Альпинизм в Казахстане.

«27 июня я отправился верхом в сопровождении нескольких казаков вверх по Баскану с намерением достигнуть снежных куполов Алатау. На высоте 9000 футов мы оставили лошадей и пошли дальше пешком по трудному пути, усеянному множеством больших обломков скал.  При 9550 футах (2910 метров) мы достигли первого снежного участка. Последние признаки жизни исчезли почти полностью на высоте 10700 футов (3260 метров), где начинается область вечного снега. При каждом шаге мы до колен или даже до половины живота погружались в мягкий снег. После того, как мы почти два часа бродили по этим снежным полям, мы повернули направо к скалистому гребню, который, казалось, вел к самой высокой вершине. Но оказалось, что с вершиной нас разделяет  глубокая пропасть.»

Альфред Шренк. 1840 – 1844 годы.

Восхождения в горах Восточного Казахстана.

                Первые горные восхождения в Казахстане.

В 1786 году на высочайшую вершину Альп Монблан поднялись два человека М. Паккар и Ж. Бальма. Это событие положило начало увлекательному спортивному и научному занятию - альпинизму. Шли годы, и любители гор покоряли одну за другой вершины гор разных стран и континентов. Конечно, в первую очередь альпинизм развивался в Альпах.
Не сразу дошла очередь до России, не говоря уже о ее окраинах, каковыми были горы Казахстана. Первыми, кто поднимался здесь до заоблачных вершин, были, несомненно, местные жители. Охотники, преследуя зверя (горного козла тау-тека), на Алтае поднимались до высоты в 3000 метров, на Тянь-Шане до 4000 метров.
Скотоводы, перегоняя отары овец на летние пастбища (джайляу), не заходили выше зоны вечных снегов (на Тянь-Шане  3800 - 4000 метров). Однако, общаясь между собой, чабаны нередко преодолевали  снежные и ледовые перевалы, превышающие 4000 метров.
Об этом рассказывает любитель–гляциолог С.Е. Дмитриев, сам с помощью проводников казахов в 1910 году на лошадях перешедший главный хребет Заилийского Ала-Тау в районе перевала Тогузак  высотой  4233 метров (он его и назвал именем рода своих проводников).
Этим казахам скотоводам, живущим в верховьях  Чилика, перевал был хорошо знаком, и они не раз за один световой день, преодолев еще один перевал Талгарский (тогда он назывался Кокашик), достигали города Верный (ныне Алматы).
Также, перевалив через Чилико-Кеминскую перемычку, они общались со скотоводами в долине Большого Кемина. Строго говоря, этих смельчаков трудно причислить к  спортсменам-альпинистам, так же как и европейских ученых-путешественников, первыми исследовавшими Казахстан и его горы.
Они не ставили своей целью достижение спортивных результатов, однако нередко поднимались на значительные высоты. И тут в числе первых надо вспомнить давно и незаслуженно   забытого путешественника А. Шренка (того самого, что открыл тянь-шанскую ель, позже названную его именем).
В 1840 - 1844 годах он совершил несколько больших путешествий по востоку нынешнего Казахстана, и в том числе в июне 1840 года поднялся в верховья реки Баскан в Джунгарском Ала-Тау, где достиг предела вечного снежного покрова. 
Сам он так описывает это восхождение: «27 июня я отправился верхом в сопровождении нескольких казаков вверх по Баскану с намерением достигнуть снежных куполов Алатау. На высоте 9000 футов мы оставили лошадей и пошли дальше пешком по трудному пути, усеянному множеством больших обломков скал. 
При 9550 футах (2910 метров) мы достигли первого снежного участка. Последние признаки жизни исчезли почти полностью на высоте 10700 футов (3260 метров), где начинается область вечного снега. При каждом шаге мы до колен или даже до половины живота погружались в мягкий снег.
После того, как мы почти два часа бродили по этим снежным полям, мы повернули направо к скалистому гребню, который, казалось, вел к самой высокой вершине…Но оказалось, что с вершиной нас разделяет  глубокая пропасть».
Неопытность и незнание гор заставили путешественника отступить. Он понял опасность перспективы ночевки на вершине, грозящей им всем замерзнуть. «Я был вынужден отправиться в обратный путь, установив с помощью барометра, что мы достигли высоты 11375 футов (3500 метров)». 
Возможно, Шренк из-за ошибки барометра преуменьшил достигнутую высоту, ведь и наиболее высокие вершины Джунгарского Ала-Тау  он оценил не выше 12500 - 13000 футов (3800 - 4000 метров).
Одновременно со Шренком примерно в тех же местах исследования проводил известный путешественник Г. Карелин. Однако судьба материалов его экспедиции оказалась трагической. Они сгорели во время пожара, и теперь мы не можем даже установить маршрутов его экскурсий.
Остались лишь случайные записи, позволяющие сделать вывод, что и он поднимался на высоты Джунгарского Ала-Тау. Путешественники следовали вдоль западного подножья этого горного хребта, делая вылазки высоко в горы по долинам рек.
О впечатлениях самого Карелина можно судить из письма, написанного со склонов одной из вершин: 
«Путешествие мое необыкновенно удачное. Пишу к вам с высоты 9 000 футов, в соседстве вечных ледников и снегов, но окруженный таким роскошным цветником редчайших и прелестнейших растений, что в первые дни, поднявшись сюда, ходил я без шапки, преисполненный невольным чувством благоговейного восторга».
Следующим горовосходителем необходимо признать английского путешественника-художника Т. Аткинсона. Свое довольно авантюрное путешествие по Сибири и Джунгарским (Казахским) степям он делал не только для удовлетворения собственной любознательности, но и с надеждой прославиться.
Отсюда и его несколько бравурное описание с явными фантазиями и любованием собственной храбростью, раскритикованное П.П. Семеновым (впоследствии Тянь-Шанским), с досадой отметившим, что верить ему нельзя.
После такого публичного заявления в русской географической  (и исторической) литературе Аткинсону отводилось место, если не шута, то человека, недостойного оставаться в науке.  Действительно, он вовсе не ученый, а свободный художник, который пишет о чем угодно и как ему хочется.
Однако никуда не деться от того факта, что его рассказ о восхождении на склоны Белухи на Алтае в 1847 году не только достоверен (хотя в нем заметны и явные несуразности), но и очень похож на описание восхождения на эту гору известного путешественника В.Сапожникова, сделанного  в 1898 году, то есть спустя 51 год.
Восхождение Аткинсона, судя по маршруту следования, проходило с южной, ныне казахстанской стороны, вероятнее всего, по леднику Катунскому (это наиболее легкий путь на вершину). Оставив лошадей у подножья горы, Аткинсон выбрал себе в помощники пятерых самых надежных проводников (из русских казаков и местных охотников-калмыков) и отправился пешком на гору по леднику и скалам.
Им пришлось несколько раз перебираться через ледниковые трещины по ненадежным снежным мостикам, а затем карабкаться, пробираясь через сложный ледопад. С большими трудностями, все время подвергаясь опасности обрушения нависающих ледяных глыб, путники поднялись до седловины между двух вершинных скал двурогой Белухи, откуда Аткинсон наблюдал просторы огромной долины с озером Зайсан.
Это кажется сомнительным из-за большого расстояния и уж тем более вызывает недоверие ко всему рассказу его утверждение, будто отсюда видна пустыня Гоби. Так как надвигалась непогода, проводники заволновались, опасаясь бурана, и он вместе со своими спутниками поспешил обратно, в тот же день вернувшись в свой лагерь у подножья.
Таким образом, если верить Аткинсону, он достиг высоты в 4050 метров. Для условий Алтая это хорошее достижение, особенно если учесть, что  граница снеговой линии здесь 2000 - 2200 метров.
Но и не верить нет оснований, разве что усомниться в столь быстром восхождении и возвращении, уложившимся в один день. Ведь перепад высот от основания до седловины горы составляет не менее 2000 метров!
Таким образом, без всякой натяжки получается, что Аткинсон был первым альпинистом на территории Казахстана. Не стоит забывать и о том, что восхождение преследовало лишь цель престижа, то есть как раз то, что заложено в спорте.

Первые восхождения на Тянь-Шане.

Первым европейским путешественником, поднимавшимся в горы Заилийского Ала-Тау, был Петр Петрович Семенов, прославившийся в первую очередь  как первый исследователь Тянь-Шаня. Не считая пройденных им высотных перевалов в Джунгарском, Заилийском, Кунгей и Терскей Ала-Тау, в 1856 году он предпринял полунаучное-полуспортивное восхождение на гору, возвышающуюся над озером Иссык и называемую казахами Кызимчек (девичья грудь).
Сам он так описывает это восхождение во время экскурсии на озеро Иссык:  «…на юго-запад от озера были видны острые вершины зубчатого гранитного гребня, склоны которых были убелены снегом. Подле этих вершин, заслонявших вид на Талгарский пик, возвышалась куполовидная сопка, с одной стороны более скалистая. Отсюда, оставив своих лошадей, с тремя казаками я начал свое восхождение на куполовидную сопку пешком.
Подъем наш был очень труден, тем более, что на полпути мы были окутаны густым облаком и оглушены раскатами грома. Но когда мы выбрались, наконец, из грозовой тучи и добрались до вершины сопки, то все облака рассеялись, и солнце просияло во всем с воем блеске. На самой вершине я сделал гипсометрические определение, давшее мне 2950 метров абсолютной высоты (на современной карте высота горы 3453 метров, - прим автора).
Сопка Кыз-Имчек, на которой мы стояли, была последняя и самая высокая из порфировых гор…»  Конечно, это восхождение трудно назвать альпинистским, тем не менее, оно послужило вехой в туристско-альпинистском освоении гор Тянь-Шаня.
П.П. Семенов был первым европейским ученым, увидевшим Хан-Тенгри. В 1857 году, поднявшись по ущелью реки Каркары на вершину Терскея, он был поражен открывшимся видом Центрального Тянь-Шаня. Восторженный по натуре, а тогда еще совсем молодой, он написал в мемуарах:
«Когда же мы добрались около часа пополудни к вершине горного прохода, то были ослеплены неожиданным зрелищем. Прямо на юг от нас возвышался самый величественный из когда-либо виденных мной горных хребтов.
Он весь, сверху донизу состоял из снежных исполинов, которых я направо и налево от себя мог насчитать не менее тридцати. Весь этот хребет вместе со всеми промежутками между горными вершинами, был покрыт нигде не прерывающейся пеленой вечного снега.
Как раз посредине этих исполинов возвышалась одна, резко между ними отделяющаяся по своей колоссальной высоте, белоснежная остроконечная пирамида, которая казалась с высоты перевала превосходящей высоту остальных вершин вдвое.
И, действительно, так как вершина Хан-Тенгри оказалась, по позднейшим измерениям, около 7000 метров абсолютной высоты, то относительная ее высота над горным перевалом составляла 3500 метров, между тем как высота остальных горных вершин над перевалом не превышала 2000 метров.
Небо было со всех сторон совершенно безоблачно, и только над Хан-Тенгри заметна была небольшая тучка, легким венцом окружавшая ослепительную своей белизной горную пирамиду немного ниже ее вершины…»
Разглядывая грандиозную панораму, Семенов решил, что Хан-Тенгри находится в единой цепи гор, стоящих перед ним. На самом деле это иллюзия. Три мощных хребта – Адыртор, Сары-Джаз и Тенгри-Таг, накладываясь один на другой, создают видимость единого гребня.
Это была роковая ошибка, и целый ряд путешественников, побывавших здесь в последующие годы, думали так же, и потому экспедиции, пытаясь пробиться к заветной вершине, одна за другой терпели неудачу, в буквальном смысле слова упираясь в заснеженные стены, надежно охраняющие подступы к заветной горе.
Следующим исследователем высот Тянь-Шаня был горный инженер Иван Васильевич Игнатьев, известный своими геологическими изысканиями и поиском полезных ископаемых, проводимых в 1880 годах в Семиречье.
В 1886 году Русское Географическое общество направляет его на Тянь-Шань для изучения горного узла Хан-Тенгри и прилегающих районов Центрального Тянь-Шаня (в составе экспедиции был ботаник А.Н. Краснов, верненский художник Н.Г. Хлудов, топограф Александров).
Целью экспедиции, посланной по инициативе П. Семенова и И. Мушкетова, было выяснение многих географических загадок, в частности надо было выявить орографическую связь между узлом Хан-Тенгри и хребтом Терскей Ала-Тау, а также изучение оледенения района.
16 июня караван вышел из Пржевальска и через перевал Чон-Ашу поднялся в верховья Сары-Джаза. Самый большой ледник, дающий начало реке и названный П. Семеновым «Ледяным морем», Игнатьев предложил переименовать в ледник Семенова, а леднику в истоках реки Адыр-Тор дал имя геолога И. Мушкетова, известного исследователя Туркестана.
Игнатьев определил примерные размеры ледников, а также вычислил высоту Хан-Тенгри, которая по его измерениям оказалась равной 7300 метров (по нынешним данным 6995 метров).
Игнатьев не смог подняться в верховья ледников, месторасположение легендарного Хан-Тенгри так и осталась невыясненным. Пытаясь решить эту задачу, экспедиция перевалила через хребет Сары-Джаз и попала в горную долину с гигантским ледником, который он назвал Иныльчеком.
И хотя он сильно ошибся в размерах ледника (недооценив длину), приоритет открытия одного из самых больших ледников мира принадлежит именно ему. Сделав вывод, что оба ледника стекают с вершины Хан-Тенгри (что было грубой ошибкой), экспедиция на этом закончила свою работу.
В этой экспедиции была проделана большая работа по геологическому обследованию огромного района и сделана предварительная топографическая съемка местности. Путешественники того времени не имели соответствующего снаряжения и не обладали навыками альпинистов, чтобы преодолевать серьезные препятствия в горах.
Пройти по леднику Иныльчек экспедиция не смогла. Сам Игнатьев впоследствии так описал восхождение на ледник Семенова: «Упираясь при помощи длинных шестов с острыми концами, мы постепенно поднимались на вершину холма, где должны были отдыхать, так как нами овладевала сильная одышка от разреженного воздуха.
Отдохнув, мы должны были спускаться с крутого ледяного склона, что представляло новые затруднения: при крутом склоне, градусов до 30, очень трудно удержаться шестами, железные концы которых скользили по твердому льду, так же как и подковы с шипами на наших сапогах; приходилось вырубать ступени.
Продвигались вперед, в общем, благополучно, хотя не обходилось без падения и скатывания с крутых склонов».
О том, каким снаряжением пользовались русские горовосходители конца XIX века можно судить из списка,  составленного известным геологом и исследователем Средней Азии И.В. Мушкетовым во время его прохождения в августе 1880 года Зеравшанского ледника в Средней Азии длиной в 24 версты с преодолением ледового перевала высотой более 4500 метров над уровнем моря. Предварительно скажем, что это была целая экспедиция в составе 25 человек, в числе которых: 3 инженера, 17 казаков, переводчики, проводники, караванщики.
1. Двое легких саней.
2. 10 штук палок 4,5 аршин с железными наконечниками.
3. Две веревочных лестницы с деревянными перекладинами.
4. Два якоря.
5. Пять кетменей.
6. Три кайлы для рубки ступеней.
7. Подошвы с четырьмя гвоздями.
8. Большой блок с доской для подъема упавшего в трещину.
9. Много арканов.
10. 10 собак для разведки трещин.
11. 8 козлов для провизии.
12. Аптечка с медикаментами от простуды, вывихов и т. д.
13. Очки.
14. Шубы на 25 человек, халаты, кошмы, горные сапоги, валенки.
15. Сухарей 20 пудов.
16. 40 лошадей.
Трудности ледового перехода были успешно преодолены благодаря железной воле и мужеству самого И.Мушкетова. Велико было удивление местных жителей, при виде целой вереницы людей, появившихся со стороны непроходимых, как им казалось, снеговых гор.               

              Сапожников на Алтайской Белухе.

Первые альпинистские успехи в России были связаны с Кавказом. Не скоро очередь дошла до Алтая. Здесь выдающихся успехов в изучении ледников и растительности достиг В.В. Сапожников –  русский географ и путешественник на рубеже XIX – XX веков.
Именно в этом качестве патриота и исследователя природы этой горной страны мы его и знаем. Однако не менее велики его заслуги в изучении Тянь-Шаня, горы которого он пересек вдоль и поперек. Его же можно назвать и одним из первых альпинистов, сделавшим попытку восхождения на высочайшую вершину Алтая Белуху.
В первой экспедиции 1895 года, путешествуя по  Центральному Алтаю, он впервые увидел заснеженную величественную Белуху. Сапожников тогда записал:
«Два ярко серебристых конуса, немного задернутые венцом облаков, буквально поражают своей мощью».
В 1898 году Сапожникову вместе с четырьмя спутниками удалось подняться на седло Белухи, достигнув высоты 4050 метров. Это было большим достижением, тем более, что Сапожников не обладал ни достаточным опытом альпинизма, ни необходимым снаряжением. Вот как описывает восхождение сам Сапожников:
«Моими спутниками на этот раз были: студент Винокуров и три проводника – Иннокентий Матай, Архипов и Кузьмин, все трое – прекрасные ходоки, но вполне заслуженное предпочтение нужно отдать первому – И. Матаю, неутомимому охотнику за каменными козлами и маралами. (Попутно заметим, что упоминаемый студент А. Винокуров впоследствии служил в Верном гидротехником и стоял у истоков Семиреченского горного общества. Таким образом его можно считать первым казахстанским альпинистом.)
Что касается до нашего снаряжения, то оно состояло из палок с кирками альпийского образца, толстой веревки в 15 сажен длины и сапог, подбитых гвоздями; из  приборов я взял только фотографический аппарат, маленькую буссоль, два анероида и термометры.
Зная, что нам предстоит нелегкая работа и, боясь чрезмерно напрягать силы, я решил разбить экскурсию на два дня, предполагая переночевать в средней части ледника. Ввиду этого каждый из нас захватил с собой теплое платье и небольшой запас провизии.
18 июля около полудня мы выступили при хорошей погоде и твердо стоящих барометрах, обе вершины Белухи были почти свободны от облаков, и можно было рассчитывать на удачу».
Для ночлега путешественники выбрали скалу у последних кустов можжевельника. Утром погода начала портиться, появились легкие облака и путники заторопились в дорогу.
«Ввиду того, что впереди было много трещин, закрытых снегом и вообще путь делался опасным, мы все связались веревкой.
Через час ходьбы перед нами вырос верхний ледопад».
Нависающие глыбы льда представляли большую опасность и от них трудно было укрыться. Большинство трещин путники обошли стороной или, страхуясь, перебрались по снежным мостикам, но вскоре весь косогор пересекла огромная трещина, зияющая гранями сине-зеленого льда. Долго искали пути перехода через нее, пока не протиснулись у края скалы.
Наконец зона разрыва ледника была преодолена, поднявшись по снежному полю, путешественники достигли седловины между двумя клыками вершины. Вид во все стороны был будто зимой: всюду снег и льды и лишь черные глыбы скал на гранях обеих пиков контрастировал с белизной снегов.
Клочья облаков проносились мимо, обдавая путников снежной пылью. До верхушек Белухи оставалось не менее пятьсот метров набора высоты (высота Белухи 4620 метров), и Сапожников принял  благоразумное решение спускаться вниз, так как времени оставалось только для того, чтобы вернуться к месту ночлега, где оставались теплые вещи и палатки (вспомним, что так же поступил и Аткинсон).
Лишь к 10 часам вечера, уставшие до предела и смертельно голодные, альпинисты добрались до палаток, спустившись сразу на две тысячи метров.
Более попыток восхождения на Белуху Сапожников не предпринимал, хотя путешествовал по Алтаю до конца своей жизни. У него были чисто научные цели: изучение растительности и ледников Алтая, а позже и Тянь-Шаня.

                Покорение высочайших вершин Алтая.

В центре Алтайской горной страны возвышается высочайшая ее вершина двурогая Белуха высотой в 4506 метров. Как только не называли ее: Двуглавая царица Сибири, Алтайский Монблан, Катунские столбы. Художник и философ Н.К. Рерих, побывавший в 1926 году у ее подножья, пишет:
«На Алтае гору Белуху называют Уч-Сюре, Уч-Орион, Сюре - жилище богов. Привилось название данное русскими первопроходцами, искателями Беловодья крестьянами и охотниками, поселившимися еще в XVIII веке в долинах Катуни и Бухтармы – Белуха.
И это понятно: все заснеженные горы – белки, а самая высокая – Белуха». Вот едва ли не первое описание Белухи, данное в 1829 году А. Бунге, одним из спутников знаменитого путешественника и ботаника К. Ледебура.
«…Равнину со всех сторон окружали крутые горы, на юго-востоке лежало большое Маралье озеро, на северо-востоке высились, или лучше сказать, вздымались, пламенея в лучах заходящего солнца, исполинские Катунские столбы в своем вечно неизменном снежном саване.
Я был совершенно восхищен зрелищем этих великолепных гор, которые были целью моей поездки».
А вот описание, сделанное Семеновым Тянь-Шанским в 1877 году по рассказам путешественников-очевидцев:
«Если смотреть на Катунские столбы с горного хребта, служащего водоразделом истоков Катуни и Береля, то посреди их поднимаются два исполинские остроконечные шпица, разделенные между собой горизонтальным гребнем. Русские называют эти покрытые вечным снегом и блестящие при лучах солнечных своей необыкновенной белизной шпицы – Белухой.
Другой вид имеет Белуха с северной стороны. Отсюда она представляется менее блистательной и менее колоссальной, потому что заслонена другими снежными белками. Один охотник пытался зайти на Белуху со стороны Катунского ледника, но крутизна горы и ширина трещин в обледенелом снегу положили ему непреодолимые препятствия».
Н.К. Рерих, побывавший вблизи Белухи в Уймонской долине, записывая местные предания алтайцев, отметил:
«На гору Уч-Сюре восходят по белому хатыку (шарфу)», то есть по леднику. Впрочем, это замечание совершенно излишне, чему свидетельствуют слова В. Сапожникова:
«Высокие горы служат у калмыков предметом священного почитания: никто из них под страхом смерти не смеет восходить на них.
Обаяние Белухи на киргизов еще больше: «нам и смотреть близко на нее нельзя», - говорил мне один старик из аула в вершине Черной Берели».
Он же предпринял первую серьезную попытку взойти на высочайшую вершину Алтая в 1898 году, когда он со своими спутниками сумел подняться на седловину горы, достигнув высоты 4050 метров.
 Непогода и недостаток времени помешали продолжить восхождение и альпинисты спустились вниз.
Кстати, восхождение совершалось с юга (с казахстанской стороны), по наиболее легкому пути, по Катунскому леднику, по тому самому «белому хатыку (шарфу)». Эстафету Сапожникова приняли братья Михаил и Борис Троновы, коренные сибиряки, выросшие в городе Змеиногорске.
Их отец Владимир Дмитриевич Тронов работал врачом, а в свободное время много путешествовал по Алтаю. Его изыскания были настолько серьезны, что он дважды в 1895 - 1896 годах был награжден серебряной медалью Русского Географического общества за открытие ледников в верховьях Бухтармы и описание Рахмановских ключей.
Сопровождая отца, братья познакомились с природой высокогорья Алтая, получили навыки исследовательской работы, со временем став самостоятельными учеными. Особенно преуспел в гляциологии Алтая Михаил.
Родившийся в 1892 году, он учился сначала в Московском университете, затем в Томском, где с 1926 года и остался работать на кафедре метеорологии. С тех пор вся его научная деятельность была связана с этим университетом.
Но еще задолго до этого братья предприняли первые самостоятельные экспедиции по изучению Алтая. В 1912 году они обследовали Южно-Алтайский хребет и прошли ряд перевалов. В 1913 году обследование южного Алтая было продолжено, а затем была совершена попытка восхождения на Белуху, окончившаяся неудачей.
Помешала непогода. На вершину Белухи нет легких путей, но более доступен маршрут от истоков Катуни по леднику Геблера. Но и здесь крутые фирновые и ледовые поля чередуются с разрывами трещин и ледовых обрывов.
К тому же большую часть времени вершина окутана слоем облаков. Лишь ранним утром двузубая Белуха сверкает острыми гранями ледяных пиков,  а ближе к полудню испарение от снежных полей в виде тумана вновь закрывают вершину.
В 1914 году братья Троновы вновь у южного подножья Белухи. Первые две попытки восхождения оканчиваются неудачей из-за плохой погоды. Но постепенно приходит опыт и братья меняют тактику. Чтобы выиграть время они устраивают лагерь как можно выше, на раздельном гребне неподалеку от седловины.
На следующий день, выйдя утром, восходители достигли седловины уже к 10 часам. Погода стала ухудшаться, и местные проводники отказались от дальнейшего подъема, но братья твердо решили продолжить штурм, выбрав восточный, более высокий пик.
До вершины оставалось примерно 500 метров подъема по очень крутой грани вершинной пирамиды. На гребне их настигли тучи, пошел снег, сильный ветер валил с ног, но альпинисты упорно двигались вверх.
Их смелость и настойчивость были вознаграждены и в 15 часов 30 минут 30 июня они достигли вершины. Так впервые Белуха была покорена человеком. Времени на спуск оставалось мало. Уставшие альпинисты торопились засветло добраться до лагеря.
В спешке они допустили падения и срывы, но все окончилось благополучно.  В 17 часов братья были на седловине, а к 20 часам вместе с проводниками спустились к бивуаку. В 1915 году братья обследуют хребет Южный Алтай, находящийся на границе с Китаем в пределах нынешнего Казахстана.
Чтобы лучше разглядеть ледники в истоках Бухтармы, они поднимаются на вершину высотой 3585 метров, назвав ее Кругозорной. Следующий 1916 год застает их в районе плато Укок на границе с Монголией, там, где возвышаются горы Табын-Богдо-Ола и находятся крупнейшие ледники Монгольского Алтая.
Главная цель братьев Троновых – изучение ледников, но альпинистский азарт гонит их на самую высокую гору Кыйтын (Холодная). Они долго искали пути подхода к вершине – она всюду обрывалась отвесными кручами – и остановились на варианте восхождения с востока, с ледника Потанина в долине реки Цаган-Гол (Монголия).
До высоты 4000 метров братья поднялись без особых трудностей, но далее начался опасный путь с риском обрушения с узкого гребня. Момент был критический:
«На гребне снежный навес чередуется с обнажениями гранита, а по сторонам обрывы делаются все глубже. Так продолжается до высоты 4000 метров, откуда начинается опасное место гребня. Гребень теряет уклон, но становится крайне тонким.
Снежный навес на нем перекидывается с одной стороны на другую, а по бокам открываются глубокие пропасти с темными впадинами оборвавшегося снега. После минутного колебания мы вступили на гребень, ступая так, чтобы не провалиться в одну сторону и не скатиться в другую.
Гребень становился все тоньше и,  наконец, остается не более четверти аршина (18 см – А.Л.) покатого места, где может ступить нога. Этот небольшой сравнительно переход оставляет довольно жуткое впечатление и является единственно трудным местом на избранном нами маршруте. Выше гребень опять стал шире, и подъем круче, и через час в одиннадцать с половиной часов мы вылезли наверх, на небольшую снежную площадку на высоте 4300 метров.
Только на западе еще несколько возвышались над нами высшие точки Кыйтына, вдруг оказавшиеся за глубокой пропастью. Продвижение по гребню от нашего пункта вплоть до высших точек представлялось вполне возможным, но было решено отказаться от этого плана, так как кругом надвигались темные тучи, уже заволакивающие горизонт».
По определению Троновых высота трех вершин Кыйтына составляет 4400 - 4450 метров, то есть все-таки ниже Белухи (по определению Сапожникова она выше). Всего М. Троновым совершено 42 экспедиции, благодаря которым установлено, что Алтай является третьим по величине районом горного оледенения (после Средней Азии и Кавказа) Советского Союза.
Если после исследований, проведенных В. Сапожниковым в пределах Русского Алтая насчитывалось 50 ледников общей площадью 200 квадратных километров, то к 1970 году их было известно 1026, а площадь оледенения более 800 квадратных километров.
Михаил Тронов стал крупнейшим гляциологом страны. Он был почетным членом Географического общества СССР, им написано и опубликовано более 250 научных работ. Имя М.В. Тронова присвоено одному из ледников и вершине на Алтае.
Белуха же стала одной из самых популярных вершин среди альпинистов. До 1970 года существовал альпинистский лагерь «Актру» вблизи северных склонов Белухи. В 1933 году альпинисты под руководством В. Абалакова совершили восхождение на Белуху с севера  из долины Аккема, а спустились на юг.
Через 100 лет после открытия Катунских столбов Геблером на Белуху была проведена первая Всесибирская альпиниада, когда на вершину поднялось 43 человека. Белуха и сейчас остается популярной вершиной российских и казахстанских альпинистов.

Альпинисты и исследователи Хан-Тенгри.            

Имя Готфрида Мерцбахера – альпиниста и путешественника – малоизвестно у себя на родине, в Германии, но достаточно хорошо знакомо исследователям и альпинистам Казахстана. И связано оно с самой легендарной горой горной системы Тянь-Шань – Хан-Тенгри – Властелином неба, как называли ее китайцы и казахи, и Хан-Тоо – Кровавая гора, как называют ее киргизы.
Тысячи заоблачных пиков возглавляют цепи тянь-шанских хребтов, но Хан-Тенгри - особая гора, неизменно обращающая на себя внимание.
Ее остроконечный пик виден за сотню километров. Впервые наблюдая ее из знойной Илийской долины, не веришь, что это гора, а не облако, повисшее в синем небе. Она будто парит в безбрежном океане воздуха, резко возвышаясь над цепью остальных вершин хребта Сары-Джаз, тянущегося длинным белоснежным гребнем.
Каждый, кто видел Хан-Тенгри хотя бы издали, кроме удивления испытывал чувство восхищения и даже какого-то мистического благоговения перед этим чудом природы. Самодеятельный писатель П. Краснов, казачий офицер, в начале XX века служивший в Семиречье (г. Джаркент), тот самый белый генерал, что в гражданскую войну воевал против большевиков, написал роман «Амазонка пустыни», где действие происходило как раз вблизи легендарной горы.
Автор несколько раз обращает взор к Властелину Духов, называя его то «Троном богов», то «Подножьем божьего трона», и каждый раз передает волнение, будто речь идет о святыне. Одна за другой изучались, наносились на карту неизвестные ранее области и районы Средней Азии и Казахстана, и лишь горный узел вокруг Хан-Тенгри продолжал оставаться белым пятном.
Трудности освоения этого района связаны не только с большой высотой и изрезанностью рельефа, но и с особенностями суровых климатических условий: крайне неустойчивой погодой, высоким снежным покровом, неожиданными вторжениями холодных масс с ветрами и штормами, несущими обильные снегопады, резкими перепадами температур, лавинами и разреженностью воздуха.
Чтобы работать в таких условиях, необходима не только хорошая физическая подготовка, но и опыт хождения в горах и более того, владение техникой альпинизма. Всего этого не хватало исследователям тех лет.
Альпинизм конца XIX - начала XX веков только делал первые шаги, развивался в основном в Альпах и почти не имел опыта высокогорных восхождений. Ничем не могли помочь исследователям и ученым и местные жители.
Постоянно видя перед собой грозную вершину, киргизы с почтением и даже страхом относились к горе, которая на заходе солнца горела багровым светом так, будто алые потоки крови струятся по ее склонам (именно отсюда пошло киргизское название).
Ее не зря называли кровавой горой: как позже выяснилось, она сложена мраморными породами розового цвета. Для аборигенов она была недоступна как небо, как звезда, и горе тому, кто попытался бы замахнуться на нее!
Поэтому не удивительно, что распутывание этого сложнейшего горного узла шло несколько десятилетий. Первым из европейских ученых, увидевший легендарную гору вблизи, был П.П. Семенов.
По его инициативе в 1886 году в районе Хан-Тнгри работала экспедиция горного инженера И. Игнатьева.
Исследователи открыли два ледника в верховьях реки Сарыджаз (Семенова и Мушкетова), а также грандиозный ледник Иныльчек. С невероятными усилиями, по крохам добывались новые сведения. Одни только подходы к горе искали с 1869 по 1903 год.
Распутывание хитросплетений хребтов продолжалось до 1930-го, окончательная же ясность появилась лишь в 1943 году, когда было сделано последнее крупное открытие: найден пик Победы, превышающий по высоте самого Повелителя неба Хан-Тенгри.
В 1900 году итальянские альпинисты князь Чезаре Боргезе,  доктор Броккерель и проводник  Цурбриген совершили экспедицию в Центральный Тянь-Шань. Цели их были амбициозны: восхождение на пик Хан-Тенгри, высочайшую, как тогда считали, вершину Тянь-Шаня.
Самым опытным был  М. Цурбриген (едва ли не сильнейший альпинист не только в Европе, но и мире), к тому времени имевший множество восхождений, как в Альпах, так и в Гималаях, где покорил несколько вершин, самой высокой среди которых был пик Пионер в 6888 метров.
Он же был первовосходителем на высочайшую вершину Южной Америки Аконкагуа высотой в 6970 метров. Перед путниками вначале стояла задача: надо было установить месторасположение вершины и найти пути подхода к ней.
Для этого они решили обозреть местность с высоты. В районе перевала Ашутер  они  поднялись на снеговую гору высотой в 4120 метров,  названную ими Кашкатер-Тау,  но Хан-Тенгри не увидели.
Его заслоняли другие горы.
Тогда они решили попытать счастья из долины Иныльчека, до этого открытого экспедицией И. Игнатьева. С трудом перевалив Сары-Джазский хребет перевалом Тюз и добравшись до ледника Иныльчек, путешественники решили, что путь по нему с лошадьми непроходим.
Неудачей закончились и попытки найти подходы к Хан-Тенгри с юга.  Обходя массив с запада, они пересекли горную цепь, спустившись в долину реки Каинды, а затем в ущелье реки Каюкап. Но и отсюда Хан-Тенгри они не увидели.
Пути по реке Каюкап, не было, а с вершины, на которую они взошли для обозрения местности и назвали Уч-Чат (высота 4485 метров), вид на восток заслонил высокий снеговой купол, названный ими Каинды-Тау.
С надеждами на восхождение давно расстались: хотя бы увидеть  легендарную вершину и установить примерное месторасположение. Переправившись через Сары-Джаз на правый берег, они совершили восхождение еще на одну гору в долине реки Иирташ высотой в 4150 метров,  названную  ими Каракум.
Отсюда они смогли обозреть всю панораму гор, но ничего утешительного для себя не нашли. Путей подхода к горе им не суждено было увидеть. Научных целей Боргезе и Цурбриген перед собой не ставили, достижением же их стало другое.
С перевала Ак-Мойнак в горной цепи между Иныльчеком и Каинды они увидели вторую ветвь ледника Иныльчек – южную, и убедились, что единственный путь к недоступной для них вершине проходит именно по этим двум ледникам.
На этом экспедиция свою работу закончила, внеся свою лепту в разгадку самого сложного горного узла Тянь-Шаня. Можно констатировать, что Боргезе и Цурбриген были одними из первых профессиональных альпинистов, посетившими Казахстан именно с целью восхождений.
Через два года, в 1902 году в район Хан-Тенгри направились сразу две экспедиции: профессора ботаники из Томска В.В. Сапожникова и немецкого географа и альпиниста Г. Мерцбахера.
Василий Сапожников не ставил перед собой задачу разгадывать узел Хан-Тенгри, но определил его высоту.
Известный исследователь Алтая отличался тщательностью в проведении работ и имел большой опыт измерения высот вершин. Он и на этот раз оказался верен себе: измеренная им с перевала Ашутер высота Хан-Тенгри оказалась равной 6950 метров, что отличается от ныне принятой (6995 метров) не более, чем на 50 метров.
Напротив, у профессора Мерцбахера едва ли не на первом месте стояла спортивная цель восхождения на вершину (вместе с тем, по заданию ученых он проводил сбор фаунистического, флористического и геологического материалов).
Немец был дерзок и тщеславен. Покорить Повелителя Духов? А почему бы и нет, ведь он не был новичком в горах и уже бывал на подобных высотах в Каракоруме. Да, ему 60 лет, но он еще был крепок физически, у него большой опыт восхождений в родных Доломитовых Альпах, близ которых он вырос (родился 9 декабря 1843 года в городке Бауэрсуорфе в Германии), на Кавказе, где он бывал в 1891 - 1892 годах, в горах Ирака, Южной Америки, в Кашмире (Индия).
Когда-то, будучи владельцем лавки, он променял денежную профессию купца на романтичную, но полную опасностей и лишений, жизнь географа, путешественника и альпиниста.
В 1892 году он впервые побывал в Семиречье, увидел Хан-Тенгри. Тянь-Шань заворожил его.
Тогда же он загорелся, поставив перед собой немыслимую задачу восхождения на легендарную гору. Но вначале надо было еще найти путь к вершине. Мерцбахер пренебрег опытом Цурбригена и Боргезе и самонадеянно решил идти своим путем из верховьев реки Баянкол, откуда Хан-Тенгри отчетливо виден.
Здесь создается полная иллюзия, что истоки реки находятся у подножья горы.
Выехав из Мюнхена, в конце июня экспедиция прибыла в Пржевальск и, проследовав через перевал Санташ, 7 июля была уже в поселке Охотничьем (ныне Нарынкол), ставшем базой путешественников.
Сформировав конный транспорт и наняв проводника, караван из более чем 100 лошадей по хорошей тропе двинулся к урочищу Джар-Кулак, откуда через 13 км подошел к краю ледниковых массивов.
Перед альпинистами возвышалась гигантская заснеженная стена, закрывшая весь вид впереди. Хан-Тенгри где-то за ней! Мерцбахер вместе со своими спутниками-альпинистами бросился ее штурмовать. В разрывах ледяного покрова горы виднелись выходы светло-желтого мрамора, Мерцбахер так и назвал вершину - Мраморная стена.
Но вовсе не скалы оказались главным препятствием. Альпинисты столкнулись с совершенно новым для себя явлением: глубокий снег, покрывающий склоны, был сыпуч как сухой песок. Проваливаясь, он растекался и, не уминался под ногами, сильно затруднял движение.
Ноги не имели опоры, и ходьба по такому зыбучему снегу выматывала все силы. Как позже выяснили исследователи, загадка сыпучести снега на больших высотах Центрального Тянь-Шаня объясняется двумя факторами: морозами, не знающими оттепелей и сухостью воздуха из-за близости пустынь Западного Китая.
Останавливаясь, чтобы отдышаться, путники с надеждой всматривались вперед, но заснеженные склоны уходили все выше и выше, закрывая собой вид на юг. И напрасно Мерцбахер метался, меняя курс, в надежде хоть где-то достичь гребня: высота хребта (5800 - 6400 метров) оказалась альпинистам не под силу.
А ведь стоило им преодолеть еще 300 - 500 метров и они увидели бы Хан-Тенгри во всей его красе. Лишь 46 лет спустя, в 1948 году экспедиция известного ученого и альпиниста А. Летавета достигла гребня Мраморной Стены, и перед ее участниками открылась та картина, которую так и не смог увидеть немецкой альпинист.
«Достаточно подойти к краю площади, и на юг открывается вид, незабываемый по своей грандиозности. Прямо перед глазами, видимый от основания до вершины, поднимается Хан-Тенгри.
Его изящные контуры парят над окружающим пейзажем.
Трудно отделаться от мысли, что это гора, а не архитектурное  сооружение. Обычное сравнение с пирамидой примитивно и недостаточно. Настолько это творение природы красивее и грандиознее, можно сказать – даже воздушнее, чем грузное создание древнеегипетской архитектуры.
Каждая грань его своеобразна и по-своему прекрасна. Одна – это сплошной, снизу до верху срез нежно-розового, как бы теплого, мрамора, другая – ледяная стена с выходами темных, мраморных скал. С правой стороны виднеется часть белоснежной юго-западной грани. У подножья пика течет, как река, ледник Северный Иныльчек».(Д.И. Затуловский «Среди снегов и скал»)
Ничего этого не увидел Г. Мерцбахер и его спутники. Убедившись в тщетности попыток преодолеть Мраморную Стену, он решил попытать счастья из долины Сарыджаза, над которой Хан-Тенгри красуется точно так же, как и над Баянколом.
Но каково же было удивление и разочарование путешественника, когда, взойдя на одну из вершин в верховьях ледника Семенова, он увидел все тот же ледниковый цирк Баянкола с возвышающейся над ним Мраморной Стеной.
«Надо брать правее», - резонно решил он, перейдя на соседний ледник Мушкетова, расположенный южнее. И опять совершил все ту же, непростительную для опытного горовосходителя ошибку, выбрав гору на северном гребне, а не на южном, откуда он мог бы увидеть желанную вершину.
А так, будто злой рок преследовал альпинистов или злые духи гор не хотели выдавать свою тайну. Непостижимым образом Хан-Тенгри опять ускользнул от взора путешественников. К неудаче чуть было не прибавилась катастрофа.
Уже под самой макушкой одной из вершин четырех альпинистов смела снежная лавина; пролетев метров 200, они спаслись только чудом, случайно попав в ледниковую трещину. Напуганные спутники Мерцбахера отказались идти дальше, а ведь от разгадки тайны Хан-Тенгри их отделяли всего каких-то две сотни метров.
Надвигалась осень, в горах ранняя зима, и Мерцбахер через Музартский перевал ушел на зимовку в теплый Кашгар. На следующий год Мерцбахер наконец-то внял голосу разума, правильно рассудив, что Хан-Тенгри надо искать в долине Иныльчек, которую уже разведали три года назад Боргезе и его спутники.
С величайшим трудом, вырубая ступени во льду, экспедиция поднялась на перевал Тюз, ведущий через хребет Сарыджаз в долину Иныльчек. Путники увидели грандиозную панораму. Прямо перед ними стояла гигантская гора со свисающими языками ледников, скалами и полосами осыпей, пятнами зелени и клочками елового леса у подножья.
А на дне долины лежала серая лента галечников с извивающейся по ним лентой реки и выползающим слева гигантским ледником. Двигаясь по долине, экспедиция вскоре подошла к развилке ущелья.
Как оказалось, ледников было два: северная и южная ветвь с обеих сторон огибали гигантский хребет (в Советское время он был назван хребтом Сталина, а позже переименован и получил название Тенгри-Таг).
По какому идти? Вполне логично Мерцбахер выбрал северное ущелье (ведь гора до сих пор наблюдалась только с севера). Лошадей пришлось оставить, так как корма впереди для них не было. Всюду простиралось море камня, скал и льда.
Чувствуя, что разгадка близка, Мерцбахер готов был торжествовать. Но не тут-то было. Фатальное невезение продолжало преследовать его. Пройдя совсем немного, караван уперся в озеро, полностью перекрывающее ущелье.
Прекрасное и одновременно зловещее, оно блистало холодной красотой. Белыми лебедями по зеленоватой воде плавали ледяные айсберги, отколовшиеся от края наползающего ледника. Некоторые из них были высотой с трехэтажный дом.
По сторонам вздымались отвесные кручи неприступных черных скал, пройти по которым, чтобы обойти озеро, было совершенно невозможно. Неужели опять крах? Мерцбахер взошел на ближайшую вершину, и ему наконец-то повезло: он увидел Хан-Тенгри, но вовсе не у северного склона ущелья, как ожидал, а у южного, что было полной для него неожиданностью. «Значит к горе можно подойти и по южной ветви ледника», - понял путешественник.
Надо было торопиться, запасы продовольствия кончались. Опять началась тяжелая работа с преодолением каменных завалов, ледовых трещин и озер талой воды. Пройдя полтора десятка километров, голодные носильщики встали, отказываясь идти дальше.
Но не отступать же, когда цель близка! Взяв с собой двух тирольских проводников, Мерцбахер в быстром темпе и налегке продолжил путь. Постепенно на смену каменному чехлу, покрывающему поверхность ледника, пришли сплошные снежные поля, бесконечно тянущиеся все дальше и дальше.
Пять часов, напрягая все силы, шли путники. Когда-то в начале XIX века точно так же искали подходы к Белухе, высочайшей вершине Алтая. Путешественник А. Бунче, двигаясь по долине Катуни, не дошел каких-то нескольких сот метров, чтобы увидеть перед собой грандиозную гору.
Помешал разлив в половодье реки, а боковой отрог хребта закрывал видимость. Теперь, спустя более чем 70 лет, Мерцбахер шел по леднику, а изгибы ущелья и борта склонов закрывали перспективу.
Спутники уже изнемогали и требовали повернуть назад. Начинался снегопад. Еще немного и видимость будет совсем нулевой. Еще один изгиб ущелья. Изнемогающие путники обогнули очередной скальный выступ и их глазам предстала вся гигантская гора от подножья до верхушки.
Сразу стала понятна загадка Хан-Тенгри и причина того, что гору так долго искали. Она стояла в отдельном хребте, разделяющем ветви ледника и не принадлежала ни верховьям Баянкола, ни Сараджаза, где ее прежде пытались обнаружить.
А также не являлась узловой вершиной, как думали ранее. Роль узловой вершины, где по его мнению сходились хребты, Мерцбахер отвел вершине, названной им пиком Николая Михайловича, имея в виду великого князя Романова, известного покровителя наук в России.
Мерцбахер до того, как сплошняком повалил снег, успел сделать фотографии, ставшие потом знаменитыми и составил схему хребтов, которой долго пользовались географы и путешественники. Несмотря на ее неточность, Мерцбахера по праву считают первооткрывателем местоположения Хан-Тенгри, разрешившим главную загадку горы.
От мысли покорить Властителя Духов Мерцбахер отказался еще после неудачной попытки взойти на Мраморную стену, позже сказав в отчете экспедиции: «Я вскоре убедился, что высокие вершины Тянь-Шаня - неподходящее место для удовлетворения альпинистского увлечения».
Другой участник экспедиции, Костнер, выразился еще более определенно: «Вероятность восхождения на Хан-Тенгри не больше 5 процентов. Я и сегодня имею мужество утверждать, что считаю эту вершину недоступной».
Схему Мерцбахера поправляли в 30-е и 40-е годы прошлого века, и уточнение продолжается до сих пор. Выяснилось, что никакой узловой вершины нет, а есть меридиональный хребет (он так и назван, и идет с юга на север), единственный в своем роде, идущий поперек всех остальных хребтов Центрального Тянь-Шаня.
Что касается пика Николая Михайловича, то с ним связана целая история. 1 февраля 1924 года вышло постановление Советского правительства о запрещении географических и прочих наименований в честь царских особ и их чиновников.
Так пик Кауфмана на Памире, названный в честь первого губернатора Туркестанского края, стал пиком Ленина. Какое-то время наименование «пик Николая Михайловича» сохранялось. Географы сделали вид, что вершина названа в честь путешественника Пржевальского, имеющего то же имя и отчество.
Позже, когда разобрались, пик переименовали, назвав «100 лет ВГо» (Всесоюзное географическое общество, хотя на самом деле правильное его название «Императорское Российское географическое общество»).
Интересно, что часть альпинистов считает, что такой горы вообще нет, так как она и есть - главная макушка Мраморной Стены, то есть это одна и та же вершина. Г. Мерцбахер хотя и приезжал еще раз в 1907 году на Тянь-Шань, но работал в Китае, и в районе Хан-Тенгри больше так и не был.
За труды во благо науки Русское Географическое общество в 1908 году вручило Г. Мерцбахеру золотую медаль имени П.П. Семенова - Тянь-Шанского. Умер Мерцбахер в апреле 1926 года в возрасте 83 лет.               

Семиреченское Горное  общество.    

Событием, которое казалось бы, должно было подтолкнуть развитие альпинизма в Семиречье и Казахстане, стала организация в городе Верном (ныне Алматы) Горного общества. И возникло оно вовсе не случайно.
В конце  XIX века в Европе все более широкую популярность приобретало занятие альпинизмом. Но этого нельзя было сказать о России. Здесь лишь единицы были знакомы со спортивными горными восхождениями.
Ситуацию пытался переломить страстный поклонник этого занятия Александр Карлович Фон-Мекк. Коренной житель Москвы, он полюбил горы и приобщился к альпинизму в Швейцарских Альпах, где проходил лечение.
Он объездил многие горы Европы, совершив восхождения на такие вершины, как Монблан, Юнгфрау в Альпах, Казбек на Кавказе и т.д. Его мечта о создании отечественного клуба альпинистов осуществилась в 1901 году, когда он, преодолев бюрократические препоны и собрав кучку сподвижников, основал Русское Горное общество с целью развития спортивного альпинизма и связанных с этим увлекательным занятием пропагандой и изучением гор.
Вскоре начали возникать и местные отделения этого общества, например, Крымско-Кавказское. «А чем хуже мы? – рассуждал старший  гидротехник Переселенческого управления в городе Верном А. Винокуров.
– Нам сам бог велел приобщиться к этому делу». Действительно, горы, белоснежной цепью висевшие над городом, все время стояли перед глазами горожан.
Они манили и звали. Тогда ведь не было не только небоскребов, но и вообще многоэтажных зданий, ныне заслонивших от глаз нашу главную красу и гордость Алматы – горную панораму.
Анатолий Николаевич Винокуров не был новичком в горах.
Мало кто знает, что он, будучи студентом Томского университета, вместе с известным исследователем и путешественником В.В. Сапожниковым в 1898 году участвовал в восхождении на главную вершину Алтая Белуху. Тогда они взошли на седловину горы, считавшейся недоступной, достигнув высоты 4050 метров.
Это было большим достижением для того времени. С тех пор Винокуров заболел горами, а приехав на работу в Семиреченский край и занимаясь вопросами орошения и мелиорации земель, посвятил свою жизнь изучению горных озер и рек.
Им написаны и изданы брошюры об озерах Заилийского Ала-Тау: Иссыкском и Большом Алматинском, а также статьи в сборниках «Землеведение», редактируемом известным географом Д. Анучиным.
У Винокурова в Верном были сподвижники и единомышленники по интересам. Он был постоянным спутником во всех экспедициях и экскурсиях по Семиречью, организованных известным краеведом, секретарем Статистического комитета и заведующим местного музея В. Недзвецким.
Вместе с ним Винокуров и стал инициатором создания Семиреченского отделения Горного общества. Несомненно,  на обоих оказывали влияние и приезжие путешественники и в первую очередь немецкий путешественник и альпинист, не раз приезжавший в Верный, Г. Мерцбахер, и не менее известный исследователь Алтая В. Сапожников.
Был создан совет членов-учредителей общества, в который вошли любители путешествий и местные краеведы. Они выработали положение и устав общества, в основном повторяющий инструкции центрального Горного общества.
Был разработан устав, флаг, обзавелись даже собственной печатью. Но если у А.Фон-Мекка идеей и целью общества были все-таки спортивные интересы, то в Верненском отделении упор делался на научное изучение, причем не только гор, но и всего Семиречья во всех отношениях.
К вступлению в общество приглашались все желающие; прежде всего это были известные общественные деятели Верного, например, директор гимназии М. Вахрушев, любитель-гляциолог С. Дмитриев, фотограф П. Лейбен и др. Большинство приглашенных отвечало согласием, а зодчий Андрей Зенков написал: «С удовольствием вступлю».
Публичное открытие  общества с приглашение всех желающих жителей города состоялось 7 марта 1909 года в зале Верненской городской Управы (она располагалась в одноэтажном доме на углу улиц Лепсинской (Фурманова) и Губернаторской (Казыбек би). 
В присутствии посторонней публики и 25 членов-учредителей была зачитана приветственная телеграмма от А.Фон-Мекка, настоятель Покровской церкви Г. Тихонравов отслужил молебен. Торжественную речь произнес один из старейших краеведов и любитель местной природы В. Недзвецкий, выбранный помощником председателя общества.
В частности он сказал: «Пусть не смущает вас то, что среди нас нет специалистов: зоологов, ботаников, геологов и т.д. Славные наши предшественники-семиреченцы тоже не имели специального образования, но внесли существенный вклад в науку.
Покойный губернатор Г. Колпаковский не имел даже среднего образования, но это не мешало ему, загруженному административной работой, помогать приезжим ученым и даже самому участвовать в изучении края».
Известно, что Колпаковский собирал коллекции минералов, птиц и даже написал статью о древних находках на дне Иссык-Куля. После перерыва с чаепитием А.Винокуровым был прочитан доклад «Общий географический очерк Семиреченской области».
Во вступлении он сказал: «Что люди знают о Семиречье? Что растут вкусные яблоки и что бывают страшные землетрясения. И более ничего».
Смысл его речи состоял в том, что надо изучать природу родного края. После этого началось обсуждение с прениями и дебатами. В зале царила непринужденная обстановка. Большинство присутствующих знали друг друга, всех объединяла любовь к прогулкам по горным окрестностям Верного.
Однако вопрос о самих восхождениях или походах в горы так никто и не поднял.
Начались будни, регулярно проводились совещания, где читались доклады. По заявке А.Фон-Мекка в Москву была послана коллекция горных фотографий для общероссийской выставки (109 фото и 17 панорам, в основном виды Заилийского Ала-Тау П. Лейбина и С. Дмитриева).
Но удивляет тематика докладов: там не было ни одного сообщения, связанного с горами, не говоря уже о горных путешествиях или альпинистских восхождениях. Про горы как-то позабыли, хотя короткие диспуты на эту тему пытался развивать С. Дмитриев, всерьез занимавшийся изучением ледников Заилийского и Джунгарского Ала-Тау  (свои доклады он делал в Ташкенте, в Туркестанском отделении Русского географического общества, членом которого состоял).
Были и другие любители походов в горы: П. Лейбин увлекался горной фотографией, да и сам Винокуров регулярно делал вылазки в верховья горных рек и озер Заилийского Ала-Тау. Возможно, именно наукообразность, отсутствие инициатив по организации  экскурсий в горы послужило причиной того, что интерес к обществу у верненцев быстро угас.
На заседания приходило все меньше людей. Все дело ограничилось 5 заседаниями; просуществовав с марта 1909 года по апрель 1910 года, деятельность общество затухла. Какое-то время оно формально существовало, но без публичных заседаний.
Возможно, сыграл свою роль отъезд энергичного Винокурова. Пришедший на его место  В.С. Воротников не обладал энтузиазмом, присущим прежнему председателю. Но альпинистские восхождения были, правда, самодеятельные, не связанные с деятельностью Горного общества.    
И здесь надо рассказать о человеке, имя которого может вызвать, как минимум, удивление. Борис Владимирович Анненков (1889 – 1927 г.г.) – потомок известного офицера-декабриста, казачий офицер, генерал и атаман, после революции возглавлявший антибольшевистскую борьбу в Семиречье.
Родился в Киевской губернии, в семье отставного полковника.  Мать цыганка. Учился в Одесском кадетском корпусе, затем в Александровском военном училище в Москве (1908). Имея монархическое воспитание, горячо любил родину, Россию.
Обладая хорошими способностям, знал немецкий, французский, английский языки (позже  овладел казахским и китайским языками). В 1910 году в чине хорунжего принят на должность младшего офицера 1-й сотни  первого Сибирского казачьего полка имени Ермака Тимофеева, расквартированного в г. Джаркенте, на границе с Китаем. Уже к октябрю 1911 года заслужил звание сотника и орден Святого Станислава 3-й степени.
Полковник П.Н. Краснов (тоже известный белогвардейский атаман), у которого служил Анненков, писал о своем подчиненном: «Это был во всех отношениях выдающийся человек, богато одаренный Богом, смелый, решительный, умный, выносливый, всегда бодрый.
Сам отличный наездник, спортсмен, великолепный стрелок, гимнаст, фехтовальщик и рубака Анненков, будучи прекрасным спортсменом, здесь вместе со своим однополчаниным хорунжим Берниковым и командой разведчиков принялся штурмовать грандиозные, доселе никем не покоренные вершины Джунгарского Ала-Тау и давать им названия, соответствующие своим понятиям: гора императора Николая II, гора Ермака Тимофеева, гора Казачья, ледники Ермаковский и Сибирский.
Покорив первый из названных пиков, Борис Владимирович, будучи горячим патриотом своего родного полка, сложил на вершине пирамиду из камней и водрузил на ней алый с белым крестом флаг I-го Сибирского казачьего Ермака Тимофеева полка».   
Если это в действительности так и было на самом деле, а есть все основания верить этому, то Анненков один из первых спортивных альпинистов не только Семиречья, но и всего Казахстана. Таковы достоверные сведения, касающиеся горовосхождений на территории нынешнего Казахстана или вблизи его границ до 1910 - 1915 годов.               

                Первые гляциологи Казахстана.

Иметь образование и профессию еще не значит достичь в ней каких-то высот. И наоборот, не обладая профессией, но имея увлеченность, можно добиться многого. Это доказал Сергей Евгеньевич Дмитриев (1861 – 1931 г.г.), дипломированный военный ветеринарный врач, ставший основоположником гляциологии (наука о ледниках) в Казахстане.
Дмитриева можно смело отнести к тем пытливым и одержимым любителям-самоучкам, которые в своих исследованиях далеко опередили специалистов – образованных и опытных профессионалов и внесли неоценимый вклад в науку.
Он стал первым в описании и изучении ледников Северного Тянь-Шаня. Если до него у ученых вызывали интерес лишь самые крупные ледники Средней Азии, такие как в горной группе Хан-Тенгри, или ледники, дающие начало Сырдарье (группа Акшийрак), или у перевала Музарт, имеющего важное стратегическое значение, то Дмитриев задался целью проследить закономерности малых ледников, считая, что именно они могут дать ответы на многие интересующие науку и хозяйство вопросы. 
Конечно, увлечение пришло не сразу, помог случай. Волей судьбы молодой поручик получил назначение в захолустный Джаркент у подножья Джунгарского Ала-Тау, у самой китайской границы. До этого Дмитриев, уроженец равнинной России (он родился на хуторе в Нижегородской губернии), никогда не видел гор.   
Впечатлительного офицера горы поразили еще издали, но поднявшись до альпийских лугов, где паслись подопечные ему табуны казачьих коней, он был очарован еще больше. Суровость и величие заснеженных исполинов, сочетающихся с нежностью и хрупкостью цветов-альпийцев, с безмолвием, тишиной и покоем вечной весны, нарушаемой лишь журчанием ручейков  талой воды – все это не могло оставить  равнодушным романтически настроенного казачьего офицера. 
«Неземная красота», – подумалось Дмитриеву. Ему казалось, что он попал на другую планету, так здесь все было необычно: скалы, снежные исполины, изваянные природой, синее, до фиолетового, темное-темное небо.
С тех пор, покорив навсегда, горы влекли его до конца дней. Он вовсе не писал стихов, но они звучали у него в душе, когда он в очередной раз поднимался под небеса, к подножью ледяных пиков.
Садясь писать очередную статью исследовательского характера, он сдерживал себя, боясь выплеснуть эмоции и восхищение перед красотой гор, но она все равно прорывалась сквозь строгие фразы ученого повествования. Не нужно обладать большой фантазией, чтобы между  скупых Дмитриевских строк увидеть тонкую душу поэта.
Он родился в семье бывшего солдата в год отмены крепостного права (1861 г.). Отец служил управляющим на помещичьем хуторе, но рано умер, вскоре умерла и мать, оставив 15-летнего Сергея с младшими братьями и сестрами.
Помогла хозяйка-помещица, удивленная старательностью парня и жаждой знаний. Устроила в гимназию, после окончания, которой Сергею хотелось стать ученым, путешественником, но нужда заставила идти в ветеринарный институт: там платили стипендию: три с половиной рубля в месяц.
И вот служба. Молодой офицер, к удивлению сослуживцев выписывает книги по ботанике, зоологии. Собирает травы, набивает чучела птиц. Выпивка, пирушки, карты – удел офицерской службы в захолустье не для него.
Он увлечен изучением Природы, все больше понимая, что именно это и есть его призвание. Теперь, поднимаясь на высокогорные пастбища, он уделял день-другой, чтобы побывать на ледниках.
Он познакомился с работами известного геолога И.В. Мушкетова, написавшего инструкцию по изучению ледников, с работами зарубежных гляциологов, в основном из Швейцарии.
Три года он изучает ледники южных отрогов Джунгарского Ала-Тау в истоках рек Тышкана, Чежина и Бурхана. Но Дмитриев – человек подневольный: его посылают в Забайкалье, где он занимается заготовкой мяса для армии.
Удивительно: как при влюбленности военнообязанного в горы и ледники его  понимало начальство? Внимая просьбам необычного офицера, его не только возвращают в Семиречье, но и повышают по службе.
К 1913 году он дослужился до генерала. Но это к слову, а продолжая разговор о Дмитриеве-гляциологе, скажем, что приехав на новое место службы, в г. Верный, он, не теряя времени, стал готовиться к походам в горы.
Наверное не найти человека, будь то приезжий гость или коренной  алматинец, который бы не любовался  панорамой гор, протянувшихся над городом. Но задумывался ли житель Алматы над тем, кто впервые взялся за изучение ледников, что сверкают на вершинах этих гор?
Семенов, впоследствии ставший Тянь-Шанским, подъезжая к реке Или, еще за 100 с лишним километров увидев на горизонте призрачный контур гор, с восхищением написал:
«…пересекая  порфировый кряж, я впервые с восторгом увидел в туманной дали блистающий своими вечными снегами исполинский хребет Заилийский Ала-Тау».
Действительно, редко где в мире увидишь горы, возвышающиеся над равниной почти на 4500 м. Однако ни Семенов, ни десятки других исследователей, проехавших через Верный в последующие 50 лет, не удосужились заинтересоваться и вплотную заняться изучением ледников Заилийских гор. Все они ставили перед собой великие цели, направляясь в Большой Тянь-Шань или необъятные просторы Центральной Азии.
Дмитриев задался скромной задачей: выяснить наличие ледников и попытаться проследить закономерности их деятельности. Его интересовали не только ледники: реки, окружающие горы, растительность.
Он с жаром расспрашивал проводников-казахов, с упоением записывая казахские названия всего, что встретилось на пути и эти названия сохранены до сих пор. Приехав в Верный, в конце лета 1902 года он отправился к истокам ближайшей реки Малой Алматинки.
Всего-то 25 верст пути на лошадях, по цвету воды (бывает мутновато-белая) он уже предвидел наличие в верховьях ледников. Ледник назывался Туюк-Су – стоячая или замкнутая вода, что имело сразу два значения и как нельзя более правильно отражало суть: во-первых стоячая вода – это лед, во-вторых, замкнутая  означало, что по ущелью нет прохода на другую сторону гор.
Это тупик, не ведущий никуда.
Для Дмитриева казахские названия урочищ и гор звучали как музыка, он всегда поражался как точно и емко они отражают самые характерные особенности того или иного места. Взобравшись на гигантский вал морены, Дмитриев увидел ледяное поле, стекавшее с гор.
Исследователь, а в душе поэт, Сергей Евгеньевич не в первый раз созерцал картину ледникового цирка и каждый раз она настраивала его на патетический лад. Сдерживая свои эмоции, он записал: «Когда видишь его одетым сверкающей пеленой девственного альпийского снега, то поэтическое сравнение с «престолом» напрашивается само собой».
Да, престол Бога и по величественности и высоте, и по тому чувству восторга, охватывающему человека, впервые попавшего в этот космический заоблачный мир. Гулкая тишина, нарушаемая лишь посвистом влажного ветерка да бульканьем, капающей где-то в ледяном чреве воды нарушали безмолвие.
Послышался шорох осыпающегося со склонов горы щебня, где-то закричал улар, и его мелодичный голос, будто трель колокольчика, резко контрастировала с вечным безмолвием заснеженного царства.
Над вершинами по синему до фиолетового небу быстро-быстро проносились клочья белых облаков. Уже знакомое волнение от ощущения высокогорья снова овладело Дмитриевым. Он шел в одиночку по белому полю, считая шаги и все глубже погружаясь в снег.
Пройдя по леднику около трех верст, где глубина снега достигла одного метра, Дмитриев не решился продолжать путь, опасаясь попасть в ледниковую трещину. Его спутники остались далеко позади, отдыхая на пригретых солнцем скалах и удивляясь зиме, в которую попали через каких-то несколько часов после выезда из жаркого лета.
Определив размеры ледника (длина примерно 4 версты) и заложив станцию наблюдений, Дмитриев спустился в город. Дмитриев еще дважды побывал на Туюксуйских ледниках в 1903 и 1905 годах. Он определил отступание ледника в 3,2 метров в год, скорость движения в 71 метр в год.
Теперь внимание путешественника привлек массив самой высокой горы Заилийского Ала-Тау Талгара, достигающего высоты в 5000 метров. Все ученые, приезжавшие в Верный, отмечали величие Талгырнын – тал-чеку – так звучит она по-казахски. Семенов писал:
«… снежная средина хребта была увенчана трехглавным  исполином, заметно превосходящим вышиной все остальные пики хребта. Три вершины этого Талгарского пика, высотой едва ли не превосходящие европейский  Монблан (он действительно выше на 200 метров – прим. А.Л.), очень сближены между собой.
В то время, когда ближайшие к нам невысокие предгорья еще едва выступали из ночного покрова, возвышавшийся во главе Талгарской долины, резко очерченный зубчатый снежный гребень с трехглавым исполином Талгарнын-тал-чоку уже блистал своими вечными снегами в ярко-пурпуровых лучах солнца, еще не показавшегося из-за далекого горизнта».
Знаменитый геолог И.В. Мушкетов, обследовавший горы Заилийского Ала-Тау, назвал вершины Талгара «Горным узлом Семенова». Он же посчитал этот горный массив связующим звеном между Заилийским и Кунгей Ала-Тау (Чилико-Кеминским узлом).
Теперь экспедиция Дмитриева субсидировал Туркестанский отдел Русского географического общества в Ташкенте, членом которого он состоял с 1900 года и куда регулярно ездил, отчитываясь о проделанной работе и печатаясь в «Известиях» этой научной организации.
Никто из ученых еще не проникал к южному подножью исполина Заилийских гор. Известные подходы по долине Чилика пугали отдаленностью и  трудностями сложного горного пути. Дмитриев нашел проводника из местных жителей Рыскула Джилькайдарова – охотника, облазившего все местные горы, который провел его по короткому, хотя и сложному пути из Иссыкского ущелья через ледовый перевал Кок-Булак к подножью Талгара. (кстати, отметим, что Рыскул был отцом известного в будущем политического деятеля-большевика Казахстана и России Турара Рыскулова).
Сам Дмитриев писал позже в отчете:
«Своей тогдашней удачей я обязан своему проводнику Рыскулу Джилькайдарову. Надо было видеть с какой уверенностью он вел нас в опасных местах, мимо зияющих трещин в фирне, по скользким ледяным косогорам.
По праву первого исследователя, совершившего описанный путь, я признаю справедливым увековечить память моего проводника Рыскула Джилькайдарова, назвав долину в верховьях реки Иссыка перед перевальным ледником, – долиной Рыскула».
Совершенно естественно желание исследователя взглянуть на знакомую гору с обратной стороны. Какие тайны хранит «изнанка» грозной вершины? Дмитриев ожидал увидеть обожженные солнцем черные утесы с возможными снежниками и ледниками в кулуарах и расщелинах скал. Ведь это южный склон, обращенный к солнцу!
С бьющимся от предельных усилий сердцем он выбрался на седловину перевала.
Открывшаяся картина была неожиданной. Среда горных исполинов, извиваясь, сползали три белых ленты ледников. Расплываясь по долине, они сливались в один мощный поток. Целое ледяное море! Оно было неизмеримо больше Туюк-Су.
Дмитриев понял, что он открыл самый большой ледник Заилийского Ала-Тау, и на ум сразу пришло наименование ледового потока. Он назовет его «Богатырь». Белая заснеженная седловина, откуда начинаются ледяные потоки, «Шапка Богатыря», левый исток – Шуйца (левая рука), центральный – голова Богатыря, правая – десница (правая рука).
Но где же Талгар? Семь скальных вершин возвышались по краям ледового цирка. Дмитриев правильно определил самую высокую, назвав ее Юго-восточным Талгаром. Вот как сам Дмитриев описывает вид Талгара с юга: «Вообще же, Талгар выглядит отсюда, с юга, совсем иначе, чем со стороны Или.
Там, на севере Талгар казался нам углом гигантской крепости и, оживляясь по подножью растительным покровом, напоминал о лете и тепле, а  питающий его речку малый ледник прятался в голове глубокой долины; здесь, на юге как раз наоборот, несмотря на прямые лучи жгучего средне-азиатского солнца, наибольший в хребте ледник Богатырь охватывает его холодной широкой гладью и с юга и с востока и, вздымаясь над этим ледником, Талгар стоит, как гористый остров на ледяном море, нет ни одной былинки и все говорит о суровой, вечной зиме».
В 1909 и 1910 годах Дмитриев снова стремится к ледникам Талгара. На этот раз у него цель сделать топографическую съемку открытого им ледника Богатырь, проследить истоки Чилика и определить местонахождение Чилико-Кеминского узла – горного массива, соединяющего хребты Кунгей и Заилийского Ала-Тау.
Некоторые географы, в том числе И.В. Мушкетов считали Талгар едва ли не ядром этого связующего узла. На этот раз Дмитриев изменил маршрут подхода, зайдя с тыла, с востока по реке Тургень через перевал Аман-Жол вышел в долину Чилика и двинулся с караваном вверх по реке.
Как жаль, что с ним не было Рыскула! Отважный и непокорный Джелькайдаров успел побывать на каторге в Сибири за убийство оклеветавшего его  волостного начальника, а теперь, сбежав, прятался где-то в горах от русских властей.
Будь с ним опытный мерген, возможно, не совершил бы Дмитриев нелепый промах, о котором будет сказано дальше. Это только на карте долина Чилика кажется такой широкой, где все на виду.
 На самом деле, особенно в верховьях, боковые отроги обоих хребтов – Кунгей и Заилийского – заходят один за другой, перекрывая видимость.
Если бы взглянуть сверху, с высоты птичьего полета!
Сразу бы стала ясна вся путаница хребтов. А так приходится двигаться вслепую, преодолевая вброд бурные реки, обходя завалы скал и осыпи, на которых лошади могут сломать ноги.
Река сама привела путников к истокам.
Мощный поток, бурый от размываемых мореных отложений, вырывался из мрачного зева ледника. Промоина напоминала страшный  каньон с постоянно осыпающимися бортами. Рев воды, грохот обваливающихся камней, отражаясь от стен оврага, многократно усиливался эхом.
– Джангарык, – стараясь перекричать шум воды, махнул камчой проводник, – совсем громкий эхо! «Хорошо, пусть этот ледник будет Джангарык, – подумал про себя Дмитриев, – так я его и назову».
Почти такой же большой, как и Богатырь, ледник упирался в ледяную стену, увенчанную башнями и главами многочисленных вершин.
Это и был Чилико-Кеминский горный узел, дающий начало самым большим рекам сразу двух хребтов: Чилику, текущему на восток и впадающему в Или, и Большому, текущему на запад и впадающему в реку Чу. Эта перемычка оказалась гораздо западнее, чем предполагали до этого и к Талгару не имела отношения.
Удивительно устроены горы Заилийского Ала-Тау: явная симметрия и повторяемость прослеживаются в ущельях. Совершенно невероятный случай произошел с Дмитриевым: вместе с проводниками вся экспедиция, поднявшись по левому притоку Чилика (Юго-восточный Талгар), попала в горный цирк, как считал Дмитриев, тот самый, где он был под Талгаром в 1903 году.
Он не заметил никакой разницы, ошибочно приняв  новый ледник за Богатырь, а стоящие напротив вершины заТалгар, и этим задал задачку следующим исследователям и альпинистам. Лишь к 1936 году альпинист и краевед В.Г. Горбунов установил, что Дмитриев был на двух разных ледниках.
Второму он оставил наименование Богатыря, а первому присвоил имя гляциолога Л. Корженевского, хотя и достойного, но лишь раз бывавшего в Алматинских горах в 1921 году, когда он изучал катастрофический сель того года.
Что касается Дмитриева, то он так и остался в неведении до самой своей смерти в 1931 году, хотя это нисколько не умоляет его заслуг в науке. Но вернемся к путешествию Дмитриева. Вот уже и топографическая съемка Богатыря закончена, надо возвращаться домой.
Жажда приключений и желание познать неизведанное гонит неуемного гляциолога в рискованный маршрут. Местные жители-скотоводы поведали ему, что есть короткий путь в город прямо через горы.
Перейти в лоб осевой гребень Заилийского Ала-Тау верхом на лошадях вблизи Талгара! Трудно поверить в возможность этого. Попытка 1909 года не увенчалась успехом. Рыхлый снег заставил отступить.
Но Дмитриев не сдается, а опытные мергены-казахи готовы его проводить. Надо только пораньше выходить…Вечером они чаевали, сидя в теплой юрте. Описание перехода ледовой перемычки высотой в 4332 метров читается с замиранием сердца.
«Мои собеседники в один голос советовали выехать пораньше, для чего раньше же лечь спать. Так и сделали, а в 1 час 45 мин ночи уже выступили со стоянки. Было еще так темно, что не только внизу, но и на самом леднике нельзя было сначала различить  часовых стрелок.
Только опытный глаз проводников вполне уверенно  вел нас хорошо известной им дорогой, сначала по камням двух конечных террас «Богатыря», а затем по его правой стороне, также среди неровностей, образуемых хаосом боковых и срединных морен, мимо сухих мульд и ледниковых озер, спускаясь в ложбины и вновь поднимаясь зигзагами по крутизне ледяных скатов моренных валов.
Ранний час давал возможность  нашим горным лошадкам довольно удачно цепляться за редкие камни, пока довольно  прочно вмерзшие в ледяную основу, но и то в одном месте пришлось всем спешится: спуск верхом оказался уж чересчур крутым, скользким и вообще рискованным.
По льду лошади пошли веселее. Уже совсем рассветало, проводники стали выказывать явное беспокойство, подхлестывая своих лошадей. Пускались даже рысью, особенно когда, перепрыгнув через 3 - 4 продольных трещины, свернули по ледяной равнине вправо, чтобы ехать у самой стены, вздымающейся здесь скалистой вершины.
Подъем до самой вершины идет постепенно, а версты через две с половиной мы перешли уже на сплошной снег. Но на снег мы поспели вовремя: он еще был скован ночным холодом и великолепно держал нас с лошадьми; только две отставших  провалились в снегу, им помогли и вскоре уже весь караван, вслед за мной, собрался на перевале.
Было 4 часа 55 минут утра. Это была наивысшая точка из всех мною достигнутых до сих пор; по проверке она определилась в 4232 метров. Хотя в эту пору года внизу, в Илийской долине, стояло жаркое лето (было 7 августа), но нас окружал грандиозный ландшафт суровой вечной зимы.
Только с севера крутые скалы Талгарской  вершины закрывают от нас Илийскую долину. Спуск был настолько крут, что его можно было сделать только пешком, для чего мы перебрались на правый откос ледового цирка, покрытый осыпью крупных камней, довольно прочно держащихся на скате.
Тут не обошлось без некоторого  инцидента со мной самим, так как я чуть было не полетел вниз, поскользнувшись на ледяном скате. По счастью, изогнувшись вперед, я успел ухватиться за камень, и так удержаться, а подоспевший проводник уже помог выбраться окончательно.
В то время, как мы  лепились по своей осыпи, лошадей сводили одну за другой по средине снежника, где они, погружаясь ногами немного в снег не рисковали поскользнуться. Спустившись благополучно до фирновой мульды, сели на лошадей и, держась все время правого бока ледника, через три часа 5 минут спустились до подножья морен.
В Кокашике расстались со своими проводниками, вознаградив их за заслуги, а затем, переменив два раза лошадей, в тот же день в 7 часов пополудни были в Верном».
Таким образом, была доказана возможность проехать из Чилика (истоков реки – примеч. А.Л.) в Верный за 18 часов вместо 3-х дней. Но из предыдущего явствует, что столь благоприятная обстановка для этого пути случается не каждый гор, перевал открывается на каких-нибудь один-полтора месяца и должен быть причислен к наиболее трудным и опасным».
В благодарность к отважным проводникам Дмитриев назвал перевал именем главы их рода Тогузака. Трагически сложилась их дальнейшая судьба. Спустя всего четыре с половиной месяца в конце декабря 1910 года (январь 1911 по новому стилю) произошло знаменитое  верненское землетрясение, во время которого более всего пострадал именно аул Тогузак, где погибло и было ранено 29 человек, а потери скота составили 1101 голов.
Как позже писал известный  алматинский краевед В. Горбунов, в результате землетрясения на леднике Тогузак образовалось много трещин, и перевал окончательно закрылся. Скорее всего, Дмитриев был последним путником, преодолевшим верхом этот сложный перевал, ведущий из Чилика в долину Левого Талгара.
Сейчас этот перевал проходят лишь опытные туристы и, конечно, только пешком, соблюдая правила страховки. В том же, 1910 году Дмитриев побывал у северного подножья Талгара, открыв 11 ледников, самый большой из которых назвал именем известного географа Ю.М. Шокальского.
(Позже, другой исследователь ледников и тоже самоучка В. Горбунов именем Дмитриева назвал самый большой ледник северных склонов Заилийского Ала-Тау в истоках Левого Талгара, кстати, по которому спускался сам Дмитриев с перевала Тогузак.)
В 1911 году Дмитриев изучает ледник у подножья Мало-Алматинского пика (ныне пик Комсомола). Отзвуки страшного землетрясения 1910   -1911 годов все еще сотрясали горы. Дмитриев наблюдает, как с вершин  от подземных толчков рушатся, падая на ледник скалы, и ему приходит мысль назвать ледник именем ученого геолога К.И.Богдановича, в это самое время  приехавшего сюда с экспедицией  для изучения этой страшной подземной стихии.
В последующие годы он продолжает изучение ледников Джунгарского Ала-Тау, закончив эти работы через 16 лет после их  начала. Заслуги Дмитриева были оценены Географическим обществом России, присудившим ему золотую медаль.
П.П.Семенов Тянь-Шаньский, в свое время, не веря, что в Заилийском Ала-Тау есть ледники, писал:
 «…фирны еще недостаточно обширны и глубоки, чтобы образовать нисходящие в долины ледники».
Ему вторил А.Н.Краснов, хотя и ботаник, но зарекомендовавший себя опытным исследователем Тянь-Шаня, который считал, что на месте ледников здесь увидят «лишь скопления снега и песка». Дмитриев не только доказал наличие ледников в самом северном хребте Тянь-Шаня, но и описал часть их. 
Он сделал выводы о их режиме, тем самым заложив основы гляциологии в Казахстане. Впервые опубликованный мною очерк о Дмитриеве назывался «Поэт гор и ледников». Но где  эти поэтические  строчки?
Они читаются между строк, прорываются сквозь строго научное описание, где явно чувствуется присутствие не только ученого, но и романтика. «Жизнь в эту пору года  в таком горном углу (верховья долины Чилика – прим. автора.) полна неизъяснимой прелести и очарования.
Эти чувства не чужды, видимо и простой душе номада, тем более, что он, наряду с наслаждением величественных красот природы, пользуется и полным материальным довольством. Чем-то прямо библейским повеяло на меня от мирной вечерней картины доения овец, когда к нему с помощью работников и ребятишек, приступила вся женская половина аула, после того как стада стеклись из окрестных долин и ущелий, а маленькие пастухи Джеломан и Одомен в их коротких одеждах из овечьих шкур прямо на голом теле, как будто только что сошли сюда с какого-нибудь полотна «Поклонение Волхвов».
Что влекло его в горы? Конечно, жажда познания,  но не только это: «Нас, горных бродяг, влечет сюда еще и несравненная красота горной природы. Пишущий эти строки и теперь еще жаждет один только раз побывать у подножия Талгара".
Это были заключительные строчки его последнего труда «Талгар, главная вершина Заилийского Ала-Тау», написанного за четыре года до смерти. В честь Дмитриева другой гляциолог и краевед Алма-Аты В. Горбунов уже в 1930-е годы назвал его именем один из крупнейших ледников Ала-Тау в верховьях реки Левый Талгар.
Но вначале эстафету Дмитриева по изучению ледников Заилийского Ала-Тау приняли сначала В. Городецкий, а затем Н. Пальгов. Уроженец Верного, Владимир Дмитриевич Городецкий (1878 –1957 г.г.) – педагог по профессии, местный краевед и энтузиаст изучения природы и истории Семиречья, с 1915 года проводил гляциологические исследования ледников Заилийского Ала-Тау. Городецким впервые описаны ледники истоков Большой Алматинки.
Именем Городецкого в 1936 году назван один из открытых им ледников в верховьях реки Озерной (Большая Алматинка). В 1921 году в связи с катастрофическим селевым потоком на реке Малой Алматинке, происшедшем 8 – 9 июля и унесшем десятки человеческих жизней, Алма-Ату посетила ташкентская экспедиция для изучения причин и последствий этого грозного явления природы, руководил которой известный гляциолог и исследователь гор Средней Азии Николай Леопольдович   Корженевский (1879 – 1958 г.г.).
Известен он еще и тем, что в 1910 году открыл четвертую по высоте вершину России 7127 метров, назвав ее именем своей жены Евгении. (Существует рассказ-легенда о том, как сохранилось и даже закрепилось это название в советское время.
Ведь тогда было переименовано многое, убраны все "буржуйские" имена. Но когда очередь дошла до «Корженевы», имени жены царского полковника, Сталин вдруг расслабился, сказав: «Ладно, пусть останется хоть одно женское имя».
Экспедиция обследовала долину Малой Алматинки, а затем прошла к озеру Иссык-Куль, перевалив через хребты Заилийского и Кунгей Ала-Тау. В этой экспедиции участвовал геолог Сергей Федорович Машковцев, проводивший в 1915 году геологические исследования в верховьях реки Чилик Заилийского Ала-Тау.
Именем Корженевского в 1935 году исследователь и краевед В.Горбунов назвал открытый им ледник Заилийского Ала-Тау в истоках р. Чилик. Как оказалось, это самый крупный ледник Заилийского Ала-Тау. Имя Машковцева осталось в названии ледника в верховьях реки Большой Кемин.               

                Вершина исследователя.         

Достоверных сведений, касающиеся горных восхождений на территории нынешнего Казахстана или вблизи его границ до 1910 -1915 годов, очень мало. Краевед В. Проскурин опубликовал в «Литературной Алма-Ате» поверхностный очерк «Горы слева, горы справа.
В дымке тают Алатау» (выпуск 5 за 2008 г), где  упоминается сделанное в 1900 году восхождение на Малоалматинский пик (ныне пик Комсомола)  директором гимназии М. Вахрушевым и его дочери Александрой и Марией.
Однако, источники, на которые ссылается Проскурин, не подтверждают этого. Учитывая трудности скального маршрута, в достоверность этого восхождения трудно поверить и, думается, что оно было сделано на другую вершину, скорее всего на пик Большой Алматинский, гораздо более доступный.
Не вызывает сомнения, что жители Верного совершали экскурсии на вершины Кумбеля и Чимбулака, на ледники Богдановича и Туюк-Су.   Но опять-таки существует интригующая фраза в работе С. Дмитриева «Талгар, главная вершина Заилийского Ала-Тау…» (Ташкент, 1927 год): «Как ближайший к Алма-Ата, Алматинский пик – обычная цель для восхождения у юных альпинистов этого города».
Здесь речь идет именно о Малоалматинском пике. Думается, что это ошибка, хотя и требующая тщательной проверки и кропотливой работы в архивах. Как жаль, что мы не оставляем следов деятельности в своей жизни!
Далее,  до 1930 года  следует большой перерыв в 15 - 20 лет, и исследовать этот период еще предстоит краеведам. Энтузиасты и любители путешествий были и в то сложное время. Так, с 1920 года действовало, наконец-то организованное Семиреченское отделение Русского географического общества.
И здесь опять надо упомянуть В.Д. Городецкого, бывшего заместителем  председателя этого Общества со дня его образования.  Он же с 1 ноября 1920  года назначен заведующим областного музея, а с осени 1921 года стал председателем, образованного им же, совместно с другими энтузиастами Общества изучения Джетысу. 
С этими организациями в то время были связаны все горные путешествия в окрестностях города Верного, вскоре ставшего Алма-Атой. В горном отроге, разделяющем бассейны Большой и Малой Алматинок высится вершина, довольно известная среди алматинских туристов.
Если быть точнее, расположена она между горами Кумбель и Молодежной, как раз в верховьях речки Горельник. С макушки ее свисает крохотный ледник, а у подножья расположилось небольшое мореное озеро. С другой стороны, у восточного ее бока находится широко известное урочище Мынжилки со стационаром метеостанции.
Сравнительно невысокая (и вовсе нетрудная) вершина (3950 метров.) не представляет интереса для альпинистов, но пользуется популярностью среди любителей горных походов. Посещающие эту гору туристы, не задумываясь, связывают ее название с именем второго космонавта планеты Германа Титова, что, казалось бы, вполне логично.
Но вот незадача: имя это гора носит аж с 1930-х годов, когда Герман Титов еще не родился. Так в честь кого же она названа? Оказывается, был такой, ныне забытый ботаник: Валериан Семенович Титов.
Вовсе не гений и не герой, скажем так, исследователь средней руки. В этой связи интересно было бы узнать, как и при каких обстоятельствах, гора получила его имя.  Известно о Титове немного.
Родился в 1884 году на Алтае, в селении Сузунский завод Барнаульского уезда, Томской губернии. 
Выпускник Томского университета, ученик очень известного ботаника, исследователя сибирской флоры П. Н. Крылова. С 1914 года Титов работал в Семиреченском Переселенческом управлении в городе Верном.
В составе почвенно-ботанической экспедиции в 1914 - 1921 годов он проводил ботанические обследования на обширных территориях области. Маршрут его экспедиций охватывал Пишпекский, Верненский, Копальский, Джаркентский уезды: низовья реки Чу, Чу-Илийские горы, Киргизский хребет, высокогорное плато Сусамыр, окрестности Токмака, районы, прилегающие к озеру Балхаш, Алакуль и т.д.
Занимался изучением местных сортов пшеницы, особо интересуясь растительными формациями в зависимости от различных географических зон. Край с богатой и разнообразной природой покорил молодого исследователя.
Не довольствуясь основной работой, он участвует во многих общественных мероприятиях города, вскоре войдя в интеллектуальную элиту Верного, а позже и Алма-Аты. В 1916 году Титов, наряду с такими известными общественными деятелями, как Э. Баум, В.Недзвецкий, Н. Хлудов и др. уже соучредитель Семиреченского отделения Русского географического общества.
Тогда из-за трудностей военного времени отделение не открылось, но с образованием его в 1920 году он активный его участник. С 1921 года его избирают помощником председателя вновь образованного Общества по изучению Джетысу (Семиречья).
Одной из  задач этого Общества, кроме краеведческой работы, была пропаганда знаний среди народа. Неуемный характер, жажда деятельности и неистощимый энтузиазм Титова проявился и в том, что он взялся организовать среди школьников кружок юных натуралистов.
С некоторой натяжкой его можно было назвать и кружком самодеятельных туристов. И произошло это еще до того, как в СССР  было создано Общество пролетарского туризма и экскурсий (ОПТЭ в 1928 году), гораздо раньше, чем было совершено первовосхождение на Малоалматинский пик (впоследствии пик Комсомола) в Заилийском Ала-Тау (17 июля 1930 года).
В районе урочища Кокджайляу, в окрестностях Алма-Аты под вершиной горы Кумбель школьниками под руководством Валериана Семеновича был построен легкий стационар для проведения полевых наблюдений.
С этого стационара делались различные экскурсии, и с большой долей вероятности можно предположить, что юннаты посещали и гору, которая носит теперь имя руководителя кружка юных алматинских  натуралистов и туристов, одного из первых подобных в Казахстане.
Путь с Кокджайляу сюда прост: через вершину Кумбель по щебнистому гребню, поросшему эдельвейсами и высокогорными степными травами, переходящему в скалистый гребень с разрушенными горными породами вплоть до каменной макушки горы.
Отсюда открывается прекрасный вид на многие вершины Малоалматинского горного цирка и верховья Большой Алматинки со стоящим напротив гигантом пика Советов. В 1925 году Титов организовал экспедицию по изучению редчайшего растения недзвецкии, в результате чего им было обнаружено несколько мест произрастания этого уникума.
В последующем В. С. Титов был ученым сотрудником Среднеазиатского института почвоведения и геоботаники в Ташкенте. Он автор научных трудов по ботанике и агротехнике. Скромный ботаник и энтузиаст краеведческого движения, он оставил о себе память в названии вершины, и памятник этот такой, что своим величием затмит любой монумент, воздвигнутый руками человека. Жаль, гора не видна из города, хотя до нее, как говорится, рукой подать.

Источник:
«Очерки по истории Казахстанского Семиречья». Александр Лухтанов.