Казахские обрядовые и культовые песни.

«Я сказочный конь, рог мне славу трубил,
Я девушек наших и русских любил.
Я сокол, я утку оставил, подбив,
И гуся над озером синим убил.
Киргизскай красивай,
Кыздары онын, сулу-ай.
Я прошу поцелуй,
Не женатый, холостой»

Жаяу Муса.

Основные жанры казахского фольклора - героический эпос, обрядовая песня.

В примечаниях к своей книге «1000 песен казахского народа»  А. Затаевич писал: «Жаяу   Муса - известный   казахский   певец и слагатель песен (акын)  рода Айдабол в Баянаульском районе Павлодарского уезда Семипалатинской губернии. Кажется, жив до сих пор, но стар. Прозван «пешим» потому, что по бедности слонялся со своим искусством по степи пешком, что для казаха, прирожденного всадника и наездника, считается последним делом.  
Тем   не   менее   скоро   приобрел большую популярность  и сделался  желанным гостем  богатых казахов.  Муса - веселый  старик,  вопреки  обычаю казахских акынов, играл больше не на домбре, а на скрипке, подобно певцам-татарам. Впрочем, некоторое татарское влияние, может быть, как результат вынужденной для профессионала  угодливости  запросам  разнохарактерной  публики (Муса пел и по-русски!), сказывается вообще в творчестве Мусы, в котором царит мало свойственная казахам легкомысленная веселость и балагурство.
Его легкие, беззаботные и как бы подзадоривающие мелодии чаще всего укладываются в двухдольный однородный метр (тоже татарская черта), в котором и отчеканиваются до конца, так и напрашиваясь на «гитарный» для себя аккомпанемент и как бы приглашая к танцам (которых вообще у казахов не существует). Хорошо, оказывается, известен оборотливому Мусе и ритм мазурки». А. Затаевич многое подметил очень правильно.
Жаяу Муса - весьма своеобразная личность. Он прожил бурную, беспокойную жизнь, творческий путь его прошел в  иных условиях, чем у большинства казахских   народных композиторов. Естественно, что многие   факты   жизни   и творчества Жаяу Мусы были Затаевичу неизвестны. Ссылаясь на более поздние данные, мы попытаемся подробнее рассказать об этом незаурядном человеке.
Родился Муса в 1835 году (по другим источникам в 1838 г.) в нынешней Павлодарской области, Баян-Аулском районе, недалеко от озера Жасыбай. Отец Мусы, Байжан, был простым, но зажиточным скотоводом - шаруа, иногда занимался и мелким ремесленничеством. Не имея никакого чина, не занимая никакой административной должности, Байжан, однако, держался очень независимо, был остер на язык, предприимчив и пользовался большим авторитетом среди сородичей.
Сына он отдал в учение к мулле, и маленький Муса рано овладел арабской грамотой. Однако учеба у муллы не удовлетворяла способного любознательного мальчика. Бесконечная унылая долбежка арабских слов и стихов из корана, смысл которых не понимал сам мулла, вскоре надоедает Мусе, и он начинает мечтать об учебе в настоящей школе. Но отец об этом и слушать не хочет.
Впрочем, ему было не до сына. Байжан женился второй раз и, увлекшись юной женой, совершенно забывает о существовании Мусы и первой жены - байбише. Покинутые, мать и сын живут года два вместе, а когда Мусе исполнилось пятнадцать лет, он, посоветовавшись с матерью, отправляется вместе с караванщиками в КызылЖар - Петропавловск.
Там он устраивается «мальчиком» у одного купца-татарина, а в свободное время самостоятельно учится. Так проходят три года. Город оказывает хорошее влияние на духовный рост Мусы. Он овладевает русской разговорной речью, в культурном развитии становится на голову выше своих сверстников. Юноша часто посещает разные молодежные вечера, знакомится с музыкальной жизнью города.
Здесь же, в Петропавловске, он начинает читать книги русских писателей, газеты и журналы. Все острее и острее чувствует Муса недостаточность своего образования. Невежество, отсталость родного народа угнетают его. Юноша понимает, что ему необходимо учиться. Вскоре, собрав кое-какие средства, он едет в Омск. Омск был более крупным городом, чем Петропавловск.
И учебных заведений здесь было больше. Возможно, оттого, что в Омске жил генерал-губернатор, Мусе казалось, что в этом городе все не так, как в Петропавловске. В Омске Муса пробыл несколько лет (по некоторым сведениям, Муса будто бы жил здесь на квартире Султангазы Аблайханова, однако достоверными данными об этом мы не располагаем). Много нового узнал Муса в Омске. Он не пропускает ни одного номера выходивших там газет, он в курсе всех событий.
Серьезно изучает русских классиков, читает критическую литературу, посещает концерты, постановки, получает первые сведения о профессиональной музыке. В Петропавловске он начал учиться игре на скрипке и гармони, а здесь занятия еще более углубились. Конечно, если бы Муса знал нотную грамоту, он бы сделал значительно больше.
Но в таких окраинных городах России, каким был в те времена Омск, получить хотя бы начальное музыкальное образование было неосуществимой роскошью. И тем не менее именно Омску суждено было стать музыкальной школой Мусы: здесь он впервые услышал духовой оркестр военного гарнизона, познакомился с оркестром русских народных инструментов.
Если до этого он слышал только песни и кюи, то теперь он узнает о существовании и других музыкальных жанров - марш, вальс, мазурка. Особенно большой новостью для Мусы оказалась танцевальная музыка. Обычно танцевальная музыка строго ритмична, один и тот же размер, ритм, такт выдерживается от начала до конца. Казахские же песни, кюи в этом отношении более свободны; в них музыкальная ритмика все время меняется.
Вот на эти-то явления и указывает Затаевич в своих примечаниях. Интеллектуальный уровень Мусы в эти годы уже довольно высок. Он имеет представление не только о том, что происходит в России, но и о всех важнейших событиях в мире. Хотя основные движущие силы и внутренние противоречия общества и не были известны Мусе, однако он уже ясно понимал, кем творится произвол и насилие, кто угнетатели и кто угнетенные, как столпы империи грабят бедный, забитый народ.
Он еще не различал передовую, прогрессивную Россию и Россию мракобесов, но сознавал, что по разным путям идут бедные и богатые, царь, его прислужники и бесправный трудовой люд. Несправедливость, гнет, насилие он видел всюду: и в ауле, и в городе. Но как бороться с этим злом, с лживыми правителями народа, Муса еще не знал.
Приезжая на лето в аул, он рассказывает окружающим о том, что видел, слышал, узнал в Омске. А ему было о чем рассказывать. Недаром казахи говорят, что знает много не тот, кто много прожил, а тот, кто многое перевидел. О Мусе начинают говорить, он становится известен в степи. Муса виртуозно исполняет не только казахские народные песни и кюи, но и впервые знакомит своих слушателей с некоторыми образцами русской музыки.
Большое впечатление производит на степняков и его внешность, городская одежда, новые манеры, его игра на гармони и скрипке, его переводы и пересказы произведений русских поэтов. Популярность Мусы приходится не по душе реакционным кругам, степным воротилам. «Смотри, как выхваляется этот нищий сын Байжана. Хвастается, что натянул на себя узкие брючки! Забыл и «иман» и «ислам».
Русским продался. Иноверцем стал. Но как бы он ни одевался, бедняк никогда богатым не станет!» Подобные разговоры, слухи, разрастаясь, как пожар, начинают все чаще тревожить Мусу и впоследствии доставляют немало неприятностей. Беда нагрянула неожиданно. Немало трудностей пришлось испытать матери   Мусы, однако за   единственным конем сына она ухаживала с любовью, кормила, берегла его.
Приезжая из Омска домой, Муса садился на своего любимого коня, разъезжал по аулам, рассказывал людям о том, что читал в газетах, журналах, книгах, пел новые песни, веселил народ своей игрой на домбре, скрипке, гармони. Вокруг Мусы всегда собиралось много народу. Песня, музыка, веселье, шутка были его неизменными спутниками.
Это очень раздражало известных феодалов Чормановых. Какой-то нищий, сын мелкого ремесленника Байжана становился популярнее их! Им казалось, что «дерзкий выскочка» обкрадывал их славу. И однажды, придравшись по какому-то поводу, они насильно отобрали у Мусы единственного коня и, швырнув ему седло и уздечку, прогнали из своего аула.
Что мог бедный Муса сделать против всесильных Чормановых? Певец и музыкант ходил отныне пешком из аула в аул. И народ прозвал его «Жаяу Муса» - «Пеший Муса». Мустафа Чорманов был уверен, что он жестоко унизил певца, лишив его единственного коня. Остаться пешим - для казаха большое горе. Но Муса, теперь уже Жаяу Муса, не унывает, по-прежнему ходит по аулам, распевает песни, играет на скрипке и гармони, веселит народ.
Насилие Чормановых глубоко задело душу певца. Он знал, что отомстить он мог только своим искусством. Певец испытывает необыкновенный творческий подъем, чувствует, что он должен сочинить свою песню. Исполнительский репертуар у него в это время был уже довольно богат, он знал множество казахских, татарских, русских песен, кюев и танцев, но считал, что еще рано создавать свои оригинальные произведения.
Теперь он понимает, что срок этот настал. Так появилась его знаменитая песня, ставшая гимном бунта и борьбы казахского народа,-
«Ак сиса» - «Белый ситец».
Ситец белый, красный, синий - ситца много.
Я печален, и в душе моей тревога.
Сын Чормана Мустафа меня ограбил,
Без коня - пешком идти мне по дорогам! 
Я озлоблен, мне досадно, но, признаться,
Не хочу я и не стану унижаться:
Нет коня, чтоб мог отнять его Чорманов,
Песни есть, чтоб с ним немедля расквитаться!'
Грубой силе Чормановых певец противопоставляет неувядаемую силу слова, силу искусства. Песня Жаяу Мусы обличала не только одного конкретного феодала, она больно ударила по всему феодальному укладу жизни в казахской степи. Насилие, произвол, неравенство исчезли вместе с чормановыми. А песня Жаяу Мусы осталась жить в сердцах народа как суровый приговор всем угнетателям и насильникам. 
Музыка песни «Ак сиса» («Белый ситец») явилась новым веянием в казахском народном песенном творчестве, она удивительно соответствует огненным беспощадным словам. Песня начинается- в высоком регистре, в резком, стремительном, энергичном ритме. Создается впечатление, будто певец своей песней цепко хватает врага за горло.
И этот ритм не спадает, не утихает, а нарастает все энергичней, все стремительней, накатывается, словно разъярившаяся волна. Певец верит в себя, в свое искусство, знает, что он духовно сильнее своего обидчика. На едином дыхании поется «Белый ситец», а бессловесный припев, это неукротимое «гягяги-гя-ги, гуяк-ки...», словно исхлестывает ненавистного врага, столько в нем силы, ярости, гнева.
И только на последней ноте шквал ярости спадает, песня, сразив врага, отомстив ему, обретает покой. Песню полюбили. Словно по эфиру, мгновенно распространяется она по казахской степи. Во всех аулах и стар и млад запели «Белый ситец». Всюду стало известно о насилии Мустафы Чорманова. Имя Жаяу Мусы становится популярным. Враги злорадствуют, уверенные, что презрительная кличка «пеший» глубоко оскорбила певца.
Они наградили его многими другими унизительными кличками. Но певца, музыканта подобные клички не расстраивают. Он знает, что народ его любит, ценит и потому высоко держит голову. Муса ходит по аулам, знакомится со многими людьми, и юрта его всегда полна друзей. Одаренная молодежь, музыканты, певцы, тянутся к нему. Всюду, где бывает Муса, царит веселье, звучит музыка. Он щедр, гостеприимен.
Друзьям своим отдает последнее. И эта черта певца вызывает насмешки врагов. Байские сынки называют его «Мурза-бедняк». На насмешку недругов Жаяу Муса отвечает насмешкой. Он не стыдится своей бедности, зная, что владеет таким богатством, которого лишена чванливая, кичливая знать.
Я «нищий господин», я сын Байжанов,
Ношу на шее кучу талисманов,
Пешком хожу, но горд, как верховые,
Что потеряли счет стадам баранов.
В этой добродушной шутке над самим собой чувствуется сила, превосходство певца Жаяу Мусы. Но отношения между Мустафой Чормановым и Жаяу Мусой с каждым годом все усложняются, словесный поединок перерастает в большой скандал. Это были годы, когда классовая борьба в аулах приобретала все более отчетливые черты. Однако Муса многого еще не понимает, он все еще находится в плену внутриродовых традиций.
Длительная борьба между ним и Мустафой не была обыкновенной стычкой между бедным и богатым, как это кажется некоторым исследователям. Всемогущие властелины степей Чормановы еще не понимают, что час их близок, что с каждым годом все решительней теряют они свою большую власть и мощь. Муса же образован, многое видел, убежден, что главное богатство не в бесчисленных табунах, не в хищной власти «белой кости», а в знании, образовании.
Но он ошибочно считает, что справедливость находится в руках чиновников, высоких административных чинов. И стоит обратиться к ним, указать на невежество, произвол, насилие казахских феодалов, как они мигом установят справедливость. Наивная надежда ослепила Мусу. Он пишет жалобы правителю уезда, а через некоторое время обращается к самому генерал-губернатору в Омске. Не знал тогда еще Жаяу Муса, что ворон ворону глаза не клюет, что царские прислужники, холуи-чиновники, казахская феодальная верхушка одной веревочкой спутаны. Полагая, что его письма застревают где-то по дороге, не доходят до инстанции, он пишет жалобу за жалобой.
А все эти жалобы между тем оказываются в руках его недругов. Муса настойчиво изучает статьи закона, ищет справедливости, мечется между Омском и аулом. Видимо, в те неспокойные годы и родились эти горькие строки:
Родной мой, твой отец, бедой согбенный,
Пешком ушел разыскивать законы
Против Мусы, но Садыкжан родился,
Пока я судьям отбивал поклоны.
Не пил я в Омске чая, сыт тоскою,
Смириться мудрено с судьбой такою,-
Я приползу домой ужом беззубым,
А думал небо ухватить рукою.
Слова эти исполнялись на мотив песни «Гаухар-кыз» («Девушка Гаухар»). «Гаухар-кыз» - одно из лучших созданий Жаяу Мусы. В этой песне чувствуется влияние Биржана и Ахана-серэ. Мы уже привели в начале этого очерка высказывание А. Затаевича о Жаяу Мусе. Затаевич говорит о наличии в творчестве Мусы элементов русской и татарской   музыкальных   культур.    Действительно,   в   этом отношении Жаяу Муса сильно отличается от других казахских   народных   композиторов.  
Он   учился   в   городе, знаком был с музыкой разных народов, и, естественно, музыкальная палитра его была  богаче.  Игра на скрипке и гармони тоже сказалась на его творчестве. К тому же нельзя забывать, что Муса родился и вырос в Баян-Ауле. Этот край  издавна  славился  своей  песенной  культурой.  Здесь он услышал песни Биржана, Ахана-серэ и менее известных Жарылгапберли и Култумы. Под их благотворным влиянием он и создал свой шедевр «Гаухар-кыз». Это нежная лирическая песня, полная гражданских чувств.
С первых же нот она всецело завладевает вниманием слушателя. Со второго стиха мелодия постепенно, очень плавно и нежно переходит в высокий регистр.  (Плавность этого перехода особенно   заметна  в исполнении   Жусупбека   Елебекова). С третьей строки начинается ровный, мерный спад, мелодия как бы возвращается в свое русло. Припев «Гаухаркыз», кажется, не имеет ничего общего с художественно-идейным смыслом песни.
Возможно, что припев придуман другими, поздними исполнителями. А может быть, композитор, говоря о своих нежных отцовских чувствах к горячо любимому сыну, вспомнил вдруг свою неспокойную, трудную жизнь и, охваченный какими-то воспоминаниями, сложил слова припева, не соответствующие основному содержанию песни. И еще на одно обстоятельство нельзя не обратить внимание. Трудно утверждать, что слова и мелодия песни были созданы в одно время.
Судя по словам, по отточенной форме песни, «Гаухар-кыз» - создание зрелого, опытного певца и композитора. Не совсем правдоподобным кажется, что и стихи, приведенные выше, относятся к годам ожесточенных схваток певца с Мустафой Чормановым. Известно, что Муса женился поздно. Дочь композитора, Анна, которая, кстати, здравствует и ныне, родилась приблизительно в 1880 году. Садык, упомянутый в песне, был самым младшим.
Даже если учесть, что в те времена не было регистрации новорожденных, и, следовательно, дочь композитора могла ошибиться на целых десять лет, и то можно смело сказать, что Анна родилась никак не раньше 1870 года. А документы архивов говорят, что в эти годы у Мусы были тяжбы не с Чормановым, а совсем с другими людьми.
Народная молва утверждает, что все эти бесконечные тяжбы, жалобы кончились для Мусы печально: его приговаривают к двадцати годам ссылки в Тобольск. Однако это обстоятельство не подтверждается архивными документами Тобольска: в списках сосланных Мусы Байжанова не оказалось. В рукописи же самого Мусы, найденной в Казани, говорится, что в Тобольске он был. И, следовательно, у нас нет основания не верить композитору. Не хочется только согласиться с Н. Оразбековым, который в своей книге утверждает, что вместе с Мусой был сослан в Тобольск и хозяин дома, где жил певец, Султангазы Аблайханов.
Вряд ли Аблайханова, отпрыска знатного рода, могли обвинить в том, что в его доме останавливался певец-бунтарь Муса, тем более сослать его в ссылку. Из записок Мусы нам известно, что он побывал в Петербурге, а также во многих городах Литвы и Украины. Многое пришлось увидеть и пережить композитору. Он уже довольно неплохо знает русский язык. Много читает, пишет. По собственному признанию, он участвовал в отряде Черняева. Однако в записках нигде не упоминаются ни Чокан, ни Султангазы.
Когда же отряд Черняева вошел в казахские степи, Муса бежит из отряда, возвращается в родные места. Много воды утекло за эти годы, многое переменилось в аулах: одни враги Мусы умерли, другие состарились, устали. Тяжбы улеглись. Да и сам Муса после долгих лет мытарств мечтает о спокойной жизни. Он снова собирает разогнанный в его отсутствие аул. Невежественные местные правители, узнавшие об участии Мусы в   грозном   отряде   Черняева,   подавлявшем   восстание   в Средней Азии, побаиваются его.
Муса им кажется важным защитником царизма, облаченным большой властью. Муса ловко пользуется этим заблуждением степных воротил. Его избирают аульным старшиной. Занимая эту административную должность, Муса надеется принести пользу народу. Его поддерживают не только аулчане, но и правители, занимающие высокие посты. Таким образом, волей судьбы бывший изгнанник, вернувшись из ссылки, становится аульным правителем.
За короткое время он приводит в порядок свое хозяйство, жизнь бобыля ему надоедает, он решает жениться. Муса женится на Сапар, дочери Кулбая из рода Кыпшак. (Некоторые утверждают, что Муса был женат не на дочери Кулбая, а на дочери Хаджи Суйкима из  аула Кулбая; другие же говорят, что Сапар - дочь Суюмбая, сына Кулбая. - А.Ж.). Сапар была намного моложе Мусы. Мы уже говорили выше, что Муса женился очень поздно.
Такова была обычная участь бедных. Этот период был самым спокойным, тихим в жизни композитора. Кроме административной, хозяйственной деятельности, Муса много времени уделяет и своему творчеству. Он становится завсегдатаем тоев и веселых игр, где, как и прежде, поет, играет. Он увлекается охотой с ловчими птицами, радуется,, что беспокойная жизнь изгнанника, бродяги осталась позади, что, как и у других, у него теперь свой угол, своя семья, что он нужен людям.
И хотя Чормановы все еще в силе, но в казахской степи произошло немало изменений. Чормановы теперь оказались здесь не единственной опорой царизма. Зарождается множество новых административных учреждений, для работы в которых требуются люди, образованные, грамотные,   знающие.    Все   это   способствует   популярности Мусы. Однако спокойная тихая жизнь длится недолго. В середине семидесятых годов прошлого века над головой композитора снова собираются тучи.
В 1874 году начальник уезда Ферафонтов приказывает Мусе, в то время аульному старшине волости Айдабол Павлодарского уезда, изловить двух беглых каторжников, скрывавшихся в тех краях. Долго искал беглых Муса, загнал в дороге лошадь, купил в пути другого коня и, наконец, все-таки задержал их. Впоследствии Муса подает Ферафонтову заявление, в котором просит его вернуть сто рублей - стоимость загнанного в пути коня.
С этого злопо- лучного заявления и началась новая беда Мусы. Заявление пришлось не по душе начальникуезда. В скромной просьбе Мусы ненасытный взяточник Ферафонтов усмотрел оскорбление его личности. Как смеет какой-то певец, старшина Жаяу Муса обращаться с такой дерзкой просьбой к нему?! Это обстоятельство ловко использовал в своих целях волостной управитель Кобеев. Хотя он и управлял волостью Айдабол, однако по образованию, по знаниям и способностям был значительно ниже Мусы.
К тому же Мусу почитали, уважали в аулах больше, чем волостного управителя. Давно уже Кобеев ждал удобного случая, чтобы поставить на место «выскочку» Мусу. Как говорится, на ловца и зверь бежит. Узнав, что уездный начальник очень недоволен Мусой, Кобеев решил, что пора действовать. И с молчаливого согласия уездного начальника Кобеев начинает преследовать опального композитора. 21 августа 1875 года Муса направляет прошение на имя западно-сибирского военного генерал-губернатора.
В прошении он сообщает, что подал начальнику уезда заявление, в котором просил ему вернуть стоимость лошади, нанятой в служебных целях, но начальник уезда повернул дело так, будто преступником оказался он, старшина Муса, после чего посягнул на его исконные земли, пастбища, выделенные ему решением суда биев. «...Без всякого решения надлежащего суда самовольно он, Кобеев, отделил половину владеемой мною земли и спустя с месяц времени, заявившись в наш аул с киргизами нашего же уезда и волости, без бытности моей у родственников моих, не выразив законной причины, отобрал насильно десять лошадей, десять баранов и ящик с заключившими в нем двухсот десяти рублей и головной женский убор, стоящий семьсот рублей, и текемет, но мне не объяснил, по какой причине и куда эти вещи были им взяты и в силу какого законоположения отобраны»,- писал Муса военному генерал-губернатору.
Генерал-губернатор Западной Сибири поручил военному губернатору Семипалатинска разобрать жалобу и доложить ему о результатах. Однако ответа не последовало, и 5 октября 1875 года Муса  подает  второе  прошение. Здесь и далее сохранен подлинный стиль Жаяу Мусы. Муса пишет, что приехавшие   в   его аул люди угнали из его табуна 15 лошадей и зарезали 8 баранов. Генерал-губернатор, как и в первый раз, направил жалобу губернатору   Семипалатинска,   наложив   резолюцию: «Разобрать  и  доложить».  
Чувствуя,   что  дело  принимает нежелательный  для   них   оборот,  Кобеев   и   Ферафонтов заблаговременно заводят дело на Мусу, обвинив его в конокрадстве, и добиваются решения суда биев, по которому Муса  приговаривается  к  месячному  заключению.   Губернатор   Семипалатинска   направляет   военному   генерал-губернатору отношение за № 8716 от 29 января 1876 года. Чтобы   очернить   композитора,   сообщает,   что   волостной Кобеев не смог задержать Мусу и обратился за помощью к начальнику   уезда;   тот  направил    на    розыски  казака Поспелова, но Поспелову не удалось выследить Мусу, более того,   брат   Мусы, Вали, избил   Поспелова; тогда из уезда были посланы два казака и один урядник, которые, однако, не смогли найти ни Мусу, ни Вали.
По слухам, они скрывались где-то в Семипалатинском уезде. Далее губернатор сообщает, что в сентябре 1875 года Муса Байжанов «...был схвачен, но на пути в Баян-Аул был отбит своими одноаульцами,  причем  один   из   казаков    получил   удар палкой по щеке, отняты лошади и т. п., второй  же  поиск, состоявшийся из восьми казаков,   не   нашел   Байжанова, бежавшего в Акмолинскую   область. О   сопротивлении   и буйстве Байжановых и их одноаульцев производится дознание, в настоящее время приостановленное за безвестной отлучкой   обвиняемого   Байжанова,   о   розыске   которого сделана публикация.
Как человек бывалый, он понимает, что   сопротивление   полицейским    служителям   неизбежно вызовет следствие и суд, причем казаки и сопровождавшие их киргизы явятся свидетелями». Поняв намерение высокого начальства, местные правители теперь открыто грабят аул Мусы, преследуют его родных и близких. 12 марта 1876 года Муса подает прошение на имя Председательствующего в Совете Главного Управления Западной Сибири, в котором сообщает о новых измывательствах Кобеева. Непонятно, почему под этим заявлением подписался некий Жуман Жабыков, якобы по безграмотности Байжанова. Пользуясь этим обстоятельством и желая покончить с затянувшимся делом, военный губернатор Семипалатинска пишет в ответном письме генерал-губернатору: «По данным мною справкам оказалось, ч то просительМуса Байжанов умеет писать не только по-киргизски, но и по-русски... Таким образом, поданное Вашему Превосходительству 12 марта в г. Омск прошение оказывается подложным, почему, не считая себя вправе делать... дальнейшие запросы, я имею честь представить сказанное прошение обратно». 
Но Муса не сидит сложа руки. Он обращается к генерал-губернатору в Омске, просит ускорить расследование решения биев из волости Айдабол, по которому он приговорен к лишению зимовья и к месячному заключению, прекратить это дело и ответ на его четв ертое по счетупрошение сообщить ему через судью Павлодарского уезда. Однако и на это заявление ответа не последовало. Следующее прошение Муса пишет 25 сентября 1876 года. В прошении говорится: «10 августа сего года в аул ко мне прибыл бий Алтыбасар Джилкабаев, и аульный старшина Татибей Чокаев, и таковой же Ибрай Караманов, и с ними около 30 человек киргиз той же волости по распоряжению Волостного управления отбирать у меня зимовку...»

Все пять заявлений Мусы остались без ответа. Лишь 6 декабря 1877 года в отношении под № 2670 генерал-губернатор Западной Сибири пишет семипалатинскому губернатору, что «...по произведенному через письмоводителя Тыгинского дознанию жалоба Байжанова относительно отобрания будто киргизом Бальчиковым 1700 копен сена и вообще на незаконные будто бы действия Кобеева оказалась несправедливою, а сам Байжанов, как видно из отзыва его данного 30 января 1877 г. Тыгинскому, иск свой прекратил, сознавшись при этом, что выводы на Кобеева были сделаны им и одноаульцами его ложно». 
Далее генерал-губернатор просит сообщить Мусе, что в связи с отсутствием доказательств о сопротивлении Мусы и Вали полиции дело это прекращено. В действительности в деле Мусы нет никаких документов о расследовании Тыгинского. Видимо, расторопный писарь хотел просто показать перед начальством свою услужливость.
Все эти годы Муса скрывался, и трудно предположить, что он вообще встречался с Тыгинским. В последнем прошении Мусы не случайно сказано «о назначении формального следствия». Действительно, 15 декабря 1877 года на Общем присутствии Семипала тинского областного управления было рассмотрено «дело» Мусы. В протоколе сказано, что за похищение уже не одного, а трех коней Муса судом биев был приговорен к месячному заключению. Далее перечисляются и другие «преступления» Мусы: Вали ударил казака Поспелова по лицу, когда аулчане отбивали Мусу, был избит палкой казак Дроздов, тяжелые увечья нанесены казаху Арыстанбекову.
Все это рассматривается как неповиновение властям. На собрании Общего присутствия не было сказано ни слова о всех прошениях Мусы. Дело было решено прекратить и доложить об этом судье Павлодарского уезда. Окончательное решение должен был вынести областной прокурор. Но, по всему видно, дело до прокурора не дошло. Никаких документов не нашлось и в архивах Павлодарского уездного суда. Видимо, вся эта изнурительная многолетняя тяжба так и кончилась ничем, так и заглохла, не найдя правосудия, о чем так мечтал вначале Муса.
Этот эпизод является ярким свидетельством того, что Муса всю свою жизнь без устали боролся за справедливость. Бунтарский облик композитора, сохранившийся в памяти народа, подтверждается многими документами. Муса - в трех жузах имя всем известно. Джигиты, поступать учитесь честно,
Меня зовут заочно трусы Беглым,
Но я вернусь - в степи им станет тесно,-
говорил он в одной из своих песен. Певец сетует на свою беспокойную судьбу, говорит, что всю жизнь прожил в гонениях, в лишениях, однако никогда не сдавался, боролся за справедливость, зная, что она «не свалится просто с неба». Первоначальную строку «И беглецом-смутьяном за спиной зовут меня казахи» он переделывает, конкретизирует: «И беглецом-смутьяном богачи меня называют», показывая тем самым, что он имеет представление о классовой борьбе.
Следует отметить, что «казахи» для Мусы слишком общее понятие. В таких выражениях, как, например, «О чем толкуют эти казахи», «Ох, уж эти мне казахи», понятие «казахи» соответствует понятию «люди», «народ». Но об этом мы подробнее расскажем несколько ниже. Поездка в Казань, видимо, состоялась тоже где-то в конце семидесятых годов прошлого века. «Казанская тетрадь» подписана 1880 годом. Можно предполагать, что записи свои Муса начал в ауле, а закончил уже в Казани Песня «Казанские девушки» - несомненно, результат этой поездки. В конце концов не столь уж важно установить, где была создана эта песня, в ауле или в Казани. 
Бела, черноброва она,
Стройна, хорошо сложена,
Короче, приятна на вид
И, кажется, очень умна.
Эту песню в народе поют на мотив «Казанских девушек». Муса не стал подражать татарскому песенному строю, пентатоника, типичная для татарских песен, отсутствует в этом произведении Мусы (в пентатоническом складе не бывает полутонов, в нем чередуются целые и полуторные тона). Тема «Казанских девушек» татарская, но музыка - казахская. В сборнике «Песни Жаяу Мусы» «Казанские девушки» начинаются словами: «Увидев девушек Казани, их пленился красотой».
В Казани композитор написал свою автобиографию, жизнеописание на десятках страниц. Этот факт говорит о дальновидности Мусы. «Казанская тетрадь» приоткрывает завесу на многие стороны бурной жизни композитора. Многие утверждали, что Муса не был сослан в Тобольск, сомневались в том, что он был в Петербурге и в других городах, записи Мусы в «Казанской тетради» начисто отвергают подобные утверждения. В рукописи подробно рассказывается, как ее автор отправился в Петербург через Кострому и Ярославль, как оттуда поехал в Польшу, в Литву, в древний город Владимир, как после этого он попал в отряд Черняева, из которого бежал по пути в Аулиэ-Ату (ныне г. Тараз).
Трудно утверждать, что после возвращения из Казани Жаяу Муса жил спокойной мирной жизнью. И все же былые бунтарские страсти его несколько улеглись. В восьмидесятые годы в казахскую степь начинает проникать революционный дух; дыхание больших волнений начала века доходит и до казахских аулов. Муса в эти годы живет в ауле, сочиняет свои песни, увлекается охотой с ловчими птицами. Многие из его современников до сих пор вспоминают, что Муса содержал огромное количество ловчих птиц - соколов, ястребов, кобчиков, беркутов.
Кроме множества песен и стихов, посвященных беркуту, до нас дошли такие жемчужины песен, как «Турумтай» («Кобчик») и «Каршыга» («Ястреб»). Конечно, в этих песнях, для создания которых ловчие птицы явились поводом, рассказывается о порывах человеческой души. Современники свидетельствуют, что и в эти годы, когда Муса жил в ауле, писал стихи и поэмы, сочинял песни, увлекался соколиной охотой, в его доме всегда были газеты, журналы, книги, дом его был всегда полон людьми, которым композитор пересказывал то, что читал.
Эти утверждения не вызывают сомнений. Мы знаем, что Муса был разносторонне образованным человеком и по своему кругозору значительно превосходил всех других народных казахских композиторов. Невозможно точно сказать, когда была создана Та или иная песня Мусы. И мы не можем согласиться с той категоричностью, с которой Н. Оразбеков указывает время создания песен композитором. Лишь по содержанию можно приблизительно сказать, когда и по какому поводу были написаны песни Мусы, но поскольку ни одна песня не помечена точной датой, нет, по нашему мнению, надобности строить сомнительные догадки, предположения. Одна из широко распространенных в народе песен Мусы - «Кулбай». Композитор посвятил ее своему тестю. 
Сноха Кулбая, неопрятная, заплывшая жиром Танке, донимала Мусу, вымаливая у него без конца подарки. Хотя Муса и не был безлошадным бедняком, однако ненасытность родственников жены его тяготила, раздражала. Этим и объясняются следующие строки песни:
Жирный бык Кулбая, признаться,
Лишь снохе его Танке мог равняться.
Эта, сколько ни давай - не оставит,
Видно, до смерти не сможет нажраться.
Кулбай был одним из тех многочисленных баев, единственной мечтой которых было увеличение поголовья скота и которые, несмотря на богатство, утопали в грязи. Муса же много странствовал, видел жизнь, был начитанным, образованным человеком, и грязь в доме его богатого тестя вызывала в нем чувство брезгливости.
Возле самых сапог Кулбая
Помочился телок, играя.
Я готов смириться со вшами, 
В битве с блохами изнемогая.
Резко разоблачая бескультурье и неопрятность тестя и  его дома, Муса, однако, с теплотой отзывается о его дочери Сапар, будущей жене композитора. 
У Кулбая баранов отары,
Острый нож всегда с собой носит старый,
Но за то, чтоб целовать его дочку.
Каждый вытерпит любые удары.
В песне «Кулбай», как и в целом ряде других песен Мусы, сквозят ядовитая усмешка, лукавство, игривая шутка. В веселом, безудержно темпераментном припеве этой песни есть такие слова: «Ай, Кулбай-бай, Кулбай-бай!
Песня моя красибай!
Кыпшагисский ярмарка-ай!»
Последними словами он как бы намекает на род Кулбая и на то, что ему так же весело, словно он находится на ярмарке многочисленных кипшаков. В ключе «Кулбая» написана и другая известная песня Мусы - «Шолпан». В казахском фольклоре Шолпан (казахское название Венеры) занимает особое место. Шолпан - предвестница зари; Шолпан - самая яркая звезда. Говорят, что некий шутник из Шаншара, увидев перед утром яркую Шолпан, воскликнул: «Эта звездочка могла бы быть в нашем Шаншаре луной!»
Недаром у казахов Шолпан - одно из самых распространенных женских имен. Нам неизвестно, по какому поводу была создана эта песня. Композитор описывает красоту утренней звезды и в словах песни упоминает и о себе -  дань древней традиции народных певцов.
Едва Шолпан в час утренний взойдет,
Сиянье озаряет небосвод...
Но ярче звезд Мусы сияют песни,
Когда певец в час утренний поет.
А ты восходишь яркою звездой,
Мечта моя, мой перстень золотой,
Но ярче звезд горит твоя улыбка,
И радостно мне песни петь с тобой.
«Шолпан» живо передает восхищение, радость человека, влюбленного в красоту природы. На «Кулбай» и «Шолпан» внешне похожа и другая песня композитора - «Турумтай» («Кобчик»). Но внутренне эта песня значительно богаче, глубже. Можно предполагать, что «Турумтай» - более позднее создание Мусы, что оно появилось, когда Муса уже окреп и как композитор, и как исполнитель. Музыкальное дыхание «Кобчика» несравненно шире предыдущих песен композитора, видимо, поэтому ее и стали впоследствии исполнять как марш.
Несмотря на некоторую схожесть, особенно в начале, «Турумтай» все же сложней, глубже по музыкальной композиции, чем песни «Кулбай» и «Шолпан». Муса наслаждается спокойной аульной жизнью, живет в семье, в окружении жены, детей, друзей, занимается своим творчеством, охотится с ловчими птицами в степи. Но благополучие длится недолго, вскоре на него обрушивается новый удар: в возрасте тридцати семи лет умирает его любимая жена Сапар. Муса тяжело переживает ее смерть.
В это время обострились и без того натянутые отношения между композитором и отцом жены Кулбаем. Ничего общего не оказалось между передовым, образованным, многое пережившим композитором и невежественным ограниченным баем. По преданию, Муса, похоронив жену, даже не показывался в доме тестя. На могилу своей спутницы он приходил вместе с детьми и подолгу сидел там, подавленный горем. Умершей жене он посвятил песню «Сапар». Песня начинается такими словами:
Я к могиле Сапар приник,
Рядом плакал наш сын Садык,
В тридцать семь ушла ты, Сапар,
О, как этот срок невелик!
Судя по этим словам, несчастье случилось в отсутствие Мусы: возможно, он где-то путешествовал или охотился, пел, играл далеко от аула. В сборнике казахских песен А. Затаевича песня «Сапар» названа по-другому - «На смерть жены». В исполнении Жусупбека Елебекова песня потрясает: столько в ней тоски, неподдельной скорби. К песням «Кулбай», «Шолпан», «Турумтай» по форме и содержанию примыкает еще одна песня Мусы - «К Шорману», вошедшая в сборник песен композитора. Стих этой песни также написан семи-восьмисложным размером. Все же остальные песни Мусы сочинены в традициях Биржана, Ахана-серэ и других композиторов Арки.
Вот так, в вечной борьбе, то проигрывая, то побеждая, то падая, то вновь подымаясь, Муса дожил до Великой Октябрьской революции. В народе живет предание, будто бы в 1916 году Муса организовал восстание, принимал участие в народно-освободительном движении и в целом ряде других известных исторических событий. Но точными фактами, доподлинными документами, подтверждающими эти предания, мы не располагаем.
Конечно, Муса - большое прогрессивное явление в культуре нашего народа; он всю жизнь боролся за правду, неплохо разбирался в происходивших вокруг него событиях. Однако мы не беремся утверждать того, чего не знаем. 
Весть об Октябрьской революции Муса воспринял с огромной радостью. В первые годы советской власти в партийно-советские органы проникло немало врагов. Многие из них в той или иной форме еще пытаются показать свою власть над «строптивым» Мусой, но композитор их уже не боится. Он знает, что дни их сочтены. Преклонный возраст не позволяет ему, как прежде, разъезжать по степи, но весь свой опыт, свое искусство певец стремится передать новой советской молодежи.
По некоторым источникам, Муса собрал вооруженный отряд и выступил против Колчака, защищал молодую советскую власть. Однако мы не знаем, насколько это достоверно. Утверждение же, что Муса встречался с Султанмахмутом Торайгыровым и Исой Байзаковым, не вызывает особых сомнений. Но о чем говорил композитор со знаменитыми поэтом и певцом, нам также неизвестно. Надо полагать, что с большим удовлетворением принял Муса весть о конфискации богатств его кровных обидчиков Чормановых.
Это произошло в 1928 году. (По рассказам некоторых людей, Муса лично участвовал при конфискации). Вот так на склоне лет Мусе посчастливилось увидеть торжество справедливости; с вековым произволом всесильных когда-то баев и биев было покончено. Жаяу Муса умер летом 1929 года в возрасте 94 лет (по другим данным, ему был 91 год). На могиле Мусы акын Тыныштыгул произнес стихотворную речь:
Жуза Среднего прославленный жырши,
Ты был гордостью рода Суйиндык,
Ты был добр к беднякам от души,
Оттого-то и богатства не достиг!
Песней байские дома ты валил,
Словом втаптывал врагов наших в грязь.
Но увы!  Грозный час наступил, 
Смертных всех ожидающий час!
Композитор, певец, поэт, музыкант, бунтарь, неутомимый борец, правдолюбец, проживший долгую бурную жизнь, умер, встретив долгожданную зарю свободы, окруженный почетом и любовью своего народа. Жаяу Муса оставил нам богатое литературное наследие. Хорошо образованный, начитанный, знакомый с лучшими образцами русской классики, он был неплохим поэтом. Кроме известной эпической поэмы «Олжабай батыр», он написал множество стихотворений. Часть их посвящена Пушкину, Гоголю, Глинке, Кутузову. Нам известны такие стихотворения Мусы, как «Хорошее ружье», «Спутник души», «Осень», «Кульзиме», «Секретарю», «На диване в Баян-Ауле», «Одаренная девушка» (поэма), «Дары казахов», «Звезда» и другие Жаяу Муса любил басни Крылова. Под его влиянием он написал басни «Перепелка и гиена», «Старик и скворец».
В первой басне автор советует не копать другому яму, можно самому в нее угодить, а в другой говорит: только то дорого, что заработано честным трудом. В народе до сих пор бытуют многие крылатые выражения Мусы. В этих коротких, афористичных стихах автор воссоздает живые картины прошлого.
Бием звать судью - смешно,
Бием звать раба - грешно,
Сеять только сумасшедшим
Хлеб на камне суждено,
Но дерзающий не хочет
Знать, что это не умно.
В поученье много мыслей,
Но не понято оно.
Коль живешь с роднёю ладя,
Шли ей издали поклон;
Если ж враг тебе твой дядя,
Ста чужих опасней он.
Нож считай, что занесен.
Соловей поет во мраке
Лучше всех, хотя и мал.
Редкий выстрел в жаркой драке
Убивает наповал.
До луны длинна дорога,
Но увы, длинней намного
Путь к родне, коль с ней порвал^.
Муса зло высмеивает баев и биев, их завистливость, мелочность, непостоянство. Наши бии бесчестны все подряд -
Каждый жаден, и хитер, и богат.
Для народа они худшие враги,
Хоть о благе народном твердят!
С колыбели учат подлости ребят,
Люди умные в тюрьме у них сидят...
Горько видеть, что злоба и корысть
В человеческих душах царят!
Поэт с горечью говорит о том, что многие стремятся стать волостными правителями лишь ради чванства, пустой славы, ради того, чтобы грабить бесправный народ.
Сын Жолдасбека Айсабек
Не станет волостным вовек,
Хоть подкупает всех кругом
Проклятый этот человек.
Особенно непримиримо автор относится к тем, кто еще вчера богател на воровстве, держал народ в страхе, а сегодня остался ни с чем, словно голодный пес у покинутого кочевья.
Токай, сын Акпанбета, хвор,
Недомогает он с тех пор,
Как прочь убрался Башерден,
Видать, грустит по вору вор.
Башерден - имя известного вора. Видимо, Муса знал его, не раз советовал ему оставить это недостойное занятие. Но, как говорится, сколько волка ни корми, он все в лес глядит. Башерден так и остался вором. Надо полагать, что слова к песне народного композитора Капаша «Башерден» были написаны Мусой. Муса   придерживался    прогрессивных    взглядов   и   в женском вопросе и по мере своих сил боролся за право казахских девушек. Конечно, нельзя сказать, что он понимал социальное  значение женского  равноправия. 
Однако композитор-реалист,   честный   правдивый   человек  не  мог спокойно смотреть на то, как молодых казахских девушек продавали, словно скот, выдавали замуж за дряхлых стариков. Он хорошо понимает, что закон стоит не на стороне бесправных женщин, что у него также нет сил защитить их, поэтому Муса прибегает к хитрости, ловко использует лукавую шутку, к которой, как писал впоследствии А. Затаевич, композитор   издавна   имел   склонность.
Вот один пример. Исабек, бедняк из его аула, решил выдать свою дочь,  красавицу  Кулянду,  за  богатого  старика  Жексеке. Кулянда убивается, плачет, но против воли отца девушка идти   не   может.   Жаяу   Муса   сочиняет   песню,   Кулянда заучивает ее наизусть и поет   на   всех   вечеринках, тоях, игрищах молодежи. Печальную песню-жалобу вскоре подхватывают, ее начинают петь во всех аулах, и плач девушки, которую насильно выдают замуж за старика, доходит однажды и до родителей Кулянды.
Отец, меня ты продал старику,
В слезах свой скорбный жребий я влеку.
Будь проклята судьба невест-казашек,-
Не дай, аллах, такой беды врагу.
Отец мой, пощади и пожалей меня,
Ох, нелегка покорности узда!
У старика вся голова давно седа,
С ним молодость погибнет без следа.
На молодость мою позарился, подлец,
Ведь он же старше, старше, чем отец!
Я задохнусь от горя и бесчестья,
Когда женой он назовет меня, наглец-
Аллах, молю  пошли скорее смерть,
Как я смогу на старика смотреть?
И, если можешь, сделай милость,
Возьми к себе,
И дай лучше умереть.
Эти стихи отражают тяжелую участь всех казахских девушек того времени. Мать Кулянды взбунтовалась, против отца поднялись и старшие братья девушки, и сделка между Жексеке и старым богачом не состоялась. Вообще следует отметить, что Муса был не только композитором, певцом, поэтом, он принимал самое активное участие в общественной жизни. Мы уже говорили, что утверждение о том, что Муса не был сослан в Тобольск, явно несостоятельно, об этом свидетельствуют записи, оставленные самим Мусой.
Об общественной деятельности композитора говорят и многочисленные его жалобы, заявления, в которых он печется не только о своем личном благополучии. Б. Ерзакович приводит один любопытный документ - заявление бедняков-казахов волости Айдабол Павлодарской области о взяточничестве волостных правителей и уездного начальника. В прошении говорится: «Его Высокопревосходительству господину генерал-губернатору Западной Сибири генерал-адъютанту и кавалеру Верноподданных русской державы от киргиз Павлодарского уезда прошение. Ваше Высокопревосходительство, всемилостивейший начальник, защитите нас от пятилетнего ига нашего уездного начальника; это грабитель, а не начальник, кругом нас обобрал, воров сделал управителями.
Если кого мы изберем управителем доброго, того не надо, а с вора возьмет 1000 руб., и он волостной управитель... У него есть друг, он же вор, бухарец Нурум Темиров, сам он чего захочет, то будет по ему... Ваше Высокопревосходительство, мы писали генералмайору губернатору о своей обиде, за то уездный нас уже разорил, мы хотим просить Вас, но Вы не приехали. Теперь покорнейше просим Ваше Высокопревосходительство, дайте нам справедливого начальника и удалите Нурума в другой уезд, а с г-ном Ферафонтовым мы не будем жить.
Защитите, Ваше Превосходительство. 13 августа 1875 года». Муса   написал   еще   несколько   заявлений,   в   которых разоблачал волостного правителя Саудагерова и Ферафонтова. Но ни на одно из этих заявлений ответа не получил. Все эти факты говорят о том, что Муса настойчиво боролся за справедливость, упорно разоблачал грабителей, взяточников, измывавшихся над бесправным народом, за это его и ненавидели богачи-правители. Из множества источников становится ясным, что Муса не ездил в Петербург к царю, что он по собственному желанию поступил в солдаты для того, чтобы облегчить свою участь, уйти от преследований врагов, что он побывал в разных городах, узнал жизнь, неплохо изучил законы. Мы не имеем никаких оснований сомневаться в достоверности его записок.
То, что Муса одно время был аульным, не могло, конечно, оградить его от преследований. Политически неблагонадежными в то время непосредственно занимались полицейские органы. Вполне возможно, что в списки «рядовых преступников» Муса и не попал. Требуются дальнейшие поиски, исследования, чтобы установить некоторые факты бурной биографии Мусы. На основании одного письменного заключения Тобольского архива мы не вправе зачеркнуть такой важный этап жизни композитора. Это было бы явно поспешным решением. 
В материальном отношении жизнь Мусы также не была устойчивой; нельзя сказать, что он был безлошадным бедняком или весьма зажиточным шаруа. Некоторые исследователи утверждают, что Муса всю жизнь был бедняком. Это не соответствует истине. В своих жалобах он указывает на внушительное количество скота и копен сена, которые насильно захватили у него враги. Разумеется, у прожженного бедняка не могло быть ни столько скота, ни сена. К тому же надо иметь определенные условия, чтобы постоянно держать при себе десяток ловчих птиц.
Ведь их надо было подкармливать мясом. Для того, чтобы заниматься охотой, разъезжать по аулам, требуется немало времени. Вряд ли Муса мог позволять себе такую роскошь, если бы у него дома пустовал котел. Конечно, бывали времена, когда он и бедствовал. Во время жестокой тяжбы с баями и волостными, когда Мусу лишили всего его скота, перед женитьбой на Сапар, ради которой он отдал последнее ее жадному отцу Кулбаю, надо полагать, Мусе приходилось очень трудно.
Однако какие бы трудности и лишения ни выпадали на долю Мусы, он никогда не унывал, всегда   оставался   верным   себе.   По   примеру    казахских певцов, поэтов-салов и серэ, Муса тоже носил нарядные одежды. Это больше всего и раздражало богатых сынков и внуков Чорманова. Их бесило, что «непутевый» сын нищего Байжана становился популярным в народе не только своим искусством, но еще и тем, что он красиво и богато одевался.
Не замерзнет Жаяу: он в шубу одет.
Нет спасенья злым  братьям, что идут за ним вслед.
Так высмеивают они Мусу и его близких родственников - Кали и Мустафу, сопровождавших певца в его «гастролях» по аулам. Муса едко отвечает им:
Раздобыл я одежду краснее огня,
Эй, Чорманов, держись, есть язык у меня!
Словно змей двухголовый, ты губишь народ,
Я умру, ненавидя тебя и кляня.
И далее Муса говорит, что уже близок, совсем близок час расплаты, что всем Чормановым, долгие годы безнаказанно творившим произвол, скоро придет конец. Неизвестно, то ли это было смутное предположение поэта, то ли он чувствовал движение общественной жизни, но о том, что ждет впереди Чормановых, он заявляет весьма уверенно:
Вы богатыми стали, ограбив народ,
Только счастья не купишь за слезы сирот.
Вы мне снитесь в позоре, в рванье, в нищете...
Не всегда будет праздник у ваших ворот!
Конечно, бедность, лишения угнетают поэта; он с горечью говорит о бедности, сковывающей доброго джигита:
Ты вечно, о бедность, терзаешь меня,
Повсюду ты сопровождаешь меня.
Конем быстролетным спешу я умчаться —
А ты все равно догоняешь меня!
Обращаясь к Мусе Чорманову, певец говорит о себе:
Эй, Муса, ты стервятник, а я воробей,
Если встретимся снова, зазря не убей,
Все равно у меня тебе нечего взять,
Я бедняк, мне во веки не сбросить цепей.
В связи с этим хочется в двух словах остановиться на «Песне бедняка», вошедшей в сборник песен Жаяу Мусы. И музыка, и слова этой песни «худосочны». К тому же что можно сказать в одном куплете? Мелодия и вовсе какая-то безликая, будто без начала и конца. Возможно, что это позднейшие исполнители так круто обошл ись с песней,«растеряли» ее. Невозможно также установить, когда была создана «Песня бедняка».
В отличие от Биржана и Ахана-серэ, у Мусы мало песен, посвященных какому-либо отдельному лицу. Немного у него и песен, посвященных девушкам. «Песня «Кыздарау» («О девушки!») была, по-видимому, создана в молодости. В песне композитор говорит о своей популярности. Мы знаем, что Муса очень рано стал известен в народе. 
В припеве песни очень много русских слов. Надо полагать, что песня написана тогда, когда Муса впервые столкнулся с русским языком. Ибо обильное употребление русских слов в казахском стихотворении - то явно «детская» болезнь молодого композитора, которому доставляет удовольствие щегольнуть знанием русского языка. 
В народе известны многочисленные песни Жаяу Мусы: «Когаршын», «Хаулау», «Сурша-кыз» (не смешивать с вариантом, записанным Сарой Есовой на граммпластин- ке), «Гаухар-кыз», «Жуан аяк», «Толкыма» (не смешивать с «Толкыма» в опере «Кыз-Жибек»), «Ляйля» (не смешивать с популярной «Ляйлей»), «Сарын», «Толгау», «Арап батыр» и другие. «Толкыма» - веселая, жизнерадостная песня, построенная на свободной кантилене, припев ее энергичен, темпераментен,  что свойственно Мусе. 
Второй ва риант ее (данный К. Лекеровым) и по мелодичности, и по исполнительским возможностям значительно глубже. В каждой ноте песни «Баян-Аул» чувствуется сыновняя любовь композитора к родному краю. Из песни иногда можно живо представить вершины Баян-Аулских гор. Песня построена оригинально: через каждые две строчки начинается припев. Основная идейная нагрузка песни падает на припев. Неизвестно: то ли так была задумана песня самим композитором, то ли она невыгодно «отредактирована» более поздними исполнителями.
«Боз торгай» («Жаворонок») по музыке сильно напоминает «Гаухар-кыз». Видимо, эти песни создавались в одно время или под одним настроением, «родственность» их очень заметна. Слова этой песни (особенно припев), по нашему мнению, сильно искажены. «К Шорману» кажется вариантом песни «Кулбаю». Незначительные изменения не делают ее оригинальным произведением. Песня «Ляйля» сочинена в мажорном ладе. Припев ее - игривый, живой, искрящийся - типичен для Мусы. По музыкальным достоинствам «Сарын» значительно бледней одноименной песни Балуан-Шолака. Песня от начала до конца сочинена в форме речитатива, нет мелодичности, нет кантилены.
Видимо, она родилась как монолог, разговор композитора с самим собой. Не случайно в ней вспоминается и Садык. «Толгау» Мусы отличается от широко распространенной формы музыкального размышления, рассуждения. Это скорее песня, чем толгау. Написана она в миноре. Но в ней не чувствуется унынья и безнадежности. Кажется, композитор хотел сказать: «Будь стойким, крепким, как сталь, будь тверже самой стали». Об этом говорят и резкие звуковые переходы между пространными интервалами.
По нашему предположению, у этой песни должен быть припев. Возможно, что его где-то «опустили» поздние исполнители. «Арап батыр» написан в мажорном ладе. Хотя в словах песни и сквозит грусть, однако в мелодии этого не чувст вуется. В песне «Бузау зары» («Плач по теленку») слышатся интонации некоторых песен северной части Казахстана. Особенно много общего с известной песней «Манманкер». Слова песни не соответствуют музыке.
Трудно поверить, что Муса, который своим неукротимым «Ак-сиса» яростно обрушивался когда-то на ненавистных Чормановых, мог впоследствии выразить свой гнев, свою кровную обиду такой вялой, «беззубой» музыкой. Тут, видимо, опять-таки налицо «самовольность» поздних исполнителей. Ведь народные певцы довольно часто «впрягали» в известную мелодию новые слова. 
Жаяу Муса сочинял не только песни, но и кюи. В сборник его вошли три кюя для домбры. Из них наиболее цельным по форме является кюй «Кумжылан» («Степная змейка»). Кюи обязательно входили в репертуар домбристов. Однако разносторонне талантливый композитор Муса не уделял, как видно, кюям столько внимания, сколько своим песням. Следует сказать несколько слов о существующей неверной оценке музыкального творчества Жаяу Мусы.
Многими исследователями дается очень уж односторонняя, излишне прямолинейная оценка. Мы никак не можем согласиться с утверждением, будто бы в творчестве Мусы преобладают элементы татарской песни, ритмы танцевальной музыки. На самом деле большинство песен Мусы написано в традициях широко известных казахских народных песен, распространенных в северной части Казахстана. Действительно, позволительно спросить, чем похожи на татарскую музыку шаловливая, игривая «Когаршын» («Голубка»), горделивая, торжественная «Хаулау», нежная «Гаухар-кыз», неукротимая, бунтарская песня «Белый ситец»?
Кого тянет танцевать, когда  исполняется песня «Баян-Аул», навеянная любовью к своему родному краю, или мечтательная «Сурша-кыз»?! Нет, эти песни стоят рядом с шедеврами лучших казахских народных композиторов - Биржана, Ахана, Култумы, Ибрая, Естая. Муса 'всесторонне овладел лучшими традициями народного песенного творчества и оставил своим потомкам оригинальные, самобытные произведения. В т радициях лучших народных композиторов написано подавляющее большинствопесен Жаяу Мусы.
И поэтому мнение, будто бы Муса находился под большим влиянием татарской музыки и что характерной чертой его творчества является якобы склонность к танцевальной музыке, в корне неверно. Конечно, нельзя отрицать, что у Мусы есть ряд песен, сочиненных в совершенно иной творческой манере. В таких песнях, как «Кулбай», «Турымтай», «Шолпан», «Сапар» (некоторые варианты), явно чувствуется подражание традициям «городской» музыки. Однако и в этом случае трудно говорить о преобладании татарского «духа».
Муса глубоко изучил традиции как «степной», так и «городской» музыки. Он был знаком с музыкальной культурой многих народов. Мусу особенно привлекали русские «городские» песни. Под влиянием «городской» музыки он усвоил темп марша. Нельзя утверждать, что ритм марша исключительно свойственен татарской музыке. Марш порождение новой, бурной эпохи, музыкальная форма новых общественных явлений. По словам Б. Асафьева, марш - музыкальная форма, своим четким, властным ритмом сближающая, объединяющая людей.
Муса некоторое время добровольно служил в царской армии, был знаком со всеми «атрибутами» суровой солдатской жизни, шагал на учениях под музыку марша, и, конечно, новая музыкальная форма не могла не запечатлеться в сознании Мусы. К тому же тот факт, что Муса играл не только на домбре, но и на скрипке и гармони, свидетельствует о разносторонности Мусы, о том, что в его творчество проникли отголоски, элементы музыкальной культуры разных народов.
Можно с большим основанием предполагать, что в те годы, когда музыкальная грамота еще не прижилась в казахской степи, народные певцы заучивали и исполняли лишь близкие им сугубо «казахские» песни Мусы, и многие его произведения, написанные в непривычной для казахов форме, были со временем преданы забвению. Многое из многообразного, обширного репертуара Мусы до нас, по-видимому, не дошло. В этом отношении Муса занимает совершенно особое место в среде народных композиторов. Тут его позиция отличается даже и от абаевской. Абай не сочинял мелодии в стиле «чисто казахских» народных песен (мы не говорим о его сыновьях или учениках); он, как и в поэзии, вырвался из тесных объятий народной песенной традиции и, благодаря этому, значительно обогатил казахское песенное творчество. Конечно, нельзя сказать, что новаторство

Абая в музыке было сразу понято и по достоинству оценено его современниками. Даже такой большой знаток казахской музыки, как А. Затаевич, и тот как-то робко, с большой осторожностью говорит о музыкальном творчестве Абая, как бы мимоходом   замечая о сходстве   с русской музыкой. На самом деле Абай творчески подходил к музыкальной культуре русского народа, кропотливо изучал лучшие образцы русской песни, искал новые формы для казахских песен. И он открыл' эти новые формы, однако всецело сохранил казахскую музыкальную интонацию.
Муса же, с одной стороны, создал большое количество песен, не нарушая традиции казахского народного песенного творчества, с другой стороны, открыл для казахов, не знавших иных музыкальных форм, кроме песни и кюя, ритмику марша, вальса, мазурки. В своих оригинальных произведениях Муса также не вышел за пределы интонаций казахской музыки. Он создал много новых по форме песен, которые иногда по ритму, а зачастую из-за своеобразной манеры исполнения и игры на мало известных казахам тех лет инструментах, казались слушателям «русскими» или «татарскими».
В заключение еще раз отметим, что музыкальное творчество Жаяу Мусы многогранно и богато, как по форме, так и по содержанию. Творчество его испытало благотворное влияние как знаменитых певцов, композиторов Биржана и Ахана, так и лучших образцов «городской» музыки. И все же он остался самобытным казахским композитором, и песни его невозможно отделить от казахской музыки. Знание русского языка, знакомство с музыкальной культурой русского народа обогатили музыкальный словарь Мусы.
И то, что он сопровождал свои песни игрой на скрипке и гармони, прибегал к «чисто» инструментальному аккомпанементу, к бессловесной музыкальной характеристике, расширял возможности звукового живописания, ни в коей мере не искажало «дух» казахской музыки, а только обогатило, украсило творчество Жаяу Мусы. Жаяу Муса - поистине народный композитор, крупный, много\гранный музыкальный деятель.
По сравнению с другими народными композиторами в музыкальном творчестве Мусы критическое направление выражено более ярко. Его «Кулбай», «Жуан аяк» и другие песни являются первой попыткой критического, сатирического разоблачения языком музыки отрицательных явлений своей эпохи. В этом смысле, пожалуй, только «Бойы булган» Абая можно поставить в один ряд с названными творениями Мусы. То, что легко сказать языком поэзии, трудно передать в музыке. Тем значительнее заслуги реалиста-композитора Жаяу Мусы.
Произведения Мусы занимают большое место в творчестве советских композиторов. Композитор Мукан Тулебаев использовал в своей опере «Биржан и Сара» песни Мусы «Гаухар-кыз», «Хаулау», «Шолпан». Песни Мусы включили в свой репертуар многие певцы и хоры.
Драматург 3. Акишев написал о композиторе пьесу. Над оперой «Жаяу Муса» работает композитор К. Мусин (либретто написано поэтом С. Бегалиным). Издан сборник песен Жаяу Мусы. Записаны некоторые вновь найденные произведения композитора, к печати готовится новый, более
полный сборник композитора. Пишется диссертация о жизни и творческой деятельности Жаяу Мусы. Одним словом, немало сделано и еще больше делается в изучении творческого наследия любимого казахским народом композитора. Несколько слов о потомках Жаяу Мусы. До последнего времени считалось, что у композитора, кроме сына Садыка, не было детей. Обычно ссылались на собственные слова Мусы; в песне «Сапар» поется: «Пришел к тебе, Сапар, я, один Садык со мной». Однако, после того, как исследователи побывали в родном ауле Мусы, встречались с аулчанами, стариками, знавшими композитора еще при жизни, наши сведения о Мусе значительно пополнились.
Оказалось, что старшая дочь Мусы Анна до сих пор жива, в 1962 году ей было 83 года. Незадолго до рождения дочери Муса прочитал роман Л. Толстого «Анна Каренина» и назвал свою дочь именем героини романа. Но муллы воспротивились. «Мы не можем осквернить душу ребенка, дав ему имя неверной», - заявили они. Тогда, рассказывают, Муса сказал: «Альхам - молитву я знаю Hfe хуже вас, да и «аллаху акбар» («аллах милостивый») я выговорю лучше, чем вы. Давайте сюда ребенка».
Конечно, дать своему ребенку русское имя, особенно, если учесть, что Муса был тогда уже не молод, для тех лет было смелым, прогрессивным шагом. Анна в настоящее время живет и здравствует и даже является автором нескольких песен. Вторая дочь, Зекен, умерла рано. Третья, Кесип, умерла в 1945 году. Садык - единственный сын композитора - был самым младшим. В одном неизвестном до последнего времени куплете песни «Сапар», в котором композитор оплакивает смерть любимой жены, есть такие слова:
Зекен, Анна, Кесип - вот наши дети,
Не сладко жить сиротами на свете,
А есть еще Садык, совсем малютка...
Ты умерла, к чему стенанья эти?
Несмотря на преклонный возраст, у Анны все еще не плохой голос. В молодости она была известной певицей. Садык проживает в Экибастузе. У него находятся некоторые рукописи Мусы, часть которых еще не опубликована. Жаяу Муса был не только композитором, певцом, поэтом, музыкантом, но и борцом за справедливость, гордым бунтарем-одиночкой. Он оставил большое музыкальное и литературное наследие. Собрать его стихи, поэмы, записать его песни, издать наследие Жаяу Мусы - задача будущего.
В данном очерке мы вкратце остановились лишь на музыкальной деятельности Мусы. Надеемся, что наши материалы со временем пополнятся, и мы вскоре вновь вернемся к большой, содержательной жизни Жаяу Мусы.

Источник:
Книга «Соловьи столетий». Ахмет Жубанов, Алма-Ата, 1967 год.

Перевод А. Сендыка, А. Жовтиса.