ибрай,
я батыр, не знавший равного в борьбе,
я любимец рода Караул и Атыгай!
И с гордостью замечает, что главное его богатство - стихи, песни.
Не за песнями сегодня я пришел
всех моих на ста арбах не увезти
Рассказывают, как в сопровождении тридцати джигитов приехал как-то на сватовство в Кокчетав некий Кожахмет из рода Атыгай. Кожахмет по пути пригласил с собой молодого певца Кудайбергена из рода Кипчак. Однажды, когда гости остановились в одном ауле, к ним зашел Ибрай. Композитору было тогда лет пятьдесят. Услышав, что среди гостей находится акын, Ибрай вошел в дом со стихами:
Вот я и с вами! Легко я шагаю!
С юности ранней я песни слагаю.
Радостны будьте, хозяин и гости,
низкий поклон вам акына Ибрая!
Нравятся горы мне здешнего края,
реки, что вьются, звеня и играя.
Знали меня в Кокчетавском округе,
нынче и здесь пусть узнают Ибрая!
Молодой Кудайберген почтительно вскочил и вежливо ответил стихами, приветствуя знаменитого певца.
Мой салам тебе, акын Ибрай-ага,
не случалось нам увидеться пока,
но сегодня я в лицо твое смотрю,
и в ладони у меня твоя рука.
Ибрай хмуро оглядел молодого акына с ног до головы и, усмехнувшись, сказал:
В Кокчетау я известен, я Ибрай,
я царя бранил, внимал мне целый край,
не дерзают состязаться здесь со мной,
не из ада ли ты вышел, негодяй?
Но Кудайберген не обиделся, очень сдержанно и вежливо представил себя именитому певцу.
О Ибрай-ага, рожденьем я кипчак,
был прославлен прадед мой Сеид-Булгак,
девяносто два певца в моем роду,
я красиво говорю и петь мастак.
На этом состязание будто бы кончилось. Акын и певец, довольные друг другом, перешли к мирной беседе. Одни утверждают, что Кудайберген и Ибрай вступили в айтыс, но никто не мог взять верх. Другие говорят, что в айтысе между ними победил Кудайберген. В данном очерке речь идет об Ибрае-композиторе, Ибрае-певце; разговор о поэтическом наследии и айтысах Ибрая мы предоставляем литературоведам и историкам литературы. Ибрай до глубокой старости был смел, остер на язык, насмешлив, дерзок.
Он мог безжалостно высмеять и волостного правителя, и бая, и бия. Его остерегались, боялись попасть ему на язык. О сатирическом таланте Ибрая свидетельствуют стихи, в которых он жестоко высмеял своего аулчанина Маймака. Маймак был в молодости беден, но потом ему удалось поступить в русскую школу, окончить ее, стать толмачом, а впоследствии - даже волостным. Став правителем, он перестал узнавать своих бывших друзей. Однажды, высоко задрав голову, он прошел мимо Ибрая, сделав вид, что не знает композитора. Тогда Ибрай подозвал гордеца к себе и в присутствии собравшейся толпы крепко отчитал его.
Маймак, ты - сын бедняги Букшантая,
был верблюжонком, жившим не линяя.
Корову запрягал отец твой старый,
а крышею ему служило небо;
пешком он в Кызыл-Жар гонял отары,
обедал он куском сухого хлеба.
Расхвастался не в меру ты, Маймак,
забыл ты участь бедноты, Маймак.
Теперь к обеду режешь ты барана,
ты позабыл, как голодал когда-то,
как о калыме думал постоянно
и только в тридцать пять отправил свата.
Мы сливки племени, но ты - иное дело,
ты накипь в молоке, что подгорело.
С тех пор волостной правитель стал почтительно здороваться при встрече с композитором. До последних дней жизни Ибрай сочинял свои песни. Он умер в 1932 году в возрасте 72 лет и оставил богатое музыкальное и литературное наследие. В 1921 году он пересказал в стихах «Тысячу и одну ночь» и «Тотынын тарауы». В 1924 году Сабит Муканов записал со слов Ибрая его стихотворение «Забавное зрелище — охота» и целиком привел его в большой статье «Казахская литература и Ибрай», напечатанной в седьмом-восьмом номерах журнала «Кзыл Казахстан».
В 1925 году Ибрай приехал в Петропавловск с целью определить на учебу сына Устемира. В редакцию газеты «Бостандык туы» («Знамя свободы») он принес свои стихи «Мрачная ночь», «Цветущий край», «Курс партии», «Казахская автономия», «Ленин». Стихи Ибрая были опубликованы газетой в 26 номере в 1926 году. 25 июля 1925 года в газете «Бостандык туы» вышла еще одна статья Сабита Муканова, озаглавленная «Акын Ибрай из рода Караул», в которой автор дает высокую оценку   поэтическому   творчеству   Ибрая.   Большое   место уделено   Ибраю   и   Сакеном    Сейфуллиным   в   его   поэме «Кокчетау».
В Кокчетаве немало славных певцов,
Ибрай - не последний из голосов.
Песни, спетые им, без труда потом
находили дорогу к сердцам юнцов.
Сам певец, сам поэт, да к тому же домбрист,
был повсюду душою веселья он.
Пусть же голос Ибрая опять звучит.
Вот еще одной песни звон.
Вдохновенный голос неутомим.
Запоет - будет каждый захвачен им.
Запоет - полетит он во все края,
за шестью перевалами различим.
Запоет - все на свете забуду я,
скакуном я кажусь сам себе лихим.
Запоет - и тотчас же со всех озер
стаи птиц будут вторить криком своим.
Что, скажите, звучало когда  сильней
лебединой песни «Гакку» твоей?
«Кидигай»,  «Калдырган».  «Манманкер» - все три
глубоко западали в сердца людей.
Да, побольше певцов бы, как он, Ибрай,
славен был бы песнями трижды край.
Сакен Сейфуллин очень хорошо подметил исполнительскую манеру певца, его сильный голос. С. Сейфуллин сожалеет, что Ибрай не смог в свое время учиться. Рассказывают, как некий Шубеков Мамбеталы, учившийся в Петербурге, услышал однажды пение Ибрая, пришел в восторг и пытался определить композитора в Петербургскую консерваторию. Но из этой затеи ничего не вышло: Ибрай не знал русского языка. Ибрай мечтал получить музыкальное образование.
А. Затаевич в комментариях к «1000 песен казахского народа», ссылаясь на Бегишева, также говорит о том, что какие-то состоятельные почитатели Ибрая возили его в Петербург, хотели ему дать музыкальное образование, но намерения их не осуществились. Конечно, овладей Ибрай музыкальной грамотой, композиторская деятельность его была бы значительно многогранней Ибрай был известен по всему Казахстану. Для многих акынов, певцов он был непререкаемым авторитетом. По казахскому обычаю, к нему приезжали со всех сторон молодые акыны, чтобы получить благословение знаменитого композитора. Известный акын Тайжан обратился к Ибраю со стихами:
По любви народ зовет меня Тайжан,
за меня стоит весь род Аргын-Найман,
здесь я, чтоб Ибрай меня благословил,
прочих дел остался дома караван.
Можно предполагать, что у Ибрая было много учеников и последователей. Этот вопрос требует дальнейшего изучения. Песни  Ибрая  широко  известны  и  в  настоящее  время. Его «Гакку» стала главной арией Жибек в опере «Кыз-Жибек».   Слушая   «Гакку»,   невольно   вспоминаешь   великую казахскую певицу Куляш Байсеитову. «Гакку» и бесподобный  голос Байсеитовой  неразделимы.  Следует только отметить, что «Гакку», вошедшая в оперу «Кыз-Жибек», записана со слов знаменитого казахского певца и поэта Исы Байзакова.
«Гакку», распространенная в народе, несколькоотличается от ее оперного варианта. Вариант «Гакку», данный Исой Байзаковым, по форме более богат, отшлифован, обработан, видно, что песня прошла через хорошую творческую лабораторию. Конечно, мы далеки от утверждения, что «Гакку» оперилась, засверкала всеми красками только благодаря аранжировке Байзакова. И все-таки  надо сказать, что Иса внес значительные поправки в песню Ибрая. От этого «Гакку» только выиграла.
Другая песня Ибрая - «Арарай» вошла как главная ария Ак-Жунус в оперу «Ер-Таргын».  Все это свидетельствует о том,  что творчество талантливого композитора, большого   певца   Ибрая   было демократическим,  прогрессивным  в  своей  основе.  Не  все песни Ибрая нам известны. Много еще белых пятен и в его биографии. Ибрай еще ждет своего большого исследователя. Мы надеемся, что в будущем читатель более глубоко ознакомится с жизнью и творчеством одного из крупных представителей  казахской   музыкальной  культуры,   каким является Ибрай Сандыбаев.

Перевод А. Жовтиса.
Перевод А. Сендыка.
Перевод А. Лемберга.
Перевод И. Чиркова.

Источник:
Книга «Соловьи столетий». Ахмет Жубанов, Алма-Ата, 1967 год.