История казахстанской поэзии.

«В песках Жетей-Ебес родился я.
Любил вскочить на белого коня.
Когда в родне раздоры начались,
властям на откуп отдали меня.
Невинного навет меня гнетет,
спросите - может, подтвердить народ.
Но ничего, я молод, и в душе
я знаю: скоро рана заживет.
Шолан, невинный был тобой гоним,
нехорошо ты обошелся с ним.
Немало от Алтон и от Кызай
мы в памяти подобных дел храни»

Сары.

Шелковый путь  от Бишкека до Тараза.

Восьмидесятые годы прошлого века. Жармолинская тюрьма. Рослый, крепко сложенный джигит с крупными чертами лица, снял свой широкий кожаный пояс с серебряными бляхами и, держа его, как домбру, на всю камеру запел зычным голосом:
Сын Батака, Сары по имени я.
Трижды проклята будет судьба моя.
Жидкий чай - вот и все, что за год тюрьмы
выдавалось мне из еды и питья.
Сын Батака, Сары - известный батыр,
я над коркой хлеба устраивал пир.
Губернатор два раза входил ко мне
в Жармоле, где лежал я, кляня весь мир.
Сын Батака, Сары - известный батыр,
я лежу в темноте, одинок и сир.
«От судьбы не уйдешь»,- говорит молва.
На полу поваляйся, степей кумир.
Передайте судье Жамеке поклон,
знает пусть, что Сары в тюрьму заточен.
Говорят, что юрта на месте моя,
в Шнгел-ши пусть ее переправит он.
При последних словах он мрачно насупился, пригорюнился и лег на деревянные нары, о которых только что упомянул в своей песне. Все, сидевшие в камере, сочувственно покачали головами. «О! Несчастный батыр!» - вздохнул кто-то. Надзиратели бросились в камеру, закричали: «Прекрати свой вой, киргиз! А то мигом заткнем тебе хайло!» С ненавистью, с презрением глядел на них Сары и думал про себя: «Встретились бы вы мне там, где-нибудь в песках Есеншагыла. Как щенки визжали бы у моих ног!». 
Родился Сары примерно в 1863 году в Талдыкуме, недалеко от местечка Жетей-Ебес, в нынешнем Челкарском районе Актюбинской области. Род Сары - Тлеу, родовая ветвь - Алтон. Отец его, Батак, был довольно зажиточным человеком и не мешал своим детям в их увлечениях и стремлениях. Дед будущего певца и поэта, Достан, вместе с известными повстанцами Котибаром и Арыстаном участвовали в историческом национально-освободительном восстании Исатая Тайманова.
У Батака было пятеро сыновей,  Старший, Жолбарыс, был известен как смелый, ловкий, бесстрашный джигит; второй, Мухамедияр, был незаурядным акыном, певцом-импровизатором; третий, Тлеули, стал впоследствии бием, отличался красноречием, умением говорить складно, в рифму. Четвертый сын Батака, Жанкен, пошел в отца, жил тихой жизнью, занимался хозяйством. Среди сыновей Батака особо выделялся самый младший - Сары. Он был красив, строен, отличался редкой памятью, с первого раза запоминал любые песни, стихи, дастаны.
У Сары был необыкновенно сильный голос. Рассказывают, когда начинал петь Сары, бабушка его закрывала ладонями уши и упрашивала внука: «Да перестань ты, ради бога, вопить! Сердце от твоего вопля разрывается. Видать, ты пошел в нагачи». А нагачи Сары - родственники по линии матери - были сплошь певцами и музыкантами, и жизнь у них была нелегкой. Рос Сары в благодатной для одаренного мальчика среде. В ауле будущего певца занимались не только скотоводством. В роду Алтон высоко ценили искусство слова и пения.
Прадед Сары был бием редкого красноречия, как говорят, двумя   словами мог   рассудить вековые тяжбы. Культ красноречия, так сказать, культ ораторского искусства, существовал в тех краях и при жизни Сары. Из рода Алтон-Кызай вышло немало певцов, акынов, жырши - сказителей, домбристов. В такой среде рано развился талант Сары. Девушки и молодые женщины называли его «анши-бала» - «малыш-певец», а старики, восхищенные его пением, стали его звать «жас пэри» - «молодой талант».
Время было неспокойное. Волостные правители и старшины нещадно грабили народ, творили произвол, насилие. Бесконечные тяжбы, родовые распри лихорадили степь. То и дело вспыхивали волнения. «Отцы» народа, воротилы-толстосумы, старались привлечь певца и батыра на свою сторону, но Сары держался самостоятельно, независимо. Более того, в аулах распевали его песни, заучивали его стихи, в которых он обличал ненасытных обжор баев, биев и мулл.
Выступал молодой певец и против неравенства женщин. Ему казалось диким, что девушек продавали, как скот. Число недругов Сары все росло. Его обвиняли в том, что он выступает против законов «белого царя», что он оскверняет добрые дедовские обычаи, освященные самим пророком. А тут произошло еще одно событие, которое еще более усугубило «вину» дерзкого певца. Долгой осенней ночью ехал мелкой рысцой по оврагам, долам джигит в большом длинном чекмене.
Когда вокруг стало уже совсем тихо, он подъехал к аулу, раскинувшемуся кругом у Кок-Жиде, спешился, привязал коня в балке, чтоб никто не увидел, на седло повесил тяжелый треух - тымак и, крепко стиснув в руке толстую камчу - доир, направился к белой восьмистворчатой юрте, стоявшей в самой середине аула. Он постоял немного возле юрты, прислушался, потом решительно просунул руку под кошму. Неслышно открылась дверь, и джигит мгновенно скрылся за нею.
А в это время во дворе, притаившись за коровами и верблюдами, поджидали его человек десять смельчаков из байского аула. Они подавали друг другу знаки, шепотом обсуждали, как лучше схватить незваного ночного гостя. Особенно кипятился некий Кошкимбай.
- Ну, ребята! Сами ведь понимаете. Если сегодня его не схватим, он улизнет навсегда. Бросайтесь на него по моей команде. Но будьте осторожны. Этот дьявол на все способен! - в который раз говорил он своим джигитам. Он улегся за   огромным,   одногорбым   верблюдом, рядом положил дубинку, потрогал меч на поясе. - Ну, голубчик, держись! Сегодня уж наверняка попадешься! Взошла луна. По небу носились лохматые черные тучи. Луна то исчезала, то вырывалась вновь.
Джигиты от нетерпения ежились, настороженно посматривали вокруг. Было необычно тихо. Чуть скрипнула дверь. Кошкимбай вздрогнул, похолодел. Сердце его бешено заколотилось. Дрожащими руками он схватил дубинку. Дверь распахнулась, из высокой юрты торопливо вышел огромного роста человек. Кошкимбай размахнулся, целился ударить по темени, но угодил дубинкой в левое плечо. Человек отпрянул в сторону, метнулся вправо, но тут из-за засады выскочили остальные джигиты и начали его окружать.
Джигит отступил назад. Кошкимбай с дубинкой в руках шел на него. Еще мгновенье, и на него навалились бы со всех сторон. Но тут раздался оглушительный выстрел, пуля пролетела над самой головой Кошкимбая. Кошкимбай рухнул навзничь, остальные умчались кто куда. Рослый, плечистый человек спокойно сунул за пояс свой обрез, бросился к балке, где поджидал его конь. Все проснулись, высыпали на улицу, недоуменно спрашивали: «Что случилось? Что за стрельба?»
За аулом послышался быстрый перебор копыт. А еще через мгновенье над степью поплыла широкая, вольная песня.
Сын Батака я, деда звали Достан,
сторонился Достана любой смутьян.
Буду бога молить, чтоб тебя берег,
будь здорова, - до скорой встречи, Косан.
Сильный, ликующий голос певца разбудил ночную степь. Песню Сары услышали пастухи, скотники, все, кто жил в окрестности. Многие восхищались смелостью джигита, другие удивлялись его голосу.
- Ну и голосище! Ну и поет! - говорили вокруг. Кто-то смеялся над Кошкимбаем.
- Так тебе и надо, глупец! Волостной и бии науськивают тебя, как собаку, а ты и стараешься. Из кожи лезешь. Вот застрелил бы он тебя, никто бы и оплакивать не стал. Ну и герой наш Кошкимбай! Храбрец! Ничего не скажешь. От одного звука, бедняга, свалился. Некоторые из джигитов, разыгрывая оскорбленных, кричали: «Аттан! Аттан!» Но никто не решился пуститься в погоню. Какой-то старик разогнал толпу: - Ладно! Расходитесь. Что впустую-то шуметь?! Его теперь не догнать. А если и догоните, так просто он не сдастся.
Идите. Утром что-нибудь придумаем. Восьмистворчатая белая юрта принадлежала богачу Сидаку из рода Карабас. Певец Сары приезжал на свидание к его старшей дочери Косан. Косан еще ребенком была просватана за богатого джигита из могущественного рода Торткара. А Кошкимбай был обыкновенным аульным шалопаем, обещавшим богачам Мурзагулу и Шману схватить Сары «живым или мертвым». И хотя Сары выстрелил в воздух, чтобы напугать простодушных аульных джигитов, а приехал в аул, чтобы перед дальней дорогой проститься со своей любимой девушкой Косан, недруги Сары распространили слух, что он нарушил обычаи и закон, что он вор и грабитель и только случайно не убил Кошкимбая.
Песня, которую певец сложил в ту ночь, известна в народе под названием «Сары». Некоторые называют ее и подругому - «Девушка Косан». Сидак, могущественный, влиятельный богач, был известен своим крутым нравом. У него было две дочери - Косан и Досан. Старшая из них, Косан, была смелой, умной и очень своенравной. Даже отец побаивался ее. Никакие разговоры, слухи, сплетни не смущали девушку. Зная, что она просватана за другого, Косан, однако, открыто встречалась с любимым Сары. Ей певец и посвятил одну из лучших своих песен.
Кырылак я, отцом мне был Сияла.
Я на рынке камзол бархатный взяла.
От вниманья людей скроется ли кто?
Я была на пирах, ела и пила
Песня начинается в среднем регистре, течет ровно, задумчиво, сдержанно. Потом медленно расправляет крылья, устремляется вверх, набирает силу и высоту. Достигнув кульминационной вершины, мелодия не сразу опускается, а долго парит, нежится в высоких звуках, как бы намекая на то, что трудно, тяжело расстаться джигиту с любимой девушкой. Припев тесно связан с основной частью песни. Он тянется широко и нежно, выделывает бесконечные звуковые узоры, сладко томит сердце.
Та злополучная ночь причинила много боли и Косан, и Сары. Многовековая ссора между аулами двух родов Алтон и Кызай вспыхнула с новой силой. Чванливый, спесивый волостной Мурзагул, из рода Кызай, объединившись с другим волостным правителем - Шоланом, решил отомстить дерзкому алтонцу Сары. Через посредника Мурзагул доложил роду Торткара о «постыдном» поведении Косан. Он намеревался восстановить могущественный род против Сары, еще более разжечь родовые распри.
Выступить против всесильного Сидака торткаринцы все-таки не решились, но ненависть к Сары Мурзагулу удалось посеять. Узнав об этом, Сары решил ответить на удар ударом. Средь бела дня он угнал табун верблюдов из аула Мурзагула. Джигиты бросились к коням, но Мурзагул удержал их. «Спокойней! Он может кого-нибудь из вас убить. С ним надо действовать по-другому!» - сказал он. Тучи сгущались над головой Сары. Два соседних рода, Алтон и Кызай, готовились к решительной схватке.
И вскоре грянул гром. Возле озера Баксы-Куль вспыхнула грандиозная драка. Во время драки двух родов был убит старший брат Шолана - Есенаман. Мурзагул и Шолан тут же составили приговор, обвинив в гибели Есенамана Сары. Сары, не чувствуя за собой никакой вины, безмятежно отдыхал в своем ауле. Неожиданно нагрянули вооруженные солдаты, связали Сары и привезли в тюрьму Жармолы (так казахи называют городок Иргиз). В тюрьме Сары сочинил много песен и стихов.
Положенье и ум не в ладу порой
Мурзагул рассчитал плохо выпад свой.
Как-то ссора в родне вспыхнула у нас,
а потом перешла в настоящий бой.
У воды Баксы-Куль рухнул Есенаман,
я ему не нанес ни одной из ран.
Но за брата решив отомстить, взвалил
всю вину на меня одного Шолан.
Он говорит, что оказался в тюрьме по ложному обвинению Шолана. Но тюрьма не сломит его, он молод и силен, он уверен, что скоро освободится. Мелодия этой песни очень близка к предыдущей песне певца, начинающейся со слов «Я сын Батака, зовут меня Сары». Однако новая песня не так величава, протяжна, как первая. Здесь музыка подчинена словам, ритм ее быстрей, энергичней, она поется чуть ли не речитативом.
Лишь после нескольких куплетов, уже перед самым концом, мелодия меняет ритм, темп, взмывает ввысь и долго держится в полете, в высоком регистре, плавно парит, едва опускаясь и вновь поднимаясь, и постепенно спускается к первоначальной ноте. И печаль, и тоска, и необузданная сила молодости слышатся в этой песне. Песня очень темпераментна, эмоциональна. В народе она известна под названием «Песня Сары». Редкий казах не поет этой песни.
В Жармолинской тюрьме Сары просидел около года. А однажды, улучив момент, бежал. Певец понимал, что ему нельзя задерживаться в родном ауле. Он решил отправиться в сторону Бескалы - так казахи называли города Конрат, Шымбай, Торткуль, Ургенч и Хорезм. Ему удалось встретиться со своей любимой Косан. Девушка подарила певцу на память бархатные рукавицы, просила не забывать ее. С дорогим подарком-талисманом Сары отправился в далекий и долгий путь.
Подарила Косан рукавицы мне,
мягкий бархат с узором цветных камней.
Обещай мне, Косан, что до встречи ты
к Торткара² не уйдешь по своей вине.
Рукавицы в тепле руки берегут.
В Бескалу   путь держу - жить опасно тут.
Если сбыться тому, что желаю я,
пусть стада Торкара уничтожит джут.
Он мечтает, чтобы до его возвращения Косан осталась дома, чтобы какая-нибудь беда постигла ее   жениха. Ему нужно скрываться от врагов. И, оседлав любимого скакуна Тарлана, певец спешит в Бескалу. Там,
а чужбине, он будет вне опасности.
От слез в глазах туман; не видя ничего,
я на Тарлана сел, огрел камчой его,
взыграл под плетью конь, известен нрав коня,
он ветер обогнал и вдаль унес меня.
С любимой тяжело расстаться было мне.
Коварен мир. Что я перед его лицом!
Бог весть, с каких времен в степях, в моей стране,
звучит о горе песнь, и каждый был певцом.
Я ваш акын Сары, Батак мне был отцом,
обязан рисковать слывущий храбрецом,
аллаха я молю, чтоб мне помог в пути,
вне родины боюсь бескрылым стать птенцом.
Уеду я туда, где людям незнаком,
им все равно, кто я и жил в краю каком.
Тому, кто ищет брод, придется рисковать,
но родину забыть нельзя в краю другом.
Я, сын Батака, был за песни взят в тюрьму,
но петь не брошу я, я песней всех пройму,
пусть, вызван волостным, бежит ко мне судья,
я рыжий лис степной, не дамся я ему.
Певцу очень тяжело расстаться с любимой девушкой, с родным краем, со своим народом. Что ждет его там, в чужих городах? Поэт проклинает Мурзагула, который причинил ему столько горя.
Батака сын я, а зовут меня Сары,
В народе были все всегда ко мне добры.
Но начал Мурзагул преследовать меня,
его потомству сгнить желаю до поры.
В понимании казахов проклятие имеет особую силу перед заходом солнца. Сары несколько раз повторяет стих, в котором желает детям Мурзагула его судьбу. Самое курьезное, что желание Сары впоследствии сбылось: и Мурзагул, и его сын Утегул умерли в тюрьме. Эту песню Сары народ назвал «Родной край». Она напоминает песню Мухита. С первой же ноты песня начинается в высоком регистре, долго держится на вершине, и лишь в самом конце, после множества затейливых узоров, мелодия как бы откатывается назад.
И то спад происходит не сразу, а после нескольких порывов. Последние ноты тянутся долго, протяжно. В Хорезме Сары скрывался года три. В Каракалпакии он был самым почетным гостем. Народ полюбил и певца, и его песни. Но Сары становилось все тоскливей. Он скучал по Косан, рвался на родину, мечтал вернуться домой. Однако Сары понимал, что пока живы Мурзагул и Шолан, ему не будет спокойной жизни. Однажды до него дошел слух о примирении двух враждующих родов - Алтон и Кызай.
Обрадованный этой вестью, Сары собрался в путь. Когда он через несколько дней добрался до Улукума и Кишикума, певец и сам не заметил, как запел. Родная земля, родная степь, родной воздух взволновали его. Верный конь его, Тарлан, казалось, тоже чувствовал, что возвращается  в родные места. Он радостно прядал ушами, нетерпеливо пофыркивал, рвался вперед, скакал без устали. Над бескрайней, сонной степью полилась песня Сары.
Вот Хорезм и Конрат уже позади.
Конь Тарлан показал свою прыть в пути.
и-Булак до обеда проехал я,
К ночи глядь - Кум-Суат миновал почти.
Мой Тарлан показал себя молодцом,
каждый вечер кормлю я его овсом.
Крепок так же в дороге он, как крепка
ось телеги надежная с колесом.
Не приучен Тарлан мой к сбруе простой,
благороден, питаться отвык травой.
Снова свеж он и весел стоит, ему
подремать возле юрты ночной порой.
Мой Тарлан - породы особых коней,
с шелковистою челкою меж ушей.
Жеребенком становится он опять,
чуть овса с ладони возьмет моей.
Каждый рад бы хоть раз пустить его вскачь,
я голублю его, как детей богач.
О Тарлане, о верном друге моем,
пой, душа моя, радостных чувств не прячь!
Шол-Шагыл, Есен-Шагыл - названья песков,
Каска-жол, Кара-Тамак - горных хребтов
Мне с седла Тарлана на Боз-белес
Кум-Суат засверкало среди холмов.
Наконец-то мы свиделись, край родной,
на три года я был разлучен с тобой.
И с печальным волненьем глядя вокруг,
с глаз Тарлана слезу я отер рукой.
Стали тяжких три года, как три часа.
Глянь, Сары, пред тобой милых мест краса.
Тем, кто гнал на чужбину тогда, крича,
всем пора бы унять свои голоса.
Песня имеет несколько названий: «Дарига», «Аридау», «Дуния». Это радостная, ликующая песня. В ней слышится биение истомившегося по родному краю сердца. Она поется как бы в такт крупной рыси коня. Через несколько строф мелодия ликующе взмывает ввысь и с вершины самой высокой ноты будто бы обозревает далекие горы, скалы, песчаные холмы. Песня полна любви к родной земле, печали долгой разлуки, тоски по любимому человеку. Но в ней нет и тени скорби.
Радость встречи сильнее памяти о пережитом. Эта песня могла бы стать лейтмотивом большого музыкального произведения, посвященного Сары. Вернувшись в родной аул, Сары некоторое время жил беззаботной безмятежной жизнью. Он по-прежнему пел свои песни, сочинял стихи, радовался своему счастью. Однако опытный, уже многое переживший за свою недолгую жизнь Сары с тревогой замечал, что не все ладно в аулах, что вражда между двумя родами погасла ненадолго.
Решив скорее встретиться с Косан, он посылает к ней одного человека, по имени Елеусиз, назначает место и время свидания. Но Елеусиз продался джигитам Шолана, выдал тайну. Во время встречи с девушкой пятеро джигитов окружили Сары, пытались его схватить. Разъяренный новым коварством Шолана, Сары с обнаженной шашкой набросился на них, и джигиты испугались свирепого вида певца, отступили. Сам Сары так писал об этом событии:
С любимою своей я был наедине,
собравшись впятером, они пришли ко мне,
но я заметил их и обнажил кинжал,
сказав:  «Умрете вы по собственной вине!»
Все пятеро тотчас бежали от меня,
грозя:  «Приди еще, уж мы тебя, буян...»
Теперь враждебны мне друзья их и родня,
но из души моей не вырвать им Косан.
После этого Сары стал особенно осторожным. Теперь он убедился в том, что мир между Алтоном и Кызаем - одна лишь видимость, старая, опасная болезнь, загнанная внутрь. Его подмывает напасть на аул Мурзагула, угнать его скот, унизить, оскорбить его. Но певец сдерживает себя, не дает волю слепой ярости.
Сарылака не обгонишь - так и знай.
Всех коней быстрее он лишь - так и знай.
Я и волостного бы прижал к седлу,
да сдержался, уважая род Кызай.
Мурзагул и Шолан решили обманом схватить Сары. Они стали ему говорить, что те пять джигитов, которые хотели его задержать во время свидания с Косан, были подосланы родом Торткара, что они, Мурзагул и Шолан, не желают ему никакого зла. Шолан подстроил для Сары коварную ловушку. «Супруга царя родила сына, - говорил Шолан Сары. - В связи с этим царь объявил манапас. По этому манапасу будут помилованы все преступники. Ты поезжай в Оренбург, попроси помилования у пол-царя.
Тебя простят, и ты получишь возможность жить свободно, вольно». Сары, поверил Шолану и спешно отправился в Оренбург. Там его сразу же схватили, ложно обвинив в том, что он убил человека и соблазнил девушку, по закону принадлежавшую другому. Оказалось, что Мурзагул и Шолан заблаговременно послали все «материалы» о Сары в Оренбург. Только теперь Сары понял, как его обманули.
Вновь подвела доверчивость меня,
захлопнулась со звоном западня,
советовали мне отправиться к царю -
и вот сижу в тюрьме, советчиков кляня.
Ненависть к Шолану овладела всем существом Сары. Он решил при первой же возможности бежать из тюрьмы, вернуться домой и отомстить своим мучителям. Вскоре такая возможность представилась. Однажды, когда заключенных погнали с полевых работ назад, в тюрьму, поломался паром, и заключенные остались на ночь возле реки Яик. Сары решился на побег. Конвоиров было мало, долго гнаться за Сары они не решились, боясь, что разбегутся все заключенные.
Сары добрался до ближайших аулов; никто из казахов его не выдал, наоборот, его накормили и доставили на подводе до следующего аула. Начальство тюрьмы полагало, что беглец скрывается где-то вблизи, и приказало искать его в окрестностях аула. Между тем Сары находился уже в Челкаре. Благополучно добравшись до аула и оседлав своего верного Тарлана, Сары отправился к известному в тех краях мудрому человеку Самырату, жившему на берегу реки Иргиз.
Самырат внимательно выслушал его и посоветовал некоторое время не показываться в ауле. «Тяжбы, распри устареют, смутьяны, интриганы устанут, все еще изменится, уляжется», - говорил Самырат. Сары успокоился, развеселился, стал петь песни, рассказывать о своей жизни в Оренбургской тюрьме, но тут с улицы вошли женщины-служанки и с ужасом сообщили, что к аулу подъезжают какие-то солдаты. Сары мигом сел на Тарлана и помчался в степь.
Солдаты погнались за ним, стреляли ему вдогонку, но Сары был неуловим. Местность была ему хорошо знакома, вскоре он спустился в овраг и скрылся. Подробно рассказал об этом событии сам Сары.
Беда такая мне, увы, не по плечу,-
я на Тарлана сел, почуял конь камчу.
Почти загнав его, я прискакал в аул,
от Самырата здесь я помощь получу.
О бренный мир, как зол и как обманчив ты,
ведь я батыром был, сильнейшим из Балты,
быть может, добрый друг поможет мне теперь
тюремщиков надуть и спутать все следы.
Отличнейший совет мне подал Самырат
(на дочери его мой родственник женат).
И хоть враги кольцом к аулу подошли,
сумел я ускельзнуть от ярости солдат.
Тарлан оседлан был, мне в этом повезло,
стремительно, как барс, метнулся я в седло,
ушел средь бела дня под злобный посвист пуль,
бог весть, на ком теперь сорвет начальство зло,
Поняв, что ему не суждено жить тихой мирной жизнью в родном ауле, Сары отправился к большому роду Табын. Среди табынцев он скрывался около года. Жизнь на чужбине оказалась мучительной. Певец тосковал, вспоминал своих близких и родных, милые, с детства полюбившиеся места. Боль, тоску, мечту певец изливал в своих песнях.
Улыкумов начало - Кара-Шолак,
а в низовьях - пустыня Кара-Тамак.
Словно озеро в знойный день табунам,
мил и дорог любому Тлеу-Кабак.
Каска-жол, Кара-Тамак, Козы-Булак
в  Кожасайской долине полны  всех благ.
Поднимаясь в седле на Есен-Шагыл,
видишь в дымке источник Коян-Кулак.
Жил среди Табын, кинув край родной,
возвратиться был случай мне дан судьбой;
Сур-Бедеу, второй мой конь, отощал,
в Канбакты конь был куплен мною другой.
Сын Батака, Сары, удальцом я был,
стал.изгнанником я в стороне чужой.
«Тлеу-Кабак» называют эту песню в народе. Однако она не имеет ничего общего с одноименной песней, вошедшей в оперу «Дудар-ай». Песня начинается спокойно, вольно, потом переходит на бойкий, напористый такт желдирме, в последней строке мелодия задерживается и опять становится размашистой, тягучей, затейливо узорчатой. Припев, как это свойственно песням южного края Казахстана, тесно сливается с основной частью песни, является как бы ее продолжением.
Лишь в мелодическом рисунке, темпе, иногда в размере чувствуется некоторое различие. В песне, наряду с тоской по родному краю, слышатся и ноты гнева, ярости. Это выражено в резких порывах, взлетах мелодии. От исполнителя песни «Тлеу-Кабак» требуется широкий, могучий голос и тонкое понимание ее содержания. Вернувшись из Табына (нынешний Байганинский район Актюбинской области), Сары жил некоторое время в своем ауле. С Косан он уже не встречался: ее выдали замуж.
Но, узнав о возвращении Сары, Косан приехала погостить к отцу. Муж ее был тихим, смирным   человеком, он даже не осмелился возразить своей своенравной жене. Косан, надеясь увидеть Сары, долго гостила у отца и своих родственников, и однажды до нее дошел слух, что певец снова схвачен. Слух оказался верным: Сары опять схватили и бросили в Жармолинскую тюрьму. Его заковали в кандалы, с него не спускали глаз. Вскоре в аулах узнали, что Сары переводят в Оренбургскую тюрьму.
Около трех тысяч человек из нескольких волостей отправились в Жармолу, чтобы проститься со своим любимым певцом. Косан тоже решила поехать в Жармолу, но отец не отпускал ее. Тогда Косан приказала табунщику пригнать ее любимого скакуна Салкурена и без разрешения отца поскакала в город, пробилась сквозь толпу к телеге, к которой был привязан Сары. Певец увидел ее и во весь голос запел:
К тебе в Иргиз не раз, спеша, я гнал коня.
Тарлан стрелой летел и нес меня.
Как я тоскую по тебе, моя Косан!
Жить без тебя мне тяжелей день ото дня.
Лей слезы, лей, Косан! Настал мой час.
Разъединить судьба навек решила нас.
На каторгу везут меня в Сибирь.
Увижу ль край родимый я хоть раз?
Солдаты не дали закончить песню, с криком, визгом, бранью погнали заключенных. Многотысячная толпа пеших и конных еще долго провожала опального певца и отстала только тогда, когда солдаты стали в нее стрелять. Люди молча стояли на холме, смотрели, как, звеня кандалами, брел в цепи заключенных их Сары. Косан, рыдая в голос, запела одну из самых печальных, скорбных песен своего любимого. Она чувствовала, что расстается навсегда с самым дорогим, любимым человеком, понимала, что жизнь ее теперь стала безрадостной, ненужной.
Опустошенная, убитая горем, безразличная ко всему, она вернулась в постылый дом своего мужа. Больше она Сары не увидела. Остались его песни и стихи. В первый же день пути на привале близ одного аула Сары сложил новую песню. Слезы душили людей, когда они слушали эту песню.
К себе на эту ночь позвал нас Бейтибай.
Неведом никому подобный скупердяй:
аульный старшина, богатый, молодой,
без сахара велел подать нам жидкий чай.
И если б подо мной Тарлан, как прежде, был,
угоном стад бы я за скупость заплатил.
Но я уже не тот... Былое словно сон, -
что я Сары - батыр, никто не подтвердил.
Сары был изможден, изнурен, он еле переставлял ноги и пел о том, что их гнали в Оренбург, Словно хивинских навьюченных верблюдов.
Джигит отважен, но аллах порой жесток,
он может смерть послать, ему покорен рок.
С поклажей на хребтах, как нары из Хивы,
идем мы в Оренбург, где сядем под замок.
В те времена казахские джигиты носили сапоги на высоких каблуках. Это считалось особым шиком. Казахи редко ходят пешком, и потому высокие каблуки не причиняли особых неудобств. Но для долгой дороги они оказались совершенно непригодными.
Верхом поднялся я к вершине Кок-Нура,
для юности, аллах, не пожалей добра.
Я жеребенка дал в обмен на сапоги,
ходить я не могу от боли со вчера.
Тяжело было ходить в кандалах, но солдаты не давали передышки, нагайками, прикладами подгоняли обессиленных арестантов.
 Нет никого ожесточенней
 солдат, приставленных к заключенным,
которых, словно коней в путах,
гонят сквозь жаркую степь обреченно.
Ни один из многочисленных родственников, знакомых и близких не заступился за Сары. Это особенно угнетало певца. Все восхищались им, хвалили его, а в трудный час никто не протянул руку помощи. С горечью говорил певец о родственниках, друзьях, равнодушных к его жестокой судьбе:
Тлеули, Жолбарыс  - из братьев моих,
всех богаче, хоть нет трусливее их.
Но Жанкену глупому я предпочту
в трудный час помощь все-таки тех двоих.
Как  чудесна  ночная даль при луне!
Положить бы хотелось конец войне.
Нурызбая считал я братом своим,
но давно уж не кажет он глаз ко мне.
Навестили меня Маман и Баксы.
С Нурызбаем из них не схож ни один.
Дай, аллах, мне здоровья, и я вернусь
к благодатным просторам родных долин.
В глубь ущелий уводят к зиме стада.
Злою волей судьбы я попал сюда.
В чем моя перед Артынбаем вина
не понять мне, наверное, никогда.
В Оренбурге Сары держали недолго. Вынесли приговор, обвинили его в конокрадстве и убийстве и погнали этапом в Сибирь. Дорога в Сибирь лежала между Актюбинском и Оренбургом. В этих краях было много казахских аулов. На привалах, остановках Сары пел о своем горе, о своей неудавшейся жизни. Почти в каждом ауле, через которые гнали арестантов, Сары оставлял какую-нибудь песню. Одна из этих песен была создана в доме некоего Бескурека из Жагалбайлы.
Чуть осень подойдет, исчезнут стаи птиц,
но я в руках врага, в прочнейшей из темниц.
Теперь меня в Сибирь на каторгу сошлют,
увы, вокруг меня нет дружественных лиц.
Для узника Сары ни в чем поблажек нет,
оковами греметь он должен много лет.
Но долог путь, нельзя всего предугадать.
Что будет? Только бог способен дать ответ.
Песня известна под названием «Песня Сары, сочиненная им по пути в сибирскую ссылку». Начинается она жалобно, скорбно; с щемящей тоской взмывает горькая мелодия и, как обессиленная, опускается все ниже, ниже, почти до порога слышимости, потом снова в самом конце устремляется ввысь, но ненадолго: нет сил, нет просвета. Одна тоска, давящая, изнуряющая. Старики и старухи всегда плачут, прикрывают рты платками, когда слушают эту поистине трагическую песню.
Долгая, унылая дорога вконец изнурила Сары. Он заболел, с трудом волочил ноги, все   чаще   опускался   на землю отдыхать. Солдаты ему не верили, думали, что он намеревается бежать, избивали его, заставляли идти дальше и дальше. Он выбился из сил, упал однажды и уже не мог подняться. Конвоиры составили акт, что, дескать, он был застрелен при попытке к бегству. Певец, батыр, изгнанник Сары был убит примерно в 1894 -1895 годах в тридцати-тридцатидвухлетнем возрасте, в местечке Шиелисай на севере от города Жаманкала.
Казахи обмыли его тело, похоронили со всеми почестями. Многие годы стоял на его могиле надгробный камень и шест с мусульманским полумесяцем. Сейчас могила Сары затерялась в степи. Хранителем и исполнителем песен Сары был известный певец, серэ, рассказчик Мунке Тулеген. Многие песни Сары записаны в исполнении Самуратова Жакии. Мать автора этих строк, умершая в 1962 году в возрасте 93 лет, тринадцати-четырнадцатилетней девушкой слышала в Улукуме пение Сары.
«Было утреннее время. Аул только что перекочевал на новое место, - рассказывала она. - Мы, девушки и молодые женщины, ставили и убирали юрты, оживленно разговаривали, но вдруг на нас прикрикнули: «Тише вы, сороки!». Мы прислушались: откуда-то издалека донесся печальный голос. «Это Сары, сын Батака поет, - сказали взрослые. - Угоняют джигита на каторгу. Ну и поет же, а?!» Оставив работу, люди еще долго слушали песню».
Песни Сары звучат и в наши дни. Одна из них вошла в музыку к фильму «Амангельды». В 1940 году автором этих строк была написана по либретто Абдильды Тажибаева одноактная музыкальная пьеса «Сары». Она шла на сцене филармонии во второй части концерта свыше ста раз. В. настоящее время либретто Бакира Тажибаева пишется трехактная музыкальная пьеса «Сары». Творчество и жизненный путь Сары изучены еще недостаточно.
Мы убеждены, что в архивах Оренбурга находится немало неизученных документов о Сары, которые еще ждут своего исследователя. В данном очерке главу «Сары» из книги, написанной нами в 1942 году, мы дополнили несколькими новыми биографическими данными.

Источник:
Книга «Соловьи столетий». Ахмет Жубанов, Алма-Ата, 1967 год.